Несколькими часами позже Кристиан вернулся домой, вполне довольный проведенным с пользой вечером. Он отлично видел, что леди Элизабет то и дело бросает на него взгляды. Изучая человеческую природу, он усвоил одну вещь. Людям свойственно домогаться того, чем восхищаются другие. Поэтому, когда компаньонка леди Элизабет увлекла ее прочь, он начал усиленно флиртовать с женщинами – пусть полюбуется! Ему было все равно, что это были за женщины. Высокие или низенькие, полные или стройные, красивые или не очень – ни одна из них не могла сравниться с Элизабет. Вот это его изрядно тревожило.

Прибыв домой, он встретил у входа Ривса. Кристиан позволил дворецкому снять с себя пальто.

– Добрый вечер, Ривс!

– Сейчас далеко за полночь, милорд. Лучше сказать – доброе утро.

– Если уж быть точным, сейчас около трех. Так что с добрым утром.

Ривс передал пальто стоявшему рядом лакею и дождался, пока тот не удалится. Когда в холле никого, кроме них двоих, не осталось, Ривс спросил у Кристиана:

– Вы пойдете к себе прямо сейчас? Или нужно предложить вам что-нибудь закусить, чтобы восстановить силы после кутежа?

Кристиан усмехнулся:

– Я совсем не голоден и вовсе не хочу спать. Полагаю, я выпил бы бокал портвейна.

Вы сделаны из железа, милорд, – сухо заметил дворецкий.

– Благодарю. – Он направился в библиотеку. – Есть новости от Уилли?

– Да, милорд. На столе лежит письмо.

– Превосходно. – Кристиан подошел к письменному столу и взял конверт.

Ривс следовал за ним по пятам, в почтительном молчании наблюдая, как хозяин надрывает конверт и принимается за чтение.

– Отлично! – воскликнул Кристиан, бросая письмо. Он заметил выражение лица дворецкого.

– Простите, милорд. Я несколько удивлен. Мистер Уилли умеет писать?

– Я сам научил его. Очень способный парень наш Уилли.

– Уверен в этом, милорд.

– Он приезжает завтра. У него есть что нам сообщить. – Кристиан задумчиво покачал головой. – Кажется, наши опасения подтвердились.

Ривс подошел к камину, где все было наготове, чтобы развести огонь. Он взял с каминной полки трут, и языки пламени весело заплясали, пожирая свежие поленья. По комнате поползла теплая волна. Повозившись с печной заслонкой, дворецкий направился к буфету с напитками. Налил бокал портвейна и подал его Кристиану.

Тот принял бокал с благодарной улыбкой и опустился в кресло возле камина. Сделал большой глоток. Янтарного цвета жидкость приятно согревала.

– Отличное вино. Почти не уступает тому, что мы взяли с грузом, украденным у итальянского графа в окрестностях Бата.

– Прошу вас, милорд. Не следует предаваться подобным воспоминаниям.

Кристиан сверкнул дерзкой улыбкой:

– Постараюсь.

– Благодарю вас, милорд. Только скажите, где же тот портвейн, который вы, так сказать, добыли?

– Я его выпил.

Ривс был шокирован.

– Выпили все сами?

Кристиан подумал с минуту.

– Ну… в общем, да. Почти весь.

Дворецкий вздохнул:

– Иногда вы очень напоминаете отца. Хорошее настроение Кристиана улетучилось без следа.

– Буду премного благодарен, если вы не станете упоми нать о нем. По крайней мере пока я не выпью до дна бутылку-другую.

Ривс поклонился, мудро воздержавшись от дальнейших замечаний. Кристиан так крепко стиснул зубы, что у него затомило челюсть. Его отец, покойный граф Рочестер, никогда не признавал ни его самого, ни его брата-близнеца. Посылал некоторые суммы на их содержание, вот и все.

И что еще хуже, мать обвинили в преступлении, которого она не совершала, и засадили в темницу. Кристиан с братом писали отцу, умоляя вмешаться. Ответа не было. Потом, когда мальчики окончательно обнищали, их наставник продал их армейским вербовщикам. Тристан помог младшему брату бежать, но его самого постигла неудача. Его отправили во флот. Претерпев немало злоключений, он полюбил море и свою новую жизнь. На это ушли долгие и мучительные годы. Тем временем Кристиан остался совершенно один.

