Миры запредельные

Холдеман Джо

Пролог

 

 

То была третья мировая война или, может быть, четвертая. В зависимости от того, как считать. Но никто ничего не считал. Говорили просто: «война». Шестнадцатого марта две тысячи восемьдесят пятого года, за одни неполные сутки, умер каждый третий человек на Земле.

Большинство жителей планеты не имело никакого представления о причинах военной катастрофы, постигшей человечество. Авария устаревших систем контроля и наведения ракет, говорили одни. Неадекватная реакция политиков, вызванная неправильным пониманием ситуации и цепью печальных недоразумений, возражали другие. Просто несчастное стечение обстоятельств, в результате которого в одной из соперничающих стран стратегические вооружения перешли под полный контроль безумца, настаивали третьи. Какая разница?

Автоматические системы противоракетной обороны сработали выше всяческих похвал: до цели дошла лишь одна боеголовка из каждых двадцати. И уцелевшие две трети населения Земли были поставлены перед проблемой: как жить дальше, как сеять и собирать урожай с полей, засыпанных радиоактивным пеплом. Как, наконец, дышать воздухом, пропитанным биологическими и химическими аэрозолями, медленно оседающими из стратосферы.

Были и такие, кто предрекал наступление времен куда более худших, хотя это казалось невозможным. Но пессимисты оказались правы. Как всегда. Наступил конец света. Но не конец цивилизации, потому что оставались еще внешние Миры: целая россыпь различных по размеру искусственных спутников планеты Земля. И оставалось население Миров: четверть миллиона человек, которым не грозили ни последствия биологической войны, ни выпадение радиоактивных осадков.

В основном Миры были полностью или частично разрушены ракетными ударами в ходе скоротечной войны. Но самый большой из спутников уцелел. Именно на нем теперь сконцентрировалось почти все население Миров.

Имя этому Миру было: Ново-Йорк.

 

Глава 1

Марианна О’Хара находилась среди пассажиров той группы шаттлов, которой удалось стартовать с Земли в самую последнюю минуту. Полчаса спустя мыс Канаверал представлял собой дымящуюся радиоактивную пустыню.

Марианна родилась и выросла в Ново-Йорке. Она закончила институт и успешно защитила докторскую диссертацию, после чего решением Совета по Образованию ей была предоставлена годичная стажировка на Земле.

Полгода, проведенные ею в колыбели человечества, оказались богаты приключениями. Она заинтересовалась хитросплетениями земной политики, и этот интерес привел ее в организацию «Третья Революция», служившую легальным прикрытием для банды заговорщиков-террористов. Единственный человек, с которым она там подружилась, тоже присоединился к организации из чистого любопытства. Впоследствии он был убит. Сама Марианна подверглась попытке изнасилования и получила ножевое ранение. Кроме того, ей довелось совершить кругосветное путешествие. Человек, которого она полюбила, сумел спасти ей жизнь, вовремя доставив в Кейп. Но на борт шаттла землян не брали; из этого правила не существовало никаких исключений, поэтому Марианне пришлось расстаться со своим любимым.

Расставаясь, они утешали друг друга сладкими сказками о том, как прекрасна будет их встреча – потом. Когда закончится весь этот ужас. А в этот момент в укромных уголках, разбросанных по всей Земле, уже отъезжали в сторону крышки капониров, ракеты низвергали огонь, с торжествующим ревом медлительно всплывали из шахт и, хищно наращивая скорость, уходили за пределы атмосферы, устремляясь к цели.

Марианна прекрасно понимала, что ей чудом удалось попасть в число тех немногих счастливчиков, которым самой судьбой предначертано – было уцелеть, но когда шаттл наконец застыл у космического причала Ново-Йорка, она была совершенно раздавлена горем и тоской. Двое мужчин, которым она была дорога, встречали ее в космопорте.

Она едва смогла вспомнить их имена.

