Лекция закончилась, звонок прогорнил, и мы двинулись к выходу последними, когда нижние ряды опустели. Мэл мог бы работать наравне с дядечками в черных костюмах, охраняющими нас. или руководить ими. Из него получился бы отличный секретный агент, потому что он учитывает множество мелочей, на которые я не обращаю внимания. Наверное, в Мэле говорят гены. Как-никак его отец — гроза преступников всех мастей.

— Привет. Егорчик. Рада видеть тебя. А ты?

Почему-то я абсолютно не удивилась, что Эльзушка застряла у выхода, а вместе с ней застопорилась преданная свита в лице двух белобрысых подружек. Меня они игнорировали в принципе, словно Мэл вел за руку пустое место к двери.

— Без тебя было скучно. — продолжила девица, пристроившись рядом с ним с другой стороны. — Где ты пропадал? Я бы приехала и навестила. Из Мака слова не выудишь. Молчит как партизан.

Не пойму, она полностью обнаглела или частично? И как прикажете быть мудрее и относиться со спокойствием к выкрутасам бывших подружек своего мужчины, если эти бывшие назойливы как навозные мухи?

— Отсутствовал. — ответит коротко Мэл. — Извини, нам пора.

Выйдя в коридор, мы попали в объятия охранников, на которых пялились мимо проходящие студенты, выкручивая шеи. Интересно, где телохранители пережидают звонки? По невозмутимым лицам роботов не скажешь, что недавно их плющило об стену воздушной волной.

Шагая до следующей аудитории, я придумывала, как отомщу Эльзушке. как буду долго и с наслаждением таскать за волосы и расцарапаю ей лицо, оставив усы на щеках. Интенсивность и скорость, с коими девица будила во мне нехорошие чувства, указывали на то. что моего терпения хватит на первые пять секунд общения.

— Молчишь всю дорогу. — заметит Мэл. когда мы поднимались по лестнице.

Что ему сказать? Что не знаю, как достойно ответить прилипчивой бывшей своего мужчины? Что выбрать: уподобиться Эльзушке и осыпать её оскорблениями или глядеть свысока, замораживая холодом презрения?

К переживаниям за угрозу собственности добавилась нервозность. Поднявшись на третий этаж, мы двинулись по коридору, и я отводила глаза от взглядов, проедающих любопытством. На нас таращились и обсуждали, не стесняясь. Где бы укрыться от чужого внимания? Мы похожи на препарированных букашек под микроскопом. Уверена, сейчас тайком нас снимают на камеры десятков телефонов.

— Держишься молодцом. — похвалил Мэл. открывая дверь и пропуская вперед.

Держусь. Надолго ли меня хватит?

Следующей лекцией предполагалась символистика, и вел предмет незабвенный Альрик Герцевич Вулфу. И опять мы забрались на верхний ряд у стены, а Эльзушка беспрестанно оборачивалась назад, а вернее, в сторону Мэла. воодушевленная кратким разговором. Вот настырная! Неужели у нее нет гордости?

Но Мэл игнорировал призывные взгляды девицы. Он уставился вниз — туда. где. зайдя широким прихрамывающим шагом в аудиторию, перед студентами появился преподаватель. И я тоже забыла о досадной мелочи в лице египетской облезлой кошки, потому что при виде профессора в душе что-то екнуло и упало без чувств. Этим "что-то" оказалось второе "я".

Во время обета Альрик передал мне вместе с кровью частицы своей сущности, и они переплелись, срослись с моими генами, превратив в полиморфа с животными инстинктами. И сейчас о преподавательскою трибуну облокотился не профессор. Там стоял самец — сильный и выносливый. Производитель. Великолепная мужская особь без изъяна, ведь хромота и шрам вдоль линии волос меркли перед впечатляющей харизмой.

Альрик не задирал голову вверх, но я почувствовала: он знал о моем месте на последнем ряду. С трудом оторвав взгляд от преподавателя, вдруг сообразила, что без конца облизываю губы и сглатываю, замерев и затаив дыхание. А Мэл смотрел на меня внимательно и… приходил к нерешительным выводам, что ясно читалось на его лице.

Схватив его руку, я опоясала свою талию и прижалась к Мэлу. вдобавок приобняв его. Никаких искушений. Только Мэл. только он.

Первая встреча с профессором после сногсшибательной новости и постепенного привыкания к тому, что теперь в моем организме присутствуют крупицы звериной сущности, стала своеобразной прививкой, позволившей понять, кто из нас сильнее в одном теле — я или моя животная составляющая.

Альрик вел лекцию как всегда непринужденно — в меру остроумно, в меру серьезно. Сыпал фактами и примерами, оживляя сухой лекционный материал, и все это время я ощущала его внимание. Он не смотрел в мою сторону и вообще забыл, что существует галерка, но волоски на коже приподнимались против воли. Лишь к концу лекции мне удалось успокоиться благодаря тесному прижиманию к Мэлу. Я бы стала его сиамским близнецом, если таковое возможно. Когда прогорнил звонок, Мэл поцеловал меня в висок. "Ты справилась" — сказал его взгляд.

Профессора обступили фанатки, задававшие наперебой вопросы по поводу предстоящего промежуточного зачета, а мы с Мэлом протиснулись краем скопища. И все равно я чувствовала, как флюиды сильной мужской особи обволакивают меня и стекают за шиворот по загривку, поглаживая и лаская.

— Егорчик, ты идешь на обед? — снова пристала Эльзушка, не примкнувшая к лагерю поклонниц профессора, а терпеливо дожидавшаяся Мэла у выхода. — Наш столик покрылся пылью.

Не понимаю, чего она добивается. Чтобы её хорошенько потрепали за египетскую челку? Я было дернулась, но Мэл удержал, прижав в себе крепко, аж кости хрустнули.

— Нашего столика нет и уже давно, — сказал девице. — Если ты не в курсе, то я лечится в Моццо с Эвой. И она приняла от меня Коготь Дьявола. Мы живем вместе.

Штице как шла, так и превратилась в соляной столб.

— Пойдем, — потянул меня Мэл к охранникам.

По возвращению в общежитие я дала волю эмоциям. Держалась, крепилась, как полагается леди, чтобы не устраивать скандал прилюдно, и лишь в стенах со звукоизоляцией начался допрос с пристрастием и с кровожадными интонациями.

— Как это понимать, Мэл? — меня аж затрясло. В минуты неконтролируемого всплеска разношерстных эмоций я переходила на "Мэла", забывая о Гошике и Егоре. — Отстанет когда-нибудь эта египетская кобра или нет? Чего она добивается? Хочет, чтобы я сорвалась? Предупреждаю. Мэл, я не железная. Мое терпение — размером с горошину.

— Знаю. И улажу, — он попытался успокоить, обняв, но я вырвалась и заметалась по комнате.

— И ведь ничто ее не берет, даже Коготь Дьявола. Непробиваемая. Будто меня не существует — и всё. Ты дал ей повод! — озарило меня. — Пообещал что-то, да? Поэтому она не дает проходу ни мне, ни тебе.

Мэл наконец-то поймал меня и обнял.

— Тише, успокойся. Поводов не давал, как и обещаний. Штице напрягает и меня. Я не предполагал, что она не отвяжется.

— Она ведет себя так… будто между вами до сих пор что-то есть, — не унималась я. Будто досадная помеха в моем лице — соринка в глазу Мэла.

— Давно ничего нет. С тех пор, как мы с тобой… ну… ночевали у Севолода… А на защите у Теолини я использовал её, чтобы ты… в общем, назло тебе, — признался неохотно Мэл. — Но между нами ничего не было.

Еще одна бывшая Мэла, которая с завидным упорством хочет остаться настоящей. Немудрено. Он — парень хоть куда. Видный, перспективный.

— Ты долго с ней встречался?

— Эва… — сказал он умоляюще, но увял под красноречивым взглядом. — С конца первого курса…

Получается, их близкому знакомству — почти два года. За это время Эльзушка успела изучить Мэла вдоль и поперек и знает о нем гораздо больше меня. Поэтому считает, что у нее есть право быть надоедливой.

— Но не постоянно, — поспешил заверить Мэл, заметив мой сникший вид. — Хватало максимум на месяц. Я как бы… уставал от нее… Знаешь, когда девушка запрыгивает на тебя… Да и потом… Когда говоришь: "черное", хотя это белое, и с тобой соглашаются… "Конечно, черное. И почему я раньше не замечала?"… И так — во всем, изо дня в день… Это бесит… Штице неглупа, но зациклилась на своем статусе. Быть подружкой сына начальника дэпов — это круто.

"Когда девушка запрыгивает на тебя" — закрыла я глаза от болезненного укола в сердце, а воображение услужливо подсунуло красочные картинки. Мэл и Эльзушка — в его квартире, в его спальне, на его кровати… Мэл и Эльзушка — в "Инновации", она послушно открывает рот, он кормит ее мороженым с ложечки… Мэл и Эльзушка — в машине, и ее рука лежит на его колене… Шутки, над которыми смеются оба, интимные жесты, мимолетные улыбки, понимание с полуслова, с взгляда… Два года — большой срок, пусть и с перерывами. Получается, Штице — долгоиграющая подружка Мэла со стажем. Не чета мне. Уставая от нее. он развлекался с разными Лялечками и Изабелками, но неизменно возвращался в приторно-карамельный рай, где для него перекрашивали черное в белое и наоборот.

— Значит, успевал и с ней. и с другими?

— Я им ничего не обещал. В отличие от тебя. — сказал Мэл, и в его голосе промелькнули нотки раздражения. "Что же. теперь встать на колени и каяться? Я и так чувствую себя по уши виноватым, но прошлого не изменить", — читалось в его глазах. — Пошли обедать, мне скоро ехать на собеседование. А со Штице разберусь.

И мы направились на кухню, но сперва самостоятельно приготовили обед за неимением личного повара. Пришлось Мэлу встать у плиты и разогревать грибное рагу, пока я нарезала ингредиенты для салата.

Нож в руках механически делил помидоры на дольки, а извилины продолжали закручиваться в прежнем направлении. Эльзушка воспринимала меня как временный интерес Мэла, потому что была уверена — он развлечется и опять вернется к ней. Одного я не понимала: неужели гордость Штице позволила смиряться с его многочисленными загулами? Ревновала ли Эльзушка? Не сомневаюсь. Любила ли она самого Мэла или статус подружки Мелёшнна-младшего? Если бы отравили не меня, а Эльзушку, постутшл бы он также благородно, подарив годы своей жизни? Какими были их отношения? Он говорил: "Эльза, я устал от тебя. Отдохну месяцок-другой и вернусь" или не удосуживался предупреждать? Какие чувства испытывал к ней Мэл и почему возвращался обратно?

Я хотела знать всё.

— Эва, слышишь меня? — Мэл поводил вилкой перед глазами, призывая очнуться. Оказывается, мы сидели за столом и ели. — Провожу тебя до института и поеду на собеседование.

Ах да, его работа. Нельзя погружаться в пучину мазохистских переживаний и испепеляющей ревности. Мэл здесь и сейчас, и нужно поддержать его, ведь он бросил вызов родственникам, отказавшись от содержания, и поступил так из-за меня.

Ну, и куда делись благовоспитанность и приличия? Не удержавшись, я вскочила и обняла Мэла сзади, прижавшись шекой к вихрастой макушке.

— Что? — он оглянулся, забыв о соке.

— Ничего. — поцеловав Мэла, я вернулась на свое место. Сплошное бескультурье за столом. Человек мог подавиться от неожиданности, а мне подавай тесные обжимания. — Надолго уезжаешь?

— Как масть пойдет. Но к семи обязательно вернусь.

К семи?! Это же целая вечность без Мэла. Нужно занять чем-нибудь время, чтобы не свихнуться от ожидания.

— А Баста? Она хотела приехать в гости, — вспомнила я.

— Созвонюсь с ней и предупрежу тебя, — выдал он инструкцию.

