Оказывается, в основе противоборства лежал коммерческий интерес. Когда рефери после свистка объявил усиленными голосовыми связками: "Иииии… пять тысяч уходят сегодня к Громиле Бэку!", зрители зашлись в аплодисментах и криках, надорвавших мои уши.

Я и не подозревала, что можно извлекать выгоду, нанося увечья заклинаниями. В интернате мальчишки определяли лидерство банд с помощью физической силы, хотя самые отчаянные все-таки пытались возмущать вис-волны в драках. Вообще-то в общеобразовательную программу не входило освоение воспитанниками азов висорики, поэтому пацанва занималась самообразованием, прячась по укромным местам, и днем или после отбоя экспериментировала с волнами: наобум или обменяв колонки, украденные из актового зала, на сомнительную расшифровку очередного заклинания. Зачастую результаты доморощенных опытов оказывались плачевными, вызывая ожоги, обморожения, переломы и прочие телесные повреждения у исследователей, но, тем не менее, любительский пыл не угасал. Алик неизменно прогонял меня, если на очередной сходке намечались эксперименты с волнами.

Но неважно, где — на димикате [13]dimicata, димиката (перевод с новолат.) — схватка между двумя, дуэль
или в драке на интернатских задворках — причинение вреда заклинаниями приравнивалось к уголовно наказуемым деяниям. Расследованием висорических преступлений занимался Первый департамент, бравшийся за дело рьяно и дотошно. В интернате провинившихся выявляли и наказывали, а если кого-то находили опасным для общества, то переводили в заведения с особым режимом, то есть в колонии для несовершеннолетних — Ледовитую и Стылую, расположенные на севере и востоке страны. Умом я понимала, что Алик сбежал из интерната вовремя, потому что шайка, в которой он состоял, нахулиганила достаточно, но сердце так и не смогло простить друга, бросившего меня, не попрощавшись.

На площадку вышли четверо мужчин с щитами и палицами, одетых под старину — в коротких тогах, плащах и сандалиях. Я отвернулась. Не люблю насилие, пусть добровольное и имеющее целью заработать наличность.

Противники не напрягались физически. Они выпускали палицами aireа candi [14]aireа candi, аиреа канди (перевод с новолат.) — воздушный сгусток
друг в друга и прикрывались щитами от встречных заклинаний под громкий рев толпы. Определенно, публика рассчитывала получить сегодня максимум ощущений. Зрители облепили площадку, сконцентрировавшись у канатного ограждения, поэтому два ряда кресел, расставленных по периметру помещения, пустовали.

Ноздри щекотал сладковатый запах. По толпе шныряли подозрительные личности и предлагали из-под полы энергетические алкогольные коктейли. Тут же принимали ставки на следующие бои.

— Танкер Громобой — шесть из семи! Кто поставит на конкурента? — надрывался какой-то тип. — Лучший бой сезона!

— Красотка, специально для тебя — с лимонным вкусом и ароматом, — парень с тонкими усиками потряс перед моим носом прозрачным пакетиком с длинной полосатой палочкой внутри. — Улётные ощущения! Тает во рту и без никотина.

— Не-не, — поспешила я вырваться из вертепа сомнительных соблазнов и потянула Петю к креслам. В отличие от меня, чемпион завороженно уставился на действо, происходящее за канатами, однако послушно потопал следом.

— Петь, если хочешь, сходи поближе, — разрешила я парню, усевшись и вытянув гудящие ноги.

— Нет, — отказался он. — Уже находился. Хватит.

Некоторое время мы сидели молча, наблюдая за боем. То ли на фоне прочих заклинаний aireа candi [14]aireа candi, аиреа канди (перевод с новолат.) — воздушный сгусток
выглядело не таким зрелищным, то ли участники вели бой с ленцой, но у меня сложилось впечатление, будто они отбывали тяжкую повинность. Поначалу я вздрагивала каждый раз, когда воздушные вихри дергали щиты, коими прикрывались противники, но вскоре успокоилась. Похоже, мужчины били заклинаниями избирательно, стараясь причинить минимальный вред друг другу. Зрителям же быстро наскучил бой без острых ощущений. В толпе рос недовольный гул. Петя тоже разошелся, запрыгав в кресле:

— Мазила! — закричал, не сдержавшись, но его выкрик потонул в шуме помещения. — Слева нужно, а не снизу! Он же раскрылся! Куда бьешь? Надо родиться безруким и безголовым, чтобы промахнуться с двух шагов! Эвочка, я на секунду сбегаю и вернусь, ладно?

— Иди, не волнуйся. Здесь никто не мешает, — разрешила я благосклонно, и чемпион, сорвавшись с места, бросился к площадке, на которой бойцы неспешно перекидывались заклинаниями.

В толпе заулюлюкали и возмущенно засвистели. Публика заподозрила, что ее попросту водят за нос.

Я же устроилась поудобнее в кресле и начала украдкой позевывать. День выдался долгим, богатым на невероятные события и встречи; действие успокоительных капель давно кончилось, время перевалило далеко за полночь. Пора бы и честь знать, то есть потихоньку собираться домой. Сейчас закончится очередной бой, и мы с Петей вернемся обратно в зал. Туда, где меня ждал Мэл.

Интересно, он бывал здесь? Тоже свистел и кричал до хрипоты, требуя участников на мыло? Может, торопливо делал ставки на фаворита, как на цертаме [15]сertamа, цертама (пер. с новолат.) — состязание, соревнование, как правило, нелегальное
, и его лицо уродовала маска жестокого азарта, когда один из противников падал, подкошенный заклинанием?

Не буду думать об этом. Не хочу разочаровываться в Мэле.

Под недовольные выкрики зрителей противники на ринге быстро завершили бой, причем они явно берегли друг друга, стараясь причинить наименьшие повреждения. Аireа candi [14]aireа candi, аиреа канди (перевод с новолат.) — воздушный сгусток
приличных размеров поднял бы побежденного над полом и перебросил через канаты, сломав позвоночник или шею, однако дело обошлось щитами, вырванными из рук воздушной стихией, и участниками, разметенными по углам площадки. Победителем стал мужчина, удержавший палицу и щит, и под разочарованный гул команда бойцов покинула место сражения. Правда, и выигрыш оказался значительно меньше — всего восемьсот висоров.

Петя рухнул рядом со мной.

— Слепошарые! — воскликнул в сердцах, и я вздрогнула. — Ни в глазах, ни в руках, ни в голове! Такое состязание испортили!

— Разве похоже на состязание? Тут из-за денег можно запросто остаться инвалидом.

— Эва, ты всерьез веришь в это? — удивился чемпион. — Они подыгрывали друг другу и симулировали. Сразу видно, что тянули волынку. А где же дух соревнования?

— Почему слепошарые? — спросила я, сглотнув. — Может, новички? Неопытные, и всё такое…

— Ребята сказали, что в боях участвуют попеременно слепые и висораты, — пояснил спортсмен. — Иногда отдельно, а иногда вместе.

О, ужас! Тогда получится не бой, это будет бойня! Теперь понятно, почему участники вышли на ринг с палицами и щитами. При всем желании они не сумели бы создать поражающие или защитные заклинания.

Ладно, поглядели на зрелище — пора выбираться наверх, в зал, где остался неуравновешенный и непредсказуемый Мэл. Я пыталась представить, что он мог учудить, сообразив о моем упрямстве, — и не могла. Фантазия категорически отказывалась работать.

— Петь, пойдем…

Мои слова перекрыл дружный рев публики, встретившей воплями и свистом невысокого коренастого мужчину с неестественно широкими плечами и тонкой талией.

— Танкер Громобой! — возвестил рефери, и зрители зашлись в криках и аплодисментах. — Абсолютный победитель ушедшего года по кулачным боям!

Победитель сделал круг почета по рингу. Он был бос и облачен в черные шаровары.

— Кто оспорит титул Танкера Громобоя? — вещал рефери, перекрывая шум в помещении. — Победивший заберет сегодня пятнадцать тысяч!

Толпа ответила усилением восторженных воплей, однако желающих перелезть через канаты не нашлось, а мастер кулачного боя, скрестив руки на груди, снисходительно поглядывал по сторонам, играя накаченными мышцами.

— Эвочка, я быстренько посмотрю и тут же вернусь, хорошо? — попросил умоляюще мой кавалер.

— Хорошо, — вздохнула, соглашаясь, и Петя снова ринулся к площадке, затерявшись между зрителями.

