Грейс Армиджер стояла в стороне от шумной, веселой толпы, сжимая в руке бокал теплого белого вина, и лихорадочно крутила головой, выискивая Генри. Сосредоточиться на поисках было очень трудно; все лица казались знакомыми.

На расстоянии вытянутой руки от нее Ник Хорнби был поглощен беседой с Хелен Филдинг, а рядом с ними В.С. Найпол и Джоанна Троллоп громко хохотали над тем, что им только что рассказал Робби Уильямс… Робби Уильямс? С какой стати? Грейс изумленно раскрыла глаза. Но нет, его живое, веселое лицо нельзя ни с кем спутать. Ах да, конечно, спохватилась она, ведь в этом году знаменитого музыканта пригласили войти в Букеровское жюри.

Фестиваль в Сент-Меррионе, который давно славился количеством присутствующих знаменитостей, в этом году превзошел сам себя. Всем, кто сомневается, что книги — это новый рок-н-ролл, подумала Грейс, достаточно заглянуть сюда, на торжественный прием по случаю открытия фестиваля, и воочию убедиться: происходящее напоминает скорее премьеру фильма, чем мероприятия отжившего мира литературы. Повсюду сияющие прически, сверкающие зубы, звонкий смех. Загорелые, стройные, богатые и уверенные; более того, похоже, все уже успели заключить договоры с киностудиями.

— Значит, компания «Уорнер бразерс» взяла вашу книгу на рассмотрение? — спросила брюнетку в кожаном пиджаке блондинка в усыпанных блестками туфлях, стоящая слева от Грейс.

Та самодовольно улыбнулась.

— Какая жалость. А мою «Дисней» купил без раздумий, — торжествующим тоном продолжала блондинка, тряхнув посеченными волосами. — Так, конечно, гораздо прибыльнее.

Дженни Бристольз и Сэсси Дженкс, отметила Грейс. Две самые популярные молодые писательницы Англии, вот только печатаются в одном издательстве и оттого постоянно грызутся.

— Вы по-прежнему в одиночестве?

При звуках пьяного голоса, который Грейс надеялась больше не услышать до конца вечера, у нее мурашки пробежали до самых пяток. Опустив взгляд, она увидела румяного коротышку, бывшего адвоката, известного миллионам читательниц под именем Люсинды Макканн. Известие о том, что «королева любовного романа» на самом деле является мужчиной, к тому же, судя по блудливым рукам, традиционной ориентации, повергло Грейс в ужас.

— Как и все великие писатели, я пишу о любви, — уже успел объяснить ей Люсинда в начале приема. — Толстой писал о любви. Шекспир писал о любви. Так скажите мне, какая между нами разница? О чем еще моя книга «Господин и повелитель», как не о любви? Ну а «Скажи да, дорогая»? Тоже о любви. Так почему же мои книги не считаются классикой? А я вам отвечу! — постепенно заводился Люсинда. Последний вопрос явно был чисто риторическим. Коротышка презрительно махнул рукой в сторону блестящей толпы, и его лицо гневно побагровело. — Из-за всех этих снобов, мнящих себя сливками литературы!

— Неужели? — пробормотала Грейс, тоскливо оглядывая зал в поисках взъерошенной головы Генри, который принес бы ей избавление.

Странно, что он до сих пор не появился, — как писателя его не признавала даже собственная мать, и просто чудо, что его вообще пригласили в Сент-Меррион.

— Но я им покажу! — продолжал кипеть Люсинда. — Книга, над которой я сейчас работаю, — доверительно сообщил он, обдавая Грейс чесночным запахом и с вожделением заглядывая в вырез ее платья, — будет о сексуальном пробуждении, описанном от лица четырнадцатилетней девочки.

В конце концов Грейс прибегла к последнему средству, сославшись на необходимость отлучиться в туалет. И вот Люсинда опять здесь; его похотливые глазки снова приклеились к ее груди, песочно-желтый паричок сполз набок. Очевидно, королева любовного романа успел изрядно накачаться спиртным.

— С-стыд и поз-зор! — возмущенно промолвил он. — Такая крас-сивая девушка, и с-совсем одна!