После обеда я успела пробежать глазами брошюрку, выданную деканом. Мэл тоже увлекся чтением своей книжки. Как и в предыдущем семестре, первая половина учебного дня отводилась под лекции, зато во второй предстояли практические занятия, подобранные под мою персону. Например, сегодня у всех нормальных третьекурсников предполагался семинар по элементарной висорике, а мне предписывалось посетить занятие по развитию интуиции. Зато следом планировалась лабораторная работа у Ромашевичевского на общих основаниях.

— Бланки заполним вечером, чтобы наши допзанятия совпали максимально. — предупредил Мэл. — Без меня не ставь галочки.

Как скажешь. Я и не тороплюсь заполнять таблички. Гораздо лучше ходить на допы вместе Мэлом, чем сейчас тащиться в неизвестность без него.

— Охране выдали дубликаты, — помахал он своей книжицей, — так что на занятиях не должно возникнуть проблем. Никого и ничего не бойся. Ты можешь быть сильной, когда захочешь.

— А можно тебе позвонить?

— Лучше отправь сообщение. Я поставил телефон на беззвучку. Как освобожусь, сразу же дам знать.

На важную встречу Мэл переоделся, выбрав рубашку, костюм и галстук. Он подобрал одежду со вкусом и оттого смотрелся умопомрачительно, приковывая к себе взгляд. Кстати, все его многочисленные галстуки были завязаны заранее, только узлы ослаблены — надевай через голову у затягивай.

Строгий элегантный костюм изменил Мэла, сделав необычайно похожим на Мелёшина-старшего — как внешностью, так властными и уверенными манерами.

— Красивый, — погладила я лацканы пиджака, а затем притянула своего мужчину и поцеловала, закрепляя право собственности.

Уже при выходе из обшежитской квартиры Мэл сказал:

— Эвка, то. что было раньше — детские игры. Теперь началась настоящая жизнь, и я рад, что это произошло благодаря тебе.

А вот я почему-то не испытывала радости. Из-за меня Мэл скакнул в возрасте на несколько лет вперед и чуть не умер на операционном столе. Из-за меня рассорился с родителями и вынужден думать о заработке. Из-за меня он находится в изоляции, отгороженный от мира кордоном телохранителей.

— Ты сказал, что разберешься с Штице. Как?

— Не волнуйся, обойдемся без рукоприкладства. И убеждать больше не буду. Надоело. Я достаточно наговорится, но она не понимает.

Мы дошли до ступенек института, взявшись за руки. Мэл передал мою сумку телохранителю, обнял меня и поцеловал.

— Ты справишься. Первый день — самый трудный. Потом будет проще.

Помахав, он отправится по ангельской аллее к воротам, а я потопала на учебу.

Странно и непривычно. Нужно учиться видеть сквозь толпу, игнорировать жгущие затылок взгляды и не обращать внимания на разговоры и пересуды за спиной. Студенчество расступалось широким клином, пропуская охранников и меня посередь них.

В брошюрке подробно расписывалось месторасположение каждого занятия и кратчайший путь до соответствующего кабинета или аудитории. Неожиданной новостью оказалось, что урок по развитию интуиции вел сухонький старичок с седой бородкой — тот самый академик, с которым я столкнулась перед приемом в Большом холле Дома правительства, и который настырно влез в беседу с премьер-министром, расхвалив меня, хотя совсем не знал.

Второй неожиданностью оказалось, что охранники присутствовали на занятиях. Вот так. Мэл рядом — они за дверью. Мэла нет, и затемненные стекла очков направлены на меня и на нового преподавателя. Перед занятием мужчины проверили кабинет, а также практические пособия, которые принес академик, проверили его документы, пропустив через считывающее устройство, и даже обыскали старичка, поводив возле него коротким жезлом с продольной полосой, светящейся голубым.

— Ничего страшного, я понимаю, — засуетится преподаватель, не обидевшись на тотальный досмотр. — Мне выпала великая честь пробудить ваши заснувшие способности.

Ну-ну, посмотрим. Просыпаться-то нечему. Вранье достигло чудовищного размаха: мне искренне сочувствовали, для меня разработали специальную программу восстановления утерянных способностей, со мной будут индивидуально заниматься маститые академики, используя самые эффективные методики. Почему же совесть спит? Потому что она, как и я, заложница условий. Мой отец, ставший в одночасье министром и претендентом на кресло премьера, Мелёшин-старший, получивший оба департамента в руки и безраздельную карающую власть в стране, Мэл, которого я обязана сделать счастливым, мама, которая ждет меня на побережье, аттестат о висорическом образовании, который нужно получить кровь из носу, — эти и другие ниточки перемешались и запутались, оплетя меня с ног до головы.

— Ваш случай уникален, — продолжит старичок. — Прежде никому не удавалось перебороть действие сильнейшего яда и вернуться к жизни полноценным человеком.

А он хорошо осведомлен. Наверное, изучит предостаточно материалов по моему делу и вместе со всеми удивляется чуду внезапного выздоровления.

— Существуют различные методы стимуляции интуиции, начиная от специальных препаратов и снадобий и заканчивая гипнозом, внушением и особыми амулетами, не говоря об уникальных артефактах. Их назначение — в обострении органов чувств. Мы же попробуем развить интуицию естественным путем, чтобы не попасть в зависимость от стимулирующих средств. Ваш организм должен справиться самостоятельно. Задача состоит в том, чтобы настроиться на улавливание волн вслепую, интуитивно. Интуиция — это внутреннее зрение. Заставим ее работать.

Академик заранее ознакомился и с результатами реабилитации в Моццо:

— Насколько я понял, у вас необычайно развита тактильная чувствительность. К ней мы еще вернемся, но сейчас мне хотелось бы составить собственную картину и оценить её непредвзято.

Он предложит угадать "орла" или "решку" при подбрасывании висоровой монетки, потом попросит найти требуемую карту в колоде и нужный цвет в колерном наборе. Затем показал несколько сюжетных картинок, предлагая домыслить окончание.

— Нужно тренировать левую руку. — сказал мне. — Правое полушарие мозга отвечает за логику, а левое — за эмоции и интуицию. Вот пропись, заполните на досуге первые пять страниц. Это домашнее задание.

Мэл одинаково хорошо пишет обеими руками, — вспомнилось мне. Означает ли это. что у него развита интуиция?

Прежде чем тетрадь перекочевала в мою сумку, ее осмотрел и пролистал один из охранников.

— Развивайте интуицию. — продолжил академик. — Когда зазвонит телефон, прежде чем ответить, сперва попробуйте угадать, кто звонит и с какой целью. Выходя из любой двери, пытайтесь угадать, кого встретите первым: мужчину или женщину, помимо тех лиц. которые неизменно находятся рядом с вами. Заведите блокнот и записывайте каждое утро набор слов, фраз, символов, какие придут в голову — иногда мало, а иногда не хватит и страницы. Старайтесь писать левой рукой. Вечером проанализируйте написанное и события дня: каков процент совпадений? Например, слово "кошка" и животное, перебежавшее дорогу или задавленное машиной, можно считать реализованным событием. Туда же можно отнести нарисованные каплю, зонтик, лужу, резиновый сапог, означающие дождь, если таковой случится. Учитесь читать и видеть между строк. Прислушивайтесь к себе. Часто мы заглушаем внутренний голос, предпочитая поступать, как нас приучили с детства, потому что так положено.

Далее старичок предложил надеть на глаза повязку, которую опять же проверит охранник, прежде чем отдать. Преподаватель разложит на столе предметы, а мне надлежало, вытянув руку, угадать их, не трогая.

Вышло не ахти. Приблизив ладонь максимально возможно, я почувствовала в первом случае холод, а во втором случае — тепло. Занесенная над следующим образцом рука вдруг беспричинно задрожала. Мне показалось, на столе извивается клубок змей. В итоге выяснилось, что одним из практических пособий был кубик льда, другим — булочка в термопленке, сохранявшей сдобу горячей, а копошение исходило от дождевых червей в банке.

Академик ужасно обрадовался. Его совершенно не расстроило, что из десяти предметов мне удалось отдаленно угадать всего три, и то по косвенным признакам.

— Великолепно! Я впечатлен. Вы уловили вибрацию движущихся тел и температурные перепады. Прекрасный результат для первого занятия.

Его похвалы смутили. Я не чувствовала в своем организме ничего необычного и из ряда вон выходящего, но. в любом случае, урок пролетел быстро и увлекательно, и даже бесстрастные лица охранников не нервировали.

По итогам занятия меня нагрузили кучей домашних заданий. Напоследок старичок посоветовал:

— Не забывайте о медитации, которой вас начали обучать. Мы еще вернемся к ней и разберем детально, но не ждите, когда до неё дойдет очередь. Уже сейчас старайтесь концентрировать внимание на своих ощущениях и на мыслях.

Что велел делать преподаватель интуиции? Тренироваться и еще раз тренироваться. Покидая кабинет, я загадала: в коридоре первым встретится парень, а следом две девчонки — подружки.

Ну, и где моя интуиция? Сбежала в никуда, или её вообще нет? Навстречу попалась первокурсница с элементарного факультета, а за ней — двое ребят-внутренников. которых я видела в стекольной мастерской.

И вовсе не категорически безнадежно. Подумаешь, чуть-чуть ошиблась. Не угадала пол, зато точно угадала количество. Так что сумасшедшие успехи еще впереди.

По дороге я отправила сообщение Мэлу: "Обостряю интуицию. Как ты?" и загадала, что хочу услышать от него. Ответ пришел через полминуты, подтвердив, что интуиция никуда не делась и по-прежнему при мне. "Отлично. Меня приняли. Обговорили условия. Устраиваюсь на работу'".

Смешанные чувства. С одной стороны, я не сомневалась, что Мэла возьмут в компанию. У "золотого" мальчика из элитной молодежи на самом деле острый ум, отличная память и прекрасные висорические способности. Думаю, его приняли на работу не только потому, что он чей-то сын, но и потому что преподнес свою кандидатуру в выгодном свете. Мэл нашел нишу, которую можно предложить потенциальным работодателям, а я не удосужилась поинтересоваться его идеями. Горжусь им и ругаю себя.

Но с другой стороны, радость по поводу трудоустройства имела оттенок горечи. Мэл будет пропадать непонятно где, у него появятся другие интересы помимо меня. Вдруг у директора компании есть очаровательная дочь? Или две прелестные дочурки, и обе находятся в том возрасте, когда пора думать о замужестве.

Что говорит интуиция? Сходить ли мне с ума от ревности к работе Мэла и к абстрактным соперницам или успокоиться и примириться с его подработкой?

"Молодец! Ты лучший!" — отправила я сообщение и получила в ответ ухмыляющуюся и подмигивающую рожицу человечка.

Для лабораторной работы по снадобьям мне выделили в личное пользование куб, в то время как согруппники работали в парах по заведенному обычаю. Один из охранников внимательно осмотрел убранство тесной кабины, а его коллега просканировал выданный экипировочный комплект знакомым жезлом с голубой полоской.

Ромашевичевский встретил с презрительной кислой миной, от которой я успела отвыкнуть, впрочем, как отвыкла и от впечатляющего буратинистого носа. Препод не высказал удивления и возмущения присутствием посторонних в помещении и. похоже, смирился с единоличным захватом куба. Не стал поводом для язвительных насмешек и выбор моей темы, разнящейся с заданием, выданным прочим третьекурсникам. Очевидно. Ромашку предупредили об изменениях в расписании студентки Папены. Я ожидала, что он будет иронизировать по поводу заваленного экзамена и поддевать провокационными вопросами, но преподаватель предпочел отмалчиваться. Наверное, решил, что все разговоры передаются дословно в рапортах охранников высокому начальству.

На столе у стены среди вороха бланков отыскался заранее составленный и подписанный Ромашевичевским листочек на мое имя со списком ингредиентов, необходимых для приготовления наружного средства стимуляции роста волос — задания простого и сложного одновременно, поскольку наличествовало условие: добиться отрастания волосяного покрова со скоростью сантиметр в секунду. Способ приготовления подобных снадобий незамысловат и безопасен, поскольку не требует нагрева, охлаждения, повышения давления, или, наоборот, разрежения. Точное взвешивание и правильная последовательность смешиваемых компонентов — вот и весь секрет чудо-средства. Жаль, у сверхскоростных оволосителей есть серьезное побочное действие. Чрезмерная нагрузка на волосяные луковицы приводит к их истощению и массовому волосопаду с последующим облысением на год, а то и дольше.

