На Мясницкой народу толпилось немного, хотя Москва в теплое временя года никогда не жаловалась на посетителей. Правда, туристы, гастарбайтеры и мошенники, гоняющиеся за легкой наживой, и в зимнюю слякоть также не оставляли столицу своим вниманием. Известная всему миру, не единожды становящаяся притчей во языцех, ныне она была превращена в огромный базар, где можно не только что-нибудь честно заработать и купить, но и урвать, присвоить, экспроприировать, просто украсть. Что поделать, отношение нынешнего правительства к бывшей могучей стране и к ее сердцу было, мягко говоря, неординарным.

Одним из таких рыночных товаров, отнятых у живых хозяев и не возвращаемых наследникам, числился особняк Чертковых на Мясницкой улице, к которому и направлялась сейчас наша парочка. Давид все же решил довести до логического конца журналистское расследование вместе с очаровательной помощницей.

– Знаешь, дом семь на Мясницкой не один десяток лет стоит, официально объявленный реставрируемым, но никакой реставрации ни по фронтону, ни внутри не производится, – по ходу рассказывал девушке Давид. – Центр усадебного комплекса занимает барочный дом середины ХVIII века. К 1870 году здание обросло пристройками. В них еще тогда было намечено разместить книгохранилище. Причем новые флигеля и крылья объединены единым эклектическим декором в стиле рококо. Если нам удастся зайти в особняк, обрати внимание на залы, потому что каждая из них оформлялась в особом стиле. Неслучайно уже в конце восемнадцатого века Дом Чертковых стал до того популярен, что некоторые из залов сдавались внаем для проведения различных торжеств.

Самым известным до сих пор считается Готический зал – редчайший пример неоготики середины прошлого столетия. А также Курительная комната в «мавританском» стиле. Конечно, есть еще Охотничий и Белый залы – также отличающиеся великолепной лепниной и необыкновенной отделкой, но это уже на любителя. Кстати, Белый зал многие считают верхом совершенства всего дома. В общем, есть на что посмотреть.

– Но откуда такие познания? – поинтересовалась Вилена. – Ты сейчас рассказывал о доме, будто всю сознательную жизнь работал там гидом.

– Я, как журналист и писатель, когда берусь за какое-нибудь дело, просто обязан знать всю подноготную. А этот особняк даже попал в словарь Брокгауза и Ефрона как первая библиотека Чертковых, потому что одно время был единственным местом в нашем государстве, где хранились ценные собрания книг о России и славянах. Стоит ли удивляться моему интересу, когда я раскопал некоторые факты о части манускриптов из библиотеки Ивана Грозного, случайно попавших в библиотеку Чертковых?

Александр Дмитриевич Чертков, основатель библиотеки, дружил со многими известными творческими личностями. У него в гостях бывали Жуковский с Пушкиным, Федор Глинка, Щепкин и еще множество других.

Библиотеку унаследовал сын Черткова Григорий Александрович. Исполняя волю отца, он в 1863 году открыл первую в России бесплатную частную библиотеку. Хранителем фондов граф Чертков попросил стать Петра Ивановича Бартенева. В декабре 1871 года фамильная коллекция книг и рукописей была передана в дар Москве. При этом выдвигались следующие условия: сохранение за библиотекой названия «Чертковская», запрет на вывоз из Москвы и какое бы то ни было разделение ее фондов, бесплатный доступ к собранию и строительство специального здания, где можно регулировать температуру помещения.

Естественно, с приходом к власти американского ставленника Бронштейна условия дарителя сразу же были нарушены, имя графа Черткова вычеркнуто из всех анналов, а неделимые фонды растасканы. В 1938 году основная часть фондов осела в «историчке», а в 1945 году разъединили и рукописное собрание, поделив его между ГИМом и Литературным музеем. Но мародеры чудом пропустили один из подвалов, где в нетронутом состоянии остались ждать своих благодарных читателей, интересующихся криптографией, старинные манускрипты библиотеки Ивана Грозного.

– Спасибо за экскурс, – кивнула Вилена. – Но ты уверен?

– Да, факт не проверенный, – сознался Давид. – А для чего мы собрались посетить Дом Чертковых? Вообрази, вдруг посредством организации спутникового наблюдения, или, допустим, создания эфемерного фонда «ленинки» в доме на Мясницкой удастся произвести большевистский шмон?!

