На Анизе все еще было черное шерстяное платье, какое она надевала в церковь. Она не удосужилась даже повесить на вешалку пальто — оно валялось на кухонном столе, рядом разбросаны ее туфли. Оррин молча глядел на Анизу, склонившуюся над раковиной. У него красивая жена. Прожив вместе уже много лет, он все еще понимал это. Следуя взглядом за изящной линией ее ног, он мог не только представить, но и мысленно осязать ее всю, вставленную в толстую шерсть этого траурного платья. Она восхищала его сейчас не меньше, чем когда он увидел ее в первый раз на вечеринке в Престоне и решил, что вот она — девушка, которая ему нужна, та девушка, на которой он женится.

И в плен Оррина взяла не только ее красота. Хотя в ту пору он был всего лишь зеленым репортером. За время работы в этом промышленном районе Англии Оррину Айвори доводилось повидать немало красивых женщин. И молодых, и постарше, и не только повидать. Тогда же он понял: красота — скоропортящийся товар. А вот Аниза оказалась исключением, подтверждающим правило. Она была не просто женщиной, а квинтэссенцией женщины. В его воображении она всегда представлялась ему как шепот — тихий, горячий шепот.

Он подошел к жене сзади и обнял за талию. Аниза ожесточенно драила большую сковородку, по дну которой барабанила сильная струя горячей воды, руки Анизы блестели от жира. Айвори прижался щекой к ее волосам.

— Почему ты не возьмешь какое-нибудь моющее средство?

Она замотала головой и хрипло произнесла:

— Я ненавижу эту раковину. Ты думаешь, я замужем за тобой? Нет, я замужем за этим идиотским краном, этой дурацкой трубой и всеми этими предметами, которые все эти годы чистила несчетное количество раз.

Айвори прижал ее еще крепче.

— Да оставь ты все это. Я позже уберу. Сковородка звякнула, потому что Аниза принялась за нее с новой энергией.

— Нет, я хочу ее дочистить. Просто я сказала, что ненавижу эту работу, и это правда.

Она закашлялась, плечи затряслись над раковиной. Айвори схватил ее руки и подержал несколько секунд над водой. Затем повернул к себе.

— Извини, Аниза. Эта неделя была ужасная.

— Сама не знаю, чего это на меня нашло, — вздохнула она. — Некоторые люди спокойно переживают смерть. Но не я.

Оррин погладил ее волосы.

— Но почему бы тебе не пойти отдохнуть? Джилл в своей спальне, сказала, что хочет вздремнуть, хотя сомневаюсь, что это ей удастся.

— Она вообще не спит последние несколько ночей. И снотворное не принимает. Я пыталась ее успокоить, но бесполезно. Она и слушать не хочет. Прошлую ночь я слышала, как она слонялась. Спустилась вниз, то включала, то выключала телевизор. С трудом догадываюсь, что с ней творится.

— Служба прошла. В конце концов хотя бы с одним делом покончено. Может быть, сейчас станет полегче.

— Может быть. — Аниза выскользнула из его объятий и тыльной стороной кисти вытерла нос. — Я рада, что мы не пошли к Стилвеллам. Сомневаюсь, что я легко бы это перенесла. У них там полно народу и без нас. Распоряжается всем Эдита Форрестер. Значит, будет порядок. А тебе на работу сегодня надо?

— Нет, Гриссом был на заупокойной службе. Он знает, что делать.

— Как, ты посылал репортера на религиозную службу?

— Конечно. — Айвори не нравилось, когда на ее лице появлялось испуганное выражение. — Дорогая, газета должна публиковать информацию. А кроме того, даже ты не знала, что был Гриссом. Ни диктофонов, ни щелкания фотовспышек. Он был очень осторожен.

— Но это как-то неприлично.

— Есть только одна неприличная вещь — убийство Лизы. А все остальное — серия вынужденных действий, хотя порой и не очень приятных, но направленных на то, чтобы примириться с этим фактом.

Аниза нахмурилась, и Оррин снова притянул ее к себе. Прижав влажные ладони к его щекам, она прошептала:

— Пойду поднимусь, проверю, как там Джилл.

— Будь с ней поласковее. Ты же знаешь, она увидит, что ты расстроена, и ей захочется тебя утешить.

— Постараюсь сделать веселое лицо. Может быть, мне потренироваться перед зеркалом?

— Не надо. У тебя всегда лицо ангела.

Хэлфорд вошел в полицейский участок, организованный в Центре отдыха и развлечений. В этот час там работало не много людей. Несколько сотрудников сидели у компьютеров и обрабатывали данные поиска «м-ра Э». Ричард Роун наклонился к молодому констеблю-девушке и, показывая на список телефонов, что-то негромко ей втолковывал. Он лишь мельком взглянул на вошедшего. Хэлфорд сразу же направился к кофеварке, в которой выкипал густой осадок, оставшийся на дне, и выключил ее. Небольшая корзина рядом с ней стояла переполненная использованными одноразовыми пластмассовыми стаканчиками.

Роун выпрямился и протянул Хэлфорду папку.

