Люсьен стоял на террасе, подставив лицо бледным лучам зимнего солнца. Для декабря воздух был удивительно теплый. И это было приятно, учитывая прохладный прием, который Люсьену стали оказывать в Роузмонте с тех пор, как Роберт официально пригласил его в качестве своего гостя. Чудом было то, что он совсем не закоченел от открытой враждебности тети Эммы и холодности Арабеллы. Слава Богу за Роберта и тетю Джейн.

Из кухни доносился запах теплого хлеба, когда Люсьен направился к конюшням. Он собирался быстро съездить в «Красный петух», просто посмотреть, что это за место, а потом сразу вернуться и приняться за работу. Он поднял руку и медленно покрутил ею. Тетя Джейн утром тщательно сняла швы с его плеча, и он почувствовал, что к нему вернулась вся его былая сила. Теперь он был готов выполнить самый сложный проект восстановления Роузмонта. Сегодня он привел в порядок петли на нескольких дверях, починил проржавевшую вьюшку на кухне и поменял три подгнившие ступеньки в парадной лестнице.

Тихонько насвистывая, Люсьен завернул за угол дома. Краем глаза он заметил неуклюжий сарай, стоящий рядом с конюшней. Прошлой ночью, после того как Арабелла ушла к себе, сославшись на головную боль, Люсьен выскользнул во двор и нашел в задней части этого сарая столько превосходного коньяка тети Эммы, что его хватило бы на восемнадцать таких домов, как Роузмонт. Бочки без необходимых акцизных штампов, еще влажные после перевозки, стояли в несколько аккуратных рядов, прикрытые просмоленной парусиной. Кто-то в Роузмонте покупал товары у контрабандистов. Но кто?

Единственным человеком с деловым складом ума была Арабелла. Без ее умелого, здравого руководства Роузмонт оказался бы сейчас в гораздо худшем положении. Однако он не мог себе представить мисс Оскорбленную Невинность замешанной в незаконных сделках. Может быть, этим занимался кто-то из слуг.

Теряясь в догадках, он открыл ворота... и застыл на месте. Через дворик к конюшне шла Арабелла. Берясь за тяжелую деревянную дверь, она бросила взгляд через плечо, как будто желая убедиться, что никто не идет следом, потом скользнула внутрь.

Люсьен стоял и моргал глазами. Дело было не в том, что она кралась тайком, как задумавший дурное вор. На Арабелле Хадли были бриджи!

Мягкие шерстяные бриджи и черные кожаные сапоги, которые прелестно обтягивали ее бедра и икры. Люсьен потянул себя за галстук. Интересно, как выглядит ее зад в одежде Роберта? Жаль, что на ней такой длинный плащ. К счастью, он мог легко проверить, верно ли то, что рисовало его разыгравшееся воображение.

Осторожно оглянувшись по сторонам, Люсьен направился к конюшне. Он никогда не встречал женщины, которая бы так неистово ценила свою независимость. Судя по тому, что он видел, хозяйку Роузмонта давно следовало слегка обуздать.

Что же она собирается делать, облачившись в мужскую одежду? Люсьен прибавил шагу. Проклятие. Может быть, она в самом деле связана с контрабандистами?

Он стиснул зубы. Невероятно. Как только дверь конюшни открылась настолько, чтобы можно было в нее протиснуться, он низко наклонился и стал бесшумно пробираться в темноте, пока не увидел Арабеллу над дверцей стойла. Она стояла перед копной сена, солнечный свет проникал сквозь щели в стенах, окрашивая ее волосы в красновато-золотистые тона.

Позади нее над дверью изо всех сил вытягивала шею старая рабочая лошадь. Ее желтые зубы обнажились, когда она попыталась достать до кармана Арабеллы. Арабелла засмеялась низким довольным смехом и обернулась похлопать лошадь по мягкому носу.

Услышав этот смех, Люсьен прикрыл глаза. Он помнил время, когда она так смеялась: ее губы были еще припухшими от его поцелуев, роскошные волосы спутаны. Она была поразительно чувственной любовницей, отдававшейся с неукротимым пылом, что удивляло и восхищало его.

Он был опытен. Молодому человеку в Лондоне доступны все удовольствия. Но Арабелла, несмотря на свою невинность, потрясла его своим непринужденным откликом на его чувства.

