Хелен стояла на четвереньках. Колени болели. От золотых звездочек на полу рябило в глазах. Она посмотрела на электронные часы, которые болтались на веревочке, привязанные к ручке буфета. Четыре часа утра. Затылок Хелен был весь мокрый от пота. Она приподняла волосы, и пальцы запутались во влажных прядях. Что и говорить — пол на кухне не лучшее место для времяпрепровождения в четыре часа утра.

Хелен села на корточки и осмотрела отпечатки своих коленей, оставшиеся на линолеуме. Она работала здесь с двенадцати часов ночи — надо было закончить выкройки детских костюмчиков для инсценировки на церковном Рождественском празднике. Мисс Пейн не отставала от преподобного Джереми Карта до тех пор, пока тот наконец не согласился установить витраж до Нового года. Конечно, уверенности в том, что инсценировка состоится, не было. Но костюмчики она все же готовит — белые, облегающие, из набивного ситца, от горла до низа усеянные сияющими звездами и блестками. Они будут разных размеров и подойдут любому ребенку. И даже если представление не состоится, у Кэти Пру останется полный гардероб, чтобы сыграть ведьму, волшебницу или принцессу. Хелен подняла один наряд и расправила перед собой. На пол посыпались золотые звездочки, и вдруг зазвонил телефон. У нее екнуло сердце. Дрожащими руками она взяла трубку радиотелефона.

— Я знал, что ты не спишь.

— Тимбрук, напугал меня чуть ли не до смерти. Ты просто скотина.

Он засмеялся ей в ухо низким рокочущим смехом.

— В такой ранний час ничего другого я от тебя и не ожидал услышать. А позвонил потому, что весь мой прежний опыт общения с тобой подсказывает: сна у тебя сейчас ни в одном глазу.

Хелен подтащила к себе высокую кухонную табуретку и взобралась на нее.

— Легла-то я как раз сегодня рано, изо всех сил пыталась заснуть — ведь последние несколько ночей спала очень мало. Но стоит мне закрыть глаза, как сразу вижу шоссе, погнутые велосипедные колеса… С тех пор, как умерла моя мать, такое происходит со мной в первый раз.

— Но твоя мама умерла, кажется, от пневмонии? И она была уже немолодой женщиной. Это совсем не та смерть, что сейчас.

— Не та… — Хелен сжала пальцами виски. — А ты, я так понимаю, переносишь все спокойно?

Голос в трубке был похож на шуршание наждачной бумаги. Сейчас Тимбрук потирает подбородок. Хелен видела этот жест бессчетное число раз.

— Действительно, я воспринимаю случившееся вполне спокойно. Ты считаешь меня бессердечным? Зря. Это, конечно, ужасно, это все шокирует — а как же иначе? — но меня события тронули даже гораздо меньше, чем я ожидал. — Он сделал паузу. — Сегодня меня навестила полиция.

— В полдень они были у Гейл, как раз, когда я играла с Кэти Пру. А завтра собираются говорить со мной. Ну, и как у тебя прошло?

— Не знаю. Во всяком случае, пока, как видишь, на свободе. Они интересуются любовниками Лизы.

— Но у Лизы не было никаких любовников! Поэтому она так дотошно расспрашивала меня, хотя старалась, чтобы это выглядело совершенно невинно. Обычно наши разговоры проходили за чаем, но я-то знала: она жаждет деталей. Ну, понимаешь, того, чем может поделиться старшая сестра или подвыпившая мамаша.

— Ну, а ты как?

— А я не видела в этом ничего плохого. И кроме того, что уж такого особенного я ей рассказывала? Так, чтобы немного разогреть ее воображение перед сном.

— И называла какие-нибудь имена?

Хелен выпрямилась на своем табурете.

— Господи, Тимбрук, за кого ты меня принимаешь? Я не такая дура. И к тому же это у тебя прозвучало так, будто любовников у меня было не меньше шести одновременно.

— Да ладно тебе, дорогая, — мягко произнес Тимбрук, — не кипятись. Но если истинных своих связей ты не раскрывала, то, спрашивается, чем же она тогда развлекалась?

— Ну я же тебе говорю: рассказы, выдумки разные — в общем, сказки. Она всему верила.

— Так, так, значит, ты просто-напросто ей врала?