– Но ведь это же ложь? – глаза у Вилены округлились. – Как можно начинать дело, опираясь на ложь?

– Во-первых, – возразил парень. – Это вовсе не ложь, а заведомое применение техноблудия для проверки поступивших мне, редактору газеты «Совершенно секретно», фактов таинственных следов сокровищницы русской литературы. Во-вторых, мне, по-твоему, надо было написать прошение в трех экземплярах на имя председателя ВРК товарища Лейбы Бронштейна? И ждать, когда оный благоволит разрешить мне какое-то там журналистское расследование?

– Да ну тебя, – смутилась Бусинка. – Скажешь тоже! Кстати, почему ты Троцкого называешь американским ставленником?

– Вот тебе раз! – удивился Давид. – Выходит, с историей мы не очень-то дружим? Ничего, это исправимо. Как говорил в свое время Карамзин: «…всякая история, даже и неискусно писанная, бывает приятна, – тем более отечественная».

Во время второй эмиграции Лейба Бронштейн бежал из Европы в Америку, и на него обратило внимание американское правительство. Возвращаясь в Россию, в лагере «Амхерст» он был завербован и приехал в бурлившую смутами страну уже верным американским шакалом. Заметь, что американские войска стали интервентами России в том же марте 1918 года.

– Какие интервенты? – ужаснулась Вилена. – Американцы? На русской земле?

– Именно так, – кивнул Давид. – Весь север государства Российского был оккупирован американскими войсками несколько лет. Там были организованы концентрационные лагеря, где белогвардейцев стравливали с красноармейцами. А благородные охранники делали ставки.

В это время Троцкий-Бронштейн становится председателем Петросовета и Военно-революционного комитета, фактически организует Красную армию и утверждает за собой реальную власть. На бронепоезде он совершает турне по русским землям и расстреливает ни в чем не повинное мирное расселение. Вот одно из его одиозных высказываний: «Надо навсегда покончить с поповско-квакерской болтовней о священной ценности человеческой жизни». Троцкий получает прозвище «кровавый диктатор» и не зря.

К счастью, эти его выходки напугали даже самых отъявленных головорезов большевистского режима, а именно прожженный абрек Коба, получивший за постоянные расправы с подельниками пожизненную каторгу, принимает во внимание влияние Троцкого на рабоче-крестьянское население: Лейбу боялись и слушались. Поэтому Коба Джугашвили собирает компромат на противника. В первую очередь Сталин запасается опубликованной фразой Троцкого, когда тот предрек установление Лениным личной диктатуры над ЦК, и заявляет, что марксизм для Владимира Ильича не метод научного исследования, а половая тряпка, когда нужно затереть следы. Это послужило взрывом и началом конца кровавого диктатора… Но мы уже пришли.

Заслушавшаяся Вилена очнулась от интересного ликбеза: прямо перед ними красовался Дом Чертковых. Вернее сказать, красовался бы, если б влиятельные лица постсоветского режима не устроили вокруг дома мышиную возню, вследствие чего Дом Чертковых выглядел неважно.

Нашей парочке удалось проникнуть во двор центрального здания, где по углам громоздились кучи мусора, куски железобетонных перекрытий, битого кирпича и прочего строительного хлама, будто Дом действительно подвергался ремонту. Высокое крыльцо, к которому вели немытые ступени, подсказало посетителям, что дверь на крыльце иногда открывается, иначе кто бы оставил на деревянных ступенях многочисленные следы?

Давид и Вилена осторожно поднялись, будто боялись, что шаги будут услышаны местным Цербером, и он покусает непрошеных гостей. Но ни собак, ни людей видно не было. Парень постучал кулаком в добротную дубовую дверь, но, вероятно, в доме его тоже никто не услышал. Для очистки совести Давид еще несколько раз постучал… Обернувшись к Бусинке, он виновато пожал плечами:

– Зря я надеялся, что кто-то за этим домом приглядывает, хотя ночью какой-то охранник встретил меня, как осатаневший черт. А сейчас, гляди-ка, будки для охранников нет никакой, а внутри – ни живых, ни мертвых.

– Давид, ты следи за словами, пожалуйста, – попросила девушка. – Высказанное слово часто превращается в программу к действию.

