В некогда опрятном и тихом домике Грейсонов теперь царил хаос. Яркие рисунки Кэти Пру, которые были развешаны на стенах холла, валялись на полу, картины выбиты из рам и разодраны осколками стекла. На их месте всю белую стену холла занимал нарисованный огромный пенис, извергающий алое семя. Он служил указательным знаком, направляя внимание туда, где вандалы особенно постарались.

Хэлфорд остановился в центре гостиной. Эти лохмотья на полу были недавно белыми шторами. Подушки со всех диванов и кресел сорваны, вспороты, нутро их выворочено и сброшено в кучу у камина. Городской пейзаж, висевший над каминной доской, остался на месте. Он болтался, пробитый в нескольких местах ножкой стула. Ничего не ускользнуло от острого внимания негодяев. Уж на что скамейка, простая, деревянная, и та валялась вся в глубоких неровных выбоинах. Стеганые накидки и ковры были варварски разодраны. Все рукоделие Гейл, какое только было, растерзано и разбросано по комнате.

На другом конце комнаты Бейлор поднял деревянный алтарь, стоявший раньше у прялки. Она была расколота на куски.

— Господи, — прошептал он. — Что же это такое?

В комнату просочился резкий запах сгоревшего кофе. Хэлфорд рванулся на кухню. Вся посуда перебита. Кофеварка тоже, но включена в сеть. Все стены заляпаны кофейной гущей. Он быстро выдернул из розетки вилку. На кухонном столе было вывалено и перемешано все содержимое холодильника и шкафов. Яйца, бананы, помидоры, крупа — все хорошо перемешано. Холодильник открыт. На полу валялось то, что не поместилось на столе. Бронзовую статуэтку мальчика, достающего занозу из ноги, — она стояла на каминной полке в гостиной — с силой швырнули в стену, пробив штукатурку и оставив глубокую вмятину. Хэлфорд подошел к окну и костяшками пальцев постучал по тому, что осталось от окон XVII века. Тех самых, с бутылочными стеклами. Он предположил, что выбивали их головой бронзового мальчика.

Хэлфорд взбежал наверх. Здесь вроде бы ничего тронуто не было. Так-так, прикинул он, если Гейл все точно изложила, в распоряжении вандалов было от силы сорок пять минут. Скорее всего они ждали, когда начнется воскресная служба в церкви, надеясь, что мало кто из жителей окрестных домов в это время окажется дома. В общем, времени у них было предостаточно, чтобы наделать целую кучу гадостей, но не настолько много, чтобы все тщательно обрыскать.

То, что здесь трудился не один мерзавец, совершенно ясно. Надо было успеть испоганить весь сад и очень неплохо поработать в доме. Детектив спустился вниз и остановился, заметив нечто весьма любопытное. На шести стойках лестницы — где по две, а где по одной — были написаны красные буквы. Они были не такими четкими, как на двери, но разобрать было можно: ШЛЮХА-УБИЙЦА.

Он забежал в кабинет и проверил, не сидит ли где-нибудь сгорбившись один из них. Письменный стол был перевернут вверх ножками, ящики раскиданы. Здесь так же, как и на улице, весь пол усыпан бумагами. Книжные шкафы стояли почти пустые — книги разодраны и разбросаны.

Хэлфорд вышел из дома. Бледная Гейл Грейсон стояла на дорожке все еще в его пиджаке. Она надела его в рукава и, глядя на сад, периодически то засовывала, то вынимала руки из карманов.

— Вы можете войти в дом, — сказал Хэлфорд. — Только постарайтесь пока ничего не переставлять или убирать. — Он подождал, пока она подойдет к двери. — Хорошая новость: наверху ничего не тронуто. Но ко всему остальному вам следует себя подготовить.

Она молча вошла в дом, едва взглянула на похабную картинку на стене и двинулась дальше. Очень быстро осмотрев гостиную и кухню, Гейл вошла в разгромленный кабинет и застыла у кресла. Глаза ее перебегали с предмета на предмет.

— И все же, старший инспектор. — Голос ее едва был слышен. — Вы считаете, что ночью никого из них в доме не было?

