Андрей плыл ровными мощными взмахами сквозь приливную волну. Вода была такой, что он не мог унять озноба, и холод, вместо того чтобы освежать, только убавлял его силы. Несмотря на это, Деляну плыл не к берегу, а в открытое море.

Ныряя, он старался не больше минуты оставаться под водой, так как не особенно доверял братьям и не хотел упускать из виду Фредерика. Мальчик плескался у самого берега, а Серж ожидал возвращения своего брата. Андрей был уверен, что мнимый фокусник следит за ними.

С тех пор как они заключили вынужденный союз, прошли две ночи и один день. Хотя Серж ничего не высказывал вслух, не нужно было особой наблюдательности, чтобы почувствовать, что он не доверяет им. Два его брата мертвы, сам он тяжело ранен, в то время как Андрей почти невредимым вышел из огня, отделавшись потерей волос и бровей. Такая выносливость вызывала подозрение, особенно когда все остальные тяжело пострадали. Андрей и сам не понимал, почему на нем и на Фредерике так быстро зажили ожоги и раны уже затягивались новой, нежно-розовой кожей.

Он снова вынырнул на поверхность, сделал глубокий вдох и осмотрелся. Увидев, как далеко заплыл, он даже немного испугался. Пора было отправляться в обратный путь.

Андрей внимательно вглядывался в берег, одновременно пытаясь согласовать свои движения с ритмом прилива, чтобы поскорее достигнуть цели. Это было нелегко, его организм еще не восстановился, — удивительно, как он вообще смог уже на следующий день плавать. Понятно недоверие Сержа, с которым тот относился к такому чудесному выздоровлению.

До сих пор Андрей воспринимал необыкновенную способность своего организма шутя справляться со всяческими травмами и ранениями как подарок Бога. Но теперь он не был совершенно уверен, откуда у него этот дар.

Он нашел Фредерика у берега, там же, где оставил его. Мальчик был восхищен морем, но плавать не умел, как, впрочем, и сам Андрей в этом возрасте.

Сержа, напротив, не было. Андрей оглядел побережье, но нигде его не нашел. Это встревожило Деляну. Травмы Сержа были тяжелее, чем казалось на первый взгляд. У него был жар, и если гордость не позволяла ему поддаваться болезни, то невыносимые муки скрыть все равно было нельзя. Андрей понимал, что союз с братьями рассчитан ровно на столько времени, сколько он будет полезен другой стороне — и ни минутой дольше. Он чувствовал вину перед этими лицедеями за то, что произошло с ними на постоялом дворе. Если еще один из них умрет от ранений, то для Деляну это будет равносильно очередному совершенному им убийству.

Ну почему все так сложно? Михаил Надасду научил его многому, и тем не менее с каждым часом Андрей все яснее понимал, что, в сущности, очень мало знает о жизни. Время, которое он провел в добровольной изоляции, с Радой, было, безусловно, самой счастливой порой его жизни, и все же эта изоляция все больше и больше оказывалась проклятием. Он не знал ничего о мире, ничего о жизни и, прежде всего, ничего о людях. За исключением Рады, он ни с кем не имел более тесных контактов, чем было необходимо для покупки мяса, мешка муки или отреза ткани. Он просто не знал, насколько может доверять Сержу и его брату и может ли доверять вообще.

Андрей выбрался на берег и, пошатываясь, сделал несколько шагов. Его сердце билось учащенно. В воде он замерз до мозга костей, и теперь дрожь пронизывала все его тело. По-видимому, нужно еще хотя бы несколько дней, чтобы восстановить силы.

Дней, которых у него не было.

— Андрей!

Фредерик спешил к нему размашистым шагом. Из-под его босых ног летела вода, и впервые Андрей видел улыбку на его лице. Если бы не облысевшая голова и не обгоревшие брови и ресницы, можно было и не вспомнить про страшные минуты в объятом пожаром доме. Мальчик оживленно размахивал руками и последние метры пробежал, комично припрыгивая. Резвый ребенок, наслаждающийся счастливыми минутами и не думающий о будущем. Андрей почувствовал вдруг острую зависть к его детской непосредственности, которую сам он утратил навсегда.