Среди публики, рвущей глотки, нашелся товарищ, надумавший вырвать приз в размере заявленной суммы. Доброволец перелез через канаты, стягивая на ходу футболку и демонстрируя худосочное безмускульное тело и копну длинных косичек. Интересно, каким образом он рассчитывает победить Танкера Громобоя? Может, претендент знает секретный прием и, не поморщившись, уложит титулованного дяденьку на обе лопатки?

Рисковый парень, очевидно, знал, но для начала решил набрать у зрителей бонусные очки. Он выделывал немыслимые пируэты — и стойку на руках, и устрашающие повороты с подскоками, и "волчки", вызвав настоящее помешательство публики. Толпа, предвкушая невиданное развлечение, вела себя соответственно, впав в истерическое состояние. Да и я заразилась волнением против воли.

Акробат-доброволец прыгал и скакал вокруг Громобоя, и каждый показушный наскок сопровождался новым витком рева. Внезапно мастер кулачного боя сделал незаметный выпад рукой, и его противник с размаху расстелился, упав лицом в пол.

В зале наступила секундная ошарашенная тишина, а затем разразилась буря из криков, гвалта и свиста.

— Один! Два! Три!.. — отсчитывал рефери, и зрители повторяли следом. — Восемь!.. Танкер Громобой побеждает всухую!

Еще бы он не победил, — откинулась я в кресле, наблюдая, как неудачника-добровольца уносили с ринга. На задохлика с косичками достаточно дунуть, чтобы он отправился в нокдаун на неделю.

— Танкер Громобой покажет еще один мастер-класс, прежде чем заберет приз! — провозгласил рефери, и его слова потонули в нарастающем реве.

— Тан-кер! Тан-кер! — скандировала толпа, а ас кулачного боя, подняв руки, сделал новый круг почета. Ясно-понятно, непобедимый победитель покрасовался с неприкрытым торсом и получит за смотрины пятнадцать штукарей. Я бы тоже хотела ни за что, ни про что уехать из клуба с халявными денежками, причем немалыми.

Внезапно дружный лозунг смешался, перестав быть стройным, и уши распознали нечто похожее на "Пе-тя!", выкрикнутое в противовес, а затем мои глаза округлились, когда на ринг между канатами пролез не кто иной как мой спутник, с которым я сегодня посетила великосветское мероприятие года. Петя Рябушкин снимал на ходу галстук, пиджак и рубашку, бросая в толпу, и одежду подхватили чьи-то наманикюренные руки, а вишневый рот грудастой девицы из лимузина послал воздушный поцелуй следующему добровольцу.

Петя отважился померяться силами с непотопляемым Танкером Громобоем. Ма-ама!

Лозунг поменялся в противоположную сторону.

— Пет-ро! Пет-ро! — усиливался ор голосов, а букмекеры суматошно собирали ставки. Мне показалось, кто-то крикнул: "Петруша, я с вами!". Или: "Я ваша"? Вот наглая девица! Пусть завтра вешается чемпиону на шею, а пока он — мой кавалер.

Что делать? — заметалась, вскочив и снова сев. Из головы совершенно вылетело, что наверху дожидался Мэл, свирепея с каждым мгновением, улетающим в никуда. Нужно спасать Петю, пока его не унесли на носилках. Кстати, куда: в больницу или в морг?

По телосложению чемпион не уступал Танкеру Громобою и был чуть выше, но ведь Петя занимался мирным видом спорта — забрасыванием всяких предметов с глаз долой, а не специализировался на мордобитии в нелегальных условиях.

Спортсмен размял плечи, шею и, держа кулаки у груди, начал обходить противника, прицениваясь. Танкер Громобой изволил выйти из состояния величественной статуи и небрежно ответил тем же.

Ринуться, что ли, к канатам и потребовать от моего парня, чтобы он вернулся за ограждение? Я и ногой топну для острастки.

— Петя! — крикну ему. — В конце концов, хватит ставить меня в неудобное положение! Пора домой!

И тут спортсмен сделал стремительный выпад, отчего голова Громобоя мотнулась назад. Это Петя попал по лицу противника. Он заехал по скуле непобедимого победителя!

Публика зашлась в диких воплях.

Похоже, Танкер Громобой не ожидал, что до его физиономии дотянется чей-то кулак, и некоторое время соображал, как таковое могло произойти. Петя воспользовался моментом и пошел в атаку.

А затем началось сумасшествие. Помешалась толпа, помешалась я, помешался мирный добрый Петя, помогший когда-то мне с плафончиком для швабровки. О Громобое и говорить нечего. Словом, помешался весь мир, собравшийся в подвальных стенах "Вулкано".

Удары сыпались один за другим, противники кружили по рингу, зрители бесновались. В какой-то момент Петя увернулся от кулака Громобоя, и я заметила струйку крови, стекающую из уголка рта чемпиона. Наверное, накаченный крепыш выбил ему половину зубов! Почему участников боя не обеспечили перчатками и шлемами? — нервно кусая губы, кружила я на задворках толпы. Где организаторы зрелища?

Пробраться к рингу не получилось — публика окружила площадку плотным кольцом. Ничего не видно!

Пришлось вернуться к креслам, стоявшим на небольшом возвышении.

Петя и Танкер Громобой превратились в клубок тел, наносящих друг другу ужасные удары. Мне казалось, противники давно перешли на драку без правил, однако рефери не останавливал бой. Когда Петя пропустил серию сильнейших апперкотов и зашатался, потеряв равновесие, у меня помутилось в глазах. Его же убьют — беспощадно и безжалостно!

Чтобы не упасть, я ухватилась за спинку кресла. Неожиданно в удалении от площадки, по левую сторону от меня, взгляд выхватил знакомую фигуру, сосредоточенно высматривающую кого-то в толпе. Это был Мэл и он искал меня!

Рядом с ним стояла Снегурочка, взирающая со спокойным лицом на действо, происходившее на ринге. Разве можно быть невозмутимой, в то время как из Пети выбивают дух на виду у двух сотен людей?! Как Мэл посмел притащить свою замороженную принцессу?! Чтобы почирикать по душам?! Нам не о чем говорить! Никогда и ни за что! Ненавижу его, ненавижу! Пусть перекрутит шею, разыскивая — не покажусь ему! — напитавшись царящей агрессией, я отодвинулась, чтобы скрыться за возбужденной толпой от Мэла.

Но не все присутствующие в зале заразились атмосферой сумасшествия. По правую сторону от меня собралась довольно-таки многочисленная группа людей, молчаливо взиравших на бой, в том числе и те участники, что недавно сражались на палицах. Их равнодушный интерес к происходящему на площадке охолодил меня.

Слепые держались обособленно. Среди них было немало сильных крепких мужчин, почему они не вышли против Танкера Громобоя? Ведь для кулачного боя не нужны волны — лишь бы бить посильнее.

Зрители захлебывались в криках, скандируя: "Пет-ро! Раз-мажь!", а невидящие наблюдали молча за царящим у ринга хаосом. Спокойствие последних разительно контрастировало с истерией, охватившей публику. Наверное, в их глазах я тоже выглядела рафинированной особой, достойной презрения.

В этот момент на площадке один из измочаленных противников пропустил сокрушительный удар в челюсть и, закачавшись, рухнул на пол. Как у него талия до сих пор не переломилась? — пронеслось отвлеченно в голове, в то время как рефери выскочил в свет прожекторов и начал отсчет, а затем возвестил, задрав руку Пети, пошатывающегося от усталости:

— Ииии… вот он, удалец, поставивший под сомнение непобедимость Танкера Громобоя! Сегодня у нас появился новый лидер, который забирает призовые пятнадцать тысяч висоров!

Толпа обезумела. Зрители полезли через канаты и бросились к победителю, начав его качать. У Пети же ребра отбиты, и ушибов немерено, а они мочалят его, — снова заметалась я вдоль ряда кресел, испытывая облегчение, что бой закончился благополучно для чемпиона, как вдруг почувствовала тяжесть чьего-то взгляда.

Конечно же, это Мэл смотрел на меня оттуда, где я заметила его в первый раз, а затем поманил, не смущаясь присутствием своей невестушки. Снегурочка тоже увидела меня, но сразу же отвернулась. Ненормальный он, что ли? Неужели Мэлу не терпится унизить меня перед ней?

Вздернув нос, я и не подумала сдвинуться с места, и тогда Мэл решительно двинулся навстречу, вклинившись в бурлящую толпу. Если он взял с собой Снегурку, выцарапаю ему глаза! Ненавижу! Пусть попробует догнать, если получится.

