В Вормсе было устроено пышное торжество. Улицы были празднично украшены, а за богато накрытыми столами с едой и напитками сидели все, кто хотел отпраздновать коронацию Гунтера. Замок открыл свои закрома, вино лилось рекой, а хлеба, рыбы и мяса было вдосталь. Повсюду распевали песни, насвистывали и наигрывали старые мелодии. На улицах даже устроили танцы. Скоморохи и пожиратели огня развлекали своими представлениями горожан, а дети, затаив дыхание, слушали сказки и легенды.

Даже погода благоприятствовала празднику: теплые солнечные лучи освещали счастливые лица.

Когда большой колокол прозвонил трижды, все угомонились, чтобы отправиться в церковь, где священник должен был провести обряд помазания принца на царство.

Народ остался на улице, терпеливо ожидая своего властителя, в то время как в церкви началась коронация. Ни звуки трубы, ни громкие овации не должны были сопровождать торжественный процесс: Гунтер настоял на скромной церемонии, помня об отце и брате.

Зигфрид услышал звон колоколов, когда уже подошел к городской стене. Он с удовлетворением отметил, что успел в срок, отведенный ему Хагеном. После купания в золотом фонтане в логове дракона он снова измазался, поскольку провел ночь в лесу, а затем шел через лес. Тело Зигфрида было покрыто грязью, пеплом и потом, от нехватки сна за последние два дня его глаза покраснели, но сердце юноши пело, а душу переполняла гордость.

Улицы, по которым он тащил свой груз на скрепленных палках, были пустынны, так как весь народ собрался у церкви. Неподалеку от храма, где проходила коронация, толпились жители Вормса, которые надеялись хоть одним глазком посмотреть на только что коронованного короля страны, когда тот будет возвращаться в замок.

Грохот от тяжелой ноши, которую Зигфрид забросал землей, привлек внимание некоторых горожан. Повернув голову и проводив его удивленными взглядами, они дали ему пройти. Окруженный морем голосов, чем-то напоминавших голоса нибелунгов, Зигфрид радостно тащил свою ношу к парадному входу в церковь.

Он еще не достиг передних рядов, когда колокола зазвонили снова.

Теперь это был радостный звон: короля Гунтера короновали!

Дверь церкви медленно открылась, и Гунтер в изящной короне своей династии вышел к народу и остановился на ступенях. В толпе началось ликование; люди размахивали флагами и бросали на ветер цветочные лепестки, которые сразу же закружились в воздухе.

За Гунтером, взявшись за руки, шли Кримгильда и Гернот. Они были роскошно одеты, а их лица светились радостными улыбками. К счастью примешивалось и чувство облегчения, оттого что в это мрачное время нашелся повод для светлых мыслей.

Хаген ждал их возле церкви, которая не предназначалась для его богов. Он тоже был доволен, видя, как веселится толпа. Сейчас в городе не было недругов Гунтера, злословивших в его адрес в тавернах и у семейного очага. Конечно, для замка коронация обошлась в копеечку, но угощение было приготовлено великолепное, и благодаря сытому желудку сердца горожан переполняла радость.

Зигфрид замер, дожидаясь подходящего момента. Он собирался сделать лучший день своей жизни лучшим днем в истории Бургундии.

Гунтер поднял руку и потребовал тишины. Толпа постепенно успокоилась, и король обратился с первыми словами к народу.

— Мужчины и женщины Вормса! — начал он. — Я благодарю вас за то, что вы так искренне выражаете свою радость. В это тяжелое время я постараюсь быть хорошим королем.

Толпа разразилась бурной овацией в ответ на это заявление. Гунтер немного подождал, собираясь говорить дальше, но ему ничего не удалось сказать, так как его перебил знакомый голос, громкий и уверенный. Он звучал из уст грязного оборванца, притащившего с собой кучу земли на обугленных палках.

— Тяжелые времена? Я с этим не согласен!

Солдаты, воспринявшие подобное поведение как хамство, собрались арестовать нарушителя спокойствия, в то время как горожане принялись переговариваться, удивленно посматривая на Хагена, который резким движением руки заставил всех успокоиться.

Через мгновение Гунтер узнал кузнеца, который обычно выглядел намного опрятнее.

— Зигфрид!

Гернот почувствовал, как Кримгильда вцепилась в его руку, словно боялась упасть в обморок.

В воздухе повисла напряженная тишина, которую Зигфрид с удовольствием нарушил.

— О мой король, зачем говорить о тяжелых временах? Неужели вы не хотите править Бургундией во всем ее великолепии?

Ввиду всех забот и печалей, которые ожидали Гунтера, такой вопрос звучал провокационно, и откровенный ответ на него был невозможен.

— Зигфрид, я рад, что ты здоров, и с удовольствием послушаю твои истории при дворе, но…

Но Зигфрид и не думал о том, чтобы насладиться триумфом в обществе придворных. Сейчас, по его мнению, настал подходящий момент, не говоря уже о том, что и место было весьма подходящим, чтобы объявить радостную весть. Люди веселились от души, и сын короля Ксантена собирался еще больше распалить их веселье! Хаген кивнул, и солдаты стали медленно двигаться по направлению к Зигфриду, который не обращал на них никакого внимания. Он нагнулся и глубоко погрузил руки в землю, чтобы ухватиться за спрятанный там трофей.

Резким движением он вскинул руки вверх, земля посыпалась вниз, и все увидели искалеченную голову Фафнира.

Вряд ли реакция была бы сильнее, если бы дракон сам прилетел в город. Дети завизжали, женщины одна за другой упали в обморок, и даже самые сильные из мужчин испуганно отшатнулись. Те, кто симпатизировал христианской вере, перекрестились. Солдаты тоже замерли.

Зигфрид медленно развернулся, гордо демонстрируя голову дракона, а затем швырнул ее к ногам короля. Толпа, охваченная паникой, бросилась врассыпную. Кости и чешуя ударились о камни. Мертвая, холодная, беззащитная голова, чуть прокатившись, остановилась.

— Королевству Гунтера больше не нужно бояться огнедышащего Фафнира!

Некоторые из горожан начали выкрикивать имя сына короля, бывшего для них кузнецом. Все больше и больше голосов присоединялись к этому скандированию — страх быстро уступил место восторгу. Двое храбрых мужчин подхватили голову чудовища и понесли ее через толпу в знак спасения от смертоносного дракона.