Первые недели после однодневной войны жизнь в Ново-Йорке была заполнена неотложными делами, не оставлявшими времени на раздумья. Надо было собрать вместе всех, кто уцелел на других Мирах, как-то устроить их и накормить. Это было совсем непросто: более половины сельскохозяйственных модулей оказались поврежденными или полностью разрушенными. Ракеты с шрапнельными и фугасными боеголовками не смогли пробить скалы, под которыми был укрыт Ново-Йорк, но произвели настоящее опустошение на поверхности астероида. Пришлось перевести всех людей на сокращенный рацион, использовать консервы и даже – неприкосновенные запасы. Долго так продолжаться не могло. Следовало отремонтировать, перестроить и расширить модули, посеять семена будущего урожая, обеспечить кормом животных и птиц, и сделать это быстро; все пригодное для работ население привлекли к трудовой повинности.

Марианна была молодой и очень образованной женщиной, свою первую ученую степень она получила в возрасте двадцати лет. Но сейчас ни одна из ее профессий не находила применения. Вот почему, как все молодые люди в возрасте от двенадцати лет и старше, два дня в неделю она должна была выходить на сельскохозяйственные и восстановительные работы. Поскольку раньше ей не доводилось заниматься чем-либо подобным, на ее долю выпал самый неквалифицированный труд – уход за свиньями и овцами, да еще – несложные малярные работы.

Первым полученным Марианной О’Хара заданием стал сбор бараньей спермы для искусственного осеменения.

Животные содержались в неестественных для них условиях, и люди не хотели пускать их размножение на самотек, предоставляя это дело природе. Поэтому О’Хара бродила по загонам, таская за собой отсасывающее устройство, и проверяла индивидуальные номера до тех пор, пока ей не удавалось отыскать именно того барана, которого компьютер подобрал для определенной овцы.

Как и следовало ожидать, бараны не проявляли ни малейшего желания вступать в столь странные сексуальные отношения, поэтому всякий раз О’Хара выбиралась из загона с синяками, оттоптанными ногами, забрызганная грязью. Правда, это отвлекало ее от собственных бед. Прошла неделя, поступление спермы оставалось ничтожным, и к баранам решили приставить человека более поворотливого.

О’Хара попросилась на работу, связанную со строительством, и была удивлена, когда быстро ее получила. Марианна провела немало времени в невесомости, но ей еще не приходилось работать в скафандре, она даже никогда не надевала его. Она с нетерпением ожидала первого выхода в открытый космос, хотя слегка беспокоилась, сможет ли там работать. После короткой подготовки, день внутри и день снаружи, ее тревога только усилилась. Фактически, все обучение сводилось к натаскиванию, как следует себя вести в аварийных ситуациях. Если прозвучит вот такой сигнал, значит, вы получили предупреждение о солнечной вспышке. Не паникуйте, у вас есть восемь минут, чтобы укрыться в радиационном убежище. Если в вашем скафандре падает давление, сигнал будет вот таким. Не паникуйте, у вас есть целых две минуты, вы вполне успеете добраться до укрытия и получить там первую помощь. Но если вы почувствовали холод, значит, в скафандре появилась течь. Тем более не пани куйте. Пусть ваш напарник немедленно найдет поврежденное место и поставит на него вакуумный пластырь. Всегда держитесь поблизости от своего напарника. И так далее. Кроме Марианны еще тридцать человек целых два дня учились не впадать в панику и латать скафандры. После чего им дали задания и без дальнейших церемоний, выставили за дверь. В открытый космос.

Не имея никакой строительной специальности, О’Хара занималась доставкой грузов, что требовало аккуратности и осторожности.

Работавшие в открытом космосе передвигались с места на место при помощи «кислородных пистолетов». Кислород был единственным газом, имевшимся на Мирах в неограниченных количествах. Пистолет представлял собой трубку с соплом и прицельной насадкой, присоединенную к баллону со сжатым кислородом. Прицелившись в одну сторону и нажав спусковой крючок, вы начинали двигаться приблизительно в противоположном направлении. Но только приблизительно.

