Юлия сидела за чашкой чая из альпийских трав в своей загородной квартире в Понтрезине и смотрела на огонь, который она разожгла в камине. С началом летних каникул она одна приехала сюда на несколько дней, Мануэль должен был появиться вслед за ней на следующей неделе.

Сегодня она совершила прогулку в Розегскую долину и хотела было пройти еще немного до таверны Коаца, но дорога была перекрыта, так как несколько дней назад на долину обрушилась грязевая лавина, похоронившая под собой случайную туристку. Это известие испугало Юлию, это произошло явно не из-за дождя или бури, а именно в такой же день, как сегодня, солнечный и ясный. Горы уже изнемогают от своего собственного груза.

Уже по пути в долину Юлию удивило, как сверх обычной меры разлился ручей. Значит, там, на горных вершинах, начали таять ледники. Вдруг она увидела между ручьем и дорожной обочиной серну, которая без остановки крутилась на месте. Юлия стала наблюдать за чутким животным, но тут подъехал лесник на машине и указал ей из-за ветрового стекла, что ей следует уйти отсюда. Она, тем не менее, продолжала стоять и спросила его, не является ли больным это животное. Это животное ослепло, сказал лесник, доставая ружье с заднего сиденья. Несколько позже Юлия услышала сухой звук выстрела. Когда на обратном пути она проходила мимо этого места, то заметила на траве следы крови. Спустившись ниже, она увидела три конные упряжки с русскими, в руках у которых были бокалы с шампанским; они весело провозгласили тост за ее здоровье. После падения «железного занавеса» они снова вернулись в Энгадин, эти русские. Прежде, при царе, это были дворяне, а сегодня это были богатые новые русские. По дороге в Сан-Мориц они сидели в купе первого класса ретороманской железной дороги с ноутбуками на откидных столиках и смотрели в наушниках вместе со своими детьми брутальные гангстерские фильмы, пока мимо них проносились еловые леса долины Альбула.

Все меняется. Овечья гора, у подножия которой располагалась Понтрезина, в результате медленного таяния ледников считалась настолько опасной, что в последние годы именно над загородным домом Юлии возвели гигантскую защитную стену, земляной вал, который должен был быть достаточно надежным, чтобы выдержать вероятное обрушение горной породы. Юлия хорошо запомнила свой страх, охвативший ее, когда она в первой же информационной брошюре нашла, что и ее дом находится в окрашенной красным цветом и обозначенной буквой «А» зоне опасности.

Лиственничные поленья, которые сейчас потрескивали в камине, были остатками тех деревьев, которые были вырублены в связи со строительными работами. Среди них было и самое старое дерево в этой деревне, стопятидесятилетняя величественная лиственница, которую однажды они с Мануэлем пытались обнять, ствол был так широк, что кончики их пальцев едва коснулись друг друга.

Томас, пожалуй, сделал правильный выбор. Он уже вторую неделю в долине Маджа занимался каштановыми деревьями, и это ему очень нравилось, как он сообщил об этом по телефону. Его итальянский мог бы быть лучше, но это уже зависело не от ее уроков, а только от него самого. Юлия была рада, что он не поехал в Мексику. И то, что Анна решила выносить ребенка, было единственно правильным решением. У Томаса была возможность во время этой практики на выходные наезжать в Цюрих, и сейчас он старался найти загородную квартиру в Чевио или в Каверньо, чтобы Анна тоже могла какое-то время проводить в Тессине. Анна со своей стороны искала в Цюрихе подходящую по цене квартиру для себя и для Томаса, которая была бы свободна не позднее, чем родится ребенок.

Юлия с радостью ожидала рождения внука или внучки. Она обещала Анне, что один день в неделю будет заниматься ребенком. Ее немного расстраивало, что Анна собиралась отдать малыша в детские ясли, чтобы иметь возможность продолжать учебу. И Томас, и Анна – оба они договорились, как только станет известно расписание занятий на зимний семестр, они составят для себя точный недельный план, и тогда у каждого из них будет свой день для ребенка, и если еще и Юлия возьмет один день на себя, тогда на ясли придутся только два дня. Несмотря на это, для ребенка первый год его жизни окажется трудным, и это не нравилось Юлии. Дети в этот период нуждаются прежде всего в покое и порядке, в этом она была убеждена. С другой стороны, она восхищалась решимостью Анны сохранить ребенка, хотя многое говорило против этого.

Мириам. Она уже закончила свою учебу в школе актера и могла уже в августе начать репетиции пьесы Фоссе в театре «Шифбау». Счастливый случай. Режиссер, который должен был ставить эту пьесу, почему-то от нее отказался, и тогда директор театра посмотрел постановку Бюхнера. Мириам получила шанс. В случае успеха перед ней, несомненно, откроются и другие двери. В настоящий момент она была с Сандрой, своей школьной подругой, по дороге в Нордкап в Норвегии, это путешествие Мануэль подарил дочери после защиты диплома. Вместе с подругой. Не с каким-нибудь другом. Юлия порой задавалась вопросом: неужели ее дочери больше нравятся женщины, а не мужчины? И что? Что же будет дальше?

