Когда мы вышли из кафе, на город наползли ранние сумерки, и в переулке стало еще уютнее. Поскрипывание снега под ногами пришлось бы как нельзя кстати, но увы, все ровные поверхности закатали под асфальт, за исключением черных прямоугольников зимующих газонов.

В голове царила приятная пустота, заботы улетучились, будучи задвинуты в дальний угол, но меня по-прежнему не отпускала взбудораженность из-за близкого присутствия Мэла. Мы не просто встретились, поговорили и разошлись в разные стороны. Мы остались вместе и теперь решали вдвоем, что делать и куда пойти. Еще вчера я жила сама по себе и самостоятельно принимала решения, пусть не всегда верные, а сейчас рядом шел человек, вдруг ставший частью моей жизни, и с его мнением следовало считаться.

— Теперь куда? — спросил Мэл, заводя машину. — Пятый час вечера.

Куда? Этим вопросом я не задавалась. Совсем позабыла, что будни никто не отменял, и нужно думать о завтрашнем дне. В компании моего парня мозги отказывались трудиться, и жилось настоящим — волнительным и кружащим голову. Ох, похоже, от непривычки у меня возникла передозировка обществом Мэла.

Так куда? В общежитие, наверное. Прилечь на кровать, обдумать перемены, свалившиеся за последние сутки, посплетничать с Аффой, не забыть о Радике и угостить его чем-нибудь вкусненьким.

Радик! В общаге не осталось ни кусочка съедобностей, а в институте дядя парнишки ждет, когда подчиненная изволит появиться на работе, потому что понедельники никто не отменял! — чуть не стукнула себя по лбу, вспомнив, что до сих пор числюсь младшим помощником архивариуса.

Понедельник! День, на который я назначила встречу с неизвестным А., представителем славного племени горнистов, а также умудрилась пропустить консультации, посвященные сессии.

Сессия! Послезавтра экзамен по матмоделированию вис-процессов, а в голове гуляют скудные и бессвязные обрывки знаний, почерпнутые из одиночных лекций по данному предмету.

И еще Мэл, спрашивающий, когда жать на газ и в какую сторону поворачивать руль.

А ведь он не спал больше суток и вымотан, хотя умудряется держаться на стимуляторах.

Высыпав оставшуюся мелочь из сумочки, я пересчитала монетки. После откушанного в кафе десерта на руках осталось около шестидесяти висоров. Достаточная сумма, чтобы купить продуктов на пару дней в недорогом магазине на окраине.

— Мне нужно в институт, а тебе стоит отоспаться, — сказала, ссыпав деньги обратно.

— Зачем в институт? — поинтересовался Мэл, крутя тумблер на панели.

— В архив на подработку.

— У тебя теперь есть наличность, к чему гробиться из-за мелочевки? Увольняйся — и дело с концом.

— Мне надо, — заявила я упрямо. — Уволюсь, когда кончится сессия, а пока буду помогать Штуссу, и суть не в деньгах.

— Может, дело в солидарности? — усмехнулся Мэл.

Что он хочет сказать этим? Что меня и архивариуса роднит слепота и отсутствие способностей в висорике? Вовсе нет. Я хочу помочь начальнику, потому что… хочу. Любой труд достоин уважения. Тем более, у меня получается, и маленькие достижения позволяют не чувствовать себя безнадежной и бесперспективной.

— В ней, — ответила я неожиданно для себя, хотя собиралась поспорить.

— Хорошо, — согласился Мэл. — Подожду тебя и заодно отработаю штрафные часы в спортзале.

Ах да, мой парень восстанавливает честное имя, потрепанное плохим поведением. Это хорошо. Но то, что отрабатывает в спортзале, меня совсем не устраивает.

— А нельзя попроситься в сортировочную утиля?

— Ты и у Асмодея успела побывать? — ухмыльнулся он. — Вряд ли получится. Мне не доверят мусорное гов… богатство.

