Юлия открыла дверь «рено» на вокзальной площади; на заднем сиденье спала годовалая Мириам в детском комбинезоне.
– Миам спит, – громко сообщил Томас.
– Тсс, – улыбнулся его отец и прижал палец к губам.
Юлия посадила мальчика на детское сиденье и попыталась тихо закрыть дверь, но это ей не удалось, звук был достаточно силен, чтобы разбудить Мириам, и та заплакала.
– Ничего, – сказал Мануэль, который занял свое место впереди, откинулся назад и продолжил: – Мириам, посмотри, кто здесь. Мири, Мири, Мири! – При этом он покрутил пальцами и подмигнул дочке.
Но Мириам было неинтересно смотреть, кто это здесь, она продолжала капризничать.
– Мы скоро будем дома! – повысила голос мать и завела машину.
Мириам не переставала плакать.
– Тише, Мириам! – приказал ей Томас.
– Оставь ее, Томас, пусть плачет, если ей так нравится, – сказала Юлия несколько раздраженно и потом попросила мужа дать малышке соску, которая, несомненно, находится в одном из кармашков ее детского комбинезона.
Мануэль перегнулся через сиденье Юлии и попытался выудить пустышку, но так и не нащупал ее.
– Мне кажется, ты должна остановить машину, – сказал он.
– Ну, нет, – отрезала Юлия, – потерпите еще немного.
Мириам ревела.
– Мириам, тише! – прикрикнул Томас.
Мануэль попытался взять власть в свои руки:
– Томасу самому надо быть потише!
Томас воспринял это как обиду.
– Томас не хочет потише! – крикнул мальчик и в свою очередь тоже заплакал, упрямо и капризно.
Вот так катился темно-зеленый автомобиль в гору, шум мотора соперничал с безутешным детским ревом; разумность и безрассудство были равномерно распределены среди четверых существ, сгрудившихся внутри мчащейся машины; за плечами двоих разумных была высшая школа; Мануэль теперь занимался структурой внутреннего уха, а Юлия – заимствованием согласных из латыни в испанский язык, и оба они не понимали, почему несмышленых малышей волнует исключительно их собственное неудобство.
Они медленно поднимались на своем французском автомобиле по склону швейцарского холма, образовавшегося в виде боковой морены после отступления ледника в горы десять тысяч лет назад. Теперь этот холм был усеян террасами с виллами и особняками, откуда через заборы свешивались ветви цветущей сирени, шиповника и калины, а из садов доносились дымный запах гриля и рокот электрических газонокосилок, возвещая наступление мирного майского вечера. Рано утром, когда Мануэль выезжал из дому, шел дождь, а теперь последние лучи солнца уже отбрасывали свои длинные тени на крыши, на деревья и ограды, и все вокруг казалось чисто вымытым.
Чтобы въехать в свой гараж, им надо было под острым углом свернуть налево с идущей вверх улицы и по небольшому пролету круто спуститься вниз. Томас и Мириам, которые все еще безутешно ревели на заднем сиденье, потом, когда подрастут, назовут этот спуск «адскими воротами».
Густой кустарник перед въездом и над стеной на склоне горы скрывал от взгляда их рыцарский замок.
Он был построен в тридцатые годы на склоне таким образом, что над его нижним этажом можно было увидеть лишь половину пространства, занимаемого двумя верхними этажами. Подвальный гараж был достроен позже, вследствие чего растущий на склоне сад прерывался плоской зеленой поляной, которой суждено было стать со временем любимым местом игр детей.
Пристройка в виде башни с одной из сторон здания с эркерными окнами на каждом этаже являла собой попытку архитектора избежать упрека в мещанстве. Балкон на третьем этаже был довольно узок, ему не хватало, что можно было сказать и обо всем доме, некоторой масштабности. Юлия заявила однажды, этот дом выглядит как чиновник в несколько тесном для него выходном костюме. Она любила подобные сравнения.
