— Яйцо всмятку просто превосходное, Джанет.

Грейс улыбнулась, нарушив тишину, воцарившуюся с тех пор, как все сели за стол. Точнее, с тех пор, как они с Сионом приехали сюда вчера вечером.

— Я не подозревала, — прошептала Грейс, когда они внесли свои чемоданы в отведенную им небольшую комнату с двуспальной кроватью, — что, говоря про поездку за город, ты имел в виду выходные в гостях у твоих родителей.

— А что ты имеешь против моих родителей? — отрезал Сион, и его бледное, изящное лицо побагровело от негодования. — Только то, что они не дипломаты, не рыцари и все такое?

— Ничего, — поспешно заверила его Грейс, поняв, что спорить бесполезно.

Если, по мнению Сиона, побег на природу заключается в посещении дома в пригороде Кеттеринга, пусть будет так.

— Ты сама хотела уехать на выходные из Лондона, — продолжал Сион.

Грейс закатила глаза. Ну конечно. Это она во всем виновата. Разве могло быть иначе?

— И мои родители хотели с тобой познакомиться, — проворчал Сион, словно причина этого желания была для него загадкой. — Кроме того, они уже черт знает сколько времени ныли, чтобы я их навестил. Вот я и решил одним выстрелом убить трех зайцев.

— Поразительная экономия, — заметила Грейс, вспоминал, как Сион внезапно не смог найти свой бумажник на вокзале и вынудил ее заплатить за билеты.

Мать Сиона, сидевшая напротив, кивнула.

— Да, моя новая яйцеварка работает превосходно.

— Та, которую вы показывали мне вчера вечером?

Джанет радостно кивнула, но Грейс поймала на себе подозрительный взгляд Сиона.

— Похожая формой на курицу? — продолжала она.

Судя по всему, родители Сиона страдали неизлечимым пристрастием к заказу бытовой техники по почтовым каталогам. В числе приобретений, которыми вчера вечером хвастались перед Грейс, были бутылочные подставки для борьбы с отвратительными клейкими кругами, остающимися на кухонном столе, агрегат для очистки яблок и извлечения из них сердцевины и аппарат, похожий на большую колбу, с надписями «оливковое масло», «уксус» и «горчица» сбоку.

— Достаточно просто добавить ингредиенты и хорошенько встряхнуть, — упиваясь восторгом, говорила Джанет, — и заправка для салата готова.

— Еще вы мне показали «Чудо-повара», — улыбнулась Грейс, не обращая внимания на недовольство Сиона. Она же старается изо всех сил, разве не так? — Сковороду, концентрирующую тепло в крышке, в которой все жарится одновременно и сверху, и снизу.

— При этом сохраняются витамины и уменьшается время готовки блюд, — с воодушевлением подхватила Джанет.

— И не забудьте про устройство для поджаривания хрустящей корочки, — добавил Дэвид, отец Сиона, отрываясь от телепрограммы. — Поразительно. Сделано из чугуна — оно всего лишь прижимает бекон к сковороде, увеличивая площадь соприкосновения. А работает просто замечательно. Я даже написал благодарственное письмо. Знаешь, Саймон, его напечатали в следующем выпуске каталога, — с гордостью закончил он, поворачиваясь к своему сыну, вздрогнувшему при упоминании его настоящего имени.

— Не думай, что я ничего не заметил, — набросился на Грейс Сион, когда завтрак окончился и его мать скрылась с секатором в садике, а отец, наполнив водой ведро, пошел мыть машину.

Молодые люди решили съездить на автобусе в Кеттеринг.

— Что ты заметил?

— Как ты притворялась, изображая заинтересованность. Я видел твое лицо, когда мать читала выдержку из каталога насчет приспособления для попкорна, «позволяющего приготовить большую миску восхитительной воздушной кукурузы с низким содержанием жира, которой вся ваша семья будет наслаждаться перед телевизором»!

— Но я вовсе не притворялась! — возразила Грейс. — Если честно, мне очень понравился венчик для взбивания пены на молоке.

— А над той штуковиной для масла ты только что не смеялась вслух.

— Неправда!

На самом деле Грейс мгновенно оценила достоинства патентованного устройства для нарезания масла кружочками. К бесконечному огорчению ее матери, Дженнаро, шеф-повар консульства, так и не научился делать эти завитки. Грейс подумала, что устройство, требовавшее от Дженнаро «простого нажатия для получения очаровательно скрученной розочки масла», избавило бы леди Армиджер от переживаний во время дипломатических приемов.