Ему было всего десять, и он был смертельно напуган. Кое-как он добрался до Лондона, чуть не умерев с голоду во время долгого пути. Потом научился хватать все, что плохо лежит. Добравшись до тюрьмы, мальчик узнал, что мать умерла в горячке всего несколько дней назад, не выдержав лишений. Уличный мальчишка, совершенно одинокий, Кристиан был вынужден каждый день искушать судьбу. Чтобы выжить.

Как ни странно, даже в часы мрачного, безнадежного отчаяния, в самые черные ночи ему представлялось, как приезжает отеи, спасает его и брата, а главное – освобождает из темницы мать. Утро развеивало грезы – это были только сны, ничего больше.

Кристиан поймал на себе пристальный взгляд дворецкого.

– Никогда больше не сравнивайте меня с отцом. Я не позволю оскорблять себя в собственном доме.

Ривс покорно вздохнул.

– Не могу взять в толк, отчего вы так плохо думаете об отце? Он беспокоился о вас и вашем брате – на свой манер, конечно.

– Не слишком баловал он нас своей заботой, да и опоздал немного.

– Очень верно сказано, милорд. По многим причинам вашего отца не назовешь ответственным родителем. Да, ему следовало уделять детям гораздо больше внимания. Но вы не можете обвинять его в смерти матушки. В тот момент его не было в Англии, он ничего не знал о ее злоключениях.

– Если бы ему было не наплевать, он сделал бы так, чтобы она сообщила ему о себе. Чтобы мы все могли дать ему знать.

– У покойного графа было множество недостатков. Я не могу оправдать его родительское пренебрежение – оно было слишком очевидно. Но он знал, чего стоят его имя и титул. Полагаю, в этом вам следует поучиться у него. Только так вы сможете вырвать состояние из цепких рук попечителей.

– Я уже встречался с этими господами, и мои элегантные манеры произвели на них глубокое впечатление, – сказал Кристиан с ноткой горечи в голосе. – Они просто дураки. Манера повязывать галстук для них важнее, чем свойства характера. Они с легкостью разрешат мне вступить в права наследства, если я не окажусь безнадежным болваном.

– Надеюсь, вы правы, милорд. Боюсь, однако, не ошиблись ли вы в оценках. Закадычные дружки вашего отца не лучшим образом подходят для того, чтобы доверить им распоряжаться состоянием.

Вот еще пример отцовского эгоизма – нелепые условия его завещания! Титул полагалось наследовать Тристану, а Кристиану не доставалось ничего. Состояние же переходило в их руки только при полном согласии попечителей.

Кристиана раздражало, что приходится иметь дело с людьми слабохарактерным и глупыми. Ни один из них не прожил бы и дня, окажись он перед лицом необходимости самому заботиться о себе. Однако Кристиану было не привыкать к борьбе. Сердце окаменело. Отцовское пренебрежение по большому счету пошло ему во благо. Жизнь оказалась жестоким, но мудрым учителем.

Кристиан полагал, что ему следует благодарить небо за внезапную перемену в душе старого графа. Уже в преклонных летах он женился на молодой девушке в надежде иметь наследников. Дети не появились. Гордому графу была ненавистна мысль, что титул и состояние достанутся дальним родственникам, и он спешно сфабриковал документы и даже отыскал человека, бывшего якобы свидетелем его тайного венчания с матерью Кристиана. Таким образом, графский род не был прерван – благодаря тем, кого он так успешно вычеркнул когда-то из своей жизни. Благодаря незаконнорожденным сыновьям.

Но так как мальчики были предоставлены сами себе, с тех пор как им исполнилось десять, у графа возникли опасения, что они не обладают навыками жизни в хорошем обществе и станут посмешищем в глазах света. Этого он не перенес бы. Он вызвал Ривса, самого преданного своего слугу, вручил ему сверток с деньгами и наказал привести Кристиана и его брата в надлежащий вид.

Кристиан ненавидел попечителей. Ему претила мысль, что он вынужден лицемерить, как и они. К несчастью, он отчаянно нуждался в деньгах отца. И не только он. Тристан, его брат, также полагался на него.

Тристан, как старший сын, унаследовал титул. Но никто из доверенных лиц отца не счел бы приемлемым его брак. Волей обстоятельств, связанных со смертью ее первого супруга, Пруденс оказалась замешанной в ужасном скандале. Теперь она никак не годилась на роль графини.