Зигфрид взглянул на Кримгильду и увидел ее улыбку. Эта улыбка и была той наградой, на которую он рассчитывал. Но улыбку девушки заметили и Хаген с Гунтером.

Прием в замке был не менее восторженным, когда Зигфрид и члены королевской семьи собрались в тронном зале. По просьбе Зигфрида голову дракона снова положили на деревянный настил и три солдата притащили ее в зал.

В зале, где, собственно, и планировалось празднование коронации короля, молодой герой снова и снова рассказывал о чудесной победе над Фафниром. Ему было жаль, что Кримгильда не слышит этого, но ее присутствие было бы недостойно принцессы, ведь в порыве чувств мужчины частенько пользовались грубыми словами и жестами. Вскоре пиво и медовуха начали оказывать свое воздействие.

Единственным, чье холодное сердце не могло открыться всеобщей радости, был Хаген. Он видел восторг, с которым Зигфрида хлопали по плечам, и уважение, светившееся в глазах вассалов. Они, конечно, не забывали о своем короле, но слишком уж, как считал советник, восхищались героем, победившим Фафнира. Гунтер, казалось, был рад, что может назвать сына Зигмунда из Ксантена своим другом. На глазах у старого советника происходило смещение равновесия власти, создавались новые альянсы, возникали новые опасности в связи с ошибками, которые были допущены прежними поколениями.

Хаген решил пока не подавать виду, что он недоволен, и позволить событиям в замке развиваться своим чередом.

Ему нужен был тщательный план, чтобы не утратить своего влияния при дворе.

Хагену, конечно, следовало бы попрощаться со своим королем, но из-за всеобщего оживления никто ничего не заметил, и он медленно поднялся по деревянной лестнице наверх, собираясь отправиться в свои покои. Он очень удивился, увидев на ступенях дочь, которая с явной скукой наблюдала за происходящим.

— С каких это пор тебя привлекает запах жареной свинины и крепкой медовухи? — спросил он.

Хаген знал ответ на этот вопрос, но не собирался провоцировать Эльзу. Она была не менее упряма, чем ее рано умершая мать, и точно так же старалась избегать ссор, но при этом поступала по своему усмотрению. Это свойство Хаген презирал, и оно всегда омрачало сначала его любовь к жене, а затем и к дочери.

— Меня привлекает история кузнеца, который пошел убивать дракона и победил его, избавив народ от страданий, — пробормотала Эльза.

— Очевидно, этот дракон был слишком глуп, раз позволил убить себя неопытному кузнецу, — ворчливо заметил Хаген.

Эльза удивленно взглянула на него.

— Ты боишься Зигфрида и его влияния в Бургундии?

— Великий поступок еще не делает человека великим, и если я вижу опасность, это не означает, что я боюсь ее.

— Как простой кузнец может быть опасен тебе или королю? — спросила она.

Хаген присел рядом с дочерью, чтобы веселившаяся компания его не видела.

— Вчера он был кузнецом, а сегодня стал героем. Но, поскольку я собираюсь контролировать его поступки, мне нужно считаться с тем, что он может стать кем-то еще.

Эльза попыталась понять настроение отца, но тот хорошо умел скрывать свои чувства.

Празднество затянулось до утра, на улице уже начало светать. Гунтер и Зигфрид, охмелевшие, возбужденные вином, сидели друг против друга. Все остальные уже легли спать.

Король устало поднял свой кубок.

— Что ж, думаю, можно отказаться от обещанных мною уроков фехтования.

Зигфрид рассмеялся.

— Дуракам везет. Если бы рядом со мной находился такой воин, как вы, то победить Фафнира было бы намного легче.

Гунтер посерьезнел.

— Может, я и король, но не воин, и могилы моего отца и брата — лучшее тому подтверждение.

Зигфрид отправил в рот кусок холодного мяса.

— Регин сказал бы сейчас, что воин всегда несчастен, поскольку только войны наполняют его жизнь радостью. Поэтому радуйтесь, что ваше счастье состоит в покое.

— А твое счастье, мой дорогой Зигфрид? Я не могу позволить тебе работать кузнецом, а из комнаты в подвале тебе придется переехать в комнату с кроватью и слугами. Я настаиваю на этом: Бургундия чтит своих героев.

Зигфрид отмахнулся.

— Мне не нужны мягкие подушки и пустая праздность. Моя жажда крови утолена, но не жажда справедливости.

Гунтер догадывался, куда клонит Зигфрид, и, хотя король предпочел бы обсуждать это днем и на трезвую голову, он все же не видел причин затягивать с этим разговором.

— Что ж, говори, сын Ксантена. Будучи принцем, я дал тебе обещание. Теперь, став королем, я хочу выполнить его, насколько смогу. Так что давай, не молчи, ведь сегодня мои уши свободны от болтовни советников и просителей.

Зигфрид откинулся на стуле, положив ноги на край стола, и глубоко вздохнул, еще раз обдумывая просьбу. Его мысли были заняты этим все время, пока он тащил свою ношу в Вормс.

Гунтер и Хаген знали, что он наследник Ксантена. Едва ли они могли отказать в руке принцессы спасителю Бургундии. Но молодой воин мечтал о большем. Он хотел сдержать свое слово и посвататься к принцессе героем и королем, тем более что победа над Фафниром дала ему новые возможности.

Настало время объясниться.

— Я прожил жизнь кузнецом и простым человеком, — начал Зигфрид. — Но с тех пор как я узнал, что в моих жилах течет королевская кровь и я — наследный принц Ксантена, моя душа не может успокоиться.

— Я сделаю все, чтобы ты взошел на свой трон, — горячо заверил его Гунтер.

— Так давайте же выступим против Хъялмара! — воскликнул Зигфрид. — Победим его в битве и исполним предначертания судьбы!

Гунтер, сделавший в этот момент глоток красного вина, чуть не поперхнулся. Он взглянул на Зигфрида так, словно тот обезумел во время боя с драконом, и спросил:

— Бургундия должна напасть на Данию и Ксантен?

Зигфрид перегнулся через стол и сказал заговорщическим тоном:

— Ксантен вряд ли будет хранить верность человеку, захватившему престол. К тому же я не хочу кровопролитного сражения.

Гунтер внезапно протрезвел, лишившись приятного опьянения. Он рассердился, осознав, что советник Хаген был прав в своем предположении.