Затылок Хелен снова взмок. Слишком она устала. А в спальне простыни такие накрахмаленные и холодные. Она представила сейчас Тимбрука, запах его кожи, и от этого ей вдруг стало нехорошо.

— Мне нужно идти, — сказала она. — В конце концов надо же хоть немного поспать.

В телефонной трубке было тихо. Тимбрук заговорил снова, почти нежно:

— Извини, Хелен. Честное слово, извини. Чувствовал, что ты не спишь, вот и позвонил, чтобы немного утешить. В самом деле.

— Ничего себе, утешил.

— Я зайду завтра… или, может быть, сегодня днем.

— У меня есть работа в Винчестере.

— Я сначала позвоню.

Хелен положила трубку, и та несколько секунд подрагивала, как умирающее насекомое. Хелен внимательно на нее смотрела, стараясь уловить последнюю конвульсию.

Хелен Пейн взяла один из костюмчиков — звездочки хорошо приклеились, клей уже подсох, — зарылась лицом в ткань и зарыдала.

«Дзинь, дзинь, дзинь!» — колокольчик у входа в полицейский участок зазвонил так неожиданно, что констебль Рамсден пролила на юбку немного кофе. На часах было уже полвосьмого, но ее сознание признать этот неоспоримый факт не соглашалось. Мауре казалось, что сейчас еще глубокая ночь. Вчера она совершенно не выспалась, эту ночь тоже много спать не пришлось. Верхний свет в полицейском участке бил в глаза, как полуденное солнце в жаркий день. Она с сожалением посмотрела на юбку и стряхнула капли. Какого черта Даниел заявился в такую рань!

Но это был не Хэлфорд. К Мауре приближалось странное существо, являвшее собой нечто среднее между гувернанткой из «Мэри Поппинс» и моржом, вернее моржихой. Короче, это была дама. Тяжело дыша, она медленно шла. В руке у нее был старый саквояж.

Маура схватила со стола салфетку, быстро вытерла руки и повернулась к ней с любезным выражением лица. Женщина подошла почти вплотную и, как глыба, возвысилась.

— Доброе утро. — Голос был тихий, спокойный, а сочное, мясистое лицо дамы вблизи показалось Мауре похожим на леденец. — Жуткий холод на дворе. Я пришла к констеблю Бейлору. Специально пораньше пришла и по такой погоде, чтобы застать его, а то ведь он потом убежит по делам. Он здесь?

— Констебль Бейлор пошел купить кое-что из еды и скоро вернется. Я детектив Рамсден. Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Вот ведь, опять опоздала!

Маура наблюдала, как женщина поставила саквояж на стул, раскрыла его и выложила на стол три батона хлеба, четыре пачки печенья, коробку мармелада, две баночки — одна с кофе, другая с чаем — и небольшую пластмассовую коробку с сахаром. Движения у нее были такие, будто она готовила торжественную чайную церемонию.

— Меня зовут Эдита Форрестер, — произнесла женщина, не отрываясь от своего занятия. — Вчера я ездила в город, ведь Эдгар не будет выпекать хлеб еще несколько дней, хотя, как он может себе позволить просто закрыть пекарню, я не представляю. И я подумала о констебле Бейлоре, а это такой милый, такой воспитанный молодой человек, как он сейчас будет без хлеба. Вот и решила заодно купить кое-что и ему.

Дама дружелюбно посмотрела на Мауру.

— Вы, наверное, из Скотланд-Ярда. Я не знала, что у них есть и девушки.

Маура рассмеялась.

— Да, сейчас есть и немного девушек. Это так хорошо, что вы пришли, мисс Форрестер, и принесли еду! Сегодня нам придется целый день сидеть на телефоне, так что провизия ваша весьма кстати.

— Вот именно так я и подумала. — Эдита Форрестер замолкла и оглядела классический натюрморт на столе. — Мне хочется вам помочь. Лиза была хорошая девушка. Вот уж про кого не скажешь ничего скверного. Полагаю, вы не предложите мне рыскать по дороге и разыскивать какие-нибудь оторванные пуговицы. А вот поесть приготовить я могу. Вернусь домой и буду чувствовать, что сделала что-то полезное.

Вокруг шеи у нее был намотан серый шарф. Она размотала его и, прижав руки к груди, посмотрела на Мауру: такой теплой приятной улыбки детектив прежде не видела.

— А теперь, дорогая, расскажите о себе.