Грейс подумала было о новом бегстве в туалет, но в итоге пришла к выводу, что безопаснее остаться. Это увеличивало ее шансы на встречу с Генри, и, кроме того, она помнила, как в прошлый раз, спасаясь бегством от Люсинды, налетела прямиком на Луи де Берньера, автора нашумевшей книги «Мандолина капитана Корелли».

— С минуты на минуту здесь будет мой автор, — решительно заявила она.

Но Люсинда ее уже не слушал. Его взгляд, оторвавшись от ее декольте, устремился в толпу.

— Вот эта с-сволочь Марк Лоус-сон! На прошлой неделе он раз-згромил в пух и прах «Гос-сподина и повелителя» на с-страницах «Книжного обозрения». С-сей-час я выс-скажу ему все, что о нем думаю!

— Очень хорошо, — согласилась Грейс, с облегчением отпивая теплое вино.

До нее доносились обрывки литературных сплетен:

— …и когда ее выступление на встрече с читателями подошло к концу, ведущий сказал: «Есть ли у кого-нибудь вопросы к мисс Аткинсон?» И кто-то поднял руку и спросил: «Да, я хочу узнать, где она купила эти туфли…»

— …стоило мне на минуту отвлечься, чтобы попрощаться с Гором — Видалом, конечно, — как Мелвин Брэгг увел у меня из-под носа такси…

— …да, она каждый день заглядывает на страничку «Амазон. ком», чтобы узнать, как идут дела у ее конкурентов. И сама пишет все отзывы на свои книги — неудивительно, что они неизменно получают пять звездочек…

— Полагаю, вы слышали, что меня выдвинули на премию «Лемон», — громко произнесла Сэсси, обращаясь к Дженни.

Грейс удивленно подняла брови. Будь это теннис, после такой подачи Дженкс определенно повела бы в счете. Пятнадцать — ноль. В конце концов, «Лемон» — это не пустое бахвальство. Стремящаяся привлечь внимание к так называемой «яркой современной литературе», она считалась одной из самых престижных литературных премий. На чей-то взгляд, даже весомее Букеровской.

В ответ Дженни выпустила из ноздрей дым, грозовой тучей устремившийся прямо в лицо сопернице.

— Просто замечательно, дорогая, — снисходительно улыбнулась она. — И я рада, что вы не поленились участвовать. Лично я ради такой смехотворной суммы пальцем о палец бы не ударила.

По пятнадцати после крученого мяча Бристольз, отметила Грейс. Всем в литературном мире было известно, каким испепеляющим огнем зависти горела Дженни, когда «Стремительный взлет», первый роман Сэсси Дженкс, не только был куплен за рекордную сумму крупнейшим издательским домом, но и удостоился восторженного приема в книжных кругах. В кругах, которые до сих пор упрямо не желали признавать гений Дженни Бристольз, и, в частности, ее новый роман «Ветрогон».

Рецензии на «Стремительный взлет» были так похожи, что Грейс до сих пор их помнила: «Живо, свежо и талантливо» («Гардиан»); «Свежо, талантливо и живо» («Индепендент»); «Талантливо, живо и свежо» («Таймс»). А дальше следовали различные вариации на тему «юмора, силы и реализма, с которыми Дженкс изображает жизнь девушки-подростка в трущобах Южного Лондона».

Грейс помнила все это так отчетливо потому, что многие из авторов, находящихся на ее попечении в рекламном отделе издательства «Хатто и Хатто», постоянно обращали ее внимание на успехи Дженкс. Это был молчаливый намек на то, что они заслуживают такого же восторженного приема и только Грейс виновата в его отсутствии. Генри Мун, несмотря на полное отсутствие культуры поведения или, скорее, часов, по которым он мог бы определить, на сколько опаздывает, оставался, наверное, единственным из авторов «Хатто», не считавшим, что лишь некомпетентность Грейс мешает его всемирному признанию.

— В любом случае, — протянула Бристольз, — «Ветрогон» уже получил свою долю наград. Например, издательство «Дино-Род» объявило его книгой года. От журнала «Типп-экс» нам досталась премия «Лучший редактор года», а сейчас мы ждем, что рекламное агентство «Спуд-ю-лайк» провозгласит лучшей нашу пиар-кампанию…

Тридцать на пятнадцать в ее пользу, подумала Грейс.

