«Государства, прибегающие к народной, партизанской войне, будут иметь огромный перевес над противником, который решит пренебречь данными методами борьбы».

Генерал фон Клаузевиц

«Разница в политических мнениях не должна быть разницей в применении военных доктрин».

Маршал Фош

«Искусство ведения революционной войны заключается в умении перевода — внешней, национальной, военнополитической борьбы во внутреннюю, чисто классовую».

Лев Троцкий

«Советы сильны не силою военного оружия, а силою своей пропаганды. Политическими методами революционной борьбы».

Маршал Пилсудский

«Партизанская борьба — это страшное оружие боя. И с ним нельзя бороться методами слепой репрессии».

Генерал-фельдмаршал Роммель

То же мнение о мощи и ужасах партизанской войны мы находим почти во всех воспоминаниях выдающихся полководцев Второй мировой войны, как союзных, так и германских армий.

 

Вступление

Принципы военно-политических доктрин «малой войны» не изменит и наша атомная эпоха. Будущая атомная война, конечно, не будет технологической войною нажатия лабораторных кнопок. Кнопок в канцеляриях военных штабов.

Разбитие атома, как показали все послевоенные маневры, потребует, прежде всего, разбитие военного консерватизма.

Глубокой и широкой реорганизации войсковых соединений. Перестановки самой психологии боя. Изменения в работе тыла, Генеральных штабов и, прежде всего, самой тактики боя.

Атомный огонь отразится, конечно, и на оперативном искусстве.

Опустеют поля огневых сражений… Но вечные принципы войны, чистая стратегия — останутся неизменными.

И на этих опустевших тактических полях, на разряженном оперативном заплечье, в условиях отсутствия видимости противника и своих войск, а также чувства боевого локтя, партизанское движение получит новые и чрезвычайно выгодные возможности своего боевого развития.

Разбирая ниже этот принципиальный вопрос, мы увидим, что именно условия атомной войны с ее политическими и техническими последствиями и создадут ту новую историческую обстановку, которая поведет к усовершенствованию и развитию до максимума военно-политических доктрин и практики партизанского боя.

На основании исторического опыта трех кровавых войн, двух мировых и одной российско-гражданской, то есть на основании двенадцатилетнего боевого опыта, я беру на себя смелость заметить: партизанские действия были в прошлом только акциями местного тактического значения. Во время Второй мировой войны на германо-советском Восточном фронте «малая война», как мы увидим ниже, перешла уже в область оперативного искусства.

Партизанщина вышла на простор оперативных полей.

Поэтому можно с полной уверенностью предполагать, что в эвентуальной Третьей мировой войне партизанское движение своими могущественными военно-политическими акциями на необъятных восточных просторах, в горах, болотах, лесах и джунглях и при специфической политической обстановке сможет легко стать могучим оружием стратегического воздействия на волю противника.

На волю западного противника, не подготовленного к партизанскому способу борьбы и не умеющему отражать партизанские военно-политические удары.

Партизанское движение — это военно-политическое оружие будущего.

Генерал Хольмстон

 

Глава I. Стратегия и политика

Идеи рождают психику, а психика создает бойца и форму боя, а потому с выходом на историко-мировую сцену коммунистического движения появились новые общественно-экономические, социально-политические и, прежде всего, моральные взаимоотношения. Эти взаимоотношения и поставили перед военным искусством новые, чисто революционные задачи и потребовали нового, специального метода их разрешения.

Коммунистическая революция бросила в мир свою идеологию. Новое «евангелие» материалистической религии. Учение Карла Маркса потрясло Вселенную. Коммунизируя душу, психику и мышление человечества, оно провело глубокую переоценку всех ценностей. Изменило в корне всю форму жизни и, конечно, должно было отразиться на догмах военного дела.

Советская военная наука, выходя из недр революционно-политического движения, должна была, конечно, революционизировать свое военное мышление, свои доктрины и методы своего боя. Политика начала полностью доминировать над стратегией.

Дисциплина германского военного философа генерала фон Клаузевица, что «война является продолжением политики», приняла форму нового, расширенного и измененного догмата: что в государстве военная стратегия определяется, прежде всего, внутренней, а потом уже внешней политикой. Таким образом, стратегия стала окончательно слугою политики.