Скажем, О’Хара и ее напарник получали распоряжение доставить в определенное место металлическую ферму определенных размеров. Они отмечали на карте, где находится штабель, и осторожно, очень осторожно, особенно – первые несколько дней, добирались туда с помощью кислородных пистолетов. Штабелями обычно являлись никак не закрепленные груды строительных материалов, с течением времени все больше напоминавшие свалку металлолома. Когда им удавалось найти в этой свалке нужную ферму, начиналась потеха.

Конечно, на орбите такая ферма ничего не весила. Но это вовсе не означало, что ее, с бодрым криком «раз, два, взяли!», можно было взвалить на плечо и потащить. И в невесомости конструкция массой в тонну имела тонну инерции. Было совсем непросто сдвинуть ее с места и заставить перемещаться в нужном направлении. Сложно было даже сразу определить, какое направление верное. Скорость находящегося на орбите объекта нельзя изменить, не изменив, хотя бы немного, саму орбиту. Поэтому целить всегда приходилось выше, или ниже, или в сторону, в зависимости от того, куда требовалось доставить груз.

О’Хара и ее напарник подолгу сражались с очередной фермой, прежде чем им удавалось придать ей правильную, по их мнению, ориентацию. Потом, с помощью сильных электромагнитов, находящихся в сапогах и перчатках скафандров, они цеплялись за один из концов конструкции и пускали в ход реактивные пистолеты. Пока ферма ползла к месту своего на значения, им приходилось снова и снова использовать кислородные пистолеты, чтобы скорректировать траекторию и, если повезет, затормозить именно там, где надо. Иногда торможение заканчивалось более или менее приличным ударом, а иногда они просто мазали мимо. И тогда опять приходилось маневрировать, чтобы загнать эту чертову конструкцию туда, куда требовалось. К концу смены такая работа полностью изматывала душевно и физически. Что, собственно, и было необходимо Марианне.

 

Глава 2

О’Хара тяжело ввалилась в комнату, которую делила с Дэниелом Андерсоном, и буквально рухнула на кровать. С минуту она сидела, бессильно опустив голову, тупо уставившись в пол, подавленная усталостью. Потом поправила подушки, включила видеокуб, намереваясь поставить диск с повестью, которую хотела просмотреть. Но по видеокубу шел незнакомый ей красивый современный балет, поэтому она передумала и, устроившись поудобнее на кровати, решила посмотреть представление.

Спустя несколько минут в комнату вошел Андерсон.

– С делами уже закончил? – спросила она.

– Нет, скоро снова уйду. – Он поставил сумку на столик у зеркала и с наслаждением потянулся. – Сейчас зарядили несколько хромато-графических анализов; пока результаты не будут готовы, на работе все равно делать нечего. Получилось окно, часа два. Ты поела?

– Я не голодна. – Марианна выключила видеокуб.

– Глупо. Тебе необходимо съесть хоть что-нибудь.

– Наверно. – Она соскользнула с подушек, растянулась на кровати, закинула руки за голову и уставилась в потолок.

– Что, день был неудачный? – спросил Дэниел.

– Обычный. – Она внезапно рассмеялась. – Видишь ли, я тут подцепила одну болячку.

– Заразную?

– Не для тебя. Комплекс полового члена. У меня с большим запозданием развился комплекс зависти к половому члену.

– Что ты несешь?

– Никогда ты не изучал психологию, сразу видно.

– Психологию горючего сланца изучить несложно, – пожал плечами Дэниел. – Это просто сланец, пропитанный битумом, и все тут. Сколько ни рассуждай по этому поводу, суть дела все равно не меняется.

– Фрейд полагал, что особым предметом зависти для маленьких девочек является половой член. Они видят, как мальчики могут писать стоя, причем в любом направлении, и знают, что сами никогда не смогут делать этого. Поэтому девочки ощущают собственную неполноценность.

– Ты что, серьезно?