– А что я такого сказал? – принялся возражать парень. – Если бы ты увидела ночного охранника, то поняла бы…

Что поняла бы девушка, так и осталось невыясненным, потому что меж створками открытых ворот во двор протиснулась человеческая фигура. Это была женщина средних лет, про которых обычно говорят – чуть больше тридцати и гораздо меньше тридцати пяти. Несмотря на жаркий день, на плечи дамы было накинуто тонкое пончо, а светло-молочные брюки и такого же цвета туфли на низком каблуке были явно не для гуляния по мусорным свалкам.

– О, нашего полку прибыло, – подал голос Давид. – А, может быть, мы вас здесь и разыскиваем?

Женщина, близоруко щурясь, посмотрела на нежданных гостей и неожиданно улыбнулась:

– Не знаю, может, и меня, а может, вчерашний день. Весь вопрос, зачем вы в этот дом явились?

– Видите ли, – Давид взял заботу объяснения визита на свои плечи. – Я – редактор газеты «Совершенно секретно», а моя спутница – представитель библиотеки имени Гоголя.

– Интересно, – хмыкнула дама. – Ваша газета, как я помню, занимается криминальными расследованиями. Так? Но в этом доме ни криминала, ни библиотек нет, так что не понимаю цели вашего визита.

– Все очень просто, – успокоил даму Давид. – В Государственном фонде «ленинки» нашлись, наконец-таки, кое-какие средства для восстановления Дома Чертковых. Мы ведь правильно пришли? Так вот. После ремонта здесь, вероятно, во флигеле, будет открыта бесплатная народная библиотека.

– Неужели кто-то все же вспомнил о завещании дарителя? – дама недоверчиво покачала головой. – Надо же! Воистину, пути Господни неисповедимы!

– Не знаю, мы с Богом не договаривались, – парировал парень. – Если вам будет не трудно показать, то мы хотели бы осмотреть внутренности усадьбы. Понимаете, прежде необходимо составить описание дома на бумаге, состояние подвалов, комнат, чердака, как основного здания, так и флигелей.

– Ну, знаете, – хмыкнула дама. – Все комнаты, подсобки и подвалы я просто физически не смогу показать потому, что здесь у меня не хватит ключей для всех дверей.

– Но хоть что-то показать сможете? – решила подать голос Вилена. – Я для этого сюда как на работу явилась.

Дама обернулась в сторону девушки, окинула ее внимательным взглядом и снова улыбнулась:

– Для такой красивой девушки мне по штату положено сделать исключение. Хоть я имею предписание – никого в дом не пускать, но вы вроде бы не опасны. Тем более, если с вашей поддержкой начнется реставрация дома! Ну, входите, гости нежданные, – дама открыла своими ключами входную дверь и оглянулась на парня и девушку.

Видимо, они оба не ожидали, что посетить Дом Чертковых окажется так просто. Известно ведь, что даже Николая Сергеевича, потомка графа Григория Александровича Черткова, не пускали в Дом ряды «честных» охранников. Потомку именитых русских меценатов удалось все же ненадолго проникнуть в особняк с обещанием, что он не будет снимать фотоаппаратом внутренние залы. Узнав об этом, Давид загорелся любопытством и пожелал, если повезет, в первую очередь рассмотреть диковинные залы особняка Чертковых. А тут сама госпожа Фортуна подкинула в экскурсоводы обаятельную женщину, и та без каких-либо запрещений и протокольных увещеваний собралась показать почти неизвестным посетителям те помещения, от которых у нее есть ключи!

Давид, прежде чем переступить порог, оглянулся и спросил у дамы:

– Простите, мы с Виленой не заметили во дворе ни одного охранника. Они, вероятно, внутри дома?

– Давид, не задавай глупых вопросов, – перебила его Бусинка. – Лучше бы «спасибо» сказал…

– Ах да, – махнула рукой нынешняя хозяйка дома. – Простите, совсем забыла представиться. Меня зовут Ларисой Степановной или просто Лялей. А вы – Давид и Вилена, я правильно поняла?

Парочка синхронно кивнула. Лариса Степановна закрыла входную дверь и, обернувшись к гостям, продолжила:

– Сейчас у здания нет реального хозяина, и вход для кого бы то ни было запрещен. Ни внутри, ни снаружи охранников нет, да и платить-то им некому. Американскому потомку графов Николаю Сергеевичу не дают вложить в ремонт и реставрацию наследия предков ни копейки. Днем здесь бываю только я – и то не всегда. Так что вам просто повезло.