Здесь, в самом начале моего скромного труда, я считаю необходимым хотя бы в кратких словах разъяснить здоровые взаимоотношения, которые должны быть между государственной стратегией и государственной политикой.

Политика, конечно, является функцией жизненной воли и динамики нации. На протяжении всей истории нации политика указывает цели и задачи своей стратегии. Но, указывая вышеуказанные исторические цели и ставя задачи своей стратегии, политика не должна вмешиваться и непосредственно влиять на ход военных операций.

Оперативное искусство — эта «святая святых» военного дела — должно быть свободно в выборе средств, возможностей и плана при осуществлении поставленных ему военных задач.

Политика должна понимать принципиальную разницу между целью войны и задачами операций. В первом случае государственная политика не только имеет право, но и обязана указывать стратегии государственные цели войны и этим диктовать ей свою государственно-национальную волю. Во втором случае стратегия должна быть совершенно свободна. Трезвый профессиональный учет оперативных возможностей каждой кампании должен быть совершенно свободным в своих чисто военных решениях. Стратегия в своей оперативной части не может быть предметом политических спекуляций.

Государственная политика не должна переходить естественных границ, предназначенных ей законом истории, и размениваться на партийное политиканство.

История Второй мировой войны дает нам горький опыт, когда политика, переходя вышеуказанные границы, вмешивалась в непосредственное управление стратегии. Генерал-фельдмаршал фон Мольтке Старший учил, что ошибки, допущенные в первоначальном стратегическом плане развертывания, не могут быть потом исправлены в течение всей дальнейшей кампании.

Надо помнить, что научный методизм и профессиональное искусство — это два брата в оператике. Это тяжелая работа профессионалов. Конечно, научным методизмом нельзя заменить искусства, но ведь и искусство без методизма подобно рычагу без точки приложения силы.

Государственная политика должна понимать историческую правду, что, хотя политика и определяет возможности своей стратегии, но и обратно, как часто стратегическая обстановка на полях сражений отражается на ведении государственной политики.

Подчеркиваем еще раз, что организация вооружения и воспитания армии, подготовка мобилизации, концентрация и оперативные планы; марш, операция и сама цепь тактических сражений — вот те основные элементы военного дела, которые не могут находиться под влиянием штатской политики. Это исключительное поле действия профессионального солдата.

За нарушение вышеуказанных принципов войны обыкновенно жестоко мстят законы истории.

Выдающийся германский стратег генерал фон Шлиффен говорит, что оперативные и психологические условия сражений веками разворачиваются согласно одним им присущим законам, и что за нарушение этих законов войны армии обыкновенно расплачиваются кровью своих солдат. Он упорно твердит о чистых и неизменных принципах военной науки и не допускает вторжения политики в оперативную работу большого Генерального штаба.

Современная война, конечно, находится под сильным влиянием международной политики и военно-технологической машины. Политика и технология пробуют оседлать стратегию. Оседлать идею войны. Однако война продолжает оставаться, как и в былые века, прямой функцией идеи, которая еще перед войной или во время войны динамизирует воюющие нации.

Идея, которая динамизирует в данное историческое время движение всего человечества.

Выясним глубже вышеуказанное положение. Война может быть религиозной, прежде — династической, расовой, национальной, политической, экономической или колониальной. Она может быть чисто идеологической, социальным брожением или открыто революционной. Война может начаться под тем или иным предлогом. Но, смею утверждать, что, если ее техническая форма будет зависеть от вышедшей в поле военной технологии, то ее боевая сущность, вернее, ее военная мораль, с которой будут вестись боевые операции, полностью зависит от той идеи, которая динамизирует данную эпоху истории человечества.

Эта доминирующая историческая идея и будет влиять, не трогая профессиональных принципов войны, не только на политику, но и на психику воюющих сторон. Как показывает жизнь, она будет диктовать кодекс моральной чести, взаимоотношения противников, дисциплину боя, политику оккупации и, если хотите, то до известной степени и количество пролитой крови, как и меру жестокости сражений. Психологию политики, командования и солдатских масс. Вышеуказанные психологические предпосылки будут требовать от тыла для своего фронта соответствующих форм борьбы и соответствующего оружия.

Так создаются исторически новые методы войны.

Повторяем: идеи рождают психику, а психика создает бойца и новую форму боя.