Он открыл глаза и отогнал нахлынувшие воспоминания. Он не привык выслеживать в конюшнях несносных независимых женщин, как бы соблазнительно они ни выглядели в старой одежде своих братьев.

Люсьен прижался к двери стойла, вдруг осознав комичность ситуации. Что он здесь делает? Шпионит за ней, как влюбленный подросток? Арабелла что-то нашептывала коню, и Люсьен снова поднял голову. Арабелла похлопывала животное, говоря ему что-то тихим мягким голосом. Потом с тяжелым вздохом повернулась и взяла лопату.

Лопату? Люсьен нахмурился, когда она принялась за работу. Она не копала, она чистила стойло, поднимая и складывая грязную солому в тележку. Он выпрямился, забыв, что надо прятаться. Как дошло до того, что женщина знатного рода вынуждена сама чистить конюшню? Его кольнуло чувство вины. Если бы не его давнее бездумное вмешательство в ее жизнь, она вышла бы замуж за кого-то из своего окружения, за человека, который заботился бы о ней и не позволял выполнять такую тяжелую работу.

От этой мысли ему стало больно. Он сжал руки в кулаки и быстро шагнул вперед, тут же пожалев об этом, когда старая рабочая лошадь повернула свою большую костлявую голову в его сторону. Лошадь фыркнула, ударила копытом по полу и тихо заржала, что встревожило гнедую Гастингса и заставило ее отступить к стенке.

Мысленно ругаясь, Люсьен опять пригнулся за дверью, но рядом с ним появилась большая черная голова Сатаны, разбуженного жалобами товарищей. Увидев Люсьена, он приветственно заржал.

– Ты-то на что жалуешься? – не оглядываясь, сказала Арабелла. – Тебе выпала легкая доля.

А где же Уилсон? Нед? Похлопывая Сатану по носу, чтобы тот молчал, Люсьен смотрел назад, поверх двери стойла.

Арабелла, склонившись над лопатой, подтыкала затянутой в перчатку рукой падающую на лоб прядь волос. Лицо ее раскраснелось от напряжения, лоб взмок, вокруг щек вились колечки кудрей.

Недовольный тем, что на него не обращают внимания, Сатана мотнул головой и сбил на пол шляпу Люсьена. И зафыркал от смеха, когда Люсьен ринулся ее поднимать.

– Что ты здесь делаешь?

Люсьен застыл на месте. Он давно уже не приносил Сатане ни кусочка сахара. Он раздраженно взглянул на коня, потом выпрямился и натолкнулся на осуждающий взгляд Арабеллы.

– А! Ты здесь! Я увидел, что ты прошла сюда и на секунду подумал... – Он замолчал. Почему-то он подумал, что она не будет удивлена, если узнает о его подозрениях относительно ее участия в контрабанде коньяка для своей вечно пьяненькой тети Эммы.

Арабелла прищурилась:

– Ну?

Его выводила из себя ее манера смотреть на него, как будто она слышала то, чего он не говорил, также четко, как и то, что произносил вслух. Ему едва удалось сохранить улыбку на лице.

– Я искал... – Он заметил зажатую в своей руке шляпу и поднял ее. – Вот это.

Она выгнула бровь, в темных глазах промелькнула тень сомнения.

– И как это попало в конюшню?

– Я потерял ее, когда вчера вечером приходил посмотреть на лошадей. – Он похлопал Сатану по бархатистому носу, потом протянул руку к рабочей лошади. Та отдернула голову, потом обнажила зубы и ринулась на него.

Люсьен отдернул руку как раз вовремя.

– Ах ты злющий, избалованный мешок с костями, – прорычал он. – Да я...

– Себастьян не узнает тебя, – резко сказала Арабелла. – И я не видела твою шляпу, когда вошла.

– Неужели? Может быть, ее не было видно за сеном. – Он устроил настоящее представление, отчищая поля шляпы. – Треклятая штуковина, ее не удержишь в руках.

Губы Арабеллы на мгновение скривились, прежде чем она опять сжала их в прямую линию.

– Теперь ты нашел свою блудную шляпу, так что можешь уходить. – Она бросила на него сердитый взгляд. – Не знаю, как тебе удалось настолько одурачить Роберта, что он пригласил тебя быть его гостем, но это не дает тебе права подкрадываться ко мне, когда я бываю одна.

