Красивая пара. Хоть сейчас на обложку свадебного журнала.

А я-то, глупая, представляла, что когда-нибудь, в необозримом далеком будущем, Мелёшин наденет обручальное кольцо некоей абстрактной счастливице, и случится это в приближении к его седой старости. К тому времени наши пути давно разойдутся, и мне будет ровным счетом фиолетово, кто накинет семейный хомут ему на шею.

Наивная. И будущее оказалось близким — руку протяни и достанешь; и оказалось, что мне не наплевать, зная о предстоящей семейной идиллии Мелёшина.

До чего же паршиво, и голова туго соображает.

А ведь он знал. С самого начала — когда целовался в библиотеке и в пустой аудитории; когда предложил переночевать в его квартире; когда требовал приехать к нему после экзамена по символистике; когда настойчиво названивал по телефону; когда говорил о своей симпатии и желании встречаться, — Мелёшин знал, что на другом конце города живет красивая девушка Снегурочка, и что они предназначены друг другу.

Поэтому Мэл не давал никаких обещаний однокурснице Эльзушке. Он дал их другой, под одобрительные хлопки родственников породнившихся семейств и благословение Мелёшина-старшего.

Странное ощущение. Выворачивающее наизнанку.

Через год Мэл наденет Снегурочке кольцо на палец и назовет… как это? Суженой! Она станет варить ему кофе на кухне в черных тонах и нервировать капризами при выборе гардин в цвет обоям. Хотя нет, эта фантазия подойдет для людей проще раз в десять, нежели семейство Мелёшиных. Варить кофе для Мэла будет личный повар, а убранство особняка придумает модное агентство по подбору интерьеров.

Семья. Общая спальня. Совместные завтраки и ужины. Семейные праздники. Дети — двое или трое. Любящий дедушка — Мелёшин-старший.

Меня замутило. Разве на пустой желудок может тошнить?

Не помню, сколько времени просидела, глядя в одну точку, пока не появился Петя, принеся на бумажной тарелочке три песочных корзинки с салатной начинкой. Вяло жуя, я съела всё, потому что парень отказался.

— Спасибо тебе, Петя, — сказала тускло.

— Не благодари, — отмахнулся он. — Как самочувствие? Лучше? Я бы принес больше, но тебе не стоит набрасываться на еду и много есть. Потом еще принесу, хорошо?

— Спасибо, Петя, — погладила его ладонь. — Ты настоящий… — хотела сказать "друг", — … ты мне очень нравишься, — выдала и удивилась.

Ха, я удивляюсь, значит, живу! Все-таки верна догадка, что слабость накатила из-за голода, а не из-за чьих-то подслушанных слов.

— И ты, Эва, нравишься мне, — улыбнулся чемпион. — И руки у тебя уже не такие горячие.

Да, и почему мне не может кто-то нравиться? — огляделась вызывающе. Из всей толпы, лениво фланирующей поодаль, лишь нам с Петей приспичило занять стулья у стены, и мы сидели в уголке, не привлекая особого внимания.

— Может, поедем домой? — предложил парень. — Хотя остался еще час до завершения приема, — добавил с заметным сожалением.

— Знаешь, Петя, пошли-ка, прогуляемся по залу, — подмигнула ему. — В конце концов, сегодня твой праздник. Когда еще представится такая возможность?

И мы пошли. Меня охватила неестественная жажда кипучей деятельности. Я громко смеялась, шутила, очаровывала мужчин, видя, как скрипели зубами от злости их дамы, и тут же вешалась на Петю, показывая, какие у нас с ним особенные отношения. Остаток вечера прошел как в тумане.

Мне казалось, я видела издалека отца с его женой, среди гостей промелькнул Мелёшин-старший под ручку с супругой. Еще Макес прошел мимо с незнакомой девушкой, а Дэн и его полненькая дама приобщились к соседней компании. И да, кажется, Мэла я тоже видела, или мне почудилось. Как только взгляд напарывался на него, в глазах тут же возникало темное пятно. Может, это дефект линз? Или дефект в моей голове?

В общем, смотрела, как слепая, сквозь белоснежно-угольную парочку и улыбалась мимо.

Меня несло дальше, и остановиться я не могла. По-моему, во мне уместилось ведро шампанского, а может быть, два. Ближе к завершению вечера около нас с Петей собралась шумная толпа, все сыпали шутками и смеялись. И, правда, было очень весело. Я смеялась по поводу и без, а потом почувствовала, что заряд кончился.

— Петечка… — промурлыкала, повиснув на чемпионе.

— Что, Эвочка? — нежно спросил он. Петя тоже был в ударе.

— Мне нужно попудрить носик. Проводишь?

— Пойдем, — парень предложил локоть, и мы отправились в поход на поиски мест, где пудрят носы. По дороге смеялись до упаду, и опять на глаза наползло пятно, когда мне показалось, что Мелёшин стоял неподалеку.