Коммунистическая революция, взрывая в планетарном масштабе все старые устои жизни и потрясая всеми моральными, политическими, экономическими и социальными формами, как старого демократического, так и нового света, — эта коммунистическая революция вывела нас в новую историческую эпоху жизни. Сегодня, желаем мы этого или не желаем, но идея коммунизма динамизирует движение истории. И совершенно понятно поэтому, что эта динамическая революция своей революционной политикой заставила свою стратегию разработать и развернуть до небывалых размеров новые, чисто революционные методы борьбы.

Главные из них получили название «холодной» или психологической войны и военно-революционной тактики партизанских движений.

Самым интересным для нас, с военной точки зрения, и потрясающим по своим боевым возможностям оказались военно-политические акции партизанских движений. Поэтому военному анализу этих новых революционных доктрин я и посвящаю страницы этой скромной работы.

Посвящаю еще потому, что партизанское движение, расширяя и углубляя по фронту свои действия, централизируя свое военное руководство, организуя политическое управление занятых им областей в тылу противника, механизируя свои боевые акции и вводя в действие одновременно — и бой, и политику, — партизанское движение достигло таких размеров и такого влияния, что из чисто тактического оружия прошлого времени оно сделалось теперь могущественным оперативно-политическим воздействием на неприятеля. Воздействием на его стратегию в течение всего времени военной кампании.

Война перешла из трех измерений в четыре.

Войну на суше, на воде, в воздухе и за душу солдата. Вернее, за душу воюющих наций. Революция открыла тайну четвертого измерения. Четвертого военного измерения.

Советский Генеральный штаб, который является автором современной военно-политической доктрины партизанского дела, назвал эту доктрину — «малой войной».

Поэтому и я во всем моем последующем разборе буду придерживаться военной терминологии советского Генерального штаба. Научной терминологии этих мастеров военно-политических и военно-психологических акций.

 

Глава II. Революционная обстановка, родившая «малую войну»

Прежде чем приступить к дальнейшему изучению доктрины «малой войны», будет чрезвычайно важно ознакомиться, хотя бы кратко, с той идеологической и психолого-революционной обстановкой, в атмосфере которой начала рождаться эта новая военно-революционная доктрина.

Посмотрим, что говорили о принципах революционной войны вожди коммунистической революции. И почему революция заставила советский Генеральный штаб приступить к разработке этого нового метода борьбы и этой новой формы политико-огневого боя.

Первый «апостол» марксизма Ленин писал: «Марксизм признает самые различные формы борьбы, причем он их не выдумывает, а лишь обобщает, организует, придает сознательность тем формам борьбы революционных классов, которые возникают сами собой в ходе истории движения. Безусловно, враждебный всяким отвлеченным формулам, всяким доктринерским рецептам, марксизм требует внимательного отношения к грядущей борьбе, которая с развитием движения, с ростом сознательности масс, с обострением экономических и политических кризисов продолжает все новые и все более разнообразные способы обороны и нападения. Марксизм ни в коем случае не ограничивается возможными и существующими только в данный момент формами борьбы с изменением данной социальной конъюнктуры. Марксизм в этом отношении учится, если можно так выразиться, у массовой практики, далекий от претензий учить массы, выдумываемыми кабинетными систематиками, формам борьбы…» (См.: Ленин В.И. Соч. Т. II. С. 186).

Уже из этой краткой выдержки мы видим, что марксизм в принципе готовился вывести в поле совершенно новые и неведомые способы революционной массовой борьбы.

«Способы ведения войны, формы войны, — говорил Сталин, — не всегда одинаковы. Они меняются в зависимости от условий развития, прежде всего, в зависимости от развития производства. При Чингисхане война велась иначе, чем при Наполеоне III. В ХХ-м веке ведется иначе, чем в XIX-м» (См.: Сталин И.В. Соч. Т. V. С. 168).

Дальше тот же Сталин в томе X на странице 240 говорит: «Победа Октябрьской революции означает коренной перелом в истории человечества, коренной перелом в исторических судьбах мирового капитализма, коренной перелом в освободительном движении мирового пролетариата, коренной перелом способа борьбы и в формах организации, в быту и традициях, в культуре и идеологии эксплуатируемых масс всего мира» (выделено автором).

«Опыт Великой Отечественной войны подтвердил полное превосходство советской военной науки над буржуазной военной наукой», — читаем мы в книге Н.А. Булганина «Тридцать лет Советских Вооруженных Сил» (М.: Госполитиздат, 1948. С. 11–12).