– Я уеду, когда закончу.

– Когда закончишь что?

– Помогать тебе. – Он снял плащ, развязал шейный платок и бросил то и другое на ограду, затем вплотную подошел к Арабелле. Он дерзко накрыл своими руками ее лежащие на черенке лопаты ладони. Она вздернула подбородок, глаза, казавшиеся темнее под длинными ресницами, засверкали.

Она попыталась высвободить черенок из его рук.

– Мне не нужна твоя помощь.

– Нужна. – И она ее получит, хочет она того или нет. Арабелла перестала дергать лопату и уставилась на него.

– Зачем ты здесь, Люсьен? Чего надеешься добиться? Она была самая невежливая, самая упрямая женщина из всех, которых он когда-либо встречал. И она слишком хорошо его знала.

– Может быть, я рыцарь.

Она недоверчиво подняла брови. Он не мог сослаться даже на правила приличия, не вызвав ее недоверия. Это раздражало. Раздражало и одновременно вселяло крохотную надежду.

Он вздохнул:

– Прекрасно. Может быть, мне скучно. Твои тетушки не дают мне сделать шага на улицу, не заставив Гастингса укутать меня с головы до ног.

Арабелла долго пристально смотрела на него. Наконец напряжение ее немного спало. Взгляд скользнул к его плечу, где расстегнутая на шее рубашка открывала край повязки.

– Может быть, если бы ты поменьше строил из себя инвалида, тети так с тобой не нянчились бы.

– Кто знает? – Ему доставило удовольствие мелькнувшее в ее глазах раздражение. – К счастью для нас обоих, эта неприятная работа даст мне возможность немного развлечься. – Он смотрел на Арабеллу, задерживая взгляд дольше, чем следовало бы, на выпуклостях ее бедер. – Если только ты не хочешь предложить другой способ развлечься. Здесь. Одним. В конюшне.

Она стиснула зубы.

– Нет. А теперь пусти.

Она не собиралась уступать ни дюйма. Хотя ему удалось немного развеять ее подозрения, этого было недостаточно, чтобы ослабить хватку, которой она держала лопату. Он смотрел на ее руку, на тонкие пальцы, крепко вцепившиеся в черенок, и страстно желал, чтобы эти сильные пальцы обнимали его, гладили, прижимали к себе. От этой мысли его мужское естество предательски восстало.

Проклятие, если он не уедет как можно скорее, то совсем потеряет власть над своим телом. К счастью, он точно знал, как заставить мисс Арабеллу Хадли уступить в этой схватке. Не дав ей времени сказать хотя бы слово, Люсьен наклонился и потерся своей щекой о ее щеку, разжигая пламя страсти. У него в животе разгорелся жар, и Люсьен заскрипел зубами, чтобы не отшвырнуть в сторону лопату и не прижать к себе женщину.

Однако его резкое движение достигло своей цели: с приглушенным ругательством Арабелла отступила назад. Она так спешила отстраниться, что оставила лопату у него в руках.

Она стояла, держа руку на щеке, как будто он ее ударил.

– Это было неуместно.

– Как и твое сопротивление вежливому предложению помощи. – Он взял лопату и приготовился начать работу, но Арабелла встала между ним и кучей грязной соломы.

– Я не могу тебе позволить это делать, – сказала она.

– Почему?

– Потому что ты испортишь свою одежду.

Он не должен был позволять ее словам задеть его за живое, но ему это не удалось. Похоже, Арабелла считает его самым легкомысленным, пустоголовым, эгоистичным мужчиной на земле. Из упрямства он решил показать, что она права. С едва заметной улыбкой он прижал лопату локтем и начал расстегивать пуговицы.

У Арабеллы расширились глаза.

– Что ты делаешь?

– Ты была права. Я вряд ли смогу вычистить стойла, не испачкав белую рубашку. Гастингса хватит удар.

– Тебе не нужно раздеваться. – В ее голосе послышалось отчаяние, убеждавшее его в правильности действий.

– Нужно. – Он через голову стянул рубашку, и холодный воздух тут же коснулся кожи, охлаждая его пыл и позволяя ясно мыслить впервые с тех пор, как он увидел ее в этих проклятых бриджах. – Ну вот и все. – Он шевельнул лопатой. – А теперь отойди.