— Эвка, привет! — окликнул Сима, заняв очередь к окну выдачи ингредиентов. Из благоразумия он не стал общаться излишне эмоционально и избегал смотреть на телохранителя.

Надеюсь, охрана не ввела запрет на общение с однокурсниками.

— Привет, — пристроилась я за парнем. — Как учеба?

— Ползет помаленьку. Ты когда вернулась?

— Вчера, после обеда.

— Притаилась как мышка. Не слышно и не видно. Почему не заходишь в гости?

"Или ты теперь не с нами? — вопрошал взгляд Симы. — Простые смертные недостойны общества дочери министра?"

Выходит, он покуда не знает, что место проживания переехало под крышу, на этаж для избранных. Как-то неудобно объяснять в лаборатории, на виду у народа, по какой причине меня захлестнуло наверх. Лучше вечером загляну в гости и поделюсь подробностями о лечении на курорте. И Мэла прихвачу, чтобы охранник ждал за дверью, а не дышал в затылок, нервируя.

— Погоди, дай оклематься. У меня мозги до сих пор набекрень. — отшутилась я.

— Разве они сохранились после больнички? — встрял в разговор знакомый голос. — Или тебе сделали операцию по пересадке извилин?

Я возвела очи к потолку. Снова Эльзушка, опять она. Угораздило же меня попасть в одну группу с настырной девицей. Не успело настроение, упавшее из-за признания Мэла, поползти вверх после занятия по интуиции, как нарисовалась причина упадничества. И ведь постоянно напоминает о себе, засев занозой. Возможно, когда-нибудь я перестану реагировать на провокационные выпады Эльзушки и забуду, что она числилась подружкой моего мужчины, но это чудо случится не сегодня и не сейчас. Вымученные пояснения Мэла, пролившие свет на отношения его и египетской змеи, легли на мою душу широкими мазками, и, судя по всему, свежепокрашенная краска высохнет не скоро. Было бы гораздо легче принять, если бы Эльзушка оказалась одной из многих — недолгим разовым увлечением Мэла, а не временно-перманентной подружкой двухгодичной выдержки.

— Штице, а ты почему здесь? — удивится парень. — Не видел тебя на лабораторках. Соскучилась по мензуркам?

— Не твое дело, красномордик, — парировала девица. — Хочу и хожу.

Сима замолчал и отвернулся.

В общем, если кто-то ждал от меня нетривиального поступка, то напрасно. Во всем, что касается Эльзушки, я на удивление предсказуема. И ведь убила кучу времени, медитируя и настраивая себя на терпение и понимание, а все усилия улетучились в тот же миг, едва облезлая кошка открыла рот. Ума не приложу, что хорошего нашел в ней Мэл?

— Не надоело гавкать? — спросила я у девицы. — Слушать противно.

— А ты не слушай. Рот закрой и сопи в носопырки, — ответила она с любезной улыбкой. Ох, какие мы дружелюбные! Но охранника не обмануть натянутым до ушей ртом, и тихая задушевная беседа услышана от "а" до "я" с последующим подробным упоминанием в рапорте.

В это время Сима получил свою корзинку и направился к кубу, занятому его братом. Жаль, подошла моя очередь, не то Штице узнала бы о себе много познавательного. Лаборантка, отмерив и отсыпав нужное количество ингредиентов по списку, поставила передо мной корзинку с флакончиками. Однако охранник не позволил притронуться к рукоятке и начал перебирать содержимое, вскрывая пузырьки и просвечивая жезлом с голубой полоской.

— Знаешь, Папена, я все думаю, что он в тебе нашел. Ну, месяц поразвлекался, ну, два от силы, но ведь он и кольцо отдал, — сказала тихо Эльзушка с несходящей улыбкой. Мы остались в очереди последними, и со стороны могло показаться, что общаемся как лучшие подруги. — Опоила его чем-то? Заговорила? Приворожила? Минет классно делаешь? Что?

Я взглянула на выход. Второй охранник занял дислокацию у двери, поступив весьма дальновидно. Оттуда просматриваются все уголки лаборатории. Если нажму кнопку на браслете, неприятную собеседницу тут же скрутят и избавят от её компании. Но за что? Она не сделала ничего из ряда вон выходящего. У девицы есть право на оскорбления, по крайней мере, она ссудила себя нм — правом брошенной женщины. Получается, когда Мэлу было удобно, он с охотой принимал приторные отношения с Эльзой, а когда переедал сладкого, то расставался, не обещая хранить верность. И Штице это устраивало.

— Всё когда-нибудь заканчивается, — ответила я. — И с тобой у него всё кончено.

— Да ну? — удивилась она преувеличенно. — А знаешь, с кем он зажигал, пока ты бо-бо у Морковки? Воздержание — не для Мэла. Он сорвался и приехал ко мне. Говорил, что у тебя теперь не все дома, и что связан с тобой обещанием. Что попал в капкан и не знает, как избавиться от обузы. И я утешила его. Хочешь знать, как? — лила кислоту девица, наговаривая на ухо. — Сначала на столе, потом на полу… Он нетерпеливый… Любит, чтобы не раздеваться и по-быстрому… И минет тоже… А анальный вы пробовали?… Нет?! — посмотрела на меня с превосходством. — Так что хоть завоображайся, но ты — временная. Он всегда ко мне возвращается. И снова вернется, когда ему наскучит с тобой.

По-моему, я оглохла. В голове зазвенело, и звон усиливался. Вот так запросто, несколько обрывочных фраз способны отравить и убить не хуже мощнейшего яда. Если можно ударить словами под дых, то Эльзушке удалось с лихвой. Надо бы вдохнуть, но не получается. Нужно ответить, а язык онемел. И под грудиной расползается жгучая боль, её эпицентр — слева.

В тот момент я пережила сильнейшее потрясение. И схватилась бы за охранника, ища поддержки, чтобы не осесть на пол, но что-то удержало на ногах.

Мэл… Он отдал свою жизнь за меня… И не верил, что выкарабкаюсь… Думал, что стану растением… Его мучили незаживающие швы и шрамы… Но, несмотря на трудности, Мэл пошел в институт, проходил терапию в госпитале… И дополнительно "лечился" с Эльзушкой… Как он мог?

Он приезжал тогда в Моццо, но не решился встретиться и поговорить… Мы провели чудесный месяц в раю. и Мэл пережил полнолуние вместе со мной… Он был рядом — каждый день, каждую ночь…

Я сжала палец с Когтем Дьявола. Если не расцеплю руки, конечность омертвеет без притока крови.

— Что было, то прошло. Спасибо, что утешила его в трудную минуту.

— Ты наполовину дура или полная идиотка? — опешила девица. — Чучело с опилками. Кто придумал, что ты вылечилась?

Охранник протянул корзинку, мол, готово, можешь приступать к работе. Я похлопала Эльзушку по плечу:

— Надежда умирает последней. Советую пить молодильные капли или забить местечко в вечной мерзлоте. Может быть, лет через восемьсот Мэл вернется к тебе.

Отлично сказано, — поставила корзинку на стол в кубе и начала облачаться дрожащими руками в халат. Можно погордиться собой. В какой-то момент я повелась на слова египетской мымры. Поверила так, что чуть не умерла там, у окна выдачи ингредиентов. Как сказал когда-то Альрик, в любом слове заложена сила, способная убить — если не физически, то морально.

Все-таки урок интуиции не прошел даром. Старичок-преподаватель посоветовал учиться ''читать" эмоции людей и искать мотивы их поступков. Отрезвление наступило внезапно, так же как и помутнение, вызванное пошлыми откровениями Эльзушки. Она хотела ужалить побольнее и унизить, ожидая увидеть истерику с потоком оскорблений. Или рассчитывала посмеяться над моим растерянным и жалким видом, но лишилась бесплатного представления. Или мечтала о триумфе, а моя неадекватная реакция выбила её из колеи.

Ничего не скажу Мэлу. — решила, натягивая бахилы. И отныне меня не интересует, каким образом он избавится от назойливой девицы. Лишь бы не видеть и не слышать ее. А теперь отбросим эмоции. Потребуется холодный расчет, чтобы недрогнувшей рукой отмерять на аптекарских весах сотые доли граммов и не запутаться в последовательности операций.

Негромкий стук отвлек от изучения бутылочек с ингредиентами. Эльзушка?! Какими судьбами? Где охранники? Пять минут назад один из них оставался у выхода, а второй, перегородив снаружи дверь широкой спиной, запретил закрываться на замок в целях безопасности: если случится что-нибудь непоправимое, задвинутая щеколда не позволит спасти меня оперативно и эффективно.

— Знаешь, а ты мне сразу не понравилась, едва объявилась в институте. Ни рыба, ни мясо. Сено — солома. И несло от тебя как от помойки. Строила из себя цепочку, притворялась молью бледной, а на лбу написано: моя школа — панель, — сказала девица, демонстративно поигрывая колечком от задвинутой щеколды. Охранник безрезультатно дергал дверь. Мы заперты изнутри!

— Смотрю, тебя озаботила моя биография, — подвинулась я бочком с таким расчетом, чтобы нас разделял стол.

— Не то слово, — согласилась девица. — Потому что ты достала. Меня удивляло, почему Мэл не отлипает от тебя? А в его коллекции, оказывается, пустовал угол под названием "серое убожество".

— Замечательно. — пробормотала я растерянно. Чего она добивается?

Раз, два, три, — моргнули беззвучные вспышки. Охранники стреляли, рассчитывая разбить стекло куба — как оказалось, впустую. Одногруппники спешно покидали помещение, вместе с ними убежала лаборантка, забыв запереть запасник.

— Нужно уметь вовремя отходить в сторону и не наглеть. — продолжила снисходительно Эльзушка. — Почесала писюльку — и хватит. Но ты оказалась настолько глупа, что пришлось подсказывать.

Ромашевичевский говорил что-то охранникам, жестикулируя. Наверное, объяснял, что кабины задумывались бронированными и герметичными, чтобы избежать цепной реакции в случае неудачного опыта. То есть небольшой апокалипсис, произошедший, к примеру, из-за неправильного смешения компонентов, затух бы в отдельно взятом кубе, не затронув помещение лаборатории.

Как девица умудрилась провести дэпа — лучшего из лучших, которому доверили оберегать меня?

— Отвлечение. - усмехнулась она, заметив мое замешательство. — Трех секунд вполне достаточно, чтобы заиметь возможность поучить тебя уму-разуму.

Просто, как всё гениальное. В свое время я тоже успешно использовала это заклинание.

Одна из стен кабины вдруг начала отекать и мутнеть, и куб накренился. Это охранники применили soluti [49]soluti, солюти (перевод с новолат.) — растворение
. чтобы пробиться внутрь, но конструкция, оказавшаяся цельной, угрожала рухнуть на тех, кто внутри. То есть на меня.

В руке Эльзушкн появилось уплотнение, которое, сгустившись, превратилось в оранжевый шарик. Он рос, наливаясь цветом. Даже с трех шагов чувствовался жар, исходивший от igni candi [47]igni candi, игни канди (перевод с новолат.) — огненный сгусток
. Я отшатнулась, не отводя от него взгляда.

— Чеманцев подал отличную идею, — сообщила девица, удерживая небрежно огненную сферу. — Поглядим, пожалеет ли тебя Мэл, когда увидит рожу после заклинания. Девочки уверяли, что ты заговоренная, а я думаю, что редкостная тупица, которой время от времени везет. Crucis [24]сrucis, круцис (перевод с новолат.) — крестовина
ничему не научил, и другие намеки не понимаешь. Не хочешь отцепиться от Мэла по-хорошему, придется объяснять по-плохому.