Зато перебрасывать маты, на которых кувыркались гимнастки, очень даже доверяют. А Мэл заодно поглазеет на осанистых спортсменок и охотно пофлиртует с ними.

Я закусила губу.

— Эва, выкладывай, о чем думаешь, — велел он. — Тебе что-то не нравится.

— Да, не нравится! — выпалила я и отвернулась к окну. — Там полно девчонок.

За спиной раздался смешок. Мэл придвинулся, обхватил меня и поцеловал в щеку.

— Девчонок полно, а ты — одна.

Слабенькое утешение, которое совершенно не притупляет всколыхнувшуюся ревность. Нужно доверять Мэлу, потому что сомнения разрушают даже самые крепкие отношения. Ведь он доверяет мне. Сказать ему или нет о конспиративной встрече на чердаке?

— После архива хочу встретиться с одним человеком, — сказала я, решившись.

Мэл нахмурился и отстранился.

— С кем?

Слово — не воробей. Поздно идти на попятную, да и неохота, потому что в предстоящей встрече с Агнаилом нет ничего предосудительного.

— Этот человек работает в институте.

Рука Мэла сжалась в кулак.

— Хромой? — спросил он, помолчав.

Я сразу поняла, кого подразумевал Мэл, и меня неприятно кольнуло напоминание об увечности профессора. В первую очередь физические недостатки замечают недалёкие люди. Прежде всего, Альрик — преподаватель, ученый с мировым именем, интересный собеседник и, конечно же, симпатичный мужчина с исключительным обаянием. Но лучше не распалять Мэла нравоучением и расписыванием достоинств профессора.

— Нет, это горнист. Один из тех, кто обслуживает горн.

— Папена, ты удивляешь меня с завидной регулярностью, — потер лоб Мэл. — Всего месяц в институте, а умудрилась познакомиться с желторотиком.

И опять меня покоробило снисходительное прозвище, слетевшее с его языка.

— Он не желторотик, а горнист, — оскорбилась я за всю братию ребят в солнечной униформе. — Будешь насмехаться, ничего не скажу.

— Ладно, прости, — сказал Мэл примирительно. — Ожидал чего угодно, но о жел… горнистах даже не подумал.

— Ты с ними тоже знаком?

— Вот еще! Зачем мне? — фыркнул Мэл и посерьезнел, заметив мое сердитое лицо. — Видел однажды издали. Скажешь, как познакомилась с ним?

— Мы случайно встретились, один раз, и выяснилось, что он с западного побережья, — ответила я и солгала самую малость, объединив образы Марата и Агнаила. — Потом оказала кое-какую услугу, и он предложил отблагодарить. Общаемся записками. Хочу расспросить у него о маме. Может быть, он знает её. Если так, то отец со своим чертовым требованием в получении аттестата мне не нужен. Обойдусь без него.

Некоторое время Мэл обдумывал сказанное и озвучил то, что посчитал самым важным в моих словах:

— Интересно получается. Незнакомый горнист, с которым ты случайно столкнулась, взял и выложил тебе, висоратке, что живет на побережье. Или ты привираешь, и на самом деле вы встречались чаще, а, Папена?

— Думай что угодно, — ощетинилась я в ответ. — Предупреждаю честно: после архива собираюсь поговорить с ним. Тебя не понять. Скрываю — плохо, говорю правду — то же самое. Что тебе не нравится?

— То же, что не понравилось тебе в отработке штрафа в спортзале, — ответил хмуро Мэл.

Я смешалась, не зная, что сказать.

— Пошли вместе, — предложил он. — Где назначена встреча?

— На чердаке. Получается, я не предупредила, что могу прийти не одна. Так нельзя. Он решит, что его подставили, и ничего не скажет. Горнистам запрещено бывать на верхних этажах. Надеюсь, ты не сдашь его администрации?

— Никогда не стучал, — сказал Мэл с ноткой высокомерия. — Не знал, что в столице много выходцев с побережья.