— Ну, а по поводу отравы…

— И это неправда.

Хотя уму непостижимо, зачем Джанет нужно устройство для приготовления отравы для тараканов, грустно подумала Грейс. У ее сына в душе столько желчи, что ее хватит, чтобы полностью вывести домашних насекомых во всем Кеттеринге.

— Сион, зачем ты так говоришь? Честное слово, мне очень понравились твои родители.

— Да, — язвительно произнес он. — И не только они. Их дом тебе тоже очень понравился, разве не так? Не сомневаюсь, совсем как тот, в котором ты росла.

Грейс вздохнула.

— Они мне действительно понравились, — упрямо повторила она. — Я только никак не могу взять в толк, почему ты так их стесняешься.

О господи! Она хотела сказать совсем не то. И все же цель этих выходных была в том, чтобы обсудить все проблемы. Разве не так?

— Стесняюсь! — Сион побагровел от ярости. — Какого черта я должен их стесняться?

— Не знаю. Но я вижу, что ты их стесняешься.

В конце концов, именно Сион, а не она, поморщился вчера вечером, когда Джанет достала из почтового ящика телепрограмму и принялась отмечать красным карандашом то, что собиралась посмотреть, а затем Дэвид сделал то же самое синим. И именно Сион закатил глаза, когда отец перед тем, как лечь спать, попросил их ночью ходить по большому в туалет внизу, так как тот, который на втором этаже, «смывает так громко, что будит мамочку».

— И почему, — спросила Грейс, мысленно отмечая, что по крайней мере один из них высказывается начистоту, ради чего, собственно говоря, они сюда и приехали, — ты сменил свое имя с Саймона на Сиона? Твоя бедная мать очень переживает по этому поводу. Она не знает, как к тебе обращаться.

Яростно топая ногами, Сион повернул обратно. Грейс, испугавшись, — неужели она говорила чересчур откровенно? — бросилась за ним. Догнав, она схватила его за рукав, заставляя повернуться лицом.

— Сион, в чем дело? — тихо спросила она. — Я хочу сказать, что-то случилось?

Грейс уже догадалась, что случилось что-то серьезное. Так как основное событие уик-энда, на которое намекала даже ее мать, так и не произошло. Никакого секса не было и в помине. Спинка кровати не колотила о стену в порыве страсти, которой придавала особую пикантность близость родителей. Грейс легла в постель, буквально изнемогая от восторженного предчувствия, и проснулась почти в том же состоянии. Она лежала в ожидании на узкой односпальной кровати, ловя каждое движение Сиона, шуршащего синтетическими простынями в нескольких футах от нее. Но призывного шепота, долгожданного нападения на ее одеяло, предвещающего незаконное, пламенное вожделение, так и не последовало. Несомненно, по этому поводу нужно объясниться. Жуткое предположение о том, что Сион каким-то образом прознал о Генри Муне, после недолгого размышления было отброшено — к несказанному облегчению. С литературным миром Сион общался только через нее. Так в чем же проблема?

— Неужели ты до сих пор дуешься на меня за туалет? — осторожно спросила Грейс.

На прошлой неделе, судя по всему, давая выход давно затаенной обиде, Сион обвинил ее в том, что называть уборную туалетом — это чистейшей воды буржуазный снобизм. Он также известил Грейс, что ее революционная обязанность сидеть не в салоне, а в гостиной, на диване, а не на софе. С тех пор Грейс ходила словно по яичной скорлупе. Естественно, инкубаторской — все пасущееся на свободе и экологически чистое Сион считал частью буржуазно-капиталистического заговора.

— Не будь такой легкомысленной, — отрезал Сион.

Подумав, Грейс предприняла новую попытку:

— А если в этом состоит моя работа?

— Какое мне дело до того, что ты предпочитаешь тратить свое время, ублажая прихоти декадентствующей элиты, пережитка прошлого? — огрызнулся Сион, сверкнув глазами.

— Ты имеешь в виду работу в издательстве? — удивилась Грейс. — Но у нас же очень небольшое предприятие.

— Весь капитализм, и в первую очередь международные корпорации, вредит культуре и демократии, — равнодушно бросил Сион.

— Я с тобой не спорю, Сион, — в отчаянии взмолилась Грейс, — но честное слово, что хоть чуточку капиталистического есть в «Хатто и Хатто»? Насколько я знаю, издательство работает в убыток.