— Крестовина — твоя?! — удивилась я, забыв про обжигающее заклинание в руке Эльзушки. Не может быть! Вернее, может, в свете открывшихся обстоятельств. Египетская выдра сперва причислялась мной к подозреваемым, но потом чаша весов обвалилась под массой многочисленных фанаток профессора и их предводительницы Лизбэт.

— Моя. И замок мой. И сумка. И порча на черную оспу. И наговор на перелом обоих ног и позвоночника. И фурункулезная аэрозоль. И несварение с кровавым поносом и выпадением кишок в унитаз, — рассказывала девица. — Много чего… Жалко, что не всё удалось. Зато теперь тебе воздастся, слепошарая.

И, не дав вволю поизумляться, она бросила igni candi [47]igni candi, игни канди (перевод с новолат.) — огненный сгусток
. В меня.

А я не успела испугаться. Смотрела, не мигая, как огненный комок летит в лицо, а через мгновение врезается в дверь позади Эльзушкн, разлетаясь жидкими языками пламени, и оставляет пятно сажи на стекле. Хорошо, что девица сориентировалась и вовремя вжалась в угол.

Что происходит? Ничего особенного. Снимается кино со спецэффектами. И актерский состав подобрался весьма профессиональный.

А дальше замелькали кадры с озвучкой.

— Дрянь! Ненавижу! — закричала Штице, поднимаясь на ноги.

Один из охранников оторвал пластик, коим была обшита кабина, и начал обстукивать бронестекло. Я же пока не осознала, что минуту назад могла превратиться в факел.

— И отравила тоже ты? — осенило меня.

— С удовольствием бы, но опередили! — отозвалась девица, и в ее руках завертелся потрескивающий piloi candi [22]piloi candi, пилой канди (перевод с новолат.) — электрический сгусток
.

Охранник нашел нужную точку и принялся резать стекло портативным лазером.

— Давай поговорим как взрослые люди… — попятилась я задом. Всё, отступать некуда. Тюрьма в два квадрата, выхода нет.

Осознание, наконец, пришло. До сего момента мне казалось дикостью, что Эльза Штице — красавица, участница соревнований по танцам, староста группы на потоке, успешная студентка и любимая дочь у родителей — поднимет руку и кинет в беззащитного убийственное заклинание. Не верилось, что она сумела проскользнуть мимо телохранителя, и ради чего?

— Зубы заговариваешь? Умненькую изображаешь? — взвилась Эльзушка.

Не время для истерики. Нельзя паниковать. Египетская змея всего лишь сошла с ума. Обычное дело. А как разговаривают с сумасшедшими? Их упрашивают как малых детей, призывая успокоиться.

— Штице, соображаешь, что творишь? Ты подписала себе приговор. Тебя не выпустят отсюда. Арестуют и снимут дефенсор!

— Ха, много ты знаешь… У меня есть связи! — крикнула она, наращивая заклинание.

Точно, свихнулась. Или премьер-министр — её родной дядя.

Второй мужчина работал с замком, создав halite. Из-за стремительной сублимации его окутало паром, а щеколда начала наливаться красным, раскаляясь. Заклинание оказалось затратным, и охранник взмок. Наверное, он успел сто раз пожалеть, что остался снаружи, а не пошел в куб. Сидел бы сейчас нога на ногу, наблюдая за моей возней с чашками Петри, и в ус не дул. А теперь получается, не доглядел. Ферзь сожрет его живьем.

— Мэл тебя в асфальт закатает. — предрекла я будущее девицы.

— Да пошёл он! — разошлась Штице. — Сам виноват, что связался с безмозглой уродиной!

Психопатка фигова. Неужели она пошла ва-банк из-за страстного желания вернуть бывшего парня обратно? Или из чувства мести?

Что ж, Ромашка может похвалиться лабораторным оборудованием, неказистым с виду: техника и сложнейшие многоуровневые заклинания продвигаются в час по чайной ложке.

— Думаешь, что чего-то добьешься? Вспомни о родителях. Ты перечеркнула свое будущее! — попыталась я вразумить девицу. — Твое имя будут полоскать на каждом углу!

— Не будут! А кто посмеет, тому заткну рот! Есть хорошие способы, — заверила она и бросила с натугой разросшийся потрескивающий шар.

Миску — в руки. Будем прикрываться и отбиваться. Оглушить бы Эльзушку заклинанием, но не сумею. Нужно сконцентрироваться, а меня трясет. Эх, кабы я успела приготовить оволоситель! Взяла и плеснула бы ей в лицо.

— Вонючее убожество! — закричала Штице. Оказывается, piloi candi [22]piloi candi, пилой канди (перевод с новолат.) — электрический сгусток
вернулся к ней и зацепил ногу.

А дальше кадры понеслись еще стремительнее.

Девица принялась кидать заклинаниями, но те получались маленькими, а некоторые у вовсе срывались. И они… возвращались к ней же! Эльзушка окатила себя водой. Airea candi [14]aireа candi, аиреа канди (перевод с новолат.) — воздушный сгусток
, разметав лабораторную посуду и подняв корзинку в воздух, отшвырнул свою создательницу, и она взвизгнула, обжегшись о раскалившуюся щеколду.

Что происходит? Почему заклинания рикошетят? Может, в кубе установлены гасители вис-возмущений?

Сообразив, что волны не помогают, мстительница бросилась в прямую атаку. Она оторвала бы мне голову — такая ярость полыхала на ее лице, — но в это время охранник выбил ногой дверь. Девицу схватили и вытащили из куба. Как выяснилось позже, на общение в запертой кабине ушло чуть больше пяти минут, а мне показалось, что в компании ненормальной Эльзушки пронеслась вечность.

Помещение наполнилось людьми в черных костюмах.

— С вами всё в порядке? Не пострадали? — наклонился ко мне один из них. — Сколько пальцев видите?

Не знаю. Пропало соображение. Я слышала, смотрела, передвигала ногами, когда меня вывели из куба и усадили на стул, но в голове воцарилась пустота.

— Медики прибудут через пару минут, — сообщил мужчина, вглядываясь озабоченно в мое лицо.

— Разве не замечаете? — кричала Эльзушка. — Она врет! Она видит волны! И чуть не сожгла меня! Посмотрите сами! У меня рука не поднимается, и ногу сводит! Это всё из-за неё! Она нарушила правила! Схватите её!

Однако девицу не слушали и надели наручники с колодками, похожими на черные перчатки с обрезанными пальцами. Они препятствовали созданию заклинаний, жестко фиксируя кисти.

— Помогите! — не унималась девица. — Вы должны мне помочь! Я требую! У вас есть мертвая вода! И беспамятный газ!

Но теперь она обращалась не к дэпам, а… к Ромашевичевскому! Тот, как капитан тонущего корабля, не покинул лабораторию вслед за студентами, а может быть, ему велели оставаться здесь как ответственному должностному лицу.

— Вы сделаете это! — кричала Эльзушка преподавателю. — Никуда не денетесь! Я заставлю! Скажу всем! Это он отравил её! — показала на меня. — У него остался яд!

В это время куб завалился набок и сложился, сотрясши пол, стены, отчего подпрыгнул стул и я на нем. Боже мой, эта махина могла запросто размазать в лепешку!

Штице завизжала.

— Он убьет меня! Защитите! — закричала, падая на пол и увлекая за собой близстоящих мужчин.

Кто? Ромашка?!

В лаборатории началась кутерьма, а палец с Когтем Дьявола вдрут зажгло. С каждым мгновением жар усиливался, пока не стал нестерпимым, охватив кисть. Взвыв, я бросилась к раковине в углу, и за мной ринулись двое дэпов.

— Вам плохо? Головокружение? Тошнота? Пропадают звуки? Что с координацией?

С координацией в порядке. Разве что пошатывает чуть-чуть. Нужно срочно охладить руку с кольцом, иначе сгорю заживо.

Я подставила пальцы под ледяную струю. О, какое блаженство! Наверное, заработался ожог до локтя. Но почему? Ни одно из заклинаний Эльзушки не достигло цели, возвращаясь к своей создательнице.

В помещении усилились крики, шум, гам. Стало еще теснее, потому что прибыли медики и мужчины в серой униформе, устанавливавшие какую-то аппаратуру.

— Не понимаю, о чем идет речь, — сообщал величественно Ромашка, которого взяли в тиски. — Студентка в невменяемом состоянии. Очевидно, приняла что-то перорально или надышалась. У нее галлюцинации и явно выраженный маникально-агрессивный синдром.

Но студентка снова заверещала, пытаясь вырваться из захвата удерживающих рук.

— Он убьет всех нас! Отравит! Распылит газ!

Наверное, Ромашевичевский неудачно махнул рукой, отгоняя навет, но его жест истолковали превратно. Уважаемого доцента мгновенно скрутили, надев такие же кандалы-перчатки, как у Эльзушки.

— Вы задержаны до выяснения обстоятельств, — сообщил один из дэпов. оказавшийся следователем, с которым я разговаривала в институтском стационаре.

Рухнувшей кабине уделили повышенное внимание. Остатки лабораторного оборудования были бесстрастно зафиксированы видеокамерами, вспышки фотоаппаратов осветили помещение. Дяденьки в серой униформе снимали отпечатки пальцев и искали микроскопические улики, используя привезенную аппаратуру. Пять или шесть человек кружили около сложившегося в лепешку куба, закрыв глаза и водя руками по сторонам. Это ясновидцы восстанавливали картину недавнего события, сообщая писцам о своих видениях, а те строчили в блокнотах. Ромашка заявил, что будет разговаривать в присутствии адвоката, и его отвели в пустующий куб до приезда юристов для соблюдения буквы закона. Медики оказывали вис-помощь сдувшейся Эльзушке.

— Где вторая пострадавшая? — спросил кто-то.

— Здесь, — ответили соглядатаи, не отходившие ни на шаг.

Меня снова усадили и проверили рефлексы, слух, зрение, заодно поинтересовавшись самочувствием. Я хотела сказать, что со мной всё в порядке, и что обошлось без ожогов на левой руке, но, взглянув на нее, онемела. Коготь Дьявола пропал. Исчез. Смылся в канализацию.

Нет, нет, этого не может быть! Кольцо сидело прочно, и чтобы его снять, пришлось бы отпиливать палец. Вскочив, я растолкала мужчин и бросилась к раковине. Пожалуйста, найдись! — обшаривала внизу и заглядывала в водосток.

— Эва! — закричал кто-то встревоженно. — Эва!

Меня подняли с коленок и обняли.

— Вот ты где! Жива. — Мэл крепко стиснул в объятиях, лишая возможности дышать. — Почему плачешь? Где болит? Тебя задело? Ты пострадала?

— Кольцо… нужно разобрать трубы, — рвалась я к раковине. — Оно утекло… Коготь Дьявола ушел от меня, — заплакала горько.

Фамильный раритет Мелёшиных стал символом наших отношений с Мэлом. Только сейчас я поняла, что кольцо подняло меня выше всех его бывших, сделав исключительной. Мэл выделил меня из вороха подружек, доверил свое будущее, свою фамилию, своих детей, которые могли родиться, а я прошлёпала. Не сохранила. Неумеха.

— Тише, успокойся, — утешал он. — Не страшно, что кольца нет.

— Это плохой знак, — хлюпала носом, и вдруг меня осенила идея: — Я знаю! Вода уходит в подвалы. Там отстойники. Пойдем к Асмодею, он придумает, как найти Коготь Дьявола.

— Не нужно никуда идти.

— Но я потеряла твое кольцо!

— Нет. Оно вернется. Чуть позже, — добавил Мэл, видя, что его словам не внемлют и порываются бежать в сортировочную утиля. — Оно всегда возвращается.

Все-таки меня отвезли в больницу, а точнее, в правительственный госпиталь. Как положено, на машине скорой помощи в сопровождении двух автомобилей с охраной, с мигалками и отдельной полосой на дороге.

На время расследования обстоятельств ЧП полномочия в институте перешли к Департаменту правопорядка. Коридор и близлежащие лестницы оцепили. Занятия отменили. Студенты толклись в холле, на аллее, у ворот и возбужденно переговаривались. У институтского крыльца образовалось настоящее столпотворение транспорта дэпов, в том числе немало тонированных черных фургонов.

