Грейс безучастно смотрела из окна экспресса «Евростар» на пробегающие мимо поля и луга Кента. Но эта картина не приносила ей утешения. Холмы и долины лишь напоминали Грейс безукоризненные изгибы тела Шампань Ди-Вайн, подарок природы. Так вот как, оказывается, Ред Кемпион получает удовольствие. Вот каким делом он был занят. Наблюдал за грязной потасовкой женщин в нижнем белье, перепачканных морепродуктами. Он, объявивший себя противником славы, таким чувственным, таким отличным от других звезд галактики, именуемой Голливуд! Совсем непохожим на свой образ, созданный прессой и людской молвой. Он, сексуальный маньяк, сообщивший своей жене о разводе по электронной почте. Еще совсем недавно Грейс это казалось невозможным. Но сейчас она в отчаянии вспомнила сообщение, которое получила сама; разорванное на тысячу клочков, оно лежало в мусорном ведре маленькой парижской гостиницы.

Однако самую мучительную боль причинило не это. Впрочем, что именно, сказать было трудно: жалящие воспоминания текли сплошным потоком. Образ двух женщин, дерущихся на полу, являлся Грейс каждый раз, как только она закрывала глаза, но теперь это все чаще происходило и тогда, когда ее глаза были открыты. Войдя в пентхаусные апартаменты отеля «Морис», Грейс сразу же поняла, что опубликованные в «Трейлере» слухи относительно Реда и Шампань Ди-Вайн соответствуют истине. Не было никаких сомнений по поводу того, кто эта властная светловолосая богиня. Грейс тотчас же вспомнила блондинку в огромных темных очках, с которой столкнулась, направляясь на первую встречу с Редом. Шампань Ди-Вайн. Теперь, оглядываясь назад, она это прекрасно понимала — как и многое другое. В том числе, например, источник всех этих таинственных телефонных звонков.

Все оказалось ложью: заявления Реда — «это пресса разбила мой брак», его попытки представить себя мужчиной, обжегшимся на женщинах, птицей с перебитым крылом. У его светловолосой птички не то что все крылья были целыми — не имелось никаких даже самых незначительных повреждений ее восхитительного тела. Другое дело, неизвестно, можно ли было сказать то же самое про брюнетку, явно терпевшую поражение в единоборстве.

Грейс не имела понятия, кто эта вторая женщина. Вполне возможно, это действительно была девица из «Мулен-Руж». То есть каждый раз, когда она вечером покидала апартаменты Реда, ненасытный актер тотчас же оказывался в обществе следующей женщины — неважно, танцовщицы из ночного клуба или кого-нибудь еще. Несомненно, именно к этому относились постоянные телефонные звонки; теперь, опять же задним умом, Грейс понимала, что разговоры о перезаписях голоса не требовали такой секретности. Вспомнив свои наивные слова об учащенном дыхании и катании по полу, Грейс фыркнула. Теперь ей было понятно, почему развеселился Ред. Она поймала себя на том, что ей следовало бы разозлиться, но она была слишком расстроена. Какая же она была глупая!

Просто полная идиотка. В первую очередь потому, что поверила, будто может быть иначе. В конце концов, Ред Кемпион — кинозвезда. Если она оказалась не способна пробудить стремление к моногамии даже у Сиона, как можно было надеяться, что перед ней не устоит мужчина, заставляющий трепетать сердца женщин всего мира? В том числе и ее собственное. Сердце Грейс не то что трепетало — колотилось при мысли о Реде. Как же ей было больно!

Естественно, из апартаментов она выбежала пулей. Задерживаться там не было никакого смысла. Ред сперва даже не заметил ее появления, настолько он был поглощен борьбой двух перепачканных черной икрой самок. На его гладком, холеном лице витала сладострастная усмешка. А между распахнутыми полами халата виднелось его застывшее в боевой готовности достоинство. Грейс вспомнила сообщение, пришедшее по электронной почте: «встали кое-какие проблемы». Вот уж точно, кое-что определенно встало!