— Да, я слышала, что в этом году все комитеты столкнулись с одной и той же проблемой — очень низким уровнем представленных работ, — с милой улыбкой остановила ее Дженкс.

По тридцати.

— …не говоря о том, что тираж «Ветрогона» в бумажном переплете достиг полумиллиона, — закончила Дженни, откидывая назад свои кудри, похожие на пучок соломы.

С такими гонорарами, подумала Грейс, можно было найти более приличный кондиционер.

Она отметила, что на щеках Сэсси появились красные пятна злости. Сорок на тридцать; Бристольз сделала подачу на вылет. Все знали, что признание литературных кругов, которого удостоилась Дженкс, выводит из себя Бристольз; но также было общеизвестно, что огромные продажи Дженни Бристольз просто бесят Сэсси Дженкс.

— Насколько я слышала, вас можно поздравить с номинацией на премию «Худшая постельная сцена года», — мгновенно взяв себя в руки, проворковала Сэсси. — Говорят, у вашего «Мертвого мозга» тут не будет достойных соперников.

Вничью, подумала Грейс. «Мертвый мозг», последний роман Дженни, расходился феноменальными темпами. Грейс ежедневно имела счастье лицезреть в метро огненно-розовые рекламные плакаты, от которых горела сетчатка; призывная фраза «Спешите купить сводящий с ума бестселлер, действие которого разворачивается в сексуально-скальпельном мире нейрохирургии» прочно впечаталась в ее сознание. Однако она впервые услышала о том, что книга выдвинута на соискание самой громкой литературной награды, награды, которой каждый автор боится как огня, — ежегодной премии, присуждаемой журналом «Литературное обозрение» за самое ужасное описание постельной сцены в художественном произведении.

Вручаемая каждый год в баснословно шикарной обстановке, эта самая знаменитая из литературных премий неизменно вызывала дождь насмешливых газетных публикаций. Исходя из того, что известность и премии — это именно то, о чем мечтают все писатели, Грейс недоумевала, почему они всеми силами открещиваются от «Худшей постельной сцены».

У Дженкс больше, подумала она, пряча улыбку в вино, количество которого в ее бокале уменьшилось до угрожающего уровня. Оглянувшись в поисках официанта, Грейс обнаружила, что в этом она не одинока. Бет Оллардис, книжный обозреватель могущественного глянцевого журнала «Светило», беспомощно озиралась вокруг с пустым бокалом в руке.

Лоб Бристольз пересекли морщины раздражения. Замешкавшись на секунду, она снова выпустила дым из обеих ноздрей прямо в лицо Дженкс.

— Да, это просто замечательно, вы не находите? — просияла она, обнажив все свои зубы. — «Худшая постельная сцена» — это просто фантастическая честь. Я так рада, тем более в этом году, по слухам, премию снова будет вручать сам Мик Джаггер, и я с ним наконец познакомлюсь.

— Бет! — Грейс вздрогнула, услышав внезапный вопль Сэсси. — Сколько лет, сколько зим!

Снова ничья, подумала Грейс, увидев, как лицо Бет Оллардис затянулось рябью смятения. Сэсси и Дженни, отталкивая друг друга локтями, на всех парах устремились к ней.

— Мы с вами уже встречались, — агрессивно заметила Дженни, снова оскаливаясь. — Дженни Бристольз. «Ветрогон».

Теперь больше у Бристольз, подумала Грейс. Определенно, Дженни получила серьезное преимущество.

— И главный кандидат на премию «Худшая постельная сцена года», — елейным голосом добавила Сэсси.

Ничья. Грейс перевела взгляд на Бристольз, однако в выражении лица Дженни что-то было не так. В прошлый раз она не поддалась на эту провокацию; так почему же, недоумевала Грейс, Бристольз так завелась сейчас? Выпучив глаза, она широко раскрыла рот — не то кривая ухмылка, не то оскал агонии. Ее руки были напряжены, а кулаки судорожно сжаты.

Опустив взгляд ниже, Грейс увидела, как у самого пола стальной каблук-шпилька Дженкс, похожий на острый стилет, впился прямо в большой палец на ноге Бристольз. У нее на глазах стилет повернулся. Кажется, этот гейм за Дженкс, подумала Грейс, когда Дженни, отпихнув Сэсси, заковыляла прочь с лицом, искаженным болью и ненавистью. А также сет и весь матч, заключила она, когда по торжествующему лицу Сэсси маслом разлилось удовлетворение.