— Это тебе втирают очки. Типичное поведение класса имущих. Держат рабочих в полном неведении и вешают лапшу на уши.

Представив себе Адама Найта, утаивающего доходы, Грейс едва не рассмеялась вслух. Что он будет делать с этими деньгами? Солить? С некоторых пор у него стали так сильно трястись руки, что он с трудом солил салат.

— И издаете вы одно дерьмо, — добавил Сион.

В этом его поддержала бы даже Элли, но Грейс сочла своим долгом встать на защиту «Хатто».

— Знаешь, Сион, ты ведь очень хотел, чтобы наше издательство выпустило твою диссертацию. Ты сам чуть ли не сто раз справлялся у меня, ознакомился ли Адам с тем, «почему новые лейбористы являются ублюдками».

Увидев, как гневно раздулись точеные ноздри Сиона, Грейс поняла, что попала в больное место. Она осеклась; вряд ли настроение Сиона улучшится от напоминания о том, что издательство в конце концов упустило возможность опубликовать его работу.

— Все дело в домработнице, да? Ты злишься на меня за то, что я наняла домработницу.

Сион, рванувший было вперед по скользкому от дождя асфальту, вдруг остановился и бросил на Грейс испепеляющий взгляд.

— Все будет просто замечательно, — радостно заверила его она. — Не сомневаюсь, ты будешь просто в восторге.

Мария должна начать с понедельника. Пути назад больше нет.

— В восторге? — раздраженно скривил лицо Сион. — От того, что буржуазные эксплуататоры увековечивают существование класса угнетенных?

Грейс с отчаянием подумала, что так она ничего не добьется. Быть может, она что-то упустила? Не заметила какие-то знаки, так же, как Сион упорно не замечает пачку плакатов «Поддержим забастовщиков», которую уже больше недели назад оставил у нее в коридоре?

— У тебя есть кто-то другой? — собрав силы, простонала Грейс.

Похоже, оставалось только это объяснение.

Сион посмотрел на нее, и на его красивом лице появилось что-то среднее между озлобленностью и презрением.

— Да, есть, — ухмыльнулся он. — Разумеется. Если честно, я трахаюсь с честолюбивой любвеобильной шлюхой с огромными титьками, которую я интересую только своими связями в политических кругах.

Мрачная тревога Грейс словно испарилась. У нее затряслись плечи.

— О, Сион!..

По крайней мере, несмотря ни на что, он по-прежнему мог ее рассмешить.

— Какая жалость, что вы должны уезжать так рано, — сказала Джанет на следующий день. Они с Грейс ждали Сиона у дверей дома. — Вы правда не можете остаться хотя бы до обеда?

— Я ужасно сожалею, — виновато пробормотала Грейс. — Но у Сиона какие-то неотложные дела. Что-то связанное с Чери Блэр — впрочем, возможно, я ослышалась. В любом случае, он сам вам все объяснит.

Она бросила раздраженный взгляд на завешенное тюлем окно, за которым Сион вот уже по меньшей мере двадцать минут разговаривал по сотовому — с кем, она не имела понятия.

И еще Грейс очень переживала из-за того, что забыла проверить, не оставила ли в постели свои трусики.

— Я так хотела угостить вас своим яблочным пирогом, — вздохнула Джанет. — Эта новая сковорода — просто чудо.

Едва удержавшись от желания сказать, что она счастлива это слышать, Грейс уселась в машину Дэвида.

Нагнувшись к опущенному тонированному стеклу, Джанет быстро чмокнула ее в щеку.

— Что ж, будем надеяться, мы скоро снова увидим вас, — радостно сказала она. — Знаете, — ее голос понизился до шепота, — вы самая милая девушка из всех, какие только были у Саймона… я хотела сказать, у Сиона, — поправилась она, смущенно взглянув на мужа. Дэвид, сидевший за рулем, поднял брови. — Самая милая. Мы с Дэвидом очень надеемся…

— Саймон! — крикнул неумолимый Дэвид, поворачиваясь к дому. — Ну где этот мальчишка? — недовольно проворчал он.

— О, подождите минутку! У меня для вас кое-что есть.

Джанет торопливо бросилась в дом. Как нарочно, в тот самый момент, когда она вошла с крыльца, с черного хода появился Сион. Он сел в машину.

Джанет выбежала на улицу с большим пластмассовым подносом.