Проректрнсу и Стопятнадцатого вызвали в лабораторию как высших должностных лиц ВУЗа для оформления административных протоколов и прочей бюрократической писанины. Если Царица выглядела бледной, но спокойной, и вела себя сдержанно, то на лице декана было написано крайнее ошеломление известием об арестах доцента Ромашевичевского по подозрению в покушении на жизнь и студентки третьего курса Эльзы Штице, обвиняемой в попытке причинения тяжких телесных повреждений с использованием вис-волн.

Мэл поехал вместе со мной, и я намертво вцепилась в него. В голове все смешалось. День, начавшийся вполне прилично, закончился сумасшедшим представлением. Штице, ее признания в кубе, обвинение Ромашевичевского, дьявольское кольцо… Театр абсурда. С ног на голову.

Коготь Дьявола исчез, зато на другой руке проявились звенья-волосинки Нектиного подарка. Не знаю, что напугало меня в большей степени: нападение Эльзушки или потеря семейной реликвии Мелёшиных.

— Как ты узнал? — подергала Мэла за руку.

— Мне позвонили.

— Прости. Наверное, оторвала тебя от важных дел.

— Эва… — он поцеловал мою ладошку. — Не кори себя. К тому же дела почти закончились.

Мэл испугался. В лаборатории не отпускал меня ни на секунду, даже когда коротко беседовал со следователем, который на самом деле оказался заместителем начальника Департамента. И к машине вел, крепко обнимая и прижимая. И периодически спрашивал с тревогой: "Хорошо себя чувствуешь? Скажи, если станет хуже". И с озабоченным видом прикоснулся губами ко лбу, после того как еле-еле уговорил лечь на медицинскую каталку.

— Это она кинула crucis [24]сrucis, круцис (перевод с новолат.) — крестовина
и залила замок клеем. И завязала наузы на сумке. И еще что-то сделала… Не упомню всего.

Я замолчала, выдохшись. Вот так, сказав пару фраз, язык устал. В голове вертелись тысячи вопросов, но стоило открыть рот, как меня одолевала растерянность. Вопросы рассыпались,

раскатывались бусинами, и какую взять первой, я не знала.

— Ш-ш, — сказал Мэл, успокаивая. — Потом. Всё остальное потерпит. Главное, ты жива.

У раздвижных дверей госпиталя встречала бригада экстренной медпомощи. Можно подумать, привезли тяжелораненую.

— Нет! Не хочу. — вцепилась в Мэла, когда каталку завезли в холл.

— Все хорошо. Я рядом. — уговаривал он.

Мэл не отходил ни на шаг во время просвечиваний, укалываний, сканирований, считываний и замеров. Мне выделили отдельную палату с окнами на улицу и в больничный коридор, и поставили две внутривенных капельницы.

На меня накатила паника.

— Зачем? Я не больна!

— Отдохни, — сказал Мэл. — Твой мозг перегружен. У тебя шоковое состояние.

— Неправда! Со мной всё в порядке.

— Поспи. Я здесь, рядом, — успокаивал он.

Пальцы разжались, выпуская его руку. Наверное, от моей хватки останутся синяки. Мэл вышел из палаты. Последнее, что запомнилось — как за стеклом он пожимал руку моему отцу и Мелёшнну- старшему.

Проснувшись, я долго не могла понять, где нахожусь. На потолке — солнечная зебра от приоткрытых жалюзи, около кровати — стойка с приборами, в качестве часов — равномерное пиканье. На мне — больничная рубашка, на венах — красные точки от иголок, на запястьях — присоски с проводами. В комнате витал тонкий запах стерильности и лекарств.

Память мгновенно отбросила в события месячной давности. Стационар, реабилитация, стимуляторы… Мне снова назначили лечение? Неужели ухудшение? Регресс в состоянии?

Пиканье убыстрилось, и в палату заглянула медсестра.

— Доброе утро. Как спалось? — осведомилась с улыбкой и, проверив показания аппаратуры, отсоединила датчики.

— Где я? Где Егор?

— В госпитале. Не волнуйтесь. Егор завтракает в столовой. Он скоро подойдет.

— Дайте телефон!

Противное ощущение дежа вю. История повторяется: меня изолировали, опять начались тайны и недомолвки, а Мэл снова исчез.

Медсестра подала сумку:

— Хотите перекусить?

— Нет… не знаю… Да, хочу, — ответила я машинально, набирая сообщение в телефоне: "Ты где?" и, отправив, отругала себя: что за психованная истеричка? Не даю спокойно поесть человеку. Куда подевалась моя смелость? Я бродила ночью по вымершему институту, вместе с деканом и Альриком сбивала летающую нежить, получила обет на крови, пережила потасовку в "Вулкано", а сейчас не могу справиться со страхами.

"Иду" — высветился ответ на экране. Медсестра вышла, дав мне торопливо привести себя в порядок и переодеться, благо кто-то предусмотрительно сложил одежду возле кровати.

Когда вернулся Мэл, я кинулась обниматься, боясь отпустить его, боясь, что он исчезнет. А может, страшилась того, что с головой неладно, и память сыграла со мной плохую шутку, а на самом деле не было месяца в Моццо и совместного проживания с Мэлом. И вообще, реальность — это вымысел, а сознание до снх пор в находится в коме.

— Тише, ты задушишь меня, — улыбался Мэл, но охотно откликнулся на тисканье.

Медсестра принесла поднос с завтраком, и в животе заурчало.

— Твой зверь оголодал, — рассмеялся Мэл.

— Поешь со мной.

— Не отказался бы, но пока ты спала, успел объесться. Рубаха трещит.

Только сейчас я заметила, что Мэл не переоделся. На нем был тот же серый костюм, что и вчера, у тот же черный галстук в красную полоску.

— Где ночевал? — поинтересовалась, усевшись за больничным столиком.

— Здесь же, в госпитале. Заодно сдал в регистратуру медкарту из лечебницы и встал на учет.

— Ездил домой? — спросила я, и в груди потеплело. "Домой" прозвучало по-особенному, с оттенком интимности, какая оывает между близкими людьми.

— Вернемся вместе. Ты проспала до утра. Сегодня нас освободили от занятий. — подмигнул Мэл. — И на работе дали день в свете выявившихся обстоятельств.

— Каких? — замерла я с вилкой в руке.

— Разве не помнишь? Лабораторка по снадобьям…

Точно! Лабораторная работа… Сима, разговор со Штице, охранники — один у выхода, второй — у куба, спиной ко мне. Вспышки заклинаний, непонятный рикошет, истерика девицы, чудовищный поклеп на Ромашевичевского, пропавшее кольцо… Коготь Дьявола! Он таки не появился.

— Его нет! — разглядывала я осиротевший палец. Ни следа, ни намека. — Ты обещал, но оно не вернулось.

— Не волнуйся, — пересел поближе Мэл и обнял меня. — Ungis Diavoli хорошо поработал, но требуется время, чтобы он зарядился как аккумулятор. Когда кольцо стопорит заклинания, его сила постепенно истощается. Оно и сейчас надето на палец, но ты не видишь.

— Как так? Его нет, — поднесла я руку к лицу и потрогала фалангу, которую раньше украшал Коготь Дьявола.

— Это обман осязания. Ночью или к завтрашнему утру Ungis Diavoli вернется в той форме, в какой ты привыкла его видеть.

Спокойное объяснение Мэла ввергло в замешательство. Получается, он вручил мне невзрачное колечко, известное тем, что ограждает от злых умыслов его родственников и как бы между прочим поглощает вис-воздействие. Совсем незначащая мелочь. Так себе мелочишка. И как всегда, Мэл не удосужился предупредить о необычных свойствах артефакта.

— Поддается, Коготь Дьявола впитал заклинания как губка?

— Наоборот, отразил. Кольцо — аналог c clipo intacti [37]clipo intacti, клипо интакти (перевод с новолат.) — щит неприкосновенности
, но гораздо старше висорического щита.

— Почему ты молчал? — вскинулась я, порываясь сбросить руку Мэла. — В очередной раз принял решение в одиночку и не посчитал нужным сообщать!

— Не хотел, чтобы ты надеялась на сомнительную штучку. Знание расхолаживает и притупляет чувство страха. Коготь Дьявола не идеален. Он не защитил от яда, не спасет от порчи и проклятия. Кольцо отражает направленные заклинания и не более. Кроме того, требуется время на восстановление его свойств, и пока Ungis Diavoli не вернется, ты беззащитна и уязвима.

— То есть теперь крестовина [24]сrucis, круцис (перевод с новолат.) — крестовина
не запутается в волосах? — пришла я к сногсшибательному выводу, подумав.

— Верно. Заклинание отскочит, но кольцо начнет разогреваться. Чем больше заклинаний откидывает Коготь Дьявола, тем сильнее раскаляется.

— Да, было нечто похожее, — наморщила лоб, вспоминая. — После экзамена по снадобьям у Эльзы подломился каблук. Но тогда кольцо нагрелось, потому что у меня поднялась температура.

— Не поэтому. Значит. Штице бросила заклинание, — помрачнел Мэл. — Наверное, lubrici [51]lubrici, лубрици (пер. с новолат) — скользкий
. Помнишь, она кричала, что ты нарушила правила, применив волны? А на самом деле Коготь Дьявола защитил тебя.

Выходит, не подозревая о подлости, я повернулась спиной к Эльзушке, девица исподтишка кинула заклинание, а оно возвратилось к ней. Пострадав от собственной руки, Щтице обвинила меня в использовании волн и, тем самым, невольно польстила. Если бы у нее появились подозрения в слепоте, крах дочки министра приблизился бы со скоростью света.

— Странно. В прошлый раз кольцо нагрелось сразу же, а вчера вышло по-другому. Палец зажгло минут через десять.

— Бывает по-разному. Иногда Ungis Diavoli греется снаружи, а иногда — изнутри, и закономерности нет. Логика кольца не поддается человеческой логике, — пояснил Мэл с усмешкой.

— Постой! Как же мне удалось оглушить тебя? — вспомнила я стычку с бандой Касторского в северном коридоре на тупиковой лестнице.

— Совпадение. — пожал плечами Мэл. Поддел на вилку кусочек творожного пудинга и отправил мне в рот. — Разок за меня…

— Не увиливай.

— Накануне я… э-э-э… в общем, мы повеселились. Перекидывались трехуровневками двое на двое. А спиртное затормаживает реакцию… В тот вечер Коготь Дьявола выручил, но пропал на сутки. Поэтому на следующий день я оказался беззащитным перед тобой, кровожадная валькирия, — поддел меня Мэл, отправив второй кусочек в послушно открывшийся рот.

— А холодный укол после лекции? Помнишь, запулила в тебя?

— Помню, помню. И поражаюсь твоей везучести. Ты точно угадывала, когда Ungis Diavoli исчезал.

— А димиката [13]dimicata, димиката (перевод с новолат.) — схватка между двумя, дуэль
с Дегонским? Вот почему его отбросило заклинанием, созданным им же! Кольцо не позволило причинить тебе вред. — осенило меня.

— Верно. — признал Мэл. — Я смухлевал. Не хотел марать руки об этого козла. Наверное, ты разочарована, что рядом с тобой сидит не рыцарь в сверкающих латах. Разок за меня, — снова протянул пудинг на вилке.

— Я уже ела за тебя. — отозвалась капризно.

— Давай еще. Или расхотелось?

— Нет. За тебя — сколько угодно…. Коготь Дьявола исчез после той димикаты?

— Нет. хотя основательно нагрелся. Недостаток — мизерный, и с ним можно мириться. Разогрев кольца сродни предупредительному сигналу, означающему, что сработала защита. Однако артефакт не может сколь угодно долго отбрасывать заклинания без потерь энергии. Вечного двигателя не бывает, по крайней мере, в нашем материальном мире. По этому поводу дед выстроил гипотезу, но она несколько… того, — Мэл покрутил пальцем у виска. — Он считает, что Ungis Diavoli может существовать в разных измерениях. Повышение температуры меняет межатомные связи, и кольцо волей-неволей исчезает, чтобы восполнить потерн в другом мире, отличном от нашего.

