Ничего не поняла. Мелёшин сказал: "Привстань", я как заколдованная послушно выполнила указание, и вот тебе на! — отсиживаю ему ноги, а Петя — мой парень и кавалер по приему — не сподобился обернуться. А вдруг меня вытолкнули из лимузина и оставили у Дома правительства, потому что не хватило мест для желающих?

Еще бы чемпиону интересоваться мной, когда одна из девчонок, на сиденье напротив, в открытую строила ему глазки, и мое присутствие и присутствие ее спутника абсолютно не смущали девицу. Она строила не только глазки. Откинутая пола шубы и сдвинутая целомудренная пелеринка явили грудь немаленького размера, распирающую тесный лиф платья.

Немудрено, что Петя, приличный благовоспитанный мальчик, ошалел от откровенных видов, предлагаемых к бесплатному осмотру. Ладно, я допускаю, что чемпион как всякий парень в кои-то веки дорвался до халявного зрелища, но как понять девчонку, запрыгивающую на чужого кавалера, несмотря на наличие собственного спутника под боком? Может, у них в высшей лиге развязное вызывающее поведение считается нормой?

Меня накрыло раздражение. Пусть нас с Петей связывают пока что дружеские отношения, я не позволю какой-то девке выставлять себя на посмешище и отрезвлю её надменным взглядом и едкими словами, а опускаться до банального выдирания волос не собираюсь даже ради Пети. Он не заслужил, а девица — не соперница мне.

Так, сама не заметив, я уподобилась Снегурочке, для которой являлась аналогичной больной мозолью. Однако презрение не успело облечься в нужную форму.

— Петр, вы не против, что я устроил вашу даму к себе? — обратился Мелёшин светским тоном к спортсмену.

Тот обернулся с радостным лицом, прервав анекдот.

— Простите, Егор. Эвочка, пересядешь ко мне? — протянул руку, однако в голосе чемпиона я уловила легкое сожаление по поводу моего предстоящего согласия. Еще бы, тогда любование прелестями соседки по лимузину потеряет остроту. Но назло им всем — и Пете, и избалованной девице, и Мэлу — переберусь на колени к спортсмену, чтобы обломать веселье.

Мелёшин, предугадав мой порыв, сжал объятия так, что у меня перехватило дыхание.

— Что вы, Петр, мне не трудно, — сообщил он с прежней любезностью, улыбнувшись приторно. — Тем более во время движения по оживленной трассе лучше не совершать перемещений по салону. Это чревато травмами для пассажиров во время крутого поворота, при маневрировании или на неровной дороге. Любой водитель знает об этом.

Что-то я не почувствовала ни одной кочки, чтобы подпрыгнуть и удариться макушкой о потолок салона, — покосилась сердито на Мэла. Машина ехала ровно и плавно, отчего временами создавалось впечатление, будто она вовсе не двигалась, а стояла где-нибудь у обочины.

Если Мелёшин не расцепит объятия, в моих легких скоро кончится воздух.

— Конечно-конечно, — закивал ответственный Петя и, видимо, вспомнил пожелание премьер-министра о моей целости и сохранности. — Травмы для нас недопустимы. Спасибо, Егор, за предупреждение, и за помощь тоже.

Невероятно! Мелёшин опять вывернул ситуацию наизнанку получил благодарность неизвестно за что.

— В наше время стоит подстраховываться, чтобы обезопасить себя, — добавил Петя умную фразу и спросил у меня участливо: — Эвочка, ты не против?

Мелёшин сжал меня так, что в глазах выступили слезы, и я закивала согласно. По-моему, содержимое фужера выплеснулось на платье. Козлина!

Чемпион схватил мою ладошку и мокро поцеловал ее.

— Петруша, ну, где же вы? — протянула томно одна из девчонок. — Без вас веселье заглохло. И чем закончился анекдот про гимнасток?

Непохоже, чтобы шумные соседи скучали. Шампанское вливалось в висоратские глотки ударными дозами, и на коврике под ногами каталось штук пять или шесть бутылок, которые компания, дурачась, время от времени распихивала ногами.