Чемпион пошел пудрить носик за дверь с табличкой "М", а я — за дверь с табличкой "Ж". Хорошо, что не наоборот, — посмеялась, закрываясь в кабинке на защелку, а через пару минут подошла к раковине и долго смотрелась в зеркало. За спиной отражалась стена с абстрактной мозаикой из бело-черных квадратиков.

Кто я?

Одна из многих. Как Изабелла или Эльза, или как та девчонка с цертамы [3]сertamа, цертама (пер. с новолат.) — состязание, соревнование, как правило, нелегальное
. В отличие от меня, они знали, что бесполезно надеяться на долговременные серьезные отношения, поэтому старались выжать из отношений с Мэлом как можно больше. Да ведь и я выглядела в глазах Снегурочки одной из многих! Расчетливой стервой без претензий, которой достаточно кинуть денежек и цацек в прожорливую пасть.

Я сползла на корточки.

Вот почему Снегурочка смотрела на меня как на развратную девку — доступную, распущенную, встречающуюся с Мелёшиным из-за его денег, греющуюся в лучах его фамилии и привилегий! Зная обо всех его увлечениях, что ей оставалось делать? Смотреть на соперниц свысока и с гордо поднятой головой, поскольку в итоге приз всё равно достанется Снегурке, а не прорве временных дешевок.

Опять стало муторно, и снова закружилась голова.

А с какой стати мне плакать из-за нежданной новости о кольцевании Мелёшина? Можно подумать, я успела распланировать отношения с ним вплоть до алтаря, чтобы сидеть сейчас в каком-то туалете какого-то Дома правительства, кусать локти и грызть ногти из-за того, что меня опередила выскочка из высшего света.

Сплошные противоречия. Недавно я уверяла себя и Мэла, что совместное будущее с ним — нонсенс, и нам следует держаться как можно дальше друг от друга. Поэтому глупо сидеть у позолоченной раковины и разорять душу терзаниями. Сейчас поднимусь, подхвачу Петю под локоть, поеду домой в общежитие, и, может быть, поцелую чемпиона на крылечке не как друга, а как… своего молодого человека. В губы! Обниму спортсмена и предложу зайти в гости, попить чаю. О как! А если Петя пригласит в гости для знакомства с мамой — назло соглашусь! Только кому назло?

И все же осознание факта, что есть та, с которой Мелёшин неразрывно связан, мучило, не желая отпускать. Вот, оказывается, с кем он проводил выходные, с кем ужинал на семейных вечерах, кому названивал в перерывах между лекциями. Снегурочка в его жизни была и будет.

Мэл не сгорал от пламенных чувств к своей спутнице, а может, специально проявлял недюжинное самообладание, чтобы не портить репутацию будущей невесты. Парочка демонстрировала на публике сдержанные, спокойные отношения людей, уверенных в стабильном совместном будущем. Правильно, к чему спешить как на пожар, если жизнь распланирована наперед до мелочей и записана в ежедневнике?

Жених, — обкатала на языке короткое и корявое слово. Почему-то в новом, семейном качестве Мэл смотрелся блестяще около Снегурочки как невесты, и тускнел рядом со мной в той же воображаемой ипостаси. Деньги тянутся к деньгам, власть — к власти, километровая родословная — к такому же раскидистому семейному древу. Естественный отбор, чтоб его. Генетика. Сильные висораты объединяют капиталы и передают способности детям и внукам.

Зачем он терзал меня звонками, намеками, прикосновениями? — стукнула зло кулаком по плитке и зашипела от боли. Ненавижу лицемера и обманщика! Хорошо устроился: создал для себя иллюзию свободы, перебирая подружек и не заморачиваясь особо, но все равно за спиной Мелёшина стояла тенью его Снегурочка.

Если бы Мэл рассказал о том, что после окончания института обяжет себя обязательствами и прочими сопутствующими атрибутами семейного человека, я бы ни за что не связалась с ним. Ведь не связалась бы? — переспросила себя и ответила утвердительно. И не думала бы о нем, гадая на заварке, и во время визажа у Вивы. Не вспоминала о нем чаще, чем о том, что нужно дышать время от времени.

Я не зарюсь на чужое. У меня есть достоинство, и нет неистощимого запаса сил, чтобы терпеливо сносить брезгливые взгляды чужих невест. Мелёшин же не посчитал нужным сообщать о наличии в его жизни Снегурочки, и тем самым, подставил меня в угоду сиюминутным желаниям.

Стукнула дверь, и в дамскую комнату зашла женщина. Она прихорашивалась у зеркала — стройная и гибкая как кошка. И зрачки у нее были кошачьими, и ноготки — такими же. Я поднялась на ноги и смотрела на свое отражение.