— Не было. Я действительно так считаю. Скорее всего они наблюдали за домом, дожидаясь, когда вы сбежите.

Он остановился и поднял с пола листок. На нем была изображена карта, видимо, пролива Ла-Манш. Несколько пунктирных линий соединяли английский и французский берега. Вряд ли это маршруты движения паромов. Вероятно, что это карта последнего морского боя корабля конфедератов «Алабама».

Хэлфорд положил листок на кресло.

— Мне надо спросить кое о чем. У вас были здесь какие-нибудь бумаги, что-то, над чем вы работали, что могло представлять для кого-то угрозу? Или что-то, что могло кому-нибудь понадобиться?

— Да, конечно. Разве вы не знаете, здесь все помешаны на Гражданской войне в Америке? — Она подняла с пола шариковую ручку и завертела в руках, затем с вызовом посмотрела на детектива и добавила: — Если тут что-то и было, о чем вы говорите, то три часа назад ваши люди это забрали. Они искали очень хорошо.

Он молча изучал лицо Гейл. Щеки ввалились, под глазами темные круги. Всего пять дней прошло, а как она изменилась! Голос ее, такой живой во время их первых бесед, теперь совсем потускнел.

— Ночевать вам здесь сегодня нельзя, — сказал Хэлфорд. — У вас есть где провести с Кэти Пру несколько дней?

Гейл посмотрела на него в упор.

— Неужели, мистер Хэлфорд, вы думаете, что мне есть куда в этом городишке пойти?

Он не доставил ей удовольствия: не отвел глаза.

— Нет, я так не думаю. Я скажу Мауре, чтобы она сняла для вас номер в гостинице.

Из гостиной донесся голос Бейлора.

— Сэр, идите сюда. Вам нужно на это посмотреть.

Хэлфорд поспешил в гостиную, оставив Гейл среди разгрома одну. Вначале он подумал, что Бейлор показывает ему на большой вязальный станок, который сейчас выглядел так, как будто с ним поиграл супербольшой и супердрянной кот. И тут Хэлфорд увидел, что констебль держит в руках несколько палок, перевязанных розовыми шерстяными нитками.

— Они лежали за станком, — сказала Гейл, глядя из холла. — Я ими не пользовалась. Иногда давала поиграть Кэти Пру.

— Да, но посмотрите сюда, сэр, — проговорил Бейлор. — Посмотрите на палку.

Он вытащил из связки одну, длиной чуть меньше полуметра. Поверхность ее была шероховатая, концы тупые.

Хэлфорд повернулся к Гейл, ругая про себя Бейлора за то, что тот обратил его внимание на палки в присутствии хозяйки. Она стояла сейчас прямо позади него.

— Этот станок вы сделали сами, Гейл? А еще кому-нибудь вы делали?

— Кому-нибудь? — эхом отозвалась она. — Нет, других станков не было.

Он посмотрел на нее с грустью и злостью. Какой этот Бейлор неосторожный! И какое же у Гейл бесстрастное, спокойное лицо! Как по такому лицу узнаешь, лжет она или нет.

Аниза только вернулась из церкви и еще не успела переодеться. Она стояла у окна в гостиной и увидела Эдиту Форрестер, которая направлялась к их дверям. Джилл с отцом остались в церкви, они захотели после службы пообщаться с несколькими приятельницами Лизы, очень переживающими ее смерть. Но Аниза ушла. Она устала и только хотела вынуть шпильки из волос, переодеться и немного полежать, как в дверь постучала Эдита в своем неизменном черном шерстяном пальто.

— Я знаю, дорогая, что зашла совсем не вовремя, но мне очень нужно с вами поговорить. — Не замечая неудовольствия Анизы, она ступила в прихожую. — При других обстоятельствах я со своими заботами пошла бы к жене викария, увы… у викария нет жены. Но вы, дорогая, жена издателя нашей газеты. Уверена, вы мне поможете.

Аниза еще не успела ничего ответить, а Эдита уже была в холле и сидела на одном из мягких стульев.

— Конечно, Эдита, — произнесла Аниза почтительно и села рядом на диван. — Если я могу вам помочь, то буду рада.

Гостья подалась вперед.