Простодушное любопытство мисс Форрестер забавляло, однако Маура испытывала и некоторое замешательство.

На Эдите было черное шерстяное пальто, черного же цвета брюки и теплые ботинки на шнурках. При ярком свете лампы она была похожа во всем этом на лесной орех в твердой скорлупе.

Вошел Хэлфорд и впустил с собой холодный воздух. Утро, похоже, было совершенно ледяным, и старший инспектор по этому поводу застегнул свое пальто по самое горло. Голова, однако, у него оставалась непокрытой, и волосы взлохматил ветер. Какое у него было выражение? Маура затруднилась определить. На лице Хэлфорда в равной пропорции присутствовали энергия, оптимизм и… — она присмотрелась внимательнее — озабоченность. Он открыл рот, видимо, хотел отпустить одну из своих утренних шуточек, но, увидев мисс Форрестер, улыбнулся.

— Доброе утро. — Он снял перчатки, пальто и бросил их на стол Бейлора. — Там, за окном, сейчас настоящая Арктика. Наверное, мы чем-то обидели богов, отвечающих за погоду.

— Мисс Эдита Форрестер, это старший инспектор Хэлфорд, — произнесла Маура. — Мисс Форрестер хорошо знала Лизу и хочет нам помочь. Она даже принесла еду.

Хэлфорд оглядел стол.

— Чудесно, мисс Форрестер! Спасибо. Иногда нам удается получить от жителей довольно ценную информацию.

Тот прежний Хэлфорд, способный так очаровывать собеседника и в последние двадцать четыре часа куда-то подевавшийся, сейчас снова предстал перед мисс Форрестер.

— Чем еще я могу быть вам полезна, старший инспектор?

Хэлфорд пригладил волосы.

— Ну, если у вас есть еще пара минут, мисс Форрестер. Мне хочется, чтобы вы немного рассказали об этом городке.

Мисс Форрестер начала расстегивать пальто.

— О, я думаю, никто не поможет вам в этом лучше, чем я. Возможно, конечно, Элбан Карни, хотя не думаю, что он еще сохранил способность что-то соображать. Я живу здесь всю свою жизнь. Родилась в том же самом доме, где и живу сейчас.

Хэлфорд подвел ее к голубому пластиковому стулу у стола Бейлора, взял себе другой и сел напротив нее.

— Значит, вы из старожилов? Очень хорошо. Городок у вас интересный.

— О да! Задуман был вроде социального эксперимента. Конечно, в Англии есть маленькие города другого типа, например, Самерлейтон в Суффолке, но, по-моему, Фезербридж самый живописный. Хотя лорда Бенника интересовал не только красивый ландшафт. Для жизни здесь он подобрал особых людей — я имею в виду хороших, добропорядочных — и надеялся, что в Фезербридже образуется приличная община. Теперь, двести с лишним лет спустя, можно с уверенностью сказать, что старания его увенчались успехом.

Маура присела за стол и ждала от Хэлфорда сигнала открыть блокнот. Но, судя по всему, он боялся спугнуть пожилую женщину, решив, что пусть несет все, что ей вздумается. Может быть, потом из этого удастся извлечь что-нибудь путное.

— Мне нравится, — сказал он, — что здесь сохранилось так много семей — потомков первых поселенцев. Это свидетельствует, что Бенник все делал с умом.

— Да, это верно. Конечно, сейчас многое изменилось. Молодежь считает здесь все таким старомодным и разъезжается кто куда. Зато приезжих полно, им здесь нравится. Мой пра-пра-пра-пра-прадедушка был торговцем, приехал сюда в начале 1770-х, и я тоже здесь умру. — Она подняла подбородок и твердо посмотрела на Хэлфорда. — Я верю в Фезербридж, старший инспектор. То, что задумывал лорд Бенник, было утопией, но лично я считаю, что он добился успеха.

— С тех пор, как я был здесь в последний раз, в Фезербридже кое-что изменилось, — осторожно заметил Хэлфорд. — Появилось несколько новых магазинов на Главной улице, много построено домов, в городе много новых лиц. Похоже, Фезербридж процветает.

Мисс Форрестер возбужденно закивала.

— Вы совершенно правы. Раньше мы жили здесь почти в полной изоляции, как на острове. А сейчас, когда до Винчестера всего несколько минут езды на автобусе, да и до Лондона рукой подать… — Между бровями у нее образовалась глубокая складка. — Том Грейсон как будто повернул в нашу сторону фонарь и осветил все вокруг. Но кто скажет, что это так уж и плохо?