Снаружи ждал Петя, наверняка он начал беспокоиться из-за моего отсутствия. Стоило выйти к нему, но мне не хотелось покидать временное убежище.

Заиграла веселенькая мелодия, и женщина вытащила из сумочки телефон. Смелая! — посмотрела я искоса на неё. Наплевала на правила светского тона, не боясь быть обвиненной в дурном тоне.

— Да, котик, — промурлыкала незнакомка, взбив короткую мальчиковатую стрижку. — Непременно… Жду… Скучаю… Твоя в хорошем настроении?… Даю тебе час. Не успеешь — пеняй на себя. Уйду по гулять по клубам. Ну-ну, котик, не расстраивайся… Побыстрее укладывай благоверную в постельку и догоняй меня. Целую, — отключилась она, не став выслушивать блеяния позвонившего.

Напоследок взъерошив челку, женщина встретилась со мной глазами в отражении и усмехнулась. Подойдя ко мне, она поправила муаровый воротничок на платье:

— Когда-нибудь приходится выбирать, какие роли играть — первые или вторые. Судьба — занятная штука, и вторая скрипка может в любой момент стать первой.

Женщина ушла, покачивая бедрами, а я, вздохнув, мазнула кончик носа у своего отражения. Нет уж, вторые роли определенно не по мне. Я ангажирую первую роль — с тем, кто когда-нибудь даст мне обещание. С тем, кто останется со мной в тесной слабоосвещенной каморке. С тем, кто разделит со мной высокий балкон и будет угощать меня душистыми яблоками. С тем, кто однажды скажет на ушко: "Знаешь, любимая, давай-ка заделаем сегодня маленького".

* * *

Мэл застыл у края людского течения и, засунув руки в карманы брюк, скользил взглядом по шумному сборищу.

Двое при входе, один — у помоста рядом с фотографами, трое прогуливаются в толпе. Люди отца из особого подразделения, преданные как псы — на десять порядков опаснее отъевшихся мордоворотов из службы охраны. Без жалости и без принципов, они пойдут по приказу в огонь и воду.

И как Мэл раньше не заметил? Почему не догадался?

Определенно, отец запугал ее. Возможно, шантажировал — чужими руками и языками. Намекнул на последствия в случае ослушания.

А Мэл по наивности думал, что родитель не воспримет всерьез его интерес к непримечательной мышке. К его, Мэла, мышке с серым хвостиком, превратившейся сегодня в жар-птицу и вытворяющей черт знает что в группке гостей неподалеку.

Мэл не сомневался, что отец узнает, но что почует угрозу и решит подстраховаться — этого он не ожидал. Какая может быть опасность в девочке, легкой как облачко и с солнечной улыбкой?

И ведь не подойти к ней, не объяснить, не растормошить. Доверенные псы стерегут четко, и не стоит их провоцировать, иначе премьер-министр узнает поболе того, что ее родителем оказался Влашек, а вместе с Рублей узнает вся страна. Отец Мэла даже при неудачном раскладе карт умудряется выкладывать "флэш-рояль".

Мэл усмехнулся. Подумать только! Оказывается, вот кто перебрасывал ее из одного ВУЗа в другой, настойчиво требуя получения аттестата. Для чего? Почему первый заместитель министра пошёл на огромный риск, чтобы слепая дочь завершила учебу?

А дочь подписалась на его условия, согласившись. Если бы она не согласилась, то он, Мэл, не столкнулся бы с ней, и между ними ничего не произошло. Была бы Ледышка в его жизни.

Он оглянулся на свою спутницу, сидящую неподалеку с бокалом в руке и смотрящую на шумное сборище. Аристократический профиль, надменный взгляд свысока, презрительное фырканье, молчаливое превосходство. Замороженная сосулька.

Проклятье! Ну, почему мышка не ответила на его звонки? Почему не нажала на одну-единственную кнопку?

И теперь не видит его. Смотрит и не видит. Как слепая.

Смеется для крепыша-коротыша, очаровывает жирных боровов и старых козлов, улыбается похотливым липким взглядам, раздевающим её.

Руки сжались в кулаки, когда обрюзгшая рожа сально улыбнулась его девочке.

Разве не видишь, что это мишура, пустое? Обернись же, взгляни! Больно и мне, и тебе. Нам обоим.

Не видит. Смотрит и не видит.

Завибрировал телефон, поставленный на беззвучку.

— Это я, — сообщил Макес. — Выдвигаемся в "Вулкано" за полчаса до полуночи, чтобы без давки. Едешь?

— Нет.

Ему нужно придумать, как поговорить с мышкой сегодня, ибо завтра будет поздно. Она не только не видит — она не услышит его. Не захочет слушать.

— Как знаешь, — протянул разочарованно Макес. — Сегодня желающих выше крыши.

— Ладно, бывай, — сказал Мэл и, отключившись, сунул телефон в карман пиджака.