Решив убежать от Мэла, я отправилась в обход по периметру помещения, для чего обогнула невидящих. Хотя их группа и поредела, обособленность и настороженное поведение слепых держали меня в напряжении.

Внезапно неподалеку парень толкнул соседа, сказав громко:

— Куда прешь, слепошарый? Твое место с краю, пока не позовут!

В ответ обидчик получил по лицу не хуже поверженного Танкера Громобоя и ухнул в толпу, подмяв собой несколько человек. Близстоящие зрители, взбудораженные эйфорией боя, немедля поддержали упавшего, кинувшись на драчуна, на защиту которого встали его невидящие собратья. И конфликт понёсся, захватывая с каждым мгновением новых участников с обеих сторон.

Из искры моментально разгорелось пламя. Я сообразила, что драка переросла в неконтролируемую потасовку, когда меня грубо толкнули в спину, а над головой пролетел фиолетовый шар, разбившийся о стену, и, бросилась в междурядье кресел, чтобы укрыться.

Публика, не оклемавшись толком от зрелищного боя, поначалу не поняла, что происходит, а когда поняла, то помещение заполнилось женским визгом, и началась суматоха.

Нет ничего хуже паники, нельзя ей поддаваться, — твердила я себе, спрятавшись за спинкой кресла. Нужно подождать. Народ выпустит пар и остынет.

Но народ не остывал. Более того, с каждой минутой он распаялся всё сильней.

Неожиданно погасли прожектора, и в наступившей темноте меня обуял животный страх, заставив сжаться, затаившись. Кто-то пробежал совсем рядом, нецензурно ругаясь, и, запнувшись, упал с разлету на пол. Ряд кресел без конца сотрясался, и мне чудилось, будто некто огромный шагал вдоль сидений, выдергивая за шкирку трусишек, укрывшихся в междурядье.

К потолку взлетели несколько luxi candi [16]luxi candi, люкси канди (пер. с новолат.) — световой сгусток
, прогоняя непроглядную темень.

Я заглянула в щель между креслами. Слабые огоньки заклинаний высветили картину всеобщего побоища. Кто и с кем выяснял отношения? Невидящие с висоратами? Совершенно невозможно было отличить, кто из них кто.

У лифта шло сражение, похожее на недавний бой Пети и Танкера Громобоя, сопровождаемое вспышками заклинаний. Парочка veninati candi [17]veninati candi, венинати канди (пер. с новолат.) — ядовитый сгусток
врезалась в безликую копошащуюся толпу, вызвав в массах кашель и удушье. В ушах стояли крики, ругань, стоны, женские визги. Мимо пролетел человек, отброшенный aireа candi [14]aireа candi, аиреа канди (перевод с новолат.) — воздушный сгусток
.

Включилось аварийное освещение — две тусклых лампочки в противоположных углах зала, и мне послышалось, кто-то звал:

— Эва! Эва!!

Я высунулась из-за спинки кресла. В нескольких шагах, на полу боролись двое мужчин с переменным успехом. Неужели один из них — Мэл или Петя?

Вглядываясь в лица дерущихся, я с опозданием заметила летящий в мою сторону мутный переливающийся шар — огромный, сантиметров двадцать в диаметре, не меньше. Слишком поздно — уже не уклониться. Deformi [18]deformi, деформи (перевод с новолат.) — деформация
шел точно в цель.

Меня парализовало от ужаса и неизбежности предстоящего. Почему хваленое пророческое око не показало этот миг в видениях будущего? Почему не предупредило? На каком основании заржавевший атефакт посчитал апокалипсис в подвале клуба недостаточно значимым событием, предпочтя фуфловые предсказания в виде яблочек и бабочек стянутой на затылок физиономии?

Однако пророческое око знало, что показывать. Оно четко фиксировало вехи судьбы, сплетенной свыше давным-давно.

Один из дерущихся, приподнявшись, замахнулся, чтобы ударить противника, и оказался на траектории полета deformi, предназначенного моему лицу. Заклинание врезалось в бок, разлетевшись брызгами, и мужчина на мгновение замер, а затем истошно завопил, заваливаясь на пол. Слава богу, это оказался не Мэл и не Петя.

Меня же будто что-то толкнуло. Беги, Эва, беги! — пронзила вспышка. Или кто-то кричал?

Выбравшись к стене, я поползла на четвереньках, стараясь не вслушиваться в страшный вой человека, которого deformi скручивало в бараний рог. Несчастный принял участь, уготованную мне.

От испуга меня заклинило, голова отказывалась соображать. Я и помыслить не могла, чтобы вернуться и оказать помощь мужчине, уродуемому заклинанием. Здесь каждый сам за себя.

Нужно где-нибудь спрятаться, найти норку, в которой пересидеть творящийся ужас.

По пути попалась какая-то дверь, оказавшаяся незапертой. Всё ж лучше укрыться за ней, чем быть мишенью под обстрелом заклинаний.

Я вползла на четвереньках в небольшое помещение, освещенное слабой лампочкой, бросавшей красноватые отсветы на потолок и одинаковые шкафчики вдоль стен.

Спрячусь в раздевалке и выжду, пока перегорит безумие, поглотившее рассудок людей. Забьюсь в уголок и сожмусь в комочек.

Агрессия. Сумасшествие. Аффект. Я уже сталкивалась с подобным, и не раз.

Однажды на севере после дружеского матча по футболу между двумя ВУЗами, болельщики проигравшей стороны устроили погром, требуя реванша. Они били витрины, переворачивали машины и поджигали. Троих студентов из лагеря победителей забили насмерть, не считая несколько десятков раненых. В ту ночь мы с девчонками прятались в общежитии под кроватями, боясь, что до нас тоже доберутся и сожгут вместе с казенными хоромами. Дэпы [19]ДП, дэпы (разг., жарг.) — Департамент правопорядка
уладили беспорядки к утру, однако случившееся потрясло весь город. С тех пор я зареклась ходить на спортивные мероприятия с массовым выбросом адреналина.

Во время учебы на юге мне довелось побывать на институтском конкурсе "Южная красавица", который не состоялся по причине начавшегося выяснения отношений между участницами. Сцепившихся претенденток на звание первой красотки разнимали водой из брандспойта, для чего администрация ВУЗа вызывала пожарные машины. Позже многим из несостоявшихся конкурсанток пришлось перенести неоднократные косметические операции, а две девушки ослепли, натуральным образом лишившись глаз в жестокой женской склоке.

В столовой столичного института недавно приключился пожар, во время которого обгорел Сима Чеманцев, а люди потеряли человеческий облик и превратились в обезумевшую от страха массу, калечившую себя и друг друга.

Поэтому я не люблю большие скопления народа. Толпа неконтролируема и неуправляема. Она затопчет и размажет без сожаления.

Понемногу нервная дрожь перестала пробивать с макушки до пяток, и я подуспокоилась. Все-таки судьба удачно толкнула меня в первую попавшуюся дверь, поскольку ни о каком здравом уме в тот момент не шло речи. Телом управлял животный инстинкт самосохранения.

Зачесался палец на руке — это "подарок" Некты проявился тонкой цепочкой волосинок-звеньев. Я потрогала паутинный рисунок.

Все мы хороши задним умом. Почему моя интуиция уснула, когда у дамской комнаты Петя заговорил о состязаниях? Какие ж это состязания? Это убивание себе подобных.

А коли отправились посмотреть на состязания, следовало сообразить, чем может кончиться дело, и раскапризничаться, потребовав вернуться наверх — пусть не в общество Мэла и под ледяные очи Снегурки, но вызвать такси и поехать в общежитие. Я же, бесхребетная размазня, наступила на старые грабли, разрешив великодушно: "Конечно, Петя, иди, поглазей на бой", и получила закономерный итог.

А могла бы лежать сейчас в мягкой постельке и вяло отбрыкиваться от Аффы, приставшей с расспросами о приеме. Вместо этого сижу в каком-то пыльном углу, подметая подолом шубки пол, а за дверью творится черт знает что, и неизвестно, выберусь ли невредимой из подвала и попаду ли домой.

И вообще, следовало отказаться от поездки в клуб еще на этапе уговоров. Если бы да кабы.

Никаких сил уже нет. В общагу хочу, спать хочу.

А Петя-то каков! Взял — и вышел на ринг. И ведь победил хвастливого Танкера Громобоя! А нечего было тому расхаживать как павлин, выпятив сто пятьдесят накаченных грудных мышц.

