Директорский кабинет располагался на первом этаже, рядом с гостиной, где стояли креслица с кривыми тонкими ножками. На этот раз, проходя мимо, я заметила, что их заменили на более основательные, довольно красивые кресла, а тронутые плесенью банкетки заново обтянули веселенькой тканью в желто-белую полоску.

Я спросила:

— Когда вы успели поменять мебель?

Миссис Каснофф оглянулась через плечо.

— Мы ничего не меняли. Это — настроенческие чары.

— Что-что?

— Идея принадлежит Джессике Прентисс. Облик мебели отражает настроение того, кто на нее смотрит. Так можно определить, насколько ученику комфортно в школе.

— Значит, всю эту гадостную мебель я сама навоображала?

— В каком-то смысле, да.

— А снаружи? Вы, пожалуйста, не обижайтесь, но там до сих пор все довольно-таки запущено.

Миссис Каснофф тихонько засмеялась.

— Нет, чары действуют только внутри школы и только в общественных помещениях: в гостиных, классных комнатах и так далее. «Гекате» пристало выглядеть слегка зловеще, ты не находишь?

На пороге директорского кабинета я обернулась еще раз посмотреть на гостиную. На этот раз я заметила, что диваны, кресла и даже занавески на окнах чуть мерцают, как воздух над асфальтом в жару.

С ума сойти.

Я думала, что у миссис Каснофф — самая большая комната в доме. Ну, вы знаете: полные шкафы старинных книг, тяжелая дубовая мебель и окна от пола до потолка.

А на самом деле мы оказались в маленькой комнатке без окон. Там сильно пахло лавандовыми духами миссис Каснофф и еще чем-то горьковатым. Я не сразу сообразила, что это запах чая. На краешке письменного стола кипел и булькал небольшой электрический чайник, а сам стол вовсе не был деревянным чудовищем, как я его себе представляла. Просто обычный письменный стол.

Были здесь и книги. Книжные полки занимали три стены. Я попробовала прочитать названия на корешках, но большинство их выцвели так, что ничего не разберешь, а остальные были на незнакомых мне языках.

Единственное, что оказалось хоть отдаленно похожим на мою мысленную картинку, — директорское кресло, больше напоминающее трон: высокое, тяжелое, обитое лиловым бархатом.

Стул по другую сторону стола был на добрых пять дюймов ниже, и как только я села, почувствовала себя шестилетней малявкой.

Видимо, так и было задумано.

— Чаю? — спросила миссис Каснофф, аккуратно усевшись на свой фиолетовый трон.

— Да, спасибо.

Пока она наливала в чашку крепкий красный чай, мы молчали. Миссис Каснофф, не спрашивая, добавила в чай молоко и сахар.

Я отпила чуть-чуть. Чай на вкус был точно такой, какой мне делала мама в дождливые зимние дни, когда мы с ней устраивались на диване, читали и разговаривали. Знакомый вкус подействовал успокаивающе, и я немножко расслабилась.

Надо полагать, так и было задумано.

Я посмотрела на директрису.

— А откуда вы…

Она отмахнулась:

— Я ведьма, София.

Я насупилась. Не люблю, когда мной манипулируют. Так же сильно не люблю, как змей и Бритни Спирс.

— Значит, вы знаете такое заклинание, чтобы придать чаю вкус… чая?

Миссис Каснофф сделала глоток и мне показалось, что она сдерживает смех.

— На самом деле — даже больше того. — Она показала на чайник. — Загляни в него.

Я заглянула.

Чайник был пустой.

— Твой любимый напиток — чай «Ирландский завтрак», который заваривает твоя мама. Если бы ты любила лимонад, в чашке оказался бы лимонад. Горячий шоколад — был бы горячий шоколад. Базовое заклинание комфорта, очень помогает, когда нужно, чтобы собеседник почувствовал себя непринужденно. И ведь подействовало, пока не включилась твоя прирожденная подозрительность.

Ого! Круто. Я даже и не пробовала применять универсальные чары.

Конечно, я бы ни за что ей не показала, что восхищаюсь.