Развернулся к своей спутнице и сел рядом, лицом к толпе, чтобы смотреть, как слюнявые рты целуют руку его девочке. Руки с побелевшими костяшками свело судорогой — придется разжимать кулаки клещами.

Ледышка отпила из бокала.

— Надолго мы здесь уселись? — спросила с величием королевы. Ничего не скажешь, стальная выдержка.

— Навсегда, — отрезал Мэл. — Хочешь — иди.

Ледышка промолчала. Он понял бы и принял, если б она вспылила, устроила истерику, обвинила, ударила, в конце концов. Ведь их общение могло быть более терпимым, насколько это возможно. Но Ледышка на то и была Ледышкой. Мэл никогда не понимал её и не чувствовал того, что скрывалось за застывшей, замороженной маской его спутницы.

— Хочу выпить, — вскочил, когда его девочка рассмеялась над шуткой усатого субтильного хлыща, и двинулся на поиски ближайшего официанта.

Неплохо бы промочить горло и решить, как вытащить ее из толпы.

Нужно обдумать. Самому не подойти, потому что пасут "особисты". Попросить Мака или Дэна? Она поймет, с какой стороны дует ветер, и тем более не станет слушать. Дождаться, когда отправится в дамскую комнату? Должна же пойти, ведь пьет, не переставая. Ослеп, что ли, ее кавалер? Ну, попадись она Мэлу! Он обязательно надерет своей мышке хвостик за выхлестанное без меры шампанское.

В углу, за колонной, обнаружился хороший обзор. Никто не мешал ненужным любопытством, и не пришлось тянуть шею, чтобы без помех любоваться своей девочкой, — её стройными ногами под ужасно коротким платьем, пленительной улыбкой, — и слушать звонкий смех колокольчиком. А стайка вездесущих бабочек? За их порханием можно было следить часами, позабыв о насущном. И саму ее, похожую на экзотическую яркую бабочку, хотелось спрятать, укрыть руками от завистливых и жадных взглядов.

Мэл запоминал каждого, кто, по его мнению, нездорово дышал к его мышке, и первым в списке значился накаченный крепыш — чемпион.

— Ты что вытворяешь? — налетел Севолод из ниоткуда и стер рукой отражение на стене, разрушая specellum [4]specellum, спецеллум (перевод с новолат.) — зеркало
. — С минуты на минуту здесь появится охрана! Хочешь, чтобы и тебя загребли?

— Пошел ты. Без тебя разберусь, — ответил грубо Мэл.

— Что ты себе вообразил, сопляк? Сколько выпил? Вставай! — Севолод рванул племянника за лацканы пиджака, принуждая подняться. — Сегодня черт-те что творится! Более двухсот случаев вис-возмущений! Рубля в ярости! Наделил Кузьму особыми полномочиями и повелел хватать виноватых без разбору, вменяя попытку покушения на высшее государственное лицо. Хочешь стать политическим?

— Чихал я на твоего Рублю, — оторвал его руки Мэл. — Трижды чихал и высморкался.

— Сейчас ты развернешься, щенок, и пойдешь отсюда, — сказал тихо и зло Севолод, оглянувшись, не привлекла ли перебранка внимание гостей. — Нет, ты полетишь быстрее стрелы.

— За отца переживаешь? — сорвался Мэл. — Да на*рать мне на него! И на вашу вонючую политику на*рать! Пусть сажают, мне по фигу.

— А о матери ты подумал? — спросил Севолод, приблизившись вплотную, лицом к лицу. — Что у тебя с рукой? — заметил ладонь, перевязанную платком, пропитавшимся кровью.

Что с рукой? Ничего интересного. Всего лишь треснул бокал, сдавленный, когда крепыш поцеловал его девочку в щеку.

— Не твое дело, — буркнул Мэл. — Отцепись. Уже ухожу. Доволен?

— Молокосос, — процедил родственник. — Сваливай отсюда. Дома поговорим.

— Плевал я на то, чтобы с тобой трепаться! — взорвался утихомирившийся было Мэл.

— Иди уже! — простонал Севолод, подталкивая племянника. — И отвези девушку домой. Не разочаровывай мать.

Мел не ответил и пошел краем зала, навстречу людскому течению.

— Господа! Тише, господа! — донесся за спиной голос Севолода. — Произошло недоразумение…

Снова завибрировал телефон в кармане пиджака. Чтобы ответить, пришлось орудовать левой неповрежденной рукой.

— Ты где? — поинтересовался Макес.

— В зале. Говорю же, никуда не еду.

— Кого пасешь? — спросил насмешливо товарищ. — Она уже шубку надела и перчатки натягивает.

— То есть? — похолодел Мэл, оглядываясь по сторонам и выискивая свою мышку. Упустил. Прошляпил.

