Ряды стеллажей, казалось, не имели конца. Путь, которым вел его Рогер, не был стремительным переходом сквозь зеркало, а напоминал приключения Юлиана в отеле —они просто углублялись все дальше в архив, а конца коридору по-прежнему не было. Но и от его начала они совсем не отдалились, как Юлиан с изумлением обнаружил, оглянувшись. Входная дверь по-прежнему находилась от них в пяти шагах, хотя они шли уже добрую четверть часа.

Зато обстановка стала меняться. Казалось, реальность, которую он знал, обнаруживала у него на глазах свой второй слой, прежде скрытый от его взгляда.

— Этот путь надежнее того, которым шел твой отец, — неожиданно сказал Рогер. — Это дольше, зато можно не опасаться, что разбудишь... кое-что.

— Ты имеешь в виду Повелителей Сумерек?

— Эта Алиса болтает много лишнего, — рассердился Рогер. — Есть вещи, про которые лучше не знать, если нет необходимости.

— Кто они такие? — настойчиво спросил Юлиан. — И кто такая Алиса? Что у нее общего с тобой и со всеми этими делами?

— На какой из этих вопросов я должен ответить раньше? —усмехнулся Рогер.

— Кто такая Алиса?

— Это она расскажет тебе сама.

— А эти... создания?

— Повелители Сумерек? Этого я не знаю. Никто этого не знает. Мне известно только, что они есть, но по мне, так лучше бы и этого не знать. До сих пор никто не пережил встречи с ними, и некому было рассказать подробности. — Он тихо засмеялся и поднял руку, чтобы успокоить Юлиана: — Только без паники. Сюда они не приходят никогда.

— То есть до сих пор некому было рассказать о том, что они сюда приходят? — поправил его Юлиан.

Рогер рассмеялся:

— А ты не такой уж и глупый. Но не бойся, здесь нам действительно ничего не грозит. Ведь и здесь су­ществуют правила, которые не положено нарушать.

Архив к этому времени сильно изменился. Как и в ту ночь в отеле, они давно уже шагали не по бетону, а по утрамбованной земле, на которой поблескивали лужи. Стеллажей уже не было видно, зато по пути они миновали каменную кладку, а местами ветхие дощатые стены, сквозь щели которых сочился серый сумеречный свет. Вскоре вдали заиграла шарманка, и наконец они дошли до двери.

Юлиан рассчитывал увидеть либо ярмарку, либо зло­вещий стеклянный лабиринт. Но за дверью простирался темный коридор, в который выходило множество других дверей. Стены и пол коридора состояли из странной массы, которая казалась мягкой и вместе с тем твердой, как сталь. Казалось, она пульсирует, словно огромное, мощное сердце.

— Что это? — с содроганием спросил Юлиан.

— Это время, — ответил Рогер.

Двери коридора оказались еще удивительнее, чем стены и пол. Ни одна не походила на другую, хотя их были сотни, если не тысячи. Многие из них имели вид обыкновенных дверей, но попадались и огромные порталы из камня и черного железа, и даже сверкающие ворота из льда и матового стекла. Были здесь и черные провалы, которые, казалось, вели прямо в вечность, и крошечные лазы, в которые не могла бы просунуться даже рука.

За некоторыми дверьми мерцал свет, несколько раз Юлиану чудилось, что он слышит звуки, приглушенные шорохи и эхо дальней грозы, а иногда словно бы музыку сфер; временами доносился смех или обрывки речи на чужом языке, а также крики, жалобы и стоны.

Он не спрашивал Рогера, в чем тут дело, потому что не забыл его слова и даже начал постигать их смысл: есть вещи, про которые лучше не знать без особой не­обходимости. Он не сомневался, что эти двери тоже принадлежат к числу таких вещей.

Прошло время, которое не поддавалось оценке: это могли быть минуты, а могли быть и часы или даже столетия. Рогер остановился. Они дошли до двери, ве­дущей на ярмарочную площадь.

Юлиан помедлил, прежде чем шагнуть за порог. Что-то подсказывало ему, что, перешагнув, он, может быть, уже никогда не вернется назад. Но тот же самый внутренний голос нашептывал ему, что отступать уже поздно. Он ступил на ярмарочную площадь и быстро обернулся назад.

Дверь парила в воздухе без всякого видимого креп­ления, и когда Рогер прошел вслед за Юлианом, она исчезла.

— Только не бойся, — ухмыльнулся Рогер. — Ничего особенного тут нет. Обыкновенное колдовство.

— Ага, — хрипло произнес Юлиан.

Рогер засмеялся, взял его за локоть и потянул за собой.

— Идем, — сказал он. — Я все тебе покажу.

И только когда они отошли на несколько шагов, Юлиан заметил, что снова наступила ночь. Дул прохлад­ный ветер, на земле тут и там поблескивали лужи, пахло дождем, и Юлиан в своей легкой куртке продрог.

Это была все та же старая ярмарка, на которую Рогер уже приводил его однажды и где Юлиан побывал вместе с Франком, когда гнался за отцом.

Посетителей было мало; видимо, дождь, который толь­ко что кончился, разогнал всю публику, и она очень робко собиралась заново. Люди заметно отличались от той ярмарочной публики, которую Юлиан привык видеть в своем времени. Здесь не было пьяных, не было горланящих компаний, никто не носился от павильона к павильону, не галдел и не орал, чтобы показать себя перед дружками. Посетители степенно прогуливались от аттракциона к аттракциону, иногда останавливались, чтобы купить лотерейный билетик или побаловать себя порцией сахарной ваты. Вокруг царили спокойствие и благопристойность. Конечно, и здесь слышался шум и горели огни, и даже встречались аттракционы, возле которых толпились люди. Например, возле хорошо ему знакомой дороги привидений.

Они миновали боксерский павильон и колесо обо­зрения, которое степенно вращалось.

Потом они вошли в какой-то балаган. Вывеска у входа оповещала, что здесь находится комната страха. Естественно, выставленные там чудища, убийцы и вам­пиры были изготовлены из воска и проволоки, только с особой тщательностью. Юлиан ходил по слабо осве­щенному балагану от одной фигуры к другой и не мог надивиться.

Здесь были граф Дракула, король Синяя Борода и Чингисхан, палач времен Французской революции в чер­ном капюшоне и с топором, на котором так и осталась кровь последней жертвы, Джек Потрошитель и другие знаменитые убийцы, а также герои ужасных историй: например, мумия, убившая дюжину исследователей, ко­торые посмели нарушить ее вечный покой и вскрывали ее саркофаг; монстр Франкенштейн, пугающе правдопо­добный черт и еще дюжина чудовищ, казавшихся живыми.

Потом Юлиан и Рогер дошли до строения из досок и балок, по форме напоминающего громадный бочонок. Изнутри доносился гул и грохот, сквозь щели мелькал яркий свет. Аттракцион назывался «Смертельный котел».

Рогер только махнул рукой кассиру, и их пропустили без билетов. Грохот ударил в уши, и Юлиан понял, где он находится. Это круглое сооружение действительно напоминало котел, на дне которого стояли деревянные скамьи. Мощная металлическая сетка сверху отделяла зрителей от происходящего и защищала их от предметов, которые могли свалиться им на головы. Например, от мотоцикла, который носился кругами по вертикальной стене, издевательски попирая все законы земного тяго­тения.

Юлиан запрокинул голову и посмотрел сквозь сталь­ную сетку.

— Эй! — Он опешил. — Да это же...

— Майк, — перебил его Рогер. — Ты называешь его Ко­жаным, но его настоящее имя Майк, по крайней мере здесь. Так же как твоего отца все знают под именем мистер Миррор, хотя вряд ли это его настоящее имя. Только не волнуйся. Он тебе ничего не сделает. Он не тролль. Во всяком случае, здесь.

«Да тут и тролль не понадобится», — подумал Юлиан. Кожаный и в человеческом облике был достаточно стра­шен. Он спросил, зачем Рогер привел его сюда.