– В каком-то смысле. Не совсем по Фрейду. – Марианна взъерошила свои короткие рыжие волосы. – Скажи, ты хоть раз занимался каким-нибудь трудным делом, предварительно завернувшись в насквозь промокшие пеленки?

Дэниел присел на кровать и положил руку на бедро девушки.

– Учиться ходить – весьма сомнительное удовольствие, – сказал он, – но не стоит слишком много размышлять о первых трудностях.

– Я пыталась пользоваться скафандром с катетером, но просто не смогла в нем работать. Это было похоже на... Это было ужасно!

– Да, большинство женщин не может ими пользоваться, – кивнул Дэниел. Сам он был родом с Земли, но ему случалось подолгу работать в космических скафандрах.

– Поэтому приходится трудиться в пеленках. В очень мокрых пеленках, если находишься снаружи достаточно долго.

– Тебе совершенно нечего стесняться.

– Стесняться? А кто стесняется? Просто это неудобно и мешает делу. У меня появилась сыпь. Я хочу иметь половой член и шланг, куда его суют. Хотя бы на то время, пока на мне скафандр.

– Эти шланги не так уж и хороши, – рассмеялся Дэниел. – Человека может что-то встревожить или ему просто станет холодно, член сокращается и выскакивает из горловины. Но ощущение при этом такое, будто он по-прежнему там. И вот вдруг понимаешь, что налил в оба сапога. Хорош сюрпризец, а?

– Действительно, – с задумчивым видом согласилась Марианна. – А как там насчет эрекции?

– Тот, кто в состоянии достичь эрекции в скафандре, явно занялся не своим делом!

Они оба засмеялись, и Дэниел осторожно подвинул руку; но Марианна остановила его.

– Я все еще не в форме, – сказала она.

– Это естественно.

Они уже были любовниками, когда О’Хара отправлялась на Землю, и собирались пожениться сразу после ее возвращения.

Андерсон решительно встал, подошел к зеркалу – всего два шага, потому что кровать занимала большую часть комнатки, – и стал причесываться.

– Может быть, мне лучше спать где-нибудь в другом месте, пока мои дела не пойдут на лад? – спросила Марианна.

– Это еще зачем? Вот уже лет двадцать я не видел таких захватывающих снов, как теперь.

– Нет, серьезно. Я чувствую себя... так, будто...

– Брось. – Он взглянул на ее отражение в зеркале. – Мне все же легче, чем тебе. И мне хочется, чтобы именно я оказался рядом, когда ты окончательно придешь в себя.

– Я вовсе не имела в виду, что собираюсь поселиться с кем-то другим. Можно ведь получить неплохое место и в общежитии.

– Конечно, можно. А потом обнаружится, что я живу здесь один, и меня выпихнут в общежитие вслед за тобой. При таком столпотворении, как сейчас, не один год пройдет, прежде чем снова удастся заполучить отдельную комнату.

– Приятно чувствовать себя хоть в чем-то полезной, – пробормотала О’Хара, отворачиваясь к стене.

Дэниел хотел что-то ответить, но, видимо, передумал. Он аккуратно положил гребенку на столик и чуть погодя сказал:

– Послушай, я собираюсь пойти перекусить вместе с Джоном. Составишь компанию?

– Что? – Она села на кровати и сильно потерла щеки руками. – Конечно. Можно сходить.

Посмотрим, что будет к рису на этот раз. – Она подошла к Дэниелу и обняла его сзади за плечи. – Ты уж извини меня, а?

Он обернулся, крепко поцеловал ее в губы и сказал, высвобождаясь из объятий:

– У нас еще будет время поговорить. А сейчас пойдем, мы и так уже опаздываем.

Как и на всех остальных Мирах, гравитация в Ново-Йорке создавалась искусственно, вращением. На оси сила тяжести была равна нулю и росла по мере удаления от этой оси. В основном люди жили и работали на уровнях, где сила тяжести была близка к земной; здесь же располагались все парки, сады и магазины.