— Экспертиза велосипеда, — кисло произнес он. — Должно вас заинтересовать.

Хэлфорд сел и начал просматривать бумаги.

— Значит, они предполагают, что когда палка была вставлена в спицы, велосипед двигался со скоростью 10–15 миль в час. И это заставило его подпрыгнуть. Так. Но все равно, на чем ехал убийца, определить нельзя. Он мог ехать на мотоцикле — скорость Лизы это позволяла. С таким же успехом он мог ехать на мопеде. А вот велосипедисту было бы очень трудно подъехать достаточно близко, чтобы вставить палку. Стоило ему покачнуться, и он бы упал. Но свидетельств, падал ли еще один велосипедист, кажется, нет?

— Нет, — безразлично произнес Роун. — И мы проверили в Фезербридже всех. Ни у кого нет мотоцикла. Владелицей единственного мопеда является миссис Грейсон.

Хэлфорд так напряженно вчитывался в документ, что у него начало двоиться в глазах.

— Да, — медленно проговорил он, — значит, велосипед не исключается. — Он помолчал некоторое время, а затем передал папку Роуну. — Хорошо. Это больше поможет не нам, а защите. Что-нибудь еще?

Роун кивнул на девушку-констебля.

— Она занимается подтверждением алиби. Собирает все сведения, полученные о передвижении свидетелей между девятью двадцатью и десятью тридцатью, когда Брайан Стилвелл нашел тело. Владелец овощного магазина говорит, что миссис Грейсон вошла к нему примерно в девять тридцать и пробыла несколько минут. Купила «Таймс» и ничего больше. Репортер Гриссом подтверждает, что Джилл и Оррин Айвори выехали из редакции примерно в девять тридцать. Владелица газетного киоска заявила, что Айвори заходили к ней где-то в начале одиннадцатого, сразу же после заправки на станции в Истли. Алиби остальных еще проверяются.

Кивок Хэлфорда Роун расценил как конец разговора. Он подошел к кофеварке, быстро ее вымыл, налил воды и включил.

Вскоре по всему помещению поплыл аромат свежего кофе.

«Пошел он к черту, этот Роун, что, у меня других дел нет, что ли, чем смотреть на него», — решил Хэлфорд и потянулся к телефону.

Гейл Грейсон взяла трубку только после пятого гудка.

— Миссис Грейсон, это старший инспектор Хэлфорд. — В трубке прослушивались отдаленные шумы, напоминающие крики обезьян в джунглях. — Я позвонил вам в неудачное время?

— Это зависит от того, что вам нужно.

— Я хотел бы прийти и поговорить с вами. Сейчас это возможно?

— Если насчет поговорить, то да, вы действительно позвонили в неудачное время. Я только что привела Кэти Пру с прогулки.

— Понял. А как насчет того, чтобы попозже?

— Надо подумать. А вам это важно именно сегодня?

Хэлфорд не отвечал. Если быть честным, то следовало бы признать, что дело несрочное. Он бросил взгляд на девушку, которая, прикрыв рот рукой, нервно говорила по телефону. Она поймала его взгляд и покраснела. Роун слонялся в дальнем конце комнаты, то и дело поглядывая на Хэлфорда. Не было никаких сомнений, что он с нетерпением ждет, когда Хэлфорд уберется отсюда ко всем чертям. Маура и Бейлор были заняты. Хэлфорд мог, конечно, попросить Роуна, чтобы он выделил ему кого-нибудь в помощники для проведения дознания, но просить было очень противно. А кроме того, ему хотелось поговорить с миссис Грейсон наедине.

— К сожалению, это не может ждать.

Она устало вздохнула.

— Дочка через час пойдет спать. Если вы хотите, чтобы во время разговора ее не было рядом, тогда придется подождать.

— Согласен.

Не сказав больше ни слова, Гейл повесила трубку.

Маура ожидала, что у Стилвеллов к этому времени все стихло. Куда там! Дом был похож на вокзальный перрон, откуда только что, высадив пассажиров, отошел поезд. Кажется, здесь собрались все женщины Фезербриджа. Но и мужчин было достаточно. Они столпились в холле, покуривая и обсуждая футбольные новости.

Эдиту Форрестер найти было несложно. Она хозяйничала на кухне, рядом со шкафом для посуды. Стол был заставлен грязными тарелками. Когда Маура вошла, внимание группы женщин, одетых в траур, было приковано к Эдите Форрестер.

— Это было так грубо и неприлично, — первое, что услышала Маура, и мисс Форрестер ей улыбнулась. — Он никакого права не имел так разговаривать со мной. Я же просто хотела помочь.

Женщины сочувственно зароптали. Маура подняла руку.

— Я могу поговорить с вами?

Мисс Форрестер замолкла, внимательно посмотрела на нее, поджала губы и кивнула.

— Хорошо. Вы тогда были очень милы. Мы поговорим.

Она поправила кружевной воротник и начала пробираться к выходу.

Маура направилась было за ней, но ее рукав поймала чья-то жилистая рука, вся в венах.

— Ну и что из того, что она хотела взять ребенка? Что, за это надо сразу убивать?

