Келлер

Суббота и воскресенье пролетели незаметно, и вот уже настало время прощаться со Стеллой. Выходные прошли вроде бы обычно: мы гуляли по городу, играли в парке и ели хот-доги. Но с Кейти все выглядело более красочным, а не просто черным и белым. Стелла отлично повеселилась. Она смеялась столько же, сколько и Кейти, что уже о чем-то говорит, потому что Кейти смеется чаще, чем кто-либо из известных мне людей. Она просто мастер в искусстве наслаждения сиюминутным моментом. Никогда не видел ничего подобного. Это невероятно захватывающе. Я не такой. Пытаюсь что-то с этим делать, но я слишком сфокусирован на будущем, на будущем Стеллы. Но на этих выходных я забыл обо всем и чувствовал себя превосходно. Я наблюдал за Стеллой и Кейти, пытаясь сдерживаться и не представлять нас троих семьей. Даже при мысли об этом меня окутывало абсолютное умиротворение. Если есть в мире человек, которым могла бы вдохновляться моя дочь, я бы хотел, чтобы это была Кейти.

Мы даже провели время с отцом с утра. Обычно он работает в отделении скорой помощи, когда я приезжаю на выходные, поэтому мы не слишком часто видимся.

Стелла цепляется за меня как обезьянка и плачет. Так происходит каждый раз, когда наступает время уезжать. Это разбивает мне сердце. Я медленно покачиваю ее, пытаясь смягчить горечь расставания.

— Шшш, малышка, я скоро вернусь, — глажу ее по рыжим кудряшкам, доставшимся Стелле от матери.

— Я знаю, но скучаю без тебя, — сопит она и шепчет мне в ухо.

— Я тоже очень скучаю, Стелла. Очень, очень. Я буду звонить тебе или мы можем общаться по компьютеру каждое утро и вечером пока я не приеду. Хорошо? — шепчу я в ответ.

Она кивает своей маленькой головкой и вытирает мокрые от слез глаза о мое плечо.

— Я хочу попрощаться с Кейти. — Стелла начинает ерзать, и я отпускаю ее.

Моя красивая маленькая дочурка медленно идет к моей не менее красивой подруге, прося взять ее на руки. Кейти не сомневается ни секунды. Стелла обнимает ее руками и ногами, кладет голову на плечо Кейти и крепко прижимается. То, что я вижу сейчас, кажется таким правильным. Кейти держит ее крепко, но нежно, даруя спокойствие. Такие же ощущения возникают, когда она обнимает меня. Я так и представляю, как в этот момент умиротворение наполняет Стеллу.

— Я так рада, что познакомилась с тобой, Стелла, — говорит она, целуя ее в лоб.

Моя дочь поднимает голову и смотрит Кейти в глаза.

— А ты можешь еще раз приехать с папочкой, чтобы мы могли поиграть?

Кейти смотрит на меня и на секунду на ее лице мелькает душераздирающая боль, которая быстро сменяется улыбкой. Может мне просто показалось?

— Мне бы хотелось еще раз увидеться с тобой, Стелла, — шепчет она. Кейти целует ее в лоб, а потом опускает на пол. — Позаботься о мисс Хиггинс.

— Будет сделано, — улыбается Стелла.

После еще одного круга объятий, мы с Кейти выходим из здания и садимся в такси. Дорога в аэропорт проходит в молчании. Ненавижу эту свою часть отцовства — прощания.

Только в самолете меня охватывает желание поговорить. Кейти позволила мне побыть наедине с собой, и последние два часа я провел в своей голове, а не в реальном мире. Все это время она держала меня за руку. Вроде бы, незначительный жест, но она никогда не узнает, насколько успокаивающим он был.

— Знаешь что? Я никогда не видел отца смеющимся, — не глядя на нее, говорю я.

Кейти молчит. Никаких вопросов, никакого удивления. Она просто дает мне выговориться.

— Он никогда не играл со мной, даже когда я был ребенком. А ты вовлекла его в "Лови рыбку" (прим. карточная игра) просто попросив. А потом еще подшучивала, радуясь, что мы не играем в "Оперейшн", иначе он надрал бы нам задницы. И мой отец... смеялся. Он никогда не смеется. — Наконец я поднимаю взгляд на Кейти и качаю головой. — Он никогда не смеется.