— Я уже волновался, — сказал Фредерик, улыбаясь. — Тебя долго не было.

— Ты подумал, что я утонул? — Андрей присел и, смеясь, брызнул на Фредерика водой. — Слишком рано обрадовался! Я прекрасно плаваю!

Мальчик отскочил, хихикая, и закрылся руками. Андрей продолжал брызгать на него. Фредерик сделал два неловких шага назад, споткнулся и упал на песок.

Андрей был счастлив. Он повалился на Фредерика, обхватил его, и они, смеясь и брызгая друг на друга, затеяли веселую борьбу. Все заботы отступили, — у него было такое чувство, как будто ему передается часть юношеской силы и энергии. Андрей понимал, что это самообман, но это был сладкий обман, краткий и драгоценный миг счастья, на который он, возможно, не имел права, но который тем не менее был благотворен.

Наконец они перестали барахтаться и, тяжело дыша, улеглись на песке. Андрей, жмурясь, смотрел на яркий утренний свет, и даже острая боль в глазах от прямых солнечных стрел в этой ситуации была чуть ли не подарком. Боль означала жизнь. Может быть, именно боль и есть то единственное, что действительно отличает жизнь от смерти.

— Почему я не умею плавать, как ты? — спросил Фредерик.

Андрей поднялся на локтях и вытер мокрое лицо.

— Думаю, потому, что ты никогда не учился, — ответил Андрей. — Такое объяснение подходит?

— А когда ты научился? — не унимался Фредерик.

Миг непрочного счастья оборвался. В памяти всплыла давняя картина. Он, тогда совсем еще мальчишка, дрожа от страха, стоит в лодке посреди озера, а ухмыляющийся Михаил, сидя на веслах, бросает лодку из стороны в сторону с единственной целью — вывести его, Андрея, из равновесия.

— Один… хороший друг научил меня, — ответил он не без колебаний.

Абсурдная зависть к Фредерику превратилась в его душе в не менее абсурдную злобу: мальчик, сам того не подозревая, своим невинным вопросом разрушил сладостный миг, вернув Андрея к воспоминаниям далекого детства. Правда, Деляну тут же почувствовал угрызения совести, и ему стало неловко. Какой-то заколдованный круг — дурацкий, нелепый, мучительный.

— И что? — спросил Фредерик. — Ты меня тоже научишь? Я бы хотел хорошо плавать.

— Боюсь, что это невозможно, — ответил Андрей.

Это было как глоток ледяной воды, бесконечно более холодной, чем у морского прилива. Он сел, положил руки на обгоревшие колени и какое-то время изо всех сил боролся с тем, чтобы своей бессмысленной досаде на Фредерика не дать превратиться во что-то большее.

Он не смотрел на мальчика, но почувствовал, как резко изменилось и его настроение. Юношеская невинность и беззаботная радость вмиг исчезли, и тупая печаль охватила Андрея.

— Ты спас меня, — сказал Фредерик тихо. — Я бы сгорел, если бы ты не вытащил меня из дома.

— Ты сделал бы для меня то же самое, если бы мог, — ответил Андрей.

Это прозвучало глупо; это было глупо.

— Я… должен кое-что сказать тебе, Андрей, — произнес Фредерик неуверенно.

Слова давались ему тяжело. Андрей чувствовал, как трудно выговорить их мальчику. Он знал, что хотел сказать ему Фредерик. И не хотел этого слышать.

— Нет, — сказал он. — Не говори.

Ему стоило больших усилий повернуть голову и посмотреть на Фредерика. Андрей увидел именно то, что и ожидал: детское лицо выражало муку. Он боялся сейчас того, что Фредерик хотел сказать, но еще больше боялся ответа.

— Но ты…

— Я знаю, что ты хочешь сказать, — перебил его Андрей. — Я не желаю это слышать. Мы освободим твою мать и других жителей деревни. Даю тебе слово. Большего я сделать не могу.

То, как Фредерик смотрел на него, раздражало, даже пугало Андрея. Но он не разрешал себе развивать дальше эту тему. Сделать это означало бы, вероятно, окончательно признать, что он навлек на Борсу беду. Вынести такое он не мог, сейчас не мог.