Арабелла уставилась на его грудь, как будто одновременно была зачарована и охвачена ужасом. С видимым усилием она подняла голову и посмотрела Люсьену в глаза.

– Но ты же никогда в жизни не чистил конюшни!

– Значит, мне надо попробовать, не так ли?

Она перевела взгляд с него на навоз, невольная улыбка тронула уголки ее рта. Люсьен отдал бы все свое состояние за возможность попробовать эту улыбку на вкус, раздвинуть эти сочные губы и вкусить жар ее рта. Эта мысль вихрем устремилась к его пояснице и захлестнула волной желания. Чтобы держать такие мысли подальше от своей неразумной плоти, он обошел вокруг Арабеллы и принялся за работу.

Арабелла наблюдала за ним, явно пытаясь сдержаться, но в конце концов все же воскликнула:

– Я в состоянии сделать это сама!

Никто не относился к своим обязанностям так серьезно, как Арабелла Хадли. Люсьен предположил, что трезвые и добродетельные мужчины сочли бы эту черту в женщине привлекательной, но его она невероятно раздражала. В Арабелле гордости было больше, чем в десяти других женщинах, вместе взятых.

Люсьен поставил лопату на пол и наклонился над ней, так что его рот оказался в нескольких дюймах от губ Арабеллы.

– Арабелла, я собираюсь вычистить конюшню. Я здесь, я хочу и могу это сделать вдвое быстрее, чем сделала бы ты.

– Сомневаюсь, – огрызнулась она, не отодвинувшись ни на дюйм. – Общеизвестно, что герцоги не умеют чистить конюшни.

Он усмехнулся. По-видимому, вместе с самообладанием к ней вернулось и остроумие.

– Смотри, – сказал он и снова принялся за работу.

Она удивленно подняла бровь и отвернулась, сжав кулаки так, что ногти впились ей в ладони.

Он работал спокойно, время от времени бросая взгляд в ее сторону. Ее спина была выпрямлена и напряжена, на лице отражалась буря чувств. В мужской одежде, с волосами, густой массой рассыпавшимися по плечам, она казалась не старше восемнадцати лет и выглядела настолько разъяренной, что могла бы вцепиться ему в глотку. Такое начало было не слишком подходящим. Если она станет драться с ним на каждом шагу, он никогда ничего не сделает. Проклятие, ему пришлось раздеться, чтобы она не отобрала у него лопату.

Эта мысль неожиданно позабавила его. Он стоит перед ней по пояс голый, почти синий от холода, а все ради того, чтобы добиться права вычистить конюшню. Он хохотнул.

– Надень рубашку, холодно.

– Ерунда. Здесь теплее, чем в большей части Роузмонта.

Арабелла заставила себя отвернуться от его широкой мускулистой груди. Хотя его слова и уязвили ее, она вынуждена была признать, что старый дом как будто впитывал первый зимний холод и удерживал его даже летом.

Арабелла предусмотрительно избегала смотреть на Люсьена. Если бы это был кто-то другой, она с радостью приняла бы помощь. Но ему она не доверяла. Люсьен Деверо был ищущий удовольствий распутник, чьи обещания стоили меньше, чем грязная солома у нее под ногами.

Однако, как бы она ни старалась, она не могла забыть лицо Роберта, когда он спросил, считает ли она его хозяином Роузмонта. Если бы Роберт потребовал, чтобы она перестала управлять имением, она сделала бы это с легким сердцем. Но с тех пор как он вернулся с войны, он ни к чему не проявлял интереса. Арабелла не могла отказать ему в единственной просьбе с момента возвращения: позволить Люсьену побыть его гостем.

Не подозревая о том, что она за ним наблюдает, Люсьен наклонился, чтобы поглубже воткнуть лопату в грязную солому. Арабелла нахмурилась. Проклятие. Как она собирается с ним спорить, если он стоит перед ней полуголый, покрытый пятнами солнечного света, а мышцы перекатываются под гладкой кожей, загорелой и такой приятной на ощупь? Невзирая на свой зарок, она уже не сводила с него глаз.

Он работал уверенно и ровно. В нем чувствовались врожденная грация и мужественность, которые вызывали у Арабеллы желание любоваться им, независимо от того, что он делал: скакал ли верхом, танцевал на многолюдном балу или работал, как простой крестьянин.