Когда Ред наконец ее увидел, у него на лице не мелькнуло ни тени вины. Впрочем, трудно изображать смущение, если у тебя из-под халата торжествующе торчит что-то размером с пожарный шланг. Даже звезде Голливуда.

В то же время Грейс была уверена, что Ред испытал неприятное потрясение. Очень неприятное. Издав звериный рык, — она даже не предполагала, что способна на такое, — Грейс вытащила из кармана телефон, швырнула его в Реда и, с горлом, горящим от боли и слез, побежала по коридору к лифту. Но тут она получила завершающий удар. Лифт оставался недоступен, по-прежнему забитый десятками пакетов и свертков с улицы Фобур Сент-Оноре. Очень похожих на те, что сама Грейс получила вчера в качестве утешительного приза.

— Excusez-moi, — извинился портье в то самое мгновение, когда Грейс разобрала на пакетах наклейки с адресом: «Мадемуазель Ди-Вайн, апартаменты в пентхаусе, отель «Морис».

Пакетов и свертков было гораздо больше. Грейс поняла, что ей не досталось даже утешительного приза. Победитель получил все.

Другого способа спуститься вниз не было, поэтому Грейс пришлось ждать, пока портье выгрузит все покупки. У нее мелькнула мысль, как же быть в случае пожара. И ее естественное продолжение: а как бы устроить здесь пожар.

Стиснув зубы, Грейс снова посмотрела в окно поезда. Все вокруг было затянуто пеленой тумана, сквозь которую кое-где призрачно чернели деревья и редкие дома. Начался дождь; стекло унылыми диагоналями исчертили длинные подтеки. Англия казалась серой, промокшей насквозь, забывшей, что такое солнце и надежда. «То же самое можно сказать и про меня», — подавленно подумала Грейс.

Ее настроение нисколько не улучшило метро. Чего, впрочем, и следовало ожидать. Грейс обнаружила, что ее прибытие на вокзал Ватерлоо совпало с одним из припадков паралича, периодически поражающих Северную линию. Вынужденная ехать окружным путем с бесчисленными пересадками, Грейс только через час попала на станцию «Аркуэй» и поднялась на мокрый, скользкий асфальт Томинтул-роуд. Проезжавшая мимо машина окатила ее с ног до головы грязной водой из лужи. Продрогшая, Грейс дохлюпала до дверей своей квартиры.

Дом, по крайней мере, встретил ее чистотой, хотя и сильно отдающей моющими средствами. И порядком. Направившись прямиком на кухню за горячим чаем, Грейс почувствовала, как ее израненная душа обрела хоть какое-то успокоение при виде ровных рядов чашек и сверкающей мойки, с чьими бурыми пятнами, таинственными и стойкими, каким-то чудом наконец удалось справиться Марии. «Если бы только, — думала Грейс, роясь в буфете в поисках пакетиков чая, — Мария смогла своими щеткой и тряпкой стереть из моего сердца все следы Реда Кемпиона!» У нее задрожала губа. Найдя наконец пакетики, она увидела посередине разделочного столика однофунтовую монету. В том, как лежала эта монета, было что-то умышленное, что сразу же отличало ее от беспорядочных россыпей, которые разбрасывала повсюду Грейс. Определенно монета принадлежит Марии.

Внезапно Грейс застыла, напуганная донесшимся из спальни звуком. Волосы на затылке, медленно поднявшиеся дыбом, известили ее о том, что в квартире она не одна.

Прижавшись спиной к стене кухни, Грейс с трудом сдержала крик. По коридору медленно двигалась тень, освещенная со спины светом из ванной. Грейс судорожно глотнула ртом воздух. Зловещая фигура заполнила собой дверной проем.

— Мария!

Только сейчас до Грейс дошло, что входная дверь была не заперта. Кажется, она вообще разучилась думать. В последнее время она сама не своя. Вздохнув с облегчением, Грейс обессиленно сползла на выложенный плиткой пол, внезапно почувствовав, как она устала. Она тупо уставилась на плитки, вспоминая, как Мария сначала пыталась оттереть черные завитки, пока Грейс не объяснила ей, что это не грязь, а — каким бы невероятным это ни казалось — попытки придать плитке сходство с мрамором.

