ГЛАВА 15

Был августовский день 2013 года, и я, откинувшись в своем рабочем кресле, изучал отметки на карте Google Earth. Прошло пять лет с тех пор, как мы нашли A. sediba, – а ведь и Малапа была когда-то такой же точкой на карте, просто еще одной пещерой. Таких пещер здесь было великое множество, как целых, так и уже обвалившихся.

На некоторое время раскопки в Малапе были приостановлены, пока там строили защитные сооружения. Конструкция получила название Beetle – «Жук»: подобно какому-то огромному насекомому она оплела небольшое местонахождение укрепляющей сетью с платформами для экскаваторов, при этом защищая пещеру от осадков и прочего внешнего воздействия. Пока это замечательное сооружение строилось, раскопки пришлось заморозить. Но в любом случае большая часть команды все равно была занята работой над завершением своих исследовательских проектов по находкам A. sediba. Затем наступил естественный штиль, и я с нетерпением ожидал его окончания, чтобы вновь приступить к работе.

В 2008 году я уже обследовал все места, обозначенные точками на карте, но мне хотелось все перепроверить. Я был уверен, что где-то должны были найтись новые пещеры. Во время проекта «Атлас» я и мои помощники (я называл их «пещерными друзьями») искали карстовые пещеры, однако тогда результаты оказались довольно скудными. Теперь я был уверен в существовании десятков и сотен подземных пещерных систем, которые никто и никогда не видел. Точки на моем мониторе как раз и были потенциальными входами – порталами в подземный мир, манящий новыми открытиями.

Раздался стук в дверь. В кабинет, сцепив руки в замок перед собой, вошел Педро Бошофф. На нем была красная вязаная шапка с помпоном, и он шел босиком: сколько лет знаю Педро – он всегда ненавидел ботинки.

Педро был когда-то моим студентом и собирался писать магистерскую об использовании гиенами пещер, но куда-то пропал, так и не дописав ее. Как он рассказал мне чуть позже, он уехал искать бриллианты в Центральную, а потом и в Западную Африку, но дело себя совершенно не оправдало. А в 1990-е, во время проекта «Атлас», Педро был одним из моих «пещерных друзей».

– Что с тобой? – спросил я. Вид у него был, словно он сейчас разрыдается.

– Мне надо с вами поговорить. Буквально пару минут…

Мы говорили больше часа. Поиски драгоценных камней провалились, и Педро страшно жалел, что оставил тогда палеоантропологию. Он говорил, что это была большая ошибка, и просил помочь ему чем-нибудь.

Я молча слушал его и размышлял: Педро прекрасно умел работать под землей, к тому же он прошел армейскую подготовку и до сих пор состоит в местном спелеологическом клубе. Он недурно искал окаменелости, а как-то в 1994-м даже первым нашел зубы древнего человека на едва открытой стоянке Дримолен (обстоятельства, впрочем, сложились так, что автором находки он так и не значится).

То, что именно он вошел ко мне в кабинет именно сейчас, я счел знаком свыше. Полной уверенности в том, что Педро вновь не взбредет что-то в голову и он не дернет куда-то, у меня не было; не было на тот момент и особого финансирования для начала поисковых работ. Но Педро был человеком, знавшим, как и что нужно делать в наших экспедициях, и я решил, что он заслуживает шанса. У меня был небольшой резервный фонд, так что я предложил ему место поисковика. Когда мы распрощались, я позвонил Боните де Клерк, нашему начальнику лаборатории:

– Мне нужно, чтобы ты узнала в отделе закупок, как бы можно было приобрести через университет мотоцикл.

За годы совместной работы Бонита привыкла к моим странностям, но тут и она в недоумении покачала головой.

Две недели спустя Педро с мотоциклетным шлемом в руках стоял у меня в кабинете. Он приехал отчитаться о проделанной работе. Мы договорились, что он начнет с долины Стеркфонтейн. Малапа, находящаяся бок о бок с Глэдисвэйлом, где я проработал целых 17 лет, преподала мне хороший урок: именно там, где ты больше всего уверен, жди сюрпризов.

Педро, однако, столкнулся с тем, что почти все входы в карстовые пещеры были очень узкими, да и он с годами немного набрал вес. К тому же спускаться в одиночку в подобные пещерные лазы – дело весьма рискованное.

– Хочу взять с собой пару ребят, – сказал он, – Рика Хантера и Стивена Такера. Они, конечно, любители, не профессиональные спелеологи, но я им доверяю.

Я слушал его и кивал в ответ. Мне еще не доводилось работать в проекте с непрофессионалами, а ведь именно по этой причине – из-за наличия профессиональных навыков – я и взял Педро. С другой стороны, раз уж мы собирались спускаться в неисследованные пещерные системы, нам были необходимы люди с подходящими физическими данными. И несомненно, Педро был прав, что спускаться туда в одиночку – слишком большой риск. Решение было принято:

– Хорошо. Объясни им, что нам нужно, пусть попробуют.

День за днем – на смену августу пришел сентябрь. Педро звонил мне с отчетами или сам приходил в кабинет, докладывая об их вылазках. Он разбил территорию на сектора и шел от сектора к сектору, от местонахождения к местонахождению, с запада на восток. Его интуиция говорила, что надо искать именно в этом направлении. Стивен и Рик прекрасно сработались; они, видимо, очень хотели присоединиться к нашей команде, так что в любой свободный от работы час дня и ночи готовы были отправиться куда угодно.

14 сентября мой телефон зазвонил: это был Педро.

– Рик и Стивен говорят, что они нашли что-то стоящее!

За годы работы люди постоянно обращались ко мне с рассказами о том, что они нашли нечто потрясающее. На поверку находки оказываются обычно намного скромнее, чем истории о них. Но кто его знает? И я никогда не отказывался хотя бы взглянуть на фотографии.

– Сделай пару фотографий, ладно? – сказал я, вешая трубку. Я тогда редактировал статью о sediba, так что сразу же забыл о разговоре с Педро.

Прошло две недели. Педро мне периодически звонил, но об «открытии», которое совершили Рик и Стивен, я больше ничего не слышал; не слышал до последнего сентябрьского дня… Мне снова позвонил Педро и сказал, что Рик и Стивен сделали фотографии и он едет на встречу с ними. Я надлежащим образом воодушевил и подбодрил его и сразу же забыл об этом звонке.

* * *

Было девять вечера 1 октября. Я сидел на кухне за столом и разбирался с непрочитанными сообщениями в электронной почте. Это был долгий день: я ездил в Малапу, чтобы узнать, как идут монтажные работы по установке нашего «Жука». Поездка меня вымотала, так что, вернувшись домой, я выключил телефон, чтобы немного отдохнуть. Из полусонного чтения последних писем меня вырвал звонок домофона ворот. Странно – почти никто к нам так поздно не заходит… Через окно я видел свет фар припаркованного у нашего забора автомобиля. Я поднял трубку:

– Тут такое! Пустите нас, не пожалеете!

Это был Педро. Признаюсь, странно возбужденный тон его голоса заставил меня пару секунд поразмышлять над тем, стоит ли пускать «нас», кем бы эти «мы» ни были. Но я отбросил эти мысли и спустя пару минут «мы» – Педро и тощий долговязый парень с растрепанными волосами – стояли передо мной.

Это был Стивен. Педро наскоро представил нас. Все его жесты и движения говорили о сильном возбуждении.

– Ну что там у вас? – спросил я.

Долговязый Стивен быстро достал и раскрыл ноутбук. На экране была фотография: на куске грязной карты лежала нижняя челюсть. Кусок мерной ленты лежал тут же рядом. Снимок был довольно темный, но по пропорциям зубов ясно было, что челюсть не принадлежала современному человеку. На втором снимке были кости – судя по виду, также принадлежавшие древним людям. На третьем была белесого цвета округлая линия, словно бы нарисованная на грязном полу пещеры; в рисунке линии ясно угадывался маленький череп.

Стивен божится, что я выругался. Может, и так. Все же надо, как я сам себе обещал в прошлый раз, что бы ни было, следить за языком!

Фотографии, рассказывал он, были сделаны в давно известной спелеологам-экстремалам серии подземных пещер, называющейся Райзинг Стар (или Эмпайр Кейв). 13 сентября Стивен и Рик преодолели подземный обвал под названием Драконий Хребет (Dragon’s Back), недалеко от вершины которого они обнаружили зубчатый лаз, сужающийся до 18 сантиметров. Я уже понял, что любители экстремального пещерного спуска вроде Рика со Стивеном питают слабость к подобным пещерам, ожидая, что там будет что-то интересное. Стивен отправился в лаз первым, Рик последовал за ним. Впереди был узкий, но довольно крутой, почти вертикальный спуск длиной 12 метров. К счастью для Рика и Стивена, спуск не оборвался провалом в зияющую под парнями каверну: еще несколько метров спуска, и они оказались в небольшой камере. Весь пол камеры был буквально устлан костями – великим множеством костей. Оглядев эти кости, Стивен и Рик решили, что это похоже на то, что мы искали.

Но аккумулятор в камере, которую они взяли, сел в самый неподходящий момент.

Чтобы добраться до камеры, у них ушло несколько часов тяжелых подъемов и спусков; обратный путь был еще дольше и труднее, учитывая, что нужно было карабкаться вверх по узкому лазу. Именно об этой находке они тогда и рассказали Педро две недели назад. В следующий раз, когда спускались в лаз, они захватили с собой запасной аккумулятор для камеры.

На несколько мгновений я потерял дар речи, бессмысленно перелистывая с одной фотографии на другую. Наконец голос вернулся ко мне, и я стал допрашивать Стивена обо всем, что он видел. Во всех деталях я заставил его пересказать мне весь их путь; на снимках я заметил, что на некоторых костях есть светлые пятна, свидетельствующие о недавних повреждениях, – Стивен клятвенно заверил меня, что ни он, ни Рик ничего не трогали и были очень аккуратны. Еще он сказал, что на одной из стенок камеры они нашли геодезический символ-ориентир, нарисованный, вероятно, еще одним любителем экстремальной спелеологии, неизвестно когда побывавшим здесь и по какой-то причине не отметившим эту камеру ни на одной спелеологической карте.

Я не верил своим глазам: кости гомининов так просто лежат на полу пещеры? Да как такое вообще возможно? Наконец я поднялся, чтобы принести нам пива. Джеки, Меган и Мэттью спустились к нам, чтобы узнать, из-за чего такой переполох, и тоже стояли разинув рты перед монитором. Это было самое настоящее чудо.

ГЛАВА 16

Сначала одну, а затем и другую, мне наконец удалось просунуть ноги в ботинках в штанины защитного комбинезона. Штанины были довольно узкие, но не настолько, чтобы запутаться в них и распластаться, потеряв равновесие. Далее дело пошло лучше: поддернув комбинезон вверх, я почти без труда продел руки в рукава. Джон Дики, глава спелеологического клуба, не сводил с меня взгляда, полного негодования. Педро, Стивен, Рик и еще несколько ребят, все давно готовые, с интересом наблюдали за моими «молниеносными» движениями.

Была уже почти ночь. Прошло четыре дня с того вечера, когда Рик, Стивен и Педро показали мне фотографии пещеры. Сегодня нам наконец удалось всем собраться (поскольку Рик и Стивен работали в дневную смену), чтобы съездить туда. Стивен работал бухгалтером и готовился к экзаменам на повышение квалификации. Рик был официальным членом «Менсы», которого чуть было не вышибли из старших классов за взрыв в химической лаборатории, а сейчас из одной строительной конторы он перешел работать в другую. Оба они были худыми и жилистыми – в общем, как я это называл, были «физиологически пригодны» для экстремальной спелеологии.

Дэйв Ингольд – суровый старикан лет семидесяти, спелеолог старой закалки – критическим взором оглядывал меня с ног до головы. Мне вспомнилось то чувство, которое я испытывал, участвуя в выставках поросят в Сильвании.

– Влезет, – проскрипел Дэйв, усмехнулся и фыркнул.

Я с недоумением посмотрел на него: ведь я совсем не собирался спускаться по 18-сантиметровому тоннелю, да у меня даже голова, пожалуй, туда не пройдет! Но может, и сам путь, ведущий к тоннелю, таков, что они сомневались, пройду ли я в него. Задумавшись, я взглянул на Мэттью: он, как и все, был уже давно готов; ему четырнадцать, рост метр восемьдесят и худой до невозможности – идеальная комплекция для исследования пещерных тоннелей! Он улыбнулся мне, с нетерпением ожидая, когда начнется настоящее дело.

Подхватив лежавшую рядом сумку с камерой для научной фотосъемки и несколькими фотографическими шкалами, я перебросил ее Мэтту. Не сомневаясь, что он без труда справится со сколь угодно узким тоннелем, последние несколько дней я усердно занимался с ним фотографией, объясняя, как правильно сделать научный фотоснимок. Вся суть нашей вечерней вылазки была в том, чтобы сделать четкие фотографии останков гомининов, да и вообще всех останков, которые находились в той камере; ведь, чтобы запускать всю организационную махину серьезных поисковых работ, я должен был быть сам уверен в деле на все сто процентов. Также я тщательно объяснил Мэтту, как ему лучше сделать снимок, чтобы сфотографировать максимальную площадь камеры, а также базовые принципы идентификации останков древних людей. Словом, я был уверен, что раз Мэтт вырос в семье палеоантрополога и с детства возился с окаменелостями, он вполне сможет сделать то, что нужно.

Мы были на месте; осмотревшись, неожиданно я поймал себя на ощущении, что уже был здесь раньше. И верно: всего в нескольких сотнях метрах начинал вздыматься холм, по ту сторону которого находилось местонахождение Сварткранс. Я тысячу раз бывал в этих местах за последние 23 года! А чуть далее виднелась неоновая вывеска визит-центра Стеркфонтейна. Мы находились в самом сердце Долины Стеркфонтейн – самом изученном археологами месте на всем Африканском континенте! Оглядываясь кругом, я вспоминал: «Ведь я исследовал не только известные местонахождения в Долине… во время проекта “Атлас” мы приезжали с поисковой командой и сюда, к пещерам Райзинг Стар. Точно, вон там, метрах в двухстах отсюда, мы тогда обнаружили несколько окаменелостей».

Мы поднимались на небольшой холм, освещая ухабистую дорогу налобными фонарями. Ни к кому конкретно не обращаясь, я задавал вопрос за вопросом:

– Далеко еще?