Тем не менее в доме для всех было достаточно места, в этом Мануэль убедился, когда три года назад им срочно понадобилось новое помещение.
Они сняли этот дом вскоре после рождения Томаса, когда им стала тесна их квартира в Цюрихе. Хозяйка переехала в дом престарелых, а в оставленном ею доме никто из ее родственников жить не пожелал. Всей этой недвижимостью управлял старший сын пожилой женщины, он любезно предложил Мануэлю не спешить с покупкой, заявив, что продажа дома всего лишь вопрос времени, пока его мать все еще очень привязана к этому месту, – и в договоре об аренде было оговорено условие о преимущественном праве покупки. Мануэль был тогда еще только старшим ассистентом, его жена преподавала в кантональной школе Ветцикона итальянский и испанский на полставки, так что это предложение их весьма устраивало. Для покупки такого дома у них тогда не хватило бы средств. Годом позже Мануэль мог уже начать свою практику, что опять-таки было связано с затратами, и еще через два года появилась на свет Мириам. Пройдет еще три года, и тогда они уже созреют для покупки этого дома, но пока они еще не знают об этом – сейчас, когда въезжают в ворота.
Юлия затормозила, открывая гараж с помощью дистанционного устройства, Мануэль вышел, чтобы подогнать свой комби, который стоял на обочине улицы у одного из входов в дом.
Когда Мануэль осторожно поставил свою машину у стены между машиной жены и рядами лыж и санок, Юлия с детьми уже вышли, и Томас опустился на колени возле своего детского кресла.
– Миам не плачет, – сказал он и указал отцу на свою сестренку, которая мирно посасывала пустышку.
– А Томас? – спросил Мануэль.
– Томас тоже не плачет.
– Браво, – ухмыльнулся Мануэль и поднял правой рукой кресло с маленькой дочерью. В левой он держал портфель с перекинутым через него плащом.
– Папа ручку, – потребовал Томас.
Папа показал на свободную руку матери, но Томас отмахнулся.
– Папа ручку, – повторил малыш и остался стоять неподвижно, в то время как его отец уже подходил к двери дома.
– У папы только две руки, – сказала Юлия и протянула сыну руку, – пойдешь с мамой.
Но Томас явно не хотел идти на компромисс и снова потребовал папину руку.
Мануэль спросил Юлию, не возьмет ли она у него папку и плащ, но Юлия возразила, что не следует всегда потакать малышу, он вполне может обойтись и маминой рукой, однако Томас, когда мать потянулась к нему, снова отдернул руку и уселся на пол в гараже.
– Ну и сиди там, – сказала ему Юлия и тоже пошла к двери.
Мануэль тем временем уже открыл дверь левым локтем и придерживал ее ногой.
– Что теперь? – спросил он у жены, которая уже поднималась по лестнице.
– Пусть сидит там, – ответила она безучастно, поднимаясь вверх по лестнице: Томас уже достал ее сегодня.
Мануэль со вздохом придержал дверь, вставив в проем свой портфель, вернулся к ноющему сыну и с раздражением взял его за руку.
– Все, хватит, давай вставай, – приказал он, но мальчишка не повиновался, продолжая сидеть на коленках.
Когда и второй его призыв не подействовал, отец проволок ребенка по масляному пятну, не замеченному им сразу, до двери, которая тем временем прижала портфель к порогу, а кусок его плаща застрял в дверном проеме.
И с дочкой было не все в порядке, Мириам выронила свою соску и, разбуженная нытьем брата, опять заревела.
– Юлия, – крикнул Мануэль, – не могла бы ты к нам спуститься?
Но Юлия не спешила спускаться, она не дала никакого ответа, и зов Мануэля о помощи затерялся где-то в трех этажах просторного дома.
И вот востребованный отоларинголог один тащит своих малюток вверх по гаражной лестнице, спрашивая себя, как все это так получилось и чего он добился в жизни, пока изучал медицину, исследовал, обследовал и лечил.