– Как? – вскричал Давид. – Я же вчера вечером пришел осмотреть этот дом, так меня у ворот чуть не загрыз какой-то мужик, представившийся охранником!

– Вчера вечером? – Ляля вся превратилась в слух. – Пожалуйста, расскажите об этом подробнее.

– Зачем? – пожал плечами парень. – Я не знаю, если тот мужик не охранник, то зачем же ему здесь ошиваться в ночное время?

– Вот именно зачем? – кивнула Ляля. – А вам, молодой человек, этот «охранник» не показался немного странным?

– Странным? – Давид на секунду задумался. – Вообще-то да, именно странным! Он из подворотни Дома кинулся на меня, как волк на добычу. Я просто чудом увернулся от его нежных объятий.

– Да, действительно чудо, что я вас живым вижу, – согласилась Ляля, как будто ее собеседник действительно должен был превратиться в чью-то добычу. – От лап этих архантропов мало кто уворачивается.

– Как?! – вскричала Вилена. – Убийцы в самом центре Москвы охотятся на людей, а вы об этом говорите, как о чем-то обыденном?!

– Простите, девушка, – возразила хозяйка Дома Чертковых. – По-вашему, я должна всплеснуть руками, заахать, заохать и вызвать наряд милиции, то есть полиции? Глупо. Ваш приятель попал под внимание представителя сатанинской секты, охотящейся за манускриптами из библиотеки Ивана Грозного.

– Что?! – в унисон ахнули гости.

– Что слышали, – горько улыбнулась Лариса Степановна. – Я думала, что охоту только на меня открыли. Однако они готовы нападать на всех, кто хоть чуть-чуть причастен к библиотеке Чертковых. Дело в том, что в некоторых старинных манускриптах из графской библиотеки говорится о нынешнем месте нахождения манускриптов Ивана Грозного. Но сомневаюсь, что вообще имеется описание или таинственная карта, иначе царскую библиотеку давно бы уже нашли. И, скорее всего, нашли бы эти архантропы, потому что у них есть не только удивительное чутье, необходимое кладоискателям, а так же возможности влияния на нынешнюю российскую власть и вытекающая отсюда вседозволенность. Вот почему я удивилась, что вам, Давид, удалось легко унести ноги от «охотника».

– Но что им надо? – возмущенно воскликнул парень.

– Я, пожалуй, догадываюсь, что этим прохвостам надо, только вы – первый из многих, кто задал этот вопрос, – ответила Ляля. – И, наверное, я вам отвечу. Хотя мои сведения вряд ли помогут. Но мудрецы издревле говорят, что владеющий информацией – уже вооружен и сможет найти нужное решение в критический момент.

– Спасибо, утешили. Я уже это слышал, – скривил губы Давид и посмотрел на Вилену.

– Ладно, хватит кукситься, – одернула парня Бусинка. – Не так все плохо, как может показаться. Лучше вспомни, зачем мы сюда пришли?

– Да, верно, – согласился парень и вопросительно взглянул уже на Лялю.

– Я не отказываюсь от своего предложения ознакомить с домом, – подхватила Лариса Степановна и провела парочку в комнату, где раньше происходили деловые встречи.

Комната эта называлась «Арабской курильней». Своды ее были покрыты мелкой ажурной лепниной золотистого цвета на темном фоне, создавая впечатление ажурной решетки, сквозь которую проглядывает ночное небо. Чуть ниже по стенам начинались ряды керамических плиток такого же золотистого цвета, украшенных резьбой и неповторимым арабским рисунком, в котором угадывалась фантазия мусульманского художника, ограниченного изображением вязи и пытающегося ажурными переплетениями разноцветных линий донести до зрителя всю красоту непоказанного мира. Пол в курительной комнате был выложен бордовыми квадратными плитами, на которых арабская вязь превращалась в круги. Казалось, от самого центра, величиной в темно-красное пятно диаметром около двух метров, расходились по комнате разноцветные круги. Они изображали какую-то таинственную клинопись, но в каждом круге – разную. Будто арабский художник кинул камень на ровную поверхность воды и, пока круги разбегались по водной глади, успел все зарисовать и потом отобразить в камне.

У стен сохранилось несколько низких диванчиков с кривыми ножками. Видимо, курильщики садились на эти деревянные диванчики, обложенные тысячью маленьких подушечек. Перед гостем ставился кальян с первоклассным гашишем и, когда посетитель делал пару затяжек из бурлящего кальяна, можно было начинать деловой разговор.