— Выйдем, поговорим там. Здесь очень шумно. И до конца выступления Майка еще есть время.

Юлиан охотно остался бы, потому что Майк был настоящим мотоциклетным чародеем. Он не только ка­тался по вертикальной стене, взмывая почти отвесно вверх, но при этом еще вставал на сиденье во весь рост и выделывал такие трюки, что публика взрывалась аплодисментами. Но Рогер уже подталкивал его к выходу.

— Ну? — спросил Юлиан, когда они вышли. — Так что же от меня здесь требуется?

— А я думал, тебе нравится, — огорчился Рогер.

— И нравится, — ответил Юлиан. Он испытывал к этому месту странное влечение, которое с каждой минутой усиливалось. Юлиан со страхом чувствовал, что в этом влечении таится какая-то опасность. Может быть, она состояла как раз в том, что он не захочет возвращаться, если пробудет здесь достаточно долго. — Но ты мне что-то обещал —забыл?

— Не забыл. Слушай меня внимательно, Юлиан, — строго сказал Рогер. — Что бы ни происходило и что бы ты ни увидел и ни услышал, ни в коем случае больше не убегай, как в тот раз. Если тебя поймают тролли, тебе уже не уйти. Больше они такого промаха не допустят. Ты понял?

— А я думал, здесь нет троллей.

— Этого я не говорил. Я только говорил, что ты не столкнешься с ними, пока ты со мной. А это разные вещи.

Если уж быть точным, он и этого не говорил, но Юлиан так струсил, что даже не указал Рогеру на эту неточность, а только смотрел на него вытаращенными глазами.

— Значит, договорились, — продолжал Рогер. — Ты дер­жишься около меня, что бы ни случилось. И делаешь то, что я тебе скажу. Даешь слово?

Юлиан молча кивнул, и Рогер ударил его по руке. Договор, таким образом, был скреплен.

Даже если ты чего-то не поймешь, все время помни о том, что все уже произошло. И ты ничего не в состоянии изменить.

Рогер зашагал прочь, Юлиан с трудом поспевал за ним. Видимо, он торопился, чтобы успеть вернуться до окончания представления Майка.

Они отправились на самый дальний конец ярмарки. Павильончики становились все меньше и проще. Скоро вокруг них остались совсем уж бесхитростные, почти покосившиеся строения, поставленные как придется.

Взглянув на вывеску у входа одной из таких палаток, Юлиан остановился, как громом пораженный. Этот ба­лаганчик был побольше других окрестных будок, и плакат перед входом приглашал посмотреть на самую толстую в мире женщину, на двухголовую собаку и на мальчика с крокодильей головой. Из-за черного полотна палатки пробивался зловещий красный свет, и над входом висела вывеска:

АБАДДОН

Только для публики

с крепкими нервами! Сердечников

и детей просим удержаться от соблазна

посещения нашего заведения —в их же

собственных интересах!

У сочинителей современной рекламы такой текст, возможно, вызвал бы лишь усталую усмешку, но когда Юлиан вспомнил, в каком времени он находится, он нашел это объявление в высшей степени захватывающим.

— Что случилось? — нетерпеливо окликнул его Рогер. — Идем. У нас мало времени.

Иди в Абаддон. Эти слова отец оставил ему в своей записке. Некоторое время он колебался, не рассказать ли об этом Рогеру, но потом решил не рассказывать.

Они уже почти дошли до цели. Это тоже была палатка, хотя совсем маленькая, сшитая из красных, зеленых и синих полос. Вывеска над входом гласила, что внутри палатки пребывает «мадам Футура», «провидица гряду­щего».

— Предсказательница? — удивился Юлиан.

Рогер прижал палец к губам и отступил в тень. Юлиан последовал за ним. Рогер достал из кармана старомодные карманные часы и открыл крышку.

— Он должен быть еще там. Но недолго.

— Он? — переспросил Юлиан. — О ком ты говоришь?

Рогер только улыбнулся и ничего не ответил, но ответ уже и не требовался, потому что полог палатки мадам Футуры откинулся в сторону, и оттуда вышел не кто иной, как отец Юлиана! Он был одет в простую рабочую куртку и брюки из грубой ткани, волосы у него были длиннее, чем привык видеть Юлиан, но все же это был его отец!

Юлиан автоматически шагнул к нему, но Рогер до­вольно грубо удержал его за локоть.

— Ты что, забыл, что ты мне обещал! — шикнул он. — Мы только наблюдаем, больше ничего. Больше ничего!

В этот момент полог палатки еще раз отлетел в сторону, и оттуда выбежала старая женщина в пестром цыганском наряде и схватила отца Юлиана за рукав.

— Подождите! — крикнула она. — Одну минуту!

Отец Юлиана хотел вырваться, но старая женщина удерживала его на удивление цепко. Она кричала прон­зительно, взволнованно, почти истерично:

— Не делайте этого! Мой шар предвещает великую беду! Отступитесь от вашего решения, умоляю вас!

Отец Юлиана гневно выдернул руку.

— Что за глупости? — вне себя крикнул он. — Оставьте меня в покое! Вы же получили свои деньги, разве не так?

— Дело не в деньгах! — простонала ясновидящая. Она достала из кармана несколько монет. — Вот, я верну вам ваши деньги, чтобы вы видели, что мне не до шуток! Послушайте меня! Не делайте того, что вы задумали! Будет великое, ужасное несчастье! Вам и другим! Многим другим!

Она говорила таким заклинающим тоном, что отец Юлиана и в самом деле какое-то время колебался. И может быть, он заговорил бы с ней, если бы в эту минуту из темноты не появился еще один человек, так же хорошо знакомый Юлиану.

Гордон с одного взгляда вник в ситуацию и приказал старой гадалке:

— Сейчас же убирайтесь, иначе будет плохо!

— Но...

— Мне что, позвать полицию, чтобы вас арестовали?

— Но я же ничего не сделала! — в замешательстве сказала мадам Футура.

— О, я припоминаю кое-что, — с улыбкой ответил Гор­дон. — Во всяком случае, достаточно, чтобы доставить вам много неприятностей. А теперь отстань и поищи себе другого дурака!

— Прошу вас! — умоляла мадам Футура. — Скажите вашему другу, пусть не делает этого! Случится ужасное...

Гордон угрожающе занес руку, и гадалка испуганно смолкла. Потом повернулась и исчезла в палатке.

— Ты совсем с ума сошел? — напустился Гордон на отца Юлиана. — Что ты ей рассказал?

— Ничего! Клянусь, я не сказал ей ни слова. Но она... она, похоже, что-то знает!

— Ах! — язвительно сказал Гордон. — Уж не настоящая ли она ясновидица? Черт возьми, я тебя везде разыскиваю, с ног сбился, а ты теряешь время на чепуху!

— Я не уверен, что это чепуха, — заколебался отец. — Может, лучше дать отбой? Хотя бы на сегодня. То, что она сказала...

— Еще чего! — возмутился Гордон. — Это самая великая вещь, какую мы когда-либо затевали, а ты хочешь дать отбой только потому, что какая-то сумасшедшая старуха...

Он смолк на полуслове, Юлиан слишком поздно до­гадался, в чем причина его внезапного молчания. Рогер рядом с ним испуганно втянул ноздрями воздух, и его как ветром сдуло. Юлиан замешкался, и Гордон в два прыжка очутился рядом с ним.

— Эй! Кто это у нас тут? Шпионишь, парень?

Юлиан попытался вырваться, но Гордон вцепился в него еще крепче.

— Пусти! — крикнул Юлиан. — Мне же больно!

Гордон засмеялся:

— Слушай, парнишечка, сейчас я сделаю тебе еще больнее, если ты не скажешь мне, кто ты такой и чего здесь вынюхиваешь!

— Я не вынюхиваю! —жалобно пискнул Юлиан. От боли у него выступили слезы. — Проклятье, Мартин, да отпусти же меня! Ты мне руку сломаешь!