— Королевство, за благополучие которого я отвечаю, не может противостоять в битве ни датчанам, ни франкам. Кроме того, его могут завоевать гунны или саксы. Нам не хватает ни оружия, ни солдат.

Зигфрид взглянул на Гунтера так, словно тот болтал какую-то чушь. В глазах юноши горела жажда действий.

— Я не прошу о битве. Я прошу лишь о военном выступлении. А проблема с деньгами больше не должна заботить вас.

Гунтер грохнул кубком о стол.

— Хватит темнить, Зигфрид! Если ты просишь меня о чем-то, то говори об этом прямо, без намеков!

Поднявшись из-за стола, Зигфрид подошел к голове Фафнира, лежавшей возле входа, где ее оставили солдаты, и небрежно отбросил в сторону «подарок», который уже сыграл свою роль. Он стал частью прошлого, в отличие от кучи земли у входа в зал, от которой до сих пор поднималось зловоние, — в ней скрывалось будущее. Под нетерпеливым взором Гунтера Зигфрид втащил в центр зала сделанную им в лесу деревянную повозку.

— Я не хочу втягивать Бургундию в войну, которая заберет жизни многих, но я не могу просто прийти ко двору Хъялмара и потребовать назад свое королевство. За меня должна вступиться какая-то королевская династия. — Зигфрид просунул обе ладони под корявые палки и поднял повозку. — Если Бургундия мне поможет, ее войско получит золотые копья!

Он резко опрокинул повозку, сбросив землю на пол, и между темными комьями заблестело золото. Раздался звон металла, когда монеты и ювелирные изделия посыпались на пол. Зигфрид смог привезти на своей повозке не так много, но все же это было больше, чем стоил наем целого войска. Больше, чем многие королевства имели в своей казне на данный момент.

Гунтер встал и подошел поближе. Пытаясь взять себя в руки, король перекрестился.

— Откуда у тебя сокровища?

Зигфрид решил оставить подробности при себе, пока остальное золото находилось в логове дракона.

— Эти сокровища из древних времен. Я обнаружил их по пути совершенно случайно. Я не только победил дракона, я смогу компенсировать ущерб, нанесенный Фафниром жителям Бургундии. Станет ли народ, гордо подняв голову, рядом со мной, если его король прикажет ему это сделать?

Гунтер совершенно по-новому взглянул на своего друга.

— Под наши знамена станут наемники из всех королевств, и Хъялмару придется встретиться с наследником Ксантена на поле боя, где он увидит тысячи обнаженных мечей.

Они пожали друг другу руки, скрепив таким образом священный союз, словно клялись на крови.

Регин не пришел ни на коронацию, ни на трапезу. Будущее, которое он предвидел, не давало ему повода для веселья. Он по-прежнему проводил свои дни, шлифуя мечи и выпрямляя доспехи молотом. Конечно же, он слышал о возвращении Зигфрида, поскольку весь двор только об этом и говорил, жужжа, словно рой пчел, сбивчиво и непонятно. Он отдыхал на лежанке, когда его воспитанник вошел в отведенную им комнатку. В маленькое окно уже проникли первые лучи солнца, так что Регин даже мог различить черты лица своего приемного сына. Кузнец выпрямился, но не удостоил нового героя Бургундии особо теплой встречей.

— Ага, вернулся наконец, — только и сказал Регин.

Зигфрид, удивленный столь холодным приемом после целого дня всеобщего ликования и восхищения, устало опустился на свою лежанку.

— Я сумел это сделать, Регин. Дракон погиб от моего меча.

— Да, я слышал, — проворчал Регин. — И эта победа превратила тебя в другого человека, который требует власти и уважения. Требует свое королевство.

Зигфрид не был уверен, говорит ли он с наставником на одном и том же языке.

— Разве не ты всю мою жизнь скрывал от меня правду? Как ты можешь завидовать тому, что является моим правом?

Регин опустил ноги на пол и уставился на кончики своих пальцев, будто те знали ответы на вопросы.

— Завидовать? Зигфрид, ты воспринимаешь смерть Фафнира как триумф, а я думаю о гибели дракона как об искре, от которой разгорится пламя. Мне не нужно стоять под дверью и подслушивать, чтобы знать о предстоящей войне, на которую отправится войско Бургундии.

— Но ведь это во имя справедливости! — решительно воскликнул Зигфрид.

Регин печально покачал головой.

— Справедливости? Почему каждый позволяет себе скрывать свою жажду власти и богатства под маской справедливости? Ты был кузнецом, и неужели это менее справедливо и хуже для тебя, чем необходимость взвалить на себя обязанность восседать на троне Ксантена?

— Но мой народ… — запротестовал Зигфрид.

— …даже не знает, как тебя зовут, — грубо перебил его Регин. — Если народ захочет поднять восстание, он сделает это, и тогда уж Хъялмар заплатит за все его страдания собственной кровью. Королевству не нужен Зигфрид, это Зигфриду нужно королевство. И корона. И Кримгильда.

Слишком большое количество выпитого вина сделало язык Зигфрида вялым, и юноша не мог спорить с Регином.

— Меня ведет любовь, а не жажда власти.

Резким движением старый кузнец схватил воспитанника за левое запястье и поднял вверх его пальцы. Кости, неправильно сросшиеся после борьбы с Брюнгильдой, заболели, а кольцо блеснуло в лучах утреннего солнца.

— Золото нибелунгов может помочь тебе, но проклятие, лежащее на сокровищах, будет предопределять твои цели.

— Ты знаешь о нибелунгах? — опешил Зигфрид.

Регин отпустил его руку и, обессиленный, сел на лежанку.

— Я надеялся, что мне никогда больше не придется произносить это слово. То, что теперь проклятие нибелунгов вершит человеческую историю, не закончится добром.

Зигфрид удивленно взглянул на кольцо.

— А вдруг это моя судьба?

— Ты стал рабом. А лучший раб — это тот, который думает, что сам распоряжается своей судьбой, но при этом выполняет приказ господина.

Зигфрид рассерженно посмотрел на Регина и улегся, пытаясь заснуть. Кузнец ошибается, думал юноша, в этом нет никаких сомнений. Завтра же по приказу короля он переедет в новую комнату, где будет жить один, освободившись от опеки Регина. Юноша осторожно почесал рукой место на спине, все еще зудевшее после встречи с Фафниром. Взглянув на ногти, он увидел под ними запекшуюся кровь.