Следующая комната называлась «Охотничьим залом». Здесь, как и следует в охотничьих комнатах, домиках и залах, светло-желтые стены были украшены белой лепниной, в которой ясно читались живописные фрески со сценами различных охотничьих забав. На стенах, очевидно, должны были висеть головы кабана, оленя и, может быть, льва, но меж стенными шпалерами остались только пустые места с темными пятнами. Вероятно, присутствующий атрибут охотничьего зала очень понравился кому-то из правительственных мародеров.

Хранятся ли экспонаты Дома Чертковых «где надо», никто уже ответить не сможет, но без них охотничья комната выглядела очень сиротливо. Судя по всему, фрески без присмотра и ухода тоже долго не проживут. В некоторых местах краска на картинах уже вспухла раковыми пузырями, кое-где лепная мозаика охотничьих боев уже обвалилась. Спасала «Охотничий зал» восточная стена, где меж трех огромных окон висели на стенах два таких же огромных зеркала, украшенных рамами из лепнины. Казалось, человеку давался выбор, в какое окно уставить свой любопытствующий взор: либо на открывающийся за окнами город, либо в Зазеркалье.

Покрытие пола было снято подчистую. Оставалось только догадываться, какой же удивительный паркет украшал раньше «Охотничий зал» Дома Чертковых! Уходя из этой комнаты, Давид непроизвольно оглянулся: горькая оскомина скривила его губы. Ему было до боли обидно, что страна так и осталась в лапах быдла, живущего по принципу «отнять и разделить».

«Белый зал» с кружевной лепниной ничуть не успокоил скорбное состояние Давида. Скорее наоборот. Над «Белым залом» явно потрудился великий скульптор своего времени, возможно, даже не один. По стенам от пола до сводчатого потолка виднелись ажурные барельефы из гипса, белого мрамора, гранита и базальта. Это было неописуемое зрелище. Огромное зеркало – от пола до потолка – привлекало пронзительной глубиной отражения. Возможно, это было настоящее Венецианское зеркало ХIХ века, таких в наше время уже почему-то не делают. Рама у зеркала была тоже выполнена из лепнины. Меж греческих муз гнездились русские пятикрылые птицы Сирин, символы любви и радости. Из-за подпирающих стены и потолки пилястров тут и там выглядывали испуганные нимфы и лукавые амуры. Меж колонн белого камня виднелись целые картины мифического быта Древней Греции. Но среди муз, сатиров и героев тут и там проглядывали также русские богатыри, красавицы в венцах с букетиками цветов и лентами в руках. А в белоснежной лепнине потолка на темно-синем фоне угадывался русский длинноволосый старец, сидящий рулевым на пароме через широкую полноводную реку. У ног старца виднелись человечьи черепа и кости. На коленях старца лежали русские гусли, и одет он был в заплатанный кафтан русского купца.

Только и этот зал не обошелся без отметин люмпен-пролетариата, дорвавшегося до власти. Носы у многих скульптурных фигур были отбиты. Кое-где гипсовая лепнина под ударами обрушилась на пол, да так и осталась неубранной. А на пароме перевозчика виднелась надпись из охры «Здесь был…» Кто был пассажиром у перевозчика, оставалось неизвестным, потому что половину надписи уже заботливо стерли. Но почему только половину? Печальная усмешка опять искривила губы Давида, но он ни слова не сказал.

Ляля ввела гостей в следующий зал. Прямо скажем, зал пострадал от внимания гегемонов намного меньше, чем предыдущие. Может, эта грандиозная комната была дальше от входа, а может, у большевиков просто не хватило смелости разрушить сводчатые черные двери в «Готическом зале». Прекрасный паркет во многих местах был лишь поцарапан, его оставили нетронутым.

Стены здесь были инкрустированы кружевными аппликациями, вырезанными из целикового мореного дуба. По стенам на одинаковом расстоянии были размещены двустворчатые двери-обманки, в которые вместо стекла вставлялись зеркала. Хотя все зеркала давно не протирались, в них просвечивала глубина отражений. Зеркала изготовлялись явно не на фабрике «Большевичка». Можно даже с уверенностью предположить, что это тоже уникальные венецианские изделия, потому что никто еще во всем мире не научился делать такие чистые и глубокие зеркала.