Внезапно кто-то похлопал ее сзади по плечу:

— Привет, Грейс.

— Генри! Черт побери, где ты пропадал?

Густые черные волосы Генри Муна, как всегда, торчали во все стороны. Под глазами темнели бурые мешки, а сверху нависали массивные брови толщиной с палец. В целом получался такой эффект, будто его органы зрения попытались спрятаться. Это впечатление лишь усилилось, когда Генри искривил рот в улыбке размером с дольку арбуза.

— Какой-то ты весь помятый, — постаралась как можно строже произнести Грейс.

Теоретически рассердиться на Генри — проще простого, но в реальности сделать это почти невозможно. Чего стоил один его вид — кожа Генри была натянута на высокий, широкоплечий каркас, будто холст на подрамник. Грейс никак не могла представить себе его одного, с рюкзаком за плечами, как он бродит по Гималаям в поисках потерянного легендарного племени, которое совершало ритуальные песнопения, сидя вокруг костра с камешками во рту. Однако Генри там был, результатом чего стала книга «Сосущие камни» — «Мечты, драма и дизентерия; последний из джентльменов-исследователей бросает вызов силам природы и себе самому», как написала Грейс в пресс-релизе. Она долго возражала против дизентерии, но Генри настоял на своем.

— С дизентерией звучит не так серьезно, — заявил он.

— Но ведь это же серьезная книга, — пробовала возразить Грейс. — А ты серьезный исследователь.

— Вовсе нет. То есть да, я исследователь. Но несерьезный.

А уж к рекламе своей книги, как убедилась Грейс, он относился еще менее серьезно, чем ко всему остальному. Она никак не могла заставить его смотреть на это иначе как на забавный казус в лучшем случае или мягкое издевательство в худшем. Даже когда организаторы литературного фестиваля в Сент-Меррионе, к которым Грейс обратилась в полной уверенности, что из ее затеи ничего не получится, выразили свой интерес и пригласили Генри рассказать о «Сосущих камни», он, похоже, не придал этому никакого значения. Более того, Генри отнесся к приглашению настолько рассеянно, что за несколько часов, прошедших до его волшебного появления, Грейс успела проникнуться уверенностью, что он напрочь забыл о фестивале.

— Где ты пропадал? — снова спросила она, отмечая, что Генри, схвативший бокал красного вина с подноса у проходившего мимо официанта, не просто устал, а прямо-таки разбит вдребезги. — Всю ночь напролет работал?

Ей было известно, что Генри никак не может начать работу над следующей книгой, однако терпеть не может нытье и потому никогда не рассказывает о своих проблемах.

— Ну, в своем роде ночь напролет, — признался Генри. Вино частично вернуло краску на его щеки. — В половине первого утра я хватанул в «Брик-Лейн» чего-то слишком острого. Пришлось заливать текилой, — упавшим голосом добавил он. — Проснулся только в одиннадцать, так что на поезд не успел. Пришлось ехать на следующем, но вот наконец я здесь, — с надеждой закончил он.

Трудно было не признать справедливость последнего замечания.

— Ладно, давай шевелиться, — сказала Грейс. — Я хочу, чтобы ты до конца приема успел переговорить с кучей журналистов. Пошли. — Она решительно взяла Генри под руку. — Вон там стоит главный редактор «Женского часа», а в углу — редактор литературного отдела «Санди таймс».

— А это обязательно? — простонал Генри.

Он уныло побрел следом за ней и тотчас же случайно наступил на ногу человеку, поглощенному беседой с Мелвином Брэггом.

— Ой! — вскрикнул Луи де Берньер.

После окончания приема Грейс направила Генри в близлежащую деревню, в ту единственную гостиницу, где еще оставалась пара свободных коек, — все остальные места были разобраны участниками и гостями фестиваля Сент-Меррион.

— Мимо церкви и направо до конца. Не заблудишься, гостиница называется «Айвенго».

— Очень литературное название, — усмехнулся Генри, поднимая брови и открывая мягкие карие глаза, красные после бессонной ночи.

— Я тебя жду в писательском шатре.