— А если бы моим любимым напитком было пиво? Вы бы подали его мне в запотевшей кружке?

Миссис Каснофф чуть приподняла плечи — жест слишком элегантный, чтобы сказать, что она пожала плечами.

— Признаюсь, я была бы в затруднении.

Она вытянула из стопки папок одну, в кожаной обложке, и снова устроилась на троне.

— Скажи мне, София, что именно ты знаешь о своей семье?

Она откинулась на спинку кресла, изящно скрестив лодыжки — поза настолько неформальная, насколько это вообще для нее возможно.

— Я знаю не так уж много, — настороженно ответила я. — Мама у меня из Теннесси, ее родители разбились на машине, когда ей было двадцать лет…

— Я спрашивала не о родных со стороны матери, — перебила миссис Каснофф. — Что тебе известно о родственниках отца?

Она уже даже не пыталась скрыть волнение. Я вдруг почувствовала, что от моего ответа очень многое зависит.

— Я знаю только, что папа — колдун по имени Джеймс Атертон. Мама с ним познакомилась в Англии. Он сказал, что там и вырос, но мама не уверена, что это правда.

Миссис Каснофф со вздохом поставила чашку и стала рыться в кожаной папке, сдвинув очки со лба на нос.

— Минуточку, где оно… Я же только что видела… А, вот!

Она сунула руку в папку, но вдруг остановилась и посмотрела на меня.

— София, все, что обсуждается в этой комнате, должно остаться между нами. Это крайне важно. Твой отец просил меня показать это тебе, когда я сочту, что для этого настало время. Я чувствую, что оно настало.

Я кивнула. А что на такое скажешь?

Видимо, другого ответа миссис Каснофф и не ждала. Она протянула мне черно-белую фотографию. Со снимка на меня смотрела молодая девушка — может, на несколько лет старше меня. Судя по стилю одежды, фотография была сделана в шестидесятые годы двадцатого века. Подол темного платья чуть ниже колен развевался, словно от легкого ветерка. Волосы у девушки были светлые — должно быть, белокурые или рыжие.

На заднем плане виднелся парадный вход Геката-Холла. В то время ставни на окнах были белыми.

Девушка улыбалась, но как-то напряженно, вынужденно.

И глаза. Большие, широко расставленные, очень-очень светлые.

Знакомые глаза.

Я только однажды видела такие — это были глаза моего отца на единственной его фотографии, которую я хранила.

— Кто… — Голос у меня сорвался. — Кто это?

Миссис Каснофф внимательно наблюдала за мной.

— Это, — сказала она, наливая себе еще чаю, — твоя бабушка, Люси Барроу Атертон.

Бабушка? У меня перехватило дыхание. Я всматривалась в ее лицо и отчаянно искала в нем себя.

И не нашла. У нее были резко очерченные высокие скулы, а у меня лицо круглое. Нос у нее был слишком длинный, не похожий на мой, и губы слишком тонкие.

Я глаз не могла отвести от этого лица, такого грустного, несмотря на улыбку.

Я спросила:

— Она жила здесь?

Миссис Каснофф сдвинула очки на лоб и кивнула.

— Люси выросла здесь, в «Гекате» — конечно, тогда это заведение еще не называлось «Гекатой». Насколько я знаю, снимок был сделан вскоре после рождения твоего отца.

— Вы… вы ее знали?

Миссис Каснофф покачала головой.

— К сожалению, в то время меня здесь еще не было. Но, разумеется, о ней знают почти все экстраординарии. Ее история уникальна.

Шестнадцать лет я мечтала узнать, кто же я на самом деле, откуда взялась. И вот он, ответ, прямо передо мной.

— Почему?

— В первый учебный день я рассказывала о происхождении Экстраординариума. Помнишь?

Конечно, помню, подумала я. Всего две недели прошло. Но я решила воздержаться от сарказма и ответила просто:

— Помню. Ангелы, восстание против Бога.

— Да. Однако твои предки обрели магическую силу только в 1939 году, когда твоей прабабушке Алисе исполнилось шестнадцать.