Таким образом, Тристан возложил все надежды на брата. Кристиан был обязан выиграть сражение – ради них обоих. Такая ответственность несколько осложнила выполнение задуманного Кристианом плана. Теперь он обязан был играть по правилам, диктуемым обществом.

Ривс как будто прочитал мысли хозяина. Он слегка улыбнулся и заметил:

– Ни разу не доводилось мне видеть человека, который был бы столь счастлив отдать состояние другому.

– Я обещал, что дам деньги на приют для больных моряков. Я не в силах его обмануть. – Кристиан слабо улыбнулся. – Хоть так я могу отплатить брату. Я бы сделал для него что угодно, если бы он позволил!

– Он вполне доволен тем, как все сложилось. – Дворецкий на минуту замолчал. – Может быть, вы тоже найдете свою леди Пруденс, милорд. Могу представить, что за выбор вы сделаете.

Меньше всего нужна ему жена. Он вел жизнь бродяги, переезжая из одной гостиницы в другую, имея при себе лишь самое необходимое. Он снимался с места, как только начинало пахнуть жареным. Из Лондона он тоже уедет, едва свершится месть.

Может быть, он отправится в Шотландию, прихватив с собой Уилли. Полюбуется природой, испытает волнующий холодок в жилах, выходя в сумерках на поединок. Кристиан потер кончики пальцев. Ему представилось, как он проводит ладонью по гладкой холодной стали своей шпаги.

Скоро. Как только он закончит дело.

Кристиан посмотрел на свой бокал.

– Спасибо, Ривс. Этот портвейн – именно то, что нужно.

– Я распорядился, чтобы сюда привезли кое-что из запасов старого графа. Думал, что вам будет приятно. На этом настоял ваш брат.

Кристиан снова посмотрел на бокал. Брат нашел приют в чудесном доме на дуврском утесе, высоко над морем. Рядом с ним неотлучно была жена. Кристиан прекрасно знал, каким мучительным бывает одиночество, и умел ценить компанию.

Но любовь? Настоящая любовь? Как ни тяжелы муки одиночества, они ничто по сравнению с пыткой предательства. Он собственными глазами видел, что делает с человеком так называемая любовь. Как редко она оправдывает надежды! Влюбиться означает стать слабым, уязвимым. Жизнь влюбленного зависит от капризов того, кого он любит. Кристиан видел, как его мать, сильная, красивая, уверенная в себе, превратилась в ранимую, готовую расплакаться в любой миг женщину. Она позволила отцу распоряжаться своей судьбой, и к чему это привело? Ее назвали предательницей, лишили чести и состояния, заточили в темницу.

Кристиан размышлял, медленно потягивая портвейн. Будь он проклят, если впустит кого-нибудь в сердце и станет слабым и жалким.

Часы начали отбивать удары.

Ривс сказал:

– Боюсь, уже поздно. Распорядиться, чтобы вам приготовили постель?

– Еще минуту.

– Разумеется, милорд.

Кристиан налил еще.

– Ривс, вы лучший дворецкий на свете.

– Как будто у вас было много дворецких, милорд. Возможно ли это, если вы скитались по гостиницам?

Кристиан усмехнулся:

– Не все женщины из богатых карет ограничивали себя поцелуем. Осмелюсь сказать, что я перебывал в половине будуаров Лондона.

Ривс возвел глаза к потолку.

– В чем дело?

– Ничего, милорд. Вы сказали, что не потерпите, чтобы я сравнивал вас с отцом…

– Отлично, – перебил Кристиан. Он заерзал в кресле, потирая занывшие вдруг кончики пальцев.

– Именно, милорд.

Ривс подошел к буфету и достал небольшую деревянную шкатулку. Внутри обнаружились тонкие сигары.

– Милорд, я купил эти сигары сегодня утром на рынке. Кристиан выбрал сигару и стал рассеянно перекатывать ее между пальцами. По комнате поплыл тонкий аромат.

– Благодарю. Вы опять угадали мои желания.

– Это не так трудно, стоит лишь понять, что за оригинальные мысли теснятся в вашей голове. «Я хочу выпить», «Вот бы выкурить хорошую сигару» или «Интересно, носит ли леди Бертрам ту шелковую сорочку, вышитую крошечными цветочками?»

Кристиан медленно перевел взгляд на дворецкого.