Его слова прозвучали примерно так: "Не догадывался, что вас понаехало видимо-невидимо, и на каждом шагу парень из высшего общества наталкивается на уголовное отродье".

— Закрой глаза, если противно, — вспыхнула я как спичка. — Не волнуйся, твоя любимая столица не погрязнет в преступности. Каждый горнист, отработав долг, возвращается обратно.

— Эва, ты как всегда поняла иначе, — ответил раздраженно Мэл. — Я думал, с побережья непросто выбраться, поэтому удивился. По крайней мере, попасть туда нереально.

— А я попаду! — разве что ногой не получилось топнуть для иллюстрации намерений.

— Для этого потребуется виза и предварительное согласие нескольких департаментов и министерств, точно не знаю, каких. Возможно, сам Рубля подписывает разрешение на въезд туда. Ты обговорила с отцом условие: аттестат в обмен на адрес. А он пообещал оформить пропуск на побережье?

— М-мы об этом не… Не знала, что это сложно, — промямлила я ошарашенно.

Когда заключалось соглашение с родителем, мне было невдомек, что папаша не без оснований называл меня каторжанской бестолочью. Озарение наступило недавно, когда на запястье Марата мелькнул браслет со звеньями, в точности похожими на рисунок брошки.

В моем представлении приезд к маме выглядел гораздо романтичнее, без разрешений и пропусков, поскольку на подкорке отложились авантюрные бредни интернатских мальчишек, мечтавших дать дёру на запад, на восток, на юг — неважно куда, лишь бы подальше. Поэтому план проникновения на побережье не требовал особой проработки. Приеду к пропускному пункту, постучусь, и меня пропустят. А если откажут, то можно пойти другим путем. Когда зубастые псы-монстры отвлекутся на брошенное им мясо, смело пролезу под проволокой, перекусив кусачками, или перепрыгну через ограду. А что? Я смогу. Отойду подальше, разбегусь, перескачу и скроюсь в кустах, запутывая следы.

В общем, шутки шутками, но эти мелочи казались незначительными. Главное — адрес мамы как венец миссии, а с остальными проблемами можно разобраться по ходу.

Наивная простота.

Видимо, Мэл испугался моего убитого вида, потому что принялся утешать.

— Эва, мы что-нибудь придумаем. Всё будет путём.

Еще бы ему не струхнуть. Наверное, я почернела лицом, вот так, между делом узнав, что моя мечта растоптана и разбита вдребезги в шаге от цели. Папаша хитер. Наверное, он потирал ручки, поймав простодушную дурочку-дочку в капкан соглашения. В самом деле, к чему адрес, если мне никогда не удастся попасть на побережье?

— Не убивайся раньше времени, — успокаивал Мэл. — Поговоришь с отцом, и он поможет с визой. А если не согласится, найдем другой способ. Только не падай духом.

— Ты прав. Постараюсь.

Радости жизни померкли, уступив место смятению после слов парня о сложностях с въездом на побережье. Получается, цивилизованным путем попасть туда практически невозможно, разве что совершить преступление, и тогда суд постановит выслать меня на пожизненное поселение в западные территории. Закон я обманула не единожды, однако решать проблему методом явки с повинной как-то не хотелось.

В конце концов, куда папаша денется? Ну, получу аттестат и помашу бумажкой, что толку? Все равно не смогу прижиться в висоратском обществе, тем более в статусе министерской дочки. Предложу-ка родителю устроить мне аспирантство и сбор материала для будущей диссертации непосредственно на месте, а именно на побережье. Уеду и пропаду для всех, чем не выход?

Но до аттестата еще нужно дожить. Мной заинтересовался премьер-министр, который пришлет к окончанию сессии приглашение на банкет, а там недалече до пронырливых журналистов, роющихся в белье семейства Влашеков. Удивительно, что отец до сих пор не дал о себе знать и не назначил встречу. Ведь номер моего телефона определился сразу же, когда я позвонила перед приемом от Вивы.