— Это касается Брайана Стилвелла. Мы уже обсуждали это, и все со мной согласны. Мальчику нужна помощь. Лучше всего, если бы его куда-то на время вывезти из этого дома. Но не в этом дело — ему нужен совет. Эдгар — плохой советчик. Мы думаем, что с ним должны поговорить вы.

Аниза беспомощно подняла руки.

— А что я могу сделать, Эдита? Что вы от меня ожидаете? Эдгар — его отец. Он должен решать.

Мясистое лицо Эдиты окаменело.

— Аниза, вы ведь знаете, что это неприемлемо. Вы же видели Брайана на заупокойной службе, видели его дома. Парень не в себе. По правде говоря, он уже давно не в себе, с момента ухода матери, и ни у кого не было времени им заняться. Но еще не поздно. — Она глубоко вздохнула, насколько позволял корсаж, и твердо посмотрела на Анизу. — Как члены общины, мы должны быть ответственны друг за друга. И поэтому позаботиться об этом ребенке.

Не зная, что сказать, Аниза начала озираться по сторонам. Глаза ее задержались на фотографии Джилл и Лизы.

— Он не ребенок, — мягко проговорила она. — Брайан взрослый и может принимать решения сам.

Эдита скрестила руки на груди.

— В данный момент, Аниза, никакие решения принимать он не способен. Может быть, в будущем, но не сейчас. Он даже не может сам одеться, умыться толком. Неужели вы не видите, что ему нужна помощь?

Аниза продолжала смотреть на фотографию, пока лица девушек не расплылись у нее перед глазами.

— Сейчас для всех тяжелые времена, — пробормотала она. — Это мне сказала Гейл, и она права. Надо дать Брайану время прийти в себя.

— Эта женщина! — фыркнула Эдита. — Могу держать пари, она и понятия не имеет о том, что такое семья и что такое ответственность. Посмотрите, какая она мать. Держит ребенка чуть ли не за семью замками. Хотелось бы знать, что она там у себя прячет. Хотелось бы знать, почему никому не доверяет.

Аниза моргнула. Девочки на фото снова оказались в фокусе.

— Я думаю, на это есть простой ответ. Ее предал муж.

Эдита встала и хлопнула пухлыми ладонями по своему животу.

— Как бы то ни было, но община порой должна действовать решительно. Брать дело в свои руки. И порой действовать приходится нелицеприятно.

Пуговица на черном пальто Эдиты треснула пополам. Аниза рассеянно посмотрела на нее и ответила.

— Да, вы правы, Эдита. Иногда мы вынуждены действовать очень нелицеприятно.

В номере гостиницы рядом с кроватью стояли два чемодана. Они стояли там, где их поставил Бейлор. Пока не распакованные. Прижавшись к ним, спала Кэти Пру. Она заснула в своей курточке, прямо на полу. Гейл только положила ей под голову подушку.

Сама Гейл сидела рядом. Сидела и думала. Хэлфорд тогда верно сказал: очень скоро у нее не будет никакого выбора. То, что это уже случилось, стало для нее совершенно очевидным, когда она из своего разгромленного дома вернулась в полицейский участок за Кэти Пру. Бейлор стоял спиной к Гейл, рядом с детективом Рамсден и что-то шептал. Детектив Рамсден помрачнела. Когда Гейл переодевала Кэти Пру, ей удалось услышать разговор Мауры Рамсден со старшим инспектором Хэлфордом.

— Почему ты ее не арестовал?

— А где улики, Маура? — В голосе Хэлфорда не чувствовалось никаких колебаний.

— Господи, а палка?

— Этого недостаточно.

Наступила пауза. Детектив Рамсден заговорила снова, и чувствовалось, что она раздражена.

— Надеюсь, хотя бы под наблюдение ты ее поставил?

Хэлфорд старался говорить как можно тише:

— Куда она сбежит с трехлетней дочкой?

— Но ты должен хотя бы что-то сделать.

— Маура. — Это прозвучало уже как предупреждение, и детектив Рамсден молча вышла за дверь.