Андрей встал, огляделся по сторонам и с облегчением увидел, что Серж снова здесь.

Он показался вовсе не оттуда, откуда ожидал Андрей, и было видно, что Серж торопится. Он почти бежал. Немного позже вверху на дюнах показался и Круша. Он гнал лошадь во весь опор.

«Что-то здесь не так», — подумал Андрей.

Реакцию Фредерика он заметил только краем глаза, но она его поразила: мальчик встал, и на его лице внезапно появилось не по возрасту серьезное выражение. С тех пор как он узнал Фредерика, Андрей еще раз убедился, как мало в нем иногда бывает ребенка. Не часто, но время от времени мальчик выказывал такую зрелость, которой, по мнению Андрея, не могло быть в его годы. И возможно, именно это стало истинной причиной того, почему они сейчас находились тут. Отец Доменикус и его подручные сделали гораздо больше, чем только сломали хребет Борсе и поубивали людей. У Фредерика, например, они украли бесценное богатство — детство и юность.

Братья одновременно приблизились к ним. Круша выглядел измученным. С губ его лошади падали хлопья пены, сам он взмок от пота. Весь путь от Констанцы он гнал лошадь галопом.

— Что случилось? — спросил Фредерик, прежде чем Круша спешился. — За тобой гонятся?

— Нет. — Круша тяжело слез на землю и повернул голову в том направлении, откуда прискакал. — Во всяком случае, я так не думаю.

— Почему же ты так гнал? — удивился Андрей.

Он снял узду с лошади, притянул к себе ее голову и успокоил, поглаживая ноздри. Лошадь дрожала от напряжения и не могла стоять на месте. Еще немного, и Круша загнал бы ее вконец.

— Потому, что у меня интересные новости, — раздраженно ответил тот.

Никак не объясняя своих слов, он прошел на негнущихся ногах между Андреем и Фредериком, с трудом сел на корточки у прибоя и зачерпнул ладонями воду, чтобы остудить лицо.

Андрей последовал за ним, едва владея собой. Он давно понял, что с его стороны было ошибкой связываться с братьями. Но выбора у него не было.

Круша еще раз плеснул воду на лицо, поднялся и руками пригладил волосы, потом повернулся к ним.

— Это была хорошая идея — не идти в Констанцу, — начал он. — В городе переполох из-за пожара. Они нас ищут.

— Нас? — спросил Фредерик испуганно.

— Не именно нас, — уточнил Круша. — Не тебя или меня и не этих двоих. Я думаю, они не знают, кто мы такие. Но они ищут двоих мужчин, которые после пожара убежали из трактира и спрятались в лесу. Один из них выглядит как трансильванский мужик, и у него длинные волосы.

— То есть как это? — спросил Серж.

Его брат ответил очень серьезно:

— Восемь погибших — это не пустяки. Даже если речь идет о нескольких глупых крестьянах и об одном жирном трактирщике. Люди платят налоги. И требуют за это действий.

— Минуту, — возразил Серж. — Ты хочешь сказать, что они нас обвиняют в пожаре?

Круша пожал плечами:

— Во всяком случае, герцог послал личную охрану на поиски двоих мужчин, которых ему описали.

— Но мы не поджигали! — запротестовал Серж.

— Почему же ты не едешь в город к герцогу, чтобы сказать ему это? — не скрывая насмешки, спросил Андрей.

Серж хотел вспылить, но Круша повелительным жестом заставил его замолчать.

— Нам ничего не угрожает, — сказал он. — Я, по крайней мере, так думаю. И вообще, мы находимся в десяти милях от города.

Он обратился к Андрею:

— Я нашел людей, которых вы хотите спасти.

— Где они?

— Не так быстро, Деляну. Я нашел кое-какие следы и, сдается мне, знаю, где находятся ваши люди. Но прежде чем я тебе скажу, мы должны кое-что выяснить.

Андрей заметил, что Фредерик хочет вмешаться, и попытался жестом успокоить его.

— У нас есть уговор, и я не понимаю, что еще нужно выяснять, — сказал он.