– Да нет, не очень, – ответил Стивен.

– А «шкуродеры» там совсем узкие, да? – «Шкуродерами» называют самые узкие и труднопроходимые участки пещерных тоннелей. Порой там действительно можно серьезно «ободрать шкуру», если хочешь пролезть дальше.

– Ну да, такие, – ответил мне кто-то, не помню кто, из темноты.

– А подъемы очень крутые?

– Есть немного, – усмехнулся Рик.

– Но «вы подойдете», – ввернул Педро, усмехнувшись.

Я понял, что эти ребята чесать языком не любили. А может, причина подобной сдержанности крылась в том, что им хотелось, чтобы я сам все увидел?

Наконец мы добрались до узкого лаза. Слева от него зияла расщелина неизвестной глубины, справа же проход перекрывало большое дерево; таким образом, чтобы попасть внутрь, необходимо было пролезть максимально близко к расщелине. Отличное начало.

Сразу за этим жутким входом мы попали в сводчатую, очевидно рукотворную, залу пещеры; наверное, ее выдолбили во время шахтерских работ в XIX веке. Опытные спелеологи шли впереди и уже начинали спускаться в тоннель. Мэтт воодушевленно следовал за ними. Натянув рабочие перчатки, я отправился за остальными во тьму.

Спустя полчаса я решил наконец поразмыслить над сложившейся ситуацией: острый выступ впивался мне в ребро, со всех сторон на меня нещадно давили стенки тоннеля, вытянув правую руку вперед, я пытался цепляться ею, чтобы хоть как-то продвигаться дальше, в то время как моя левая рука оказалась из-за тесноты тоннеля плотно прижатой к телу. Перед собой я мог видеть лишь каменный пол тоннеля, поскольку, стоило мне едва поднять голову, раздавался глухой металлический стук каски о потолок. Впереди я едва мог различить свет фонаря и очертания фигуры Дэйва, иногда с ухмылкой оглядывающегося на меня и приговаривавшего, быть может, чересчур подбадривающим тоном:

– Давай-давай, еще чуть-чуть!

Я застрял в этом покрытом липким слоем грязи тоннеле; лягая и дрыгая ногами позади себя, пытался зацепить крепкий выступ, чтобы протиснуться дальше. Но выступа не было, застрял я очень плотно и мог продвигаться вперед, только извиваясь и изгибаясь на выдохе, насколько позволял узкий тоннель. С каждым следующим вдохом я, казалось, застревал все крепче и крепче, словно пробка в винной бутылке. Это был Путь Супермена, получивший свое название, потому что все, кроме самых худых, вынуждены были ползти, вытянув вперед одну руку и прижав к телу другую. Именно так, простирая одну руку, с другой прижатой к телу, я сантиметр за сантиметром пытался протолкнуться вперед.

Спустя несколько минут мне это удалось, и я с наслаждением смог встать и расправить плечи. Зачем-то (учитывая количество грязи в пещере) я стал отряхивать комбинезон. Тусклый свет налобного фонаря вырывал из темноты то одно лицо, то другое. Рик бодро выскочил из тоннеля так, будто бы он с удовольствием прогуливался там. За ним показался сияющий счастливой улыбкой Мэттью.

– Далеко еще? – спросил я.

– Не очень, – ответил кто-то, мало, впрочем, утешив меня своим ответом.

Окончательно оправившись, я мог осмотреться кругом:

– Здесь есть окаменелости, – сказал я, указывая на белеющий в стене клык павиана.

– Ага, тут все стены в них, – кивнул Стивен на еще один на противоположной стене. И правда, стены были сплошь усеяны разными костными останками; одно то место заслуживало бы внимательного исследования. Но сейчас мы здесь были не для этого.

– Мы ждем Педро и остальных? – спросил я.

Педро и еще несколько членов экспедиции не были, как я говорил, «физиологически пригодны» для Пути Супермена, так что им пришлось лезть по другому, более длинному тоннелю под названием Почтовый Ящик. Заслужил он это имя благодаря узкому лазу, через который, подобно отправляемому письму, нужно было проскользнуть внутрь.

– Да нет, они подтянутся, – ответил Джон, залезая в следующий тоннель, – надо продвигаться.

Мы были у места древнего камнепада. Рик, проворно вскочив на острый выступ, указывал, куда идти. Огромная гряда камней, уходящая в темноту, действительно напоминала чешую.

– Туда? – спросил я, указывая фонарем наверх: свет терялся где-то по пути, не доставая до вершины.

– Ага. Это Драконий Хребет, – через плечо ответил Стивен, ловко карабкаясь по мокрым камням.

Я обернулся к Дэйву Ингольду:

– На какой мы сейчас глубине?

– Пожалуй, метров сорок.

Мэтт, Дэйв и Джон, а за ними и остальные следовали за Стивеном. Я пожал плечами: что ж, сказав «А», надо говорить и «Б» – и тоже стал карабкаться, цепляясь за острые выступы. Да, будет очень тяжело организовать здесь поисковые работы. Кажется, мы уже продвинулись по этим тоннелям метров на сто вперед, хотя точно сказать было сложно – такими причудливыми зигзагами петляли ходы. Путь сюда был сущим мучением, не говоря о том, что он был довольно опасен; и думать было нечего, чтобы доставить сюда хоть какие-то исследовательские приборы и снаряжение. В таких пещерах нередки случаи обвалов сводов, поскольку в глубь каменной породы в поисках воды проникают корни деревьев. Не говоря уже о том, подумал я, взглянув вниз, что одно неаккуратное движение или скользкий камешек под ботинком может надолго уложить на больничную койку или даже в могилу.

Дэйв, Джон, Рик и Стивен, опытные исследователи пещер, спокойными и расчетливыми движениями плавно преодолевали Драконий Хребет. Мэттью делал то же, но с присущим его юной душе бесстрашием. Мне совсем не стыдно признаться, что у меня ушло, скажем так, несколько больше времени на то, чтобы преодолеть 17 метров подъема на вершину Хребта.

Итак, мы были на вершине, и на пути у нас было последнее препятствие – расщелина шириной около метра и глубиной, наверное, метров пятнадцать. Собрав волю в кулак, я перемахнул ее и приземлился рядом с остальными на крохотный выступ.

– Нам туда, – произнес Стивен.

Вжимаясь в стену, я осторожно начал подбираться ближе к Стивену. Лаз, на который он указывал, был настолько узок, что, чтобы через него пробраться, мне нужно было, совершенно распластавшись, ползти на животе. Извиваясь ужом, я старался продвигаться по лазу вслед за Риком. Остановившись, он вдруг скользнул в какую-то невероятно крошечную нишу так, чтобы я мог поравняться с ним.

– Ну вот, – произнес Рик, указывая перед собой носком ботинка.

С усилием преодолев впившийся мне в ребро острый выступ, я уставился туда, куда он показывал.

– Шутишь? – вырвалось у меня.

Рик указывал носком на отверстие, которое было едва ли больше его ботинка.

– Ты шутишь! – повторил я, в недоумении переводя взгляд с него на отверстие и обратно.

Сделав еще пару движений, я приблизился к отверстию настолько, что свет налобного фонаря падал внутрь и я мог заглянуть туда. Мне казалось, что в такое отверстие не пролезет даже моя голова; со всех сторон лаз, словно шипами, был усеян острыми каменными выступами. Я обернулся к Рику, изумленно качая головой: совершенно непонятно было, как там можно было пролезть.

– А другого пути нет? – спросил я.

– Похоже, что так. Но мы все же поищем, – раздался откуда-то сзади и снизу приглушенный ворчливый голос – это Дэйв и Джон искали обходной маршрут, ведущий к камере. Впрочем, их поиски успехом не увенчались.

– Понятно, – только и оставалось мне ответить. Я пополз обратно, чтобы пропустить остальных вперед.

Чтобы сохранить заряд аккумулятора, я выключил фонарь и сел передохнуть на той площадке за расщелиной. Мэттью, Рик и Стивен спускались в лаз, остальные искали обходной маршрут. Через какое-то время вокруг воцарилась полная тишина. В полной темноте я продумывал план дальнейших действий.

Я лихорадочно соображал: неужели тут и правда будет что-то настолько грандиозное, как мне кажется?

Последние четыре дня были просто сродни торнадо. После того как Педро, Рик и Стивен показали мне фотографии, я до поздней ночи просидел, рассуждая о том, что же это могло быть. Если там были останки гомининов, несмотря на то что камера кажется почти недостижимой, в нее все же может попасть какой-нибудь прознавший о ней любитель полазать по пещерам и нарушить останки или еще что-нибудь в таком духе. Нужно было срочно что-то решать по поводу организации процесса работ. Я связался с исполнительным вице-президентом Национального географического общества Терри Гарсией и описал ему ситуацию; он обещал поддержать проект. Однако прежде чем делу будет дан ход, я хотел заручиться мнением со стороны.

На следующий день я послал фотографии из камеры коллегам, которым доверял, – Джону Хоксу, Дэррилу де Ройтеру, Стиву Черчиллю и Петеру Шмиду. Мнения четырех ученых разнились, но все были единодушны в том, что это останки некоего примитивного гоминина, в особенности отмечая челюсть с прекрасно сохранившимися зубами. Как и я, они не увидели на фотографиях ни одной кости-дубля. Отсюда следовало предположение, что это кости скелета одного гоминина – удивительная находка, совершенная, как мы знаем, за совсем ничтожный промежуток времени. Наблюдения уважаемых коллег совпадали с моими впечатлениями; но все же нужно было нечто более весомое, чем любительские фото Рика и Стивена, для того чтобы начинать серьезную экспедицию.

Словом, сидя в темноте на полу пещеры, я теперь пытался предметно рассуждать о возможных логистических проблемах. Если эти останки на полу камеры были именно тем, чем казались, то, несомненно, здесь следует развернуть широкомасштабные работы. Но для подобного проекта трудно даже предположить, какой мог бы быть протокол техники безопасности! Ну и люди? Кто сможет выполнять все необходимые работы там, внизу? Нужны были ученые с опытом работы с хрупким костным ископаемым материалом, обладающие многими знаниями и навыками… ну и конечно, они должны быть физиологически пригодны для работы в условиях столь узких пещерных тоннелей! Мне пришло в голову, что находиться в той камере, вероятно, даже опаснее, чем в том месте, где сидел я: стенки, потолок, пол – все может враз обвалиться, поблизости может находиться карман с углекислым газом, можно просто получить по пути серьезную травму… В общем, весь путь от начала и до конца представлял серьезную опасность для жизни.

Затем я стал обдумывать снаряжение и в целом необходимую инфраструктуру для нашей пещерной экспедиции, припоминая подводные исследования моих коллег Боба Балларда и Джеймса Кэмерона вместе с National Geographic. Чтобы поддерживать связь между теми, кто спускается к камере, и теми, кто на поверхности, нам понадобятся камеры и телефоны, а значит, потребуется уйма кабеля. До места, где я сидел, было, наверное, метров двести, учитывая всевозможные изгибы и изломы тоннелей. Все снаряжение также должно быть если не водонепроницаемым, то хотя бы влагозащитным, чтобы быть работоспособным в условиях пещерной сырости. Не всякая электроника предназначена для жестких испытаний пещерами, так что нам понадобятся невероятно прочные и «выносливые» устройства. Я воображал себе целый командный центр, штаб-квартиру с мониторами, интеркомами, телефонами и прочими средствами наблюдения и коммуникации, чтобы в реальном времени можно было руководить работой ученых под землей.

Кстати говоря: поднять костные останки на поверхность было только частью проблемы. Причем частью финальной, поскольку этой стадии обязательно должна предшествовать долгая и тщательная научная фиксация находок в окружающем контексте. В Малапе и прочих местонахождениях мы использовали для этого лазерные теодолиты – геодезический измерительный прибор, позволяющий с миллиметровой точностью определить положение находок. В нашем случае я сомневался, что этот прибор можно будет протиснуть в отверстие, ведущее к камере, не говоря уже о том, что использовать его в условиях столь малого пространства крайне затруднительно. Но для палеоантропологических находок контекст невероятно важен, так что эту проблему нам предстояло как-то решить.

После этого я вернулся к мысли о том, кого же все-таки набрать в команду исследователей, а еще важнее – где и как найти этих людей. Боб Баллард и Джеймс Кэмерон удобно устроились, послав изучать морские глубины поисковых роботов. Палеоантропология еще до такого не дошла, так что мне нужны были опытные, умелые и, конечно, худые ученые, готовые работать «на том конце провода» относительно воображаемой мной штаб-квартиры.

Все эти мысли были оправданны, конечно, лишь в том случае, если эти кости принадлежали древнему человеку. Я считал, что так и есть, но ведь я видел только несколько снимков, сделанных Риком и Стивеном… Сгорбившись в темноте на каменном полу, мне оставалось только ждать.

* * *

Прошло уже три четверти часа, как Рик, Стивен и Мэттью спустились в камеру. Время от времени тот или иной член нашей команды появлялся рядом и, перебросившись со мной парой слов, исчезал, продолжая изучение тоннельных маршрутов. Педро видно не было; он, возможно, решил попробовать другой вход в пещеру или же обнаружил здесь какое-то неизведанное ответвление.

Свет фонаря промелькнул в узком спуске, ведущем к камере. Включив свой фонарь, я с нетерпением уставился на выход из лаза. Увидев показавшиеся оттуда плечи Мэттью, я тяжело выдохнул и опустился на свое место. Мэттью взглянул на меня: все лицо его было в грязи, но глаза задорно поблескивали. Переведя дух от подъема, он перебросил мне сумку с камерой:

– Ну?!

– Папа, это что-то невероятное! – восторженно отвечал он. – У меня руки минуты три тряслись так, что я не мог сделать снимки! – Раскрыв сумку, он достал камеру; никогда еще мне не доводилось видеть столь широкой улыбки на его лице.

– Там их сто-о-олько! – восторженно говорил он, пока я просматривал фотографии.

На фотографиях были именно те кости, которые я предполагал; Мэтт очень четко снял нижнюю челюсть и череп, вросший в каменную породу на полу, а также посткраниальные останки, лежавшие на полу камеры. Все они принадлежали древнему человеку.

– Короче, сразу от лаза в камеру и до самой дальней стенки – там везде лежат кости, – резюмировал Мэттью.