Она застенчиво улыбается. 

— Было весело. К тому же он хирург.

Не могу сдержать улыбку.

— Я знаю. Понял в чем шутка. Но то, что произошло... да все, что произошло в эти выходные кажется таким нереальным. Моя дочь в полном восторге от тебя. Мать обращалась к тебе по имени. Даже Дунка она начала называть "Дунканом" в прошлом году, а я знаю его без малого шесть лет. Он жил с нами целый год и она даже не разговаривала с ним. А мой отец сказал, что будет рад... видеть эту чувиху в гостях в любое время.

Кейти смеется.

— Так смешно, когда Стелла говорит чувиха, но твой отец сам виноват. — Она игриво хмурит брови. — Прости, я немного переборщила с неприличными словами, пока мы играли в "Лови рыбку". Хотя, мне кажется, что ему понравилось, иначе я бы не стала так увлекаться.

— Я думал, что могу довольно хорошо читать людей, но ты — это нечто фееричное. Твоему обаянию невозможно сопротивляться.

Кейти усмехается и меняет тему разговора. Она отлично умеет уклоняться от внимания к себе.

— Лили — была мамой Стеллы?

Я киваю.

— И она была сестрой Дункана.

— Была. Как ты это поняла?

Кейти пожимает плечами, как будто это и так очевидно.

— Волосы.

— Цвет волос — отличная подсказка. Стелла похожа на свою мать. Это хорошо, — смеясь, говорю я.

Кейти улыбается.

— Уверена, Лили была хорошенькой, но Стелла все же похожа на тебя. Та же улыбка, глаза, — подмигивает она мне, — и это определенно хорошо.

— Да, у нее мои глаза. У Лили были коричневые, как у Дунка. — Думаю, настало время рассказать свою историю. — В старших классах я работал в пиццерии, просто, чтобы почувствовать себя нормальным. Хотел заработать собственные деньги и купить машину. Родители не были особо довольны, но не стали мне запрещать. Там я и встретил Дунка, а через него Лили. У них была своя квартира. Их мать была наркоманкой, а отца они никогда не знали, поэтому несколько лет жили сами по себе. Дунк на два года, а Лили была на три года старше меня. Когда мы встретились, она собиралась учиться на медсестру. Лили была спокойной, сдержанной и умной. Не знаю, что она увидела во мне. Мы встречались почти год, когда она обнаружила, что беременна. Я как раз учился последний год и немного растерялся, узнав об этом. Я знал, что люблю ее, но будущее было уже давно распланировано за меня. Я слишком боялся крови, чтобы следовать по стопам отца, поэтому мне предстояло стать юристом, как мать. Ребенок никак не вписывался в планы родителей. Они были в ярости и хотели, чтобы Лили сделала аборт. Мы отказались, и я попросил ее выйти за меня замуж. Это казалось естественным, ведь я любил ее.

Кейти улыбается и кивает. Я воспринимаю это как приглашение продолжать и делаю глубокий вдох.

— Ребенок должен был родиться как раз ко времени моего выпуска и окончания учебы Лили. Мы планировали пожениться летом и перебраться в Грант, потому что у меня уже была стипендия, благодаря оценкам и щедрому бумажнику матери. Но планы изменились, когда Лили умерла при родах.

Кейти приоткрывает рот — это нормальная, искренняя реакция сочувствующего человека. Она отличный слушатель.

Я никогда даже не пытался делиться своей истории. Но сейчас хочу этого.