То обстоятельство, что писателям было официально отведено специальное место, стало для Грейс приятной неожиданностью. На ее памяти за писательский салон, как правило, сходил полутемный угол бара. Удобства, предоставленные организаторами фестиваля Сент-Меррион для участников — большая, просторная палатка, увешанная волшебными фонариками, устланная коврами и заставленная длинными мягкими диванами, придававшими ей восточный колорит, — явились настоящим откровением. Грейс поспешила туда, преисполненная решимости теперь, когда ее подопечный, в конце концов, соизволил появиться, хоть ненадолго окунуться в литературную атмосферу. А также отведать бесплатных сэндвичей и вина, которых в Юрте, как величалась эта палатка, по слухам, было в изобилии.

Вход в палатку загораживал незнакомый человек — высокий седовласый мужчина, судя по всему, писатель, который фотографировался на фоне арабской роскоши. В его внешности было что-то по-испански смуглое, утонченное и изящное; Грейс решила, что это какой-то очередной магический реалист с родины Габриэля Гарсии Маркеса. Она остановилась перед мужчиной, но он, слегка поклонившись, не двинулся с места. Увидев его вопросительную улыбку, Грейс догадалась, что он ждет, когда она протянет ему книгу для автографа. Она смущенно призналась, что на самом деле хочет только пройти в Юрту, и мужчина снисходительно отступил в сторону. Грейс пристыженно шагнула внутрь.

Если повезет, она встретит кого-нибудь знакомого. Только бы не Люсинду Макканн, которую, к счастью, нигде не видно. Зато взгляд Грейс сразу же привлекла группа женщин внушительных размеров во всем черном, без бюстгальтеров, с редкими седыми волосами, которые расположились на диванах, поджав босые небритые ноги под свои массивные зады. Они подозрительно оглядели Грейс с ног до головы. Одна из них, в футболке с лозунгом «Мужчины должны поставляться вместе с инструкцией по эксплуатации», закинула толстые голые икры на стоявший перед ней кофейный столик, заваленный журналами, всем своим видом показывая, что общество Грейс здесь нежелательно.

Быстро пройдя мимо, Грейс с облегчением увидела Джейн Льюис, автора нашумевшего романа «Французский сыр», болтавшую с Майком Блоуком, взъерошенным очкариком, новой восходящей звездой на небосводе так называемых «мужских» романов.

— Да, просто замечательно, что Брэд согласился на главную роль в киноверсии «Французского сыра», — с блаженной улыбкой на устах вещала Джейн, а Майк слушал ее, недовольно поджав губы.

Грейс улыбнулась. Вот это уже на что-то похоже.

Она направилась к столику со съестным. Налив стакан белого вина, Грейс выбрала на закуску два бутерброда с креветками. Креветки уже слегка заветрились, но она была рада и этому. Над столиком была установлена доска объявлений. Расправляясь с бутербродами, Грейс принялась от нечего делать их читать.

Буквально вся доска пестрела посланиями к некой Милли Симпсон. Нахмурившись, Грейс порылась в памяти и пришла к выводу, что это должна быть та самая Милли Симпсон, соблазнительная черноволосая супруга рок-звезды с многомиллионным состоянием, чья недавняя книга сразу же привлекла внимание. Конечно, внимание это, насколько помнила Грейс, в основном было обращено на соблазнительность и черные волосы, не говоря уже про миллионы, но тем не менее Милли стала заметным прибавлением в литературном семействе.

Взглянув на программу фестиваля, также вывешенную на доске объявлений, Грейс ощутила, как ее захлестывает теплая волна, не имеющая никакого отношения к выпитому вину. Там, среди запланированных на завтра мероприятий (представление В.С. Найполом своего нового романа, взгляд Гора Видала на американскую политику изнутри и беседа с Маргарет Этвуд и Дорис Лессинг о научной фантастике), она нашла — бой барабанов, торжественные фанфары — «Генри Мун рассказывает о своей последней работе «Сосущие камни». Читая и перечитывая эту строчку, Грейс почувствовала, что у нее наворачиваются слезы. До сих пор ей не удавалось хотя бы заинтересовать влиятельный фестиваль Сент-Меррион хоть каким-то автором «Хатто», и одно то, что Генри сюда пригласили, явилось огромным достижением. А о выступлении Грейс не смела даже мечтать.