Дальше советский военный министр приходит к следующему заключению: что последняя мировая война была победой советской военной науки над военной наукой гитлеровской Германии.

И, наконец, прямой наследник Сталина и один из первых вождей современной военной политики СССР заявляет: «Могут ли быть какие-либо сомнения в том, что если империалисты развяжут Третью мировую войну, то эта война явится могилой уже не для отдельных капиталистических государств, а для всего мирового капитализма» (См.: Маленков М.Г. 32-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. М.: Госполитиздат, 1949. С. 21–22. Подчеркнуто автором).

Это наиболее ясное и совершенно откровенное заявление из современного наиболее авторитетного коммунистического источника. И эта песнь борьбы должна быть ясна без дальнейших слов. Мне кажется, что комментарии излишни. Можно было бы цитировать очень долго и речи, и книги современных советских вождей, политиков и полководцев, желая доказать, что именно эта новая революционная, коммунистическая атмосфера и заставила советский Генеральный штаб приступить к разработке этих новых психологических методов борьбы и этой новой, глубоко революционной тактики боя.

Невежество буржуазных идеологов борьбы, говорят товарищи-марксисты, и заключается в том, что они отрывают цели внешней политики от задач внутренней политики.

Однако мне кажется, что, провозглашая данный военно-политический догмат, в виде обвинения буржуазного мира, товарищи-марксисты исторически не правы.

Более чем сто лет тому назад не только буржуазный, но и прусско-королевский генерал фон Клаузевиц высказал положение, что война является продолжением внешней государственной политики, но что вспыхивает она обыкновенно под давлением внутреннего состояния вражеских сторон.

Состояния духовного, психического, политического или социального.

Углубимся в историю. Духовное состояние европейского средневекового рыцарства ввергло его в военную авантюру, исторически называемую Крестовыми походами. То же внутреннее духовное состояние вызвало «священную тридцатилетнюю войну». Как часто, исторически часто, внутренняя «национальная динамика» заставляла династии предпринимать завоевательные походы.

То же внутреннее экономическое или социальное состояние страны было, обыкновенно, двигающим мотором капитализма во всех его колониальных экспансиях.

Внутреннее революционное поражение французской нации создало эпоху Наполеона.

Послеверсальское внутреннее политическое положение Германии привело к власти Адольфа Гитлера и, как результат, открыло страницу истории Второй мировой войны.

Будем объективны, на страницах той же советской печати часто приходится читать, что капиталистические державы, не имея возможности справиться с состоянием внутреннего государственного рынка, провоцируют империалистические и захватнические войны.

Итак, в данном случае, историческая логика против коммунистического обвинения буржуазной философии.

Однако в одном коммунисты правы, и это в том, что никто с такой точностью, с такой ясностью и с такой железной логикой не указал на вышеуказанное политическое положение и не создал новую военно-политическую доктрину, которая с огромной динамикой проводится сейчас в историческую жизнь.

В этом отношении историческая пальма первенства принадлежит правительству международной революции.

При глубоком военно-политическом анализе вышеуказанной доктрины мы увидим, что вся современная политическая экспансия и военная динамика коммунизма и базируется на этой воинствующей идеологии и на этом военно-политическом заключении. Демократическому и свободному миру должно быть ясно, что, выходя из своих военно-политических доктрин, советская политика и стратегия будут вести великую политическую игру, с одной стороны, на внутреннем социальном движении пролетариата, а с другой стороны — на освободительно-национальных чувствах в колониях. Этим Советы поставят западный мир перед лицом совершенно новых, чисто революционных методов идеологически-политической борьбы и перед новой формой революционного военного искусства.

Западный мир должен глубоко проанализировать вышеупомянутый революционный подход к военному делу.

В своей книге «Крестовый поход в Европу» генерал Эйзенхауэр восклицает, что «война ведется, скорее, в сфере предположительного и невозможного, чем в калькуляциях известного и реального». Другими словами, американский полководец говорит о том, что классическая стратегия называет элементом внезапности (Юберрашунг).

Военная наука поучает нас о разных видах внезапностей. Мы знаем внезапность тактическую, оперативную и стратегическую. Первоклассная профессиональная военная разведка должна являться главным элементом страховки против всех вышеуказанных факторов огневой внезапности.