— Доктора сказали, что у нее были очень редкие осложнения, встречающиеся один раз на миллион. И это оказался наш случай. Потеря Лили была трагедией, но помимо этого, я был до смерти напуган перспективой стать отцом-одиночкой в восемнадцать лет. Я даже не представлял себе, как обращаться с ребенком. Мои родители сразу же взяли няню, потому что так, по их мнению, должен воспитываться ребенка в их доме. Именно так воспитывали меня. Я старался изо всех сил, но не знаю, чтобы я делал без Мелани. Мне пришлось пропустить первый семестр в Гранте из-за Стеллы. Родители опять были в ярости, потому что я откладывал осуществление их планов. Не пойми меня неправильно, они любят Стеллу. Но я оказался огромным разочарованием. Они убедили меня уехать учиться, и Дункан отправился со мной. Он всегда хотел поступить в колледж и заниматься политическими науками. Родители сказали, что для Стеллы лучше всего остаться с ними и няней, чтобы я мог полностью погрузиться в учебу и получить профессию, которая в будущем позволить обеспечить Стеллу всем необходимым.

— А что, по-твоему мнению, было лучшим для Стеллы? — задает она простой вопрос, моргнув своими великолепными глазами цвета нефрита.

Это вопрос, который постоянно преследует меня.

— Я не знал и до сих пор не знаю.

— Келлер, а почему никто в Гранте не в курсе о Стелле?

— Господи, ты, наверное, думаешь, что я ужасен, — говорю я, проведя рукой по волосам.

Она качает головой.

— Нет, не думаю. Иначе не сидела бы рядом с тобой. У меня аллергия на ужасных людей.

Я смеюсь, потому что Кейти всегда знает, когда необходимо пошутить.

— Думаю, для этого много причин. Она — моя, и часть меня не хочет делить ее с другими людьми больше, чем уже приходится это делать. Другая часть боится, что люди начнут осуждать меня за то, что я так молод, за то, что я не идеальный отец, за то, что далеко от нее. Я так люблю ее, Кейти и хочу самого лучшего для Стеллы. Всегда хотел.

Она крепче сжимает мою руку.

— Келлер, ты невероятно терпеливый, внимательный и любящий родитель. Как ты думаешь, почему Стелла смотрит на тебя так, как будто ты для нее — все? Почему она так грустит, когда ты уезжаешь? Ты — ее вселенная. Она любит тебя.

В горле скапливается ком. То, что Кейти сказала — это все, чего я хочу.

Она чувствует, что я весь в эмоциях и начинает успокаивающе рисовать на моей ладони круги большим пальцем.

— Келлер, дружище, у тебя только одна жизнь. Представь себе на минуту, что ты свободен от всего. Чтобы ты сделал? Как бы ты прожил свою жизнь, если не нужно было бы оглядываться назад? Каким было бы твое будущее?

Я ни секунды не сомневаюсь.

— Стелла жила бы со мной в Гранте. Я бы сменил специализацию на английский язык и через несколько лет преподавал бы в каком-нибудь маленьком городке, где Стелла росла бы счастливо и в безопасности. — В моих глазах скапливаются слезы. Стоило бы смутиться, потому что меня всегда учили, что мальчики не плачут. Но с Кейти, я — свободен.

Она берет меня за подбородок и поворачивает, пока я не смотрю ей прямо в глаза. Кейти не мигая изучает меня несколько секунд, привлекая мое внимание.

— Сделай это, — командует она. — Ничто не должно стоять на твоем пути, потому что именно такой должна быть твоя жизнь, Келлер. Та маленькая девочка должна видеть своего папочку каждый день. А ты определенно рожден быть учителем.

Кейти не отпускает меня, ожидая ответа.

— Это не так легко, — закрыв глаза, чтобы не смотреть на нее, отвечаю я.

— Посмотри на меня, — приказывает Кейти еще раз. В ее голосе нет злости, только какое-то отчаяние. Ей не все равно. Она заботится обо мне и о том, что я хочу.

Я уже и позабыл, каково это. После смерти Лили никто так не относился ко мне, но даже она никогда не давила на меня слишком сильно.

— Пожалуйста, просит Кейти.

Я так и делаю.

— Воспитание Стеллы станет для тебя сложнейшим испытанием в жизни. Знать, что другой человек полностью зависит от тебя — тяжело, утомительно, беспокойно и страшно. Но... с другой стороны, это весело и наполнит твою жизнь смыслом как ничто иное.

Она слишком эмоциональна. Судя по всему, ей близка эта тема. Кейти опускает руку на колени.