Гордон удивленно поднял брови и развернул его лицом к свету.

— Мы что, знакомы? — спросил он.

Юлиан чуть не рассмеялся, ему помешала боль в плече.

— Ты шутишь? Мы... — И он смолк, потому что увидел лицо Гордона. На нем читались растерянность, гнев, подозрение, любопытство — но только не узнавание!

Какая-то часть сознания Юлиана хорошо понимала, что это значит, но другая часть просто отказывалась это принять. Ни Гордон, ни отец не знали его! Потому что они были вовсе не Мартин Гордон и его отец, а если и они, то совсем не те Гордон и отец, которых он знал...

Гордон так затряс его плечо, что у Юлиана заклацали зубы.

— Сознавайся честно, парень! Или тебе придется узнать меня совсем с другой стороны!

В его руке сверкнуло лезвие финского ножа, и сердце Юлиана больно прыгнуло в груди.

— Эй, полегче! — Отец Юлиана положил руку на плечо Гордона. — Мальчишка просто любопытный. Он никому не скажет!

— Еще бы, ведь я перережу ему горло, — свирепо про­изнес Гордон.

— Да он и не слышал ничего. Кроме того, побереги злость. Нам еще дело предстоит, ты забыл?

Юлиан смотрел на отца, не веря своим глазам. В горле у него стоял ком, и не только из-за ножа, который Гордон все еще держал наготове. Отец не узнавал его!

— Отпусти его! — продолжал отец. — Малыш сейчас наделает в штаны, ты что, не видишь? Никакой опасности для нас он не представляет.

— Ну ладно. — Гордон дал Юлиану пинка, от которого тот растянулся на земле, и еще раз пнул его в ребра. Юлиан охнул от боли. — Но если я тебя еще раз застукаю — зарежу, понял?

— Да. — Юлиан хватал ртом воздух.

— И помни свое слово, — посоветовал на прощанье Гордон.

Они вместе с отцом Юлиана исчезли во тьме. Мальчик пошевельнулся только тогда, когда из тени вышел Рогер и опустился рядом с ним на колени.

— Все в порядке? — спросил он.

— Да. — Юлиан сжимал рукой ребра. Было очень боль­но, но еще больнее было то, что ударил его Гордон. И ножом он размахивал не просто чтобы попугать. Гордон зарезал бы его без зазрения совести, если бы за него не вступился отец!

— Ты мог бы сейчас валяться здесь мертвым, ты хоть понимаешь это?

Юлиан с трудом встал на ноги. Каждый вдох причинял новую боль.

— Если бы не мой отец...

— Этот человек не твой отец, — серьезно сказал Рогер. — Еще не твой отец. Кроме того, не заблуждайся на его счет. Он тоже скор на руку, когда держит в ней нож. Просто он чуть поумнее своего друга. Не хватало им только лишнего шума.

— Мой отец? — недоверчиво спросил Юлиан. — Ты с ума сошел!

— Да лучше бы сойти. — Рогер глубоко вздохнул. — Это больно узнавать, я понимаю. Я предупреждал, что тебе не понравится то, что ты увидишь. Боюсь, конец этой истории понравится тебе еще меньше.

Юлиан долго молчал. Потом решился. Что бы ни пришлось ему увидеть, это все же лучше неизвестности, которая мучила его.

— Ну хорошо, — сказал Рогер. — Только не сейчас.

— Почему?

— Потому что сейчас больше нет времени. Ты и без того уже слишком долго здесь. Я не могу тебе этого объяснить, но...

— Но должен! — перебил его Юлиан. — Мне надоело слышать твои постоянные я не могу тебе этого объяснить! Я не сдвинусь с места, пока не пойму, что здесь происходит!

Рогер вздохнул:

— Ну, хорошо. Я попробую. Здесь не твое время, Юлиан. Ты здесь чужой.

— Так же как и ты!

— Не совсем так, и это я тебе действительно не могу объяснить. Но играть со временем нельзя. Если ты ос­танешься здесь надолго, ты уже никогда не сможешь вернуться.

— Гордон и отец тоже остались здесь! — возразил Юлиан. Кивнув головой в темноту, он уточнил: — Я совсем не этих имею в виду.

— Я понимаю, — ответил Рогер. — Но они и не соби­рались больше возвращаться. И они столкнулись с до­статочно большими трудностями, можешь не сомневаться. Ну, так как? Хочешь остаться здесь или пойдешь со мной?

Юлиан никак не мог решиться. Он хотел пойти за своим отцом и Гордоном, чтобы узнать, что же будет дальше. Но вместе с тем он боялся навеки остаться в плену у этого времени, если то, что сказал Рогер, правда. Оказаться одному в чужом мире, где все разительно отличается от привычного, будто ты попал на другую планету! Нет!

— Скажи мне вот что, — начал Юлиан по пути к «Смер­тельному котлу», — Этот исчезнувший мальчик, из-за ко­торого все началось... его тоже звали Рогер, как и тебя.

— Да, я знаю.

— Это ты?

— А если и так? Какая разница?

— Огромная. Мой отец...

— ...тут ни при чем, — перебил его Рогер. Он достал из кармана очередную сигарету, зажег ее и только потом продолжил: — Во всяком случае, не напрямую. И уж точно вины его здесь не было. Возможно, уборщица варьете чуть-чуть сдвинула ящик на сцене. Всего-то на пару сантиметров, а в результате вместо волшебного ящика твоего отца я очутился... в другом месте. Так сработал этот фокус. Отец не объяснял тебе его принцип? Юлиан отрицательно помотал головой, и Рогер кивнул, будто ничего другого и не ожидал.

— Ящик должен стоять на своем месте миллиметр в миллиметр, иначе окажешься неизвестно где.

— Например, здесь, — сказал Юлиан.

— Это если повезет, — объяснил Рогер. — Прошло не­мало времени, прежде чем он понял, насколько важна правильная позиция ящика.

— Ты хочешь сказать, что ты не первый, кому пришлось так неудачно исчезнуть?

— Рано или поздно ты все равно узнаешь: был еще один такой... случай. Очень давно. Твой отец никогда его не забудет. Тогда это была...

— Алиса, — опередил его Юлиан.

— Откуда ты знаешь? — удивился Рогер.

— Я уже думал над тем, как она здесь очутилась. Но я не понимаю одного: почему ты остался здесь? Ведь ты же можешь вернуться! Ведь ты делал это, чтобы забрать меня.

— Я бы мог, — признал Рогер. — Но кто тебе сказал, что я этого хотел?

— Разве тебе было плохо с родителями?

— Нет. Но здесь мне нравится больше. Тебе никогда не приходилось мечтать о таком месте, где никто не распоряжался бы тобой? Где ты был бы по-настоящему свободен?

— Я думаю, у нас все это было, — сказал Юлиан.

Рогер засмеялся, но не стал разубеждать Юлиана. Он сделал затяжку, бросил сигарету и раздавил ее носком ботинка.

— Я счастлив здесь, Юлиан. Счастливее и свободнее, чем где бы то ни было. И ты тоже можешь стать счаст­ливым.

— А что же с твоими родителями? Разве тебе без­различно их горе?

— Почему же безразлично? Мне это нелегко далось, можешь поверить. Но я решился. И остался здесь.

— Здесь? — с сомнением спросил Юлиан. Какой бы умиротворенный вид ни являла собой ночная ярмарочная площадь, это было всего лишь промежуточное местечко где-то между явью и сном —полусон, полуреальность. И как бы хорош этот сон ни был, для жизни этого мало.

— Здесь, — подтвердил Рогер и улыбнулся. — Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Вначале и со мной было так же. Прошло время, прежде чем я заметил, как здесь на самом деле хорошо.

— Вначале? — недоверчиво повторил Юлиан. — Что значит вначале? Ты же всего несколько дней здесь!

— По твоему времени — да, — загадочно ответил Рогер. — Я ведь уже говорил тебе: время устроено гораздо сложнее, чем думают люди. Я здесь уже давно. Очень давно.

