Рассказ далее продолжил Эрик, сразу же заявивший, что изложение никогда не являлось его сильной стороной. Поэтому за ручку он брался редко, разве лишь чтобы написать школьное сочинение или что-то в этом роде. Хотя некоторые сочинения и казались ему вполне хорошими, учительницу убедить в этом было трудно. В связи с этим он заранее просил извинения за возможные ляпсусы, но обещал приложить все свое старание, чтобы их было как можно меньше.

Итак:

После, ухода Кима мы — Катя, Очкарик и я — продолжали разговаривать, ожидая его возвращения. Но он все не появлялся. Прошло полчаса, час, солнце спряталось, и опять начался дождь. Окна запотели, так как на улице было холодно, а в комнате тепло. Сквозь них ничего не стало видно. Тут мы услышали, как хлопнула садовая калитка. Я вскочил, так как подумал, что пришла Эвелин. Та девочка, которую мы встретили как-то по дороге, когда ехали сюда. Она очень красивая. Думаю, однако, что Ким уже рассказывал о ней, так что останавливаться на этом не буду. Раздался стук в дверь, я крикнул «Входите!». Когда дверь открылась, вместо Эвелин в комнату вошла фрекен Ларсен. Описывать эту барышню я не буду. Ким умеет делать это гораздо лучше.

Скажу лишь: если бы я оказался на необитаемом острове и мне был бы предоставлен выбор между нею и носорогом, я выбрал бы носорога. Конечно, управиться с разъяренным носорогом не так-то просто, но у меня был бы хоть небольшой, но шанс.

Я отшатнулся назад, пока не уперся в стенку, и остановился. Лихорадочно перебирал в уме, не натворил ли чего. Но ничего такого вспомнить не смог. Вот как воздействует фрекен Ларсен на всех, на кого только посмотрит — не только на меня одного. Вполне убежден в том, что если римскому папе однажды не повезет и она появится перед его очами, то у него обязательно возникнет вопрос: что это, Боже, я опять учинил?

Я попытался вжаться в стенку, что у меня, естественно, не получилось.

— Хм, добрый день, фрекен Ларсен, — произнес я, стараясь, чтобы в моем голосе прозвучали сердечные нотки.

— Добрый день, — ответила она. — Так вы, стало быть, опять собрались все вместе, как я вижу, и устроились совсем неплохо.

Не знаю, как это у нее получается, но даже такое безобидное замечание прозвучало как обвинение. Я сразу же почувствовал, что мы, собравшись вот так запросто, без всяких греховных мыслей, уже совершили какое-то противоправное деяние.

— Не хотите ли присесть? — любезно предложил я на правах хозяина.

— Нет, благодарю. Я сейчас же уйду. Хочу лишь сказать вам, что на соседней улице от своей матери убежал маленький мальчик. Она очень волнуется и ищет его повсюду. Вот я и подумала: ваша четверка может ей помочь. А где Ким?

— Он пошел к лавочнику: тот попросил его немного помочь, — ответила Катя. — Он должен скоро вернуться.

— А чей это мальчик? — спросил Очкарик.

— Его отец — секретарь боливийского посольства, — объяснила фрекен Ларсен. — Они живут в новой вилле с зеленой крышей. Ее построили прошлой осенью. Я этих людей не знаю. Просто его мать встретила меня на улице и спросила, не видела ли я ее малыша. Она опасается, что он мог убежать так далеко, что уже не найдет дорогу домой. Его отец поехал искать мальчика на машине.

Катя встала и принесла наши куртки.

— Мы попытаемся найти его, — сказала она. — А как его зовут?

— Не знаю, — ответила сестра полицейского. — Но вы можете спросить его мать. Ну а теперь мне надо домой.

— Ваш брат уже возвратился с рыбалки? — светским голосом спросил я, чувствуя громадное облегчение, что ее посещение прошло для нас безболезненно.

— Еще нет, он, наверное, придет лишь после обеда. Хотя, если дождь не кончится, он вынужден будет прекратить свою рыбалку. Ну вот, собственно, и все, что я собиралась вам сказать.

Я подбежал к двери и открыл ее перед фрекен Ларсен. Она проследовала мимо меня к калитке.