— Ты сама заботилась о своей сестре? — делаю предположение я.

Она кивает. Я жду, когда она будет готова к разговору, так как знаю, что тема сестры очень тяжела для нее.

— У Грейс был синдром Дауна. Умственно она ушла недалеко от Стеллы. У матери были свои заскоки, что делало вопрос воспитания очень... трудным. Поэтому я всегда заботилась о Грейси. Я купала, одевала, кормила ее. Я читала ей книги, играла и водила ее в школу. Когда ей было шестнадцать, а мне пятнадцать, она попала в аварию и не могла больше ходить. После этого Грейси оказалась прикована к инвалидному креслу...

— Вот почему у тебя был минивэн, — прерываю я ее, вспомнив, что она рассказывала мне о нем несколько недель назад.

Кейти кивает и улыбается, радуясь, что я не забыл об этом.

— Да, Олд Блю был оборудован для инвалидов. — Она делает глубокий вдох и продолжает. — Когда мне было восемнадцать, за несколько недель до окончания школы, умерла мама.

Мое сердце разрывается на части, от осознания того, что жизнь бедной девочки была совсем непростой.

— Мне жаль, — все, что я могу сказать.

— Да. — Кейти выглядит задумчивой. — Жизнь всегда была нелегкой для Джэнис Седжвик. Мне нравится думать, что сейчас она в лучшем месте. Что она наконец-то счастлива. Так что все в порядке.

— Где ты жила после смерти матери? Ты говорила, что отца не было рядом.

— В первые месяцы после ее смерти на меня навалилась куча дерьма. После того, как пыль улеглась, я все продала и мы с Грейси сняли жилье у бывшего садовника матери. Ничего особенного, но это место было нашим. Грейси оно нравилось. Это было лучшее время в моей жизни. Мы снимали его до самой ее смерти.

Я откидываюсь на сиденье и просто смотрю на Кейти. Обычно мы почему-то думаем, что знаем людей окружающих нас. Знаем, какие они глубоко внутри. Но то, что я только что услышал, до крайности поразило меня. Женщина, сидящая рядом со мной в самолете — самое непредсказуемое существо, которое я встречал на своем жизненном пути.

— Как ты справлялась все эти годы?

— Обыкновенно. Она была моей сестрой, и я любила ее. Хорошо это или плохо, но я — все, что у нее было.

Именно такого ответа я от нее и ожидал.

— А кто заботился о тебе?

Кейте улыбается, и у нее загораются глаза.

— Гас. Он всегда был моим лучшим другом, живя по соседству. Его мама, Одри, тоже замечательная. Она была и до сих пор остается матерью и для меня с Грейси.

— Он любит тебя. Я думал, что этот парень кастрирует меня прямо по телефону в пятницу вечером. Это было жестко. Никогда не встречал подобных отношений, как у вас с Гасом. Два настолько близких человека и не пара. Мне все еще трудно это осознать.

Она пожимает плечами.

— Не усердствуй слишком сильно. У нас немного странные отношения. Мама Гаса клянется, что у нее родились близнецы и нас просто разделили при рождении, несмотря на то, что он на несколько лет старше. Она взяла одного ребенка к себе домой, а второй просто переехал по соседству несколько лет спустя.

— Могу себе это представить. — Я пытаюсь понять и принять их дружбу, но так тяжело не ревновать ее к Гасу. Я хочу быть той историей, что связывает их. Я хочу знать о ней все. Я хочу быть тем человеком, с которым она делится всем. Я хочу заботиться о ней. Я хочу ее.

Кейти останавливает машину возле моего дома.

— Спасибо за то, что поехала со мной, Кейти, — говорю я, не желая, чтобы она уезжала.

Она отстегивает ремень безопасности и наклоняется, чтобы обнять меня.

— Спасибо, что взял меня с собой, Келлер. Я знаю, тебе было сложно решиться на то, чтобы разделить эту часть своей жизни со мной.

— Только не с тобой, Кейти. Ты придаешь мне мужество, о котором я и не подозревал.

— Я ничего не делала. Оно было в тебе самом, нужно было только найти его, — шепотом поправляет она меня.