Изучение советской военной революционной формы боя будет великой военной и политической страховкой, будет той положительной силой, которая постольку, поскольку это будет возможно, уменьшит в оперативной калькуляции, указанной генералом Эйзенхауэром, коэффициент невозможного и предположительного в пользу определенного и известного.

Ведь закон жизни гласит, что только наиболее приспособленные биологически выживают.

 

Глава III. О новом оружии

Планетарная жизнь человечества — это исторический процесс смены цивилизации.

Военное искусство всегда находилось в прямой зависимости от степени развития данной цивилизации. Каждая цивилизация, не нарушая философской сущности принципов войны, богатством своей культуры и своей техники влияла на стратегический размах военных действий, на методы оператики и на тактические способы боя. Но ни одна из известных нам предыдущих исторических цивилизаций не развернула таких технических возможностей, как наша теперешняя эпоха, называемая историей цивилизацией белой расы.

Огонь на дедовских полях сражений был шуткою по сравнению с боевым огнем наших отцов. Игрушкою была для нас техника наших родителей. А сыновья наши и внуки, вероятно, со снисходительной улыбкой будут читать о танковых атаках и воздушном терроре Второй мировой войны.

С грандиозным размахом растут оперативно-технические возможности оружия нападения. С тем же размахом развивается техника и техника пассивной обороны.

Во время Второй мировой войны военное искусство каждой из сторон ввело в бой новые факторы военных действий.

Советы — «малую войну», сыгравшую решающую роль на Восточном и Балканском фронтах военных действий.

Англо-американцы — воздушный террор, оружие большого психологического эффекта и атомную бомбу, сброшенную на Японские острова. Степень технического совершенства этой бомбы в 1945 году делала ее тогда исключительно оружием тактики, нанесшим, однако, японцам большие потери и вызвавшим в свете огромную сенсацию.

Германия в начале войны вывела в поле новый метод танкового тактического боя, который своим оперативным размахом сразу же дал решающие стратегические результаты. Глубокие оперативные прорывы массированными танковыми дивизиями при глубокой координации их действий с действиями тактического воздушного флота создали новую маневренную эпоху Второй мировой войны, перешедшую в историю под именем германских блицкригов.

Много позже появилась германская ракетная — «Фау-1» и «Фау-2».

Замечательное техническое изобретение. Тактическое оружие, однако, пришедшее слишком поздно, чтобы сыграть оперативную роль. Генерал Эйзенхауэр в своих воспоминаниях говорит: «Германская ракетная артиллерия — это большое огневое могущество. Начни она действовать на 6 месяцев раньше своего срока, и вся наша десантная операция в Нормандии могла бы быть сорвана. Во всяком случае, мы понесли бы огромные потери».

Заводы производства этих ракет и установки — базы — были несколько раз разгромлены союзным воздушным флотом. Поэтому ракетная артиллерия опоздала, и участь сражений от Нормандии до Берлина была решена. Решена огромным техническим и воздушным превосходством западных демократий.

Поэтому мы отмечаем следующий чрезвычайно интересный военно-исторический факт: сенсационная атомная бомба, психологический воздушный террор и германская ракетная артиллерия во время Второй мировой войны так и не успели, вернее, не смогли выйти из рамок тактического оружия и приобрести тот оперативный размах, который их сделал бы средством решающего боевого воздействия.

Наоборот, советская военно-политическая доктрина «малой войны» решительно перешагнула границы тактических возможностей и вышла на простор оперативных полей. Теоретически разработанная и практически подготовленная «малая война» советского Генерального штаба явилась в большой степени военно-политической внезапностью, и своим оперативным действием сделалась новым, решающим военно-политическим оружием революционного военного искусства.

Никто из воюющих сторон, кроме СССР, не подумал и не решил еще в мирное время заняться изучением и приготовлением как теории, так и практики вышеуказанной военнополитической доктрины. Поэтому всем Генеральным штабам пришлось во время вооруженных действий импровизировать организацию контрпартизанских мер и партизанские военные акции.

Советская политическая наука ошиблась, утверждая, что каждая национальная и классическая война должна обязательно с течением развития военно-политических операций перейти в революционное брожение и окончиться открытой гражданской войной. Этого Советам не удалось сделать ни в войне против Польши, ни в войне против маленькой Финляндии, ни в последней Второй мировой войне против могущественных вооруженных сил Третьего рейха.