И все-таки Петя удивил. Не ожидала от него подобной прыти и стремления к победе, и наличие азарта не предполагала. Хотя, наверное, чемпион таков и есть. Мы с ним встречались редко и общались мало, поэтому я успела разглядеть в Пете лишь простодушие и искренность, иногда чересчур прямолинейную.

Выбрался ли он наверх? Цел и невредим или лежит, скрюченный deformi [18]deformi, деформи (перевод с новолат.) — деформация
? И где Мэл? Прикрывает Снегурочку от заклинаний как настоящий джентльмен или успел найти выход и везет невестушку домой, успевая обмахивать? Туда им и дорога. Не сомневаюсь, Мэл выберется из любой безвыходной ситуации.

Я прислушалась к звукам: вроде бы крики снаружи стали тише. Подожду немного и попробую выглянуть в зал.

Неожиданно дверь распахнулась, и в раздевалку вбежали несколько человек. Послышался противный скрежет металла, волочимого по полу. Трое мужчин ворочали шкафчики, в то время как четвертый, закрыв глаза, сидел, привалившись к стене.

— На-ва-лись! — скомандовал один из мужчин, и его товарищи накренили стойку из шкафчиков, забаррикадировав выход из помещения. С противоположной стороны по двери интенсивно долбили, отчего та ходила ходуном.

— Гниды! — пробурчал кудрявый и, сплюнув, выругался цветисто, а затем направился к уцелевшим шкафчикам и начал переодеваться, снимая театрализованный костюм воина прошлой эпохи.

Нужно забиться подальше, чтобы меня не заметили. Проснувшаяся интуиция кричала, что лучше не высовываться, потому что в глазах невидящих я была олицетворением зажравшегося висоратства. К тому же мужчины через каждое слово сыпали ругательствами, что указывало на крайнюю степень обозленности.

— С*ка, все-таки задел заточкой… Я тоже воткнул нехило гаду, чтоб на всю жизнь запомнил, на кого полез…

— Видел, как того козла подбросило к потолку? А ты говорил, не умею обращаться с палицей…

— Ломово, что у них небольшой запас. Быстро истощаются.

— Туже бинтуй… Осторожно! Не задень дефенсор…

— Без дефенсоров сразу бы каюкнулись. Сплясали бы канкан по заявкам.

— Плохо, что ничего не заработали. Я сегодня пустой.

— А мы поделили. Вышло по двести на нос.

— Зато кулаками почесали. Слышь, я все-таки проредил тому кренделю прикус. Достал он меня со своим золотым зубом!

— Видел. Гонору много, а умений — с воробьиную какашку. Сдулся после третьего заклинания.

— Как будем выбираться?

— Выйти не дадут, верняк.

— Может, обождать?

— Ждут у моря погоды. Нужно тикать, пока не нагрянул закон. У меня уже два привода.

— И как? Выйди да поклонись и подними лапки. И не забудь попросить, чтобы накормили парочкой заклинаний.

— Пошел ты!

— Хватит! — рявкнул чей-то голос, заставив спорящих замолчать. — Что-нибудь придумаем.

Я осторожно выглянула из своего угла. Кудрявый обматывал бинтом предплечье товарища, третий, лысый, с головой как бильярдный шар, переодевался, снимая доспехи гладиатора.

— Оппа, — сказал тот, кому бинтовали рану, — мы не одиноки в этой вселенной. Вылезай, дамочка, по-хорошему, и не вздумай ерепениться. Если пальцем шевельнешь — руки повыдергаю. Поняла?

Его друзья обернулись в ту сторону, куда смотрел говоривший, и я поняла, что мое пребывание в раздевалке перестало быть тайной. Еще бы — трусливое сопение разносилось, наверное, по всему помещению.

Выбравшись из угла, прижалась к стене.

Тип с перебинтованным плечом подскочил и толкнул меня в круг мужчин.

— Вынюхиваешь, змея? Как пролезла? Держи руки впереди!

Нельзя показывать свой страх. Я никого не трогала, и значит, за мной нет вины.

— Ничего не вынюхиваю! Сам такой!

Раненый замахнулся, но его кудрявый товарищ перехватил руку:

— Джем, мы не бьем женщин. Остынь.

— А если женщина кидает в тебя заклинание, тоже промолчишь? — выкрикнул Джем. По сравнению с прочими он выглядел гораздо моложе, почти мой ровесник. — Я бы им всем вырвал языки и не пожалел.

— Уймись, — сказал мужчина, сидевший у стены. На вид он оказался самым старшим, с заметной сединой и глубокими складками у рта.

— Видела, что паскуды творят? — Толкнул меня Джем к нему. — Убирай то, чем твои дружки накормили, и побыстрее, или оторву голову!

От силы толчка я упала на колени рядом с мужчиной.

— Джем! — осадил тот. — Не трогай её и не запугивай. Мы не изверги.

— Можешь снять симптомы? — присел на корточки лысый.

— Я… что у вас болит?

— Что у нас болит? — передразнил Джем. — Всего лишь нога отказала, и током ударило.

— П-помните, какого цвета были заклинания? — обратилась к мужчине.

— За идиотов нас держишь? — вскричал Джем, и я сжалась испуганно. — Об этом каждый ребенок знает! Фиолетовый обездвижил ногу, а от белого начались судороги. Я, что ли, учить тебя должен? А есть с ложки тебя не нужно учить? Излечивай немедленно!

— Успокойся, Джем, — сказал кудрявый. — Запугал девчонку хлеще дьявола.

— Фиолетовый — это nerve candi [21]nerve cand, нерве канди (перевод с новолат.) — нервосгусток
, - пояснила дрожащим голосом. — Онемение пройдет через несколько дней, в зависимости от размеров заклинания. Если обратиться в больницу, то симптомы устранят раньше. А белый… куда он попал?

Сидевший приложил ладонь чуть ниже правой ключицы, и в качестве иллюстрации его затрясло. Мышечный спазм длился несколько секунд, прежде чем мужчину отпустило.

— Это piloi candi [22]piloi candi, пилой канди (перевод с новолат.) — электрический сгусток
…

— Говори по-человечески и лечи! — потребовал Джем, и товарищи вытолкали его из круга.

— Концентрированный электрический заряд. Попадая в ткани, вызывает болезненные судорожные сокращения мышц, иногда с потерей сознания.

— Можешь убрать? — спросил лысый.

— Я не врач. Ему нужно в больницу, — пояснила, заикаясь.

— Что же ты можешь? — снова вклинился Джем. — Вилять задницей и бросать заклинаниями в спину?

— Я ни в кого не бросала!

— Лживая змеюка! — разъярился парень.

— Иди отсюда, — мужчины опять вытолкали его, а сидевшего скрутил повторный спазм. Плохо, что piloi candi [22]piloi candi, пилой канди (перевод с новолат.) — электрический сгусток
попал практически в грудную клетку. Электрические заряды постепенно растекутся по тканям и достанут до сердца.

— Джем… у меня дочь её возраста… — зашевелил одеревеневшим языком мужчина, когда приступ кончился. — Так нельзя…

— А у меня сестра, — возразил Джем. — И что с того? Не собираюсь сюсюкаться с висоратской дрянью!

— Что это? — посмотрел в ноги лысый. — Дым?

В воздухе отчетливо запахло горелым.

— Выкуривают, гады, — пробормотал Джем и посмотрел злобно на меня. — Твои гады подпалили!

— Она не причем, — сказал лысый. — И задохнется вместе с нами.

— Может, сказать им, что у нас висоратская девчонка? — предложил кудрявый.

— А они, добренькие и наивненькие, поверят и выпустят, — съязвил Джем. — Нам бесповоротная крышка. Трындец.

— Нужно попробовать, — настаивал кудрявый, и они протиснулись между шкафчиками, заклинившими дверь. — Эй! С нами висоратка!

То есть как задохнемся? Неужели нас заживо сожгут? Пятерых взрослых людей, у которых есть семьи, и каждый из которых строит планы и мечтает о чем-то.

Абсурд какой-то. Бесчеловечная чушь и неправда.

А вдруг это иллюзия? Если так, то она получилась правдоподобной, как и асфиксия, которая наступит, когда иллюзорный дым заполнит легкие. Как быстро закончится действие задымляющего заклинания: раньше, чем мы умрем, или позже?

Серые патлы расползались по раздевалке — настоящие или нет? Если усердно раздумывать, недолго и задохнуться, а проверять реалистичность дыма как-то не хотелось.

Пробравшись между поваленными шкафчиками, я потеснила Джема и кудрявого, заколотив по двери:

— Эй! Здесь люди! Мы же сгорим! — крикнула и закашлялась. Через щели текла дымная река. — Кто-нибудь слышит?