Наконец Зигфрид уснул. Ему снилась гроза и боги.

— Да я лучше покончу жизнь самоубийством, чем позволю ради меня посылать жителей Бургундии на войну! — вот уже в десятый раз крикнула Кримгильда.

Гунтер потер пульсирующие виски, с трудом пытаясь собраться с мыслями.

— Сестренка, милая, королевства уничтожались по меньшим поводам, чем завоевание сердца женщины. Я сам, конечно, против военных столкновений, но как бы то ни было, Зигфрид заслужил, чтобы мы его поддержали, оказав честь герою.

Но принцесса продолжала бегать перед троном и возмущаться.

— Ты хочешь нарушить мир, чтобы он стал королем и попросил моей руки? — вопрошала она. — Не бывать этому! Передай Зигфриду, что я готова выйти замуж за законного наследника трона Ксантена, но не за героя войны, который преподнесет мне гору трупов в качестве свадебного подарка.

Гунтер встал с трона.

— Зигфрид предлагает нам много золота, благодаря которому мы можем обеспечить благосостояние народа Бургундии, позаботившись не только о солдатах, но и о женщинах, детях, стариках и больных. Кроме того, требования принца Ксантена справедливы, и я не вижу ничего плохого в том, чтобы помочь ему осуществить намеченный им план.

Принцессе было не к лицу скандалить, к тому же это было не в ее стиле, так что она, обуреваемая яростью, просто выбежала из тронного зала, не сказав больше ни слова.

Хаген повернулся к королю.

— Я, конечно же, поддерживаю войну против Хъялмара хотя бы для того, чтобы предотвратить нападение на нашу страну, — начал советник. — Но мне кажется, что король Бургундии не должен ехать на поле боя, как какой-нибудь вассал. Могут возникнуть вопросы, кто же главный при дворе Бургундии.

Гунтер, у которого после вчерашней ночи сильно болела голова, поднял руку в знак протеста.

— Зигфрид убеждал меня в том, что до сражения дело не дойдет. А мой народ, который очень обязан Зигфриду, наверняка сможет лучше выразить свою любовь к нему, чем моя сестра.

Хаген, разочарованный тем, что пропустил вчерашний разговор Гунтера и Зигфрида, повысил голос:

— А если Хъялмар на поле боя отрубит вам голову, что тогда будут стоить все заверения Зигфрида?

— Благодаря золоту мы укрепим наше войско наемниками и сравняемся в силах с Данией, — прорычал Гунтер. — Бургундия слишком долго страдала от дракона и нехватки оружия. А теперь, когда мы наконец стали хозяевами собственной судьбы, пришло время искать новые альянсы, заключать союзы и, как прежде, демонстрировать свою силу и военную мощь.

Хаген подавил презрительную усмешку, думая о том, что король пытается прикрыть свое неумение руководить страной героическими поступками.

— Война с Хъялмаром неизбежна, — продолжил советник с присущей ему настойчивостью. — Но зачем же открыто показывать всему миру, что мы поддерживаем Зигфрида? Если он погибнет от меча Хъялмара, то в дальнейшем нам придется вести войну в память о нем или же праздновать победу с его именем на устах. Организуйте нападение на короля Дании сами. Проявите мужество и силу.

Гунтер задумчиво потер подбородок.

— Это, конечно, веский довод, — согласился он. — Вряд ли Зигфрид будет протестовать, пока мы будем его поддерживать.

На тонких губах Хагена заиграла улыбка.

— Мы выиграем в любом случае — и если Зигфрид, как друг Бургундии, взойдет на трон, и если мы сами завоюем Данию и Ксантен.

Это была хорошая идея.

— Что ж, решено, — сказал Гунтер, энергично кивнув. — В ближайшие недели у нас будет много дел. Войско должно стать сильным и хорошо вооруженным, а народу необходимо прочувствовать новое благосостояние страны, чтобы симпатии людей были на нашей стороне, как и их сердца.

— Раз уж вы заговорили о сердцах… — начал Хаген, и король заметил, что ему нелегко говорить на эту тему. — Если Хъялмар умрет, а Зигфрид выживет, то он попросит руки Кримгильды. Мне кажется, следует уже сейчас начать подготовку к этому, чтобы не сделать короля Ксантена нашим врагом прежде, чем он наденет корону своей страны на голову.

— И что ты предлагаешь?

— Мы должны разослать во все королевства гонцов и сообщить, что Гунтер Бургундский ищет себе королеву.

Почесав затылок, король кивнул.

— Так странно, что мы должны планировать любовь и войну одновременно. Что ж, будем надеяться, что одно другому не помешает.

Зигфрид с удовольствием осмотрел новую комнату, которую ему предоставил король Гунтер. Конечно, она была не такой большой, как покои королевской династии, но все же не шла ни в какое сравнение с подвальным помещением, где уже много недель он жил вместе с Регином. Когда Зигфрид бросил на кровать вещевой мешок со своим скудным скарбом, из него выпал шлем. Юноша долго смотрел на волшебный предмет, и тот, как показалось Зигфриду, искушал его вступить на путь трусости и коварства. Зигфрид молча отложил шлем в сторону.

Потом он осмотрел одежду, которую сшили специально для героя, поскольку ему уже не нужно было проводить свои дни за наковальней. Зигфрид облачился в брюки из мягкой кожи, надел длинную белую рубашку, подпоясав ее роскошным широким поясом, украшенным металлическими заклепками.

Подойдя к окну, Зигфрид залюбовался замком. Он воспринимал Бургундию как свой дом и редко вспоминал о маленькой кузнице в лесу, в которой вырос. Чем больше укреплялось его положение при дворе, тем более естественным ему это казалось. Его душа вновь обрела спокойную уверенность в том, что он обязательно получит все, что ему причитается.

Зигфрид наблюдал за подготовкой к военному походу. Гонцы въезжали и выезжали из замка, в конюшнях не успевали менять лошадей. Ремесленники из Вормса — портные и сапожники — сновали туда-сюда, принимая заказы на одежду и ботинки. В самом воздухе чувствовалось напряженное ожидание. Это было время, наполненное жаждой действий и перемен.

Мужчины и женщины двора бегали, словно муравьи, тащившие свою добычу. Их разговоры были короткими, резкими и касались только будущего похода.