Петю не нужно было уговаривать. Как настоящий джентльмен он повернулся к просящей даме и присоединился к обществу.

Кольцо рук ослабло, и я с жадностью вдохнула воздух. Мелёшин, словно извиняясь за вынужденную меру, потянулся, чтобы потереться носом о мою щеку, но я в запальчивости отклонилась. Значит, Мэл решил, что на приеме не случилось ничего из ряда вон выходящего, и можно продолжить заигрывание, начатое по телефону?! Или по-прежнему думает, что, стоит ему коснуться меня, и я растаю восковой фигуркой? А может быть, считает, что удушение объятиями — невинная шалость, на которую не стоит обращать внимание?

Пусть не надеется! — фыркнула оскорбленно и со всей силы опустила каблук на правый ботинок Мелёшина, с мстительным удовольствием поелозив подошвой. Где-то рядом Мэл с шумом втянул воздух и вдруг уткнулся носом за мое ухо. Он едва не охнул вслух от боли, но успел сжать зубы и стенал молча, обдавая частыми горячими выдохами мою кожу.

Так тебе и надо! — заулыбалась я злорадно. Боль физическая — мелочь по сравнению с болью сердечной.

Хорошо, что Петя увлекся новым витком веселья и новым фужером с игристым, не то, обернувшись, он застал бы недвусмысленную картину. Интересно, на этот раз чемпион опять придумал бы правдоподобное и успокаивающее объяснение поведению Мэла или, наконец, протер глаза и врезал наглецу по физиономии?

Понемногу Мелёшин оклемался от великой чести, выпавшей его ботинку, и откинулся на спинку сиденья, однако руки не расцеплял. Он глядел на мой профиль, а я демонстративно смотрела на шумных соседей по лимузину, позабыв о недопитом шампанском.

Кавалер грудастой девицы, очевидно обидевшись на равнодушие со стороны своей дамы, отсалютовал мне початой бутылкой и поманил приглашающе рукой, но затем его взгляд сместился левее, и несостоявшийся ухажер спешно отвернулся, больше ни разу не взглянув в мою сторону.

Петя время от времени отвлекался от новых знакомых и поворачивался ко мне, чтобы погладить ладошку, но интервалы между поворачиваниями и поглаживаниями постепенно увеличивались. В такие моменты Мэл сжимал меня, но несильно, памятуя о недавнем покушении на ногу.

Баш на баш, — воротила я нос от Мелёшина. В какой-то миг чуть было не ринулась с его колен, чтобы махом пересесть к Пете, но подумала: а чего ради унижаться? Чемпион и так неплохо развлекается, а мне нетрудно вытерпеть соседство Мэла, к тому же на случай посягательств имеется второй нетронутый ботинок. Интересно, от моего каблука осталась такая же вмятина, как от перчатки Тёмы в крыше Мелёшинской "Турбы"?

Чтобы развлечь девчонок, парни создали несколько шариков, похожих на мыльные пузыри. Три или четыре из них лопнули практически сразу из-за нетвердости рук опьяневших авторов. В итоге под потолком машины витали два цельных сферических пузыря и один деформированный, с неустойчивой оболочкой, напоминавший желе.

Пузыри лениво парили по салону, компания гоняла их со смехом как назойливых мух, продолжая шумно веселиться, то есть попросту пить и тупо острить, заливаясь смехом. Думаю, покажи я палец, девчонки с парнями хохотали бы до упаду.

Как назло, уродливый пузырь плавал поблизости, но никак не хотел приближаться ко мне, уворачиваясь от попыток дотянуться до него. С досады я закусила губу. Неожиданно Мэл расцепил объятия и, вытянув руку, сделал пальцами несколько пассов. Летающее желе, притянутое traheri [7]traheri, трахери (пер. с новолат.) — притяжение
, опустилось в его ладонь, и Мэл поднес дрожащего уродца ко мне. Переливчатая поверхность пленки дрожала от малейшего колебания воздуха, отчего форма пузыря постоянно изменялась, рождая причудливую радужную игру света.