— Мадам Грейс! — встревоженно воскликнула Мария.

Грейс медленно встала на колени перед холодильником, чувствуя, что ее глаза налились тяжестью, словно шарики из промышленного подшипника, силясь сглотнуть подкативший к горлу комок. Стоя на одном уровне с морозильником, она беспомощно уставилась на полку с кастрюлями под разделочным столом, вздымая и опуская плечи, будто паровая машина, а по горящим щекам медленно потекли соленые слезы.

Грейс завыла. Стиснув кулаки, уронив голову, она согнулась пополам, наполнив кухню ритмичными причитаниями такой громкости, на которую, как ей казалось прежде, она не способна. Грейс остро чувствовала, как где-то глубоко внизу, в районе желудка, рождаются рыдания, как гораздо выше они раздирают горло, как на самом верху они вырываются наружу.

— Мадам Грейс, — мягко запричитала Мария, гладя Грейс по спине, словно котенка. — Зачем вы плакать?

Но на самом деле Мария обо всем догадывалась. Она не ошиблась относительно мужчины с фотографии. Как она и предполагала, для Грейс все кончилось печально. К счастью, это произошло гораздо быстрее, чем она опасалась. Однако победа одержана лишь наполовину. Теперь необходимо добиться, чтобы Грейс взяла однофунтовую монету, которую наполнил своей любовью ее клиент. Только тогда заговор начнет действовать. Мария украдкой взглянула на разделочный столик, убеждаясь, что монета все еще лежит на месте.

Медленно подняв лицо, Грейс провела рукой по мокрым щекам.

— Мария, извините, — шмыгнув носом, сказала она.

С трудом поднявшись на ноги, Грейс увидела, что на этой неделе прядь на голове домработницы выкрашена в ярко-синий цвет. Помимо воли в уголках ее губ задрожала улыбка.

— Вам есть плохо, мадам Грейс…

— Ничего, пустяки.

От этих слов в голове у Грейс загудело. Она с трудом взяла себя в руки, но от этого усилия протестующе завопили все нервные окончания. У нее кружилась голова. Ныли все кости.

Удивленно подняв бровь, Мария приложила холодную ладонь ко лбу Грейс.

— Мадам Грейс, вы есть очень горячий. По-моему, вы есть больна.

Только сейчас Грейс обратила внимание на то, что у нее болит горло. Простуда? Грипп? Психосоматический стресс? Или, учитывая послужной список Реда, еще какие-нибудь немыслимые ужасы?

— Да нет же, я совершенно здорова, — слабо возразила она.

Но Мария, решительно обняв ее за плечо, потащила в спальню. Грейс поймала себя на том, что у нее звенит в голове. Когда она ела в последний раз?

— Когда вы есть в последний раз? — спросила Мария.

— Зачем вы суетитесь вокруг меня? — прохрипела Грейс пять минут спустя, когда Мария, застелив кровать свежим бельем, предложила ей лечь. — Честное слово, со мной все в порядке.

Однако Мария стояла на своем, и когда прохладные простыни больно прижались к ее зудящему, горящему телу, Грейс сквозь сонный туман, заволакивавший ее рассудок, и тяжесть, внезапно придавившую веки, поняла, что сказала неправду. Все, что она могла видеть, внезапно стало розовым и таким ярким, что Грейс вынуждена была зажмуриться. Ах да, это книга, лежащая на ночном столике. Яркая обложка сигнального экземпляра. Прищурившись, Грейс разобрала название: «Заговоры и одинокая девушка». Ну конечно, это книга Элли. «Заговор, как заставить его позвонить тебе». Ванна, наполненная желудями и листьями. Сидр. Телефонный звонок. Если бы только она ничего этого не делала. Если бы только она оставила все как есть!

— Если бы только существовал заговор, — пробормотала Грейс, — снимающий боль.