Эльза стояла на крепостной стене, наблюдая за происходящим с отвращением и ужасом. Вскоре зазвенят мечи, раздастся стук копыт, а трубы будут играть марши. Война. Она ненавидела это слово, казавшееся ей холодным и шершавым. Оно царапало язык, и от него першило в горле.

Кто-то подошел к ней сзади и осторожно опустил подбородок на левое плечо девушки. Чужая ладонь нежно коснулась ее бедра. Она не решалась обернуться, но боковым зрением увидела Гернота, прижавшегося к ней щекой. Он тоже смотрел во двор.

— Тебя, вероятно, все это пугает, как и меня?

Девушка кивнула, пытаясь успокоить бешеное биение своего сердца.

— Я смотрю на их лица и вижу кровь, которая вскоре будет стекать в их мертвые глаза.

Он положил вторую руку на ее бедро и развернул девушку к себе.

— И у меня?

Эльза лихорадочно подыскивала слова, стараясь не смотреть в ясные глаза принца.

— Вы… вы собираетесь участвовать в военном походе против Дании?

Гернот кивнул.

— По закону в поход идут король и наследник трона. Кримгильда старше меня, но она женщина и не должна поднимать меч.

Дочь Хагена побледнела, ее нежное лицо осунулось, и Гернот осторожно подхватил ее под руку.

— Что с тобой?

Она покачала головой и оперлась правой рукой о стену.

— Вы… пойдете на войну?

Принц улыбнулся, пытаясь подбодрить ее.

— Брат обещает мне, что мы не станем обнажать оружие. И я надеюсь на это, ведь, скорее всего, если мне дадут меч, я сам же об него и поранюсь.

Эльза чувствовала себя глупо из-за того, что поддалась панике.

— Простите меня, мой принц. Мысли о войне пугают меня. От смущения она уставилась в пол, и Гернот осторожно взял ее за подбородок.

— Я могу надеяться, что твои заботы связаны со мной и что мое возвращение освободит тебя от них?

— Вы хотите моего благословения и молитв о счастливом возвращении? — спросила она. — Но разве Кримгильда не…

— Молитвы Кримгильды будут дарованы молодому кузнецу, который явно завладел ее сердцем, — прошептал Гернот.

— Я не молюсь, — призналась Эльза, и от этих слов ей самой стало больно. — Этого обещания я вам дать не могу.

Он глубоко вдохнул.

— Что ж, тогда, возможно… твои наилучшие пожелания? Она с надеждой посмотрела на него, чувствуя себя более уверенно.

— Я буду и дальше готовить для вас суп. Каждый вечер. До вашего возвращения. Если понадобится, до конца моей жизни.

Они обменялись взглядами, и это был, вероятно, самый знаменательный момент их встречи, свидетелями которого стали стены бургундского замка.

Лоренс был стар, но его кровь по-прежнему бешено кипела при виде подготовки к войне, охватившей всю Бургундию. Запах войны витал в воздухе — войны, которая началась почти двадцать лет назад и теперь должна была закончиться победой Ксантена. Правление Хъялмара воспринималось Лоренсом как преходящее неудобство, смутный день славной истории королевства на Нижнем Рейне. Лоренса не интересовали гунны и бургунды, саксы и франки. Они служили лишь средством, благодаря которому необходимо было посадить Зигфрида на трон.

Все и так тянулось слишком долго. Этот дурак Регин чуть было не лишил Зигфрида его наследного права, и только счастливое стечение обстоятельств привело к тому, что юноша с помощью Бургундии мог пойти войной на Хъялмара и отвоевать все, что ему принадлежит.

Лоренс с аппетитом откусил от сочного яблока, купленного на рынке в Вормсе, и, погрузившись в собственные мысли, обошел деревянные трапы, разложенные на берегу Рейна в ожидании кораблей, на которые должны были грузить товары. Через какое-то время он почувствовал под ногами песок и гравий, а потом траву. Когда голоса и звуки города стали тише, старый воин направился к оговоренному заранее месту встречи в лесу.

Регин сидел на стволе поваленного дерева.

— Надеюсь, ты недолго меня ждал.

Кузнец покачал головой.

— Долг не знает времени.

Лоренс даже не попытался понять смысл слов этого коренастого человечка.

— Ты должен радоваться. Если боги позволят, то Зигфрид скоро взойдет на трон своего отца и осуществится план, который мы придумали до его рождения.

Покачав головой, Регин встал и иронично улыбнулся.

— Ты никогда этого не понимал, не понимаешь и сейчас. Это был не наш план. Это был твой план. Возможно, это станет планом Зигмунда. Но поверь мне, ни Зиглинда, ни я никогда его не одобряли.

Лоренс почесал культю левой руки, и его лицо, покрытое шрамами, исказилось в презрительной гримасе.

— В таком случае вас можно считать предателями, — заявил старый воин. — Предателями Зигфрида и Ксантена. Если бы я воспитывал Зигфрида, то он сам зарубил бы вас мечом за эти слова.

Регин, сохраняя спокойствие, подошел поближе к Лоренсу.

— Если бы ты его воспитывал, он не дожил бы и до юных лет.

— Что ж, можешь утешать себя по вечерам, упиваясь своей ложью и тем, что твоя совесть позволяет тебе спокойно спать, — прорычал Лоренс. — Но король Зигмунд сам выбрал тебя для того, чтобы ты подготовил его сына к священному дню, когда кровь мести окропит клинок Нотунга. Что ты скажешь, когда увидишь триумф законного короля?

Регин пожал плечами:

— Я этого не увижу. Я не хотел видеть падения Ксантена, а теперь не хочу стать свидетелем падения Бургундии. Я не увижу этого. Как, впрочем, и ты, мой старый друг.

Лоренс не успел заметить ни узкого кинжала, ни быстрого движения, которым Регин воткнул ему этот кинжал меж ребер. Воин замер на мгновение, с удивлением и в то же время с неожиданным облегчением.

— Достойная смерть… воина, — произнес он, и из его рта вытекла струйка крови.

Регин положил ему руку на грудь.

— Ты не должен был говорить ни Зигфриду, ни Гунтеру, чья кровь течет в жилах мальчика. То, что близится, еще можно было предотвратить.

Он оттолкнул от себя мертвого Лоренса, выдернув кинжал из раны, и труп упал на землю. Место, выбранное Регином, было глухим, и кузнец рассчитывал, что здесь его никто не найдет. Он вытер клинок о траву.

