Вечером, в подвале, пока Арчер занимался инвентаризацией, я строчила сочинение для мисс Ист. «Классификацию оборотней», которую задал Байрон, я написала на последнем уроке. Наш учитель, мистер Фергюсон, обожал звук собственного голоса, а на нас внимания не обращал. Мы с Дженной обычно обменивались записочками, но теперь Дженна весь урок рисовала что-нибудь в тетрадке. Совсем замкнулась в себе.

Мы с Арчером в последнее время за отведенный нам час успевали переписать предметов десять, не больше. Ванди молчала, и это подтверждало мои подозрения, что на самом деле ей просто надо, чтобы мы отсиживали в подвале по три часа в неделю. Все равно работа была бессмысленная — то, что мы перепишем, на следующий раз окажется совсем в другом месте. С тех пор как Дженна погрузилась в трясину жалости к себе, Арчер остался практически единственным моим другом. Элоди и Анна больше не уговаривали меня вступить в ковен. Я слышала, они уже ищут белых ведьм — верный знак, что я в их глазах недостойна даже презрения. Я говорила себе, что это не имеет значения, но, если честно, мне было довольно-таки одиноко.

— Как ты думаешь, учителя ко мне придираются из-за папы? — спросила я Арчера, оторвавшись от учебника, который держала на коленях.

— Вероятно. — Он присел на пустую полку. — Экстраординарии очень самолюбивы. Твоего папу многие не любят, и Каснофф не хочет, чтобы другие родители считали, будто к тебе здесь особое отношение из-за того, что твой отец — практически наш король.

Арчер выгнул бровь.

— А ты, получается, принцесса!

Я скорчила гримасу.

— Ага, вот только корону начищу.

— Да ладно тебе, Мерсер. Думаю, из тебя получится хорошая королева. Высокомерие тебе отлично удается.

— Я не высокомерная! — чуть не взвизгнула я.

Арчер ехидно улыбнулся:

— Ну как же! В первый учебный день от тебя таким холодом веяло…

— Потому что ты вел себя как придурок, — огрызнулась я. — Ты сказал, что я — бездарная ведьма.

Он расхохотался.

— Ты и вела себя бездарно.

И мы хором повторили ставшую традиционной шуточку:

— Вредная собака!

Отсмеявшись, я сказала:

— Ты просто не встречал девушек, которые сходу в тебя не влюблялись, как будто ты — рок-звезда какая-нибудь.

Я снова взялась за сочинение и потому не сразу сообразила, что он мне не ответил.

Я подняла голову от тетрадки. Арчер смотрел на меня, чуть усмехаясь, со странным блеском в глазах.

— А почему, собственно?

— Что — почему?

— Вот ты говоришь — все девушки в меня влюбляются. А ты почему не влюбилась? Я не в твоем вкусе?

Я вдохнула поглубже, надеясь, что он не заметит. Слишком часто между нами стали случаться такие непонятные моменты. Может, это из-за того, что мы так много времени проводили вместе в подвале, а может, оттого, что мы слишком близко соприкасались физически, когда мордовали друг друга на уроках по самообороне — во всяком случае, я начала замечать какую-то едва уловимую перемену в наших отношениях. Я, конечно, еще не настолько сошла с ума, чтобы вообразить, будто я ему действительно нравлюсь, но Арчер явно со мной заигрывал. В такие минуты я чувствовала себя очень странно и неуверенно.

— Не-а, — сказала я наконец, стараясь превратить все в шутку. — Я всегда предпочитала ботаников. Надменные красавчики меня не прельщают.

— Значит, по-твоему, я красавчик?

— Помолчал бы!

Нужно было срочно переменить тему.

— А твои родные?

Он удивился.

— Что?

— Твои родные как относятся к моему отцу?

Арчер быстро отвел глаза и дернул плечом, но я видела: что-то неладно.

— Мои родные не интересуются политикой. — Арчер схватился за список. — Тебе не попадался «Клык вампира: Д. Фрочелли»?

Я покачала головой.

Снова уткнувшись в сочинение, я ломала голову: что же я такого сказала, отчего Арчер вдруг перепугался? А ведь за полтора месяца, что мы работаем вместе, он почти ничего не рассказывал о своей семье. Раньше меня это не волновало, но как только я поняла, что он не хочет об этом говорить, меня, конечно, стало терзать любопытство.

Я подумала: может быть, Дженна что-нибудь знает о прошлом Арчера, — но тут же отбросила эту мысль. Дженна почти ни с кем не разговаривает, ей и так плохо, не хватало еще надоедать ей со своими безнадежными чувствами.

Когда Ванди пришла за нами, я почти дописала сочинение, а остаток решила добить утром, перед уроками.

Возвращаясь к себе, я прошла мимо раскрытой двери в комнату Элоди и услышала негромкий, чуть нараспев голосок Анны.

— Ну, если бы речь шла о моем парне, я бы забеспокоилась.

Я приостановилась около двери и услышала ответ Элоди:

— Я бы тоже беспокоилась, не будь она такой уродиной. Вот честно, раз уж Арчеру приходится сидеть в подвале с какой-то девчонкой из нашей школы, я просто в восторге, что это — Софи Мерсер! Арчер на нее даже не посмотрит.

Смешно: я и сама знала, что Арчера не интересую, но услышать, как это говорят другие, было очень и очень неприятно.

— Все-таки у нее большие сиськи, — задумчиво промолвила Анна.

Элоди фыркнула.