А также чувство стыда. Но в настоящий момент это казалось второстепенным.

Когда Грейс через несколько часов или мгновений открыла глаза, перед ней стояла Мария. У нее в руке был стакан.

— Пейте.

— Это волшебство? — пробормотала Грейс.

Прикосновение холодного стакана к пальцам оказалось чуть ли не болезненным.

Мария кивнула.

— Это есть лучший заговор, который я знать, чтобы облегчить ваша боль.

— Но вкус у него как у виски.

Улыбнувшись, Мария взяла у нее стакан и на цыпочках прошла к двери.

— Я скоро вернуться, — прошептала она.

Внезапно что-то вспомнив, Грейс с трудом приподнялась на локте.

— Мария, — прохрипела она, — на столе в кухне лежит ваша однофунтовая монета. Не забудьте ее взять.

От двери донесся вздох.

— Хорошо, мадам Грейс.

— Просто Грейс, — пробормотала Грейс, падая на кровать.

Ее голова пушечным ядром врезалась в подушку, и начался первый кошмарный сон, в котором светловолосые женщины с пышными бюстами купались в море черной икры и пакетов с дорогими покупками.

— Ну, ты собираешься когда-нибудь ответить на звонок? — рявкнула на Таркина Белинда, когда у нее на столе пронзительно заверещал телефон.

Неужели этот недоумок ждет, что она будет снимать трубку? Особенно теперь, когда у нее возникли определенные проблемы. Если рука у нее и не сломана — а в больнице настаивали, что никакого перелома нет, — то болит она все равно как сломанная.

— Вас хочет видеть главный редактор, — доложил Таркин, кладя трубку.

Белинда с ненавистью посмотрела на него. Не прозвучали ли в его голосе злорадные нотки надежды? Он надеется, что ее разорвут на части? Что ж, его ждет глубокое разочарование.

— Ой, какое совпадение! — просияла она. — Я как раз сама собиралась идти к нему.

Таркин насторожился. Несомненно, с Белиндой произошло нечто из ряда вон выходящее, и на это указывало не только то, что она была с ног до головы покрыта синяками. Приковыляв сегодня утром в редакцию после нескольких дней отсутствия, Белинда лучилась самодовольным торжеством, подобного которому Таркин еще не видел. Он со страхом думал, что ей наконец действительно удалось раздобыть потрясающий материал — каким бы невероятным это ни казалось.

— Да, — счастливо вздохнула Белинда. — Мое интервью сразит Грейсона наповал.

— Неужели? — хрипло спросил Таркин.

— Скажем так, — упиваясь собой, продолжала Белинда, — речь идет о кинозвезде, в возбуждении наблюдающей за двумя обнаженными женщинами, дерущимися в море рассыпанной черной икры. Естественно, все это заснято на фото. Идеальный материал на обложку, плюс несколько полос внутри.

Она самозабвенно ухмыльнулась, но ее улыбка тотчас же поблекла. Проклятие! Она не намеревалась выдавать содержание своего материала. Впрочем, какая разница? Через двадцать четыре часа об этом будет знать весь мир. Белинда ощупала свое декольте — в конце концов, где самое подходящее место для только что отпечатанных фотографий? Немыслимо, как эта женщина в фотоателье не узнала Реда Кемпиона. Она не сказала ни слова, протягивая снимки. Но разве не в этом вся изюминка? Мало кто мог ожидать такое от Реда Кемпиона. Далеко не все верили слухам: сексуальный маньяк, объявивший своей жене о разводе по электронной почте, и тому подобное. Кинозвезда хорошо прятала эту грязь за своими рассуждениями о высокой морали, подкрепляемыми заявлениями о том, что все журналисты ублюдки. У Белинды руки чесались забраться за пазуху и достать фотографии, но она сдержалась. Она будет наслаждаться, глядя, как просияет лицо Кевина Грейсона при виде такого сокровища. Вот почему она даже себе самой до сих пор не позволила ознакомиться со снимками.