Я возбужденно кивал в ответ. Из тоннеля показался сначала Рик, а за ним и Стивен, и мы все стали тесниться плотнее, чтобы поместиться на небольшой площадке.

– Что думаете? – спросил Рик, выжидающе глядя на меня.

– Думаю, что нам предстоит большая работа, – ответил я.

ГЛАВА 17

Следующим днем, 6 октября, я сидел на кухне за столом, прогоняя еще раз про себя объявление о поиске сотрудников, которое я только что набрал на ноутбуке. Формулировки были самые простые и по делу: сжатое описание работы, принципов и времени ее выполнения. Все утро я просидел над подробным списком снаряжения, вчерне набросал план коммуникационной системы и правил техники безопасности, а также отправил запрос в Комиссию по охране исторического наследия ЮАР (SAHRA) на получение официального разрешения на работы.

Экспедиция обещала быть довольно крупной: спелеологи, ученые, лаборанты, персонал – всего, я прикинул, должно было быть человек пятьдесят. Всех нужно будет поселить, накормить и перевозить. И все это нужно устроить максимум недели за три.

К чему была такая спешка? Больше всего меня беспокоили те следы свежих повреждений на костях. Стивен и Рик со всей серьезностью заверили меня, что были чрезвычайно осторожны, ни на что не наступали и даже не притрагивались к костям. Это означало, что в камере бывали и другие исследователи пещер, хотя она не была нанесена на карты. Плюс тот знак, нарисованный на стенке камеры. Кто-то, несомненно, бывал в этой камере, и я не имел ни малейшего понятия, кто это и когда ему взбредет в голову туда вернуться.

После нашей вчерашней вылазки о существовании камеры знали человек десять. Но скоро их станет значительно больше, хотя я и просил ребят никому и ничего не говорить. Какой-нибудь обычный любитель полазать под землей или даже знавший по слухам, что там внизу где-то древние останки, может нанести науке огромный и непоправимый урон. Нельзя было тратить время на долгие ожидания; мне хотелось начать работы уже с ноября, если я быстро получу все согласия и разрешения и наберу команду.

Необходимо было получить согласие на проведение работ от владельца земли, на которой находились пещеры. Наши спелеологи знали его – это был г-н Леон Якобс, и они уже получали у него разрешение на исследование пещерных цепей на его владениях, однако его телефонный номер куда-то запропастился. Я позвонил Мэгзу Пиллаю – моему приятелю из Комиссии по защите объектов всемирного наследия в Колыбели человечества – и, рассказав ему о нашей находке, попросил помочь узнать номер г-на Якобса. Мэгз обещал помочь и предложил подключить ресурсы комиссии для ускорения бумажных дел.

Теперь оставалось только набрать команду. Я перечитал свое объявление: ученый с широким научным кругозором, бесстрашный исследователь пещер, худощавое телосложение… Отправить ли письмо рассылкой коллегам с просьбой распространить дальше? Но кажется, очень немного людей отвечали бы сразу всем критериям и могли бы в столь краткие сроки подключиться к работе. Взглянув мельком на экран компьютера, я увидел в углу экрана всплывающее уведомление из Facebook. Я задумался… А почему бы и нет?

Через минуту пост был уже опубликован на моей странице; он гласил:

Дорогой коллега!

Мне нужна помощь всего научного сообщества и лично ваша: пожалуйста, если у вас есть знакомые ученые – перешлите им это сообщение.

Нам в команду требуется три или четыре человека для работы в краткосрочном проекте, который начнется 1 ноября и продлится месяц. Наш человек должен: обладать отличными знаниями в археологии/палеонтологии, уметь работать на раскопках, иметь опыт работы в пещерных условиях (опыт работы в горах будет преимуществом), но самое главное – должен быть очень худого телосложения и желательно небольшого роста; не должен страдать клаустрофобией. Претендент должен уметь работать в тесном помещении, работать в команде и быть доброжелательно настроен. Учитывая подобный набор критериев, я с радостью рассмотрю заявки как от ученых с научной степенью, так и от студентов профильной аспирантуры или магистратуры (наличие опыта теоретической и практической работы, конечно, будет преимуществом). Возрастных ограничений нет. Не думаю, что у нас получится платить большие деньги, но мы берем на себя расходы на перелет, проживание (которое, впрочем, будет большей частью в палаточном лагере), пропитание и, конечно, обещаем продолжение сотрудничества. Если вы заинтересовались и подходите под описание – пожалуйста, свяжитесь со мной <…> Сроки сильно поджимают, так что еще раз прошу: если есть возможность, пожалуйста, распространите это сообщение.

Я откинулся в кресле: под постом начали появляться «лайки» и «репосты» – колесо социальной сети завертелось. Теперь оставалось только ждать.

На следующее утро, когда я ехал на работу, мне позвонила моя ассистентка Вилма Лоуренс; голос ее звучал нервически-сдавленно:

– Что вы такое делаете?

– А в чем, собственно, дело? – осторожно спросил я, желая узнать, что ее так расстроило.

– А вот в чем: у меня тут уйма писем от женщин, которые присылают мне размеры своего тела! – вскрикнула она.

Я захохотал.

– Все в порядке, Вилма, – стал успокаивать ее я; она, должно быть, решила, что я зарегистрировался на сайте знакомств или что-нибудь в таком духе.

* * *

Нам начали приходить отклики. Всего за неделю мне пришло несколько сотен предложений от коллег и простых людей со всех уголков мира. Спустя 10 дней я отобрал из них почти 60 резюме опытных специалистов; почти все из них были женщины. Такое неравенство, очевидно, большей частью проистекало из простой физиологии человека: ведь нам необходимы были люди, способные свободно перемещаться в пещерных тоннелях. Но вместе с тем это соотношение также отражало и демографические перемены, произошедшие в археологии и антропологии: большинство молодых ученых и студентов по этим направлениям сейчас – женщины. Я внимательно изучал присланные резюме, отмечая те навыки и квалификации, которые нам были нужны. Вот в этом резюме, например, указан альпинистский опыт – большой плюс! А в этом – прохождение курсов оказания первой медицинской помощи – тоже плюс. Просматривая присланные резюме, я удивлялся, насколько широк был у претендентов спектр навыков, которые могут быть весьма полезны при выполнении столь нетривиальной работы. Еще я был очень рад столь неожиданно бурной реакции на мое воззвание. Ведь люди верили мне! Я не обещал им денег, да и вообще ничего не обещал, не сказал даже, что нужно будет делать! И тем не менее все эти замечательные люди были готовы бросить свои дела и прилететь в Южную Африку лишь по причине маленького поста на странице в Facebook.

Мне и в голову не приходило, что отсев претендентов может быть столь нелегким делом; при помощи коллег мне удалось отобрать из общего количества поданных заявок десять высококлассных специалистов. А я как раз думал о том, что три-четыре человека, о которых я писал в своем посте, было, пожалуй, маловато: конечно, мы (на тот момент) собирались достать лишь один скелет из той камеры, но все же наличие в команде еще нескольких квалифицированных специалистов может существенно помочь делу. Плюс будет замена, на случай непредвиденной травмы или чего-нибудь подобного.

Мы договорились созвониться в Skype со всеми десятью претендентами. Я решил, что начну их проверять сразу же – при этом нашем первом звонке (поскольку мне совершенно не хотелось проверять их стрессоустойчивость, когда они будут уже под землей). Я планировал развернуть на месте проведения работ систему внутренней связи, что позволило бы мне общаться с людьми в камере без необходимости каждый раз активировать устройство связи и тому подобное. Иными словами, я собирался сыграть роль своего рода «виртуального археолога», незримо присутствующего там же, где и вся остальная подземная команда. Поэтому во время течения нашего разговора с претендентом я решил, что неожиданно оборву, например, видеосвязь, а затем и вовсе выйду из сети. Мне очень важно было увидеть и почувствовать их реакцию на резкий обрыв связи при приеме на работу: как они будут действовать в новых обстоятельствах. Короче, я решил устроить стресс-тест.

Некоторые претенденты тест провалили начисто: кто-то запаниковал, кто-то явным образом выразил свое недовольство происходящим, кому-то оказалось непросто описать словами свою комнату после обрыва видео (а ведь их умение использовать слова для описания окружения, которого я не видел, было невероятно важным пунктом!). Во время разговора я в красках описывал разнообразные риски, которые могут встретиться им во время нашей операции. Одна из девушек, прошедшая отбор, потом сказала мне, что она в жизни не бывала на более странном собеседовании.

После этого у меня осталось восемь человек – прекрасных специалистов. С ними я был предельно откровенен: да, мы собирались доставать из пещеры, как мы полагали, скелет гоминина. И да, операция будет чрезвычайно опасной, и если вдруг что-то пойдет не так – есть серьезная вероятность смертельного исхода (но со своей стороны мы, конечно же, примем все необходимые меры безопасности). Я несколько раз подчеркнул, чтобы они могли себе в точности представить, что лаз в камеру – всего 18 сантиметров шириной и через него придется лазать туда-сюда много-много раз; это будет нелегкая экспедиция, и я должен быть уверен в каждом из них, а они должны быть уверены друг в друге.

В конце концов я отобрал шесть человек и связался по поводу организации перелетов. На следующий же день двое ребят отказались: одна девушка сказала, что не уверена, что ей под силу такая работа, а другой, единственный парень из числа прошедших отбор, признался, что немного соврал о своих габаритах. В столь крошечный лаз он бы пролезть не сумел. Я поблагодарил его за честность и, несмотря на то что он клятвенно заверял меня, что сел на экстремальную диету, сказал ему, что не могу идти на подобный риск: на карту были поставлены жизни людей. Сразу после этого я связался с моим седьмым и восьмым номерами в списке; они были в восторге.

Команда была набрана и состояла полностью из девушек. Вот они: Марина Эллиотт, Линдсей Ивс, Элен Фьюрригел, Алия Гуртов, Ханна Моррис и Бекка Пешотто. Все они были высококлассными специалистами, но обладали различными навыками. Мне хотелось, чтобы их сильные стороны не повторяли, но дополняли друг друга и, быть может, даже помогали бы без труда преодолеть некоторые слабые.

Марина, сильная и гибкая девушка, была родом из Канады. Она защитила диссертацию по биологической антропологии в Университете Саймона Фрайзера в Британской Колумбии. Марина работала судебно-медицинским антропологом в лабораториях и моргах, а также принимала участие в археологических раскопках в Сибири и на Аляске. Она прошла подготовку ветеринарным фельдшером и обладала весьма серьезными медицинскими навыками. Впечатляющим был и вненаучный послужной список Марины: в числе прочего она была гидом на сафари, скалолазом и спелеологом-любителем.

Линдсей была чуть выше и более атлетичного сложения. Она родилась в Техасе и защитила диссертацию по палеоантропологии в Университете штата Айова. У нее был внушительный опыт работы на раскопках и обширные познания по палеоантропологии. Помимо всего прочего, Линдсей имела большой опыт публичных выступлений по научным вопросам, что могло быть весьма полезным в ближайшие месяцы, а быть может, и годы.

Единственный представитель Австралии, Элен была тоненькой, рыжеволосой аспиранткой Австралийского национального университета, где ее научным руководителем был известный палеоантрополог Колин Гроувс. Элен обладала обширнейшими познаниями и навыками исследования посткраниальной анатомии – совершенно незаменимые знания в нашей подземной операции. Внушительный список ее публикаций дополнял серьезный опыт исследования пещер и скал.

Изящная и темноволосая Алия была студенткой Университета штата Висконсин и несколько лет проходила практику в Олдувайском ущелье. Там она исследовала зубы ископаемых животных, чтобы получить данные о древней окружающей среде. В процессе отбора кандидатов Алия специально прошла тестирование на аппарате МРТ, чтобы подтвердить отсутствие у нее клаустрофобии. Я ожидал, что ее опыт исследования ископаемой фауны будет весьма полезен, поскольку в камере, вероятно, должны были быть и кости древних животных.

Ханна была высокого роста, утонченная и грациозная девушка. Она была самой тихой из группы. Как и я, она была из Джорджии и имела богатый опыт исследования человеческих останков на раскопках как исторических, так и археологических местонахождений.

Самой миниатюрной из нашей подземной команды была Бекка, что, впрочем, с лихвой компенсировалось атлетической подготовкой и лидерскими качествами. Бекка была профессиональным альпинистом и работала инструктором в Outward Bound. Став археологом, она занялась историей беглых рабов в Грейт-Дисмал в юго-восточной Вирджинии.

Эти прекрасные девушки и составили костяк нашей подземной экспедиции.

ГЛАВА 18

7 ноября все были в сборе; в Высоком Велде стоял обычный ясный и жаркий день. Накануне ночью прошел дождь, и в чистом воздухе витала приятная свежесть. Я приехал на джипе, набитом под завязку всевозможным снаряжением. В долине у холма, где был вход в пещеры, стараниями Петера Шмида и Уэйна Криштона уже был разбит лагерь из десятка палаток, которые должны были стать нашим домом на следующие двадцать дней. Уэйн был моим помощником и товарищем еще во времена проекта «Атлас», теперь я взял его в экспедицию начальником лагеря. Петер и Уэйн расставили палатки по военному образцу – четко выверенными рядами. Видимо, тут сыграла роль врожденная склонность Уэйна к точности и порядку, а также швейцарские корни Петера. Остальные были заняты установкой трех больших тентов для устройства походной кухни и столовой.

Предыдущие три недели прошли целиком и полностью в заботах о подготовке к готовящейся экспедиции: закупка инвентаря, снаряжения, бронирование билетов, практически ежедневный инструктаж по технике безопасности. Предстоящая работа в пещере, да еще и под землей, вносила новые и новые технологические коррективы в привычный план подготовки. Мой аспирант Эшли Крюгер, по совместительству технологический маг и волшебник, нашел новую модель ручного сканера. Это устройство позволяло сохранить целостный контекст, в реальном времени «просвечивая» пространство, создавая его трехмерную карту и редактируя ее в случае обнаружения останков древнего человека. Точность разрешения 3D-изображения сканера была невероятная – до одной десятой доли миллиметра, такого археологи раньше не практиковали. Но тут-то и была проблема: в экстремальных условиях подобная техника никогда еще не использовалась, да и создавалась она для применения в медицинских целях, в стерильных лабораторных условиях. Поэтому компания – производитель сканера любезно предоставила нам своего сотрудника в качестве технической поддержки на случай неожиданной поломки и тому подобных вещей. Команда из наших шести девушек подолгу тренировалась со сканером на поверхности, чтобы под землей не возникло проблем с четкой и быстрой фиксацией данных.