— Иди отсюда, дамочка, — оттолкнул меня Джем, тоже кашляя и потирая слезящиеся глаза. — Можешь распаковывать чемоданы. Будем жарить крылышки вместе. Никакого толку от тебя нет.

Он прав. От меня никакой пользы. Ничего не могу — ни дождевую завесу создать, ни паршивенькую октаграмму нарисовать и посмотреть, что творится в зале, ни послать Мэлу маячок о своем нежданном заточении.

Помещение заполнялось дымом, и сидящему дяденьке помогли подняться, чтобы он не задохнулся.

— Уйдем по вентиляции, — показал лысый на серебристый круг с мелкой сеткой под потолком.

— Там узко. Застрянем, — заявил авторитетно кудрявый.

— Жить захочешь — пролезешь. Помогайте!

Втроем мужчины двигали стойки со шкафчиками и наваливали друг на друга, громоздя пирамиду, и я прониклась невольным уважением к невидящим. Чтобы ворочать сварными металлическими махинами, требовалась большая силища.

— Клади устойчивей! — кричал лысый.

Я без конца кашляла, уткнувшись в мех. Глаза слезились. Дяденька рядом со мной оперся о стену, стоя на здоровой ноге. Периодически его били судороги: хорошо, что кратковременные, поскольку длительные спазматические сокращения мышц чреваты тяжелыми последствиями. В учебнике по нематериальной висорике также упоминалось, что в некоторых случаях электрические заряды самозатухали в тканях. Вот было бы прекрасно!

Кудрявый ловко забрался по импровизированной баррикаде и начал возиться с решеткой.

— Давай быстрее! — крикнул Джем, кашляя. — Сдохнем скоро!

— Погоди, тут не за что зацепиться.

Происходящее показалось мне вдруг полной нелепостью, спланированным и хорошо инсценированным спектаклем, целью которого стояло мое разоблачение. Сейчас дым исчезнет, кудрявый подойдет к двери и откроет ее, впустив в раздевалку толпу зрителей. "Достаточно!" — скажет Джем, спрыгивая с пирамиды из шкафчиков. — "Ты не прошла испытание. Ты — не висоратка!". "Лгунья!" — добавит лысый. — "Я поставил на тебя тысячу висоров и проиграл".

Я с подозрением взглянула на актеров, выискивая проколы в их поведении, но внимание мужчин сосредоточилось на вентиляционной решетке, а не на мне, неземной красавице с дрессированными бабочками на платье, и никто не собирался ловить обманщицу с поличным. Уф, наверное, углекислый газ подействовал на голову, выудив из закоулков памяти застарелые страхи.

Кудрявый рывком дернул на себя сетчатый круг и отшвырнул в сторону.

— Достаточно широко, — сказал, подтянувшись на руках и заглянув в открывшийся проем. — Разве что задница Пепла застрянет, поэтому он полезет последним.

Невидящие рассмеялись, перемежая смех с кашлем.

— Чем тебе моя задница не угодила? — проворчал лысый, залезая наверх. — Дай глянуть.

— Михалыч пойдет первым, — Джем показал на мужчину с парализованной ногой. — За ним остальные.

— И девочку возьмем, — сказал Михалыч.

— Нет уж, — отрезал парень. — Пусть сама выбирается. Станет невидимой и пройдет через стену.

— Таких заклинаний не существует, — пробормотала я, кашляя.

В конце концов, мне рано помирать, я еще до мамы не добралась и на балконе не постояла, а значит, выкарабкаюсь. И ни в какую вентиляцию не полезу. Пусть в фильмах супергерои ползают по злачным местам и совершают подвиги, шевельнув мизинчиком, а здесь реальность, пусть и слегка задымленная.

Да и не достану до вентиляции. Не допрыгну и не дотянусь, поскольку руки слабые.

— Я пойду последним, — заключил Михалыч.

— Идите сейчас, пожалуйста, — попросила его. — Не волнуйтесь, я выберусь. Всё будет хорошо.

— Куда ж ты выберешься, деточка? Прямиком в рай? — погладил он меня по голове и пожурил шутливо: — Слушайся батьку, не то ремня всыплю.

Я поняла, что без меня Михалыч не сдвинется с места.

Джем подтянулся на руках и исчез в вентиляционном проеме. Лысый обернулся:

— Не передумал, Михалыч?

— Я ж застопорю, — ответил тот, и в подтверждение слов мужчину снова скрутил спазм. По-моему, у Михалыча заскрипели зубы, сжатые судорогой.

— Пойдемте, — потянула его, когда приступ закончился.

Беспрерывно кашляя, мы полезли наверх по баррикаде из шкафчиков, и кудрявый помогал Михалычу взобраться. К этому времени дым заполнил помещение. Он весьма реалистично драл горло, вытесняя кислород из легких.

— Быстрее, — поторопил Пепел и исчез в вентиляционной шахте. Следом кудрявый подтянулся на руках и пропал в черном проеме.

— Забирайся ко мне на плечи, — велел Михалыч, наклоняясь и подставляя спину.

— Я же… Может, разуться? — спросила, кашляя.

— Залезай как есть, и почаще задерживай дыхание.

Я набросила ремешок сумочки на шею, неуклюже уселась к мужчине на плечи, и он медленно разогнулся, пошатываясь.

— Теперь вставай ногами и опирайся о стену. Не бойся, я удержу.

Михалыч действительно удержал, хотя меня болтало из стороны в сторону с риском навернуться вниз с пирамиды шкафчиков. Отвратительная координация движений у неспортивной поганки! Акробатические трюки — определенно не моя стихия. На мужчину накатила очередная судорога, и он вцепился в мои щиколотки. Хорошо, что я не сняла сапоги, не то было бы гораздо больнее.

Кое-как восстановив равновесие, я оказалась по пояс перед вентиляционным проемом. Черный провал выглядел пугающе.

— Залезай и сразу головой налево, — прохрипел Михалыч и закашлял.

Решившись, я завалилась в проем и заползла в шахту — крайне неловко и неуклюже. Наверное, мои ноги в чулках то и дело оголялись перед мужчиной, но и мне, и ему было не до стыдливого смущения. Вентиляционный туннель оказался темным, квадратным и узким, поэтому не представлялось никакой возможности развернуться и помочь Михалычу забраться.

В шахте дым быстро протягивался, и дышалось гораздо легче. Пахло металлом и потревоженной пылью. Наверное, проползшие ранее мужчины собрали со стенок всю грязь и паутину. Уж если я пригибала голову, представляю, каково пришлось им протискиваться вперед при немалой мускулатуре.

Заныли ладони. Я подула на ссадины, заработанные в попытках удержать равновесие, стоя на плечах Михалыча.

Пришлось подождать, прежде чем мужчина забрался следом. Меня начало раздирать волнение из-за его долгого отсутствия, но неожиданно туннель вздрогнул, сзади закряхтели и закашляли, и я обрадовалась Михалычу как самому дорогому человеку на свете.

И мы поползли вперед. Наверное, чулки ободрались на стыках тысячу раз, не меньше, и дырки тут же затягивались чудесным образом. Приходилось часто останавливаться, когда Михалыча било в очередной судороге, и стенки туннеля мелко вибрировали.

Нам повезло, что шахта была расположена горизонтально и имела небольшой уклон вверх, практически незаметный. Местами вентиляционные туннели пересекались, и тогда я на ощупь проверяла, в какую сторону ползти. Если на пальцах не ощущались частички пыли, значит, недавно здесь прошли товарищи Михалыча.

В тесном ограниченном пространстве меня поначалу одолела фобия. Казалось, будто шахта висит в пустоте на немыслимой высоте и в любой момент может рухнуть, не выдержав нашего веса. Михалыч успокоил, заверив, что вентиляция проложена в кабель-канале, а стенки туннеля "гуляют" из-за незначительной упругости металла, из которого они изготовлены.

Шахты опоясывали различные помещения клуба, вытягивая спертый и потный воздух из залов. Свет, проникающий через сетчатые решетки вентиляции, разбавлял кромешную темноту туннеля. Я даже придумала такую эстафету: сначала доползти до красного пятна, затем добраться до зеленого, следом — до желтого.

Как ни странно, от раздевалки вентиляционная шахта повернула направо, и мне не довелось посмотреть, что стало с клубным подвалом, как не удалось увидеть Мэла и Петю. Зато туннель пролегал мимо прокуренных туалетов, и я едва удержалась, чтобы не раскашляться. Мы проползли, наверное, больше десятка залов, в которых публика предавалась танцевально-развлекательному экстазу, и никто из гостей не подозревал, что внизу случился апокалипсис местного масштаба.