— Оглох, что ли? Наши понемногу подтягиваются, а тут твоя с этим… чубчиком… спустились по лестнице и стоят у гардероба.

Нужно вниз, и как можно скорее. Черт, где осталась Ледышка?

— Мак, задержи их!

— Пять минут. Больше не получится.

— Десять! На десять минут!

За это время потребуется совершить невозможное.

— Пойдем, — приказал своей спутнице, сам не поняв, как добрался до другого конца зала в считанные мгновения. — Мы уезжаем.

Та и не подумала подняться со стула.

— Прием не кончился, — ответила ровно, не отрываясь от наблюдения за гостями.

— Как хочешь, — развернулся Мэл. — Я ухожу.

Ледышка поднялась с ленивой грацией светской львицы, набросила на плечо сумочку и молча двинулась следом.

— Ты смешон, — сказала вслед Мэлу, когда он в нетерпении сбежал вниз по лестнице.

— Зато ты чересчур серьезная, — обронил он, не притормаживая.

Мэл практически вылетел в пустынный холл, где около гардероба собралась приличная группа молодежи, намеревавшейся ехать в "Вулкано" на продолжение вечеринки, а неподалеку долбанный спортсмен помогал одеться его мышке и разговаривал с Маком, облокотившимся вольготно о стойку.

— Я — в дамскую комнату, — заявила беспрекословным тоном Ледышка и свернула в боковой коридор.

Стерва.

Мэл остановился в нескольких метрах, не приближаясь. От шумного сборища отделился Дэн.

— Ты как? Тоже едешь? — спросил, подойдя. — Я свою уже отправил домой. Слышишь меня?

— Дэн, будь другом, уговори ее поехать в "Вулкано"!

— Не поедет, — прищурился Дэн, оглянувшись назад. — Мак и так уговаривает, и этак — ни в какую.

— Сделай, чтобы поехала! — схватил Мэл товарища так же, как недавно цеплялся к нему Севолод. — Отдам, что хочешь, только уговори!

— Ладно, — хмыкнул Дэн. — Коли не шутишь… Годовой абонемент на двоих в "Инновацию"!

— Заметано. Иди уже, — подтолкнул его Мэл. Дэн ухмыльнулся, покрутил у виска пальцем и двинулся с распростертыми руками к парочке:

— Куда спешите, Петр? Ваше чемпионство грех не отпраздновать в дружеской обстановке!

Молодежь, прознавшая о двойном поводе для веселья, поддержала идею повышенным галдежом, нестройными овациями и требованиями обмыть причину. Его мышка даже не обернулась, будто Мэла не существовало — терпимое равнодушие, поскольку у окна замер незримой тенью "особист".

Дэн уговаривал, Мак вторил ему, и чем сильнее они давили в два голоса, поняв, что спортсмен первым даст слабину, тем сильнее его девочка упрямилась. Мэл видел, как она упиралась — лицо недовольное, губы поджаты. Теперь ее уговаривал и коротыш-чемпион, которого удалось с легкостью соблазнить компанией светских деток.

Давай же! Соглашайся!

— Не поедет, — подошел пестроволосый, оставив Дэна воевать в одиночку и отрабатывать абонемент в столичном кафе. — Что у тебя с рукой?

— Царапина, — отмахнулся Мэл.

— Если зашивать, то на улице. Где ледышка?

— Пошла в туалет. Отвезу домой и вернусь в "Вулкано". Задержи ее там!

— С катушек съехал? — изумился товарищ. — И как ты это представляешь? Она же пока с места не сдвинулась.

— Сдвинется. Дэн уговорит. Задержи на полчаса, не дольше.

Макес покачал скептически головой:

— Не обернешься.

— Раньше буду, — заверил Мэл.

— Не понимаю, зачем паришься. Завтра поговоришь с ней, объяснишь, что к чему.

— Завтра будет поздно. Батя за ней держит пригляд. Пасет.

— Твоему бате сейчас не до нее. Сегодня он с Кузьмой сцепился.

— Старая песня, вернее, больной вопрос, — махнул рукой Мэл. — На повестке дня объединение дэпов [5]ДП, дэпы (разг., жарг.) — Департамент правопорядка
и Первого Д [6]Первый Д (разг., жарг.) — Первый департамент
, угадал?

— Оно самое.

— У бати это идея фикс. И что Кузьма?

— Заверещал. Обычно сразу в кусты прячется, а сегодня у меня глаз задергался от его воплей. До того разорался, что Рубле осточертела их грызня, и он повелел устроить проверку обоих департаментов — расходование дотаций, обоснованность потраченных средств, оперативность работы, продуктивность труда, обоснование численности. В общем, ревизия. Полный аудит с завтрашнего дня. Твой батя рванул начищать перья и закручивать хвост каралькой.