У Белинды внутри все расплавилось при мысли о том, как серое дряблое лицо Грейсона озарится восторгом, радостью — и восхищением. Унижение, не говоря про многочисленные телесные повреждения, полученные от Шампань Ди-Вайн, померкнут в сравнении с тем, что обрушится на соблазнительницу звезд, когда эти фотографии будут опубликованы в «Светиле». Если Шампань пришла в бешенство после первого интервью…

«Эта стерва узнает, что значит шутить со мной», — подумала Белинда, с диким удовлетворением представляя себе заголовки бульварной прессы.

ЗВЕЗДА ГОЛЛИВУДА УЧАСТВУЕТ В СЕКСУАЛЬНОЙ ОРГИИ В ОКРУЖЕНИИ МОРЕПРОДУКТОВ

Две обнаженные женщины дерутся в куче черной икры на глазах у Реда Кемпиона.

Она отчетливо видела слова. И все остальное. Награды, славу, повышение жалованья, приглашения сотрудничать со всеми ведущими изданиями земного шара. Кевин Грейсон на коленях умоляет ее не уходить. «Белинда, вы самая драгоценная жемчужина в нашей короне…»

Ее настроение частично передалось Таркину, понуро следившему за Белиндой, ковыляющей по залитому кофе ковру. Одна ее нога была в туфле на шпильке, а другая в гипсе, что в нормальной обстановке вызвало бы у него гомерический хохот, однако сейчас Таркин даже не улыбался. Он не мог поверить, что Белинде действительно удалось раздобыть приличный материал. Если у нее и были какие-либо таланты журналиста, помимо умения кричать и придираться, Таркин о них еще не знал.

Задержавшись перед дверью главного редактора, Белинда одарила Амабель торжествующей усмешкой. Секретарша даже не улыбнулась в ответ. «Ах ты, ревнивая корова!» — подумала Белинда.

— Заходите. Он вас ждет.

Новообретенная улыбка Белинды заметно потускнела. В словах Амабель прозвучали зловещие нотки, хотя, с другой стороны, Грейсон даже в самом благодушном настроении — хотя Белинда его таким никогда не видела — бывал не слишком экспансивен. Напротив, он славился своей полной невозмутимостью.

Белинда проковыляла в кабинет главного редактора. При виде гипса и шпильки брови Грейсона едва заметно дернулись вверх.

— Присаживайтесь, мисс Блэк.

Белинде показалось, что в его голосе прозвучала усталость. Даже вялость. Однако, несомненно, Грейсон просто старается быть вежливым. С самыми ценными сотрудниками, такими, как она, надо обращаться с особой осторожностью. Белинда удобно устроилась на диване. Ощущение пребывания на пике могущества, в машинном отсеке значимости наполнило ее сексуальным экстазом. Ослепительно улыбнувшись Грейсону, Белинда яростно захлопала ресницами, но у него на лице в ответ не дернулась ни одна мышца.

— Мисс Блэк…

— Пожалуйста, зовите меня Белиндой, — томно выдохнула Белинда.

— Я пригласил вас к себе, потому что мне надо с вами поговорить…

— А мне с вами, — прервала его Белинда, рискнув надуть губки.

Она пришла к выводу, что в Грейсоне сексуальности столько же, сколько в мороженой рыбе. Набрав полную грудь воздуха, Белинда выпятила грудь вперед, расплела ноги и, бережно следя за гипсом, расставила их.

— Заинтересует ли вас рассказ о полуодетой кинозвезде, в состоянии повышенного… как бы это выразиться… возбуждения наблюдающей за двумя голыми женщинами, дерущимися среди кучи морепродуктов?

Грейсон едва заметно повел бровью. На его бесстрастном лице появилась тень выражения. Его губы, похожие на рыбий рот, непроизвольно сжались, кадык дернулся, словно он проглотил комок в горле.

— Фотографии у вас есть? — скрежещущим голосом спросил Грейсон.

— А как же! — звонко рассмеялась Белинда.