– Прошу прощения. Вот это последнее – вы о чем?

Ривс поджал губы.

– Последнее – что?

– Последнее из ваших изречений.

– После «Вот бы выкурить хорошую сигару»?

– Да, – мрачно ответил Кристиан.

– Гм… Дайте подумать. Полагаю, я сказал: «Интересно, носит ли леди Бертрам ту шелковую сорочку, вышитую крошечными цветочками?»

– Вы-то откуда знаете про леди Бертрам?

Ривс сунул руку в карман куртки и достал аккуратно сложенный кусок шелка.

– Сорочка ее светлости. На подоле монограмма. Я нашел это под сиденьем кареты и отдал в стирку. Я подумал, может быть, вы захотите вернуть ее хозяйке. Разумеется, когда она снова отправится на загородную прогулку.

Кристиан взял сорочку и бросил на стоящий рядом столик.

– Спасибо, Ривс, – сухо поблагодарил он. – Вы просто незаменимы.

– Пустяки, милорд. Могу я поинтересоваться, вы добились сегодня успеха?

– Вполне. – Кристиан наблюдал, как янтарная жидкость в бокале отражает пламя свечей. – Когда я узнаю, что мне нужно… это будет мой главный успех.

– Разумеется, ведь это так разнообразит жизнь – соблазнить невинную девушку.

Кристиан поперхнулся. Ривс хорошенько стукнул его по спине.

– Черт! – Кристиан потер плечо, глядя на Ривсаво все глаза. Тот взял графин и спокойно понес его назад в буфет.

– Я просто хотел привести вас в чувство, милорд.

– Привести меня в чувство! С чего вы решили, что мне это нужно?

Ривс вскинул брови.

– Я не нуждаюсь в вашей помощи. – Кристиан сунул сигару в рот, забыв ее зажечь. – Ради всего святого, Ривс. Если хотите что-то сказать, так говорите.

Ривс переминался с ноги на ногу.

– Зачем такой тон, милорд?

Кристиан нахмурился.

– Не беспокойтесь, милорд. Я оставлю свои соображения при себе, как то приличествует человеку моего положения. Не пристало осложнять жизнь вашему сиятельству бессмысленным ворчанием, которое вам неинтересно слушать.

Кристиан приподнял бровь.

– Вы все сказали?

Дворецкий поджал губы.

– Нет, не все.

– Так я и думал. Ну, выкладывайте, в чем дело?

Дворецкий демонстративно вздохнул.

– Очень хорошо, милорд. Но только потому, что вы настаиваете, так…

Кристиан фыркнул.

– …я скажу. Не знаю, что мне кажется более отвратительным. То ли, что вы хотите совратить непорочную девицу… – Ривс закрыл глаза и отвернулся. – Толи этот жилет.

– А чем вам не угодил мой жилет? Черный шелк в этом сезоне… Погоди-ка. У меня и в мыслях не было совращать невинную девушку.

– Какое счастье! Должно быть, я ослышался. Мне показалось, что в карете, по дороге домой, вы сказали, что собираетесь завести интрижку с леди Элизабет, внучкой герцога Мессингейла. Простите, милорд. В последнее время у меня что-то со слухом.

– Я собираюсь завести интрижку с леди Элизабет, как вы изящно выразились, Ривс. Но разве это совращение?

Ривс, казалось, был сбит с толку.

– Мы говорим об одной и той же леди Элизабет, дебютирующей в этом сезоне?

– Да, но наша дебютантка отнюдь не юная девушка лет семнадцати. Ей двадцать пять. В тот год, когда ее полагалось представить свету, умер ее дядя. Поэтому дебют отложили.

Ривс невозмутимо смотрел на хозяина. Кристиан отставил бокал:

– Не смотрите на меня так. Она далеко не юная неопытная девушка. Если хотите знать, я еще не встречал столь уверенной в себе особы.

– Вот как?

– Именно. Впрочем, это не важно, ведь я не имею намерения соблазнять кого бы то ни было. Но если не останется другого способа… Кристиан взглянул на дворецкого. – Я просто прикинусь ее воздыхателем.

– А если леди Элизабет уступит вашим показным ухаживаниям?

– Этого не случится. У нее есть кузина, настоящий дракон в юбке, несущая при ней неусыпный караул. Так что добродетель нашей дамы надежно защищена. Даже от меня.