Как раз в этот момент через резную деревянную арку в Юрту вошел сам Генри.

— О господи, — громко произнес он, обводя изумленным взглядом затейливые купола, мягкие диваны и ковры. — Я словно вернулся в Гималаи.

Женщины в черном, сердито сверкнув глазами, возмущенно зашептались между собой. Грейс, прислушавшись, разобрала что-то вроде «вонючего колонизатора», а Генри в счастливом неведении отправился изучать столик с закусками.

Внезапно у входа раздался звонкий смех, и в шатер вальяжно вошла красивая молодая женщина в окружении десяти мужчин, таращившихся на нее так самозабвенно, что некоторые даже пятились перед ней, будто старый лорд Чемберлен перед королевой. Женщина покачивала изящным, соблазнительным телом, тряся длинным занавесом шелковистых черных волос, обнажая в улыбке ровные белоснежные зубки и прижимая ладошку к небольшой упругой груди. Грейс узнала в ней Милли Симпсон и с изумлением почувствовала укол ревности, когда увидела, как Генри оторвал ото рта бутылку пива и уставился на Милли с откровенным восхищением. Грейс, внезапно особенно остро ощутившая в себе недостаток привлекательности и переизбыток веса, вспомнила про свои незапоминающиеся серые глаза и про то, что ее белесые волосы лежат бесформенной копной, нос неумолимо похож на нос, а рот — на рот. Она прониклась симпатией к ведьмам в черном и без лифчиков, смотревшим на Милли с бесконечной ненавистью.

— Милли, дорогая, вы были великолепны, — выдохнул один из почитателей Симпсон, бледный молодой человек с выступающим кадыком и очками в оранжевой оправе.

— Да, просто бесподобны, — хором подхватили остальные.

Хотя Милли принимала льющийся на нее поток славословий с милой улыбкой и словами благодарности, Грейс заметила, что она то и дело украдкой бросает нетерпеливые взгляды на вход в шатер.

Вскоре в Юрту вошел шофер в форме, и Милли поспешила к дверям, выдохнув:

— Дорогуши, извините, должна лететь.

Грейс решила, что эту прощальную фразу нужно было понимать буквально; муж Милли славился своими особняками, разбросанными по всей стране, а также страстью к воздушным путешествиям.

— Куда она ушла? — спросил Генри, взъерошивая шевелюру.

— Полагаю, улетела в одном из своих многочисленных вертолетов в один из своих многочисленных особняков, — ответила Грейс, стараясь напускной небрежностью скрыть кипящую зависть.

Довольно безуспешно, судя по изумленному взгляду, который бросил на нее поверх горлышка бутылки Генри.

— А тебе не хочется узнать, кто тут кто? — покраснев, пробормотала Грейс. — Вон там стоит Джейн Льюис. Автор «Французского сыра».

— Никогда о таком не слышал, — жизнерадостно заявил Генри.

Грейс удивленно уставилась на него.

— Но, Генри, это же была главная литературная сенсация прошлого лета. Книга о заветренном ломтике «Камамбера», пробуждающем воспоминания о войне в сердце старого солдата… не помнишь?

Генри, впившись зубами в сэндвич, видавший лучшие часы, если не дни, только покачал головой.

— По этой книге еще сняли фильм с Брэдом Питтом в главной роли, — не сдавалась Грейс, понизившая голос при виде проходившего мимо Майка Блоука. — А это Фил Плант.

— Это еще кто такой?

— Эстрадный комик, недавно написал книгу «Прогулка с хорьком в штанах» о том, как он шел от Лендз-Энд до Джон-О’Гроатс с… ну, засунув хорька себе в штаны. Своего рода юмористическая книга о путешествии. Ее расхватывали как горячие пирожки…

Грейс смущенно умолкла, вспомнив, что книга Генри, тоже о путешествиях, превосходящая «Прогулку с хорьком» на порядок, хотя и с более ненавязчивым юмором, расходилась не так хорошо. Далеко не так хорошо. Если честно, совсем Плохо. Грейс боязливо посмотрела на Генри.

Однако его внимание уже переключилось на другое.

— А кто эта женщина? — спросил он.