Спору нет, дед Мэла — экстравагантный теоретик, а если Коготь Дьявола продолжит скакать зайцем по измерениям, всасывая энергию как пылесос, то когда-нибудь заблудится между мирами и не вернется назад.

— Все-таки нужно было сказать, — пробурчала я недовольно. — Теперь измучаюсь бессонницей, гадая, есть ли у кольца способности, о которых ты умалчиваешь. Полеты в небе, жабры и перепонки для плавания, взгляд-рентген…

Мэл рассмеялся и заверил с честным видом:

— Увы, иных талантов Ungis Diavoli не имеет. В каталогах он упоминается как раритет с узкоограниченным диапазоном, то есть официально кольцо работает для небольшой группы людей. — напомнил мне о роли древнего украшения в выживаемости клана Мелёшиных. — Об ином умении Когтя мы не распространяемся. Всеобщее заблуждение зачастую бывает выгодным преимуществом. Чем меньше знают об уязвимых местах враги, тем лучше.

— Исходя из твоих слов, мы находимся в эпицентре боевых действий и интриг, — проворчала я.

— Так и есть. Ты не догадывалась, что Штице замыслила подлость, а кольцо отвело беду. Кто знает, сколько недоброжелателей желает тебе зла?

Никто не знает. И лишь Дьявольский Коготь спас в запечатанном кубе. Если бы не древний артефакт, за пять минут от меня остались бы дымящиеся рожки да ножки. А дэпы снова опростоволосились.

— Мой отец знает правду об Ungis Diavoli?

— Теперь знает. Но официальные выводы следствия таковы, что ты успела сориентироваться в критической ситуации и защитилась от нападения подручными средствами. Тебя выручила генетическая память: глаза не видели, зато руки интуитивно оборонялись. Вполне, да?

Ловко обтяпали. Хотя топорное объяснение вряд ли подойдет для сажистого пятна от огненного шара. Заклинания — не теннисные мячи. Их невозможно отбить ракеткой или пластиковой миской.

— Хочу предупредить. Если повезет, то в момент, когда кольцо вернется в наш мир, ты увидишь его истинную форму, правда, призрачную, — сказал Мэл, отправляя очередной кусочек пудинга мне в рот.

— То есть… оно не круглое? — удивилась я, перестав жевать.

— Одно время я болел Когтем. Специально подставлялся на димикатах [13]dimicata, димиката (перевод с новолат.) — схватка между двумя, дуэль
и сидел на "Энергетиках", чтобы посмотреть, как из ниоткуда рождается кольцо. Но этот миг непросто поймать. Появление Когтя нужно видеть. Секунд десять-пятнадцать, которые стоят того, чтобы ждать. Ungis Diavoli оправдывает свое название. Это нечто… сверх нашего понимания.

Мэл рассказывал вдохновенно и с упоением, и я заслушалась его словами.

— А потом? Ты говорил, что болел Когтем, — напомнила ему.

— Да. Ходил словно чумной, но со временем остыл. Выздоровел, — махнул он вилкой. — Так что не бери в голову. Как получится, так получится.

Мы замолчали. Мэл, похоже, переживал волнующие моменты, связанные с кольцом, а я принялась за блинчик со сметаной. Ела и размышляла о силе, сокрытой в древних артефактах, и о могущественных существах, наделивших вещи необыкновенными свойствами, не поддающимися объяснению. Ведь принцип действия многих раритетов до сих пор не разгадан, а иные владельцы попросту не афишируют хранящиеся у них реликвии, как, например, Мелёшнны. Если Ungis Diavoli — на самом деле коготь, то какие у него размеры?

— Вчера я видела своего отца… И твоего тоже.

— Да, они приезжали. — очнулся Мэл. — Нам нужно ехать в Департамент правопорядка для разговора со следователем.

— Зачем?

— Штице рассказала много интересного. И, кажется, убийца найден.

— Кто?! — от изумления я уронила остаток блинчика на тарелку.

— Ромашевичевский.

— Фу-у. Невозможно! Ромашка и Штице? Не верю. Хочешь сказать, она знала, что препод подлил яд, и молчала? Не может быть. Нет же! На фуршете Ромашевичевского не было рядом со мной. Обвинение притянуто за уши, — вынесла я заключение.

— Думаешь, Эльзу заставили признаться? Сомневаюсь. Её родители наняли адвокатов. Ромашка пока не раскололся, но утверждает, что Штнце психически невменяема. Сегодня дэпы получат разрешение на снятие дефенсоров. Будут допрашивать с помощью гипноза в присутствии понятых с записью на камеру.

— Ромашка?! Не могу поверить. Причем здесь я и он? Ромашевичевский, конечно, зануда и гад, потому что завалил меня на экзамене, но разве личная неприязнь является поводом для отравления? Или ему заказали убрать меня? Он не похож на убийцу, — поскакали размышления вслух.

— Чтобы узнать наверняка, нужно ехать в ДП.

— Если преемника нашли, то охрану уберут?

— Пока что нет. Поедем на тачке дэпов. Но если подозрения подтвердятся, наконец-то покатаю тебя на "Турбе" с ветерком, — Мэл потер руки в предвкушении. — У палаты нет охраны. Госпиталь — правительственный, здесь повсюду камеры и есть служба безопасности, так что бояться нечего и некого.

— Ты сказал, что преступника нашли, и все равно успокаиваешь и уговариваешь.

— Я привык видеть угрозу во всех и вся. Наверное, это пройдет не скоро. Стоило оставить тебя на полдня, как свалилась гора помоев. С одной стороны, облегчение, что нарыв вскрылся, а с другой — твоя жизнь висела на волоске. Жаль, к Штнце не пробиться, не то я вправил бы ей мозги. Папаша Эльзы нанял сто и одного адвоката, которые охраняют её сон.

— Не надо. Она и так понесет наказание, — прижалась я к Мэлу и поцеловала. Как можно в одну секунду злиться на него за то, что умолчал о кольце, а в следующее мгновение плавиться от нежности?

Все-таки хорошо, что моему организму дали возможность прийти в себя. Еше неизвестно, во что вылилась бы вчерашняя заторможенность. Психика не выдержала бы перегрузку, и произошел бы неконтролируемый нервный взрыв. Зато после ночного отдыха сегодняшние сенсационные новости воспринимались с умеренным спокойствием и без лишних потрясений.

Созвонившись с кем-то, Мэл сказал, что машины сопровождения ждут внизу.

— Скажешь, из-за чего Штице накинулась на тебя? — спросил, пока мы шли по коридорам госпиталя.

— Обычная женская склока, — пожала я плечами, но, увидев, что Мэл не очень-то поверил, поспешно перескочила на другую тему: — А меня удивило легкомыслие Штице. Она видела охранников, наверняка проглядывала газеты, смотрела телевизор и слышала краем уха разговоры родителей. Она не могла не знать, что мой отец стал министром. Штнце не выпустили бы из куба, погладив по голове за содеянное. Почему она заскочила в кабину? Это же натуральное самоубийство.

— Думаю, Эльзу разбаловало отсутствие запретов. Ее отец занимает пост в министерстве финансов. Он — середнячок: вверх не пролез, но и внизу не топчется. Соответственно, ни в чем не отказывает единственной дочери. Вывозил её и в Моццо, и за границу. Возможно, он лелеял надежду, что наши отношения увенчаются серьезными намерениями, — затронул неприятную тему Мэл, и на его лицо набежала хмарь. — Но главная ошибка Штице состояла в том, что она не приняла всерьез твое быстрое и сказочное превращение в принцессу. Взыграло её самолюбие… Плюс гордость и снобизм… Представь, еще месяц назад неприметная девушка была поводом для насмешек, а сегодня стала экзотической бабочкой, но продолжает учебу в институте и общается на равных с простыми студентами. Уж поверь мне, дочери министерских шишек ведут себя иначе, — хмыкнул Мэл. — Наверное, Эльза воспринимала охранников как несерьезное препятствие и не задумывалась о последствиях. Она верила, что отец вызволит ее из любой передряги.

Я с большим вниманием выслушала объяснение Мэла. Упоминая Эльзушку, он перемежал её имя с фамилией. Говорил ровно, по-деловому, без ностальгии в голосе и тоски по бывшей подружке. Спокойно поделился наблюдениями о недостатках Штице и хладнокровно проанализировал причины её агрессии. И услышанное неимоверно обрадовало.

— А как ты хотел разобраться с ней? — полюбопытствовала, когда мы вышли на крыльцо. Чтобы не щуриться на ярком весеннем солнце, пришлось надеть ставшие привычными затемненные очки.

— У каждого из нас найдутся скелеты в шкафу, как ни полируй нимб. И у отца Эльзы таковые имеются. — сказал Мэл.

— То есть… ты шантажировал бы его? — неприятно поразилась я.

— Почему сразу шантаж? Конструктивный разговор через посредников, после которого Эльза перевелась бы в ВУЗ на востоке или на севере… Что, не нравятся методы? — усмехнулся Мэл.

Сама не пойму. Вчера я заявила себе, что оставляю на откуп Мэлу способы, с помощью которых он избавится от Штице, а сегодня его слова оставили неприятный осадок.

Не стоило спрашивать. Чем меньше знаешь, тем лучше настроение.

Маясь вынужденным бездельем в машине, мчавшейся по столичным проспектам, я поглядывала на левую руку с невидимым Когтем Дьявола и прокручивала события вчерашнего дня, выискивая объяснение поступку Эльзушки, превзошедшему все мыслимые пределы нормальности. В любом случае, первопричиной стала отставка, которую дал ей Мэл. Видимо, Штице поняла, что возвращения к былым временам не будет, и решила восстановить справедливость. Почему кому-то приходится терпеть унижение брошенной подружки, а кто-то милуется на глазах всего института, не таясь? Сущее издевательство после двухгодичной почти верности. И все же, желание насолить мне должно было иметь невероятную силу, чтобы девица решилась устранить источник проблем, наплевав на охрану дэпов, наплевав на последствия. Если бы не Коготь Дьявола, лежать бы мне сейчас в ожоговом центре или, хуже того, примерять место на кладбище. Тьфу-тьфу.

К тому моменту, когда машина подъехала к Департаменту правопорядка, меня увлекли фантазии. Представляя себя на месте Эльзушки, я почти оправдала и почти поняла причины её злобства, но тут машина остановилась, и охранник открыл дверцу.

Перед нами возвышался Департамент правопорядка или ДП. Великое и ужасное заведение, в котором властвовал отец Мэла. Мелёшин-старший. Артём Константинович.

В отличие от прочих архитектурных шедевров столицы здание, занимаемое департаментом, имело строгие классические формы без шуток вроде расплывающихся кривых форм или имитирующей фасадной живописи. Пять этажей темно-серого кирпича, окна, похожие на бойницы, видеокамеры по периметру и вымершая зона у ворот под знаком "Стоянка запрещена".

— Здание построено в форме равностороннего треугольника и стоит двумя сторонами на улицах, сходящихся лучами, — пояснил Мэл, когда нас высадили. Машина резво укатила, а мы направились к парадному входу в сопровождении дэпов в неизменных черных костюмах.

Уж не знаю, как поставил дело Мелёшин-старший, то в ДП не наблюдалось суеты, как у бывших конкурентов — Первого Д. Дрессировка, что ли? Сам дух здания был таков, что накладывал отпечаток на работающих в нем людей. Чувствовались военная выправка и дисциплина, отсутствие лишних движений, до уха доносились строгие и лаконичные фразы. Ничего лишнего и всего в меру.

В отличие от Первого Д с запутанной системой лестниц и коридоров, в Департаменте правопорядка царила простота планировки, и на каждом этаже наличествовали подробные схемы и планы с указателями. Шагая за провожатыми, я нервно сжала руку Мэла. Сегодня мои ноги впервые вступили в сердце правосудия, в то время как он приезжал сюда неоднократно. Надо же было судьбе извернуться таким образом, что сейчас рядом шел мой парень, который приходился сыном самому грозному человеку в стране. В интернатской и студенческой среде ходило немало жутких баек о Департаменте правопорядка, и я панически боялась попасть в ДП в роли свидетеля или — упаси бог! — в качестве подозреваемого.