– Рад, что герцог понимает, как опасно отправлять молодую леди в город, где так много, – Ривс быстро окинул Кристиана взглядом с ног до головы, – волков.

Кристиан ухмыльнулся:

– Вы называете меня волком, Ривс?

– Как я смею, милорд? Это было бы непростительной дерзостью.

– Ну, раньше вас это не останавливало. – Кристиан сверлил дворецкого взглядом, а потом вздохнул. – Наверное, придется раскрыть вам мой план, иначе вы будете считать меня совсем уж чудовищем.

– Ну, не таким уж чудовищем… – С графином в руке Ривс подошел к креслу Кристиана, чтобы подлить вина в бокал. – Впрочем, вы почти угадали.

– Спасибо, – ответил Кристиан сухо.

– Не за что, милорд. Если вы не хотите быть со мной честным, я, разумеется, продолжу собирать сведения обычным путем.

– Что вы имеете в виду?

– О чем-то вы проговоритесь сами, что-то расскажут другие слуги. У стен есть уши.

– Так вы подслушиваете?

– Не я, милорд, – ответил Ривс с оскорбленным видом. – Лакеи.

Кристиан вытащил сигару изо рта.

– Все лакеи это делают, милорд. Даже я подслушивал, когда служил в лакеях. Однако это дело прошлое.

– Полагаю, теперь, когда вы стали дворецким, эта малопочтенная обязанность вменена подчиненным?

Ривс поклонился:

– Вы очень проницательны, милорд.

– Благодарю, – ответил Кристиан с ехидной улыбкой. Затем покачал головой. – Вы неисправимы. Интересно, как отец вас терпел?

– Ну, это совсем просто, милорд. Меня подводит память. Ваш батюшка довольно регулярно приказывал мне убираться, но увы! Каждый раз я забывал собрать вещи. Через день-другой он снова приходил в хорошее расположение духа и был рад иметь меня под рукой. Вы ведь знаете, у меня талант обеспечивать хозяину некоторую роскошь. Его светлость считал, что это весьма кстати.

Кристиан разглядывал кончик сигары.

– Так вот к чему портвейн и сигары? Вы хотите стать незаменимым.

– Да, – сказал Ривс так, словно просил прощения.

Кристиан развеселился.

– Ривс, у вас полная колода козырей, – сказал он со смешком.

– Благодарю, милорд. Комплимент из уст бывшего разбойника с большой дороги дорогого стоит. – Ривс смущенно кашлянул. – А теперь, милорд, вернемся к вашему плану.

– Ах да. – Кристиан встал, подошел к письменному столу и открыл верхний ящик. – Все очень просто. Как вы знаете, моя мать умерла в Ньюгейтской тюрьме.

– Мне известен этот печальный факт, милорд. Ваш брат рассказал, что случилось с вами обоими, когда вам было по десять лет. Как вашу мать бросили в тюрьму, обвинив в предательстве.

– Да. Раньше мы были вместе, Тристан и я, но потом…

Воспоминания о том дне снова разбередили душу. Он помнил, какой твердой и холодной оказалась земля, на которую он упал, выскочив в окно гостиницы. Помнил, как кричал Тристан, отчаянно сражаясь за свободу, понимая, что ему не выиграть этой схватки. Потом, ничего не зная о судьбе брата, он мерз и мок до нитки по ночам, пробираясь в Лондон, чтобы найти мать. А когда добрался до Лондона…

Кристиан закрыл глаза, пытаясь погасить мучительные воспоминания прошлого, эхом отдающиеся в ушах. Постепенно зловещие образы таяли. Сделав глубокий вдох, он открыл глаза.

Ривс спокойно наблюдал за ним, стоя на другом конце комнаты.

– Мне жаль, милорд.

– Ничего, – ответил Кристиан смущенно. Он вытащил из ящика стола старинную шкатулку. – Наш опекун продал нас с братом. Ему нужны были деньги – он слишком увлекался кapтами. Тристан принес себя в жертву, дав мне время, чтобы сбежать. Его отправили на флот.

– А вы исчезли.

Кристиан горько усмехнулся:

– Я рассеялся как дым, опустившись на лондонское дно.

– Не знаю, что происходило с вами в те годы, но, думаю, приятного было мало.

– Приятного? – Кристиан даже рассмеялся. – Вы и в самом деле мастер преуменьшать, Ривс.