Мне начало казаться, что шахта никогда не кончится, и что мы застряли в вентиляции, став вечными пленниками клуба. Новые посетители будут приходить в "Вулкано" и слушать завывания в стенах, а им будут объяснять, что это красивая легенда о пятерке авантюристов, не сумевших совершить побег из подвальных катакомб и умерших где-то посередине пути.

Постепенно в туннеле стало свободнее, наверное, он расширился, а затем мы с Михалычем догнали его товарищей, успевших уползти вперед. Они тихо переругивались.

Как утверждал Пепел, вскоре несколько шахт должны были объединиться в одну, которая привела бы к вентиляторам, поэтому следовало выбираться из туннеля раньше, то есть спрыгнуть с подножки поезда на полустанке, пока нас не намотало на лопасти громадных механизмов. А то, что до них недалеко, не подлежало сомнению, поскольку ощутимо тянуло, и появился гул.

Я передавала Михалычу слова спорящих, а он молча слушал. Его измотали бесконечные приступы, длительность которых увеличилась, а интервалы между ними сокращались. Вот бы помочь ему! Но как? Нужно везти Михалыча в больницу.

Наконец, процессия отправилась дальше, и вскоре я доползла до перекрестия нескольких туннелей. Теперь дуло прилично, помогая продвигаться вперед, а гул усилился.

— Дальше нельзя! — закричал кто-то, наверное, Джем. — Нас затянет!

— Здесь воздушный карман, в нем должен быть дубль-люк! — крикнул Пепел.

Послышался глухой стук.

— Ещё! — крикнули впереди. — Надави!

До меня долетел свежий порыв, принеся запах выхлопных газов и шум города.

Обалдеть. Кому расскажешь — не поверят. Сижу в вентиляции в компании четырех мужчин, а на улице глубокая ночь или раннее утро. Ничего необычного, всё в порядке вещей, словно мне не впервой выбираться из развлекательных мест экстравагантными способами.

— Метра два-три! — послышалось впереди. — Лестницы нет!

Шахта еле слышно содрогалась. Я насчитала три толчка и осторожно поползла вперед. Глазам открылось расширение в туннеле, наверное, воздушный карман, о котором упоминал лысый, и квадратная дыра сбоку, через которую задувал морозный воздух, и виднелись белесые облака на темном небе. После тесной шахты у меня закружилась голова от открытого пространства.

— Прыгай! — крикнули внизу.

Одинокий фонарь на углу, длинные тени, какие-то строения, баки у стены и мужчина, тянущий руки вверх. Мамочки, да ведь я разобьюсь!

Вдалеке завопили сирены.

— Прыгай, говорю! — потребовал кудрявый. — Не бойся, удержу. И не хватайся за края, а то руки оторвешь!

Свесив ноги, я зажмурилась и соскользнула вниз с тонким писком, упав на импровизированный мат, то есть на кудрявого.

— Чуть башку из-за тебя не проломил, — пробурчал он, поднимаясь и помогая мне встать. — Маленькая, а тяжеленная. Зато ножки — ничего, и чулочки тоже.

А я не смутилась и не покраснела из-за задравшегося при падении платья, потому что слишком устала.

— Спасибо вам, — поблагодарила кудрявого.

— Не за что. Сейчас Михалыча спустим и тикаем к проспекту.

Мужчина, замыкающий вояж по клубной вентиляции, рухнул как подкошенный. Его опять била судорога.

— Михалыч, ты как? Ноги-руки целы? — ощупал его кудрявый.

— Вроде бы, — выдавил тот.

— Не нравится он мне, — сказал кудрявый тихо. — С него пот льет ручьями, и лихорадит. В любой момент язык откусит. Пошли, поймаем машину.

— А остальные? — поглядела я по сторонам. Кроме нас троих, в проулке никого не было.

— Двинули кто куда, и нам нужно поторапливаться. Слышишь, соловьи заливаются?

Действительно, шум города разбавился визгливым многоголосием сирен.

Кудрявый подхватил Михалыча и потащил по темному проулку, а я шагала рядом и беспрестанно оглядывалась, не в силах поверить, что выбралась на поверхность, что иду по твердой земле и дышу почти свежим столичным воздухом. Мне казалось, мы затерялись в нереальном, неправильном мире без правил и законов, и за поворотом нас ждало возвращение в задымленную раздевалку в подвале. Путанице в голове способствовало то, что путь пролегал вдоль глухой стены здания, абсолютно непохожего на "Вулкано". С фасада клуб потрясал воображение фееричностью красок и необычностью форм, а сейчас по левую руку от нас тянулось темное высотное строение.

Однако морозец был самый, что ни на есть, реальный. Чтобы не озябнуть, я натянула перчатки и капюшон. Наверное, шубка из кролика после путешествия по вентиляционным туннелям стала шубкой из крота, жившего в угле.

— Где мы? — спросила у кудрявого.

— На задворках, — сплюнул он и выругался. — Чертов ср*ный клуб! С*ки, чуть заживо не сожгли!

Только сейчас, когда извилины продулись на ночном морозце, я осознала масштабы нечеловеческой злобы, из-за которой едва не погибли пять человек, и я в том числе. Вот так запросто — создать задымление, пусть иллюзорное, и, похохатывая, выкуривать слепых, словно они не люди, а какие-нибудь крысы или тараканы.

— Михалыч, в больницу? — спросил кудрявый.

— Н-нет, — засипел тот. — Д-домой.

— Какое "домой"? Не ровен час, отдашь концы.

— Д-домой! — задергался мужчина.

— Ладно, как скажешь. С одной стороны, хорошо бы в больницу, с другой стороны, там уже ждут, голубчики.

— Михалыча нужно показать врачу, — потребовала я. — Сами видите, что он плохой.

— Мало висоратских носов он сегодня оприходовал, да? — ответил кудрявый. — У нас свои врачи есть, не хуже. А если надумает помереть, то уж лучше дома, нежели семью заставят выплачивать компенсации на лечение висоратских морд, поняла?

— Поняла.

Может, Михалыч и Петин нос сломал или вывихнул челюсть Мэлу?

Мы вывернули из проулка и попали в освещенную теплую зону. Кудрявый прислонил Михалыча к стене здания и бросился ловить машину.

А у меня как назло нет телефона. Узнать бы, что сталось с Петей, и не пострадал ли Мэл.

Отвратительно широкий проспект.

Как же я устала!

У обочины остановилось знакомое клоунское такси с малиновыми ромбиками по бокам. "Десять и два сверху".

— Деньги есть? — бросился ко мне кудрявый. — У меня ни капли бабла, не успел заработать.

— У меня двести висоров, — я поспешно достала бумажки.

— Сотенку пока придержи, а вторую давай, — сказал кудрявый. Подхватив Михалыча, он поволок его к машине и завалил на заднее сиденье. — Садись с ним, только за руку не бери. Сожмет и пальцы переломает, — объяснил и занял место рядом с водителем. — Нам на Спичечную и… куда? — повернулся назад.

— На Институтскую, — добавила я торопливо, охваченная радостью. Дом, милый дом, я еду к тебе!

— За двести в один адрес, — объявил водитель ночной тариф.

— Как за двести? — подкинулся кудрявый.

— Почему за двести?! — воскликнула я одновременно с ним.

За двести висоров пешком дойду до общаги, если не заблужусь по пути. А нужно еще Михалыча доставить домой.

— Ты сказал, что за сто развезешь, — напомнил кудрявый.

— За сто — одного пассажира и в один конец. А чтобы кататься по городу, гони пятисотку.

— Ну, ты жук! — огрызнулся кудрявый. — Какая тебе разница, одного везти или троих?

— Не нравится, проваливай, — парировал агрессивно водитель. — И девку с дедом забирай, у меня полно клиентов.

— Ладно, ладно, — сказал примирительно кудрявый и обернулся ко мне: — Давай еще сотню.

Я протянула вторую бумажку.

— Поедем на Спичечную, а там уж разберемся, что делать, ладно?

На Спичечную, так на Спичечную, всё равно некуда деваться.

— Тебя как зовут? — обернулся кудрявый, когда машина тронулась.

— Эва, — ответила, зевнув.

— А я Кирилл. Будем знакомы.

Пора бы уж познакомиться, когда прошли вместе через дым и вентиляционные трубы.