Слегка откидываюсь на спинку сиденья, зная, что не могу уйти, не сделав то, о чем мечтал с нашей первой встречи. Я встречаюсь с ней взглядом и обхватываю ее лицо ладонью. Она такая мягкая и так хорошо пахнет. Ее волнистые волосы растрепаны, как всегда, она выглядит чертовски сексуально. Кейти не сопротивляется, поэтому я медленно наклоняюсь и задерживаю дыханье. Когда наши губы встречаются, все мысли и переживания оставляют меня. Все исчезает, кроме нее. Она — все, что я чувствую, слышу, вижу и пробую на вкус. Ее нежные губы двигаются в унисон с моими, а когда она слегка приоткрывает их и наши языки сплетаются в одно целое, мое тело пробирает дрожь. Руки Кейти скользят вверх по моим и она обнимает меня за шею. Ощущения от ее прикосновений вызывают у меня тихий стон. Я не могу контролировать его. Ее касания, вкус — это слишком для меня. Она, должно быть, тоже это чувствует, потому что отодвигается от меня. Я открываю глаза и замечаю, что ее зрачки потемнели, полностью перекрыв характерную для них зелень.

— Пошли ко мне, — говорю я.

— Мне нужно идти, — одновременно со мной восклицает Кейти.

Она тяжело дышит, потому что тоже чувствует это. Она хочет этого.

— Почему ты уходишь?

Кейти смотрит вдаль.

— Потому что я должна.

— Что случилось с той девушкой, которая поучала меня жить настоящим? Потому что, Кейти, я никогда не жил настоящим больше, чем именно сейчас, с тобой.

Она кладет обе руки на руль, все еще не решаясь посмотреть на меня. Кейти сглатывает ком в горле, и я начинаю бояться, что она так ничего и не скажет, когда до меня доносится ее шепот.

— Это совсем другое.

— Почему? Пожалуйста, останься, — упрашиваю я ее.

Она несколько раз моргает.

— Есть вещи, которые ты не знаешь обо мне. В конце концов, я только причиню тебе боль, а для этого ты мне слишком дорог.

Я потерян, смущен и зол одновременно.

— Что? Посмотри мне в глаза и скажи, что ничего не испытываешь ко мне. Потому что этот поцелуй — самое восхитительное, что случалось в моей гребаной жизни. Я знаю, что ты тоже это почувствовала. Ты, черт возьми, тоже почувствовала это.

Она смотрит на меня блестящими от слез глазами.

— Так и есть. Именно поэтому я должна уйти.

— Это не имеет никакого чертова смысла, — вскидывая руки в воздух, говорю я.

— Я знаю, Келлер. Мне пора.

Резко открыв дверь, я выхожу из машины и хлопаю дверью, перед тем как открыть багажник и схватить свою сумку. Мне стоило бы спокойно уйти, но я слишком зол.

— Это все фигня и ты сама знаешь это. Не знаю, что с тобой происходит, но ничего из того, что ты могла бы сказать, не изменит моих чувств к тебе. Я так долго никому не открывал свое сердце. Если бы ты сказала, что я тебе не интересен, то не было бы проблем. Да, мне было бы больно, но я бы ушел, зализал свои раны и продолжал жить как раньше. Но ты... ты даже не хочешь попробовать, и это меня злит. — Не знаю, в чем ее проблема, может в доверии или она не хочет никаких обязательств. Как бы то ни было, мне не нравится, что Кейти отрицает саму себя. Потому что именно это она и делает. — Я не знаю как ты, но эта связь между нами, это притяжение не возникает каждый день. Я столько лет не чувствовал ничего подобного. И даже не думал, что когда-нибудь почувствую снова. Мне страшно? Черт, да. Могу ли я предвидеть будущее? Нет. Просто знай, что я никогда, никогда не причиню тебе боль. В этом я уверен на все сто процентов. Так что все в твоих руках, Кейти. Ты должна начать доверять хоть кому-то.

Я не жду от нее ответа, потому что знаю, что не получу его. Я просто захлопываю багажник и, не оглядываясь, иду в свою квартиру.