И вот сейчас, здесь, в гостиничном номере, надо было что-то решать. Она подняла ножку Кэти Пру и проверила шнурки на ботинках. Они были туго завязаны поверх двух пар носков. Так туго, что Кэти Пру даже хныкала, что ботинки ей жмут. Она хныкала всю дорогу из полицейского участка в гостиницу, пока не заснула. Гейл ослабила шнурки. Старший инспектор был и прав, и ошибался одновременно. Детектив Хэлфорд был прав, когда говорил, что у Гейл нет выбора, но ошибался, полагая, что она ничего не может предпринять.

Гейл посмотрела на часы и потянулась через кровать к телефону. Хелен сняла трубку сразу же.

— Боже мой, где ты? Я заходила к тебе днем, там кругом полиция. Единственное, что они сказали, так это, что ты и Кэти Пру живы и здоровы. Что случилось?

— Какие-то шутники решили у меня посоревноваться, кто больше напишет гадостей не стене. Попутно они кое-что поломали.

— Боже! Но когда? Где ты была, когда это случилось?

— Об этом сейчас не будем, Хелен. Мне нужно поговорить с тобой совсем о другом. Ты можешь встретить меня в своем магазине примерно через пять минут?

Хелен колебалась.

— Конечно. Но в чем дело?

— Пожалуйста. Я расскажу при встрече.

Гейл повесила трубку и несколько секунд смотрела на своего ребенка. Но выбора нет. Уже нет. Она надела пальто, взвалила Кэти Пру на плечо и выскользнула за дверь. Выход был близко, сразу налево. Она внимательно посмотрела в пустой холл и быстро откинула дверной запор.

Магазин «Реставрированная одежда» был через дорогу, в нескольких метрах от гостиницы. Гейл шла быстро и осторожно, стараясь не разбудить Кэти Пру. Но вот уже и аккуратно выкрашенная дверь магазина.

Она постучала два раза. Хелен открыла немедленно.

— Что с тобой, Гейл? Что происходит? Давай сюда. Положи Кэти Пру на эти тюки с тряпками. Здесь мягко.

Гейл положила дочку на большую кучу шерстяных изделий, громоздящихся у стены в рабочей комнате, и повернулась к Хелен.

— Ты должна мне помочь. Мне нужен билет на самолет, только не спрашивай, почему. Надо вывезти отсюда Кэти Пру. Я хочу отвезти ее к бабушке, и мне нужен билет.

— Я не понимаю. Позвони в аэропорт. Зачем тебе было приходить ко мне?

— Хелен. — Она схватила ее за руку. — Послушай, мне надо вывезти отсюда дочку. И как можно скорее.

— Что она пытается тебе втолковать, Хелен? То, что полиция запретила ей покидать страну и поэтому она не может купить билет на свое имя? — У входа в рабочую комнату стоял Тимбрук. — Больше того, она прекрасно понимает, что если ты поможешь ей взять билет — то есть бежать, — то становишься сообщницей. Этот подарок она тебе преподносит по большой дружбе.

Гейл еще сильнее сжала руку Хелен.

— Это не из-за меня, Хелен. Ты видела, что они сделали с моим домом. Я не могу здесь больше находиться. Это опасно. Я должна отправить дочь в Штаты. Пожалуйста, помоги мне.

Хелен была ошеломлена.

— Зачем тебе нужна моя помощь? Иди к властям. Иди к Джереми.

У Гейл начало сдавливать горло.

— Я не могу идти к властям. Они могут забрать ее. А Джереми… у меня есть серьезные основания не доверять ему. Поверь, Хелен, мне просто больше некого просить.

Тимбрук все это время оставался у дверей.

— Это не твое дело, Хелен. Не впутывайся. Ведь ее никто не арестовал. Если хочет, пусть уезжает из страны. Конечно, если арест не вот-вот, не рядом…

Хелен посмотрела на своего любовника, а затем снова на подругу.

— Он прав, Гейл. Если ты не сделала ничего плохого, тебе не о чем беспокоиться…

Кэти Пру пошевелилась во сне. Гейл отпустила руку Хелен.

— Ты идиотка, если веришь всем этим сплетням.

Она метнулась к Кэти Пру и подняла ее на руки.

— У меня к тебе еще один вопрос, Хелен. Тот станок, что я сделала для Лизы. Ну, тот, на котором Джилл и Лиза вязали пояса. Где он?