Медленно подняв руку к груди и с наслаждением отметив, как при этом выпучились глаза главного редактора, она сунула пальцы в вырез декольте и достала конверт с фотографиями. Одним движением Грейсон перегнулся через стол, выхватил конверт и принялся жадно перебирать снимки; это произошло настолько стремительно, что Белинда успела почувствовать только острую боль в ушибленной руке.

Наконец главный редактор поднял голову. Грудь Белинды содрогнулась от неудержимого восторга.

— Замечательно, правда? По-моему, это будет самый громкий материал в истории «Светила».

Белинда с удивлением отметила, что восторг Грейсона значительно уступает тому, что испытывала она. Впрочем, это только внешне. Внутренне, несомненно, главный редактор скакал от радости, как ребенок, хотя его лицо сохраняло суровое выражение мороженой трески.

— Черт побери, что это такое? — раздраженно спросил Грейсон, показывая один из снимков.

— Ред Кемпион, Шампань Ди-Вайн и я сама, — торжествующе просияла Белинда. — Все полуголые и перепачканные морепродуктами.

В конце даже Ред не избежал контакта с дарами моря. «Пусть тот, кто без греха, первый бросит креветку!» — крикнула взбешенная Шампань своему хладнокровно наблюдающему за происходящим любовнику, вовлекая его в потасовку.

Грейсон помахал отпечатком.

— Вы уверены? А мне кажется, это похоже на снимки лунной поверхности, черт возьми!

— Что?

Подавшись вперед, Белинда прищурилась, разглядывая глянцевый отпечаток, презрительно зажатый в руке главного редактора. Она нахмурилась и тотчас же поморщилась от боли, вспомнив о ссадинах на лице. Это было совершенно невозможно, произошла какая-то ошибка, но вместо четких изображений налившегося члена Кемпиона, мстительно торчащей груди Шампань и обилия обнаженной плоти, покрытой икрой, на снимках виднелись лишь непонятные бежевые разводы.

— Вы уверены, что это те самые снимки? — с издевкой произнес Грейсон.

Белинду захлестнула паника.

Действительно, это те самые снимки? Неужели приемщица в фотоателье ошиблась? Наверняка. Белинда мысленно поклялась ее убить.

Вот только…

Поднеся отпечатки к самому носу, Белинда вдруг с ужасом осознала, что это те самые снимки. Но только все вышло не так, как нужно. При ближайшем рассмотрении бежевые разводы оказались кружевной отделкой бюстгальтера. У Белинды оборвалось сердце. Неужели фотоаппарат был повернут не в ту сторону и она снимала свое собственное декольте?

— Наверное, произошла какая-то ошибка, — испуганно пробормотала она. — Должно быть, снимки отпечатали не так, как нужно, но с негативами все в порядке…

— Да, ошибка определенно произошла, — оборвал ее Грейсон голосом холодным и острым, словно лезвие меча. — Ошибка заключалась в первую очередь в том, что мы поручили вам рубрику Мо Миллз. На самом деле я пригласил вас как раз за тем, чтобы поговорить об этом.

Вечером, войдя в туалет, Белинда застала там Лору, заведующую службой проверки, поправляющую перед зеркалом косметику. Хотя зачем она это делала, Белинда не смогла бы объяснить. Разницы все равно никакой.

— Ты слышала? — спросила Лора, встретившись с взглядом Белинды в зеркале. — Судя по всему, Мо Миллз возвращается. Насколько я слышала, опять будет вести свою колонку.

Остро ощущая насмешливый огонек во вроде бы невинном взгляде Лоры, не говоря уже про злорадство в ее голосе, Белинда глубоко вздохнула и попыталась успокоиться.

— Разумеется, слышала, — отрезала она, пытаясь сдержать истеричные интонации. — Кто-то же должен вести колонку теперь, когда меня… — она остановилась, подыскивая подходящее слово, — …повысили.

— Повысили? — переспросила Лора.

Белинда с раздражением отметила, что у заведующей службы проверки внезапно возникли проблемы со ртом. Лоре пришлось приложить все силы, чтобы удержать на месте рвущиеся вверх уголки губ.