На уровнях с пониженной гравитацией размещались лаборатории и небольшие фабрики, но были там и жилые модули; именно это обстоятельство привело в Ново-Йорк Джона Ожелби. Горбатый от рождения, с неподдающимся излечению тяжелейшим искривлением позвоночника, он провел большую часть жизни либо принимая сильные обезболивающие, либо испытывая мучительные страдания. Все же он сумел стать признанным авторитетом в одном из специальных разделов теории сопротивления материалов. Это позволило ему эмигрировать в Ново-Йорк, получить там работу, связанную с пониженной гравитацией, и спина почти перестала его беспокоить.

Он стал близким другом Марианны – именно через него та и познакомилась с Дэном, – поэтому Андерсон и О’Хара часто наведывались на уровень с тяготением в одну четверть земного, где Джон жил и работал, чтобы заглянуть вместе с ним в бар «Хмельная голова» или перекусить на скорую руку в одном из кафе самообслуживания. Народу там обычно бывало совсем немного – далеко не всякий чувствовал себя достаточно уверенно при пониженном тяготении, где простая попытка выпить чашечку кофе порой могла привести к самым неожиданным и весьма плачевным последствиям.

Кафе на уровне с тяготением в четверть земного было единственным помещением в Ново-Йорке, обшитым деревянными панелями. Эти панели завез с Земли один меценат, после того, как лечение в госпитале с пониженной гравитацией Спасло его от неминуемой смерти. Правда, несколько ящиков шотландского виски были бы приняты с большей благодарностью: тем, кто вырос под сенью стальных стен, филиппинское красное дерево казалось мрачным и неестественным. Да и людям, родившимся на земле, эта обстановка не особенно грела душу, поскольку панели были прикручены к стенам здоровенными, бросающимися в глаза металлическими болтами.

Когда они вошли, Ожелби уже сидел за столиком. Он приветствовал их вялым взмахом руки.

Ужин состоял из горстки риса, политого серой массой неизвестного происхождения, нескольких крошек сыра и столовой ложки фасоли. Преклонный возраст фасоли вызывал глубокое почтение. Зато спиртное имелось в неограниченном количестве; выдачу протеина жестко контролировали, алкоголем же было заполнено великое множество баков и цистерн.

– Уже слышали, что происходит на Земле? – спросил Джон.

– Думаю, ничего хорошего, – ответил Дэниел.

– Эпидемия. Если только это не чья-то дурная шутка или недоразумение. – Джон подцепил вилкой стручок фасоли, отправил в рот и с отвращением принялся его жевать. – Сначала Восточная Европа, потом Россия. Русские обвиняют американцев в использовании биологического оружия. Но этот мор не обошел стороной и Америку.

– Эпидемия какой болезни? – спросила О’Хара.

– Трудно сказать. Они называют ее чумой. Передача новостей шла на разговорном польском и носила истеричный характер, так что понять можно было только через два слова на третье. Болезнь поражает мозг, она неизлечима, она распространилась повсеместно. И так далее. Сейчас предпринимаются попытки выйти на контакт со Штатами или хотя бы осуществить радиоперехват информации. Но на Земле почти все линии связи вышли из строя. Дэн взглянул на часы.

– Ладно, доедайте побыстрей. Через десять минут новости. Джулис Хаммонд.

Они прошли в библиотеку. Там уже собралось столько народу, что им пришлось остановиться недалеко от входа. Дэн помог Джону забраться на стол, чтобы тот мог получше видеть видеокуб. Ровно в двадцать один ноль ноль экран вспыхнул, на нем появилось хорошо всем знакомое, серьезное и слегка взволнованное лицо Джулис Хаммонд.

– Сегодня пятое мая две тысячи восемьдесят пятого года. Как всем вам известно, ходят разговоры о эпидемии на Земле. – Она выдержала паузу. – Слухи соответствуют истине. Пока неизвестно, насколько широко распространилась болезнь. Не исключено, что это – пандемия, охватившая всю планету. Нам до сих пор не удалось связаться с Соединенными Штатами, но сегодня была перехвачена телетрансляция на Неваду. (Невадой называлась независимая страна в центре Северной Америки, где царили довольно дикие нравы).