— Подумаешь, большие сиськи! Зато она коротышка и вообще страшненькая. А волосы!

Я легко могла себе представить, как при этих словах Элоди передернулась. Меня начало слегка подташнивать. Я знала, что нужно уйти, но не могла себя заставить. Почему нам всегда так хочется услышать, как кто-нибудь разговаривает о нас, даже если говорят сплошные гадости? И ведь ничего нового Элоди не сказала. Я действительно коротышка, и страшненькая, и волосы у меня чумовые. Я сама сто раз это о себе говорила. Так почему горячие слезы щиплют глаза?

— Да-а, но ведь Арчер и сам со странностями, — сказала Анна. — Помнишь, как он ужасно к тебе относился весь первый год? Называл тебя пошлячкой или как-то так? Или тупой куклой, что ли…

— Это все в прошлом, Анна, — сухо ответила Элоди, и я с трудом удержалась от смеха.

Значит, когда-то Арчер был в своем уме. Что же изменилось? Неужели у Элоди, как он тогда сказал, в самом деле имеются скрытые глубины? Честно говоря, все, что я от нее слышала, было не глубже ночного горшка.

— А если бы даже у Арчера хватило глупости увлечься Софи, после бала в канун дня Всех Святых он и думать забудет о других девушках.

— Почему?

— Я решила ему отдаться.

Фу, гадость! Кто же так прямо говорит? Не могла, что ли, сказать про «нежный цветок», или там «сокровище плоти», или еще какую-нибудь глупость в этом духе.

Анна, конечно, запищала от восторга.

— Боже, как романтично!

Элоди захихикала. Странно было это слышать, ей не идет. Девушки в стиле Элоди должны хрипло хохотать.

— О да, я в курсе!

С меня хватило. Я на цыпочках двинулась дальше и тихонько открыла дверь в свою комнату.

Дженна, как обычно, сжалась в комочек на кровати, с головой укрывшись ярко-розовым пледом. Она теперь часто так делала — притворялась, будто спит, чтобы я не вздумала с ней разговаривать. Обычно я и не пытаюсь, раз она не хочет, но сегодня я с размаху присела на краешек кровати — Дженну аж подбросило.

— Угадай, что я сейчас услышала? — продекламировала я нараспев.

Дженна отогнула уголок одеяла, и оттуда на меня глянул круглый глаз.

— Что?

Я пересказала разговор Анны с Элоди.

— Можешь себе представить? «Решила отдаться»! Бр-р! Сказала бы просто — «заняться сексом», правда?

Наградой мне стала чуть заметная улыбка.

— Глупость какая, — сказала Дженна.

— Вот именно, что глупость, — согласилась я.

— Они ничего не говорили о Честон?

Я удивилась.

— М-м… Нет. По крайней мере, я не слышала. А помнишь, на днях миссис Каснофф говорила за ужином: Честон хорошо себя чувствует, отдыхает с родителями на Ривьере или еще каком-то шикарном курорте. На будущий год вернется.

— Невероятно — сплетничают о мальчишках, когда одна девочка из их ковена умерла, а другая чуть не погибла всего три недели назад!

— Что ты хочешь — они пошлые дуры. Это не новость.

— Угу.

Я разделась, потом натянула синий, как вся одежда в «Гекате», топик на бретельках и пижамные штаны, которые мне на той неделе прислала мама. Штаны были из хлопка, на белом фоне — крошечные синие ведьмы на помелах. Думаю, это она так извинялась за нашу ссору. Мне тоже было совестно, и я специально позвонила, чтобы сказать ей об этом. Хорошо опять помириться.

Дженна села на постели.

— Ого, я тебе и впрямь синяки на плечах оставила!

Я скосила глаза вниз.

— А, точно. Да ладно, они даже не болят.

Вообще-то, они еще болели немножко.

Глаза у Дженны подозрительно блестели, как будто она вот-вот заплачет.

— Ты прости меня, Соф. Я тогда просто ужасно испугалась, мне было так плохо, и… Я иногда просто не могу удержаться.

У меня по спине пробежал холодок, но я старалась не поддаваться страху. Дженна — моя подруга. Да, один раз она кинулась на меня, но сразу опомнилась.

Да, ты ее подруга. А с Честон они не дружили. А с Холли… Кто знает?

Нет! Не буду об этом думать!

Я скорчила озадаченную физиономию.

— Не можешь удержаться? В каком смысле? Ты сходи к врачу, проверь мочевой пузырь. А то я тебе простыни одалживать не собираюсь, даже не надейся!

— Ну ты и скажешь, извращенка! — захихикала Дженна.

— От извращенки слышу!

Часа два мы мирно болтали и пытались учить историю магии. Когда пришло время отбоя, Дженна казалась почти такой же, как раньше.

— Спокойной ночи, Дженна! — сказала я, когда наконец погас свет.

— Спокойной ночи, Соф!

Я лежала и рассматривала скошенный потолок. В голове толпились мысли: Арчер, Элоди и Анна, Дженна, разговор с Кэлом у пруда… Засыпая, я гадала, знает ли Арчер, что ему суждено в скором времени удостоиться великой милости от Элоди.

Не знаю, в котором часу я проснулась и увидела, что в изножье кровати стоит девочка в зеленом. У меня сердце застряло в горле. Я была уверена, что сплю. Такого не бывает!

А она раздраженно вздохнула и произнесла с сильным британским акцентом:

— София Мерсер. Как же с тобой трудно!