В течение всего времени, пока Хэлфорд помогал ей освободиться от тяжелого шерстяного пальто, она не прекращала говорить. Под пальто у нее оказался на удивление современный пуловер.

— Когда я была девочкой, — продолжила Эдита Форрестер, — мы недели, а порой и месяцы не видели ни одного незнакомого лица. Жили, как одна семья. Все были друзьями. И никакие чужаки не убивали здесь молодых девушек. Дети сейчас не имеют и десятой доли той безопасности, в какой находились мы. — Она покачала головой, и глаза ее сделались задумчивыми. — Из-за этого, я уверена, они вырастут циниками и эгоистами. Вот еще почему я так горюю по Лизе. Она была похожа на нас прежних. Такая доверчивая!

Хэлфорд изобразил искреннее недоумение.

— А я думал, что, поскольку мать ее ушла из дома, детство Лизы было не таким уж безоблачным.

— О Мэдж Стилвелл! Бедная женщина, очень несчастная. — Мисс Форрестер сжала губы. — Она была не из Фезербриджа, по-моему, из Брайтона. Не думаю, что она понимала нашу жизнь. Но, дорогой мистер Хэлфорд, вы ошибаетесь. После ухода матери Лизе стало намного лучше. Некоторые матери… лучше бы их не было. Вы так не считаете?

— Что бы вы хотели выпить, мисс Форрестер, кофе или чаю?

Это был отвлекающий маневр. Хэлфорд, сама любезность и предупредительность, робко, почти застенчиво, посмотрел на гостью. Маура едва сдержала улыбку. Он явно хотел сейчас очаровать мисс Форрестер. И добился успеха. Ранняя посетительница просияла.

— Пожалуй, кофе. Только побольше сахара и молока, если у вас есть. Одно, я думаю, американцы все же делают лучше нас — это кофе. Вы не согласны? И я не понимаю почему. Ведь сварить кофе не сложнее, чем заварить хороший чай. Разве не так? И, конечно же, самый лучший кофе, каким вас могут угостить в Фезербридже, это в маленьком любопытном домике Гейл Грейсон. Не то чтобы я там часто пила кофе. Так, несколько раз, и то из вежливости. Я вообще нечасто куда-нибудь выхожу, потому что дорожу своим одиночеством.

— Да, да, мисс Форрестер, одиночество — это так понятно. Но расскажите о Лизе еще что-нибудь. О том, что вам больше всего в ней нравилось.

Мисс Форрестер крепко уперлась в пол полицейского участка своими черными ботинками и одернула брюки.

— Если бы вы больше знали о Лизе, старший инспектор, вы бы так не спрашивали. Это было милейшее дитя. Голубые невинные глаза, очень добрые. Она была одержима тем, чтобы всем помогать, обо всех заботиться. О том, что Рут Баркер станет бабушкой, она узнала раньше Рут. И придумала чудесную вещь. Вместе с Кэти Пру Грейсон обошла почти весь городок, собирая, как она выразилась, «на подарок бабушке». Они хотели сделать Рут сюрприз. И когда корзина наполнилась, они пошли и подарили эту корзинку. Рут, по-моему, никогда еще так не краснела. — Мисс Форрестер хлопнула ладонями по коленям. — Конечно, очень печально, что дочка Рут потеряла ребенка. Это у нее был четвертый выкидыш. Привычный аборт, по-моему, так это называется по-медицински. Во всяком случае, брак ее этого не выдержал — вскоре она развелась с мужем. Но все равно, Лиза это очень мило придумала. Я обожала эту девушку. — Она вздохнула. — Лиза любила приходить ко мне и слушать рассказы о жизни в старом Фезербридже. Это так радовало меня! Когда доживете до моего возраста, старший инспектор, то поймете, как это успокаивает, когда знаешь, что хотя бы то немногое, что составляло суть твоей жизни, еще продолжает существовать.

Хэлфорд мягко улыбнулся и передал мисс Форрестер чашку кофе, приготовленного Маурой.

— А как, по-вашему, кто был самой близкой подругой Лизы?

Мисс Форрестер слегка подула на кофе.