Маура осторожно высвободила руку и, бормоча какие-то слова, которые ничего не значили, сделала попытку выйти из комнаты.

Чей-то голос сзади вдруг пробасил.

— А почему вы здесь? Почему не занимаетесь своей работой?

Со всех сторон ее сжимали тела. Две женщины загородили ей выход. Сзади кто-то произнес:

— Вы арестуете ее? Когда вы арестуете ее? Такая женщина не должна гулять на свободе.

— Наши мужчины говорят, что…

— Может быть, нам самим что-нибудь предпринять, пока полиция бездействует?

Ну, это уже слишком. Расставив для устойчивости пошире ноги и сосчитав до трех, Маура повернулась кругом. Женщины подались назад и под ее взглядом замолкли.

— Мы никого не собираемся арестовывать, потому что некому предъявить обвинение. — Слова ее повисли в воздухе. — Обвинение можно предъявить только, если есть доказательства. Вы все, наверное, провели немало времени у своих телевизоров и должны быть знакомы с этой несложной на первый взгляд процедурой. То, что вы сегодня слышали, это не более чем слух. А на основании слухов в этой стране, слава Богу, никого арестовать нельзя. Помните, сегодня вы требуете арестовать ее, но завтра кто-нибудь может потребовать арестовать вас. Так вот, если вам больше нечего сказать, то я прошу обратить внимание на семью, ради которой вы здесь сегодня собрались.

Она оглядела притихших женщин, повернулась и вышла.

— Мисс Форрестер, — начала Маура, — мне очень неприятно вам это говорить, но вы ведете себя неправильно. Очень неправильно. Во-первых, единственное, что у нас есть, это ваше устное заявление, будто Лиза хотела учредить над ребенком опеку. Во-вторых, даже если она кому-нибудь об этом и сказала, это еще не доказательство того, что предпринимала в этом направлении какие-то действия. И уж тем более это не означает, что миссис Грейсон — зная, что все права на ее стороне, что любой суд признает подобные намерения Лизы абсурдными, — в холодное декабрьское утро сядет на велосипед и отправится душить Лизу, как гуся под Рождество.

Может быть, и не следовало так резко говорить, но Маура рискнула. И кажется, не ошиблась.

— О детектив Рамсден, что за ужасные слова вы произносите в доме, в котором траур! — Голубые глазки мисс Форрестер блеснули. — Пойдемте в гостиную и поговорим там.

Войдя в гостиную, мисс Форрестер шуганула оттуда троих подростков, развалившихся на диване. Затем села и пригласила сесть Мауру.

— Я думаю, вы правы, — начала мисс Форрестер. — Не следовало им говорить. Мне доверили тайну, а я рассказала о ней не только полиции, но и половине Фезербриджа. — Несмотря на эти слова, очень расстроенной она не выглядела. — Просто старшему инспектору не надо было так со мной говорить. Это все из-за него.

Маура понимающе кивнула, считая, что женщина в данном случае права.

— И тем не менее, мисс Форрестер, если вы будете вести себя более осмотрительно, то окажете нам большую помощь, и Лизе тоже. Нам очень нужна помощь. Но не суд Линча. Как раз этого бы мы хотели избежать.

— Суд Линча? — Мисс Форрестер выглядела по-настоящему удивленной. — Вы думаете, эти женщины способны на суд Линча? Дорогая, вы ошибаетесь. Мы все глубоко верующие.

— Может быть, не именно эти дамы, мисс Форрестер, но слух в пределах кухни не удержишь. И никто не знает, что случится, когда он начнет гулять по улицам. С секретами надо обращаться очень осторожно. Вы так не считаете?

Вот сейчас мисс Форрестер слегка заволновалась и тяжело задышала. В ней боролись два чувства: гнев и смущение. И Маура отметила, что, к чести мисс Форрестер, последнее победило.

— Я об этом как-то не подумала. Да, вы правы. В будущем мне надо быть более осторожной.

— А теперь, чтобы все поставить на свои места, может быть, вы сообщите, кто вам это рассказал.

Мисс Форрестер поджала губы.

— Я не могу.

— Мисс Форрестер, послушайте меня. Вы уже говорили всем этим людям, что Лиза хотела установить над Кэти Пру опеку. Они знают, что кто-то доверил вам этот секрет. Начнутся предположения и догадки, кто бы это мог быть. Возможно, они догадаются. И если этот кто-то живет в Фезербридже, то скоро до него все это дойдет. И он поймет, что вы выдали его тайну. А теперь возьмем меня. Я специально обучена действовать в подобных ситуациях, и если вы скажете мне, то обещаю, что пойду к этому человеку и представлю все дело в нужном и для него и для вас позитивном свете. Так будет много лучше. Поверьте мне.

Все время, пока Маура говорила, мисс Форрестер не сводила глаз с ее лица. Она сначала поджала губы, потом облизнула их и… сдалась. Маура победила.

— Это Джилл, — тихо произнесла мисс Форрестер. — Джилл Айвори. Но будьте с ней поделикатнее. Вы мне обещали.