— И это, значит, и есть твое представление о рае. — Юлиан покачал головой. — А знаешь, Рогер, на что это похоже, на мой взгляд? На ад.

— Ты пустил в ход тяжелую артиллерию, — улыбнулся Рогер.

Юлиан остался серьезен. Не бросай меня одного, Юлиан! Прошу тебя, не оставляй меня одного! Ведь он не забыл эти слова Рогера.

— Мне тоже так казалось в самом начале, — продолжал Рогер. — Давай я все тебе покажу, а потом решай сам, остаться тебе или вернуться домой.

— А это еще в моей власти? — тихо спросил Юлиан.

— Никто не может принудить тебя остаться здесь. Я дал слово, что отведу тебя назад. Я мог бы вообще не заикаться об этом, когда ты хотел идти за теми двумя. Остальное случилось бы само собой.

— Я знаю, — сказал Юлиан. — Извини меня.

Рогер отмахнулся:

— Ничего. Но теперь идем же, наконец. Остальные давно ждут нас. У нас не так уж много времени.

Они подошли к «Смертельному котлу», свернули с дороги и оказались на площадке позади этого громадного круглого сооружения.

Посреди площадки в пустой масляной бочке горел огонь, в отсветах пламени Юлиан увидел добрую дюжину подростков, которые стояли небольшими группами и разговаривали между собой: девочки и мальчики разных возрастов, от десяти до шестнадцати — семнадцати лет. На самом краю освещенного круга Юлиан увидел мо­тоцикл. Небрежно привалившись к нему, стоял Кожаный. Или Майк. Или предводитель троллей, которые гнались за Юлианом.

— Не бойся, — сказал Рогер. — Он тебе ничего не сде­лает.

Если это так, подумал Юлиан, то почему Рогер вдруг перешел на шепот?

Майк оттолкнулся от своего мотоцикла и шагнул к ним навстречу:

— Значит, ты его действительно привел.

Слова его предназначались Рогеру, но он не отводил взгляда от Юлиана.

— Юлиан сам пришел, — сказал Рогер. Заметно нерв­ничая, он добавил: — Я дал ему слово, что отведу его назад, если он захочет.

— Да? — Кожаный презрительно скривился. — Дал слово? Что ж.

Так и осталось неясным, то ли ему все равно, что Юлиан может уйти отсюда, то ли ему плевать на все обещания Рогера.

Наконец его ужасные холодные глаза отпустили Юлиа­на, и он повернулся прямо к Рогеру:

— У него с собой?

— Что? — спросил Юлиан, прежде чем Рогер успел ответить.

— Нет, — поспешно сказал Рогер. Он попытался улыб­нуться, но у него получилась только жалкая гримаса. — Мы... поговорим об этом после, о'кей? Это действительно не важно. — Он в волнении сглотнул и добавил: — Я обещал ему все здесь показать.

— Да? — Кожаный зло засмеялся. — Не спросив меня? Разве ты забыл, что на сей раз ты на моей территории?

Он говорил спокойно, но в его словах безошибочно угадывалась угроза, тем более что остальные окружили их плотным кольцом. Требовалось совсем немного фан­тазии, чтобы Юлиан увидел себя окруженным бандой лохматых троллей.

— Что это значит? — спросил Рогер. По голосу было заметно, что он боится. — Разве ты не пытался действовать своими методами? Они же не сработали. Теперь мой черед.

Юлиан переводил взгляд с одного на другого. По­степенно в нем закипал гнев.

— Не затруднит ли вас объяснить мне, о чем идет речь? — сказал он. Слова — а прежде всего, тон, каким они были произнесены, — изумили его самого, но Кожаный лишь презрительно фыркнул, а Рогер сделал торопливый успокаивающий жест и поспешно заверил:

— К делу не относится. Это наши личные отношения.

— У меня совсем другое впечатление, — возразил Юлиан.

— Ну, хорошо. — Кожаный скривил лицо. — Делай как знаешь. Путь свободен. Можете отправляться на свою экскурсию. Но не забывай поглядывать на часы. А если встретишь свою подружку, передай ей от меня привет. Мы с ней еще не рассчитались.

Юлиан хотел что-то сказать, но Рогер бросил на него умоляющий взгляд, и они ушли молча. Только очутившись на людной дорожке, Рогер остановился.

— Еле отделались. Я и не знал, что он так сердит.

— Не ты ли уверял меня, что все в порядке?

— Он, наверное, до сих пор еще злится из-за того, что сделала Алиса. Как-никак, он потерял двух своих людей.

— Алиса? — Юлиан испугался — Но он ей ничего не сделает?

— Не бойся, — ответил Рогер. — Она и сама может по­стоять за себя. Если на то пошло, это он должен бояться ее, а не наоборот.

И хотя у Юлиана были большие сомнения, особенно после того, что сейчас произошло, он задал Рогеру совсем другой вопрос:

— Ты уверен, что здесь место твоей мечты? Если бы я мог выбирать, я бы отказался от такого места, где приходится дрожать за свою жизнь.

— Да? — усмехнулся Рогер. — Ты бы выбрал тихое мес­течко, где можно умереть от скуки? Неужто ты не мечтал пережить великие опасности и приключения? Я должен тебе сказать —без Майка и его банды здесь было бы смертельно скучно. И потом, они не всегда такие злые. До сих пор я мог с ними договориться.

— А если в один прекрасный день не сможешь?

— Такого не будет, — уверенно заявил Рогер. — Я нужен Майку так же, как и он мне. Какое ему удовольствие быть тираном там, где больше некого терроризировать.

Ну нет, с содроганием подумал Юлиан, это не рай. Хотя и не ад. Это сумасшедший дом!

Но на всякий случай не стал говорить это вслух.

— Идем же, — сказал Рогер. — Я тебе все покажу.

Вообще-то Юлиану уже ничего не хотелось видеть. Он предпочел бы вернуться в архив, где Франк, может быть, уже начал беспокоиться. Как долго он здесь? Час? Два?

Но он не возразил, и на это у него были две причины. После сцены с Кожаным и его компанией мальчику стало ясно, что Рогер сказал ему не всю правду. Он обманул его или утаил что-то несомненно важное, и надо узнать, что именно.

И вторая причина — Алиса. Юлиану хотелось увидеть ее и побыть с ней рядом. Когда он думал о ней, его охватывало чувство, которое невозможно описать словами. Видимо, в шутливых замечаниях Франка была доля прав­ды. Но чувство это было такое чистое и прекрасное, что он без стыда мог бы о нем говорить.

И было еще кое-что: ярмарка все сильнее и сильнее притягивала его. Они с Рогером покачались на кораб­ле-качелях, покатались на карусели и попытали счастья в нескольких игральных и лотерейных будках — конечно, все впустую. Юлиан несколько раз спрашивал про Алису, но Рогер неизменно отвечал, что они ее еще встретят и что самое лакомое оставляют напоследок.

Потом они подошли к павильону, где показывал свои трюки глотатель огня. Это был мускулистый мужчина с коротко остриженными волосами, но без бровей и ресниц, которые, видимо, стали жертвой его профессии. На нем были только желтые шаровары, и зрители видели ужасные ожоги на его груди и плечах. Юлиан заметил, что большинство из них просто нарисованы.

И когда мальчик стоял, не отрывая глаз от языков пламени, вырывающихся изо рта артиста, ему явилось видение.

Языки огня вдруг превратились в море пламени, оку­тавшее мужчину, словно пылающее одеяние. Он вскрик­нул, зашатался и сделался живым факелом, мечущимся по площадке. Публика подняла крик, потому что огонь перекидывался на все вокруг, охватывая своими языками куртки, брюки, шляпы и волосы..:

Юлиан вскрикнул и зажмурил глаза, а когда снова открыл их, видение исчезло. Глотатель огня, как прежде, выдувал пламя, зрители аплодировали и бросали монеты в шляпу у его ног.