Навстречу такси проносились вереницы машин скорой помощи и черные тонированные машины с мигалками, наверное, из Департамента правопорядка или первачей. Михалыча лихорадило беспрерывно, и он сдавленно стонал. Видимо, боль была невыносимой, коли сильный крепкий мужчина не смог сдержать голос.

У любой усталости есть предел.

Мой предел — это крутой обрыв перед бездонной пропастью. Нет, это стена без конца и края, в которую упираешься носом, а ноги бессильно разъезжаются в разные стороны.

В такси меня разморило, и я задремала.

Мне снился нескончаемый длинный-предлинный день, который начался утренними сборами и проводами на прием, продолжился великолепным представлением в амфитеатре Дома правительства, знакомством с премьер-министром, встречей с отцом и мачехой и сбившей с ног новостью о том, что Мэл несвободен. Автомобиль ехал, и сон наматывался на колеса, завершившись несостоявшимся убийством в клубе, уединением с Мэлом в убогой комнатушке и побоищем во время нелегальных боев.

Как много событий для маленькой крыски! Столько потрясений и стрессов, от которых любая голова опухнет, сойдя с легкостью с ума!

Смутно запомнила, что машина остановилась в заснеженном квартале, и кудрявый тащил Михалыча по тротуару, а того, с обескровленными губами, трясло в судорогах. Я шла следом и спала на ходу, отмечая мимоходом ущербные ступени лестницы, разрисованные стены, мусор по углам.

Кирилл стучал в зеленую дверь с аккуратными цифрами "1" и "5", выведенными краской.

Какие-то женщины охали, суетились, всхлипывали. Плакал младенец, сохли пеленки, отчего на кухне была влажность.

— Его нужно в ванну, — сказала я вдруг. — Есть ванна?

— Ванна? — переспросил Кирилл. — А ты-то откуда знаешь?

— Мы в интернате так делали.

Я вспомнила: после неудачных попыток создания piloi candi [22]piloi candi, пилой канди (перевод с новолат.) — электрический сгусток
мальчишки целыми днями отмокали в местном пруду. Вода облегчала мышечные судороги, снимая боль. Хоть убей, а не пойму, почему помогало.

В теплой воде Михалычу действительно полегчало, и он задремал.

— Кушать будете? — спросила его жена, утирая глаза платком.

— Не до того. Поспать бы, — махнул рукой Кирилл, и я согласилась с ним.

Нам выделили скрипучий диван в комнате, и Кирилл, стянув разве что толстовку, рухнул одетым и тут же захрапел.

Я тоже сняла шубку и сапожки, и, прислонившись спиной к спине кудрявого, провалилась в беспробудный сон.

Сновидения навалились отголосками пережитых моментов. Меня болтало и ворочало. Я разговаривала с непонятными размытыми тенями, ругалась, просила, требовала. Продиралась через фейерверки вспышек, кружилась, прыгала, куда-то ползла.

Пробуждение тянулось и тянулось, пока глаза не раскрылись, уставившись бессмысленно на солнечный зайчик на потолке.

Оказалось, во сне я перекатилась к батарее, которая жарила изо всех своих чугунных сил. Кирилла уже не было, зато около дивана стоял малыш в трусиках и маечке и сосал пальчик, сосредоточенно уставившись на меня.

— Привет! — улыбнулась ему, но ребенок не отреагировал и ушлепал босиком на кухню, где гремела посуда, и тянулись аппетитные запахи.

Ну вот, напугала дитятку. Наверное, выгляжу как баба Яга из сказки — растрепанная, с потеками туши после слезолития в дыму, а во рту поганое ощущение. Хотя Кирилл не сказал ночью ни слова о моем непрезентабельном внешнем виде, но ведь в суматохе он мог и не заметить.

Комнатка напоминала мою швабровку размерами и куцостью обстановки. Вскочив с дивана, я охнула, с трудом разогнув ноги в коленях. Определенно, долгие километры ползком к свободе не обошлись без отекших суставов и синяков. Руки тоже не могли похвастать чистотой, как и идеальные некогда ногти, под которыми успела набраться грязь. На ладонях остались ссадины от цепляния за шершавую стену раздевалки.

Кое-как надев сапожки, я повертелась, оглядывая себя и оценивая потери в облике. Внешне платье выглядело так, будто минуту назад было куплено в магазинчике Лили. Бабочки послушно вспархивали и прикреплялись к подолу, а чулки сияли нетронутостью чудо-капрона. Зато шубка, брошенная в изголовье дивана, превратилась в продольного черного полосатика. Жалко её, но убиваться не буду. Лучше быть живой и в испорченной шубке, чем задохнуться в дыму, и тогда никакие радости жизни уже не понадобятся. У меня будет десяток шубок, дайте только добраться до общежития!

В трех шагах от кухни попался трельяж в коридоре. Придирчивый осмотр выявил коричневые следы на шее, то есть попросту засосы, уцелевшие клипсы в обоих ушах (вот чудеса!), а также уникальную стойкость косметики, наложенной Вивой. Даже на губах сохранилась помада, правда, поблекшая. Отличный результат, если не считать того, что я заволновалась: как удалять сверхстойкий макияж стилистки? А может, не стоит избавляться от него? Это же воплощенная мечта любой женщины — красивое лицо на год или на два. Или навечно! И прическа в целом сохранилась. Слегка растрепалась, но легкая небрежность в укладке волос неплохо смотрится. Да я конфетка хоть куда! Могу прямо сейчас отправиться во второй забег по приемам и клубам.

Нет уж, — присела на краешек тумбочки. Хорошего помаленьку, иначе быстро наступает передозировка, опасная для здоровья.

На тесной кухне, заставленной баночками, кастрюльками, посудой и прочей кухонной утварью, полная черноволосая женщина крутилась у плиты, жаря сразу на трех сковородках оладьи, а за столом сидели Кирилл и светловолосый мужчина и хватали горячие лепешки с пылу с жару.

Незнакомец оказался зятем Михалыча, вернувшимся с ночной смены, с красивым именем Иван. Босоногий малышок был старшим внуком Михалыча, а младшей внучке Тасеньке едва минуло три месяца.

Очевидно, Кирилл успел рассказать историю нашего знакомства, потому что вопросов мне не задавали, разве что зеленоглазая дочка Михалыча, такая же статная как её мать, посматривала на меня сердито, пока сыночек играл с иллюзорными бабочками.

— Что с Михалычем? — спросила я Кирилла.

— Лучше. Сейчас спит. Если хочешь, сходи, умойся.

— Ему же нельзя из ванны! — воскликнула я. — Как минимум сутки или дольше.

— Не волнуйтесь, — сказала жена Михалыча. — Приходил врач, снял обострение.

— Правда? — переспросила я подозрительно у Кирилла.

— Правда. Пока ты дрыхла, приходил, посмотрел, послушал и прописал, что нужно.

Что же за врач такой, который прибыл по срочному вызову и устранил симптомы заклинания за короткое время? — поглядела недоверчиво на Кирилла. Если, конечно, не Севолод Мелёшин, услуги которого стоят баснословные деньги, — хмыкнула скептически.

В ванной, такой же затрапезной, как и прочие помещения обиталища Михалыча, я привела себя в относительный порядок. Руки жутко щипало от мыла. Что поделать, не висораты мы, чтобы заживлять раны на глазах. Зато "колечко" Некты, успокоившееся вместе со мной, опять ушло под кожу.

В целом хозяева отнеслись ко мне приветливо, но настороженно, хотя и со сдержанным любопытством. Наверняка не каждый день у них в гостях бывали роскошные светские красавицы с журнальных обложек и ели запросто оладьи со сметаной, не морща брезгливо нос при виде неприбранной кухни. А возможно, хозяева ожидали, что я продемонстрирую чудеса висоратских умений, ведь для слепых мало-мальское заклинание сродни волшебству. Что ж, придется их разочаровать, пусть даже покажусь высокомерной.

Жена Михалыча предложила позвонить, если таковое требовалось, но в моей памяти не отложилось ни одного телефонного номера. Достижения прогресса плохи тем, что мы надеемся на них, а в ответственный момент приходится надеяться на себя. Как приеду в общежитие, первым делом выучу номера телефонов Аффы, Стопятнадцатого, Альрика и… всё, пожалуй, — поклялась себе.