Зигфрид пытался уснуть, но чем ближе был день похода, тем беспокойнее становилась его душа и тем больше дрожали от волнения руки. Он тайно проводил вечера в лесу, ударяя Нотунгом по стволам деревьев, иногда даже срубая их при этом. Его тело жадно вбирало в себя силу, и укротить эту силу было невозможно.

Он лежал одетым на кровати, снова и снова прокручивая в голове сцену своей встречи с Хъялмаром. Юноша представлял себе поединок, который вернет ему трон Ксантена. Его нетерпение было настолько огромным, что ему хотелось как можно быстрее бежать в Данию и вызвать короля на бой.

Подготовка к войне шла полным ходом. В Бургундию прибывали наемники, сотни наемников. Среди них были гунны, персы и когорты бывших римских легионов. Хорошо натренированные воины с радостью становились под герб Бургундии за предложенную им плату. Многие из них приезжали с оружием в руках и даже на собственных лошадях.

Дверь без стука открылась, и в комнату скользнула стройная фигура.

Это была Кримгильда. Принцесса не говорила с ним с тех пор, как он провозгласил о своем намерении выступить против Хъялмара, и даже не взглянула на него в течение всех этих дней. Холод, исходивший от нее, ранил его больше, чем дыхание дракона во время боя.

Зигфрид вскочил на ноги.

— Принцесса!

На девушке было простое белое платье без украшений, которые она днем вешала на шею и бедра. Распущенные волосы красиво обрамляли лицо.

— Надеюсь, я не помешала, — бросила она. В ее голосе не было и малейшего намека на сентиментальность.

— Нет, — ответил Зигфрид, — как вы могли мне помешать?

— Кажется, такова наша судьба, что мы всегда встречаемся тайно, — заметила принцесса.

— Возможно, и судьба, но я здесь ни при чем, — возразил Зигфрид. — Если бы вы только позволили мне, я стал бы на колени и принес бы вам клятву перед вашим богом или перед моими богами. Я готов принести любую клятву, какую вы только потребуете. Когда я вернусь как король, мне, надеюсь, удастся исполнить данное обещание.

Кримгильда взглянула на него почти с сочувствием, словно он был ребенком, взявшимся за невыполнимую задачу.

— Ты помнишь ту ночь, когда ты дал мне обещание?

Зигфрид кивнул:

— Наша встреча часто снится мне.

— Разве я просила тебя той ночью вести ради меня войны и завоевывать королевства?

На мгновение Зигфрид опешил:

— Но ты же сказала, что не будь я королем твоего сердца…

Она подняла руку, прерывая поток его слов.

— Мое сердце, Зигфрид, принадлежит тебе. Оно принадлежало тебе еще до того, как я тебя увидела. Я отказала Этцелю из-за тебя и молилась при каждом ударе колокола, когда ты отправился убивать Фафнира. Ты герой, ты принес Бургундии богатство и уважение, и мой брат с радостью выдаст меня замуж за тебя, даже если на голове у тебя не будет короны, а на груди герба. Разве этого недостаточно?

Ее слова эхом отдались в голове Зигфрида, и он попытался объединить их со своими чувствами. Его заветным желанием всегда было право обладать Кримгильдой. Однако же, несмотря на то что он теперь мог осуществить свою мечту, Зигфрид все равно чувствовал себя неудовлетворенным, жаждущим, стремящимся к чему-то еще.

Он три раза порывался ответить принцессе и объяснить ей… Что?.. Что он хочет вступить в войну с Хъялмаром?

Что он жаждет получить корону своей родины, которой он даже не знает? Что он хочет взять ее в жены как король Ксантена, а не как изгнанник?

Кримгильда завела правую руку за спину и развязала узел. Платье упало на пол. Она стояла перед ним обнаженная, и на ее великолепном теле плясали мягкие тени от горящего факела.

— Если ты этого хочешь, то возьми меня, — прошептала она. В голосе девушки не было ни особой радости, ни затаенного желания. — Только не воюй с Хъялмаром за право, которое и так уже давно принадлежит тебе.

Зигфрид, очарованный и потрясенный, протянул к ней руку. Он чувствовал, как силы — более могущественные, чем Нотунг, — толкали его вперед, требуя взять тело принцессы.

Однако в этот момент его взгляд скользнул по кольцу на его пальце. Переплетенные полоски золота, обжигая кожу, словно руководили его душой.

Зигфрид отдернул руку и опустил глаза.

— Оденьтесь, принцесса. Ваше тело слишком драгоценно, чтобы принимать его как подношение при заключении тайного договора.

Кримгильда не шелохнулась.

— Если такова цена, которую я должна заплатить, чтобы ты не допустил кровопролития и страданий моего брата и всех жителей нашего королевства, то мое тело готово к любому позору.

Зигфрид попытался заглянуть ей в глаза.

— Вы боитесь, что я приведу к погибели Бургундию и Гунтера ради кровавой мести и власти?

Кримгильда спокойно выдержала его взгляд, нисколько не стесняясь своей наготы.

— Разве не к этому ведет война?

— Если бы это была война, я бы первым упал на поле боя, чтобы защитить вашего брата собственным телом, — заявил Зигфрид. — Но этого не будет. Моя цель — победа без битвы.

— Я, конечно, не стратег, — сказала Кримгильда, — но там, где есть победитель, должен быть и проигравший.

Зигфрид сделал шаг вперед и подошел вплотную к принцессе, чувствуя нежный запах ветра и цветов. Он видел, что она дрожит, что гусиная кожа покрыла ее узкие плечи. Зигфрид нагнулся, скользнув взглядом по ее груди и плоскому животу. Нащупав платье, он медленно натянул его ей на плечи.

— Вам следует беречься от холода: вскоре этому телу предстоит рожать детей королю Ксантена.

Они стояли лицом к лицу, и он видел, что Кримгильда борется со слезами так же мужественно, как он боролся с драконом.

— Неужели я ничего не могу предложить, чтобы удержать тебя рядом с собой?

Он осторожно взял ее лицо в свои руки, словно брал воду из чистого ручья.

— В этом мире нет ничего, что могло бы увести меня от вас, пусть даже и в мыслях. Но что нужно сделать, то будет сделано. Только тогда в наших странах воцарятся покой и справедливость.