— Уговоры для того и существуют, чтобы при случае изменять их, — равнодушно возразил Круша. — Ты сказал нам неправду, Деляну.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Андрей.

Конечно, Круше и Сержу он сказал не всю правду, когда говорил о расправе в Борсе и о своих предках. Но он утаил совсем мало и приблизился к правде насколько мог.

— Ты не сказал, что мы имеем дело с инквизицией, — пояснил Круша, внимательно наблюдая за лицом Андрея.

— С римской инквизицией? — не поверил Серж. — Здесь? На Черном море? Этого не может быть!

Круша продолжал пристально смотреть в лицо Деляну.

— Но это так, — сказал он. — Я расспрашивал нужных людей. Кому надо поставил пиво, заплатил за сведения… Это было не особенно трудно. Отец Доменикус никакой не рыцарь-разбойник, переодетый в священника. Он тут по заданию Церкви. И они явились в Трансильванию, чтобы найти колдуна, который хозяйничает в долине Борсы.

— И ты думаешь, что я и есть этот колдун? — предположил со смехом Андрей.

Круша скривил губы, но его улыбка была вымученной и продержалась лишь секунду, а глаза остались холодными.

— Я мог бы спросить, как тебе удалось вбежать в горящий дом и выбраться оттуда невредимым, — сказал он. — Но это было бы неблагодарностью с моей стороны, верно? Так или иначе, ты спас жизнь мне и Сержу. Если бы ты не прикончил тех проклятых лучников, они убили бы нас.

— Если бы мы действительно были колдунами, — вмешался в разговор Фредерик, — то было бы довольно глупо помогать нам.

— Это и в самом деле было неумно, — согласился Круша, но так, что Деляну не понял, что он имел в виду.

— Чего ты хочешь, Круша? — спросил Андрей напрямик. — Намекаешь нам, что дело принимает опасный оборот? Только не рассказывай, что ты боишься Церкви.

— Нет, — ответил Круша. — Я только спрашиваю себя, что еще ты утаил от нас.

— Я ничего не знал об инквизиции. Впрочем, что это меняет?

— Для нас кое-что меняет, — сказал Круша. — Видимо, ты все еще не понимаешь, Деляну. Дело не в том, чтобы найти и освободить ваших сельчан. Отец Доменикус и его воины здесь с официальной миссией. Они гости в замке.

— Теперь я понимаю, — отозвался Серж, — почему не хватают тех, кто учинил поджог.

— А что наши люди? — спросил Андрей.

— Точно не знаю. — Круша сделал неопределенное движение рукой, как бы показывая, что пока ничего не гарантирует. — Но предполагаю, что они в темнице, в замке. Сегодня вечером я договорился встретиться с одним человеком, который продаст мне сведения о них.

— А чего ты хочешь от меня? — спросил Андрей.

Он догадывался, какой ответ последует, и Круша не обманул его ожиданий.

— Нешуточное занятие — сразиться с бандой разбойников, — сказал он. — Но нам предстоит иметь дело с герцогом и всей его армией.

— Это им не поможет, — отозвался Серж. — Я буду их убивать, даже если они спрячутся в самом Ватикане!

— Не будь дураком, — попытался урезонить его Андрей. — Твой брат прав. Наши люди находятся в замке…

— Где совсем не безопасно, — перебил его Круша. — Я боюсь, что мы ничего не можем для них сделать.

— Вы трусы! — вскочил Фредерик.

— Нет мужества в том, чтобы лезть в темницу, охраняемую солдатами, мой мальчик, — спокойно возразил Круша. — Это скорее глупость.

— Вы просто трусите! — настаивал Фредерик, лицо которого сделалось свирепым. — Уходите! Мы с Андреем сами освободим их!

— Разумеется, — согласился Круша. — Вы выведете пятьдесят человек из города, обеспечите их едой и спокойно вернетесь в свою деревню, а герцог, вероятно, будет стоять на обочине дороги и благосклонно приветствовать вас. — Он пренебрежительно улыбнулся. — Пожалуй, я знаю другой путь.

— Какой же? — спросил Андрей.

— Все зависит от того, — рассмеялся Круша, — во что тебе обойдутся мои советы, Деляну.