Однако организация национального сопротивления оккупационной власти в Польше, в Югославии и в Греции вместе с организацией на протяжении тысячи верст 200-тысячной партизанской массы создало на Восточном и Юго-Восточном фронтах регулярных военных действий новую военно-политическую ситуацию и ввело в бой новый революционный фактор военных и политических действий. Фактор оперативного значения. За классическим фронтом регулярных войск открылся новый, глубоко в тылу противника эшелонированный, фронт иррегулярных бойцов. Бойцов «зеленой армии», поставивших свою жизнь вне «нормального закона».

Борьба с этим новым революционным методом внутреннего воздействия не входила в оперативные расчеты германского Генерального штаба, и ему пришлось начать импровизировать. Пришлось решать оперативное уравнение с партизанскими неизвестными.

В наш исторический век, век великих социальных сдвигов и политических потрясений, надо с особым вниманием проанализировать вопрос: можно ли во время нормального вооруженного конфликта, при благоприятных военно-политических условиях, перевести национально-классическую войну в гражданско-революционную? А если можно, то при каких политических обстоятельствах, и в каких оперативных размерах, вышеуказанный фактор военных действий может быть одной из составных частей нормальной калькуляции общего стратегического плана?

Приступая к изучению советской военной доктрины о «малой войне», мы должны, прежде всего, полностью отбросить все политические эмоции и профессиональные предубеждения. Мы должны подойти к работе с полным научным объективизмом. Вышеуказанную доктрину придется рассматривать во всех ее военно-политических аспектах. В аспектах теории и в аспектах практики.

Рассмотреть хотя бы вкратце со следующих точек зрения: истории, психологии, тактики, оперативного искусства, стратегии и политики.

Надо хорошо помнить, что критерием каждой военной доктрины является ее боевая практика, и что только на полях сражения сдают государственные экзамены командование, армии и их военно-национальные дисциплины.

Советское партизанское движение сдало свой исторический экзамен.

Сдало во время Второй мировой войны от Балтийского моря до Балканских гор.

Поэтому оно заслужило глубокое изучение его теории и его революционной практики.

Государственным политикам надлежит знать, какую революционную бурю может родить малая война, а профессиональным военным — какое страшное оперативное оружие укрывается за «презренной акцией» иррегулярных банд.

Незаслуженное презрение к врагу часто ведет нас к военным катастрофам.

 

Глава IV. Краткий исторический очерк

Современная советская «малая война» является оперативным расширение исторических акций партизанского движения прошлых веков. В своей принципиальной сущности малая война так же стара, как стара история военного искусства.

Древняя история повествует нам, что уже во время похода гениального полководца Александра Македонского партизаны нападали на его тылы и прерывали линии его сообщений. Позже той же участи были подвержены войска Юлия Цезаря. Гордым римским легионам приходилось сражаться с партизанами и в горах Малой Азии, и в долинах рек Балканского полуострова.

При покорении Центральной и Южной Америки мы видим четкую партизанскую войну. «Малую войну» между белыми и индейцами. Кортес действовал тогда по всем правилам партизанского искусства.

Средние века открывают перед нами эпоху крестьянских партизанских войн против рыцарских соединений. Робин Гуд в Шервудском лесу действует в стиле «малой войны».

Аграрные восстания в Европе партизанскими акциями потрясли феодальный строй.

Переходя к истории экспансий белой расы, мы входим в эпоху колониальных войн. По тактике малой войны разворачивается агрессия белых, и на принципах той же тактики строится оборона туземцев. География диктует эту тактику. Бои в горах, лесах, в джунглях и болотах должны развернуться по принципам партизанского дела.

Новая история отмечает партизанскую войну русских и испанцев против великого императора Франции. Причем, в России малочисленные партизанские отряды решительным образом изматывают прогрессивно разлагающуюся массу французских войск. В Испании же многочисленные партизаны парализуют свободу действий небольших, но дисциплинированных французских корпусов. «Малая война» русских и испанцев против Наполеона приводит нас к следующему выводу: тактику малой войны можно с успехом применять против превосходящих сил противника, если неприятель уже психологически надломлен и потерял волю к победе. Ту же тактику можно с тем же успехом применять против более слабого по численности противника, противника дисциплинированного и психически не разложенного, если он из-за военно-политической обстановки вынужден был разбросать свои войска по вражеской территории.