Страх пополз, отравляя рассудок. Из памяти успело выветриться, что значит прятаться и притворяться, хотя я делала это долгих восемнадцать лет. К хорошему быстро привыкаешь. Мне вдруг начало казаться, что встречные видели шестеренки, крутившиеся в бешеном темпе в моей голове, и читали мысли, невзирая на дефенсор. Поговаривали, будто в Департаменте работают лучшие физиономисты в стране, которые моментально определяют вину по мимике и дают заключение о том, задумал ли человек преступление. Еще шушукались о том, что здесь работают лучшие считыватели глубинной памяти, могущие восстановить события многолетней давности в мельчайших подробностях. А еше в Департаменте работали лучшие хироманты, ясновидцы и ищейки, чей тонкий нюх способен отыскать преступника по запаху. Также судачили, будто на каждого новорожденного заводится личное дело с уникальным номером, и за каждым человеком наблюдают, начиная с первых шагов. Жизнь идет, грехи растут, дела пухнут. Уверена, во имя правосудия и для поиска "скелетов" Департамент не гнушается использовать висорические и технические средства, подслушивая и подглядывая.

— Всё будет хорошо. Не бойся, — шепнул Мэл, сжав ответно мои пальцы. По ходу движения он здоровался рукопожатиями со встречными. Чему удивляться? Здесь его хорошо знают.

Наконец, перед нами открыли неприметную дверь. Из-за стола поднялся мужчина — тот следователь, что приходил в стационар и приезжал вчера в институт к шапочному разбору, он же заместитель Мелёшина-старшего.

— Как самочувствие? — вежливо поинтересовался у меня, поздоровавшись с Мэлом.

— Сносно, — кивнула я.

— Что ж, начнем без долгого предисловия. Вчера ваша однокурсница Штице Эльза совершила преднамеренное нападение с использованием волн. Ее проступок приравнивается к тяжкому, имевшему целью причинение максимального вреда. У нас есть показания нескольких свидетелей, не говоря об ясновидческих замерах. И все же мне хотелось бы уточнить причины, спровоцировавшие обвиняемую. Из рапортов следует, что незадолго до инцидента в кубе между вами имел место разговор.

— Да, — подтвердила я, и Мэл приподнял удивленно бровь. — Но он носил личный характер.

— Понимаю и всё же прошу рассказать. Наша беседа — приватная, без диктофонов и протоколов.

К чему допытываться? Наверняка в рапортах подробно расписано, кто и где стоял, и какие фразы произносились дословно.

— Она… говорила о себе и о Мэле… — начала сумбурно и поправилась: — О Егоре. Пыталась вывести из равновесия.

Мэл откинулся на спинку стула. "Так и знал" — сказал своим видом.

— Конкретнее. — попросил следователь.

— Куда уж конкретнее? — вспыхнула я. — Штице сказала, что пока я болела, она и Егор… были близки. Что он приезжал к ней за утешением, и что… — от волнения у меня закончились слова.

— Черт! — сжал кулак Мэл.

— Выпейте, — мужчина протянул стакан с водой, и когда я успокоилась, потребовал: — Дальше.

— Она сказала, что я — временное увлечение. Вроде бы всё.

— А вы?

— Поблагодарила за утешение и пошла в куб выполнять задание.

— То есть сказала спасибо?! — выдал изумленно Мэл, а потом на его лице проявилась широкая улыбка. Я бы сказала, он ухмылялся во весь рот.

Мне удалось его удивить, — взглянула раздраженно на Мэла. Ревнивица не опустилась до банального клочковыдирательства волос, а повела себя с королевским достоинством, не купившись на подстрекательства соперницы.

— А затем? — следователь проигнорировал эмоциональный восклик Мэла.

— Приступила к работе и обернулась к двери, когда закрылась щеколда. Штице заперлась изнутри и начала создавать заклинания. Вот и все. Позже Ромашевичевский предположил, что она надышалась или выпила что-то. Он оказался прав?

— Нет, — ответил мужчина. — В её крови не обнаружены следы подозрительных или запрещенных веществ, разве что повышенное содержание адреналина, характерное для стрессовых ситуаций. Штице — абсолютно вменяемая особа. Утверждает, что не собиралась причинять вред, а на самом деле вы внушили ей. Управляли её мыслями и руками, заставив говорить и совершать поступки, на которые она никогда бы не решилась.

— Сногсшибательная женская логика, — скривился Мэл. — А то, что нужно снять с человека дефенсор, прежде чем внушать, Штице не знает? Между прочим, её дефенсор вживлен под кожу, и при всем желании Эва не смогла бы сорвать его или отобрать.

Два года близких отношений — достаточный срок, чтобы узнать о дефенсоре своей девушки. Как выглядит и где находится: на бедре, на предплечье или на пояснице. Дефенсор Мэла красовался на левой лопатке, и я не раз обводила пальцем перышки крылатой татуировки, любуясь совершенством сложного рисунка. Представила, как чужие женские губы пересчитывают, целуя, поблескивающие металлические шарики, и ко рту поднялась горечь.

— Также Штице утверждает, что вы не утеряли способность видеть волны и воспользовались ими, чтобы убить её. Адвокаты Штице настаивают на независимой вис-экспертизе, которая подтвердила бы или опровергла ваше притворство.

— Вот наглость! — вырвалось у меня. Умеет же поганка перевернуть правду с ног на голову и выставить задом наперед. Похоже, настойчивость, с коей Эльзушка приписывала мне несуществующие способности, принесет немало головной боли.

— Пустая балаболка, — заключил Мэл.

— Думаю, надобности в проведении экспертизы нет. Следствие располагает замерами потенциалов из стационара и из Моццо. Данные заверены компетентными специалистами. Из документов следует, что динамики нет. — успокоил следователь. — Остановимся подробнее на конфликте, произошедшем в лабораторной кабине. Единственные участники инцидента — вы и Штице. Прошу вспомнить со всей возможной точностью хронологию событий, поскольку важны мельчайшие подробности. Они могут помочь в расследовании.

Мне не пришлось напрягаться, вспоминая. Вчерашняя заварушка не успела покрыться пылью забвения, поэтому, сделав скидку на общеизвестную длину девичьей памяти, я более или менее подробно обрисовала картину выяснения отношений. Следователя заинтересовало хвастливое признание Эльзушки в подстроенных каверзах.

— Штице умолчала о них на предварительном допросе. Позвольте записать с вашего разрешения… Что-то знакомое… Залитый клеем замок, cruicis… Помнится, при встрече в стационаре вы упоминали об анонимных посягательствах на ваше имущество и здоровье.

— Да, совпадения есть, но их немного. Штице замыслила гораздо больше гадостей, но не все они достигли цели. Почему?

Если бы воплотились все Эльзушкины гнусности, кататься бы мне сейчас на инвалидной коляске, в язвах и с оспинами на лице.

— Не возьму на себя смелость делать определенные выводы. Мы проработаем эту линию. Постараемся восстановить с максимальной точностью время и места, в коих Штице собиралась реализовать преступные замыслы. Лично от себя могу предположить, что вас оберегала интуиция. Взгляните, неудачных попыток больше, чем воплотившихся.

— Интуиция? — хмыкнула я, не сдержавшись. — Не припомню, чтобы внутренний голос предупреждал: "Здесь опасно, потому можно свернуть шею".

— Возможно, вы не придавали значения порывам безотчетной тревоги или отдавались на волю обстоятельств. Взять тот же фурункулезный аэрозоль. Взвесь мелкодисперсных частиц сохраняет активность в течение десяти — пятнадцати минут, а затем оседает на поверхности. Возможно, Штице распылила аэрозоль на маршруте, которым вы часто ходили. Но в тот день вас что-то задержало, либо вы неожиданно направились иной дорогой, либо в ловушку угодил кто-то другой, и усилия Штице оказались тщетными. Вторая версия, объясняющая, почему удавалось избегать тяжелых последствий, состоит в том, что у вас сильный ангел-хранитель, который отводил угрозу жизни в безнадежных случаях, — неожиданно улыбнулся мужчина.

— Кто-кто?! — не сдержала я удивленного возгласа.

— Это несерьезно. — покачал головой Мэл.

Предположение следователя смахивало на сказку. Ангел-хранитель не позволил бы оторвать меня от мамы. Он не допустил бы издевательств тетки, пренебрежительного отношения отца и не мотал бы меня по ВУЗам; не заставлял бы годами трястись от страха за тайну слепой висоратской девчонки. Будь у меня ангел-хранитель, я жила бы, не зная бед.

— Да, версия смешна и не стоит озвучивания, — согласился мужчина с Мэлом. — Но вернемся к событиям в лаборатории. Рассказ о произошедшем в кубе лишний раз подтвердил, что Штице питала особенный интерес ко всему, что связано с вами, Егор Артёмович. Мы сделали распечатку звонков с ее телефона за последние два месяца.

Мужчина протянул мне пачку листов. На первой странице шел список телефонных номеров с указанием лиц, которым чаще всего звонила Эльзушка. Отец, мать, девчонки, дамские салоны и… Мелёшин Е.А. Каждый день, наболтавшись с подружками, Штице набирала заветный номер, чтобы услышать голос Мэла. Я лечилась в стационаре — они разговаривали. И в Моццо общались. Когда успевали? Я бы заметила. Или Мэл скрывал. Приходил с процедур как ни в чем не бывало, и мы шли в обнимку на пляж. Похвальное постоянство. Значит, Эльзушка сказала правду в лаборатории, и Мэл будет всегда возвращаться к своей устойчиво бывшей.

Мое потрясение было столь явным, что Мэл, нахмурившись, зло зыркнул на следователя и выхватил пачку. Пробежав взглядом по строчкам, он быстро пролистал страницы.

— Ну, конечно! — стукнул себя по лбу и облегченно вздохнул. — Смотри, Эва, нулевая продолжительность разговоров. Еше в госпитале я ввел номер Штице в группу нежелательных контактов, и её вызовы перестали доходить.

Действительно, в детальной распечатке в графе "Длительность, сек" шли ровные нули в столбик. Последний состоявшийся телефонный разговор между Эльзушкой и Мэлом датировался почти двухмесячной давностью и составил тринадцать секунд. Да и ранние звонки длились не дольше. Можно порадоваться и заняться самоедством за недоверие к Мэлу.

— Штице звонила каждый день, иногда по два раза, — пояснил он, наблюдая за сменой эмоций на моем лице. — Спрашивала о здоровье, предлагала навестить. Я был против. Однажды сказал, что пора бы ей понять — между нами давно кончено, но Эльзе — как об стенку горох. Тогда и занес её номер в "черный" список. Пару раз она пробивалась, звоня с других номеров, и, чтобы не мучиться, я выбрал на телефоне функцию дозвона для установленных контактов. Звонки с неопределившихся номеров не доходили.

Что ж, Эльзушка не изменила себе, продолжая доставать Мэла с завидной регулярностью. Получается, он опять не посчитал нужным сообщать, что девица нервировала его телефонными трелями. Почему?

— Штице видела в вас причину охлаждения отношений с Егором Артёмовичем, — продолжил следователь, не дав мне поразмышлять над оправданием Мэла. — Она решила, что вам держать ответ за размолвку.

Тоже нашла виноватую. Определила мишенью меня, а не своего бывшего. Удобная позиция.

— Вспомните, случались ли ранее похожие инциденты? Возможно, в других ВУЗах или в интернате имели место конфликты и угрозы, пусть нереализованные.

Что ответить? Что я пряталась как мышка, старалась слиться с тенью и избегала общения, боясь ненароком выдать себя? Что крохотный круг знакомых ограничивался соседями по общежитской комнате и парой-тройкой однокурсниц? В противовес прежнему незаметному существованию в столичном институте закрутилась круговерть знакомств, приведших к приятным и не очень последствиям. В частности, на вопрос следователя можно рассказать о конфликте с Касторским, возненавидевшим меня за исковерканную фамилию. Нет, пожалуй, умолчу об инциденте с бывшим старостой, чтобы не подставить Стопятнадцатого. Никто не знает, что перед тем, как спуститься к горну, банда Касторского потрясла меня за шкирку.