— Пошли дальше, — позвал Рогер. — Уже пора, подхо­дит время. Нам не надо слишком долго оставаться на одном месте, — сказал он через некоторое время. — Ты слишком заметен, понимаешь? Шмотки не такие, как здесь, и бросаются в глаза.

Это, правда, кое-что объясняло, но вряд ли было истинной причиной его внезапного беспокойства. Юлиан тоже почувствовал, как ему становится все неуютнее. Словно его видение раз и навсегда разрушило иллюзию здешнего сказочного мира. Все вокруг внезапно показалось ему угрожающим. Он ощущал невидимый, но давящий груз, который медленно опускался на все вокруг.

— Что это? — спросил он. — Я хочу наконец знать, что здесь происходит, Рогер!

— Ничего. — Рогер отвел глаза.

— Но что-то должно произойти, разве не так? — тре­бовательно пытал Юлиан. — И ты знаешь, что именно!

— Да, — ответил Рогер, все еще не глядя на него. — Но поверь мне, изменить ничего нельзя.

— Кто же говорит, что я собираюсь что-то менять? Я всего лишь хочу узнать, что здесь происходит или, если угодно, произойдет. — Он загородил Рогеру путь. — Говори же, наконец! Что должно случиться? И почему ты не ведешь меня к Алисе?

Рогер сердито дернул плечом:

— Да вон она идет.

Юлиан обернулся и в ту же секунду увидел черно­волосую девочку, выходящую из палатки. Если это была случайность, то он отказывался что-либо понимать. От­куда Рогер мог знать, что Алиса выйдет из этой палатки, еще до того, как она сделала это?

Девочка сразу направилась к ним. Но вид у нее был не особенно радостный. Точнее говоря, она была даже рассержена и гневно обратилась к Рогеру:

— Что он здесь делает? Ты что, свихнулся — привести его сюда? И, как нарочно, именно сейчас?

— Он сам пришел, — угрюмо оправдывался Рогер.

— Ах, сам? — возмутилась Алиса. — И что же ты ему такого наговорил, что он пошел за тобой?

— Ничего, — огрызнулся Рогер. — Он хотел узнать прав­ду о своем отце, только и всего.

— Это так, — подтвердил Юлиан.

Алиса удивленно взглянула на него, Юлиан и сам не понимал, чего это он берет Рогера под свою защиту. Но, может быть, он беспокоился вовсе не о Рогере, а просто не мог вынести, чтобы Алиса сердилась?

— Я бы все равно проник сюда, — продолжал Юлиан. — Рогер только помог мне.

— Что-то я сомневаюсь, — сказала Алиса, и Юлиан не совсем понял, что именно кажется ей сомнительным. — Тебе придется вернуться. Чем раньше, тем лучше. Мы отведем тебя к колесу обозрения, — решила она. — Это самый верный путь.

— Гордон тоже так говорил, а потом...

— Если бы ты и твой друг тогда послушались, — пере­била Алиса; — с вами бы ничего не случилось.

— Разве ты знаешь, что произошло? — вырвалось у Юлиана.

— Скажи спасибо, что она это знала, — ответил за нее Рогер. — Если бы не она, вас бы уже не было в живых.

Алиса решительным жестом закрыла эту тему:

— Итак, идем к колесу обозрения. По дороге поговорим.

До колеса обозрения было недалеко. Минут пять, огорченно подумал Юлиан. А ему так много нужно было сказать Алисе и о многом расспросить. Наконец, ему просто хотелось подольше побыть рядом с ней.

Но все бесчисленные вопросы застряли в горле комом, и почти половину пути они проделали молча.

— Это правда, что ты... первой очутилась здесь? — наконец спросил он.

— Тебе не кажется, что ты слишком много болтаешь? — напустилась Алиса на Рогера. Потом обернулась к Юлиа­ну: — И да и нет. Я первая прошла сквозь зеркало, это правда. За исключением твоего отца.

— Значит, есть и другие пути? — взволнованно спро­сил Юлиан. В конце концов, он сам явился сюда другим путем.

— Есть, — сказала Алиса. — Но некоторые из них очень опасны. И все-таки немногие из нас пришли сюда сквозь зеркало.

— Да много и не могло прийти, — добавил Рогер. — Ведь зеркало работает только у твоего отца. Он один знает тайну.

Большое магическое зеркало отца по-прежнему стояло в варьете вместе с остальным реквизитом, и оно будет оставаться там до тех пор, пока не решат, что со всем этим делать. Страшно представить, что бы случилось, если путь в этот зловещий мир был бы открыт любому. Зеркало могло стать смертельной ловушкой.

— Но мы с Франком тоже прошли сквозь зеркало, когда были здесь в первый раз.

— Вы прошли сразу за вашим отцом, — сказал Рогер. — Магия еще действовала какое-то время.

— Он только мой отец, — поправил Рогера Юлиан. — Франк мне вовсе не брат, а друг.

Мальчик повернулся к Алисе и успел заметить ее испуганный взгляд. Почему-то она не хотела, чтобы Рогер говорил об отце Юлиана. Может быть, чтобы не трав­мировать его?

— Сколько вас здесь? — спросил Юлиан.

— Достаточно, — уклончиво ответила Алиса. — Иногда кто-то приходит, а кто-то уходит. — Опережая следующий вопрос Юлиана, она добавила: — Но многие были здесь задолго до нас.

— И давно? — спросил Юлиан.

— Этого никто не знает. Время здесь ничего не значит.

— А я могу познакомиться с этими другими? — спро­сил Юлиан.

— Почему же нет? Им было бы очень приятно, — сказал Рогер.

— Зачем? — сердито воскликнула Алиса. — Чтобы он погиб? Или застрял здесь навеки, как его отец и Гордон? Дурак! Неужто ты не понимаешь, что не только подвергаешь опасности его, но и нас лишаешь последнего шанса выбраться отсюда?

Как его отец и Гордон... Конечно же, Алиса говорила не о тех двух мужчинах, которые побили его возле балагана гадалки, а о тех, которые сидели сейчас в жилом вагончике и готовились к далекому путешествию! Ведь они существуют здесь двукратно — один раз как те двое, кого он встретил, а второй раз как странники во времени, прибывшие сюда из конца столетия, чтобы начать новую жизнь. Юлиан помнил слова Гордона, как опасно было бы отцу встретить здесь самого себя!

— Мне надо отлучиться! — сказал он взволнованно.

— Ты с ума сошел! — вырвалось у Рогера. — Если ты, задержишься здесь хоть на одну минуту дольше поло­женного, ты уже никогда не сможешь вернуться!

— Да я и не хочу возвращаться!

Алиса и Рогер что-то испуганно кричали ему вслед, но Юлиан только быстрее припустил, когда Рогер погнался за ним. Неужто они не заметили, какую ошибку допустили в своих рассуждениях? Для него уже не играло роли, сможет он вернуться в свое время или нет. Единственное, чего он хотел, — быть около отца. Да, отец и Гордон не обрадуются его появлению, но не бросят же его?!

— Юлиан, стой! — кричал Рогер. — Ты бежишь к своей гибели! То, что ты задумал, не получится! Слишком поздно!

Мальчик оглянулся и увидел, что Рогер заметно от­стает. Он с удовольствием объяснил бы Рогеру, как сильно тот ошибается, но побоялся потерять свое преимущество.

— Юлиан! Не делай этого! Ты — все, что у нас еще осталось!

Последняя фраза была для Юлиана так же маловра­зумительна, как и многое другое, что говорил Рогер, но не было времени размышлять над ней. Он попробовал затеряться в толпе и несколько раз сворачивал в боковые переулки, пока не убедился, что преследователи остались далеко позади. Но сам заблудился.

Тяжело дыша, Юлиан огляделся по сторонам. Вокруг шумела толпа, публика постепенно Прибывала, обеспе­чивая ему прикрытие. Рогер и остальные бросятся на его розыски, а уж они, конечно, знают здесь все ходы и выходы, но если Юлиан найдет отца, преследователи уже не посмеют сделать что-нибудь против него.