Я вышел из машины и окинул беглым взглядом проделанную в лагере работу. Рядом с местом, где скоро должна была быть походная кухня, а сейчас, будто покрывало для невероятно многолюдного пикника, лежал огромный болотно-зеленый тент для нее, я увидал Эндрю Хоули и Джона Каллама. Эндрю что-то печатал на ноутбуке, а Джон вертел в руках фотокамеру; оба были сотрудниками National Geographic.

Неожиданно для меня, несмотря на обычно сдержанный и размеренный тон подачи информации, Национальное географическое общество согласилось на прямые трансляции в социальных сетях, живую ленту в Twitter, публикации в Facebook и даже на видеоблог с новостями о ходе операции. Мои коллеги и я – все в нетерпении ожидали этого уникального эксперимента. Всем было интересно: каково это – на глазах у всего мира доставать скелет древнего человека из подземной пещеры? Проходя мимо них, я спросил, работает ли уже наш блог, и Эндрю, не отрываясь от экрана, ответил мне, подняв кверху большой палец. Чуть позже к нам присоединился еще и фотограф Гарррет (да-да, с тремя «р») Берд; Гарррет станет единственным «простым смертным» (не ученым и не страхующим их спелеологом), которому доведется побывать в той самой камере. Вдалеке я видел готовящихся к съемкам ребят из команды научно-популярного сериала Nova с канала PBS. По странному совпадению, когда была обнаружена камера с останками в пещерах Райзинг Стар, они как раз снимали Nova в Малапе и прислали с надеждой на что-то интересное команду из трех человек к самому началу нашей экспедиции.

К лагерю одна за другой подъезжали машины с персоналом и техникой. Я в это время был занят распаковкой инструментов, экипировки, защитного снаряжения и всякой прочей всячины, вроде черных кепок с золотым логотипом «Rising Star» и вышитой посередине звездой. Я проверил качество, цвета и размеры всей привезенной экипировки. Там было даже различение должностей по цветам, так что сразу можно было понять, на своем ли месте тот или иной член команды: синий – ученые, серый – спелеологи, оранжевый – волонтеры, и, наконец, красный – для медперсонала.

Я перепроверял список необходимого снаряжения, когда ко мне подошел Стив Черчилль:

– Что, готов, старина? – спросил он, хлопнув меня по спине.

Как в Глэдисвэйле, на Палау и в Малапе, Стив вновь был бок о бок со мной.

– Никогда не был готов больше, чем сейчас! – ответил я.

Неподалеку от лагеря паслось стадо лошадей. По ту сторону небольшого ручья каменистая тропа вела к длинному холму, на вершине гребня которого обнажалась известняковая порода. На склоне этого холма и находился вход в пещерную систему Райзинг Стар: на вид – ничем не примечательное углубление, окруженное несколькими деревцами. Пещеры Райзинг Стар сильно отличаются от привычных пещер, вроде Глэдисвэйла с его огромным, зияющим входом, или Малапы – обычной ямы средней глубины. Но эти местонахождения привлекали внимание хотя бы следами деятельности шахтеров, оставивших множество кусков брекчии и отбракованного доломита. Большие пещерные местонахождения Сварткранс и Стеркфонтейн с их прекрасными брекчиями располагались всего лишь в миле от шоссе, но все же именно Райзинг Стар была настоящей, всамделишной пещерой, хранящей все свои секреты глубоко под землей.

Следующие три дня все были заняты обустройством лагеря; параллельно наши шестеро ученых привыкали к пещерным условиям, где им предстояло работать ближайшие три недели. Дэйв Ингольд и Джон Дики проводили с ними вылазки, наставляли и давали подробные инструкции по более успешному прохождению «шкуродеров» и подбадривали, чтобы каждая из них была уверена в собственных силах во время долгих подземных путешествий к Камере (теперь мне хотелось писать это слово с заглавной «К») и обратно. Каждый рабочий день мы начинали с ними с разъяснения плана работ и правил техники безопасности; каждый вечер того же дня заканчивался для меня отчетом Дэйва и Джона об их подземных успехах.

Первое время некоторые девушки из нашей шестерки чувствовали себя под землей не слишком уверенно, однако тренировки помогли им это преодолеть. Под конец «обучения» Дэйв и Джон отвели их на вершину Драконьего Хребта и показали Спуск (как мы для простоты его теперь называли) в Камеру. Одна за другой девушки спускались вниз, чтобы уже сейчас начать привыкать к этому непростому тоннелю, по которому им предстояло столько раз лазать туда и обратно. Каждой приходилось выбирать собственную манеру передвижения, сообразуясь с особенностями телосложения: кому-то было удобно активнее работать ногами для подстраховки, кому-то это совершенно не подходило. Но вне зависимости от этого все тут же познакомились с острыми шипами и выступами на Спуске; в ходе дальнейшей работы у них попросту сформируется привычка проверять новые синяки и ушибы.

Тем временем я все еще не позволял никому спускаться в Камеру – кости лежали на голом полу, так что их можно было запросто повредить, и я не хотел рисковать. Но все ходы и выходы до Камеры были излазаны уже вдоль и поперек волонтерами и членами команды – нам нужно было проложить почти три с половиной километра армейского кабеля для аудио– и видеокоммуникаций. В тоннелях было установлено в общей сложности девять камер и светодиодное освещение на стратегических пунктах по маршруту к Камере (большая часть пути, однако, все равно проходила при свете налобных фонарей). На случай отказа освещения во всех камерах была предусмотрена возможность съемки в инфракрасном диапазоне.

На карте пещерной системы я отметил критические точки, где наиболее вероятно было повредить поднимаемые на поверхность кости или получить травму: шкуродеры, серии острых выступов, расщелины, где нужно было установить веревочные лестницы, и тому подобные места. К тому времени наши спелеологи уже установили страховочные тросы вдоль Драконьего Хребта: теперь, чтобы преодолеть эту опасную часть маршрута, нужно было внизу зацепиться карабином за страховочный трос и только тогда переправляться через Хребет. Некоторые отчаянные головы, впрочем, время от времени проходили Хребет без страховки, за что тут же получали от меня выговор. Я настаивал: безопасность – прежде всего. Я пообещал себе, что ни с одним членом команды ничего не случится; к счастью, в этом сильным подспорьем мне стал Джон Дики, который был не только главой клуба спелеологов, но и старшиной ВМС США в отставке. Мы отлично понимали друг друга, и он сурово следил, чтобы все четко выполняли правила техники безопасности.

Как-то вечером после финального тренировочного спуска в пещеры, проверяя почту, я нашел там письмо от отца одной из наших ученых девушек. Он писал, что сильно переживает за жизнь и здоровье своей дочери, несмотря на то что она постоянно пишет ему о мерах предосторожности, инструктаже, технике безопасности и так далее. Меня весьма тронуло его письмо. Я рассказал его дочери, а она пересказала ему в письме, что, прежде чем отправить вниз членов команды, я послал туда своих сына и дочь. Отец девушки был этим несколько успокоен и благодарил меня; раз уж я рисковал своими детьми, прежде чем отправлять вниз чужих, то мне можно было доверять.

ГЛАВА 19

Подземные работы шли, мягко говоря, нелегко, и нам приходилось решать множество самых разных проблем уже там, на месте. Например, коммуникационный кабель, который мы прокладывали, нельзя было протянуть напрямую к Камере через Путь Супермена, который был настолько узок, что если там был бы еще и кабель, то через него вообще невозможно было бы пролезть. Так что нам пришлось тянуть кабель к Спуску обходным и долгим путем – через Почтовый Ящик. Еще одна проблема поджидала нас у прохода к Спуску: Джон Дики и Дэйв Ингольд верно рассудили, что последний уклон, глубиной около двух метров, был слишком велик. Было решено смастерить лестницу, по частям доставить ее вниз и там уже собрать и установить. Для подъема останков наверх была сооружена система блоков, которая весьма пригодилась и в этом случае.

Прямо у входа в пещеру мы натянули еще один тент – там располагался наш Командный центр, коммуникационный узел всей операции. У подножия холма находились еще два больших тента: под первым – наша наземная команда ученых, а под вторым – спелеологи и великое множество разного снаряжения. Под Научным тентом будет развернута полевая лаборатория для первичного препарирования, идентификации и каталогизации находок. Пещерный тент станет местом, где можно будет переодеть защитный комбинезон, взять необходимый инвентарь, а также просто посидеть в теньке и передохнуть пару минут.

Ребята заканчивали обустройство Командного центра, а я просто сидел рядом, наблюдая, как Эшли проверяет работу компьютеров и фотокамер. Все более и более наша операция походила на то, как я себе воображал ее, сидя тогда в темноте, с нетерпением ожидая возвращения Мэттью из Камеры. Оглянувшись, я увидел шагающего к пещере Педро: через плечо, словно огромный патронташ, он нес несколько сотен метров синего кабеля для передачи видеоизображения. Судя по его походке, он был в отличном расположении духа. Я окинул взглядом лагерь: человек пятьдесят усердно работали. Петер Шмид и Стив Черчилль укрепляли направляющие Научного тента. Остальные налаживали работу аккумуляторно-зарядной станции – незаменимой вещи в любой пещерной экспедиции, когда любая севшая в фонаре батарейка может стоить очень и очень дорого. Словом, зарядная станция была делом первостепенной важности.

Передо мной лежала карта, на которой я стал представлять себе маршрут каждой из наших шестерых ученых. Каждому важному пункту в маршруте – камерам, светодиодным лампам, узлам связи – мы дали собственное название. Тот, кто собирается спускаться в пещеры, первым делом идет под Пещерный тент: там он переодевается в защитный комбинезон, надевает перчатки, шлем с фонарем и, проверив запасной аккумулятор, отправляется дальше. Пройдя 30 метров, он должен отметиться в Командном центре: в полевой дневник дежурный вносил имя ученого и время входа в пещеру. Необходимо было также захватить запасные аккумуляторные батареи на все предполагаемое время нахождения под землей, предварительно проверенные начальником службы безопасности. Выполнив все приготовления, ученый должен был снять с шеи идентификационную карточку и повесить ее на протянутую у входа проволоку; выйдя из пещеры, необходимо было вновь надеть ее. Эта система с висящими у входа карточками была очень удобна: в любой момент (в том числе и в случае аварийной ситуации) можно было сразу узнать, кто сейчас находится внизу.

Проделав все это, ученый наконец спускался во тьму пещер. Пригибая голову, чтобы войти, он поворачивал налево и попадал в узкий тоннель, который сразу же круто уходил вниз. Пол тоннеля очень скользкий – с потолка все время капала вода, так что необходимо было спускаться очень осторожно, чтобы не упасть. В конце тоннеля была тройная развилка: крутой поворот направо – и человек попадал в еще более узкий тоннель. Здесь даже самым худым нашим ученым и спелеологам приходилось протискиваться боком. Тоннель был метров тридцать в длину с краткими подъемами и спусками. За ним находилась лестница. Здесь, над металлической лестницей, крепившейся страховочными тросами, была наша первая камера наблюдения. Если человек, направлявшийся к выходу из пещеры, появлялся на мониторе Лестничной камеры, то это означало, что минуты через три-четыре он появится в Командном центре.

Спустившись по лестнице, ученому предстояла целая серия шкуродеров и подъемов, венчаемых Путем Супермена и второй камерой наблюдения. Этот узкий семиметровый путь приходилось преодолевать ползком, распластавшись на животе, прижимая одну руку к телу. Бывалые и субтильные члены команды без труда проскальзывали этот тоннель; но когда человек более тучной комплекции решался пролезть через него, то порой добирался до конца уже без верхней одежды, и все, кто в тот момент находился у мониторов в Командном центре, покатывались от хохота.

После Пути Супермена пещерный свод уходил немного вверх, и можно было выпрямиться и перевести дыхание. Здесь же можно было увидеть огромную стяжку синих и серых кабелей, выходящих из соседнего тоннеля. Следуя вдоль этого «трубопровода» из кабелей, ученый, минуя небольшую залу, попадал к подножию Драконьего Хребта. К этому моменту он успевал спуститься на глубину уже порядка 40 метров, пробыв под землей около 15 минут. Здесь ученому предстояло облачить себя в страховочную амуницию. В этом непростом деле ему призван был помогать дежуривший у Хребта спелеолог из команды. После этого ученый в обвязке, с петлями на руках и ногах, со страховочным поясом, к карабину которого крепились две короткие веревки, держась за длинный канат, протянутый вдоль всего Хребта, начинал восхождение.

Поднимаясь по Хребту, каждые несколько метров, достигнув забитого в стену крюка, нужно было перестегивать страховочную веревку, что замедляло процесс восхождения и требовало известной сноровки. Это, однако, весьма надежно страховало ученого от неожиданного падения, поскольку, где бы оно ни произошло, невозможно было упасть дальше нескольких метров. В подобных условиях и такое падение могло привести к серьезным повреждениям, но это все же лучше, чем падать 20 метров вниз на каменный пол. Добравшись наконец до вершины Хребта, восходящему (все еще обвязанному страховкой) предстояло перемахнуть метровую расщелину, и он приземлялся на Базу 1. На дне расщелины постоянно дежурили в одиночку или по двое страхующие спелеологи. Надо сказать, что эта позиция была самая незавидная, поскольку человеку внизу приходилось часами сидеть на одном месте в полной темноте. Было довольно жутко наблюдать с монитора в Командном центре, как серый силуэт пытается притулиться в какую-нибудь нишу, чтобы встать поудобнее. Дежурных на этой позиции мы очень скоро окрестили Горными Троллями.

Достигнув Базы 1, надлежало связаться с Командным центром и отметиться у дежурного. Это был ключевой момент системы безопасности операции: единовременно в Камеру должен был спускаться только один член команды, так что звонивший должен был ожидать разрешения на спуск. Я составил предельно ясный и краткий глоссарий команд, чтобы избежать любой возможной путаницы между ученым на Базе 1 и дежурным в Командном центре. Разрешение на спуск звучало следующим образом: «Вас понял, База 1. Спуск разрешен». Начало спуска в Камеру также отмечалось дежурным.