И все же, как ни крути, а идея хороша — под видом научно-исследовательской работы уехать на побережье. Осталось убедить отца, но сначала нужно окончить институт, а еще раньше удостовериться, что отец не планирует избавляться от меня из-за появления на "Лицах года", в чем я сильно сомневалась. Может, все-таки сбежать, пока не поздно?

— А ты знаешь что-нибудь о побережье?

— Особо не интересовался, — ответил Мэл, пристегиваясь ремнем. — Слышал краем уха на приеме, и то давно. Один чиновник жаловался, что при оформлении визы возникла ужасная волокита. Насчет встречи с горнистом… Если считаешь нужным — иди. Позвони мне, как выйдешь из архива и когда поговоришь с ним. Встречу тебя, и мы поедем домой.

Согласие, высказанное спокойным тоном, оказалось сродни чуду и удивило меня безмерно. Памятуя о конфликтах, случившихся у Мэла с Тёмой и Рэмом, я приготовилась к ультимативному недовольству, но поскольку не чувствовала себя виноватой из-за предстоящей встречи с горнистом, то по всей вероятности мы поссорились бы.

— Скажи хоть, как его зовут? — спросил Мэл, сдавая задним ходом из "кармана".

— Агнаил. Только никому не говори, а то его накажут за то, что отлучился от горна.

— Своеобразное имечко, — хмыкнул Мэл, выруливая на дорогу, и машина двинулась по переулку.

— Кому как. Постой! Куда мы поедем после института? — дошло до меня с опозданием.

— Ко мне домой.

— Зачем? — изумилась я.

— Зачем люди едут домой? Чтобы принять ванну, посмотреть телевизор, поужинать и лечь спать, — объяснил Мэл.

— То есть ты приглашаешь к себе? — Мои извилины били все рекорды по тупомыслию. Очевидно, запас углеводов, почерпнутый из десерта, досрочно переработался, и наступило соображательное голодание.

— Переезжай ко мне, — предложил он без обиняков. — Знаю, тебе не нравятся высокие потолки, но мы что-нибудь придумаем.

Я в замешательстве переваривала услышанное.

Переехать к Мэлу… Старая песня за небольшой разницей: теперь у меня есть деньги, чтобы не зависеть от него. Но переезд в первый же день… Две зубные щетки в стакане, мое белье в горошек, сохнущее на сушилке, опухшая после сна физиономия — непричесанная и без косметики, женские мелочи и бардак, который я принесу с собой, друзья Мэла, которые заявятся к нему в гости… А что говорить о его родителях, сестре и прочих родственниках?

Радикальное предложение. Пугающее.

— Хотя бы переночуй, — настаивал мой парень.

— Мэл, у меня же сессия! Между прочим, как и у тебя. Послезавтра следующий экзамен, а я готовлюсь с бухты-барахты. Ни разу не открыла конспекты. Как учить, когда ты рядом? У меня же мозги набекрень! Только о тебе и думаю.

Властитель моих дум ответил не сразу, поглядывая в зеркала заднего вида.

— Ладно. Провожу тебя до общаги, и баиньки.

Я посмотрела на него с подозрением, однако не заметила подвоха в быстром согласии.

— Конечно, Мэл, ты вторые сутки без сна, — подхватила идею с жаром. — Тебе нужно выспаться. Давай, отвезешь меня и сразу поедешь домой.

— Нет, — отказался он. Вот упрямец! — Значит, в институт?

— У меня остались деньги. Можешь подбросить к какому-нибудь магазину, а то в общаге кончилась еда?

— Отвезу, куда скажешь, но свои висоры положи в карман, — сказал устало Мэл. — Мы, кажется, договорились.

— Хорошо, — согласилась я с неохотой. — Но это должен быть недорогой магазин, где батон хлеба стоит не двадцать висоров, а два.

— Понятия не имею, сколько стоит хлеб, — пожал плечами Мэл, не отрываясь от дороги.