Он скосил на нее зеленые глаза.

– Ты всегда сама чистишь конюшни? Арабелла надеялась, что ее голос звучит ровно:

– Обычно этим занимается Нед, но сегодня он помогает одной из своих сестер. У него их три, и они, похоже, считают, что вправе им распоряжаться.

– А Уилсон?

Себастьян воспользовался удобным моментом и подтолкнул ее. Арабелла похлопала коня, довольная тем, что тот ее отвлек.

– Он вернется сегодня пополудни. Он помогает одному из арендаторов заделать дыру в крыше.

Люсьен лопатой складывал грязную солому в тележку.

– Сколько у вас арендаторов?

– Пять семей; они выращивают для нас овец. Мы получаем двадцать процентов ягнят и шерсти.

– Всего двадцать?

– Я не хочу, чтобы они голодали, – ответила она. Это был тот же аргумент, который она много раз приводила мистеру Франкоту.

Люсьен изогнул бровь.

– А сами вы не выращиваете овец?

– Уилсон, Нед и я слишком заняты. Мы обеспечиваем всем необходимым землю и дома, а арендаторы выполняют работу.

– А тетя Джейн поставляет питье для овец.

Она кивнула, затем, не в состоянии удержаться, выпалила:

– Люсьен... почему ты здесь?

– Я слишком тяжело ранен, чтобы путешествовать.

– Ты не смог бы держать лопату, если бы плечо еще болело.

Он некоторое время смотрел на нее. Его ресницы отбрасывали густые тени, отчего глаза казались почти черными.

– А может быть, мне понравилась вересковая пустошь. Она довольно красива.

– Не надейся, что я тебе поверю.

Он прищурился, воткнул лопату в землю и положил руки на черенок.

– А чему ты поверишь? Что я здесь для собственного удовольствия? И сижу здесь только потому, что хочу попытаться залезть к тебе в постель? – Он протянул руку и провел по ее губам большим пальцем, напряженно на нее глядя. – В это ты бы поверила, Bella mia?

Арабелла не могла ни двигаться, ни говорить. Все, что она могла, это смотреть на него, борясь с желанием, разбуженным его прикосновением. Его рука опустилась, коснулась ее шеи и застыла над тем местом, где под расстегнутым плащом виднелась рубашка. Сердце ее подпрыгнуло, и Арабелла ждала... ждала, то ли оно радостно понесется вскачь, то ли остановится вовсе.

Совладав с собой, она сделала неуверенный шаг назад.

– Тебе здесь нечего делать. Твое место в Лондоне.

Он опустил руку, лицо его потемнело. Не говоря ни слова, он вернулся к работе.

Арабелла сглотнула, чувствуя себя так, как будто она его обидела. Странным образом от этой мысли она почувствовала растерянность.

– На твоем месте я бы как можно скорее вернулась в Лондон. Здесь ты ничего не получишь.

– Правда? – Его пристальный взгляд прошелся по ней, вызывая покалывание в местах, о которых она предпочитала не думать. – Ты уверена? – От его голоса, мягкого и тихого, по ее телу пробежала дрожь возбуждения.

Арабелла вынуждена была сделать над собой усилие, чтобы не топнуть ногой. Ей мешало то, с какой легкостью он без слов дал понять, что задерживается из-за нее. Она почти ощущала прикосновение его взгляда, словно птичье перо касалось обнаженной кожи.

Конюшня вдруг показалась ужасно тесной, и Арабелле захотелось закрыть глаза, не смотреть на него, на его мускулистую грудь и красиво очерченные бедра, обтянутые узкими бриджами. Она повернулась и пошла в глубь помещения, довольная тем, что старые сапоги так стучат. Бормоча себе под нос о работе, которую ей надо сделать, девушка начала запрягать Себастьяна в телегу.

Краем глаза она наблюдала, как Люсьен бросил последнюю лопату в тележку, а потом через голову надел рубашку. Ткань натянулась у него на плечах, мягкими складками спадая на талию. С откинутыми со лба волосами, в расстегнутой рубашке, он выглядел диким и соблазнительным, как теплое сладкое печенье.