Выход из Спуска был назван Зоной высадки; достигнув ее, ученый немедленно связывался по телефону с Командным центром и докладывал о том, что он на месте. Всего в Командном центре было три телефона: первый – связь с Базой 1, второй – с Зоной высадки у выхода из Спуска, и третий – с самой Камерой. Не перечесть, сколько раз за последующие несколько недель я с опасением и нетерпением устремлял взор на второй телефон, чтобы дождаться известия о благополучной «высадке» из Спуска… Опытный спелеолог преодолевал двенадцатиметровый Спуск в среднем за четыре минуты. Время, казалось бы, совсем небольшое – но представьте себе, что вы должны за четыре минуты сделать 12 больших шагов, совершая каждый из них с периодичностью в 20 секунд, и вы поймете, насколько трудным был этот Спуск. Подъем по нему был еще тяжелее.

Доложив в Командный центр о благополучном прибытии в Зону высадки, ученый при помощи страхующего (обычно это был Рик, Стивен или еще кто-нибудь из проверенных и опытных спелеологов) снимал обувь; было решено, что в Камере ученые будут передвигаться босиком, чтобы чувствовать поверхность под ногами и не наступить случайно на кости. Страхующий спелеолог постоянно дежурил в Зоне высадки, однако далее этой точки он не продвигался: отсюда в Камеру ученый должен был направляться в одиночку.

Ну, так, по крайней мере, это должно было работать, думал я, пальцем на карте прокладывая маршрут от точки к точке. По моим расчетам, весь путь занимал около получаса: довольно продолжительное время для столь небольшого расстояния, на протяжении которого может случиться все что угодно. Тем не менее все было уже почти готово для начала операции: сотни и даже тысячи больших и малых запланированных действий были выполнены. Оставалось перепроверить все системы безопасности, снаряжение, огласить еще раз регламент раскопок и план действий в аварийной ситуации. Завтра, 9 ноября, был последний день, чтобы закончить все эти дела и начать операцию. Ранним утром 10 ноября, если все пройдет по плану, должен был состояться первый спуск в Камеру.

Но кого отправить первым? У меня была команда из шести замечательных и талантливых ученых, каждая из которых обладала разными необходимыми навыками. Вечером Стив, Петер и я сидели за стаканами с холодным пивом и обсуждали каждую из шести девушек, прикидывая все за и против, сравнивая их сильные и слабые стороны. Наконец выбор был сделан, и завтра утром я собирался объявить его.

ГЛАВА 20

Я всегда был жаворонком и во время операции в Райзинг Стар также вставал с рассветом. Марина Эллиотт тоже была ранней пташкой – утром, проходя мимо нашей кухни, я обычно находил ее уже там. Я садился за стол, брал магнитную доску и начинал готовиться к утренней летучке перед спуском. Летучка была каждый день в 6:30 утра; на ней я объявлял основные цели на день, имена членов команды, которые будут выполнять то или иное задание, и, наконец, зачитывал протокол по технике безопасности. Поскольку большинство ребят из нашей команды были еще совсем молоды и весьма активно пользовались социальными сетями, чтобы немного разнообразить эти, зачастую несколько нудные, лекции, я стал каждому дню присваивать свой хештег, отмечая его на доске.

Было утро 9 ноября, следовательно, завтра должен был наступить долгожданный #День_Г – День Гоминидов, когда ученые наконец впервые спустятся в Камеру. Сегодня был последний день, чтобы перепроверить работу аппаратуры, камер, систем безопасности, – одним словом, чтобы расставить все точки над i. Все шло по плану, и я не сомневался, что завтрашний спуск состоится. В середине дня я созвал общее собрание. Первым делом поблагодарил всех за то, что, несмотря на столь сжатые сроки, все выкладывались по максимуму для подготовки операции; затем я перешел к главной теме собрания. Марина и Бекка должны были завтра утром первыми спуститься в Камеру. Меня очень порадовало, что я не заметил ни тени обиды или зависти на лицах остальных. Впрочем, не сомневаюсь, что какая-то толика разочарования все же могла быть, однако все и так понимали, что они все равно побывают в Камере. Я распустил собрание, дав ребятам свободный вечер, чтобы подготовиться к завтрашнему дню. Все разошлись кто куда: кто-то устроил небольшой костер, кто-то слушал музыку, принимал душ и так далее.

Поздно вечером в лагерь прибыл Джон Хокс. Несмотря на изнурительный многочасовой перелет из Висконсина, он был полон кипучей энергии. В свете костра я наблюдал, как Марина, которая явно заняла пост главнокомандующего как в команде ученых, так и в лагере, показывала ему, где можно разместиться. Джон ходил вокруг костра, вглядываясь в незнакомые лица.

– С прибытием, дружище. Уже разместился? – поприветствовал я его, когда он наконец опустился в один из шезлонгов у костра.

– Еще бы, у тебя же тут целый город! – смеясь, отвечал он и махнул рукой в сторону лагеря.

– Ты и представить не можешь, – сказал я, – как мы со всем этим намучились. Но ты как раз вовремя: завтра мы точно поживимся парочкой костей гомининов!

* * *

Утром 10 ноября я проснулся от того, что в палатке стало очень жарко и душно, на небе не было ни облачка, и солнце все распаляло свой жар. Вообще из-за палящего солнца ребята в команде редко просыпали подъем – обычно, когда солнце начинало подниматься, все были уже в сборе. Около шести утра я включил газогенератор, и сразу же вокруг кухни начали появляться ребята из команды – они знали, что утренний кофе скоро будет готов.

После кофе была наша обычная летучка в 6:30, где мы обговорили точное время первого спуска. Все совершали последние приготовления, а я, отозвав девушек в сторону, вновь и вновь объяснял им правила техники безопасности: Рик и Стивен будут возглавлять колонну, затем Рик станет Горным Троллем на Базе 1, а Стив проследует со всеми в Зону высадки, где будет исполнять обязанности офицера службы безопасности. Мой сын Мэттью проводит Марину и Бекку в Камеру, укажет, где находятся наиболее хрупкие кости (в первую очередь череп), а затем вернется обратно.

Сперва Марина и Бекка должны были установить отметки для работы со сканером, чтобы потом можно было без труда сопоставлять многочисленные изображения. В качестве отметок мы использовали стальные армейские медальоны с выгравированными номерами; они должны были быть закреплены на стенках камеры и оставаться там на протяжении всей операции. После закрепления медальонов необходимо было просканировать пол Камеры вокруг предполагаемого места первого этапа раскопок. Только после этого кости можно было начинать доставать из Камеры. Мне хотелось, чтобы первым делом на поверхность была доставлена нижняя челюсть: во-первых, она лежала прямо на голом полу, из-за чего ее легко можно было повредить, а во-вторых, всем, конечно же, не терпелось ее изучить! Среди всех костей, что были видны на фото, челюсть лучше всего подходила для того, чтобы определить видовую принадлежность индивида, которому принадлежали останки. В общем, чем раньше она окажется у нас, тем раньше мы сможем найти ответы на наши вопросы.

Вся моя семья собралась смотреть на первый спуск; Мэттью переодевался в защитный комбинезон, а Джеки с Меган расположились у мониторов в Командном центре. Стоя чуть выше по склону холма, я давал ребятам из National Geographic последнее интервью перед спуском. Эндрю Хоули, задававший мне вопросы, попросил сказать пару слов про наших девушек-ученых; я не задумываясь выпалил в ответ: «Они прямо настоящие астронавты, только подземные, подземные астронавты!» – именно так я привык про себя о них думать. Эти девушки в синих костюмах были готовы рисковать жизнью во имя науки, и я считал тогда, как и сейчас, что они такие же герои, как и астронавты, покорявшие глубины космоса. После этого в своем блоге об экспедиции Эндрю стал называть их не иначе как подземными астронавтами; название быстро прижилось.

Утренние часы уже кончились, а приготовления к спуску все продолжались. За ними прошли дневные и начались уже предвечерние часы. Команда все еще не была готова, и я начинал волноваться, что мы сегодня так и не спустимся в Камеру. Все время из-за чего-то приходилось откладывать старт операции: то проблемы с выводом изображения с камер наблюдения, то еще что-то. Наконец все было проверено и исправлено, и можно было начинать. Я оглянулся на людей, стоявших в Командном центре, и объявил:

– Спуск разрешен!

Раздались овации и аплодисменты, спускавшихся обнимали и желали им удачного спуска. Затем команда из четырех человек двинулась к входу в пещеры.

Команда первопроходцев состояла из Марины и Бекки, шедших следом за Мэттью с Риком. По лицам было заметно, что они волнуются. У входа в пещеру я обнял каждого из них, пытаясь улыбаться и вообще всем своим видом выражать полную уверенность в них и в успехе всей операции.

– Ну что, готовы? – спросил я.

– Как никогда, – съязвила Марина. Бекка, усмехнувшись, просто кивнула.

– Тогда удачной охоты! – весело произнес я, еще раз напоследок обнимая сына и пожимая руки Стивену и Рику.

Все отложили свои дела и столпились вокруг мониторов в Командном центре. Джон и Эшли установили дополнительные экраны, чтобы все смогли увидеть происходившее под землей. Обычно посторонним воспрещалось проходить на территорию Командного центра, поскольку от слаженной работы здесь зависела безопасность людей внизу; но во время первого спуска, конечно, было сделано исключение, и все стояли, вперив взоры в инфракрасное изображение пятерых человек, спускавшихся во тьму.

– Они у Лестницы! – громко объявил я, указывая пальцем в монитор, где ребята один за другим осторожно спускались по ступеням.

– Прошли Путь Супермена! – Учитывая комплекцию наших первопроходцев, шкуродер не представлял для них особых трудностей; тоннель был преодолен буквально в считаные минуты.

Все смотрели в мониторы, затаив дыхание: началось восхождение на Драконий Хребет. Из-за страховки и прочей амуниции процесс шел не очень быстро. Но все же спустя четверть часа замыкающий цепочку Рик водрузил камеру на вершине Хребта и весело помахал в объектив – в напряженной толпе зрителей послышались сдавленные смешки.

Прошло еще несколько минут, и наконец в Командном центре раздался звонок; я поднял трубку:

– Мы на Базе 1, – доложил Стивен.

– Вас понял, База 1. Спуск разрешен, – ответил я, отмечая время спуска.

Собравшиеся во все глаза следили за тем, как Стивен спускается по узенькому тоннелю. Когда на экране показалась фигура Мэттью, я вдруг обнаружил, что от напряжения кусаю нижнюю губу; стоило ли вообще подвергать жизни этих людей и даже собственного сына риску ради каких-то там окаменелых останков? Впрочем, теперь уже было несколько поздно для подобных мыслей.

Вновь раздался звонок:

– Это Стив. Я в Зоне высадки.

– Понял тебя, Стив. Оставайся там. Отправляю к тебе Мэттью. – Я снял трубку с телефона Базы 1. – База 1, говорит Командный центр. Стив высадился. Мэттью может спускаться.

Спустя минут пять Мэттью также благополучно высадился в Зону; раздался звонок от Марины. Напряжение достигло уровня почти физической осязаемости: впервые в Камеру спускался человек без опыта и подготовки, который, более того, был еще и первым проникшим туда ученым. Минуты шли, все замерло в ожидании. Четыре минуты… Пять… Шесть минут… Марина спускалась уже значительно дольше Стивена или Мэттью. Я оглянулся на Джона, снимавшего происходящее на фотокамеру. Поймав мой растерянный взгляд, он ободряюще улыбнулся в ответ. Молчание становилось невыносимым… раздался звонок, я схватил трубку и с облегчением услышал голос Марины:

– Это Марина. Я в Зоне высадки. – Зрители взорвались восторженными криками и овациями.

Я дал Бекке команду на спуск, и та быстро исчезла в тоннеле, оставив Рика в одиночестве на Базе 1. Снова наступило молчание. Четыре минуты… Пять… И наконец звонок. Я поднял трубку и, повернувшись ко всем, объявил:

– Бекка высадилась! – И вновь раздались бурные овации.

То, что ученые-археологи благополучно спустились к Камере, уже было большим прорывом; теперь можно было начинать подготовительные работы. Около получаса Мэттью объяснял Марине и Бекке, где именно на полу Камеры находятся кости и как лучше там перемещаться, чтобы их не повредить. Закончив разъяснения, Мэттью вернулся на Базу 1; внизу остались трое: Стивен, Марина и Бекка.

Какое-то время Марине и Бекке понадобилось, чтобы осмотреться и освоиться. Позднее Марина вспоминала, что там было настолько тихо, что единственными источниками звука были шаги и шорох комбинезонов. От стенки Зоны высадки пол пещеры уходил круто вниз на пару метров, венчаясь узким проемом, разделенным тонким листом скальной породы. Еще один небольшой уклон пола – и Камера расширялась до двух-трех метров; если в Зоне высадки потолок был очень низок, то здесь, в Камере, он неожиданно взмывал готическим сводом метров на десять вверх. Пол был сплошь усеян каменной шугой, долгие тысячелетия оседавшей с потолка и стен пещеры.

Именно здесь, на глубине 30 метров под землей, нам предстояло добыть кости древнего вида гомининов.

ГЛАВА 21

Кости, устилавшие пол камеры, были также покрыты шугой вперемешку с тонким слоем налипшей глины. Тут и там на костях проблескивали белые следы, указывавшие на то, что они были повреждены совсем недавно. Именно этими повреждениями и была обусловлена поспешность, с которой организовывалась вся экспедиция: видимо, не так давно здесь побывал очередной спортсмен-спелеолог и, не заметив ничего достойного внимания, побродил немного и ушел восвояси. На больших блоках брекчии, вздымавшихся из-под слоя глины, лежало несколько костей – их положили сюда Стивен и Рик в свой прошлый спуск, чтобы лучше сфотографировать.

Дождавшись, пока Марина с Беккой достигнут конца Камеры, я наконец решился позвонить по третьему телефону. Мой голос должен был доноситься из динамика, который ранее установили там Рик и Стивен; видеосвязи пока не было, камеры оставались только на предыдущих этапах.

– Ну, как там, внизу? – спросил я, слыша собственное эхо, отдающееся в Камере.

– Порядок, – ответила Бекка.

– Да, все в порядке, – подтвердила Марина. По их голосам, впрочем, чувствовалось, что они напряжены и взволнованы.