— Ты действительно в это веришь?

Он осторожно провел большими пальцами по ее щекам.

— Я не отпустил бы вас сегодня вечером, не будь я убежден в том, что очень скоро, став королем, отнесу вас на свое ложе. Если бы во мне была хоть капля сомнения, то я бы уже накрыл ваше тело своим и осыпал его ласками.

Они любили друг друга взглядом. Это были поцелуи без прикосновений, страсть без стона, пиршество без пищи.

Когда Кримгильда закрыла за собой дверь его комнаты, Зигфрид очнулся от горячечного сна. Дважды искали они друг друга во тьме ночи и дважды сумели устоять перед искушением в ожидании чего-то большего, истинного.

Могли ли после этого быть еще какие-то сомнения в том, что они предназначены друг для друга?

— Но ты не можешь просто так уйти! — воскликнул Зигфрид, глядя, как Регин собирает свой походный мешок, в который не могли поместиться даже его инструменты.

Старый кузнец грустно улыбнулся:

— Неужели великий воин попытается остановить меня силой?

Зигфрид метался по маленькой кузнице, в которой уже остыли угли.

— Да что ты такое говоришь? Ты и твое искусство нужны Бургундии! Ты нужен мне!

Регин покачал головой.

— Сейчас ты идешь по своему собственному пути. Я мог бы лишь помахать твоим флагом, когда ты вернешься с победой домой. Прости, но мне этого не хочется.

Зигфрид чувствовал неясный страх, странное смущение, словно отъезд Регина был плохим предзнаменованием.

— Мне бы очень хотелось, чтобы ты был рядом до тех пор, пока я не взойду на трон Ксантена.

Регин надел куртку и взял свой мешок.

— Война никогда не была мне по душе. Невозможно выковать меч с доброй целью, ибо предназначение любого оружия — кровь. Именно поэтому я когда-то ушел из Ксантена, поэтому ухожу и сейчас.

— Ты возвращаешься в лес Одина? — спросил Зигфрид. — Я смогу найти тебя, если мне потребуется твой совет?

Кузнец обнял своего воспитанника.

— Я никогда не возвращаюсь обратно. Мой путь ведет меня только вперед. А советы я готов давать лишь тем, кто хочет к ним прислушиваться.

Он направился к двери, и Зигфрид последовал за ним, как побитая собака.

— Я тебя разочаровал? Неужели в моей победе над Фафниром или в желании осуществить свое наследное право есть что-то плохое?

Но Регин больше не смотрел на юношу — его взор был устремлен в лес, темневший за крепостными стенами.

— Победа и желание, Зигфрид. Ты сам это сказал. И то, и другое неизбежно приводит к появлению проигравших и врагов. Из-за них возникает жажда смерти. Даже если в твоей жизни тебя это не коснется или же не коснется твоего сына, долг все равно придется платить.

Кузнец спокойно шел вперед, не обращая внимания на суету вокруг него.

Ярость и разочарование терзали мятущуюся душу Зигфрида. Расставание с наставником причиняло ему боль.

— И это все, что ты хочешь сказать? Неужели ты думаешь, что мне и моим делам будет сопутствовать несчастье?

— Нет, — ответил Регин, понизив голос. — Когда ты выйдешь к войскам Хъялмара, покажи датскому войску родинку на твоей груди, возле левого плеча. Эта родинка — отличительная черта династии королей Ксантена. Если ты сумеешь правильно подобрать слова, это наверняка тебе поможет.

За долгие годы Зигфрид научился уважать своего приемного отца и наставника и поэтому не стал требовать ответов на вопросы, которые Регин не хотел давать. Он еще долго стоял у городских ворот и даже не удивился, когда маленький человек с иссиня-черными волосами, в которых не было ни малейших признаков седины, свернул в лес, туда, где Зигфрид убил дракона.

Несмотря на дружеское отношение Гунтера, любовь Кримгильды и почитание бургундов, Зигфрид чувствовал себя одиноким. Когда его рука забралась под рубашку и пальцы коснулись родинки у левого плеча, он невольно вздрогнул.

Переход был недолгим, и Регин не успел съесть и половины всего провианта, когда деревья, выстроившиеся вдоль тропинки, стали казаться черными. Кузнец не обращал внимания на кости, разлагающиеся трупы и другие мрачные признаки минувших несчастий. Он мог бы найти это место с закрытыми глазами, повинуясь лишь зову души.

Вокруг то и дело звучали голоса и зажигались огоньки. Регин приветствовал их как старых друзей, пуская в свое сердце и сознание, словно они могли очистить его от грязи, которую не в силах была смыть вода.

— Рееегииин…

Лес дрожал в радостном возбуждении, и трепещущие листья деревьев плавно, будто в танце, опускались на землю. Где-то хрустнула ветка, а под землей, казалось, загорелся огонь.

— Кууузнееец… Рееегииин…

Регин отыскал вход в нору, у которого лежал разлагавшийся обезглавленный труп Фафнира.

Голоса стали громче, насыщеннее; теперь в их хоре можно было различить отдельные слова. К звукам ликования примешивалось чье-то недовольное шипение. Сквозь туман начали проступать фигуры и лица, а неясные тени, вылетевшие из-за камней, стали плутать между деревьями.

— Безрадостно… в мире людей…

Нисколько не смущаясь того, что происходило вокруг, Регин остановился, бросил мешок на землю и запрокинул голову. Он говорил, не издавая звуков и не шевеля губами.

— Рееегииин…

Тело Регина начало оплывать, кости размягчились, ногти, волосы и кожа захрустели, словно объятые пламенем. Одежда скользнула вниз с распадающейся плоти. Все то, что делало Регина человеком, упало на землю, которая жадно впитала подношение.

Лес принял обратно то, что когда-то его покинуло.

— Рееегииин…

Голос кузнеца присоединился к голосам остальных, голосам собратьев. Его сознание слилось с их мыслями и растворилось в деревьях, земле, камнях. В голосах слышалась радость и легкая насмешка.

— Людишки… тупой сброд… Им уготована смерть…

Регин был в единении со всеми, но его голос сохранял собственное звучание.

— Они учатся… медленно… истекая кровью…

Деревья встряхнулись, и дрожь прошла по земле.

— Они недостойны… они никогда не были достойны…

Регин уже почти забыл, что такое не просто чувствовать лес, а быть лесом. Он слишком долго прожил среди людей.