Пытаясь успокоить дыхание, Арабелла взяла целую охапку кольев, которые Уилсон приготовил для изгороди. С какой стати она смотрит на Люсьена, как помешанный теленок? Она начала грузить колья на телегу, держась к нему спиной, чтобы он не заметил, как пылают ее щеки.

– Я скоро вернусь, – заявила она. – Это нужно отвезти на южное поле. Изгородь надо починить до начала дождей.

– Тогда нам надо поторопиться. – Хриплый голос раздался прямо у нее за спиной, дыхание ласкало ухо.

Арабелла закрыла глаза, дрожь в теле мешала ей думать. Если она немедленно не отодвинется от него, ее предательское желание будет очевидно для единственного мужчины, который не должен был никак на нее влиять. Продолжая отворачиваться, она сказала:

– Спасибо, но я не нуждаюсь в твоей помощи. Увидимся, когда вернусь.

Он сделал вид, что не понял намека. Вместо этого он протянул руку, взял у нее оставшиеся колья и отнес их в телегу. Он положил их поверх других, не обращая внимания на то, что портит свою превосходную рубашку.

Она со вздохом решила, что это еще одно различие между ними. Герцог Уэксфорд не считается с ценой простой сорочки, даже если она стоит больше, чем два платья Арабеллы.

– Гастингсу не понравится, что ты испортил рубашку.

Люсьен сделал вид, что не слышит, и продолжал грузить колья вместе с ней, уступая ей дорогу, когда оказывался у нее на пути к телеге. После того как последний колышек оказался погружен, Люсьен покосился на нее:

– Это все?

– Да. – Она поплотнее запахнула плащ. – Если тебя не затруднит, скажи, пожалуйста, миссис Гинвер, что я вернусь к обеду. – Не дожидаясь его ответа, она забралась в повозку и уселась прямо посередине сиденья, чтобы больше никому не осталось места.

Она взяла в руки вожжи, чувствуя, что Люсьен на нее сердито смотрит. Ее грудь дрогнула, как будто он прикоснулся к ней прямо сквозь тяжелый шерстяной плащ. Внезапно Люсьен забрался на сиденье рядом с ней. Он бесцеремонно отодвинул ее бедром, его крупное тело прижалось к ее телу, широкие плечи оказались притягательно близко.

– Что ты делаешь? – спросила она, отодвинувшись так, что край сиденья впился ей в бедро. Весь правый бок словно горел от его прикосновения.

– Помогаю тебе, – сказал он.

– Слезь, пожалуйста.

Он откинулся назад, прочно поставив ноги на пол, лицо стало непроницаемым.

– Люсьен, я не буду...

Он наклонился и поцеловал ее настолько неожиданно, что она не успела подготовиться. Его губы уничтожили остатки ее самообладания, сокрушая ее броню. Арабелла застонала и прильнула к нему, как будто боялась упасть.

Через несколько секунд Люсьен прервал поцелуй с приглушенным ругательством, в тишине громко раздавалось его дыхание.

Арабелла прижала пальцы к губам.

– Зачем это?

Улыбка смягчила его лицо.

– Я просто хотел проверить, такая ли ты приятная на вкус, как раньше. – Он подобрал вожжи и тронул лошадь. Себастьян двинулся с места. – Ты такая же, какой я тебя помню. Как мед, сладкая и ароматная.

Это была полнейшая чепуха. Опытный болтун привык ловить невинных женщин в сети безнадежной страсти, чтобы потом бросать их, когда ему вздумается. И все же она никак не могла успокоить биение своего сердца.

– Я не хотела, чтобы ты меня целовал.

– Правда? А мне показалось, что хотела. Иначе зачем было поднимать столько шума из-за моего предложения помочь, если... – Он бросил на нее долгий взгляд.

Она стянула ворот плаща у себя на шее.

– Если что?

– Если только ты не боишься, что мое присутствие разбудит чувства, которые ты так страстно пытаешься отрицать.

– О! Это самое тщеславное, бесполезное, смехотворное высказывание из всего, что я когда-либо слышала...

– Для леди ты слишком бурно протестуешь. Арабелла сжала руки в кулаки и засунула их в карманы.

Хвастун! Заносчивый, самоуверенный дурак! Ей захотелось ударить его, колотить до тех пор, пока он не запросит пощады. Она бросила на него сердитый взгляд и натолкнулась на любопытство в его глазах.