— Оппа. Влетел нехило. А-а, выкарабкается, — махнул рукой Мэл.

— Твоя сегодня в ударе. Я, конечно, предполагал, что она… ну, нарядится, накрасится… Но чтобы не отвести глаз — такого со мной еще не было.

— Советую научиться отводить, — оборвал Мэл.

— Понял, не дурак, — заверил, посмеиваясь, товарищ и сообщил новость, успевшую устареть: — Кстати, она оказалась из Влашеков, слышал?

— Про это разве что глухой не слышал, — хмыкнул Мэл. — Хотя и глухие уже знают.

— Ее папаше тоже подфартило.

— В смысле? — испугался Мэл, проведя аналогию со "счастливым" родителем, напросившемся на незапланированную ревизию.

— Ты, вообще, где сегодня был: по залу гулял или витал в облаках? Нынче на "Лицах" только и делали, что выясняли отношения: здесь подрались, там поорали. Журналюги потирают ручки от радости и целуют перья с объективами: материала хватило на год и с большой горкой.

Мэл вспомнил, как у него нестерпимо чесались кулаки разогнать толпу, собравшуюся около его мышки, а еще всплыли слова Севолода о повальном нарушении запрета на пользование волнами. Мэл и сам проштрафился, создав на стене заклинание, чтобы без помех следить за своей девочкой.

— И что с её отцом?

— Рубля снял алкаша Рафикова и поставил министром Влашека.

— Министром?! — переспросил Мэл ошарашенно. — Министром экономики?

— Ну, не обороны же, — усмехнулся Макес. — Теперь твоя — завидная невеста. Поговаривают, будто Рубля имеет на нее виды для кого-то из родни.

— Облезет, — процедил Мэл, и в его глазах загорелись зеленые ободки. — Уведу ее. Сегодня же.

— Уведешь, уведешь. Не духарись. А как же спортсмен?

— Побоку.

К ним подошел Дэн:

— Лимон предупредил, что будут три машины, расходы поровну. Касса у него, для начала сбрасываемся по штукарю, если с дамой, то две бумажки.

— Кого ждем? — поинтересовался Макес, отдав банкноту с тремя нулями.

— Девочек. Если понравится какая-нибудь, заплатишь и за нее.

— Не вопрос. И за двух выложу без проблем, — сказал Макес, посмеиваясь.

— А она согласилась? — спросил нетерпеливо Мэл, отдавая купюру.

— Поедет, не ссы. Как приличная папенькина дочка, под присмотром кавалера. Кстати, Кирюха подбивает к ней клинья.

— Пусть Кирюха вспоминает все известные молитвы и заказывает панихиду, — потер кулак Мэл. — Спортсмен рассчитался?

— Выложил, не вякнул. Видимо, есть бабло. Ледышка идет, — предупредил Дэн, посмотрев за спину товарища, и пошел обратно к шумной компании.

Мэл помог надеть шубу вернувшейся из дамской комнаты Ледышке, для чего ему пришлось сходить к гардеробу за верхней одеждой, а его девочка смотрела сквозь него, будто на пустое место. Ну, ничего, еще не все звезды погасли на небе. Мэл заставит её посмотреть ему в глаза. Притянет свою мышку за усишки и заставит.

— Я заказал такси, — предупредил он Ледышку. — Подъедет через пять минут.

Та скривилась на миг, но тут же нацепила безразличную маску. Где же видано, чтобы девушка из высшего общества разъезжала в общественном транспорте, в котором, возможно, кто-то сморкался, вытирая пальцы об обивку, или блевал? Таких девушек, как Ледышка, положено катать на дорогой машине с личным шофером, без тряски и волнений.

— Пожалуй, я тоже поеду в "Вулкано", — сказала она.

— Ты?! — от удивления Мэл растерялся.

— Почему бы и нет? — пожала плечами его дама. — С тобой я буду в безопасности.

— Скорей, наоборот, — сказал негромко Макес и, не сдержавшись, коротко фыркнул.

— Тоже неплохо. Люблю рисковых мальчиков, — улыбнулась ослепительно Ледышка им обоим.

Хочется экстремальных ощущений? Что ж, сама напросилась, — усмехнулся Мэл.

— Хорошо, — кивнул он, заметив удивленный взгляд товарища. — Пошли, сейчас подъедут машины.

* * *

У ненависти обнаружился неожиданный побочный эффект. Она прояснила голову и насытила её мстительной яростью.

Поначалу я твердо отказывалась от навяливаемого счастья в виде поездки в знаменитый клуб "Вулкано", где лучшие танцинги в столице, на которых отрывается элитная висоратская молодежь. Уж как заливался соловьем пестроволосый, как настойчиво расписывал прелести клуба Дэн, как поддакивал Петя: "Ну, Эвочка, ну, давай съездим!", а мне хоть кол на голове теши — не поеду, и всё. К тому же как нельзя кстати заныли ноги, накатила зевота, и начали слипаться глаза. Словом, навалилась апатия, намекавшая прямым текстом, что по биологическим часам давно пора лежать в кроватке и видеть десятые сны.