Лицо Хаммонд растаяло, и на его месте появилось лицо молодой женщины. Развертка по оси 2 работала неустойчиво, и картинка судорожно подергивалась, становясь то двухмерной, то опять трехмерной.

Звук был чистый. В надтреснутом голосе проскальзывали истерические нотки.

– Всякий, кто после начала войны побывал в Штатах или в любом другом месте за пределами Невады, обязан немедленно покинуть страну! И не задерживайтесь, чтобы упаковать вещи. Профсоюз ликвидаторов договорился о тесном взаимодействии с Синдикатом Народного Здравоохранения... каждый, кто мог стать чумным бациллоносителем, должен уехать. Срок – до полуночи!

Если вам известны люди, побывавшие за границей, сообщайте их имена ликвидаторам. У них сейчас своих дел по горло, так что не пытайтесь воспользоваться случаем, чтобы свести старые счеты, о’кей? Для всех нас речь идет о жизни и смерти... Похоже, эта зараза распространяется, как степной пожар, и не щадит никого.

Если вы заметите у кого-нибудь чумные симптомы, немедленно вызывайте ликвидатора. Можете поработать сами, но только в том случае, если у вас есть огнемет. Затем сообщите в Народное Здравоохранение.

Заболевших колотит лихорадка, они страшно потеют и непрерывно несут чушь. Что бы это ни было, болезнь в первую очередь бьет по мозгам. Люди еще ’несколько дней в состоянии бродить туда-сюда, сея вокруг себя заразу. Нельзя упустить ни одного из них!

Картинка дернулась последний раз, сделалась трехмерной, и на экране снова появилась Джулис Хаммонд:

– Со мной в студии координаторы Маркус и Берриган.

Камера отъехала назад. Справа и слева от Хаммонд сидели координаторы. У Веслава Маркуса, политического координатора, на голове была густая шапка черных волос, но глаза и лицо, изрезанное глубокими морщинами, выдавали его возраст. Технический координатор, Сандра Берриган, получила свой пост недавно; ей было немногим больше сорока. Ее лицо также было напряженным, под глазами набрякли мешки.

Маркус слегка наклонился вперед и заговорил:

– Не подлежит сомнению, что эта чума – следствие биологической войны. Сейчас главное – не допустить вспышки болезни в Ново-Йорке. Каждый, кто был на Земле к моменту начала войны, является потенциальным бациллоносителем.

Дэн как-то неуклюже обнял Марианну за плечи.

– Безусловно, – продолжал Маркус, – драконовские меры, принимаемые в Неваде, нам не по душе. Но и мы должны реагировать быстро и хладнокровно. Теперь слово вам, Сандра.

– Скорее всего, нас это не коснется, – сказала Берриган. – Даже если кто-нибудь из побывавших на Земле и стал бациллоносителем, маловероятно, чтобы вирус мог уцелеть после комплекса профилактических мер, через которые обязан пройти всякий, прежде чем он перешагнет порог воздушного шлюза.

С этим О’Хара была полностью согласна. После бесчисленных инъекций на теле не оставалось Ни одного живого места. Зато у каждого вновь прибывшего в Ново-Йорк надолго оставалось ощущение, что минимум половину полетного времени он провел в сортире.

– И все же. Мы обязаны учесть даже тень возможности того, что кто-то из вас мог стать бациллоносителем новой чумы. Сейчас модуль 9b переоборудуется под жилые помещения, где побывавшие на Земле за последний год – поскольку биологическое оружие могло быть пущено в ход задолго до обмена ядерными ударами – пройдут карантин и обследование. Те, к кому это относится, должны немедленно отправиться в модуль 9b. Не тратьте время на сборы. Ничего не берите с собой, даже зубную щетку. Поспешите. Нам неизвестно, на какой стадии инкубационного периода инфекция становится заразной.