Поплутав немного, он очутился на месте, которое показалось ему знакомым. Если сейчас свернуть в бли­жайший переулок направо, то он доберется до жилого вагончика, в котором найдет отца и Гордона.

Внезапно в голову ему пришла сумасшедшая мысль. Что, если он сейчас свернет за угол и столкнется с самим собой? Но в то же мгновение он сообразил, что это невозможно: потому что этого не было. Ведь он уже был здесь однажды и помнил бы, если бы встретил тогда самого себя.

Он отмел последние сомнения, обогнул угол и увидел жилой вагончик. Но ни себя самого, ни Франка там не обнаружил. Отца и Гордона, правда, тоже.

Дверь была лишь притворена, свет внутри не горел. С бьющимся сердцем он заглянул внутрь. Вагончик был пуст.

Юлиан стал нащупывать выключатель, но его, есте­ственно, не оказалось. Электрическое освещение распро­странится повсюду лишь через десять — двадцать лет.

Он потерянно огляделся. Ну конечно же, ему нужно мчаться на вокзал и сесть в поезд на Амстердам, ведь отец собирался... в Амстердам? Или в Антверпен? Черт возьми, ну почему он слушал так невнимательно?

Но так просто он не отступится. Тем более теперь, когда цель так близка. По крайней мере, он запомнил название того маленького местечка в Англии, где соби­рались обосноваться Гордон и его отец: Кильмарнок. Каким образом он будет пробираться туда —один, без денег, без документов и в эпоху, о которой почти ничего не знает, — Юлиан не думал.

Дорогу к вокзалу, конечно, можно спросить. Но перед этим он должен сделать еще кое-что, хотя время уже поджимало. Ему необходимо выяснить, что здесь случи­лось — или что должно случиться.

Снова разыскать балаганчик мадам Футуры не со­ставляло труда, но он оказался уже закрыт. Юлиан по­стучался и позвал хозяйку, но не получил ответа. Он бросил вороватый взгляд по сторонам и на четвереньках прополз под край палатки.

В следующую секунду на голову ему обрушился удар, и из глаз посыпались искры.

Над ним стояла мадам Футура. Вместо цыганского костюма на ней было черное платье. Из гадалки она превратилась в обыкновенную старую женщину, хоть и решительную, судя по дубинке в руке.

— Попался! — негромко сказала она. — Ворье прокля­тое, вконец обнаглели! Нигде от вас спасу нет!

Она погрозила дубинкой, и Юлиан испуганно втянул голову в плечи.

— Не бейте! — взмолился он. — Я не вор!

— Ну еще бы, какой же ты вор, — с издевкой сказала мадам Футура. — Ты ведь всего лишь хотел укрыться от дождя, а?

— Мне надо с вами поговорить. Я вас звал, но вы не откликались.

— Поговорить? — Мадам Футура рассмеялась. — О чем же нам с тобой говорить? О том, где я прячу мои сбережения?

— О моем отце. Он был здесь совсем недавно. Вы еще предупреждали его о какой-то опасности. Помните?

Лицо мадам Футуры преобразилось. От гнева не ос­талось и следа. Она быстро нагнулась, чтобы поднять Юлиана.

— Твой отец, говоришь? И этот второй тип...

— Это его знакомый, — пояснил Юлиан, намеренно из­бегая слова «друг». Он чувствовал, что мадам Футура испытывает к Гордону не особенно большую симпатию.

— Ты должен удержать своего отца, — продолжала мадам Футура. — Беги за ним и попробуй отговорить его от того, что он задумал. Может быть, тебя он послушает. Хотя боюсь, уже поздно. Ведь я даже не знаю, что он задумал, но это что-то ужасное!

— Но я не знаю, где он! Я думал, вы сумеете мне помочь.

— Я? — Мадам Футура рассмеялась, но смех ее больше походил на плач. — Да как бы я сумела тебе помочь? Ведь я всего лишь старая женщина, которая морочит людям головы, будто может предсказывать будущее.

— А разве вы не можете его предсказывать? — спросил Юлиан. Разочарование его уже невозможно было скрыть.

Старая женщина снова рассмеялась:

— О нет, мой мальчик. Я лишь актриса, у меня иногда возникают предчувствия, да и то я часто обманываюсь.

Юлиан огляделся. Палатка была почти пуста. На столе, где обычно располагались, по-видимому, стеклян­ный шар, гадальные карты, плошка с чайными листиками или кофейной гущей и другие фокусы-покусы, теперь ничего не было, зато у входа стояла собранная дорожная сумка.

— Но на сей раз, кажется, предчувствие оказалось довольно сильным?

Лицо мадам Футуры омрачилось.

— О да. — Она содрогнулась от ужаса. — Достаточно сильным, чтобы я собралась. Мне в жизни не приходилось ни от чего убегать, мой мальчик, можешь мне поверить. Но на сей раз... — Она закрыла глаза, голос ее упал почти до шепота. — Это было чудовищно. Я точно не знаю, что случится, но что-то жуткое. Страшнее ада. Я вижу пламя. Повсюду пламя, и огонь, и крики... — Она с трудом открыла глаза. — Я не могу помочь тебе, мой мальчик. Я не уверена, смогу ли помочь себе самой. А теперь мне пора. Осталось совсем мало времени.

Мадам Футура поспешила к выходу, нагнулась за тяжелой сумкой и с трудом подняла ее.

— Да и тебе лучше бежать. Поверь мне, это случится. И скоро. Беги, пока еще можно.

Она откинула полог палатки и исчезла, оставив Юлиа­на в глубоком оцепенении. Неужто на самом деле ничего нельзя изменить, потому что все уже произошло?..

Но этого нельзя допустить! В конце концов, он здесь был, а если ты был где-либо, то мог и сделать что-то.

Он вышел из палатки, осмотрелся и двинулся в ту сторону, куда удалились его отец и Гордон. Конечно, он понимал, насколько мала вероятность разыскать их.

Гордон говорил о «самой великой вещи, какую они когда-либо затевали». Судя по всему, они задумали какое-то преступление: нападение, ограбление или, скорее всего, кражу со взломом. Крупные зрелищные заведения, по­стоянно заполненные публикой, не могли стать их объ­ектом. Скорее всего, это небольшое заведение, и, судя по тому, как Гордон настаивал на соблюдении времени исполнения, оно было либо вообще закрыто, либо не охранялось — возможно, у хозяина был перерыв в опре­деленное время. Таким образом, число предполагаемых объектов нападения сокращалось до некоего обозримого числа. Естественно, они были рассеяны по всей территории ярмарки.

Самое удивительное, что он нашел тех, кого искал, хотя нашел чисто случайно. Памятуя о ноже Гордона, он держался в тени и вначале только наблюдал.

Пока что те двое небрежно топтались среди публики возле одного из павильонов, набрасывая кольца на гор­лышки бутылок. Но видно было, что все внимание их сосредоточено на другом. Они все чаще посматривали в сторону небольшого покосившегося строения через дорогу.

Юлиан сделал большой крюк и прокрался к этому дощатому сарайчику с другой стороны. Сквозь щели между досок пробивался слабый свет, окон в нем не было, и он совершенно ничем не привлекал внимания. Юлиан заглянул в одну из щелей, но ничего не разглядел. Он удивился, что здесь можно что-то украсть.

Внезапно свет внутри погас. Юлиан услышал шаги, потом скрип открывающейся двери. Его предположения оказались верными — хозяин сделал перерыв, которым должны были воспользоваться Гордон и его отец, чтобы провести запланированный взлом.

Юлиан оперся о дощатую стену, и прогнившее дерево так и подалось под его рукой. После этого он почти против воли осторожно оторвал сломавшуюся доску, рас­шатал вторую и смог пролезть в образовавшуюся дыру.