— Возможно, не были… Возможно, не достойны… Возможно, еще сумеют стать…

Нибелунги, бывшие лесом и ветром, единым и многим, истинным и ложным, расхохотались в один голос:

— Никогда…

Теперь наступило время послов и шпионов, разведчиков и наблюдателей. По их докладам определялась стратегия, вносились изменения в планы и велась подготовка к битве.

Конечно же, Хъялмар узнал о том, что Бургундия освободилась от ига смертоносного дракона, что благодаря сокровищам неизвестного происхождения ее королю удалось собрать большие военные силы. У происходящего могли быть разные причины. Возможно, Гунтер хотел наконец-то загнать римлян за Альпы и стать спасителем всех королевств. Возможно, он хотел вооружиться, если отец Этцеля решит отомстить за отказ со стороны Кримгильды. Хъялмар не знал этого наверняка, а Гунтер был мало заинтересован в том, чтобы предоставлять ему эти сведения. И все же Хъялмар был достаточно умен, чтобы поторопиться и собрать армию, объединив рассеянные по стране войска. Часть войска он отослал на границы своего огромного королевства в надежде защитить особо уязвимые места. Как бы то ни было, старый король хотел обеспечить безопасность своей родины, Дании.

Гунтер учитывал это, обсуждая с Хагеном и Зигфридом план наступления. Указав пальцем на карту, на которой были внесены последние поправки в связи с постоянно менявшимися границами королевства, он сказал:

— Хъялмар действительно собирает войска.

Хаген кивнул.

— Он знает, что его королевство легко защитить: море мешает нападению с запада, востока и севера. Если ему удастся укрепить южные границы хорошо вооруженными солдатами, Дания превратится в неприступную крепость.

— А готовый к восстанию Ксантен почти не обороняется, — пробормотал Зигфрид. — Как мы и предполагали.

— Нужно действовать быстро, — вставил Хаген. — Пока основные войска перемещаются, они могут держать связь только с помощью гонцов.

Гунтер указал на голубую линию, извивающуюся по направлению к северу.

— И все же не следует слишком спешить, — возразил король. — Если мы будем идти по этому берегу Рейна, то не нужно быть датским стратегом, чтобы понять наши планы. Но если мы пойдем по правому берегу Рейна, как будто хотим напасть на восточные королевства, Хъялмар будет сбит с толку. Осведомлены ли короли тех земель, по которым мы пройдем? Готовы ли они помогать нам?

Хаген кивнул и посмотрел на Зигфрида. На лице советника читалось сомнение.

— Вы уверены, что нужно искать битвы перед городской стеной Ксантена, где когда-то пало войско вашего отца?

— Я хотел бы битвы, если бы желал разделить его судьбу, — ответил Зигфрид. — На самом деле мне нужно, чтобы два войска сошлись лицом к лицу в этом легендарном месте. Тогда мы сможем избежать кровопролития, за исключением разве что головы Хъялмара, которую я не премину отрубить.

— Что ж, решено, — сказал Гунтер. — Рано утром, на рассвете, солдаты Бургундии в полном боевом снаряжении выступят в поход. — Он повернулся к Зигфриду: — Я надеюсь, что ты знаешь, какой опасности я подвергаю королевство, чтобы сдержать свое слово.

Улыбнувшись, Зигфрид положил руку ему на плечо.

— Мой король, когда наши лошади снова вернутся в конюшню, у Бургундии будет золото, слава и сильный друг, готовый всегда прийти ей на помощь.

Гунтер улыбнулся не менее дружелюбно, но менее убежденно.

— А затем наши королевства заключат долгосрочный союз, который, надеюсь, выдержит испытание временем.

Зигфрид демонстративно зевнул.

— Думаю, на сегодня моя голова уже достаточно забита планами предстоящей битвы. Какой пример я подам солдатам, если засну завтра на лошади?

Кивнув Гунтеру и Хагену, он вышел из тронного зала.

Дождавшись, пока за Зигфридом закроется дверь, Хаген повернулся к королю.

— Вы заметили, что он говорит о себе как о примере для солдат? — спросил советник. — Примере для солдат Бургундии, где король — вы?

Покачав головой, Гунтер сосредоточился на картах.

— Он имеет в виду совсем другое. Зигфрид — плохой дипломат.

— Плохие дипломаты редко становятся хорошими королями, — проворчал Хаген.

С уже нескрываемым раздражением Гунтер поднял голову и посмотрел в глаза советнику.

— Ну и что мне, по-твоему, делать, Хаген? Нарушить обещание?

Хаген, тщательно подбирая слова, ответил:

— Если произойдет то, о чем говорит Зигфрид, вскоре на севере будет править богатый и могущественный король, который собирается жениться на вашей сестре. А если вы не сможете отдать ему Кримгильду, вряд ли ваш отказ помешает Зигфриду забрать ее отсюда.

Гунтер нахмурился.

— Он так не поступит. Уважение и дружба для него не пустые слова.

— Не сомневаюсь, — согласился Хаген. — Но если Зигфрид, потерпев сердечную неудачу, все же станет нашим врагом, то разумно ли помогать ему взойти на трон в королевстве, которое, возможно, будет воевать с Бургундией? Мы могли бы отказать кузнецу и даже наследному принцу Зигфриду, но не сможем отказать королю Ксантена.

Гунтер сделал глоток красного вина и надолго задумался.

— Нужно положиться на волю Божью и надеяться, что этого не произойдет, — после паузы сказал он.

— Может, ваш бог и смотрит на это как-то по-своему, — пробормотал Хаген, — но мои боги щедро вознаграждают осторожность и предусмотрительность.

Гунтер устало отмахнулся.

— Сейчас поздно, я устал. Я дал королевское слово. А что будет дальше — посмотрим.

Поднявшись из-за стола, Гунтер отправился в свои покои, а Хаген еще долго стоял, склонившись над картой.

Конечно, преданность Гунтера была достойна похвалы, но нельзя, чтобы от этого зависело будущее Бургундии. Хаген понимал, что Гунтер не нарушит королевского слова, но при этом чувствовал себя свободным от всяческих обещаний, кроме своего долга перед страной.

Кто выживет при встрече перед городскими воротами Ксантена — Зигфрид или Хъялмар, — Хагену было все равно. Главное, чтобы победителя звали Гунтером.

А вот об этом он позаботится.