Зять Михалыча вызвался развезти нас с Кириллом по домам. Актуально, если учесть, что денег у меня не осталось. Катерина — женушка Ивана и дочка Михалыча — настояла, чтобы мужчины сначала подбросили меня к институту, а затем уже разбирались с доставкой Кирилла. Только выйдя на улицу, я поняла причину ее антипатии. Молодая женщина видела во мне разлучницу, искушающую благочестивых мужей, и решила хотя бы таким образом поскорее избавить супруга от соблазна. Ну и ну! А ведь мужчины не дали повода думать, что моя неземная красота покорила их сердца. Ну, Иван-то, понятно, — семьянин при двух детях и жене, а в глазах того же Кирилла я была висораткой, недосягаемой как звезда на небе, знакомство с которой грозило проблемами и неприятностями.

Иван, узнав о маршруте, предложил ехать окраинами. Я заметила, что он, собираясь, пошептался с женой и снял с шеи амулет.

— Иван! — сказала, возможно, громко, потому что его жена, качая на руках младенца, вздрогнула испуганно, а он втянул голову в плечи. — Иван, не снимайте дефенсор. Я никому не расскажу, обещаю. И о Михалыче не скажу, и о Джеме, и о Кирилле, — посмотрела на кудрявого, и он понимающе ухмыльнулся. — И не подам жалобу ни первачам, ни дэпам, - при этих словах Кирилл сделал удивленное лицо, мол, надо же, какой жаргон знает висоратка из высшего общества. — Да и на что жаловаться? Михалыч и Кирилл спасли мне жизнь, а это самое главное. Так что считайте, мы с вами не встречались, но за оладушки большое спасибо, очень вкусные.

Мужчины сели впереди, а в мое владение отдали заднее сиденье машины: лежи — не хочу.

Хорошо, что Иван придумал ехать окраинами. Заснеженные малолюдные улицы и сугробы на обочинах настроили меня на умиротворяющий размышленческий лад. Время близилось к обеду, и я успела пропустить две консультации — по теории снадобий и по матмоделированию процессов. Наверное, Аффа испереживалась из-за моего отсутствия. Интересно, где сейчас Петя? Как исполнительный отличник явился ранним утром в институт или продолжил ночное знакомство с девицей из лимузина и транжирит выигрыш, застряв до утра в клубе? Почему бы и нет? Висораты выплеснули зашкаливающий адреналин, подкоптили слепых и вернулись к прерванным развлечениям.

Я скривилась. Мог ли Петя принять участие в поджоге раздевалки? Ведь в клубном подвале он неприязненно отнесся к невидящим, а если когда-нибудь узнает обо мне правду, то выскажется гораздо резче и прямолинейнее.

Где провел ночь Мэл? Отвез слабонервную невестушку домой и успокаивал, оберегая от обморока, или помчался к родителю, чтобы поведать из первых уст о произошедшем в подвале "Вулкано"?

Похоже, машина Ивана увидела свет задолго до гражданской войны. Она фыркала, дергалась и глохла на перекрестках, но, тем не менее, героически доползла до ограды института.

Родные края, отчизна моя! — пело сердце в нетерпении, готовое обнять куряг, дымящих у калитки. А еще пробегусь по парку и вспугну ворон, облепивших черные вязы, и оседлаю первого приглянувшегося ангела на аллее!

Иван припарковался поодаль от стоянки. Кряхтя, я выбралась наружу на несгибающихся ногах, Кирилл тоже вылез.

— Громко не хлопай! — крикнул Иван.

— Поздно, — ответил Кирилл, успев бахнуть дверцей. — Значит, здесь учишься? — кивнул он на здание института.

— Вроде того. Хотя толку немного.

— Много-немного, а ты спасла жизнь Михалычу.

— Вот еще! Это ты и Михалыч спасли меня и не бросили! — воскликнула с жаром. — Если бы не вы, я бы…я бы…

— Ладно, не распускай нюни, — испугался Кирилл, решив, что сейчас разревусь.

Будто чувствовал, что собираюсь пустить слезу. Наконец-то я дома! В трех шагах от общаги! Приду, завалюсь на кровать и буду отсыпаться до следующего экзамена, а там хоть трава не расти — после пережитых стрессов пересдачи не страшны, и плевать на пожелание премьер-министра о скором завершении сессии.

Вот это да! Неужели мне целовал руку сам премьер-министр?! — чуть не села в сугроб, позабыв о попутчиках. Неужели сам Рубля пригласил меня на праздничный обед? Кстати, я ведь собиралась бежать из столицы.

— Эй, с тобой всё в порядке? — спросил Кирилл, встревоженный моим ошалевшим взглядом, уставившимся в одну точку.

— Нормально, — успокоила его, вернувшись в действительность. — Ударилась головой в вентиляции и шишку набила.

Кирилл рассмеялся. На прощание он пожал руку — крепко, по-мужски, и я улыбнулась ему как хорошему другу.

— Вернешься в "Вулкано"? — спросила у него.

Кирилл покачал головой:

— Наверное, нет. Ну, ладно, бывай.

Возможно, мы с ним больше не увидимся, как с Михалычем, Джемом, Пеплом и с Иваном и его семьей. Хотя я ничем не отличаюсь от них, всё же пути, сведшие нас этой ночью в "Вулкано", разойдутся сегодня в разные стороны.

Из-за поворота вынырнула черная спортивная машина и проехала мимо со страшным визгом тормозов. Ее развернуло на дороге и занесло на обочину. Дверца автомобиля открылась, и из него вылез… Мэл! В надетой наспех куртке, бледный, взъерошенный.

Боже мой!

Я попятилась. Мэл был страшен. Он приближался, и в его глазах полыхали зеленые огни, а кулаки сжимались и разжимались.

— Кто это? — спросил Кирилл. — Это твой, что ли? Может, ему объяснить?

— Ой, не надо, — залепетала я, пятясь мелкими шажками к калитке. — Уезжайте, пожалуйста, пока он никого не убил.

Кирилл хмыкнул:

— Справишься?

Подойдя, Мэл одарил его сверкнувшей зеленью в глазах. Он явно разрывался между тем, чтобы наброситься на Кирилла и ринуться за мной, но мгновенно определился с приоритетами.

— А ну, иди сюда, — зашипел, потянувшись через капот соседней машины, и ухватил меня за рукав.

Сердце зашлось от страха. Вырвавшись, я засеменила вдоль ряда автомобилей к калитке, позабыв о ноющих коленках. Мэл не отставал.

Ой, мамочки! Сейчас воплотится моя самая страшная фантазия: Мэл, в каждой руке которого пылает разрушительное заклинание, а позади тянутся институтские руины.

Пробежав половину аллеи, я обернулась — Мэл следовал за мной. Метнувшись на крыльцо и позабыв о возможных звонках и воздушных волнах, ворвалась в холл. В любое другое время я порадовалась бы возвращению в обитель знаний и расцеловала мордашку Монтеморта, послав воздушный поцелуй святому Списуилу, но сейчас мне было не до сантиментов.

Где спрятаться от Мэла? В архиве? На чердаке? У Стопятнадцатого в деканате? У профессора?

Пока я в панике кружила под люстрой, Мэл вошел в холл и направился ко мне, точно лайнер, рассекающий океанские просторы. Перед ним расступались и с опаской смотрели вслед, девчонки тянули шеи и взволнованно переговаривались. Сегодня Мэл напугал добрую треть института, а уж я-то как перетрусила!

Не придумав ничего лучше, бросилась в северный коридор и взбежала на третий этаж, кинувшись в женский туалет. Мэл меня не найдет, а если отыщет, то не посмеет сюда зайти — здесь нейтральная территория.

Посмел. Зашел.

Хлопнул дверью так, что осыпалась побелка с потолка, и закачались плафоны. Первокурсницы, прихорашивавшиеся у зеркала, выскользнули из туалета дрожащими бледными тенями.

Я отступала к окну, а Мэл подходил и по ходу открывал кабинки — одну за другой. Двинет кулаком по очередной дверце, та долбанет с силой о стенку, а Мэл идет дальше, заставляя меня вздрагивать всем телом и едва ли не подпрыгивать.

Вот и захлопнулась ловушка — за спиной подоконник. Все-таки стоило бежать к Стопятнадцатому.

Мэл подошел совсем близко, и я отклонилась к окну, сжавшись. Боюсь, боюсь!

Кипящая зелень в радужках обжигала на расстоянии. Сумасшедший, неуправляемый…

Он сжал мой подбородок рукой, лишая возможности кричать и звать на помощь, и всматривался в глаза несколько долгих секунд, а затем вдруг обнял крепко, прижав к себе. Сдавил так, что хрустнули ребра, и уткнулся носом в мои волосы, бормоча:

— Эва… Жива… Жива…