— Да, повысили, — подтвердила Белинда. — Мне доверили специально созданную должность… э… мм… заведующей службы освещения самых шумных мероприятий шоу-бизнеса.

— Заведующая службы освещения самых шумных мероприятий…

Внезапно Лора разразилась приступом кашля. И лучше пусть это будет настоящий кашель, злобно подумала Белинда, а не смех из-за того, что Лоре взбрела в голову смешная идея, будто освещение шумных мероприятий шоу-бизнеса — это низшая из низших должность в журнале, ниже которой только те трутни, что копошатся в разделе календарных дат. Потому что это не так. Отныне это больше не так.

— Я думала, Мо возвращается на то время, пока ты будешь поправляться от травм, — взяв себя в руки, высказала предположение Лора. — Когда ты сегодня появилась в редакции, все решили, что ты побывала в зоне военного конфликта.

— От травм? — пронзительно взвизгнула Белинда. — Ты имеешь в виду эти пустяки? Мелочь, царапины.

Однако сохранять мужественное лицо было весьма трудно, когда под полуопущенным заплывшим веком багровел подбитый глаз, а синяки желтели осенними листьями. Да и шейный корсет не улучшал общее впечатление, даже под воротником блузки от «Райт и Тиг», которую Белинда успела позаимствовать в отделе моды.

А вот насчет зоны военного конфликта Лора попала в саму точку. Надо бы подать в суд на эту сучку Ди-Вайн, точно надо. Она нанесла ей огромный ущерб. Не в последнюю очередь тем, что наверняка именно удар этой грудастой стервы сбил настройку закрепленного в декольте фотоаппарата. Определенно, надо предъявить Шампань иск.

— Настоящий журналист, — Белинда гордо вскинула голову, насколько это позволял корсет, — не остановится ни перед чем, выполняя свой профессиональный долг. На своей новой должности… э…

— Заведующей службы освещения самых шумных мероприятий шоу-бизнеса? — подсказала Лора, уже в открытую хихикая.

— Я буду неустанно трудиться на благо журнала, — угрожающим тоном продолжила Белинда. — Мои новые обязанности очень широкие и… мм… очень ответственные.

Ибо что бы ни сказал Кевин Грейсон, — а он сказал очень много, в том числе, что Белинда должна радоваться тому, что ее вообще не уволили, — она была полна решимости добиться на новом месте впечатляющего триумфа. Она покажет этому ублюдку! Всем ублюдкам. Расквитается с ними, чего бы это ни стоило. Первое же ее задание в качестве заведующего службы освещения самых шумных мероприятий шоу-бизнеса станет лучшим материалом, когда-либо публиковавшимся в британской прессе. Грядущие поколения будут считать его образцом журналистики: каждое слово идеально подогнано, каждая фраза отточена до блеска, каждое предложение тщательно взвешено, все до одного слоги сбалансированы друг с другом. «Да, — дала себе мысленную клятву Белинда, — никто не осветит лучше меня церемонию вручения премии «Худшая постельная сцена года», вручаемую журналом «Литературное обозрение».

Однако по дороге домой Белинде казалось, что она взорвется от бешенства. Потребовались нечеловеческие усилия для того, чтобы убедить Лору и ей подобных, что новое назначение действительно является повышением. Но сейчас, подходя к своему дому и стуча гипсом по асфальту, Белинда просто кипела от профессионального унижения. Перед глазами все плыло. По дороге она обрывала листья на деревьях, но это было слабой заменой тому, что ей хотелось сделать на самом деле: оторвать голову Кевину Грейсону. Или кому-нибудь еще.

Руки дрожали от ярости, так что потребовалось сделать несколько попыток, чтобы попасть ключом в замочную скважину. А дверь, как выяснилось, была закрыта только на защелку. Что, поняла Белинда, могло означать лишь одно. Ее захлестнуло кровожадное облегчение. Проклятая домработница еще здесь. Вот боксерская груша, на которой она наконец выместит свою злость. Бесшумная, как пантера, злобно выгнув губу вверх, Белинда кралась по коридору в поисках своей добычи.