— Вот, возьмите. — Ловко просунув поднос в окошко, она поставила его на колени пристегнутой ремнями безопасности Грейс. — Нельзя, чтобы вы путешествовали на пустой желудок, — добавила она. — Я думаю, вы поедите в дороге.

Грейс изумленно уставилась на рыбу и жареную картошку домашнего приготовления, с ломтиками лимона.

— А на десерт яблочный пирог, — продолжала Джанет, засовывая в «бардачок» большой бумажный пакет. — О, и не забудьте вот это.

Порывшись в кармане фартука, она бросила на поднос горсть пакетиков соли, уксуса и кетчупа, набранных, как решила Грейс, в кафе, закусочных и аэропортах. Она уже обратила внимание на то, что полочка в ванной была уставлена крошечными флакончиками с шампунями, гелем для душа и увлажняющими кремами, сверкающими логотипами различных отелей.

— И еще вам понадобится вот это, — улыбнулась Джанет, протягивая пластмассовые нож и вилку в пакетике с надписью «Бритиш Эруэйз».

— Спасибо, — выдавила Грейс, мысленно отмечая, что выражение «обед на колесах» приобретает совершенно новое значение. — Право, не стоило так беспокоиться.

— О, ничего страшного, — просияла Джанет. — На кухне второй такой же поднос для Сиона. Подождите, я мигом принесу.

— Не трудись, — грубо остановил ее Сион.

— Да, не надо, — согласился Дэвид, нетерпеливо постукивая пальцами в желтых замшевых перчатках по рулевому колесу.

Джанет радостно улыбнулась.

— Веди машину аккуратно, — напутствовала она своего мужа. — Мне бы не хотелось потом выметать из нее картофельные крошки.

На следующий день, в понедельник вечером, Грейс нервно расхаживала по своей квартире. Оставалось десять минут до прихода Марии.

В преддверии этого визита Грейс предприняла несколько попыток навести хоть какое-то подобие порядка, однако ее жилище презрительно отмахнулось от них. Старания освободить зеркало от слоя пыли привели лишь к тому, что его поверхность покрылась разводами полировочного средства, достойными кисти великого Ван Гога. Бурые пятна таинственного происхождения на дне мойки стояли насмерть, сразу же бросаясь в глаза в беспощадно ярком свете. Подняв взгляд на голую лампочку, Грейс вспомнила, что еще несколько недель назад сняла покрытый грязью и засиженный мухами плафон, намереваясь его отмыть, но, не обнаружив чистящее средство, забыла повесить его на место. И теперь не имела понятия, где он.

Элли права. Она действительно живет как в свинарнике. Только сейчас Грейс заметила, как грязны ее окна — через них почти ничего не видно, а пользуясь посудой и столовыми приборами, она рискует подхватить столбняк. Прилипая подошвами к давно не мытому полу ванной, Грейс с опаской заглянула в темные глубины ванны. Она успела только обратить внимание на заляпанное зеркало и шлепки зубной пасты на раковине, как в дверь позвонили.

Грейс охватило чувство паники и вины. Она не имела понятия, как может выглядеть человек, у которого, как у Марии, вся жизнь пошла наперекосяк. Грейс представила себе глаза, округлившиеся от боли и тревоги, лоб, изборожденный морщинами отчаяния, спину, согнутую страданиями, узловатые руки, огрубевшие от бесконечной работы в мрачном железобетонном здании, разделенном на крохотные квартиры-клетушки. Наверное, надо будет пригласить Марию сесть и угостить ее чашкой чая. После всего пережитого несчастной женщине меньше всего на свете захочется убирать у нее в квартире.

Открыв дверь, Грейс с изумлением увидела перед собой привлекательную женщину в джинсовом костюме, со светлыми волосами, в которых блестели какие-то розовые полоски, с большой сумкой через плечо. Она вопросительно оглядела незнакомку с ног до головы. Свидетельница Иеговы? Сотрудница агентства изучения общественного мнения?

— Чем могу служить?

Женщина сверкнула ослепительной улыбкой, демонстрируя ровные белоснежные зубы.

— Я есть Мария? Я пришла убирать у вас?

Она снова улыбнулась. Грейс показалось, ей в лицо попал луч очень яркого прожектора. Все ее ожидания рассыпались в прах. Вместо сгорбленного, хромого создания перед ней стояла стройная, гибкая женщина, излучающая энергию.

Грейс провела ее на кухню. Порывшись в своей огромной сумке, Мария достала несколько тряпок самого разного размера и флаконы с картинками сверкающей посуды и кафельных полов. Полный арсенал оружия для борьбы с темными силами грязи и пыли.