— Нет. Не припоминаю.

Следователя не разочаровал отрицательный ответ.

— Нами был послан запрос в Правительственный суд на снятие дефенсора. Вчера вечером его привезли. Когда последствия отдачи пройдут, проведем процедуру сканирования памяти Штице.

— А ускорить нельзя? — осведомился Мэл. — Есть способы быстрого избавления от отдачи.

Следователь покачал головой.

— Адвокаты обвиняемой следят за правильностью медицинских процедур, поэтому врачи применяют лишь разрешенные препараты для снятия симптомов. Часом раньше или двумя часам позже — уже не имеет значения, потому что предварительные показания Штице подтолкнули нас в другом направлении. В частности, к Ромашевичевскому. В его отношении получено и применено разрешение на снятие дефенсора.

— Но зачем Штице приплела Ромашевичевского? — изумилась я. Участие препода в смертельном покушении на мою персону казалось больной фантазией спятившей девицы.

— Ромашевичевский Максимилиан Эммануилович, пятидесяти восьми лет, доцент кафедры сложных составов при висорическом институте, — зачитал следователь. — Это отдельная и насыщенная история. Сложив показания обвиняемых, мы получили обобщенную картину. В ней много пробелов, но основные вехи ясны. По словам Штице родители поставили ей условие: отличные результаты по результатам зимней сессии взамен на машину модной марки и последней модели.

Мэл присвистнул:

— На какую?

— "Торнадо Лига". - ответил мужчина, и Мэл со знанием дела покивал, соглашаясь с эпитетами "модная марка", "последняя модель", а заодно с неозвученным "умопомрачительная цена". — У Штице не возникло проблем с предметами и преподавателями. Единственным препятствием на пути к цели оказался Ромашевичевский, согласившись на "хорошо" по теории снадобий. Штице испробовала все возможные способы. Она даже пыталась совратить преподавателя, но потерпела неудачу.

Я вспомнила слова Эльзушки, подслушанные на семинаре во время последствий типуна. "Старый пень еще попляшет. Напрасно он посмеялся над моим довернем" — восклицала девица. Значит, ее откровения были правдой! Ромашка понял, что Штице нужна определенная оценка, и измывался над ней различными способами, начиная с иронии и заканчивая издевками. В памяти всплыли сценки, в которых препод подъедал Эльзушку, а та молчаливо сносила насмешки. Вот почему она терпела! Она рассчитывала на отличную оценку. Но Ромашевичевский не был бы Ромашевичевским. если бы с особым садизмом не завалил ее на экзамене.

— Штице назначили серию пересдач. О договоренности с родителями можно было забыть. И Штице предприняла очередную попытку уговорить Ромашевичевского. Придя в лабораторию в неурочное время, она решила дождаться преподавателя. Лаборантка подготавливала отходы на утилизацию и впопыхах не уследила за студенткой. Сейчас следствие устанавливает, каким образом Штице нашла флакон с гиперацином. Возможно, она пришла в лабораторию, задавшись целью найти компромат на преподавателя. Так или иначе, это удалось. Ромашевичевского подвели скрупулезность и профессионализм. На флаконе осталась самодельная этикетка с надписью. Хороший химик знает, что опасно хранить неопознанные вещества. Любой состав должен быть идентифицирован.

— Но почему он не избавился от улики? — вставил Мэл, прервав монолог следователя.

— Потому что пребывал в уверенности: яд не найдут. Потому что гиперацин немыслимо дорог, чтобы сливать его в канализацию. Потому что Ромашевчевский рассчитывал повторно его использовать. В силу специфичности яда симптоматика такова, что умри от мгновенного инсульта человек в возрасте пятидесяти лет и старше, вряд ли бы в качестве первопричины назвали отравление гиперацином. Яд предназначался не вам.

— Не мне?!

— Не Эве?!

— Обширный инсульт для человека в возрасте, работающего с умственными перегрузками, — явление нормальное, нежели для молодой девушки. Но к этому вернемся чуть позже. Как бы то ни было, Штице прихватила флакон с собой. На допросе она рассказала, где хранила его. Сейчас с уликой работают наши криминалисты. Могу сказать, что найдены отпечатки двух человек — Ромашевичевского и Штице.

— Но вы говорили, что гиперацин утилизировали по правилам, и что с документы в порядке! — воскликнула я.

— Выходит, нет. Обычная концентрация активного вещества в яде достаточно велика — девяносто девять частей на одну часть воды. У гиперацина умопомрачительная растворимость и впитываемость. Ромашевичевский уменьшил содержание активного вещества. Достаточно отлить десять капель, и произойдет снижение на один процент. Ромашевичевский восполнил недостаток водой, списав отклонение на погрешность измерительного прибора. Десять капель, четыре из которых приняли вы, совершенно случайно. Штице нашла флакон, и у неё появился повод для шантажа. Она начала диктовать Ромашевичевскому свои условия. Тому пришлось подменить ведомости и поставить Штице "отлично" за экзамен, хотя бумаги были давно погашены. Более того, она получила освобождение от занятий с авансовой положительной оценкой за весь курс теории снадобий. Помимо этого Штице потребовала от Ромашевичевского, чтобы тот достал законсервированные образцы вируса янтарной чумы и проказы.

— Вот почему она не ходила на пересдачи! И Сима удивился, увидев ее на лабораторке!

— Ромашевичевскому крайне не нравилось, что его используют. Он намеревался избавиться от шантажистки. Пока неизвестно, каким образом, но под поверхностным гипнозом он подтвердил намерения. На кафедре и в лаборатории проведен обыск. Помещения опечатаны. Выяснилось, что, помимо хитроумной махинации с гиперацином, Ромашевичевский спекулировал на дорогостоящих компонентах снадобий и изготавливал запрещенные составы.

— Штице кричала, что он хочет ее убить, — произнесла я задумчиво.

— С волками жить — по-волчьи выть. — заметил следователь. — Помимо прочих обвинений ей вменили в вину умышленное введение следствия в заблуждение и покрывание преступника.

— Но… если не Эва, то кто был мишенью? — спросил впечатленный Мэл.

— Евстигнева Ромельевна Цар, проректор по науке.

— Царица?! — воскликнули мы в голос, пораженные ответом следователя.

— Гиперацин был не в вашем шампанском. Он находился в бокале Цар. Опять же, волей случая, бокал кочевал из рук в руки, и никто из тех, чьи отпечатки оказались на стекле, не сделал и глотка. Ночью мы вызвали Цар в департамент для повторной дачи показаний.

Я потрясенно молчала. Для дэпов нет невозможного. Им ничего не стоит поднять человека из постели в глухую полночь или принести покойника с кладбища и заставить того говорить.

— Еще на первом допросе Цар показала, что пила из бокала. Точнее, сделала единственный глоток, после чего поставила бокал на стол. Как уверяла Цар, на мгновение, чтобы пожать руку декану… Пинию. — заглянул следователь в бумаги.

— Миарону, — пояснил мне Мэл. — Миарон Евгеньевич Пиний, декан внутреннего факультета.

— Оба они не помнят, находился ли кто-либо рядом, потому что увлеклись беседой. После Цар заметила лаборантов, общавшихся на повышенных тонах, и направилась к ним. чтобы погасить ссору, передав по пути бокал преподавателю Теолини. Тот, в свою очередь, отдал шампанское декану факультета Стопятнадцатому Генриху Генриховичу, потому что бокал мешал показыванию карточных фокусов. А от Стопятнадцатого отравленное шампанское перекочевало к вам.

— Зачем вызвали в департамент Царицу… Цар? — поправился Мэл.

— Для дачи объяснений по поводу нелюбви доцента Ромашевичевского.

— О! — только и выдала я.

— Некорректно сказано. — улыбнулся мимолетно следователь. — По поводу его антипатии и неприязни. Ромашевичевский мог отравить Стопятнадцатого, но он предпочел расправиться с Цар. Так что, если потребуется, подвергнем её гипнозу, чтобы выяснить причины и восстановить картину произошедшего на фуршете.

Мэл напрягся:

— Это обязательно? Евстигнева Ромельевна — уважаемый, глубоко порядочный человек.

— Решение примет Артём Константинович, — посмотрел на него следователь.

Мэл заерзал.

— В любом случае, мотив прозрачен и лежит на поверхности. Ромашевического не устраивала кадровая стагнация в институте. Он считал, что достоин поста декана и соответствующих привилегий. Устраняя Цар, умершую естественным путем от инсульта, Ромашевичевский вызвал бы передвижение по лестнице. Стопятнадцатый занял бы должность проректора, открывая кресло декана.

— А Вулфу? Разве он не считается претендентом на деканское кресло? — влезла я, и Мэл скривился.

— Нет. Деканство подразумевает администрирование, а профессор Вулфу посвятил себя науке. Он дал бы самоотвод. Поэтому Ромашевичевский, подливая яд в бокал, видел себя в кабинете декана.

— Великое счастье, — фыркнула я. — Чем хороша эта должность?

— Тем, например, что дает право получать и списывать материалы без объяснительных и актов со сбором многочисленных подписей, или позволяет оперировать вверенными суммами на личное усмотрение. Но это мелочи. При желании на деканском месте можно развернуться, а при амбициях Ромашевического… Он метил перебраться со временем в Министерство на хороший пост, что возможно в том случае, если перешагнуть с хозяйственно-управленческой должности.

Ужас, сколько всего свалилось. Говорят, если сильно удариться головой, то перед глазами кружатся звездочки или порхают птички. Меня стукнули не физически, а морально, но эффект получился тем же. Короче, прилично шибанули.

— Департамент правопорядка сделает заявление перед прессой, когда подтвердятся первые выводы, — сказал следователь. — Но сейчас мне нужно знать о вашем согласии.

— О каком?

— Видите ли… — Мужчина выдержал паузу, — всем нам пошло бы на пользу, если бы в заявлении было сказано, что дело раскрыто при активном участии Департамента. От вас не потребуется многого. Подтвердите, а остальное устроят наши специалисты по связям с общественностью.

— Мы можем обсудить? — вскочил Мэл, и, не дожидаясь ответа, потянул меня в сторону. — Не соглашайся! Посмотри, они копали не в ту сторону. Хваленый департамент рыл землю к экватору, хотя следовало двигаться к северу. Если бы не истеричность Штице, мы навечно остались бы при охране дэпов. Я и подумать не мог на Ромашку! Изломал голову, ночами не спал. Решил, что ты чуть не умерла из-за меня…

— Из-за тебя?!

— Мы с тобой вместе. Мой батя крутит делишки с твоим отцом… Появились недовольные их "дружбой", и с твоей гибелью она разбилась бы. А оказывается, всё совсем не так. Черт!

— Мэл… Гошик… Но ведь это твой отец!

— Да, это мой отец. И он не попросил лично, а передал пожелание через зама, как само собой разумеющееся. А еще проворонил Ромашку. И его дэпы прошляпили Штице. Малолетки, а не особое подразделение. Я бы живьем их зарыл и поглубже! Представляю, как изворачивалась бы пресс-служба, пострадай ты. Черт, надо же так облажаться! Это "глухарь". Совершеннейшая случайность, что удалось раскрыть дело. Впустую ухнули на расследование уйму казенных денег. Рубля его снимет. Может, и к лучшему, — вздохнул Мэл.

— Все будет хорошо, — заверила я и вернулась к столу. Много раз Мэл говорил мне эти слова, а сегодня они пригодились для него.

— Хочу сделать заявление.

Следователь поднялся со своего места, а Мэл замер, положив руки на спинку стула.

— Дело о покушении на мою жизнь действительно было раскрыто при активном участии Департамента правопорядка. — Пальцы Мэла сжали ткань, костяшки побелели. — Но при одном условии. С Евстигневы Ромельевны Цар не снимут дефенсор.