Меланхолия длилась до той поры, пока Дэн не заикнулся, что Мелёшин тоже поедет в "Вулкано", и в моей голове точно кран с кипятком сорвало. Значит, столичный принц продолжит развлечение на полную катушку под ручку со своей мамзелью, а я должна сгорать от стыда под ее гневными взглядами и переживать о собственной бессовестности?!

Нетушки! Я покажу разбалованному товарищу, живущему легко и беззаботно, где раки зимуют! И докажу им обоим — Мелёшину и его невестушке, — что умею веселиться не хуже избранной висоратской молодежи. И заткну высокомерную снежную принцессу!

Ух, как я разозлись! Злость бурлила во мне и клокотала, разрывая на части, круша запреты и устои.

Снегурочка приблизилась к кучкующейся молодежи, но сохраняла дистанцию, прозябая в одиночестве. Она словно возвела невидимую стену между собой и безалаберными детками. Еще бы, хохотать над тупыми шутками и вешаться на своего кавалера недостойно невесты Мелёшина, нужно соответствовать уровню.

Соответствуй, тянись к своей вершине, но не смей меня задевать, — покосилась я вызывающе.

Снегурочка фыркнула, дернув плечом, и задрала высокомерно подбородок.

Всё-таки странные у них отношения. Она сама виновата. Нечего потакать слабостям женишка к противоположному полу и переваливать проблему с больной головы на здоровую. Давно бы поставила Мелёшина на место и приструнила как следует, а если бы не помогло, то бросила и нашла другого — верного и надежного. Такого, как Петя, например.

Так мы и переминались у гардероба в ожидании сигнала, когда подъедут машины, а мое бурление не прекращалось. Наружная стена холла была полностью стеклянной — одно сплошное окно. Снаружи прохаживались молодцы из службы охраны, оглядывая площадь перед Домом правительства, залитую электрическим светом. В панорамном окне отражалось шумное молодежное сборище, в том числе я с Петей и Снегурочка в отдалении. Возможно, она тоже смотрела на меня в стекло и испепеляла взглядом, полным отвращения, но мне стало всё равно. Мне теперь как об стенку горох.

Да, я такая! Особенная. Сегодня на приеме вокруг вилось множество мужчин — противных и не очень, и даже попадались более-менее приятные экземпляры — и все они говорили комплименты, целовали лапку, и в их глазах читалось восхищение, к которому примешивалось еще что-то, названия чему я не знала, но эта непонятность позволила почувствовать власть над склонявшимися для поцелуя мужчинами. Захочу — и осчастливлю улыбкой. Захочу — и явлю немилость недоуменно изогнутой бровью. Захочу — и оскорблю насмешкой. Захочу — и взмахом ресниц заставлю ползти женишка Снегурки ко мне на коленях. А если кто не верит, докажу прямо сейчас.

Теперь я четко видела Мелёшина. Замутненное зрение, напавшее на меня в Большом банкетном зале, растворилось, и Мэл появился в фокусе зрения. Он топтался неподалеку у окна-стены вместе с товарищем и смотрел на меня также как в Большом банкетном зале — безотрывно, точно оголодавший.

Гляди, Мелёшин, мне не жалко. Это теперь не твоё. Любоваться можешь, а руками не тронь. Тискай свою замороженную невестушку или какую-нибудь другую счастливицу.

Я посмотрела на него и облизнулась с видом прожженной распутницы — медленно, пробежавшись языком сначала по верхней губе, а потом по нижней. Мелёшин сглотнул и взъерошил волосы. Чуть не бросился ко мне, но удержался. Интересно, как поживает его зверь?

Надеюсь, Снегурка поняла, кто играет первую скрипку в сердце её избранника? — усмехнулась я и, подмигнув развязно Мэлу, сложила губы бантиком, подставляя для поцелуя.

Мелёшина аж подбросило на месте. Разволновался, бедненький, заозирался — не ошибся ли, не почудилось ему? Не волнуйся, Мелёшин, не три глаза. Не почудилось.

Смотри, Снегурка, и запоминай. Он хочет меня. Меня, а не тебя. Попрошу — с крыши спрыгнет. Попрошу — под машину бросится. Попрошу — и унизит тебя при всех. Потому что он мой. Потому что я ненавижу — его, тебя, всех их, ржущих и хохочущих, зажравшихся висоратских деток.

— Машины подошли, — крикнул кучерявый парень, и шумная орава повалила к выходу, а следом поплелась и я, подгоняемая взбудораженным Петей.

Как предупредил Макес, у тротуара остановились три черных лимузина, похожих формами на тот, в котором мы с Петей отправились на прием. Автомобили были широкими, длинными и приземистыми.