Буры часто тактикой «малой войны» изматывали многочисленные и хорошо организованные английские войска. Войска, разбросанные по всей территории африканской колонии.

Русско-японская война 1904–1905 гг. не была богата примерами партизанских действий. Кавалерийский рейд генерала Мищенко был рейдом русской регулярной конницы и казачьих частей. Во время этой войны одна и другая воюющая сторона пробовали пользоваться наемными шайками хунхузов, организовывая при их помощи нападения на тылы противника. Этот «коммерческий» партизанский опыт не дал существенных военных результатов. Бой остается боем. Самоотверженного партизана наемником не заменишь.

Эпоха Первой мировой войны чрезвычайно бедна историей партизанских акций. В Пинских болотах действовало несколько небольших русских отрядов. Работали они очень слабо. Кадры этих партизанских отрядов, как общее правило, организовывались из частей регулярной или казачьей конницы. Партизанские действия этих соединений даже с тактической точки зрения не представляют большого интереса. Они ничего нового не внесли в историю партизанского искусства.

Попытка Австрии и Германии во время Первой мировой войны организовать малую войну, подымая поляков против России и зажигая ирландцев против Англии, потерпела полное военно-политическое фиаско.

Иначе развивались партизанские акции в Азии во время той же кампании.

России удалось поднять крупное восстание армян против Турции. Революция перечеркнула расчеты русского Генерального штаба. Кавказский фронт развалился. Восставшие армяне были брошены на произвол судьбы. Турция воспользовалась сложившейся военно-политической обстановкой и жестоко подавила армянскую малую войну. Армянские партизаны были вырезаны. В ту же историческую эпоху Турция ответила России организацией малой войны в Туркестане. Восстание сартов было тотально погашено силою русского оружия.

В 1918 году англо-французское командование на Салоникийском фронте для организации партизанских акций перебросило в тыл действующей германской армии сербского воеводу Печанца. Это был первый случай в истории партизанских действий переброски вождя на самолете в тыл противника для подготовки национального восстания.

1917–1921 были годы Гражданской войны в России. Эти годы чрезвычайно богаты примерами всевозможных партизанских акций и глубоких кавалерийских рейдов. Тактические удары по тылам, как общее правило, наносила у белых конница, а у красных — партизаны. Из наиболее крупных операций были кавалерийские рейды белого генерала Мамонтова и партизанские действия красного атамана Махно.

Однако, с точки зрения военной науки, надо очень осторожно относиться к боевому опыту Гражданской войны. Ведь в конце концов это была иррегулярная война. Война полурегулярных белых армий против таких же импровизированных красных войск. То, что очень часто допустимо на фронтах гражданской войны, бывает совершенно неприемлемо в условиях нормальной классической кампании.

Психология гражданского фронта отличается от психологии государственно-национальной войны. В первом случае свой воюет против своего, во втором — чужой против чужого.

Советская военная наука, как наука, находящаяся в прямой зависимости от политических доктрин правительства международной революции, сразу же после революции приступила к изучению военного и политического опыта сначала гражданских войн в России и Китае, а потом в Испании. Изучая, она пришла к выводу, что вопрос идеологии является коренным вопросом каждого вооруженного столкновения. Советы первыми определили, что без политической идеи нельзя выходить в поле.

Как помощь идеологической войне должны служить, по советским доктринам, нижеследующие военно-политические акции и революционные методы борьбы: психологическая война, пропаганда, политический террор, глубокий шпионаж, экономический саботаж, диверсионная работа и военно-политические партизанские действия. Все вышеуказанные элементы и факторы революционной борьбы и должны были войти в склад новой военной доктрины, так называемой малой войны, и под единым центральным руководством, в рамках специально для этого созданной военно-политической организации с полной целеустремленностью, эти элементы и факторы и должны были расширить расчеты новой революционной стратегии Советов.

Совершенствуя организацию, вооружение и тактику партизанского дела, советский Генеральный штаб создает во время Второй мировой войны на восточных полях сражений новый оперативный фактор огневого и одновременно политического воздействия.

Не преувеличивая, надо сказать, что Вторая мировая война на Восточном фронте открыла новую эру в военно-революционном искусстве. На этих полях сражений германская классическая стратегия впервые столкнулась с советской революционной стратегией, и германским вооруженным силам пришлось втянуться в войну на два фронта. Войну против многомиллионной советской регулярной армии и против несколько сот тысячной массы «лесных солдат».