В шатер вошла Дженни Бристольз, возбужденно говорившая визгливым голосом с похожим на хищного зверька мужчиной, в котором Грейс узнала корреспондента одной из ежедневных газет.

— Это просто ужасно, вы не находите? — пронзительно верещала Дженни. — Классический синдром неудачника. Бедная Сэсси.

— Самый настоящий кошмар, — подобострастно поддакивал мужчина, быстро царапая в блокноте. — Так, значит, ходят слухи, что «Стремительный взлет» целиком написал другой человек?

— Да, но я вам это не говорила, — поравнявшись с Грейс и Генри, сказала Дженни, понижая свой голос до простого раската грома. — Не забыли, мы договорились о ссылках на неназванные источники? Я хочу сказать, только представьте себе, — добавила она, падая на диван в углу, — я бы умерла на месте, если б редактор сказал мне, что моя вторая книга такая плохая, такая полная чепуха, такая дрянь, что ее нужно полностью переписать. Начав с чистого листа. Говорили о том, что Сэсси пришлось вернуть половину аванса и тому подобное. Она была в шоке, — театральным шепотом закончила Дженни, локтями выставляя грудь вперед.

— Однако она сохраняет хорошую мину при плохой игре, — заметил журналист, указывая взглядом на Сэсси, которая появилась в дверях, судя по виду, бесконечно довольная жизнью.

Нацепив на голову боксерские трусы и зажав в руке бутылку шампанского, она исполняла канкан с Джермейном Гриром и мужчиной в бюстгальтере.

— Но внутри она обливается слезами, — решительно заявила Дженни.

Опустив взгляд на ногу, она поморщилась.

— Мне надо поскорее уйти, — вдруг объявил Генри. — Не хочешь прогуляться? Еще светло, и мы можем успеть к закату.

Застигнутая врасплох, Грейс кивнула.

Ферма, на чьих землях проводился фестиваль, располагалась в самой живописной части полуострова Корнуолл. Грейс и Генри прошли между двумя рядами палаток фестивальной деревни — причем Генри то и дело спотыкался о растяжки. Теплый вечерний воздух благоухал ароматом свежескошенного сена с едва уловимым соленым привкусом моря. Выйдя из ворот деревни, украшенных развевающимися на ветру флагами, Грейс и Генри очутились на дорожке, обсаженной живой изгородью, и пошли вдоль пышного изобилия луговых цветов: колокольчиков, чеснока, наперстянки, лютиков, борщевика, валерианы, утесника, смолевки и камнеломки, переплетенных так затейливо, будто над ними поработал умелый мастер икебаны. Но когда Грейс, решив продемонстрировать остроумие, поделилась своими впечатлениями с Генри, тот прямо-таки пришел в ужас.

— Ты что, они гораздо красивее!

После такой резкой отповеди Грейс решила не говорить о том, что небо, исполосованное яркими красками заката, напомнило ей картины резвящихся божеств, украшающие потолки аристократических особняков. Высоко над головой облака, разрываясь золотистым бархатом, открывали островки цвета розового мяса лосося в морях голубизны утиных яиц; у горизонта заходящее солнце сияло сквозь пелену туч, будто свеча, заслоненная полоской перламутра. Недоставало лишь нескольких бородатых мускулистых богов и роскошных пухлых богинь, укрывающихся крохотными клочками ткани, и пары розовых херувимчиков.

Грейс указала на овец, столпившихся в сгущающихся сумерках вокруг фонарного столба.

— Как ты думаешь, зачем они там собрались?

Генри передернул плечами:

— Не знаю. Тащатся, поди.

Грейс прыснула. Ей было так приятно идти рядом с Генри, вдоль стены из живых цветов под олимпийским небом. Даже если, со стыдом осознала она, она не слышала ни слова из того, что он рассказывал. Похоже, что-то про свои путешествия.

— …проснулся среди ночи от шума воды. Сперва я решил, это начался ливень, но затем послышался рык, и только тогда до меня дошло, что это лев мочится на угол моей палатки. — У него в глазах сверкнули веселые искорки. — Согласись, мне здорово повезло.

— А тебе никогда не хотелось съездить на Карибы? — спросила Грейс, понимавшая под везением совсем другое.

Генри закатил глаза.

— От мысли жариться весь день под солнцем на пляже у меня пропадает желание жить.