— О Джилл Айвори. Как-то я пригласила их обеих к себе на чай. Мне они всегда нравились. Лиза могла быть очень забавной. Такая живая. Джилл была совсем иной. Тоже милой, но совсем в другом духе. Всегда немножко мрачноватая, серьезная. Очень добросовестная.

— А вообще семью Айвори вы хорошо знаете?

— Пожалуй, только девочку. Когда они перебрались сюда, Джилл была совсем маленькая. По-моему, они приехали откуда-то с севера. С родителями мне много общаться не приходилось. Мистер Айвори все время занят своей газетой, а миссис Айвори… какое-то эфемерное создание. Вообще, судя по ее манерам, на настоящую англичанку она не похожа. И тем не менее это отличная семья, приятно посмотреть. В детстве Джилл часто помогала мне в саду. Теперь же, конечно, мальчики, работа, вечеринки, дискотеки — для старухи и ее борьбы с сорняками времени уже нет.

Мисс Форрестер глотнула кофе. Игнорируя ручку, она держала чашку, плотно охватив пальцами. Сделала еще глоток и, довольная, откинулась на спинку стула. Хэлфорд посмотрела на Мауру, и та, взяв блокнот, вновь присела за стол Бейлора.

— Скажите пожалуйста, мисс Форрестер, — осторожно произнес Хэлфорд, — что вы имели в виду, когда сказали, что некоторых матерей лучше бы не было?

Мисс Форрестер махнула рукой.

— Старший инспектор, и это спрашиваете вы, человек из столицы? Как будто не знаете, что я имела в виду! Вы прекрасно знаете, что существуют матери, которые не понимают своих детей, которые не любят детей, у которых на детей никогда нет времени. Матери, настолько погруженные в свои проблемы, что не замечают существующих рядом молодых людей, нуждающихся в совете, помощи. Я не хочу сказать, что Мэдж Стилвелл плохо с ними обращалась, но, я думаю, она была к ним очень невнимательна. Да ведь детей воспитывал весь Фезербридж еще до того, как она сбежала. Опекать Лизу пытались очень многие. Вот почему она выросла такой хорошей.

Маура оторвалась от записей и посмотрела на Хэлфорда. Он внимательно изучал небольшое темное пятно чуть выше головы мисс Форрестер на безупречно белой стене. Не отрывая взгляда от этого пятна, он задал следующий вопрос:

— А как насчет Брайана, мисс Форрестер? Опекал ли его кто-нибудь?

Возможно, в этом вопросе мисс Форрестер и почувствовала какой-то упрек, но внимания не обратила. Она сделала еще глоток кофе и покачала головой.

— Да, Брайан — совсем другое дело. Очень необщительный, верно? Он всегда такой одинокий, бедный ребенок! Никогда не знаешь, как с ним себя вести. И все же заботы о нем полностью лежали на Лизе. Она действительно его очень любила. И он, конечно, обожал сестру. А как же иначе? Она такая милая, заботливая. Я понимаю так, что Лиза была для него идеальной старшей сестрой.

— А у Брайана были друзья? Как по-вашему, кто помогает ему сейчас перенести гибель Лизы?

— Полагаю, для него делают все что могут Айвори. — Она сделала паузу и нахмурилась, балансируя чашкой с кофе на ладони. — А то, что у Брайана нет приятелей его возраста, так это правда. Был какой-то период, когда все думали, что он увлечен девушкой Симпсонов. Ее мать служит экономкой у викария. Но это были только слухи. Да и не могло ничего из этого получиться. Вы же видели его. А девушка Симпсонов тихая, но симпатичная. В общем, друзей у него нет. В церкви бывал редко, не то что Лиза.

— Святого Мартина?

Мисс Форрестер удивленно посмотрела на Хэлфорда.

— Конечно. У нас есть еще баптистская церковь по кольцевой дороге, у новых домов, но она маленькая, и из наших никто туда не ходит. Нет, старший инспектор, мы здесь, в Фезербридже, приверженцы англиканской церкви, которую возглавляет отец Карт. Чудесный, чудесный человек!

— Да. Я познакомился с ним вчера вечером.