— Отбеливатель, — улыбнулась Мария, размахивая особенно большой пластиковой бутылкой ярко-желтого цвета. — Ош-шень хороший. Ош-шень сильный.

При мысли о том, что весь этот отбеливатель стечет через сифон в унитазе в городскую канализацию, у Грейс к горлу подступил комок. В конце концов, в Темзу только совсем недавно вернулась рыба.

— Значит, вы… как бы это сказать… будете чистить везде… мм… где я скажу.

Просияв, Мария кивнула. Грейс отметила, что ее блузка безукоризненно отутюжена. Внезапно ее захлестнула неудержимая тоска. Слова сорвались с уст, прежде чем она успела их удержать.

— Мария… э… полагаю, вы не гладите?

Глаза домработницы от удивления вылезли на лоб. Ну конечно, поняла Грейс. Ну конечно, она не гладит. Это делают далеко не все домработницы.

— Не гла-ажу?

— Извините! — воскликнула Грейс. — Я сморозила глупость, спросив вас об этом.

— Ну конечно, я гла-ажу. А зачем же я еще нужна?

Грейс радостно просияла. У нее перед глазами тотчас же возникли бесконечные стопки отглаженного белья. Она со стыдом вспомнила гору скомканных рубашек в шкафу. Мария уже окупилась. За одно мгновение она втрое увеличила гардероб Грейс.

— А теперь спальня.

Войдя в комнату, Мария по-деловому оглядела мятое постельное белье. Грейс, обнюхав его сегодня утром, решила, что белье продержится еще неделю.

— Белье надо менять.

Вдруг ее внимание привлекло что-то другое. Мария схватила с ночного столика фотографию в серебряной рамке. Фотографию, на которой был заснят Сион, забрасывающий яйцами принцессу Маргарет. Он подарил ее Грейс на Рождество.

— А это что такое? — Мария пристально вгляделась в снимок. — Этот человек, — сказала она, вонзая ухоженный ноготь, покрытый блестящим голубым лаком, в лицо Сиона, — он что-то кинуть? Он не есть хороший.

— Гм… вообще-то это мой возлюбленный.

Пораженная Мария посмотрела на Грейс, затем снова перевела взгляд на фотографию.

— Но, мадам Грейс, — с укором произнесла она, — он не есть хороший, этот человек. Я говорю правду. Я в этом разбираться.

Грейс метнула на нее взгляд, разделенный поровну между негодованием и раздражением. Ей вполне достаточно ее матери и Элли, чтобы выслушивать еще и эту домработницу, к тому же за свои собственные деньги.

— Откуда вы в этом разбираться — я хотела сказать, разбираетесь? — спросила она, пытаясь рассуждать рационально и делая вид, что это самый подходящий предмет для разговора еле знакомых людей, да к тому же хозяйки и служанки.

— Моя семья, — ответила Мария. — Моя бабка по материнская линия была колдуньей.

Грейс нахмурилась. Не хватало еще всякой потусторонней чертовщины! Ей нужно только, чтобы у нее в квартире было чисто, причем без лишней суеты. Следовало догадаться, что все будет не так просто. Грейс решительно, хотя и с сожалением, подбоченилась. Пора показать, кто здесь главный.

— Мм… Мария…

У нее получилось совсем не так убедительно, как она надеялась.

— Мадам Грейс, — остановила ее Мария, возбужденно расширяя глаза. Ее руки не менее решительно опустились на стройные, атлетические бедра. — У меня есть мысль. Один из мои клиенты ош-шень хороший человек. Он совсем один.

Грейс едва не подскочила, представив себе, на что похожи одинокие мужчины, пользующиеся услугами Марии. Мужчины с огромными животами и волосатыми спинами, просиживающие весь день перед телевизором в засаленных халатах. Или заносчивые воротилы из Сити, хранящие в тумбочке у изголовья кровати дозу кокаина. Ее нисколько не прельщали ни первые, ни вторые.

— Нет, Мария, спасибо, не надо. А теперь…

— Но почему? — Похоже, Мария была искренне удивлена. — Мой клиент, он ош-шень добрый человек. — Она показала на фотографию Сиона: — А он не есть ош-шень добрый человек.

Грейс почувствовала, как у нее в душе все оборвалось. Перечисляя подкупающие достоинства Марии, Элли забыла упомянуть, что домработница слегка тронутая. О господи, во что же она впуталась?