Вскоре пустой синий экран с наклейкой «Камера 6» моргнул, изображение дернулось, и, будто в дымке тумана, на нем крупным планом появилось лицо Марины, настраивающей камеру. Я вновь снял трубку:

– Камера 6, видим вас.

– Отлично! – улыбнулась она.

Бекка и Марина принялись распаковывать и настраивать прочее оборудование. Первостепенной задачей было отсканировать пространство Камеры, а затем поднять на поверхность нижнюю челюсть. Через экраны мы наблюдали, как девушки достают ноутбук и подключают к нему сканер. Флуоресцентная трубка сканера обдала Камеру холодным ярко-белым светом, и, сопровождая процесс ритмическими вспышками света, аппарат принялся сканировать пространство. Если сейчас не выйдет составить цифровую карту Камеры при помощи сканера, придется заморозить всю экспедицию, пока мы не придумаем другого способа, как это можно будет сделать. Мигающее изображение на экране напоминало трансляцию выхода астронавтов в открытый космос. Нам оставалось лишь напряженно следить за происходящим и ждать.

* * *

Всякое археологическое открытие – своего рода акт вандализма. Слои осадочных пород хранят в себе историю многих и многих тысячелетий; расположение любой самой маленькой косточки или артефакта может многое рассказать о том, когда они здесь появились, как связаны друг с другом и с существами, их оставившими. Проведение раскопок неминуемо разрушает эту историческую гармонию. Следовательно, если археолог в точности не картографировал местонахождение перед началом раскопок, важнейшие данные будут утеряны безвозвратно. Именно поэтому некоторые участки местонахождения необходимо оставлять нетронутыми, чтобы в будущем благодаря новым технологическим приемам стало возможно добыть информацию, которую мы не можем получить сейчас.

Проводя исследование местонахождения на открытом воздухе или даже в пещере, можно растянуть измерительную сетку по всей площади, замерить по отвесу глубину и, таким образом, составить трехмерную карту, отмечая на ней все находки. В нашем же случае площадь исследуемого местонахождения была столь мала, что никакой возможности применить подобный метод картографирования у нас не было: сетка препятствовала бы любому передвижению в Камере, подвергая риску как кости, так и жизни ученых. Поэтому мы возлагали большие надежды на ручной сканер, при помощи которого можно было бы сразу получить компьютерную модель Камеры со всеми находками. Согласно установленному протоколу раскопок, ученые в Камере должны были составить каталог всех костных останков, полностью отсканировать всю поверхность пещеры и лишь затем приступить к сбору находок. Подобный порядок действий позволял нам получить своего рода рентгеновское зрение, благодаря которому мы могли в самом прямом смысле разобрать всю Камеру по косточкам, а потом вернуть все обратно.

Первое сканирование заняло много времени, но в итоге вся территория вокруг нижней челюсти была успешно отснята. Я вздохнул с облегчением: система работала. Все внимательно наблюдали, как Марина составляет каталог и прикрепляет отметку к описанному участку. Началось повторное сканирование: Бекка медленно проводила аппаратом над поверхностью так, будто бы она решила тщательно выкрасить пещеру при помощи распылителя. Наконец на экране компьютера появилась трехмерная модель Камеры – уже без нижней челюсти: теперь у нас была карта Камеры и до и после.

Внезапно раздался пронзительно пищащий звук: это был датчик углекислого газа. Карманы с углекислым газом – одна из реальных угроз при работе в известняковых пещерах. Углекислый газ тяжелее кислорода, не имеет запаха и в замкнутых пространствах с недостаточным течением воздуха может незаметно накапливаться до опасных показателей. Еще одним фактором, способствующим накоплению углекислого газа, служит банальное дыхание в относительно изолированных пространствах. При незначительном содержании углекислого газа волноваться не о чем, однако стоит ему перевалить отметку в один процент, как ситуация становится чрезвычайно опасной (профессионалы называют это «воздухом, непригодным для дыхания»). Попавший в подобные условия испытывает учащенное дыхание и повышенное сердцебиение; отравление углекислым газом может привести к быстрой потере сознания и даже смерти.

Раздался звонок:

– Командный центр, сработал датчик углекислого газа, – доложила Марина.

– Вас понял. Выбирайтесь оттуда, – ответил я.

Все действия на случай подобной ситуации были тщательно отработаны, и Марина, Бекка и Стивен, аккуратно и быстро завершив работу, благополучно поднялись из Камеры.

Все взоры сосредоточенно следили за фигурами людей на экранах, появлявшимися там теперь в обратном порядке; наконец они достигли Лестницы и спустя еще минут пять вышли из пещеры.

В общей сложности они пробыли под землей около полутора часов. Несмотря на угрозу отравления углекислым газом, с ног до головы вымазанные пещерной грязью и глиной Марина и Бекка сияли от счастья. Все аплодировали, и я радостно обнимал их, целых и невредимых. Тут я заметил, что Бекка держит в руках серую водонепроницаемую сумку, предназначенную для подъема находок на поверхность; она, улыбаясь, протянула мне сумку.

– Вы успели захватить челюсть? – спросил я.

– Ясное дело! – ответила Бекка.

Сгорая от нетерпения, я отправился к Научному тенту, чувствуя себя гаммельнским крысоловом: за мной по пятам следовала целая вереница ученых, студентов и прочих участников операции. Стив Черчилль и Петер Шмид были тут же; я передал свою ношу Стиву и через плечо следил за тем, как он осторожно снимает защитную пленку с костей. Моему взору открылась одна из самых потрясающих картин, что мне доводилось видеть, – это была правая часть нижней челюсти гоминина.

Слом проходил почти правильно посередине кости, в области четвертого премоляра. На челюстном суставе, скрепляющем кость с черепом, слом находился в задней части. Тело кости было плотно покрыто слоем коричневой глины – за исключением этого, она была в отличном состоянии, с рядом зубов с практически белоснежной эмалью. Сперва Стив, а за ним Петер некоторое время изучали кость. Затем ее взял я.

Нижняя челюсть – первая поднятая на поверхность находка из Райзинг Стар

Взяв кость, я удивился, насколько она была легкой. Большое количество найденных костных останков в Колыбели состоит в основном из кальцита, постепенно замещающего костный материал, что делает кости заметно плотнее и тяжелее. К примеру, многие найденные нами кости sediba были таким образом частично «обращены в камень». Некоторым костям удается избежать подобной участи, и, несмотря на потерю какой-то части минерального состава, они остаются легкими; эта челюстная кость была именно такой – казалось, ее можно было сломать, едва притронувшись.

Я долго вертел кость в руках, изучая со всевозможных ракурсов; размеры находки поражали – она была значительно меньше, чем мы ожидали по фотографиям. Пропорции были именно такими, как мы и предполагали: третий моляр был самым крупным, как у австралопитеков (и не как у людей). Однако сами зубы были совсем крошечными, не больше чем у современного человека. Ни у одного из известных видов гомининов мне не доводилось видеть зубов столь малых размеров. Передав кость Джону Хоксу, я откинулся на спинку своего походного кресла. Вокруг что-то восторженно говорили, но я не слушал. Единственный вопрос занимал меня: кем было это существо?

* * *

Тем временем жесткий диск с данными со сканера был доставлен в Командный центр, и Эшли Крюгер уже перекидывал информацию с него на компьютер. Спустя некоторое время на экране появилась молочно-розоватая трехмерная модель пола Камеры. Заметив, что готово изображение со сканера, зрители начали смещаться в сторону Командного центра – я подумал, что это напоминает гольф, когда толпа следует от одной лунки к другой. Всё вокруг вдруг стало интересным и захватывающим – научная часть нашей операции началась! По мере работы Эшли изображения со сканера наполнялись формой и цветом, становясь поистине восхитительным отражением того, что в действительности видели ученые в Камере.

Вскоре также выяснилось, что сигнал датчика углекислого газа был ложной тревогой – по ошибке датчик был настроен на срабатывание в случае незначительного присутствия углекислого газа в атмосфере. Все вздохнули с облегчением. Датчик был вновь откалиброван, и мы больше никогда не слышали сигналов тревоги. Несмотря на глубину, на которой находилась Камера, сквозь трещины и тоннели туда проникало достаточно кислорода, чтобы уровень углекислого газа держался в безопасных значениях.

На закате камеры видеонаблюдения зафиксировали стайку летучих мышей, кружащих у Лестницы. Все были в приподнятом настроении, гуляли и фотографировались. После ужина главный генератор был выключен, и все разошлись по палаткам.

ГЛАВА 22

А в понедельник начались настоящие трудовые будни. Марина и Бекка были живыми свидетелями того, что мы видели на фото и видео: пол Камеры действительно был богато усеян костями. Как минимум несколько трубчатых костей совершенно точно принадлежали гомининам. Эти кости и были следующими в очереди на подъем; своей же очереди, чтобы отправиться за ними, с нетерпением ожидали четыре девушки-ученые.

Этим утром в пещеру спускались Алия и Элен. Первым делом, добравшись до Камеры, им предстояло очистить по возможности большее количество костных останков, лежащих на поверхности. Для этого необходимо было сначала тщательно отсканировать поверхность и лишь затем одну за другой аккуратно собрать кости. В первой доставленной из пещеры сумке, к нашему немалому удивлению, оказались кости, принадлежавшие исключительно гомининам. Среди них был проксимальный конец бедренной кости (верхняя часть) и первая метакарпалия (пястная кость большого пальца кисти). Это были невероятно важные находки.

Продолговатая шейка и небольшая головка бедренной кости напоминали соответствующие кости у africanus или afarensis. У современного же человека, равно как и у Homo erectus, судя по немногим найденным бедренным костям, шейка бедра короткая, толстая, с круглым сечением. Наша кость с овальным сечением очень прогрессивной (то есть близкой к человеческой) не выглядела.

Пястная кость – часть кисти руки, связывающая кости запястья с пальцем, – представляла не меньший интерес. Петер принес ее мне из Научного тента со словами:

– В жизни не видел ничего подобного!

Слева направо: пястные кости из Райзинг Стар, шимпанзе и Australopithecus sediba из Малапы

Я принял у него кость и стал изучать; и правда, я тоже такого никогда не видел. У современного человека пястная кость небольшого размера и с виду напоминает собачью косточку из мультипликационных фильмов – такая палочка с двумя идентичными утолщениями на концах. Эта же кость была узкой в месте встречи с запястьем и широкой там, где с ней сочленялся палец. Я покачал головой и задумчиво произнес:

– Довольно длинная…

Дело в том, что длина пястной кости отражает длину самих пальцев, а длинный и противопоставленный большой палец был несомненным признаком Homo.

Петер кивнул, хотя видно было, что он, как и я, был в замешательстве:

– В жизни не видел ничего подобного… – повторил он.

Услышать такое от Петера дорогого стоило. В мире существует совсем немного людей, способных посоперничать с ним (продолжателем целой династии классических анатомов из Цюриха) в количестве в прямом смысле по косточкам разобранных приматов и людей. Помимо этого, за свою более чем 50-летнюю практику Петер успел вживую изучить практически всех известных науке гомининов. И если после всего этого он «в жизни не видел ничего подобного», то «ничего подобного» до сих пор, скорее всего, нигде и не было!

Я вернулся в Командный центр и послал одного из волонтеров разыскать Линдсей и Ханну – настал их черед спускаться в Камеру.

Со следующей партией находок из Камеры из Научного тента явился Стив и, хитро ухмыляясь, произнес:

– Взгляни, тебе понравится.

Это была еще одна бедренная кость, также правая часть – у нас был второй индивид! К вечеру из Камеры пришла еще одна бедренная кость, и снова правая – еще один! Всего лишь за один день мы подняли на поверхность около четырех десятков костных останков гомининов. Со стороны, вероятно, эта цифра не внушает трепета своим масштабом, но я знал, что это был, наверное, крупнейший «улов» за день работы в истории палеоантропологии. В Малапе, к примеру, чтобы достигнуть отметки в 40 костных находок, нам потребовались многие месяцы – а ведь Малапа была одним из самых богатейших местонахождений, известных науке! Конечно, в расположенном неподалеку Стеркфонтейне количество находок перевалило за 700, но ведь это за почти 70 лет непрерывной работы! В общем, количество костных останков, поднятых нами сегодня из Камеры, было беспрецедентным, и в лагере царило общее оживление.

Еще сегодня на полу Камеры было найдено четыре птичьи кости – судя по всему, много лет назад (но намного позже того, как в пещере появились останки гомининов) сова, залетев в Камеру, так и не смогла вернуться обратно. Помимо этих нескольких костей, все остальные принадлежали исключительно гомининам. Тогда я счел это просто делом случая; я не сомневался, что не сегодня завтра множество разнообразных костей животных также обнаружится в Камере.

Тем же вечером, когда я заканчивал дела в Командном центре, Стивен и Рик с весьма серьезным видом отозвали меня на пару слов.

– Ну, что случилось? – спросил я.

Стивен бросил взгляд на Рика, затем снова на меня.

– Знаете, мы видели сегодня это бедро и… – начал он.

– Кажется, мы нашли еще одного! – перебил его Рик.

Я тупо уставился на них:

– Где? – спросил я, ожидая, что они скажут, где именно в Камере они видели кости.

– В совершенно другой части пещерной системы, – ответил Рик. – Хотите, мы достанем?

Я задумался; предложение было весьма соблазнительным. Еще одно открытие гоминина – это просто шикарно, но ведь тут у меня целая готовая команда, сфокусированная совсем на другом деле. Если Рик и Стивен и впрямь нашли гоминина – отлично, но опасная и важная работа на данный момент у нас уже была. Я принял решение.

– Никому ни слова об этом – не хочу, чтобы они отвлекались от работы в Камере. Закончим там и сразу начнем поиски в вашем месте, – сказал я.

Они кивнули в знак согласия, хотя я видел, как им хотелось отправиться туда за этими костями – будто пара фокстерьеров, поскуливающих от нетерпения, перед тем как ринуться в лисью нору. Я улыбнулся им вслед. Еще один? Неужели такое возможно?

ГЛАВА 23

Во вторник утром магнитная доска приветствовала участников летучки хештегом #День_Ч – то есть черепа. На фотографиях, которые я видел, череп выглядел бледно-белесой окружностью, выдающейся на контрасте с грязно-коричневым полом Камеры. Большинство прочих костей просто лежали на поверхности пола, череп же, однако, покоился в слое каменной породы. Нас приятно удивило и воодушевило вчерашнее открытие, что в пещере был не один, а несколько скелетов гомининов; теперь же нас интересовал вопрос: быть может, под поверхностью пола Камеры тоже найдется что-нибудь интересное?