Очутившись внутри, Юлиан замер и прислушался. В помещении никого не осталось. Его глаза уже привыкли к темноте, и он различил ветхий стол с таким же стулом, обитый железом сундук и еще зеркало в раме.

Зеркало!

Юлиана словно током пронзило. Внезапно он почув­ствовал, что вот-вот разгадает эту тайну. По стеклу снова скользнул луч света, и это, верно, был ангел-хранитель Юлиана, спасший его, потому что он инстинктивно от­прянул и спрятался за деревянным сундуком — ровно за секунду до того, как открылась дверь и внутрь про­шмыгнули две тени.

Юлиан знал, что такого не бывает, но он увидел открывающуюся дверь до того, как она действительно открылась!

— Все в порядке, — послышался голос Гордона. — Я же тебе говорил, старика нет. У нас еще есть время. Раньше чем через полчаса он не вернется. Я достаточно долго за ним наблюдал.

— Твои бы слова да Богу в уши, — ответил отец. — Он даже дверь не запер!

— Да он ее никогда не запирает, — сказал Гордон. — Я же тебе говорил, у старика не все дома! Иметь такое сокровище и даже не потрудиться поставить на дверь замок. Видимо, он все еще верит в добро. — Он рассмеялся булькающим смехом — Представляю, какое разочарование постигнет этого старого простофилю, когда он вернется.

— Перестань болтать, — нервно сказал отец. — Упако­вывай эту штуку, и надо рвать когти. — Немного помедлив, он добавил: — А как ты думаешь, это правда, что рас­сказывают про это зеркало? В нем действительно можно увидеть будущее?

— Чепуха! — решительно заявил Гордон. — Но старик верит, а это стоит денег! Клянусь тебе, он заплатит любую цену, чтобы вернуть свое сокровище.

— Судя по виду, у него нет денег даже на ужин.

— Я же тебе говорил, старик сумасшедший, — объяснил Гордон. — На его счету в банке тысячи, говорю тебе, тысячи! Он заплатит любую цену. Мешок у тебя с собой?

— Конечно. — В темноте послышался шорох, потом отец попросил: — Посвети-ка немного.

— Момент, — буркнул Гордон, и сильное пламя зажи­галки разогнало темноту. Правда, всего на секунду, после чего Гордон начал ругаться. Видимо, он обжег себе пальцы. Зажигалка упала на пол, и Юлиан слышал, как он ползает в темноте, разыскивая ее на ощупь. И тут рука Гордона наткнулась на его правую ступню.

— Э! — ошеломленно вскрикнул Гордон, вытянул его из укрытия и поставил на ноги. — Опять шпион! Перестань трепыхаться, парень, не то будет хуже!

Юлиан услышал звук, от которого у него кровь застыла в жилах: холодный стальной щелчок финки Гордона. Он замер, и это спасло ему жизнь, потому что Гордон без колебания зарезал бы его, продолжай он сопротивляться дальше.

— Зажги-ка свет! — приказал Гордон. — Я хочу посмот­реть, кого мы тут поймали!

Загорелась спичка, потом свеча. Юлиан сощурился от яркого света, когда отец поднес свечу к его лицу.

— Вот это да! — опешил Гордон. — Тот же самый шпионенок? Разве я тебя не предупреждал?

— Я вас не выслеживаю, честное слово! — отчаянно пролепетал Юлиан. — Я только хотел вас предостеречь. Этого нельзя...

Гордон ударил его в лицо. Голова Юлиана откинулась назад, а на языке появился привкус крови.

— В последний раз тебя спрашиваю, — с угрозой сказал Гордон. — Кто тебя подослал?

— Никто, — ответил Юлиан сквозь слезы. — Не делайте этого! Случится что-то ужасное, если вы заберете зеркало! Вам нельзя к нему притрагиваться!

Гордон только рассмеялся, а в глазах отца мелькнула растерянность.

— То же самое говорила и гадалка.

— Такую же чушь, — проворчал Гордон. — Неужто ты этому веришь?

— Не знаю. Но у меня тоже дурные предчувствия. Может, отступимся?

— Отступимся? — задохнулся Гордон. — Ты с ума сошел? Самое позднее через два дня мы разбогатеем! Не придется больше мошенничать по-мелкому! И кар­манничать! И бегать наперегонки с полицией!

— Но...

— Никаких но! — властно перебил его Гордон. — Нам почти год понадобился, чтобы разнюхать это дело, а ты теперь говоришь отступиться только потому, что этот малец мелет чепуху! Ты рехнулся? Заворачивай эту штуку в мешок, а я пока займусь этим сопляком!

Юлиан почувствовал, как каждый волосок у него на голове становится дыбом, потому что он прекрасно понял, что имел в виду Гордон.

— Нет! — начал он заикаться. — Не надо!

Нож Гордона блеснул, словно жало гремучей змеи.

— Поздно, малыш! — сказал Гордон с омерзительной ухмылкой. — Раньше надо было слушаться.

Юлиан захрипел. Сейчас Гордон убьет его! Но ведь это было невозможно. Этого не могло быть! Только не Гордон, человек, который был его лучшим другом, почти отцом!

— Отец! — крикнул он. — Не надо!

Гордон заморгал глазами. Острие ножа замерло у горла Юлиана. Отец тоже обернулся, удивленно подняв брови.

— Что ты сказал? — Гордон посмотрел на отца Юлиана и ухмыльнулся: — Эй, ты слышал, что он сказал? Может, ты что-нибудь от меня утаиваешь?

— Отец, пожалуйста! — взмолился Юлиан. — Не де­лайте этого!

— Что за глупости? — сказал его отец. — Я никогда не видел этого мальчишку!

— Но, может, видел его мать? — усмехнулся Гордон.

Отец Юлиана метнул в Гордона леденящий взгляд, потом снова повернулся к мальчику и задумчиво заглянул ему в лицо. Что-то его смутило. Но тщетно Юлиан искал в его взгляде хоть намек на узнавание.

— Ну, хватит, — решительно сказал Гордон. — Прячь вещь, и надо уносить ноги. Мы и так потеряли много времени.

Юлиан больше не пытался защититься. Он смотрел на своего отца —вернее, на человека, который пока не был его отцом, а только должен был стать им в один прекрасный день в далеком, бесконечно далеком будущем.

— Ну, хорошо, — тихо сказал отец. — Только делай это скорее.

Эти слова уже не испугали Юлиана. Его собственный отец приказывал убить его, но он, кажется, уже перешагнул ту черту, за которой человек перестает чувствовать страх. Он знал, что умрет сейчас, но ощущал при этом только глубокую, черную пустоту, которая все быстрее разли­валась по его внутренностям.

Отец снял со стены зеркало. Гордон занес свой нож, и в это мгновение распахнулась дверь, и в проеме возникла согбенная фигура.

— Что вы здесь делаете? Кто вы такие?

Гордон с проклятием обернулся, но Юлиана не вы­пустил. Отец чуть не выронил зеркало. Юлиан наконец очнулся от своего оцепенения и вырвался. Гордон мет­нулся за ним, но в нерешительности остановился, не зная, за кого из двух противников приняться.

Юлиан не медлил ни секунды. Едва только ступор прошел, в нем с удвоенной силой проснулся инстинкт самосохранения. Он молниеносно прыгнул вперед, отбил в сторону руку Гордона и пнул его по колену. Гордон вскрикнул и ударился о стол.

Юлиан хотел прошмыгнуть к двери, но ему не хватило места. Гордон поймал его за руку и рванул назад. Сверкнул его нож и оставил жгучий след на тыльной стороне кисти Юлиана. В это время вошедший мужчина с воплем ринулся на отца Юлиана и попытался отнять у него зеркало.

— Не делайте этого! — кричал он пресекающимся от ужаса голосом. — Вы даже не знаете, что вы сейчас делаете!

В крошечной каморке поднялся невообразимый хаос. Юлиан отчаянно пытался вырваться и одновременно уклониться от финки Гордона, которая так и целилась в него, а по другую сторону стола его отец ожесточенно боролся с хозяином зеркала.