О’Хара пожала Джону руку и осторожно коснулась губами щеки Дэна. Когда она направилась к двери, находившиеся в комнате поспешили освободить ей проход пошире.

В модуле 9b находились парники с помидорами и огурцами, и этого добра здесь было навалом. Как только О’Хара протиснулась в модуль из воздушного шлюза, она сразу поняла, что навсегда возненавидит винный запах томатов.

Битком набитые автоматическим оборудованием, прозрачные пузыри сельскохозяйственных модулей свободно плавали в пространстве вокруг Ново-Йорка. На этих фермах выращивали овощи и разводили цыплят и рыбу для четверть-миллионного населения – кролики и бараны, так же, как и люди, нуждались в искусственной гравитации.

Модуль строился с расчетом на дальнейшее расширение. Поэтому он был большим. И все же для тысячи двухсот тридцати человек потенциальных бациллоносителей там теперь находилось несколько десятков специалистов, в основном медиков, техники и сельскохозяйственные рабочие, следившие за тем, чтобы тесное соседство огурцов, людей и помидоров никому из них не повредило. Все специалисты передвигались исключительно в скафандрах на случай, если кто-нибудь вздумает чихнуть в их сторону.

Новые обитатели модуля недолго оставались загнанной в тесный курятник толпой одиночек. Они знакомились, образовывали маленькие и большие компании, обменивались воспоминаниями и домыслами о Земле. Нашла себя компанию и О’Хара, примкнув к небольшой группке студентов.

Вскоре всех попросили собраться вместе. К ним вышел врач с угрюмой физиономией и сообщил, что карантин продлится не меньше пяти дней. Это известие послужило поводом для недовольного брюзжания. Лишь одному человеку из трехсот за всю его жизнь удавалось побывать на Земле; такие люди, как правило, входили в элиту Ново-Йорка. Они могли позволить себе поворчать.

Кто-то задал вопрос о солнечных вспышках и получил откровенный ответ:

– Придется положиться на судьбу. Модуль не заэкранирован, и вспышка класса три покончит с нами за несколько минут. Успокаивает лишь то, что такие вспышки бывают редко...

Первым на повестке дня стояло доскональное медицинское обследование. Фамилия Марианны находилась в середине алфавитного списка. Поэтому, сдав анализы, она пару дней слонялась без дела. Возможности почитать у нее не было: в модуле имелось не более дюжины видеокубов, и передачи по каждому из них смотрели человек двадцать – тридцать одновременно. Устав от бесконечных фильмов и «мыльных опер», О’Хара присоединилась к команде, трудолюбиво разгадывавшей «самый большой в мире кроссворд».

Подошел ее черед. Несколько часов Марианну осматривали со всех сторон, ощупывали, выстукивали, мяли, брали мазки. Врачи устали, были измотаны, действовали торопливо, и она почувствовала себя неодушевленной деталью на сборочном конвейере. Был и такой момент, когда О’Хара не смогла удержаться от смеха: она висела вниз головой, нагишом, вцепившись в сапоги гинеколога, чтобы тот случайно не промахнулся, когда брал мазки. Дело происходило за помидорной шпалерой, призванной обеспечить врачебную тайну, причем оба участника процедуры медленно вращались в воздухе, в сомнительной позе, напоминавшей пародию на soix-ante-neuf (позицию шестьдесят девять в сексе).

Она припомнила свой разговор с Дэниелом и решила, что в скафандре или без, но эрекция гинекологу обеспечена.

Обследование не выявило ничего, кроме аллергии на коровье молоко, которая не вызвала особого удивления (и не создала никаких проблем, поскольку ближайшая корова паслась на расстоянии в тридцать шесть тысяч километров отсюда). Из находившихся в модуле никто бациллоносителем не оказался. Их продержали под наблюдением еще десять дней и отпустили с миром.