Специфика работы в Камере была такова, что команды из двух человек было недостаточно для такой работы; было решено, что за черепом отправятся три человека. В то время как один будет работать со сканером и собирать найденные на поверхности фрагменты, двое других будут кисточками аккуратнейшим образом счищать небольшие слои отложений вблизи черепа и отправлять их под Научный тент, где их тщательно исследуют на предмет возможных костных фрагментов. Я специально решил включить в протокол раскопок положение о том, что надлежит досконально исследовать малейшую щепотку отложений из пещеры; в дальнейшем эта кропотливая процедура сыграет неоценимую роль в нашей операции.

Спустя час работы стало ясно, что в слое породы находился не только череп, но под ним еще ряд длинных костей. Следующие два часа прошли в напряженном наблюдении за ходом работ: в результате методичной и тщательной работы уже можно было различить очертания залегающих в полу костей.

С востока надвигался сильный ливень, и я скомандовал ребятам подниматься наверх. В любой момент могла начаться гроза, и нужно было успеть принять все необходимые меры безопасности, убрать чувствительную электронику и так далее.

Несмотря на всю поспешность, с которой команда поднималась из пещеры, непогода их опередила. Это было что-то невероятное! Вообще, Колыбель человечества является одним из наиболее подверженных ударам молний районов в мире, но в тот день, казалось, природа решила всерьез доказать нам это на деле. Люди лихорадочно бегали туда-сюда, пытаясь укрыть кабели и технику; я в это время, противоборствуя стихии, желавшей во что бы то ни стало унести Командный центр, продолжал следить за тем, как ребята поднимаются из пещеры наверх. Как только я увидел на мониторе, что они достигли Лестницы, дал сигнал Эшли вырубать электричество и побежал помогать в спасении Научного тента. Оглушительные раскаты грома становились все чаще; я увидел Джона Хокса, который, ухватившись голыми руками за центральный шест, удерживал под шквальным ветром огромный тент. От ужаса у меня на секунду помутилось в глазах: он держал в руках самый что ни на есть громоотвод!

– Плохая идея! – заорал я, пытаясь перекричать бурю.

Джон вытаращил на меня глаза, замер на мгновение и тут же выпустил шест из рук. Но какая замечательная самоотверженность во имя науки!

* * *

Буря кончилась столь же внезапно, как и началась. Серьезных разрушений, к счастью, удалось избежать. Тогда же вечером состоялось совещание по поводу раскопок черепа.

– Там настоящая головоломка, – рассказывала Элен. – Ну, знаете? Такая штука, когда надо аккуратно, в правильном порядке, перемещать одну деталь за другой, а разобрать все сразу нельзя, – вот так и здесь!

Описание ситуации было чрезвычайно точным: чуть ли не каждый новый взмах кисточки обнажал новый костный фрагмент вблизи черепа. Казалось, весь пол буквально «стоял на костях», и, насколько можно было судить, это были кости гомининов.

Настал третий день операции. Подземные астронавты, Горные Тролли, страхующие спелеологи и прочие члены команды сменяли друг друга в пещере. Работы по вызволению черепа из каменной породы длились уже четыре или даже пять часов подряд – дольше, чем я планировал, надо заметить. Это было обусловлено сложностью Головоломки, как мы теперь называли участок с черепом: то тут, то там в районе черепа обнаруживался новый фрагмент или кость, и приходилось следовать вдоль всей ее длины, что требовало немалого времени и сил. Порой одна кость залегала прямо под другой. Словом, раскопки продвигались крошечными и весьма утомительными шагами – то, что изначально планировалось как небольшая экскавационная операция, разрослось со временем до окружности почти в 50 сантиметров диаметром. Вместе с тем с этого небольшого участка горной породы на поверхность доставлялось все больше и больше костных находок.

Параллельно с этим под Научным тентом развернулись серьезные работы по каталогизации и препарированию находок, которые затем отправлялись в сейф на хранение. Я же почти все время проводил у мониторов, руководя раскопками. План нашей операции, похоже, неплохо работал.

Впрочем, один момент все же не давал мне покоя: помимо тех нескольких птичьих костей, мы так и не обнаружили в Камере никакой другой фауны. Я решил, что ребята были заряжены на поиски останков древних людей, так что просто оставляли останки животных без внимания. Но теперь у нас было уже несколько десятков костных останков гомининов, и в общем-то можно было доставать из Камеры и останки древней фауны.

В конце рабочего дня я отозвал в сторону Марину, уставшую и перемазанную грязью, но со светившимися от счастья глазами. Обсудив какие-то общие моменты, я прямо спросил ее:

– Скажи, пожалуйста, вы специально отправляете на поверхность исключительно кости гомининов?

– Вовсе нет, – ответила она, удивленно вздернув брови, – просто там ничего больше нет!

* * *

Тем вечером я пригласил Петера, Стива и Джона отправиться в местный паб. Когда все расселись с бокалами ледяного пива, я задал вопрос, беспокоивший, уверен, не меня одного:

– Ну и какого черта там творится?! В жизни подобного не видел: сплошь одни скелеты гомининов!

– Я тоже не понимаю – где же фауна?! – рьяно согласился Петер, отхлебнув из бокала.

– И притом, – рассудительно начал Джон, – на костях нет никаких следов насилия, переломов и тому подобного. Стопы, кисти, прочие кости – все целы. И это очень странно.

– А еще на костях нет следов зубов и вообще ни единого намека на присутствие хищных животных! – добавил Стив. Петер кивнул, присоединяясь к сказанному.

Да, отсутствие каких-либо следов деятельности хищников просто обескураживало, ведь именно хищники и падальщики были основными действующими лицами в деле накопления костных останков в пещерных местонахождениях. Остатки трапезы древних животных имеют характерные вмятины и следы покусов, четко указывающие на то, каким образом эти кости здесь появились. На наших костях никаких подобных следов обнаружено не было.

Мы переглянулись, думая об одном и том же.

Каждый из нас имел значительный опыт археологической или палеонтологической работы. Какое-то время, по долгу службы или во время практики, всем приходилось иметь дело с человеческими погребениями; каждый из нас проходил курс судебно-медицинской экспертизы. Статистически было совершенно ясно, что подавляющее большинство возможных костных находок в пещерах Южной Африки должно принадлежать отнюдь не человеку, а разного рода хищникам, антилопам, жирафам, зебрам, может быть, даже грызунам, птицам или ящерицам – словом, всем тем, кого мы называем фауной. На большинстве местонахождений все именно так и происходит.

Останки гомининов, напротив, встречаются крайне редко. Грубо говоря, на один костный фрагмент скелета гоминина приходится порядка нескольких десятков, если не сотен, тысяч костных останков фауны. Ситуация примерно одна и та же что в Южной Африке, что в Великой рифтовой долине в Восточной Африке, что в большинстве местонахождений на земном шаре. Малапа, конечно, была весьма богата останками гомининов, но все же количество останков животных было несоизмеримо выше.

Помимо всего этого, группирование костных останков конкретного видового происхождения – так называемые моновидовые костные скопления – явление в палеоантропологии чрезвычайно редкое, можно даже сказать, уникальное. Зачастую при обнаружении моновидового скопления легко можно найти следы некоего катаклизма вроде наводнения, землетрясения или же массового убийства. Но в подобных случаях в скоплении обычно присутствуют останки и других видов. Ведь если в естественную ловушку попадают особи некоторого вида, туда могут попасть и другие; например, если стадо антилоп гну утонуло при переправе через водоем, то палеонтолог при раскопках обнаружит там же и останки рыб, зубы крокодила, а на костях антилоп будут видны следы укусов. Быть может, в этом моновидовом скоплении костных останков даже найдется какая-нибудь утонувшая на той же переправе зебра.

Единственное исключение из этого правила – современный человек. Останки человека часто обнаруживают в виде моновидовых скоплений, поскольку человек издревле хоронил своих мертвецов, часто совершая коллективное погребение. Обряд погребения усопших – совершенно несвойственное животным поведение, которое вместе с тем служит одной из отличительных черт многих человеческих культур.

В общем, дело принимало все более странный оборот.

ГЛАВА 24

Прошло четыре дня, а мы все еще работали над раскопками черепа. Было установлено следующее расписание работ: на рассвете двое или трое ученых спускаются в Камеру, затем их сменяет утренняя команда, и так далее вплоть до трех часов пополудни. Несмотря на все наши надежды и хлопоты, раскопки черепа затягивались, и очередной день начинался приветствием «#День_Ч» с моей доски.

Но в пятницу, казалось, все должно было кончиться: от породы удалось освободить уже довольно большой участок вокруг черепа, чтобы детально изучить, как именно он залегал в полу Камеры. Проанализировав эти данные, можно было бы безопасно извлечь череп из камня.

Однако мы столкнулись с непредвиденной проблемой: костные останки все прибавлялись, а места под Научным тентом уже почти не было. Большинство из поднятых из Камеры костей были практически в идеальном состоянии. Пожалуй, они были одними из лучших по сохранности, что мне доводилось видеть. Проблема была в том, что в пещере кости довольно сильно отсырели, и необходимо было дать им медленно просохнуть естественным путем. В противном случае, если внешние и внутренние слои будут сохнуть неравномерно, кость может треснуть. Следовательно, нам нужно было найти для этого место, а сделать это, как оказалось, было не так уж и просто.

– У нас же был еще один сейф, разве нет? – задумчиво спросил я.

– Он уже полон, – ответили мне.

Я с изумлением вытаращил глаза на говорившего…

Между тем была решена одна из промежуточных проблем. Череп был весьма хрупок, и мы волновались, как бы он не повредился при подъеме, поскольку до сих пор столь крупных находок нам доставать из Камеры не доводилось. Кто-то предложил попробовать, пройдет ли контейнер для завтраков по Спуску к Камере. Оказалось – да, пройдет! Однако череп обладает выпуклой формой и, даже замотанный в пузырчатую пленку, может просто развалиться под собственным весом… Что же делать? Ну конечно: уложить в контейнер глубокую пластиковую миску для хлопьев!

Около половины третьего пополудни Джон позвонил в Камеру:

– Ну что, ребят, давайте, наверное, сворачиваться на сегодня? Продолжим с черепом завтра.

– Работа идет полным ходом! Дайте нам еще час времени, и все будет готово, – ответили из пещеры.

Спустя час с чем-то Джон вновь позвонил в Камеру:

– Час прошел. Давайте-ка собираться, а то вам еще по тоннелям пробираться назад. Можете завтра занять утреннюю смену, если так горите желанием поработать, идет?

– Мы с места отсюда не сдвинемся, пока череп не будет готов, – с расстановкой произнесла Бекка.

– Вот оно как, – не сдавался Джон. – Слушайте, я все прекрасно понимаю, но на сегодня действительно пора заканчивать…

Какое-то время в трубке молчали, а затем вновь раздался отрывистый голос Бекки:

– Вы сами сюда спуститесь, чтобы поднять нас наверх?

На этом дело кончилось; это был и впрямь День_Ч.

В итоге работы продлились еще полтора часа.

Мы с волнением наблюдали за действиями Бекки и Марины с мониторов в Командном центре; наконец терпение и труд действительно «все перетерли», и синяя миска с бесценным грузом покинула Камеру. Неполный череп древнего гоминина поднимали по Спуску с такой аккуратностью и осторожностью, как будто перекладывали на операционный стол смертельно больного пациента.

Вся команда была на низком старте: как только череп тронулся вверх по Спуску, множество людей отправилось занимать позиции вдоль маршрута – на вершине Драконьего Хребта, на сходе с него, у начала Пути Супермена, у Лестницы и так далее, вплоть до выхода из пещеры. Сразу же после появления контейнера с черепом из Спуска он пустился в путешествие по цепочке – люди передавали драгоценную находку из рук в руки вдоль всех подъемов, спусков и тоннелей. Из Командного центра нам оставалось лишь ждать прибытия долгожданного контейнера, дивясь поразительно слаженной командной работе наших ребят. Когда контейнер достиг выхода из пещеры, все движение враз остановилось, чтобы дождаться Бекку с Мариной. Наконец девушки триумфально вышли из пещеры с контейнером.

Это был поистине восхитительный момент, вишенкой на торте венчавший целую неделю не менее замечательных моментов. Постепенно вся команда пришла в неимоверное возбуждение от ясного ощущения, что у них на глазах творилось нечто поразительное. И действительно: к концу этой удивительной первой недели операции мы подняли на поверхность более 200 костей гомининов! Это было на порядок больше, чем мы обнаружили в Малапе за пять лет раскопок. А ведь мы в прямом смысле слова лишь поверхностно коснулись пола Камеры! Никаких серьезных раскопок мы пока даже не начинали, углубившись в породу сантиметров на пять-шесть на площади в пару обеденных тарелок.

К концу следующей недели наша коллекция костных останков разрослась до 700 экземпляров. Это был своего рода рубеж: ведь именно столько находок насчитывалось в коллекции богатейшего в Африке местонахождения – пещеры Стеркфонтейн. До него было рукой подать: сидя в Командном центре, я мог прекрасно видеть людей, входящих и выходящих в визит-центр Стеркфонтейна. И вот, окруженные со всех сторон знаменитыми южноафриканскими местонахождениями, которые маститые ученые исследовали более 70 лет, мы умудрились обнаружить больше костных останков гомининов, чем на каком-либо из них. Это просто не укладывалось в голове.

Изначально я планировал трехнедельную операцию; после того как в эту пятницу мы наконец достали наш первый череп, оставалось две недели. Некоторым волонтерам и членам команды нужно было уезжать, например, Стив Черчилль, скрепя сердце, улетел по неотложному делу в Америку. Впрочем, почти одновременно с этим наши ряды пополнили Дэррил де Ройтер (Техасский сельскохозяйственный и инженерный университет) – один из ключевых членов команды по изучению sediba, занимавшийся описанием черепа, и Скотт Уильямс из Нью-Йоркского университета – специалист по строению позвоночника древнего человека, описывавший позвоночные фрагменты A. sediba. К нам также присоединилось несколько членов спелеологического клуба; надо сказать, что за эти три незабываемые недели ученые и спелеологи успели крепко-накрепко сдружиться.