— Давайте немного подождем, пока не придет Ким, — предложил Очкарик. — Будет лучше, если он тоже примет участие в поисках малыша.

Мы прождали Кима еще четверть часа, но он так и не появился. Зная, что он у лавочника, мы не беспокоились. Возможно, ящики оказались тяжелее, чем предполагалось, а может, он просто заболтался с хозяином лавки. Поэтому мы решили оставить ему записку, которую положили на стол, а сами отправились на поиски мальчика.

За дело мы взялись не слишком-то обдуманно, так как вместо того, чтобы разделиться и вести поиски поодиночке, остались вместе. Иногда мы останавливались и внимательно осматривали округу. Мы ведь не знали ни как выглядит ребенок, ни как его зовут.

— Пойдемте к матери малыша и спросим, как его зовут, — предложила Катя.

Мы так и сделали.

Дверь дома открыла заплаканная женщина.

— Здравствуйте! — обратился к ней Очкарик. — Не возвратился ли домой ваш сынишка?

— Нет, он еще не пришел, — ответила она. Видно было, что она сильно взволнована. Говорила она прерывисто, с сильным иностранным акцентом.

— А вы… вы его видели?.. Нет?

— Нет, — ответил я. — Но мы охотно поможем в его поисках. Как его зовут?

— Хуан. Он еще очень маленький. Ему нет и пяти лет.

— А как он одет? — поинтересовалась Катя. Женщина не ответила и сама задала встречный вопрос:

— А откуда вам об этом известно? Вам кто-нибудь рассказал о моем Хуане?

Очкарик улыбнулся.

— Хм, собственно говоря, это полиция попросила нас…

Он не договорил, заметив, что выражение ее лица сразу же изменилось. До сих пор, хотя на нем и отражались растерянность и нервозность, оно выражало дружелюбие. А тут она громко закричала:

— Полиция?! Я не обращалась в полицию с просьбой о помощи в поисках моего Хуана. Я не говорила ни слова! Я…

— Да нет же, это просто была фрекен Ларсен, сестра нашего поселкового полицейского! Она только спросила, не можем ли мы помочь найти вашего маленького сына, — объяснил Очкарик.

— Вам не надо этого делать! — воскликнула женщина.

Голос ее звучал слишком громко, как если бы ее слова предназначались не нам, а кому-то, кто находился в доме. Не знаю, насколько верно мое суждение, но у меня сложилось именно такое впечатление.

— Так, стало быть, нам не следует его искать? — удивленно спросила Катя.

— Нет. Его искать не надо. Моего маленького сына давно уже нашли.

— Вы его уже нашли? — переспросил и я. Мы удивились такому ее ответу. Женщина энергично кивнула.

— Да. Он теперь дома. Вернее, он — в доме. Прощайте!

И она захлопнула дверь перед самым нашим носом. Мы же стояли, чувствуя себя глупо, и не знали, что делать дальше.

По пути домой Катя сказала:

— Все это как-то странно. То она говорит, что мальчика еще нет дома, то заявляет: он уже пришел домой.

— Может быть, малыш действительно уже дома, — задумчиво произнес Очкарик.

— Так почему эта женщина поначалу утверждала обратное?

— Н-да, этого-то я тоже не знаю. Вероятно… да нет, этого я утверждать, конечно, не могу…

Такое ее поведение не мог объяснить и я. Ведь оно изменилось в тот момент, когда Очкарик заговорил о полиции. Что, если она боится полиции? Однако почему жена секретаря иностранного посольства должна бояться службы законности и порядка?

В одном я был твердо убежден: когда женщина утверждала, что мальчик уже дома, она обманывала нас. Тогда почему она не захотела принять нашу помощь?!

Мне не терпелось рассказать обо всем Киму и услышать его авторитетное мнение по этому вопросу. Я не мог еще толком ничего объяснить, но у меня появилось чувство, что мы неожиданно столкнулись с новым запутанным и таинственным случаем.

— Давайте поторопимся, — стал я подгонять остальных. — Нам обязательно надо выслушать, что скажет обо всем этом Ким.

Однако, когда мы вернулись домой, Кима еще не было. А время подбиралось к десяти.