Я осторожно потрогала пойманного летуна. Пленка на ощупь оказалась плотной и не лопнула от прикосновения. Наверное, подвыпившие парни использовали при создании пузырей сочетание нескольких заклинаний — разрежение воздуха и ограничивание прозрачной упругой оболочкой. С одной стороны, результат выглядел простенько, с другой стороны — за внешней простотой крылось умение совмещать многоуровневые заклинания, задействуя не две и даже не три волны, а больше.

Я поиграла с пузырем: надавливая на стенки, любовалась изменением волнующихся желейных форм и игрой света. В какой-то момент обернулась случайно к Мэлу, а он смотрел не на ладонь с притянутым летуном, а на меня, и улыбался. Значит, посмеиваемся над моей детскостью?! — поджала губы и смахнула пузырь с его руки. Желе поплыло в воздухе, колыхаясь, а Мэл снова обнял меня.

Я поелозила, пытаясь сбросить плен захвативших рук, впрочем, заранее зная о бесполезности попытки. Каким образом народные массы могут показать возмущение происходящим произволом, то есть назойливыми объятиями чужого женишка? Открыто протестовать, с флагами и митингом — мне же дороже. Свидетелями недовольства станут несколько пар нетрезвых глаз, и у каждого из собравшихся в ограниченном пространстве автомобиля найдется свое мнение, не обязательно совпадающее с моим. Лучше не привлекать к себе ненужное внимание и незаметно доехать до клуба, где быстренько выбраться из капкана рук Мелёшина, а если он не отцепится добровольно, то воздействовать каблуком на его ботинок. Пока же предприму "глухую" забастовку и гордо отвернусь, как раз в сторону пестроволосого друга Мелёшина.

Повернув голову, я тут же пожалела, потому что Макес и его подружка целовались — увлеченно, слившись в страстных объятиях. На ногах спутницы пестроволосого красовались длинные блестящие сапоги, доходившие до середины бедра, а узкая полоска, обтягивавшая попу, символизировала юбочку.

Мои щеки запылали, и я перевела ошеломленный взгляд на веселящуюся компанию по соседству. Тут же полно посторонних! Разве можно, не стесняясь, тискать друг друга на виду нескольких человек?

Оказывается, можно. Еще одна парочка с краю отвлеклась от шумного действа и уделила внимание более интересному занятию, а Петя, накачиваясь спиртным, по-моему, вообще мало что видел, кроме прелестей девицы напротив.

Ужасно! Надо бы зажмурить глаза и для верности закрыть руками, потому что вид целующихся пар подействовал на меня нездорово, заставив сглотнуть. Чем бы промочить пересохшее горло?

У меня же есть шампанское, — вспомнила и затянулась остатками теплой жидкости, скривившись от противного вкуса. Куда бы выплюнуть? Холодное игристое пилось лучше, чем бодяга, из которой вышел газ. Мэл ловко выудил из моей руки фужер и стукнул ботинком по основанию сиденья. Снизу выехала небольшая пластиковая подставка с двумя колечками, в одно из которых он вставил стеклянную посудину.

Что Мелёшин себе позволяет?! Теперь я уже и выпить не могу, когда хочется? Да кто он такой, чтобы решать, что для меня лучше? И на что он намекает? На то, что пора переходить от пития к другим волнующим делам, последовав примеру друга? — вскипела я и сложила руки на груди, отвернувшись в сторону, то тут же подскочила как ошпаренная, отведя взгляд от целующейся парочки. Вправо не смотри — там Мэл поедает меня глазами, прямо не смотри — там Петя не отрывает взора от глубокого декольте, налево не смотри — там Макес приклеился к девице в сапогах до попы.