Хелен наморщила лоб.

— А почему ты спрашиваешь?

— Только скажи мне, где он. Последний раз, когда я его видела, он стоял здесь, в рабочей комнате. А где сейчас?

— Не знаю. Где-то здесь, наверное. — Она потерла подбородок и оглядела комнату. — Надо подумать…

В дальнем углу стоял стол, весь, кроме железных ножек, заваленный яркими лоскутами материи. Хелен подошла к нему.

— Я помню, что они работали здесь. А сама к этому столу уже с лета не подходила.

— Хелен, — неожиданно произнес Тимбрук и двинулся к ней. — Хелен, подожди!

Не слушая его, Хелен начала лихорадочно разгребать материю на столе, слой за слоем. К ней осторожно подошла Гейл со спящей дочкой на руках.

Последний отрез ткани упал на пол. Хелен показала на стол.

— Вот же он. Там, где его и оставили тогда. И еще пахнет лавандовой водой. Лиза считала, что это последний писк моды.

Гейл остановилась в метре от стола, не сводя глаз со станка, который сейчас был в жалком состоянии. Она почувствовала, что ее язык начал прилипать к гортани.

— Здесь не все, Хелен.

— Что значит, не все?

— Стержень, которым мы разделяли нити. Где он?

— Действительно. Очень странно. Понятия не имею, куда он подевался.

— Ты сказала, что не касалась станка с лета?

Хелен сняла станок со стола.

— Я и не помню, что он был здесь, этот стержень. Ведь на станке я не работала. Только девочки.

— Только Лиза и Джилл? А кто-нибудь еще знал о нем?

Тимбрук подозрительно посмотрел на Гейл.

— А почему тебя это вдруг так заинтересовало?

Гейл не обратила на него внимания.

— Хелен, кто еще знал об этом станке? Кто еще мог знать, что он здесь?

Хелен беспомощно посмотрела на нее.

— Я не думаю, Гейл, что кто-нибудь еще знал. Ты, я и девушки. — Она деланно рассмеялась. — Если, конечно, кто-то не лазил здесь без меня…

Гейл развернулась и направилась к двери. Тимбрук догнал ее и загородил дорогу.

— Куда ты идешь? — произнес он тихо, с неясной угрозой.

Голова Кэти Пру сползла с плеча Гейл, она поправила ее.

— Если вы отказываетесь мне помочь, я найду кого-нибудь еще. Все равно моя дочка не будет страдать.

— Вот как. — Тимбрук сильно сдавил ее руку. — А не кажется ли тебе, что она будет страдать из-за тебя? И ответь мне: есть ли у тебя право заставлять ее страдать?

Гейл посмотрела ему в глаза.

— А кто ты такой, чтобы спрашивать?

Лицо его задрожало, глаза блеснули.

— Я спрашиваю, потому что ребенок не виноват. Или тебе наплевать? Правильно. Именно так рассуждают террористы. Они ведь перед жертвами никогда не останавливаются. Твоему мужу не удалось приобщить тебя к своей славе. Не успел. Но воспитал он тебя, как видно, хорошо. Так вот что я скажу: твоя дочь будет страдать, как страдают дети всех террористов и убийц. Она будет страдать за грехи матери.

Гейл рывком освободила руку.

— Уйди с дороги. Ты, праведный сукин сын. Мне противно смотреть на твою гнусную рожу.

Тимбрук зло рассмеялся, но сделал шаг в сторону.

— Прекрасно. Иди и ищи кого-нибудь, кто тебе поможет. Но все-таки позволь мне предупредить тебя, Гейл. В Фезербридже теперь уже каждый знает, что убийца Лизы, чтобы остановить ее велосипед, использовал деревянную палку. Я понимаю так, что этот станок имеет к этому какое-то отношение. Ну так вот: когда за ним сюда придет полиция, его уже здесь не будет. Это я тебе обещаю. А теперь, получив от меня эту маленькую, но вкусную информацию, иди и распорядись ею очень аккуратно.

Он широко распахнул дверь, выпустив Гейл с Кэти Пру на плече и сразу же плотно ее закрыл.