— Я думала, ведьмой нужно родиться. Мама говорила, только вампиры сначала бывают людьми.

Миссис Каснофф кивнула.

— Обычно так и происходит. Но время от времени находится человек, который хочет изменить свою судьбу. Кому-то попадает в руки книга заклинаний или магическая формула — любой способ приобщиться к мистическому, к божественному. Очень немногие остаются в живых после такого. Твоя прабабушка оказалась в числе этих немногих.

Я не знала, что сказать, и потому отпила еще чая. Он остыл, на дне скопился сахар, и остаток чая получился сладким, как сироп.

В конце концов я спросила:

— Как?

Миссис Каснофф вздохнула.

— Увы, это мне неизвестно. Если Алиса и рассказывала кому-нибудь, записей об этом не сохранилось. Я знаю только разрозненные обрывки. По-видимому, она связалась с исключительно неразборчивой в средствах ведьмой, а та стремилась увеличить собственную волшебную силу при помощи черной магии, которую Совет запретил еще в семнадцатом веке. Никто не может сказать наверняка, как Алиса познакомилась с этой женщиной, — кажется, ее звали миссис Торн, — и знала ли она вообще, кто такая ее приятельница. Каким-то образом чары, предназначенные для миссис Торн, вместо того, чтобы подействовать на нее, преобразили Алису.

— Погодите, вы сказали, что миссис Торн применила черную магию, так?

Миссис Каснофф кивнула.

— Да. И не обычную, а исключительно ужасную. Счастье Алисы, что она не погибла во время превращения. Миссис Торн повезло меньше.

У меня было такое чувство, словно я проглотила целую миску ледяных кубиков. Но хотя в животе все смерзлось, на лбу у меня выступил пот.

— Значит, мою прабабушку… превратили в ведьму с помощью черной магии? Да еще и особо кошмарной и опасной?

Снова миссис Каснофф кивнула. Она по-прежнему внимательно наблюдала за мной.

— Твоя прабабушка представляла собой отклонение от нормы. Я понимаю, что это звучит жестоко, но от фактов не спрячешься.

— А как… — Мой голос напоминал хрип. Я прокашлялась. — Что с ней потом было?

Миссис Каснофф вздохнула.

— Один из членов Совета нашел ее в Лондоне, в лечебнице для душевнобольных. Она бредила, что-то выкрикивала о ведьмах и демонах. Ее и твою бабушку Люси привезли в Геката-Холл.

Я взглянула на фото, которое держала в руках.

— Мою бабушку?

— Да. Когда Алису нашли, она ждала ребенка. После того как родилась твоя бабушка, их обеих доставили сюда.

Миссис Каснофф налила себе еще чаю. Мне показалось, что она не хочет больше ничего рассказывать, но я не могла не спросить.

— И что было дальше?

Миссис Каснофф размешивала сахар так сосредоточенно, словно проводила операцию на мозге. В конце концов она ответила, не глядя на меня.

— Алиса плохо перенесла свое превращение. Через три месяца ей как-то удалось бежать из Геката-Холла. Никто не знает точно, как. Что ж, в ее распоряжении была могущественная магия. А потом…

Миссис Каснофф умолкла и поднесла чашку к губам.

— А потом? — повторила я.

Миссис Каснофф наконец подняла на меня глаза.

— Ее убили. «Око Божье».

— А откуда известно, что именно они…

— Они истребляют нас довольно своеобразными методами, — деловитым тоном ответила директриса. — Во всяком случае, Люси оставили в Геката-Холле, чтобы Совет мог за ней наблюдать.

— Что, научный эксперимент?

Я не хотела говорить с такой злостью, просто было уж очень тошно.

— Магическая мощь Алисы не вмещалась ни в какие рамки. Она была в буквальном смысле слова сильнейшей за всю историю Экстраординариума. Совету необходимо было знать, передались ли эти способности ее дочери, ведь та все-таки наполовину была человеком.

— И как, передались?

— Да. А затем и твоему отцу. — Она твердо встретила мой взгляд. — И тебе.