– Меня не влечет к тебе, Люсьен. Больше не влечет.

– Тогда ты не станешь возражать, если я буду проводить свободное время, помогая тебе по хозяйству. Мне это кажется гораздо забавнее, чем играть в вист с твоей тетей Джейн.

Арабелла стиснула зубы. Проклятие! За какие грехи ей досталась такая судьба? Она смотрела на проплывающие мимо поля. Если быть честной, то надо признать, что не Люсьен виноват в том, что она превратилась в дрожащее желе, едва ощутив рядом с собой его мускулистое бедро. В конце концов, он был очень честен, говоря о причинах, задерживающих его в Роузмонте: он видел в ней вызов, предвкушал азартную любовную игру.

Хорошо, что она держит себя в руках, иначе непременно проиграла бы. По крайней мере она знала, что какие бы низменные причины ни задерживали Люсьена в Роузмонте, его пребывание здесь скоро подойдет к концу. До тех пор пока Арабелла это твердо помнила, она была в безопасности.

Она не хотела, чтобы он подумал, будто его присутствие ее радует, и как можно дальше отклонилась от него, а когда они подъехали к дальним воротам, грубо сказала:

– Направо.

Вскоре повозка начала подпрыгивать на грязной узкой дороге, медленно продвигаясь вперед. Они въехали в особо глубокую яму, и Люсьен, покачнувшись, прижался своим широким плечом к ее груди.

Арабелла попыталась сглотнуть, но не смогла. Нахмурясь, она сказала:

– Южное поле граничит с землей лорда Харлбрука, и он очень настаивает на том, чтобы мы держали своих овец подальше от его племенной свиньи. – Она шмыгнула окоченевшим на холоде носом. – Он занимается опытным животноводством. У него есть три свиньи, которых он выписал из Германии. К сожалению, несколько недель назад Уилсон задавил одну из них, когда ехал в город.

– А, теперь понятно, почему его светлости так не терпится добраться до Хадли.

– Он не знает, что это были мы, хотя и подозревает. Мы закопали скотину в пустоши.

– Вы, конечно, добровольно сообщили ему об этом, когда лорд Харлбрук пришел к вам в поисках своей племенной свиньи?

– Конечно, нет.

– Вы поступили не по-соседски.

– Мы с Уилсоном присоединились к поискам, – сказала она, оправдываясь. – После этого мы даже пригласили лорда Харлбрука с нами пообедать.

– И конечно, подали ветчину, – ухмыльнулся Люсьен, в то время как она направила повозку к сломанной изгороди. Он сразу спрыгнул на землю и протянул руку, чтобы помочь Арабелле.

Она поколебалась, чувствуя, что кровь и так уже бурлит от его присутствия.

Его глаза весело сверкнули.

– Боишься, Белла?

Она шагнула ему навстречу, больше не раздумывая. Как только его руки обвились вокруг ее талии, она поняла свою ошибку. Наглец не потрудился соблюсти приличия и придержать Арабеллу через толстую ткань плаща. Вместо этого он просунул руки под тяжелую шерсть, так что только тонкое полотно старой рубашки Роберта и ее собственной сорочки отделяло теплые руки Люсьена от ее кожи.

Еще хуже было то, что он не отпустил ее сразу, когда ее ноги оказались на земле, как должен был бы это сделать настоящий джентльмен. Он стоял и держал ее за бока. Его большие пальцы находились у Арабеллы под грудью, а остальными он водил по ребрам.

Холодный воздух исчез, вместо него легкие наполнил густой теплый туман, который, казалось, подталкивал ее к его широкой груди. Арабелла хорошо ее помнила, помнила ощущения, которые вызывали у нее жесткие волоски, скользящие между пальцами, помнила все изгибы его твердых мышц. Когда-то она исследовала обширную поверхность его плеч, силу его рук, покусывая и пробуя на вкус каждый дюйм его тела.

Арабелла отпрянула. Щеки ее горели.

– Нам надо работать, – сказала она, надеясь, что это прозвучало резко и по-деловому. Она повернулась и принялась вытаскивать колья из повозки.

Через некоторое время Люсьен присоединился к ней и начал молча выгружать оставшиеся планки. Несколько минут они работали бок о бок. Несмотря на неестественное напряжение, Арабелла неохотно признала, что помощь его пришлась весьма кстати, и в какой-то миг ей даже показалось, что они равны.