Мария оказалась в гостиной. Да еще расселась как в гостях, черт бы ее побрал! На лучшем стуле, в бешенстве разглядела Белинда. Как будто домработница здесь не просто убирала; как будто эта чертова квартира принадлежала ей. Вот только она здесь ни черта не убрала; ослепленная яростью, Белинда тем не менее заметила, что чашка из-под утреннего кофе и тарелка с сэндвичами, в которой белели загашенные окурки, по-прежнему стоят на полу, где она их оставила. Проклятие, судя по всему, эта чертова домработница еще и не думала браться за тряпку. Неужели она весь день просидела в гостиной? Болтая по телефону, на вид созданному с учетом последних достижений технологий сотовой связи.

До Белинды долетели обрывки разговора.

— Она есть гораздо лучше, — заверяла Мария своего невидимого собеседника. — Особенно теперь, когда я привезти сюда ее мать.

Белинда прищурилась. Она привезла и мать? Откуда? Неужели эта чертова домработница занялась переправкой нелегальных иммигрантов? Белинда не могла поверить своим ушам, наполненным оглушительным звоном.

— Деньги? Нет. — В голосе Марии прозвучал смех. — Об этом мы еще не говорить. Это есть сли-иш-ком много! — счастливо вздохнула она.

И для подслушивавшей Белинды это было уже слишком. Она выскочила из засады.

— Значит, вот чем ты занимаешься! — крикнула она, хватая домработницу за плечи и принимаясь ее трясти.

Вскрикнув, Мария выронила телефон. Бросив взгляд на упавший на пол аппарат, Белинда в бешенстве увидела, что он еще более дорогой, чем она думала.

— Бели-инда… — выдохнула объятая ужасом домработница, вырываясь из ее рук.

— Для тебя мадам Белинда!

— Ой, мне больно, — жалобно проскулила Мария, когда Белинда вонзила ногти в нежную плоть между лопатками.

— Когда сюда приедет полиция, тебе будет гораздо больнее, — прорычала Белинда прямо в побелевшее от страха лицо Марии. Из ее ноздрей учащенно вырывалось жаркое дыхание. — Значит, сли-ишком много денег? — спросила она, передразнивая Марию. — И сколько еще своих дружков, по которым плачет сумасшедший дом, вы переправили в грузовиках? Или они переплывают Ла-Манш на самодельных плотах?

Стряхнув с себя руки Белинды, Мария схватилась за спинку стула и, гордо вскинув голову, посмотрела прямо в раскаленные глаза своей хозяйки.

— Вы есть не правы, — спокойно произнесла она. — Все, что вы говорить, есть неправильно. Как это сказать — вы держать ветку не за тот конец.

— Палку! — крикнула Белинда. — Палку. Палку. Палку.

Мария кивнула:

— Да, вы есть правы.

— Так с кем, черт побери, — бросила Белинда, — ты говорила?

— С один из мои клиенты.

Ее спокойная невозмутимость стала для Белинды последней соломинкой.

— Не лги! — заорала она.

Белинда рылась в своем бурлящем мозгу, ища то, чем можно было бы окончательно добить проклятую домработницу. Наконец она нашла средство, к которому до сих пор не прибегала. То, что причинит Марии невыносимую боль.

— Ты уволена, черт побери! — крикнула Белинда с такой силой, что едва не лопнул шейный корсет.

У нее в ушах зазвучали триумфальные колокола. Она ощутила прилив наслаждения, сравнимый с оргазмом. Ну вот, теперь начнется настоящее развлечение. Она с удовольствием посмотрит, как мерзкая сучка будет ползать перед ней на коленях, умоляя не выгонять ее.

К ее изумлению, Мария, улыбнувшись, покачала головой.

— Нет, Белинда, — сказала она. — Я пришла, чтобы говорить это. Мне больше не нужно работать на вас. Это вы есть уволены.