– Этот дар просто необходим мне по роду занятий, милорд. Счастлив, однако, что вы сохранили гордость и уверенность в себе, что бы ни выпало вам вынести в детские годы.

Кристиан пожал плечами – согласиться с Ривсом и в то же время сбросить давящее чувство с души.

– Да. А теперь я собираюсь доказать невиновность матери и восстановить ее доброе имя. Ее назвали предательницей налом основании, что она вела торговлю с французами. Обвинения были сняты, но к тому времени она уже умерла, в заточении, всеми покинутая. Кто-то же обвинил ее! Думаю, этому человеку была выгодна ее смерть. И он нашел удобный способ расправиться с ней, не замарав при этом рук убийством.

– Можно поинтересоваться, как вы собираетесь найти этого человека?

– Разумеется. – Кристиан открыл шкатулку. Внутри лежали украшенная разноцветной эмалью табакерка и связка писем, перехваченная розовой лентой, а также сломанный брелок от часов. – Вот все, что осталось от мамы.

Пальцы Кристиана перебирали письма.

– Добравшись до Лондона, я сразу же отправился в Ньюгейт. Оказалось, матери не было в живых уже две недели. Ее жизнь унесла тюремная лихорадка. – Кристиан закрыл глаза. Отчаяние нахлынуло на него, как и тогда, много лет назад. Безнадежность и горький привкус смерти и поражения. – Нашелся тюремщик, который отлично ее помнил. У него осталась эта шкатулка, и он продал ее мне.

Шкатулка досталась ему за десять пенсов. По нынешним временам смешная сумма, по для умирающего с голоду десятилетнего мальчугана это было все равно что десять тысяч фунтов. Во что бы то ни стало ему хотелось сохранить что-то на память от мамы, и он отправился добывать деньги. Пришлось употребить все силы и хитрость, а заодно расстаться с невинностью и последними иллюзиями. Он успел вовремя – и шкатулка с лежащими в ней сокровищами перешла в его руки.

Ривс нарушил царящую в библиотеке тишину:

– Уверен, ваша мать была бы счастлива, что ее вещи теперь в руках сына.

– Она была в Ньюгейте, Ривс! И никто не мог ей помочь. В том числе и те, кого она считала друзьями. Ее любовник. И даже тот, кто дал жизнь мне и Тристану. – Кристиан отмахнулся от возможных возражений: – Да знаю я, знаю. Отец, если он достоин так называться, может быть, и захотел бы ей помочь. Но он сам вычеркнул себя из ее жизни и был слишком далеко.

Ривс кивнул.

– Как бы то ни было, она осталась одна. Ей пришлось продать драгоценности, чтобы ее поместили в камеру, где было сравнительно сухо. Когда деньги закончились, мама продала одежду. Даже туфли! Она осталась в лохмотьях и ни – с чем.

К горлу подступали рыдания. По опыту Кристиан знал, что единственный способ успокоиться – это в который раз позволить боли и отчаянию опять всколыхнуть душу. Потом буря уляжется сама собой. Он сделал глубокий вдох и погладил письма, узел ленты, который она завязала собственными руками, простой жест принес ему некоторое облегчение. Ривс деликатно кашлянул.

– В письмах говорится о ком-то, кто повинен в ее злоключениях?

Кристиан помедлил с ответом.

– Есть письмо, отправленное неким Синклером. Оно почти как исповедь. Почерк выглядит нарочно искаженным буквы слишком высокие. Вот почему я думаю, что настоящее имя писавшего скрыто под вымышленным. Этот Синклер признается, что представленные Королевскому суду свидетельств против матери были ложными.

– Значит, кто-то упрятал ее за решетку, а потом начал каяться?

– Это было не раскаяние. Тон послания насмешливый. Думаю, его написали, чтобы жесточайшим образом поиздеваться. Письмо-то подлинное, а вот почерк подделан, и использовать его для своего оправдания в суде она не могла.

– Значит, никакого следа, ведущего к разгадке…

– Нет, след есть, и он ведет к герцогу Мессингейлу, деду леди Элизабет.

– Каким образом?

– Я показал письмо одному моему другу, большому знатоку всяких посланий.

– Милорд… – Ривс нахмурился. Кристиан фыркнул:

– Он сочиняет подложные письма, один из лучших в своем деле.

– Ах так!