Однако она с горечью напомнила себе, что ощущение это обманчиво. Люсьен никогда не признает себя равным ей. Он герцог и находится гораздо выше ее по положению. Она попыталась думать о причинах, которые вынуждали его держаться вдали от Лондона. Карточные долги. Семейные обязанности. Рассерженная любовница. Может быть, все три причины сразу, мрачно подумала она. В любом случае, как только он выполнит свою задачу, которая привела его в Йоркшир, он уедет среди ночи и никогда больше не вернется. Именно так он привык поступать.

Только на этот раз будет ранен и ее брат. Роберт очень нуждался в дружеской поддержке. Сейчас он стал энергичнее, живее, чем когда-либо с тех пор, как вернулся с войны. Что будет, когда Люсьен уедет?

Однако даже опасения за брата не помогли Арабелле справиться с эмоциями, вызванными близостью Люсьена, его взглядами, томительной лаской его рук.

Отгоняя непослушные мысли, она наблюдала, как он вставляет на место последнюю планку. Арабелла поспешно забралась в повозку, опасаясь, что он предложит свою помощь. Пока они работали, поднялся ветер, и теперь горизонт затянули тяжелые черные тучи. Люсьен запрыгнул в повозку, сел рядом, взял вожжи и пустил Себастьяна рысью. Потом посмотрел на Арабеллу:

– Ну?

– Что «ну»?

– Ты не собираешься сказать мне спасибо? По крайней мере это я заслужил.

– И не подумаю. Я уверена, что это было очень полезно для тебя. – Она сделала неопределенный жест. – Тренировка, свежий воздух. Осмелюсь сказать, это самая полезная работа, какую ты когда-либо делал.

Она намеревалась его обидеть, но он только ухмыльнулся и вежливо сказал:

– Вполне возможно. Но ты в одном ошибаешься: когда я чистил конюшни, воздух там был отнюдь не свежий.

Она прикусила губу, чтобы не хихикнуть. Как-то так получилось, что она забыла о его чувстве юмора. Теперь ей стало интересно, о чем же еще она забыла.

Люсьен повернул повозку на подъездную дорожку к Роузмонту и остановил Себастьяна перед домом.

– Приехали. Теперь выходи.

– Но мне надо распрячь Себастьяна и...

– Тебе надо идти в дом. В любую минуту может пойти дождь, а на таком холоде ты через две минуты превратишься в ледышку.

Было действительно прохладно, и плечи ее затекли от работы лопатой и перетаскивания кольев.

– Хорошо. Если ты уверен, что знаешь, как...

– Даже не говори об этом. – Он сердито посмотрел на нее, между бровями залегла складка. – Просто иди в дом и позволь мне самому позаботиться о лошади.

– Но ты никогда...

– Черт возьми! Ты будешь спорить со мной, что бы я ни сказал?

– Да, – выпалила она. Сдерживаемые эмоции вырвались наружу. – Я взрослая женщина, Люсьен, и в состоянии позаботиться и о себе, и о своей семье без твоего вмешательства.

Он некоторое время смотрел на нее, потом тихо сказал:

– Я не собирался убеждать тебя в чем-то другом. Просто хотел помочь, вот и все.

Она сглотнула.

– Извини, я не привыкла... – К чему? Чтобы красивые герцоги раздевались до пояса и вызывали в ней жар и беспокойство?

Губы Люсьена искривились в улыбке.

– Ты упрямая женщина, Арабелла Хадли. К счастью для тебя, я люблю упрямых женщин. – Он придвинулся к ней совсем близко. – А больше всего они мне нравятся, когда находятся на таком расстоянии, что их можно поцеловать.

Арабелла не сводила глаз с его рта, такого чувственного и манящего. Гордость, решила она, штука дорогая. Слишком дорогая, когда сталкиваешься с такими сильными соблазнами.

Собрав все свое мужество, она выбралась из повозки и деревянной походкой направилась к дому. Едва она ступила в прихожую, как раздался громкий шум ветра и начался дождь. Может быть, это охладит его усердие.

Бормоча себе под нос о трудностях общения с самовлюбленными, заносчивыми герцогами, она побежала наверх переодеваться к обеду.