— То есть как? У тебя же полный холодильник.

— Домработница покупает продукты по списку матери раз в неделю. Даю ей два штукаря, обычно хватает.

Вот оно что. Мама Мэла заботится о сыне и беспокоится, чтобы ее принц не оголодал, ведя разгульный холостяцкий образ жизни.

— Неужели все съедаешь? — вспомнила я забитый до отвала агрегат в квартире Мэла. Содержимое разве что не вываливалось оттуда — настолько плотно были заставлены полочки.

— Не съедаю. Что я, верблюд, что ли? — хмыкнул Мэл. — Домработница полностью заменяет продукты свежими, а остальное меня не колышет.

Немыслимая роскошь по моим меркам, а Мэл ни разу не задумался о круговороте пищи в своем холодильнике. Вспомнив, как мы с Радиком дрожали от предвкушения, поглядывая на прозрачные колбасные ломтики, я испытала нечто похожее на… гнев?

Все-таки мы с Мэлом из разных миров. Это судьба, кому и кем угораздило родиться. Кто-то считает каждый висор, растягивая наличность от получки до получки, а кто-то не задумывается, куда исчезает содержимое холодильника каждую неделю. Наверное, рачительная домработница, утаскивает на себе, надрываясь, — подумалось сердито.

Почему я злюсь? Быть может, у женщины большая семья, или она раздает продукты знакомым — таким же невидящим, — тут же оправдала я труженицу отдельно взятой квартиры Мелёшина-младшего. Возможно, сам того не подозревая, Мэл кормит полквартала слепых изысканными полуфабрикатами из молодой оленины, вымоченной в вине. Тогда он прощен, — вынесла вердикт.

Мэл взглянул на меня мельком.

— Расстраиваешься из-за того, что я сказал о побережье?

— Да, — ответила я коротко, решив не опровергать гипотезу. Не рассказывать же ему о каждом чихе и о каждой мысли.

Мэл отыскал на ощупь мою руку и сжал.

— Все будет отлично. Куда заедем? Не разбираюсь в продуктовых магазинах.

— Давай остановимся ближе к окраине. Там должно быть дешевле.

Мой водитель поджал губы, но ничего не ответил.

Город закутался в зимний вечер. Асфальт убегал под колесами, мелькали столбы с фонарями, навстречу по проспекту тянулись вереницы автомобильных фар — желтых, белых, голубоватых. После рабочего дня люди возвращались домой — к семьям и близким. А где мой дом?

Мэл пригласил переехать к нему.

Скоропалительное предложение, к которому я не готова. В моем понимании, прежде чем говорить о совместном проживании, следует сперва изучить привычки друг друга, пристрастия, характеры. К вопросу о житие под общей крышей нельзя подходить на авось, потому как существование бок о бок подразумевает ограничение свободы для нас обоих. Нам придется подстраиваться под интересы друг друга, ломать устоявшийся ритм жизни, перекраивать привычный распорядок дня, отчитываться, где был и что делал.

В швабровке я сама себе хозяйка — что хочу, то и ворочу. А в квартире Мэла все равно, что в гостях. Хотя предложение переночевать у него взбудоражило, — признала со смущением и вспомнила вечерний молчаливый "разговор" по телефону, когда меня страстно потянуло домой к Мэлу. Вот закончится сессия, и подумаем о приглашении в гости… на ночь.

Окраины начались одновременно с заснеженностью улиц, уменьшением этажности зданий, увеличением количества жилых домов и ухудшением дорожного освещения из-за нерабочих фонарей. Мэл припарковался на скромной стоянке перед магазином, расположенным в пристройке к пятиэтажному дому. Он помог выбраться из машины, придержал дверь магазина, пропустив меня и какую-то бабулю вперед, но дальше входа не пошел.

— Ничего не понимаю в этом. Выбери, что нужно, а я подожду здесь.