– Он взял особый порошок и посыпал им письмо. И тогда мы увидели на бумаге слабый след букв. Это был оттиск фамильного кольца-печатки герцога Мессингейла. Письмо было написано в доме Мессингейлов!

– Понятно. А что сообщает мастер Уильям?

– Я отправил его на поиски священника, который посещал мать на смертном одре. Уилли едет сюда. Похоже, он узнал что-то важное, подкрепляющее мои подозрения насчет герцога.

Ривс поджал губы.

Полагаю, нет смысла пытаться уговорить вас искать другой способ проникнуть в дом герцога, нежели с помощью леди Элизабет?

– Нет. Герцог – настоящий затворник. Леди Элизабет – моя единственная надежда. – Кристиан захлопнул крышку шкатулки и осторожно вернул ее на место в ящике письменного стола. – У меня нет пока решающих доказательств. Признаю. Но чем тщательнее я пытаюсь отделить зерно истины от плевел, тем чаще мысленно оказываюсь на пороге дома Мессингейлов. – Кристиан сурово посмотрел на дворецково. _ Он явно замешан в этой истории. Остается выяснить подробности.

– Это дело чрезвычайно трудное и деликатное, милорд.

– Вы и понятия не имеете, насколько трудное! Но я не остановлюсь, пока не докопаюсь до сути. Я узнаю правду, всю, целиком.

Он задумчиво провел пальцем по выщербленному ребру шкатулки. Наверное, разгадка близка, но хитросплетения лжи в течение многих лет скрывали ее от пытливого взгляда. Но он сорвет паутину. Он должен сделать это ради матери. Вспомнив, что дворецкий наблюдает за ним, Кристиан деланно улыбнулся:

– Вот теперь пора на отдых. Каждый четверг леди Элизабет отправляется в парк на конную прогулку.

– Вы ведете наблюдение за ее домом?

– Я и еще куча решительно настроенных поклонников. Леди весьма богата. Вот не ожидал, что именно сейчас ее решат вывести в свет. – Кристиан пожал плечами. – Впрочем, какой прок от плана, если не умеешь вовремя подогнать его под новые условия?

– Да, милорд. Вижу, что именно умение приспособиться к обстоятельствам и хранило вас все эти годы. Однако мне остается лишь гадать… что будет, если показные ухаживания вызовут у леди Элизабет ответные чувства к вам? Вы порвете отношения?

– Видели бы вы ее вчера, так знали бы – она не из тех, что позволяют себе бездумно влюбиться. Поэтому, невзирая на мои намерения…

– Надеюсь, это так, милорд. – Ривс направился к двери. – Распоряжусь, чтобы вашу спальню приготовили немедленно, раз уж вам рано вставать. – Поклонившись, Ривс вышел.

Кристиан ждал, пока за дворецким не затворится дверь. Потом он с тяжелым вздохом закрыл ящик, погладив еще раз напоследок крышку шкатулки. Здесь находится тот, кто предал мать, – осталось протянуть руку. Кристиан чувствовал в себе небывалую силу, которая поможет победить того, кто обездолил его и поверг его семью в прах.

Он обрезал кончик сигары и взял огниво. Откинулся в кресле, положив вытянутые ноги на маленький столик. Пройдет неделя, другая. Что они принесут? Похоже, всю жизнь, начиная с десятилетнего возраста, он шел к этому решающему моменту. Он насладится этим поединком умов, положит душу и тело на алтарь победы.

Кристиан выпустил колечко дыма, наблюдая, как призрачный круг взмывает ввысь и медленно рассеивается. Час был поздний, но он вовсе не чувствовал усталости. Внутри все ликовало. С тем же самым ощущением он, бывало, скакал на лошади навстречу приключению. Копыта выбивали громовую дробь, на боку болтались шпага и пистолет, а впереди маячила карета с толстым богатым джентльменом внутри. Только на сей раз его оружием станут не шпага и не пистолет, но ум, а также невольная помощь одной прекрасной дамы.

К собственному изумлению, Кристиан вдруг улыбнулся. Откинув голову на высокую спинку кресла, он выпустил еще одно дымовое кольцо, побольше. Серебряный круг лениво плыл по воздуху, поднимаясь к потолку. С минуту его хорошо было видно на фоне горчичного цвета краски, а потом он исчез. Кристиан довольно кивнул. Он готов. Время пришло – его время.

Так пусть грянет битва.