— Он потомок первых поселенцев. Тоже. Но дело даже не в этом. Прабабушка Джереми уехала отсюда в начале века. Не знаю точно, какие обстоятельства заставили его вернуться в наши края, но я благодарна этим обстоятельствам. Он такой вдохновенный. Кстати, он ведь Грейсон. Они с Томом кузены. Но вы же знаете. А Грейсоны? Это была чудная семья! Все очень образованные. А как они работали! И Кэти Пру — милый ребенок, чудная девочка. Семья могла бы ею гордиться. — И тут мисс Форрестер издала какой-то носовой звук, допила кофе и добавила: — О чем я действительно сожалею, старший инспектор, так это о том, что ее мать такая стерва.

На улице стоял жуткий холод, и Кэти Пру не надо было выводить на улицу. Впрочем, никому в такую стужу из дома выходить без особой необходимости не следовало.

И все же Гейл собралась на почту. Она скосила глаза на дочку. Лицо и особенно нос у девочки сильно покраснели. Капюшон, конечно, был плотно завязан, но разве это спасает от пронизывающего ветра! Наверное, надо было вернуться, но Гейл потащила Кэти Пру по Главной улице. Дознание у коронера было назначено в Винчестере на десять. Она договорилась, что с Кэти Пру побудет миссис Баркер. Надо поторопиться, а то можно опоздать.

Ночное понижение температуры сделало воздух более разреженным, и все предметы казались сейчас немного расплывчатыми. Они прошли мимо книжного магазина. Бен Хоссет продавал в основном бестселлеры, и еще у него было несколько романов Джейн Остин. Вот и все. И с этим товаром он прекрасно жил, удовлетворяя вкусы как местных «книголюбов», так и случайных туристов. Правда, однажды он выставил книгу начинающего автора. Это было один-единственный раз, когда вышло первое издание книги Гейл. Но здесь риска у него никакого не было — скандальная известность автора плюс хорошая пресса. Тогда, кажется, у него все хорошо пошло, и это их как-то сблизило. При встречах он ей почтительно кланялся.

Гейл увидела, как Бен выкладывает на витрину последние книги Джудит Кранц. Она помахала рукой и улыбнулась. Не видеть ее Бен не мог. Напротив, он прекрасно их видел — ее и Кэти Пру, — но вместо ответного приветствия Бен Хоссет повернулся спиной и зашел в магазин. Гейл посмотрела вниз, на дочку, но под капюшоном лица не было видно, и потащила ее дальше.

В почтовом отделении тепло и пахло чем-то приятным. Здесь можно и купить кое-что, начиная от лимонада и кончая календарями. Были слышны негромкие голоса. Разговаривали двое.

— Мама, мне жарко, — громко заявила Кэти Пру.

Гейл быстро развязала ей капюшон. Кэти Пру посмотрела на мать круглыми черными глазами, обхватила за шею и, приблизив рот к ее уху, прошептала:

— Правда, я хорошо себя веду?

— Пока да. А дальше, доченька, посмотрим.

Гейл взяла ее за руку и направилась к прилавку. Почтмейстерша Джун Кингстон разговаривала с Глорией Сизонс, грузной женщиной в поношенном пальто бирюзового цвета. Гейл занималась с ее дочерью Бетти в молодежной группе при церкви. Женщины замолкли и хмуро наблюдали за приближением Гейл.

— Доброе утро. Я бы хотела отправить в Штаты бандероль. — Поскольку женщина не отвечала, Гейл продолжила: — Это первые главы книги, которую я пишу. Издательство хочет убедиться, правильный ли тон я взяла. А то, вы же знаете нас, южан, — мы такие легкомысленные.

Гейл ожидала улыбки. Вместо этого Глория Сизонс, ни слова не говоря, повернулась и пошла к дверям.

— Позвольте я посмотрю. — Миссис Кингстон протянула руку.

Гейл поспешно достала из висящей на левом плече сумки пакет. Миссис Кингстон взвесила его и бросила на прилавок.

— Шесть фунтов, тридцать два пенса.

Кэти Пру стиснула ногу матери и засунула в рот край капюшона. Гейл, доставая деньги, шуршала бумажками. Монеты — тридцать два пенса — она вложила прямо в ладонь почтмейстерши.

— Вы знаете, миссис Грейсон, — проговорила миссис Кингстон, внимательно пересчитывая монеты, — в Винчестере тоже есть почтовое отделение, там отправят ваши бандероли в Штаты быстрее меня. Так что в следующий раз извольте обращаться туда.

Миссис Кингстон говорила спокойно, не сводя серых глаз с ее лица. Гейл подхватила Кэти Пру на руки и зашагала прочь.