Утомленная более чем скудной диетой, на которой пришлось сидеть в модуле 9b, О’Хара отправилась прямиком в кафе. Там на ленч подавали рис, охлажденные помидоры и рассольник.

 

Евангелие от Чарли

Большая часть ракет, с ревом рванувшихся в небо шестнадцатого марта две тысячи восемьдесят пятого года, к моменту своего старта устарела лет на пятьдесят. Но было использовано и новое оружие, недостаточно проверенное, над которым еще проводились эксперименты.

Вирус Коралатова считался оружием вполне гуманным. Подразумевалось; что он должен вызвать длительное расстройство психики, лишить на несколько месяцев все население враждебной страны возможности разумно мыслить. Лучше поглупеть на время, чем сдохнуть навсегда. Гладко было на бумаге.

Боеголовки с вирусом Коралатов-31 стояли на восемнадцати запущенных ракетах. Шестнадцать из них были уничтожены лазерами американской системы СОИ. Одна, из-за неисправности, развалилась на части над Восточной Европой. Еще одна, нацеленная на Чикаго, почти достигла места назначения. Дряхлая ракета прошла совсем рядом, так и не взорвавшись, но боеголовка вскрылась от динамического удара, и культуру вируса затянуло в реактивную струю. Результат оказался таким же, как в Европе: долгие недели и месяцы вирус оседал вниз из стратосферы. Там, внизу, он нашел себе самых гостеприимных хозяев в лице человеческих существ. К концу года он сделался не менее вездесущим, чем обыкновенный грипп. Но его действие оказалось совсем не таким, как планировал Коралатов; первые симптомы проявились далеко не сразу. К тому времени, когда вирус постепенно довел до идиотизма и прикончил свою первую жертву, заражения им избежали лишь сотрудники антарктических научных станций, оказавшиеся в самом бедственном положении, горстка скитающихся по пустыне бедуинов и те, чьим домом были Миры.

Ученые в Антарктике могли продержаться несколько лет, пока не кончатся припасы. Жизни бедуинов ничто не угрожало до тех пор, пока им удастся избегать контактов с внешним миром. Остальное население Земли стало легкой добычей новой чумы.

Почти всякий, кто достиг двадцати лет, умирал в течение нескольких недель. В более раннем возрасте действие вируса не проявлялось никак. Мир погружался в хаос; дети остались без родителей, без присмотра, без руководства. Потребовалось время, прежде чем кошмарная истина предстала во всей своей наготе: никому отныне не суждено жить долго. Где-то между восемнадцатью и двадцатью одним годом проходил рубеж, за которым каждого ждали болезнь и смерть.

Два миллиарда обреченных детей не имели ни малейшей возможности поддерживать образ жизни двадцать первого столетия. Конечно, все не могло развалиться одновременно, ведь Мир был почти полностью автоматизированным и системы выходили из строя далеко не сразу. Вы могли зайти в бар-автомат и получить там порцию выпивки, а могли снять трубку, набрать номер общественной службы и послушать, как давно умершая женщина молится за вас. Но рано или поздно большая часть оборудования должна была сломаться либо сама по себе, либо в результате вандализма, а на всем белом свете не осталось никого, кто бы смог восстановить разрушенное. Впрочем, существовала одна группировка, которую не застала врасплох ни сама война, ни ее ужасающие последствия. Запрещенная, действовавшая нелегально секта мансонитов насчитывала на юге Соединенных Штатов десятки тысяч своих приверженцев. Еще много лет назад мансониты предсказали, что концу света будет предшествовать период сумятицы и неразберихи. Они относили начало этого периода к две тысячи восемьдесят пятому году, сотой годовщине вознесения отца-основателя этой религии.

Вера мансонитов покоилась на фундаменте писаний Чарльза Мансона, полоумного мессии, который сто лет назад вовлек своих последователей в настоящую оргию массовых самоубийств. Члены секты считали убийство священным таинством, а смерть чтили, как избавление и благословение Господне. Такова была единственная церковь, число прихожан которой стремительно росло после войны.