Готические треугольники в верхней части дверей в основном отражали рисунок распахнутых орлиных крыльев, меж которыми вместо туловища и головы птицы красовался замысловатый цветок в круге. Рамой к удивительной аппликации являлись ветви, вырезанные из мореного дуба с листочками, подложкой которым тоже послужили зеркальные вставки. Все они отличались от больших зеркал в створках дверей-обманок. Инкрустированные ветвями деревьев стены заканчивались вверху настоящим готическим сводом. Но ветви деревьев и лиан не достигали самой вершины потолка. Как раз там, где начинался готический излом, на каждой стене красовалось по довольно большой царской короне из того же мореного дуба. Лишь в одном месте угол с лепниной обвалился, обнажая наборный деревянный потолок, на котором и выполнялась лепнина.

– Это самая лучшая комната, в которой побывало много разного люда, но никто из строителей светлого коммунистического будущего не осмелился разбить зеркала ни здесь, ни в остальных залах, – отметила Лариса Степановна. – Я специально держу комнаты в неприбранном виде, поскольку один вид нереставрированных комнат отгоняет ненужных претендентов от покупки особняка.

– Что? Были и такие? – удивился Давид. – При живых наследниках кто-то хочет экспроприировать чужое имущество?

– Эх, молодой человек, – покачала головой Ляля. – Не забывайте, в какой стране вы живете. Здесь возможно многое. Только вот не удается пока найти настоящего мецената. Вернее, однажды удалось. Николай Сергеевич Чертков нашел заинтересованных лиц, готовых вложить безвозвратную ссуду в культурное наследие России, но наше могучее правительство посмотрело на это немного по-своему.

– То есть как это?

– А вот так: и сам не ам, и другим не дам! Русские пословицы очень четко определяют сущность старающегося быть похожим на человека. Пусть комнаты пока стоят в неприбранном виде, это не разрушит их красоты.

– В чем вы видите красоту? – возразил Давид. – В «Белом зале», например, кружевные сплетения камня, да и сами барельефы так побиты, что вызывают только чувство сострадания художникам, потратившим некогда время и талант впустую.

– Вы искренне считаете, что труд художников прошлого пропал даром? – удивилась Лариса Степановна. – Вы просто не учитываете, что природа должна быть очеловечена, освобождена, оживлена и одухотворена тем же человеком. Человек должен вернуть камню его душу, раскрыть живое существо камня, чтобы освободиться от каменной давящей власти. «Наша эпоха самая не архитектурная и самая не скульптурная из всех эпох мировой истории. Но воплощенная красота пластична. Красота – не только цель искусства, но и цель жизни. Творец ждет от творения красоты не менее, чем от творения добра. В художнике-теурге осуществится власть человека над природой через красоту. Ибо красота – великая сила, и она мир спасет». И все, что создано, обязательно будет восстановлено, только не надо спешить, ибо поспешишь – людей насмешишь.

Давид слушал краткую лекцию о красоте, открыв рот, и, когда Ляля закончила выступление очередной пословицей, искренне рассмеялся. Вилена в отличие от своего спутника внимательно выслушала наставления нынешней хозяйки дома и удовлетворенно кивнула:

– Возможно, вы правы. Чем меньше будет здесь всякого сброда, тем скорее отыщется настоящий реставратор.

– Интересно – как? – ядовито хмыкнул Давид. – Ты полагаешь, что какой-то призрачный меценат вмиг озарится идеей реставрации и примчится сюда, теряя тапочки?

– Но ведь ты примчался! – возразила Бусинка.

– Давида интересует другое, – перебила девушку Ляля. – Он всецело охвачен поисками пропавшей библиотеки Ивана Грозного. Единственно, что он не учел – судьбы уникального литературного сокровища и особняка графов Чертковых неразрывно связаны. Поиски следов библиотеки привлекут сюда нужных художников и меценатов.

– Вы полагаете? – переспросил парень. – Но откуда вам стало известно о моих поисках следов царской библиотеки?

– Никакой магии здесь нет, – улыбнулась Ляля. – Все очень просто. Жаль, что у меня не оказалось в руках зеркала. Если бы вы оба посмотрели на себя, то расхохотались бы от вида сгорающих от любопытства физиономий.

– Да, – промямлил Давид и озадаченно почесал себя за ухом. – Вам палец в рот не клади…

– Вот и остерегись, – усмехнулась Ляля. – Еду, еду – не свищу, а наеду – не спущу!