А ведь это не та девушка, с которой друг Мэла прогуливался по Большому банкетному залу, — вспомнилось некстати. На моей слегка нетрезвой памяти официальная дама пестроволосого выглядела скованно, демонстрируя светской публике длинное вечернее платье и пресную внешность, несмотря на тщательно подобранный макияж. Сейчас же в лимузине со Звенигородцевым целовалась яркая, незакомплексованная девица, не стесняющаяся показывать свои ноги, подчеркивая их длину. Не похоже, чтобы она была на приеме, её не пустили бы на официальное мероприятие в легкомысленной одежде.

Макес такой же бабник, как и Мелёшин! — осенило меня. Сплавил свою даму домой в девичью постельку и, не стесняясь любопытных глаз, поспешил развлекаться с другой — сговорчивой и доступной. Наверняка пестроволосый тоже связан обещаниями со своей избранницей, что не мешает ему отрываться на стороне.

Ненавижу! Все они одинаковы — детки из высшей лиги. Лицемерны и циничны, без стыда и совести, и в этом плане Мэл недалеко ушел. Несмотря на то, что его невестушка едет в следующем лимузине, он оставил ее в одиночестве и забрался в нашу машину с определенной целью. И какая может быть причина? — фыркнула я гневно. Только одна, ушедшая недалеко от цели его пестроволосого друга.

И верно: рука Мэла осторожно прокралась под мое платье, заставив вспорхнуть чутких бабочек, и, дождавшись, когда они замрут, поползла по ноге.

Конечно же, следовало затрепетать и отдаться на волю прикосновений, обжегших жаром, как было ранее, едва Мэлу стоило дотронуться до меня. Очевидно, и сейчас он рассчитывал на нечто подобное. Козел! Неужели Мелёшин думает, что для меня не имеет значения, связан он кем-то обязательствами или нет? То есть он считает, что мне нужно радоваться оказанному вниманию и почитать за счастье его домогательства? Не на ту напал. Я не растеряю остатки самоуважения! — захлестнуло меня волной гнева.

Прихлопнув как таракана крадущуюся по чулку руку, я ущипнула ее, вложив в щипок все имеющиеся силы. Вот тебе, бесстыжий столичный принц, играющий на наивности добропорядочных девушек! — выкрутила прихваченную кожу на тыльной стороне ладони Мэла, закусив губу от усердия.

Страдалец не ожидал воинственной выходки и, сдавленно ойкнув, попытался выдрать конечность, захваченную инквизиторским щипком. Впустую старался. Я победоносно взглянула на Мелёшина. Что, съел? Бесполезно тягаться с разъяренной женщиной, когда затронута ее честь, ее совесть, когда обмануты ее чувства.

Видимо, болевой шок ввел Мэла в неконтролируемое состояние, потому что он сделал ответный ход, свободной рукой судорожно заправив локон за мое ухо, и, потянувшись, прикусил мочку.

Я вздрогнула.

Нет, не так. Меня прострелило — от пяток и до макушки. Острый импульс прошелся по нервам со скоростью взрывной волны, а Мэл прикусывал и посасывал, перейдя с уха на шею, и снова вернулся к мочке. Почему-то касания его языка не казались мне влажными и неприятными, как прикосновения Петиных губ, когда тот целовал меня в щеку.

Я не сразу заметила, что моя рука расслабилась и, позабыв о мщении, начала поглаживать ладонь Мэла, судорожно вцепляясь в ткань платья. А паразит решил, что красный свет сменился зеленым, и его конечность двинулась дальше, невзирая на недавнее поражение в виде будущего синяка на полруки.

Какая самонадеянность с его стороны! Нет, битва еще не проигра… не проиг… не про…

Мэл снова обхватил меня, и вовремя, потому что еще мгновение — и я бы упала с его колен. Ладонь взбиралась выше, поглаживая, его рот творил нечто невероятное, обласкивая вниманием небольшой участок кожи, но и этого мне хватило с лихвой.

По-моему, я помогала продвигаться руке Мэла, изучающей чулок на гладкость. Когда его пальцы добрались до резинки, он на миг замер, прервав нахальное наступление, но тут же, не дав мне протрезветь от ощущений, двинулся вверх по бедру, только еще крепче прижал к себе, и еще настойчивее стали его губы.