Юлия подвинула кочергой откатившееся в сторону тлеющее полено в огонь.

Дальше? Дальше может быть примерно так. Ей самой это не было абсолютно чуждым. Однажды в гостях среди друзей одна дама, вообще-то тоже замужняя, при прощании обняла ее крепко и, воспользовавшись этим поводом, просунула свой язык в ее ушную раковину, прошептав, что, если у нее вдруг появятся проблемы с мужем, пусть она обратится к ней. Смятение, которое Юлия ощутила при этом поцелуе, долго ее не отпускало, но посетить эту даму она так и не решилась.

Звонил телефон. Юлия встала и вышла в коридор, но, пока она шла к аппарату, звонок прекратился. Она посмотрела на часы. Половина одиннадцатого. Это был старый аппарат, который не показывал, кто звонил, но это мог быть только кто-то из членов семьи. Юлия набрала номер в Эрленбахерен, подождала восемь или девять гудков. Мануэль не отвечал. Звонил ли это действительно он откуда-то по мобильному и звонок прервался? Если так, то муж должен обязательно еще раз перезвонить. Юлия все время боялась звонка с сообщением, что кто-то умер, отец или ее мать. В Фелланден звонить так поздно она уже не решалась.

Юлия должна была себе признаться, что главной ее заботой оставался Мануэль. Его тиннитус никак не проходил, напротив, после того как он ей о нем сообщил, эти звуки стали еще более интенсивными, и было ясно, что это мучает Мануэля.

Но в Юлии все более зрело чувство, что есть еще что-то, что тяготит мужа и о чем он не решается говорить. Не скрывает ли он от нее, что у него рак?

Юлия перебирала в памяти всех знакомых, у кого в последнее время был обнаружен рак. Вальтер, один из ее преподавателей немецкого, раньше времени вышел на пенсию, чтобы иметь больше времени на чтение, и через три недели после прощального вечера получил известие, что у него рак прямой кишки в запущенной стадии, с метастазами во всех органах, с тех пор он только борется за жизнь. Доротея, учительница физкультуры, узнала этой зимой, что у нее лейкемия, и уже через шесть недель она скончалась. Или совсем молодой преподаватель Закона Божьего с его опухолью в мозгу – не может ли быть тиннитус предвестником опухоли мозга? Но Мануэль ее уверил, что Тони Манхарт держит все под контролем, он бы не мог этого не заметить, на то он и специалист!

Или не совершил ли Мануэль что-то противоправное? Юлия вспомнила вдруг об одном признании, которое он высказал однажды во время обеда в своем кабинете, когда речь зашла о преступлении в Цуге, где какой-то сумасшедший пробрался в здание парламента и в считаные минуты расстрелял четырнадцать человек. Его друг Цильман спросил, как это можно себе представить, что кто-то в одно прекрасное утро берет в руки оружие и расстреливает более дюжины не повинных ни в чем людей, на что Мануэль сухо и вполне определенно ответил, да, он вполне может себе это представить. И, прервав затянувшееся тягостное молчание, он тогда добавил, что, в принципе, каждый человек способен совершить нечто безумное, если обстоятельства таковы, что его система моральных тормозов полностью ему отказывает. Так может случиться и с тобой и со мной, обратившись к Цильману, сказал Мануэль.

Мануэль – преступник? Быть может, в какую-то фатальную минуту он непреднамеренно совершил что-то чудовищно непоправимое?

Юлия не могла себе такого представить, но вдруг ей показалось снова, что она совершенно не знает своего мужа и выражение «мой муж» – это всего лишь формула заклинания, которой пользуется в обществе, чтобы избавиться от чувства отчужденности между двумя людьми.

Внезапно Юлия почувствовала острую необходимость видеть Мануэля здесь и сейчас, чтобы наконец почувствовать его близость.

Она включила мобильник и тут же услышала троекратный ясный сигнал прибытия эсэмэски. Она смогла прочесть:

«Буду сегодня ночью, М.».

Как? Сегодня ночью? Зачем? Завтра же четверг, и он должен быть на работе.

Юлия почувствовала, как бьется ее сердце.

Она обрадовалась… обрадовалась и почувствовала неукротимый страх.

Юлия прошла на кухню, достала из ящика круглый пушлавский хлеб, который он так любил, немного вяленого мяса и энгадинского сыра из холодильника, взяла с маленькой винной полки возле камина бутылку белого вина. Потом она подбросила новые поленья в тлеющую печь, пламя запылало снова.

Была половина двенадцатого. «Сегодня ночью», – это могло означать в час или в два, смотря по тому, когда Мануэль выехал с работы.

Юлия легла на софу и на мгновение закрыла глаза.

Когда она проснулась, было три часа ночи.

Мануэля все еще не было.

Ее страх усиливался.