Мелёшин усаживал свою альбиноску во вторую машину. Скатертью им дорога, и чтобы по пути свернули не туда, заплутав навечно, — послала я злобное пожелание, направившись через теплый пояс к автомобилям. Нам с Петей выпало залезть в первый лимузин, на заднее сиденье вместе с двумя парочками. Напротив, спиной к движению, уселись еще две пары. Не успела я расположиться, как парни достали зеленые пузатые бутылки и фужеры из спрятанного в нише бара.

— О! — оживились девчонки. — Первый тост — за классный вечер!

Какой же это вечер? Скорее, глубокая ночь.

Соседи по лимузину шутили, хохмили и смеялись, и Петя не отставал от них, зарядившись радостным возбуждением.

— Эва, — повернулся ко мне, протягивая фужер с шампанским. — Будешь?

— Нет, спасибо.

Злое настроение улетучилось. Я успела пожалеть, что согласилась на уговоры Пети и друзей Мелёшина. В клубе будет он сам, с ним будет его невестушка, поэтому придется усиленно изображать нежные чувства к Пете и найти силы, чтобы достойно выдержать презрительные взгляды Снегурочки. До сего момента девушка предпочитала отмалчиваться, но если откроет рот, то кто знает, вдруг из нее полезет не меньше гадостей, чем из Эльзушки? Может, выйти, пока машины не тронулись? — наморщила лоб, оглядывая респектабельный салон. Деньги есть, поймаю такси и поеду в общежитие. Мне нужно не веселиться, а обдумывать план бегства из столицы и предусмотреть множество мелочей.

Спонтанная мысль чуть было не воплотилась в действие, как вдруг дверца лимузина неожиданно открылась, и напротив нас с чемпионом уселся Мелёшин.

— О, какие люди! — воскликнул Петя и протянул ему руку. Спортсмен отбросил прочь требования здорового образа жизни и, распробовав вкус игристого, активно прихлебывал из фужера.

Мэл пожал протянутую ладонь.

— А где ваша дама? — спросил Петя. — Не поехала?

Мелёшин неопределенно махнул рукой, мол, не в курсе местонахождения своей спутницы. Ага, в последний момент вытащил ее из машины и отправил догонять эскорт пешком.

— А мы с Эвой решили расслабиться под завершение вечера. Правда, Эвочка? — чемпион притянул меня и поцеловал в щеку. Чмок получился влажный, звучный, и я не удержалась, чтобы вытереть след от поцелуя.

В глазах Мэла зародились зеленые огоньки. Пугай кого-нибудь другого своими фонариками, — посмотрела на него с вызовом и потребовала капризно:

— Петечка, мне захотелось шампанского.

Тот протянул фужер и отвернулся к галдящим и смеющимся соседям по машине. Определенно, моего парня затянуло веселье шумной компании.

Лишь мы с Мэлом не веселились. Я сделала глоток, глядя на него, а Мелёшин прищурил глаза, чтобы спрятать разгорающуюся зелень в зрачках.

Ой, подумаешь, а мы и не боимся вовсе! — закинула ногу на ногу, и Мэл опустил взгляд куда-то в район моих сапожек. И вообще, поедем мы когда-нибудь или нет? Скоро повалит толпа из Дома правительства, и ваши лимузины до утра не выберутся из пробки.

Расстегнув шубку, чтобы не употеть, откинулась на спинку сиденья и с независимым видом смаковала крохотными глотками содержимое фужера. Дверца машины приоткрылась, и в щели появилась голова пестроволосого:

— Отыщется местечко для двух сироток?

Куда тесниться-то? Разве что падать на коврик в ногах.

— Уплотнимся, — не стал отказывать товарищу Мэл и переместился на противоположную сторону. — Привстань, — велел мне, уселся возле спортсмена, а меня посадил на колени. — Залезай, Мак.

Того не нужно было упрашивать. Он подтолкнул свою подружку, сам нырнул следом, и парочка расположилась напротив, там, где секунду назад семафорил зелеными очами Мелёшин.

Я замерла с фужером в руке, напрягши спину, словно мне вместо позвоночника воткнули железный стержень. Сижу, значит, бочком на коленях у какого-то столичного принца, медленно соображаю о стремительной рокировке на сиденьях, а рядом мой парень хохочет с соседями по лимузину и рассказывает байки из спортивной жизни, приканчивая остатки шампанского напрямик из бутылки.

Плеснуть, что ли, ему в лицо из фужера? Или обоим: Пете и Мэлу. Каково?

Машина мягко тронулась, "Вулкано" стоял себе и не знал, что серая крыска собралась покорить его сегодня ночью, а чьи-то наглые руки крепко обхватили меня и прижали к горячему телу. И кто бы это мог быть?