Только бы не застонать в голос, — мелькнуло где-то на периферии сознания, когда я откинулась назад, запрокинув голову, — пьяная, хмельная, но не от шампанского, а от близости Мэла, его напористости, от настойчивых ласк.

Я сильная. Немножко потерплю отвратительное поведение Мелёшина и покажу, как и где зимуют… О чем это я? Кто недавно заявлял, что поднятой бровью заставит Мэла плясать под свою дудку? Это я утверждала, гордая и независимая. Так и есть. Еще чуть-чуть помучаюсь, а потом с негодованием нахлещу по мартовской котячьей физиономии.

Край зрения выхватил Макеса, с ухмылкой наблюдавшего за мной и Мэлом, в то время как его длинноногая подружка, зеркально скопировав Мелёшина, трудилась языком в районе уха пестроволосого.

О, ужас! Ушибленное сознание мгновенно вывалилось из блаженствующей неги. Я лихорадочно оттолкнула от себя Мэла, выдернула его руку, успевшую добраться до нижней составляющей кружевного комплекта, и натянула на колени платье, вызвав всполох стайки бабочек.

Мелёшин откинулся на спинку сиденья, зашипев через зубы от разочарования.

— Эвочка, тебя не укачало? — как нельзя вовремя повернулся Петя. Глаза у него блестели, речь была нечеткой. — Долго еще ехать? — спросил он у парня напротив, тоже принявшего на грудь приличную порцию алкоголя.

— Около десяти минут, — ответил вместо него Макес.

— Спокойно, Эвочка, — авторитетно заверил чемпион, покачиваясь. — Скора будим!

Я кивнула. Голова еще кружилась, но картинка проявила четкость. Хотела ответить спортсмену, но почувствовала, что внезапно охрипла, не сказав ни слова.

— Петруша! — крикнула одна из девчонок. — Без вас как без рук! У нас вышел спор. Помогайте!

— Сей момент, — кивнул Петя и бросился выступать арбитром между девицами, выясняющими, кто привлекательнее для мужчин — блондинки или брюнетки, в то время как парни хохмили и ржали над примитивными шутками, приканчивая, по-моему, десятую или пятнадцатую бутылку шампанского.

Боковым зрением я заметила, что Мэл подавал какие-то знаки другу, и тот, обернувшись назад, сказал что-то водителю. Маленькие лампочки в потолке машины погасли, осталась лишь одна в центре, бросающая тусклый свет на коврик и катающиеся бутылки. Салон погрузился в интимный полумрак.

— Оооо! — завопила веселая и пьяная компания. — Здорово! Класс!

Ничего хорошего в слабом рассеянном освещении я не увидела. Наш угол совсем потонул в темноте, как и противоположный, поэтому соседи по машине виделись нечетко, а Мэл снова пошел в наступление, пытаясь проложить рукой путь под платье с бабочками.

Меня не сбить с пути истинного! Я зла невероятно. Зла тем, что Мэл специально подстроил всё от начала до конца — совместное пребывание в лимузине, поездку у него на коленях, накачивание Пети спиртным, специально посадил напротив него девицу с вываливающейся из декольте грудью, специально выключил свет в салоне, чтобы оттянуться без помех. Значит, он развлечется, отряхнется, возьмет свою замороженную снегурку под руку и двинется на поиски новых девиц, а с чем останусь я? Так и буду на подхвате? Захотел — приласкал, почесав за ушком; взял, что хотел, и снова вернулся в мир высшего света, чтобы выполнять обязательства? Нет уж, не выйдет.

Сколь настойчиво Мэл стремился повторить предыдущую попытку, столь уверенно я отбивала его потуги — отбрасывала руку, вертела головой, когда он пытался коснуться губами мочки уха и шеи. Может, мое сопротивление выглядело ребяческим, зато оказалось действенным.