Стол качнулся, свеча опрокинулась, упала на пол, но чудом не погасла. Загорелись опилки, которыми был посыпан пол.

Юлиан увернулся от очередного взмаха ножа и быстро дал Гордону один за другим два нацеленных пинка — в то же колено. Послышался ужасный хруст, Гордой перегнулся пополам, но хватку не ослабил. Пламя медленно расползалось по полу. Огонь принялся лизать ножку стола, поднимаясь вверх. Дышать в крошечном помещении стало нечем.

Юлиан знал, что через несколько мгновений весь этот дощатый чулан будет пылать, как единый факел!

Гордон еще раз замахнулся, Юлиан голой рукой отбил нож в сторону, получив еще один порез на ладони, быстро отскочил и снова пнул Гордона. Он боролся за свою жизнь и в четвертый раз целился в колено Гордона. В этот удар он вложил всю силу, какая у него еще оставалась.

Гордон вскрикнул, наконец выпустил и нож, и руку Юлиана и, жалобно скуля, упал на колени. Юлиан толчком опрокинул его навзничь и обернулся.

Огонь продолжал распространяться. Стол, половина пола и часть стены, на которой раньше висело зеркало, были охвачены пламенем. Отец по-прежнему боролся со стариком.

Юлиан только теперь рассмотрел владельца зеркала. Это был древний, белый как лунь старик в черном одеянии, расшитом серебром и золотом, словно у чародея. Страх придал старику неимоверную силу. Он вцепился в зеркало, и отец Юлиана не мог справиться с ним, пока не ударил кулаком в лицо. Старик выпустил зеркало и ударился о горящий стол. Тотчас огонь охватил его золоченое одеяние, но он снова ринулся на отца Юлиана.

Но в руке у того сверкнуло лезвие финского ножа.

— Отец, нет! — крикнул Юлиан срывающимся голо­сом.

Отец растерянно оглянулся, и старик воспользовался этим, чтобы рвануть зеркало на себя.

И споткнулся. Зеркало выскользнуло у него из рук, упало на угол стола и разбилось.

И вдруг время как будто остановилось. Все проис­ходящее замедлилось в десятки раз, и вместе с тем восприятие Юлиана обострилось до фантастической яс­ности, так что ни одна самая крошечная деталь этого жуткого мига не ускользнула от него.

Зеркало треснуло, послышался пронзительный, ужас­ный звук, похожий на крик боли и муки. На поверхности зеркала появилась сеть из тонких, волосяных трещин, послышался хруст и шорох, с каким крошится под ногами мелкий лед. И только потом стекло лопнуло окончательно.

Оно не просто выпало из рамы, оно взорвалось, будто по нему ударили с обратной стороны кулаком. Целый водопад сверкающих осколков обрушился на горящий стол и на пол, и каждый осколок кричал о своей боли беззвучным, но явственным голосом.

Первые осколки коснулись пола, и волшебство исчезло. Время ускорилось, словно растянутая и затем отпущенная резина. Ужасные звуки смолкли, и Юлиан снова ощутил жару и раскаленный, уже непригодный для дыхания воздух. Оставалось всего несколько секунд на то, чтобы выбраться отсюда живым!

Гордон с жалобным стоном пытался подняться, но нога с поврежденным коленом подкашивалась под его весом. А пламя уже подбиралось к нему все ближе!

Юлиан повел себя автоматически, не задумываясь. Краешком глаза он видел, как отец поднял что-то с пола и выскочил за дверь, он видел также, что последний открытый к отступлению путь до двери через несколько мгновений замкнется кольцом огня. Но, вместо того чтобы воспользоваться своим последним шансом и спас­тись из огня, он бросился назад к Гордону.

Тот был уже со всех сторон окружен пламенем и кричал от страха. Когда Юлиан подбежал к нему, он выставил руки, чтобы защититься. Видимо, он думал, что мальчик вернулся добить его.

Юлиан попытался затоптать горящие опилки на полу, но сухая древесина тут же снова занималась огнем.

Он разогнался и ударил ногой в стену. Ветхие доски вылетели наружу. Юлиан ударил еще раз, чтобы увеличить дыру, потом нагнулся, подхватил Гордона под мышки и потащил его наружу.

Гордон вскрикнул от боли. Правая его брючина по­темнела от крови, пламя уже лизало башмаки. Но он понял, что задумал мальчик, и стал ему помогать. Общими усилиями они выкарабкались из хижины, Юлиан оттащил Гордона как можно дальше от пылающей хижины, чтобы на него не рухнули горящие доски, затем отпустил его и выпрямился.

Гордон схватил его за руку и удержал. Лицо его посерело от боли, но в глазах стояло недоумение.

— Зачем ты сделал это? Ведь я хотел тебя убить, а ты спас мне жизнь!

— После поймешь, — сказал Юлиан, мягко высвобо­дился и повернулся. Его отец стоял на углу и растерянно смотрел на него и на Гордона. Должно быть, он видел, что сделал Юлиан, и так же мало понимал, как и Гордон. В правой его руке что-то серебристо поблескивало.

Юлиан обежал вокруг хижины. Изо всех щелей валил дым и вырывалось пламя, жара даже здесь, снаружи, была уже почти нестерпимой. А старик оставался там, внутри, и, может быть, был еще жив!

Между тем к хижине сбежалась толпа народа. Все бестолково кричали, но никто не предпринимал ничего, чтобы потушить пламя или хотя бы посмотреть, не ос­талось ли в огне людей. Юлиан пробился сквозь толпу зевак, но когда увидел дверь, сомнения одолели и его. Из обуглившегося проема валил густой дым, вырывались языки пламени и вылетали раскаленные добела искры. Войти внутрь было бы равносильно самоубийству!

Некоторые зеваки из толпы, видимо, были того же мнения, они протягивали руки, пытаясь удержать Юлиана.

Он отмел тянувшиеся к нему руки, послушался внут­реннего голоса, а не рассудка, твердившего ему то же самое, что и люди за его спиной, и, нагнувшись, нырнул в дверной проем.

Воздух был настолько раскален, что сразу стало больно коже. Он не мог дышать и двигался вслепую, но потом наткнулся на темную груду на полу и присел на корточки.

Заслоняясь левой рукой от огня, правой он перевернул старика на спину. Черное одеяние чародея горело во многих местах, но это было еще не самое худшее. Видимо, при падении острый, как бритва, осколок зеркала вонзился ему в грудь.

Он был еще жив. Глаза оставались открыты, но взгляд помутнел, и Юлиан понял, что перед ним умирающий. Но все же он взял старика за плечи и попытался подтащить к двери.

— Нет! — простонал старик. — Оставь это.

— Не бросать же вас в огне! — в отчаянии сказал Юлиан и закашлялся, сбивая с себя пламя.

— Я все равно умру, — еле слышно простонал старик. — Спасайся, пока можешь. Быстро!

Последнее слово он исторг из последних сил. Юлиан увидел, что больше ничего не сможет сделать. Своей гибелью он не поможет этому старому человеку.

— Беги! — еще раз крикнул старик. — Пока не поздно!

И Юлиан побежал. Он даже не пытался добраться до двери, потому что сплошная стена огня преграждала ему путь. Вместо этого он со всей силой обрушился на стену, молясь про себя, чтобы доски и здесь оказались такими же истлевшими, как на противоположной стене.

И его молитва была услышана. Вместе с горящими обломками Юлиан вывалился наружу, упал, с трудом поднялся на ноги и даже проковылял несколько шагов, прежде чем снова упасть, на сей раз для того, чтобы просто отдышаться, кашляя, хрипя и превозмогая боль в легких.

Все плыло у него перед глазами, на теле не было живого места, а располосованная ножом правая рука сильно кровоточила. Но он все же отдышался и посмотрел вверх. И в тот же миг понял, что слова умирающего старика «пока не поздно» относились вовсе не к горящей хижине. В небе над ярмаркой раскрылись врата ада.