— Вот как?

Грейс с тоской вздохнула. Все последние недели она мечтала о полоске золотого песка, омываемого бирюзовым морем. О месте, где, когда хочешь выпить еще один коктейль, просто втыкаешь в песок флажок. Возможно, это следствие общения с Сионом, в чьем представлении отпуск на берегу моря — разве что конференция Социалистической рабочей партии в Скегнессе… «Но я об этом совсем не думаю», — строго одернула себя Грейс. В конце концов, в Сент-Меррион она приехала отчасти для того, чтобы отделаться от беспрестанных мыслей о Сионе.

Генри просиял.

— Если, конечно, под Карибами ты не понимаешь Гаити. Вот это была бы просто чума.

Он широко улыбнулся.

— Да, разумеется.

Достаточно точная характеристика достижений Папы Дока, подумала она.

— Да, кстати, — воодушевился Генри, — ты бы пришла в восторг, побывав там, где я путешествовал. Ты знаешь, что в Восточной Европе есть районы, где до сих пор встречаются случаи бубонной чумы?

Грейс отчаянно замотала головой.

— А Северная Корея — просто настоящий заповедник. Она как будто находится в другой солнечной системе. Там никто даже не слышал о принцессе Диане…

Закурив, он сделал глубокую затяжку. Его глаза — по крайней мере, то, что было видно Грейс, — были устремлены куда-то вдаль.

— В джунглях Амазонки за мной гонялись вооруженные до зубов наркоторговцы. В пустыне мне пришлось съесть свою собаку, чтобы не умереть от голода. Я питался копчеными шелковичными червями в обществе китайских разбойников.

Грейс поморщилась.

— Фу! Как ты мог?

Генри искоса взглянул на нее.

— Как я уже говорил, я был в обществе китайских разбойников. В таких условиях приходится есть, что дают. Кстати, черви оказались ничего. У них такой тонкий вкус… похоже на…

— На цыплят? — выпалила наобум Грейс.

Генри радостно закивал.

— А ты тоже пробовала?

— Ну конечно. А кто их не пробовал?

Он закатил глаза, поняв, что его разыграли.

— Путешествия. С этим ничто не сравнится.

— Мне очень понравились «Сосущие камни», — с готовностью подхватила Грейс. — Я считаю, книга просто восхитительная.

Из вежливости она не стала добавлять, какой это оказалось для нее неожиданностью. Не чувствуя тяги к повествованию об отчаянных похождениях в Гималаях, Грейс подошла к книге с профессиональной отрешенностью и личной неприязнью, но была настолько покорена ее драматизмом, юмором и жизнерадостностью, что, зачитавшись, дважды проезжала в метро мимо своей остановки.

— Больше всего мне понравилось то место, где ты спускаешься с высокогорного перевала и застаешь все племя вокруг костра, с большими камнями во рту. Поразительно!

В этот момент они сами поднялись на гребень холма, и перед ними открылся темнеющий язык земли, уходящий в море жидкого золота.

— Какая красота! — прошептала Грейс.

Генри улыбнулся. Она обратила внимание, что его глаза слегка приподнялись со своих подушек, янтарными щелями сверкнув в ослепительных лучах заходящего солнца. Повернувшись к ней, он провел рукой по своим волосам, которые, по всей видимости, уже несколько дней не встречались с расческой. Не то чтобы после сна не расчесаны, подумала Грейс, — скорее и до кровати не добрались.

— Здесь так хорошо, — сказал Генри. — Мне очень нравится.

Его голос казался странно тихим и угрюмым. Был ли в его словах какой-то скрытый смысл, или это просто ранняя стадия воспаления легких?

— Вот и отлично, — произнесла она выше и прерывистее, чем намеревалась. — Фестиваль в Сент-Меррионе — это очень престижно.

— Да нет, я не имел в виду этот чертов фестиваль.

Генри пристально посмотрел ей в глаза, и Грейс покраснела. Он задумчиво затянулся. Наступило молчание.

Сердце Грейс металось в груди перепуганным кроликом. Ее желудок, казалось, расплавился, подобно огненному шару, опускающемуся в море перед ними.

— Как насчет того, чтобы вернуться в шатер и чего-нибудь выпить? — пронзительно взвизгнула она.