В целом это, несомненно, была лучшая экспедиция из всех, в которых я принимал участие. Все шло как по маслу, не считая мелких ушибов и царапин у членов команды. Самое серьезное повреждение за все время проведения работ получила Алия во время подъема из Камеры; она несильно ободралась, но все же ей наложили несколько швов. Уверен, сейчас она иногда с гордостью поглядывает на этот небольшой шрам.

Отрадно было видеть, что наши усилия по взаимодействию со средствами медиа и социальными сетями возвращались сторицей. Тысячи и тысячи людей по всему земному шару следили за нашей работой, читали блоги, смотрели наши трансляции; преподаватели в университетских аудиториях рассказывали о наших новых находках; а наши коллеги всё с большим интересом наблюдали за ходом исследований и делились своими мнениями по этому поводу. Одним словом, люди по всему миру с удовольствием слушали «голоса из пещеры» членов команды, а мы с радостью делились с ними нашими новостями.

* * *

С первого же дня работ в Камере и первых же поднятых наверх находок мы были совершенно уверены, что имеем дело с неизвестным доселе существом. Бедренные кости напоминали строение бедер у Люси и sediba – с продолговатой, уплощенной шейкой и небольшой головкой. Моляры также выглядели довольно примитивно, увеличиваясь вглубь челюстей; однако сами зубы были весьма малого размера, даже меньше, чем у sediba. А уж если вспомнить о метакарпальной кости – ничего подобного до сих пор науке известно не было.

В последующие пару недель это чувство чего-то необычного только возрастало. К сожалению, череп, извлеченный нами из Камеры, был не столь полон, как бы нам хотелось. Аккуратно достав его из спасительного контейнера, Петер взялся за его реконструкцию; когда он закончил, стало ясно, что мозг у этого гоминина был совсем небольшой – вероятно, размером с апельсин. Еще большее сожаление вызвало отсутствие лицевых костей. Впрочем, сожалеть нам пришлось недолго: тщательное исследование территории Головоломки принесло плоды в виде находок еще двух частичных челюстей. Причем одна из них, принадлежавшая, судя по стертым до самых корней зубам, весьма старому индивиду, залегала в породе вместе с еще одним частичным черепом. На этот раз у черепа сохранилась верхняя часть левой глазной впадины с совсем тонкой надбровной дугой. Петер собрал вместе разрозненные фрагменты этого черепа, и мы увидели очертания лица гоминина в профиль – от окружности глаза до затылка.

Я сидел под Научным тентом и осторожно изучал череп: в профиль он был очень похож на миниатюрного Homo erectus – те же тонкие надбровные валики и характерное заглазничное сужение. Судя по строению черепа, расположение челюстных мышц было также совершенно отлично от австралопитеков. И вместе с тем мозг, который этот череп защищал, был более чем скромного размера, даже меньше, чем у первого найденного нами черепа. Ни один из известных черепов эректусов не обладал мозговой полостью столь малого объема. И как будто подливая масла в огонь – с обратной стороны черепа был мощный затылочный бугор, характерный для Homo erectus, но округлая форма затылочной кости напоминала скорее затылок современного человека!

Мне оставалось лишь в недоумении покачать головой: да, я действительно никогда в жизни ничего подобного не видел.

ГЛАВА 25

В предпоследний день нашей операции я отозвал в сторону Рика и Стивена: я не забыл о своем обещании дать им возможность достать их потенциальную вторую находку – бедренную кость в другом ответвлении пещеры. Теперь, когда операция успешно подходила к своему завершению, было самое время.

– Значит так, – сказал я им, – берите Марину и Бекку и отправляйтесь. Но мне нужна четкая карта и фотографии с разных ракурсов перед тем, как вы ее достанете, ясно?

Едва я договорил, как они, кивнув, в мгновение ока исчезли.

Два часа спустя я сидел на большом валуне неподалеку от входа в пещеру, изучая проксимальный конец бедренной кости, как две капли воды похожей на ту, что мы достали из Камеры. Эту кость ребята нашли в совершенно противоположном направлении – в еще одной камере в пещерной системе: там, где нужно круто брать налево, чтобы выйти к Драконьему Хребту, если пройти еще метров шестьдесят, будет пологий спуск, как раз и ведущий к новой камере. Судя по всему, новая камера не имела к старой Камере никакого отношения, ведь их разделяло более ста метров подземных лабиринтов. В системе Витса первая Камера значилась под кодовым номером 101 (именно поэтому при каталогизации находок все они получили номера, начинающиеся с «101»), поэтому новая камера стала номером 102.

Я был совершенно сбит с толку: неужели по соседству со столь обширными залежами костных останков в той же самой пещерной системе могут быть еще и другие – как такое вообще возможно? Я оторвал взгляд от кости – заговорщицкие ухмылки играли на лицах всех четверых.

– Там было что-нибудь еще? – вкрадчиво произнес я.

– Да так… Разве что только череп, – небрежно протянула Марина.

Все только начиналось…

* * *

Итоги 21-дневной операции в Райзинг Стар были просто невероятными: нам удалось поднять на поверхность в общей сложности более 1300 костей гомининов! Такого количества костных останков до сих пор нигде в Африке не находили.

Нам понадобилось всего лишь четыре недели для разработки и проведения всей операции, в которой принимали участие высококлассные ученые, профессиональные спелеологи и множество отважных волонтеров-студентов. При этом, работая в столь суровых и неблагодарных условиях, мы завершили экспедицию без единой серьезной травмы и происшествия.

Изначально планировалось по возможности поднять на поверхность частичный скелет гоминина, а также детально описать контекст залегания. То, что мы в итоге обнаружили, – о таком нельзя было и мечтать: в коллекции представлены практически все кости скелета, как минимум в одном экземпляре! В большинстве же случаев у нас и вовсе было несколько костей одних и тех же частей тела разных индивидов. Более всего было зубов; детальное изучение зубов и челюстей показало, что мы имели дело с останками как минимум дюжины индивидов, среди которых было несколько детей, один старик, а также особи других возрастов. И вместе с тем количество обнаруженной фауны ограничивалось шестью птичьими костями и парой-тройкой зубов разных грызунов. Столь странного местонахождения палеоантропология еще не встречала.

И более того! В Камере все еще оставалось великое множество, вероятно тысячи, залегавших в породе костных останков гомининов. Но как ни велико было наше желание, продолжать раскопки не представлялось возможным: бюджет экспедиции был практически израсходован, и помимо этого необходимо было начинать полноценные научные исследования останков, которые уже были подняты на поверхность. Лишь после всестороннего изучения имеющихся находок можно было принимать решение по поводу дальнейшего проведения раскопок в пещере. Никогда в жизни я не был так горд своей командой, но, к сожалению, пришло время завершать экспедицию.

К тому же весь мир следил за нашей работой, и люди постоянно задавали нам те же вопросы, что и мы задавали сами себе: какому виду принадлежали эти существа? Каким образом такое количество костных останков вообще оказалось в столь труднодостижимой камере в подземной пещерной системе? Каков был возраст находок? Все это, конечно, не могло не подстегивать наш исследовательский дух; мы обязаны были вскоре дать ответы на эти вопросы.

Вставал резонный вопрос: как же организовать научное исследование такого громадного количества останков гомининов? Именно это мы обсуждали с Джоном Хоксом в моем кабинете в Витсе.

– Нужны радикальные меры… – задумчиво проговорил я.

– Ты о чем? – спросил он.

– Помнишь, о чем мы говорили перед началом экспедиции?

Джон кивнул:

– Привлечь молодых ученых к исследованию? Да, я думал об этом – и чем больше, тем больше мне нравилась эта идея. Но ведь тогда речь шла лишь об одном частичном скелете, а теперь у нас костных останков чуть ли не в сто раз больше, чем когда мы исследовали sediba. Такое количество костей еще никто и никогда не исследовал одновременно.

Я улыбнулся, кивая в ответ:

– В том-то все и дело, и поэтому наше исследование вдвойне важно. Если мы найдем достаточное количество молодых ученых, обладающих необходимыми познаниями и техническими возможностями, – у нас выйдет отличное исследование, которое, я уверен, должно что-то изменить в современной науке.

– Согласен: столько талантливых молодых людей так и остаются без шанса поучаствовать в большой игре; и скорее всего, многие из этих ученых просто пойдут куда-нибудь на другую работу, чтобы выжить…

– Короче, мне кажется, ситуация беспроигрышная для всех. Ребята, которые едва защитили диссертации, получат шанс поучаствовать в исследовании мирового уровня, мы же получим множество талантливых ученых в команде, умеющих обращаться с необходимой техникой, обладающих опытом и знаниями. Думаю, если все удастся, эта работа станет настоящей бомбой, причем приготовленной в кратчайшие сроки. Дело за малым – набрать подходящих людей.

– Я в деле. «Набрать подходящих людей» – звучит как настоящий вызов! – со смехом сказал Джон.

Тем же днем я связался с Альбертом ван Яарсвельдом, столь любезно посодействовавшим нам с финансированием раскопок в Малапе в 2008 году. И вот я снова «с протянутой рукой» просил помочь с исследованиями находок из Райзинг Стар.

– Я хочу устроить симпозиум, – объяснял свою идею я, – чтобы привлечь к исследованию останков из Райзинг Стар молодых специалистов, чтобы они присоединились к ученым из команды по изучению sediba и другим.

Некоторое время Альберт молчал, а я терпеливо ждал на том конце его реакции.

– А можно назвать это «научной мастерской»?

– Ну конечно! – в голос засмеявшись, ответил я. – Как вам захочется, так и назову!

В начале января я вновь опубликовал пост в Facebook:

Научно-инновационный центр палеонтологических и эволюционных исследований при Университете Витватерсранда приглашает принять участие в работе уникальной научной мастерской, в которой состоится исследование и описание новонайденных костных останков ранних гомининов для серии масштабных научных публикаций. Работа мастерской будет проходить на территории Южной Африки и продлится с мая по июнь 2014 года.

Мы будем рады приветствовать в мастерской молодых ученых, обладающих необходимыми для исследования ранних гомининов навыками и знаниями в области анатомии, палеоантропологии и смежных дисциплин. Участники мастерской будут обязаны делиться опытом и данными исследований друг с другом, поскольку именно коллективное научное творчество и является основной целью мастерской.

Научная мастерская предоставляет начинающим ученым уникальную возможность принять участие в первичном описании останков ранних гомининов. В мастерской кандидат, помимо бесценного опыта сотрудничества с выдающимися учеными, получит неограниченный исследовательский доступ к имеющимся в распоряжении слепкам, хранилищу с находками и всеми необходимыми для проведения исследований данными. Кандидаты на участие должны быть свободны на все время проведения мастерской; все расходы на перелет и проживание кандидата берут на себя организаторы.

Имена участников мастерской будут включены в список соавторов в как минимум одной публикации; также в случае успешной работы в мастерской возможно продолжение сотрудничества в дальнейших исследовательских проектах. Кандидатам необходимо направить на указанный адрес: резюме, краткое описание навыков и опыта работы (не более 1500 слов), а также три рекомендательных письма от ученых и/или профессоров профильных дисциплин.

Буквально через пару дней число заявок перевалило уже отметку в 150. Собрав срочное совещание команды по исследованию sediba, мы, затянув пояса еще туже (поскольку бюджет наш и без того был весьма скромен), отобрали в мастерскую 30 человек. Они должны были прилететь в Йоханнесбург в первых числах мая и проработать все вместе в мастерской на протяжении следующих пяти недель.

* * *

Параллельно с организацией мастерской был и другой момент, требующий пристального внимания: когда в ноябре мы заканчивали нашу операцию в Камере 101, абсолютно ясным представлялось, что наши действия там носили лишь поверхностный характер и в дальнейшем предстояло еще много работы. «Поверхностный» – я имею в виду в буквальном смысле поверхность пещеры; к примеру, уже в последний день ученые в Камере неожиданно обнаружили выступающий из породы ряд зубов с максиллой – то есть верхней челюстью. Наблюдая из Командного центра за работой команды в тот последний вечер, мы видели, как из слоя камня постепенно выступают зубы, а за ними и кость нижней трети лица. Организация лицевых костей настолько тонкая и хрупкая, что мы решили не спешить с извлечением находки, но продолжать разработку породы на участке Головоломки. В процессе было найдено несколько костных останков, залегавших на том же участке, частично перекрывая доступ к кости. Ситуация была весьма непростая, а времени больше не было. Ради сохранности кости мы решили пока ничего с ней не делать.

В марте 2014 года я вновь пригласил Бекку и Марину в Райзинг Стар для извлечения максиллы. Сейчас было самое время: чтобы иметь более полное представление о лицевой анатомии этих гомининов, необходимо было достать кости до начала полномасштабных исследований коллекции находок из Райзинг Стар.

В процессе извлечения максиллы Бекка и Марина обнаружили еще целый ряд фрагментов, а также целую челюсть. Верхняя и нижняя челюсти совпадали идеально, а верхние зубы были изношены ровно в тех местах, где они контактировали с нижними.

Верхняя и нижняя челюсти из Райзинг Стар в сборе

Глубина залегания в породе всего лишь в какие-то 10 сантиметров обеспечила поразительную сохранность костных останков; в ноябре, например, нам удалось обнаружить лодыжку и даже целую стопу в анатомическом положении! Причем лодыжка и стопа залегали в породе в сочленении между собой, что означало, что когда-то их связывали мягкие мышечные ткани. До сих пор мы имели дело с довольно хаотичным множеством костных останков – именно поэтому там практически отсутствовали многие мелкие и хрупкие фрагменты скелета. Теперь же Марина с Беккой все чаще обнаруживали тонкие и ломкие кости, вроде челюсти маленького ребенка. Затем были обнаружены кости пальцев, по мере освобождения которых от породы стало ясно, что перед нами самая что ни на есть кисть, причем в согнутом положении! Это была наиболее полная кисть гоминина из всех когда-либо найденных – недоставало лишь одной крошечной запястной косточки. Тут же рядом была обнаружена практически полная стопа, несколько костей верхних конечностей и еще ряд фрагментов.

В общей сложности в мартовский период работы в Камере нам удалось поднять на поверхность еще около 300 костных останков, большинство из которых были в великолепном состоянии. Эти кости должны были сыграть ключевую роль в мае, когда начнет свою работу наша научная мастерская.