– Хорошо, – махнул рукой парень. – Уговорили. Только вот подвалов вы нам так и не показали, хотя обещали!

– Не вопрос, – согласилась Лариса Степановна. – Но помните, что не от всех дверей у меня есть ключи. Покажу то, куда есть вход, а дальше уж извините.

– Дальше? – насторожился Давид. – Вы сказали – дальше?

Ляля загадочно усмехнулась и покачала головой:

– Который раз меня удивляет молодое население столицы. Будто не москвичи вовсе. В наше время вся школа на Кастанаевской улице, где я училась, знала, что центр столицы с незапамятных исторических времен богат подземными ходами. Кунцево, где я родилась, тогда считалось не Москвой, но метро до «Пионерской» уже ходило. А рядом с Кунцево – Крылатское. Оно тоже было пригородом. Более того, Крылатское раньше было Крылецким, то есть местом, где забугорные гости останавливались поначалу и ждали, пока им разрешат явиться на поклон к Государю. Не знаю, как в других районах, но у нас все пацаны знали какие и где есть подземные ходы под центром столицы. Знали даже, где и сколько бочек с порохом оставил в подземельях Кремля Наполеон.

– Вы из Кунцева? – перебил хозяйку Давид. – Представляете, я тоже.

– Прекрасно, земляк, – улыбнулась Лариса Степановна. – Так вот, часть здешних подземелий использовала для себя Лубянка. Дом Чертковых недалеко от родового гнезда чекистов, и наивно было бы предполагать, что фундамент дома никаким боком не коснется подземных галерей. Во дворе дома, где находится музей Маяковского, в прошлом году велись какие-то серьезные грунтовые работы, и как результат часть подвальной стены в нашем здании просто рухнула.

– Как несущая стена подвала может рухнуть? – не поверила Вилена. – Это противоречит всем законам строительства и физики.

– А вот сейчас спустимся – сама увидишь, – пообещала Ляля. – Зрелище, конечно, живописное. Но об этом вы должны знать, поскольку в первую очередь необходимо заделать дыры в фундаменте.

С этими словами Лариса Степановна повела гостей вниз по крутым каменным ступеням. Светло-серый камень был повсюду испещрен выбоинами, которые в базальте появляются не за один десяток лет. Худосочные лампочки слабо освещали дорогу.

В восточном крыле дома подвальные помещения оставались в хорошем состоянии и могли послужить складскими помещениями, а западная часть была практически урезана. Небольшой зал кончался стеной, в которой торчали несущие колонны, удерживая верхнюю ленту фундамента. Видимо, эта стена отгораживала подвал дома от внешних пустот. Подвальные колонны прекрасно выполняли свое предназначение, а вот кирпичная кладка меж ними кое-где пошла трещинами, и в двух местах возле потолка виднелись дыры, будто за стенами дома действительно были какие-то пустоты.

Давид с молчаливого разрешения хозяйки подкатил к стене старую бочку, влез на нее и попытался заглянуть в один провал, потом во второй. Оказалось, что в темноте за стеной ничего нельзя рассмотреть. Однако, разглядывая темноту за вторым провалом, Давид немного задержался, залез в карман, вытащил зажигалку, зажег ее, просунул руку как можно дольше в провал.

Потом он спрыгнул с бочки, подошел к Ляле и спросил:

– А вот здесь, на северо-западе здания, не было никакого помещения?

– Может, и было, – пожала плечами Ляля. – Только эта часть дома всегда считалась монолитной.

– Вот как? Жалко, что не было фонарика, а с зажигалкой ничего не рассмотришь.

Покинув подвал, гости стали прощаться, но Ляля их просто так не отпустила. Она повела молодежь в свой кабинет, находящийся в крыле, изначально предназначенном для слуг, и напоила великолепным травяным чаем.

– Ну, какого ты мнения о нашем вояже? – решила узнать у парня Вилена, когда они снова шагали к метро по Мясницкой улице.

– Знаешь, девочка моя, – Давид даже остановился и в упор посмотрел на девушку. – Там, в подвале, одна комната просто заделана.

– Как так?

– А вот так! – отрезал парень. – Я с помощью зажигалки сумел рассмотреть, что в комнате полно деревянных сундуков грубой работы, но без обивки, без металлических полос. Когда-то их втащили в эту комнату, а потом заделали стену, будто там ничего нет. Как думаешь, что там спрятано?