Наконец, Мэлу надоело, и он прекратил посягать на мой суверенитет, зато переключил внимание на себя — похоже, тер нос, задумавшись, или чесал макушку. Косясь, было трудно разглядеть в полумраке, что он делал. Может, ковырял в ухе?

— Эва…

Показалось, или кто-то меня звал?

— Эва…

Так и есть. Тихо, на пределе слышимости, ко мне обращался Мелёшин. Ну, что еще задумал? Решил покаяться и признаться в подлых намерениях?

Повернувшись к нему, я замерла. В глазах Мэла горела зелень, обволакивая шелковистым теплом. В изумрудных ободках плескалось и ластилось море — покорное, смиренное, преклоненное.

Наверное, Мэл загипнотизировал меня, иначе как объяснить, что он потерся своим носом о мой, а я не залепила ему пощечину. Мэл еще раз потерся и отправился "в прогулку" по моему лицу — кожа к коже — касаясь губами, щекой, носом, подбородком.

Он был моим. Я чувствовала его частое сбивчивое дыхание, его улыбку, его дрожь, когда он дотронулся ртом моих губ и "поехал" дальше, к переносице, к вискам и опять вернулся к губам.

Растерялись, застряли в горле возмущенные вопли. Ослабли, повисли плетьми руки. Распалась, рассыпалась на кусочки воля.

Меня трясло. Нет, меня колотило от предвкушения. Сейчас. Еще мгновение — и он поцелует. Сначала коснется легко и невесомо, потом еще раз и еще, а затем отбросит манеры и сожмет, сдавит, взяв своё по праву. А я отдам — без сопротивления, добровольно; прося, умоляя о большем в машине, где полно любопытных глаз, в шаге от моего парня Пети.

Ну, поцелуй же! — начала искать его губы своим ртом. Хочу!

Оказывается, вот почему кололо сердце. Все эти дни оно невыразимо скучало по нему. По моему Мэлу.

Лимузин тихо дернулся.

— Приехали! — заорали парни. — Выгружаемся по одному!

Противоположная дверца открылась, запуская внутрь салона свежий воздух, охладивший пламенные щеки. Веселая компания соседей начала выползать наружу.

Приехали? Разве мы куда-то собирались?

— Черт! — ударил по дверце Мэл, спихнул меня с колен и вылетел из автомобиля. Следом за ним выбрались Макес и его длинноногая подружка.

Что это было? Где я? Куда направлялась и с кем?

— Эвочка, — промямлил над ухом чей-то заплетающийся голос. Петя?! Он-то откуда взялся? — Эвочка, ты в порядке? Не сотряслась?

Не сотряслась. В порядке. А для тех, кто запамятовал, напомню: я согласилась поглядеть на лучшие танцинги столицы, и только что Мелёшин самым натуральным образом бросил меня, сбежав. Трусливый кобель!

— Выходим, Эвочка, — засюсюкал противно чемпион. — Потихоньку. Не сломай ножку. Погоди, я первый! — воскликнул он пьяно и вывалился из салона. — Держись за меня.

Это не мне нужно держаться за него, это ему нужно хвататься за меня, чтобы не упасть лицом на обесснеженный асфальт. Фу, до чего противно и стыдно знать, что твой парень оказался слабее тебя.

На удивление, Петина рука оказалась тверда, когда я оперлась на нее, чтобы выйти из машины. Застегнув шубку и закинув сумочку на плечо, оглядела салон и прихватила перчатки, свалившиеся под сиденье во время поездки.

Неподалеку, возле второго лимузина стоял Мэл, а рядом с ним — Снегурочка, сияющая снежной непотрепанной красотой невесты, готовящейся подарить себя суженому. Свинья! — послала полный ненависти взгляд в сторону парочки, вернее, в сторону Мелёшина, и он отвел взгляд. Не-на-ви-жу.

Есть только один способ избавиться от предательской зависимости, разрушающей меня как личность. Как можно быстрее убедить себя, что на свете полно симпатичных парней, с которыми можно провести вечер, а, может быть, и ночь.