Столичный принц, не привыкший отступать, спасовал перед макаронами и крупой! Мэл заметил веселье на моем лице и развел руками, констатируя: мол, есть вещи на белом свете, в которые недоступны пониманию их высочества.

— Иди уже, — кивнул, посмеиваясь, на стеллажи, и уселся на подоконник.

Чтобы не разорить Мэла обжорством, я решила выбрать продукты на сегодняшний ужин и завтрак. С дальнейшим питанием определюсь, когда возьму деньги из банка. И вообще, мое богатство позволяет купить холодильник размерами не меньше, чем у Мэла, и напихать еды снизу доверху.

Магазин был небольшим, ассортимент товаров — небогатым, но их оказалось достаточно, чтобы глаза разбежались в разные стороны, а во рту скопилась слюна, несмотря на недавний плотный обед и десерт. Меня так и подмывало пройтись вдоль тесного ряда, и, не глядя, сгрести в тележку всё, что попадется под руку. Усилием воли я все же заставила себя отвернуться от скоропортящихся продуктов и от больших бадей, рассчитанных на много едоков.

Покуда меня носило волнами покупательского азарта по магазину, Мэл успел вынуть телефон и с кем-то разговаривал. Интересно, с кем? — встрепенулось ревнивое чувство при взгляде на его оживленное лицо.

Не буду выпытывать, потому что доверяю.

"Не волнуйся, мама, я жив-здоров. Заехал со своей девушкой в магазин и скоро двину в институт. Представляешь — я и продукты! Когда такое было?"…

"Маруська, ты собираешься возвращать записи, которые утащила на позапрошлой неделе? Хочу устроить ужин при свечах для своей девушки. Как назло — ни одной приличной композиции"…

"Отец! Решено — я женюсь!"…

Ой, нет, лучше так: "Отец, я не посрамил фамилию Мелёшиных во время драки в клубе"…

"Дядя, у твоей машины движок слабоват. Я столкнул эту рухлядь с обрыва, чтобы не позориться, и катаю свою девушку на самом быстром автомобиле в мире"…

"Бе-бе-бе, Снегурочка, со мной на переднем сиденье сидишь не ты, а красивая интеллектуалка с ногами от ушей"…

Последний вариант разговора понравился мне больше всего.

* * *

— Наконец-то, — выдохнул с облегчением Мак. — Я уж думал, ты до утра отключил трубу. Или у вас ничего не вышло?

— Вышло, — сказал Мэл довольно. — В общаге. Три раза.

— Значит, всё путем. Теперь успокоишься?

— Остались кое-какие мелочи, но в целом — ништяк. Спасибо за помощь.

— С тебя "Турба" на месяц, — напомнил Мак.

— Какой месяц? — возмутился Мэл. — Договаривались же на неделю.

— Давай на три! Какая разница? Теперь тебе будет не до тачек.

— На две, и ни днем дольше.

— Ладно. Отцу сказал?

— По телефону.

— А он?

— Ничего. Выслушал — и всё.

— А матери?

— Скажу при встрече.

— А нам ведь повезло, — сказал вдруг Мак. — До сих пор не понял, как удалось выбраться. "Вулкано" закрыли, имущество описывают, идут повальные аресты и допросы. Трясут по верхам. Найдены нарушения, на которые отвели глаза при выдаче разрешений. Батя не говорит напрямик, но я слышал — больше двадцати погибших, около ста раненых и покалеченных, среди них есть тяжело увечные заклинаниями. Рубля орет, приказал устроить секир-башку всем без разбору… В департаментах начались проверки, министерства перетряхивают…

Слушая, Мэл поймал взгляд Эвы, стоявшей у крайнего стеллажа с банкой в руках, и улыбнулся. Она ответила тем же.

Мак какое-то время рассказывал о последствиях гулянки в клубе, пока не сообразил, что треплется в пустоту.

— Алё. Оглох, что ли?.. Алё!.. Ничего не слышу… У тебя батарея села. Перезвони, — сказал и рассоединился.