Новое советское оружие — «малая война» — разрушила тыл германской армии, срывала все мероприятия оккупационной администрации и ставила жизнь транспорта, связи и сообщения под знак рокового вопроса — «быть или не быть».

«Зеленая армия» начала перечеркивать оперативные классические расчеты германского Генерального штаба.

«Малая война» завоевала надлежащее место в истории военного искусства.

 

Глава V. О психологии «малой войны»

Генерал фон Сект, организатор германского рейхсвера, в своих «Записках солдата» одним из первых пытается, с научной точки зрения, подойти к вопросам военной психологии. Он, прежде всего, углубляет теорию генерала фон Клаузевица «О моральных факторах на войне» и разрабатывает психолого-боевой опыт прошлых кампаний. Генерал утверждает, что в основе каждой войны лежит, прежде всего, человеческая психика. Он говорит, что на полях сражений «материя» так и не смогла победить человека. Военная машина может влиять, утверждает фон Сект, но не повелевать тактикой боя.

Война — это весьма сложное явление психически-массовой жизни человека. Однако ей, как и всякому другому психическому явлению общественной жизни, свойственны определенные права закономерности.

Надо принять за аксиому следующее психологическое положение: психические переживания человека преломляются сквозь призму его идеологического мировоззрения.

На этой психологической истине и построена вся современная политическая система жизни наций.

Модная «холодная» и психологическая война, ведь это советское вождение масс, базирующееся на изречении Ленина, что массами надо управлять «убеждением и принуждением».

Современная демократическая, парламентарная, выборная и агитационная «свобода», «свобода волеизъявления народной воли» также предварительно обрабатывается и ведется гипнозом пропаганды и мерами психологического воздействия.

На тех же психологических принципах основано и наше военное воспитание. Хорошая унтер-офицерская казарма перерабатывает сырой мирный элемент, взятый от сохи или рабочего станка, перерабатывает в прекрасный дисциплинированный солдатский кадр.

Кадетские корпуса, военные училища и военные академии ковали по той же системе моральный хребет армии, то есть ее самоотверженный офицерский корпус.

На войне угроза физической гибели непосредственна. Поэтому воспитанию военной психики предъявляются высокие духовные и моральные требования.

Ведь солдата, в конце концов, готовят к смерти, вернее, умению, если это понадобится, ее воспринять.

Высокий бинер — победа или поражение — для простого солдата очень часто преломляется в упрощенный альтернатив — выйти из боя целым и невредимым, погибнуть или быть в какой-то степени искалеченным. И вот почему казарма должна развивать, и старается развить у солдата следующие качества в его характере: самообладание, стойкость, способность к самопожертвованию и, как венец воспитания, — дисциплинированную сознательную храбрость.

Психология как наука сравнительно поздно занялась изучением психики масс.

Военная психология еще и сейчас не вышла из своего младенческого возраста. Это наука ближайшего будущего.

Партизанская психика была до сих пор и, к сожалению, продолжает быть военно-психологическим уравнением с многими неизвестными. Вот почему, анализируя психологию движения, мне не приходится опираться на авторитет каких-либо научных трудов. Писать, имея под рукой уже готовые методы исследования. Я не нашел их ни в одном из источников серьезной военной литературы. Их нет и у мастеров партизанского дела, то есть в пособиях советского Генерального штаба; их нет в инструкциях Пентагона, Сандхэрста и Сен-Сир’а, и их также нет в записках возрождающегося германского института военных знаний. Попадаются, конечно, военно-психологические очерки, но нет ничего, буквально ничего, о психологии партизанских движений.

Поэтому, предпринимая попытку составления данного очерка о психологии «малой войны», мне пришлось в моей работе базироваться на личных наблюдениях и анализах опыта русской Гражданской войны и Второй мировой кампании. На докладных записках полковника, впоследствии генерал-майора Российской Освободительной Армии Шаповалова, бывшего начальника штаба Зондердивизион «Р». Это была русская дивизия специального назначения, входившая в состав германского вермахта, которой я командовал в 1942–1943 гг. на Восточном фронте. В задачу работы штаба дивизии входило: военно-оперативная разведка на Восточном фронте, освещение диверсионной деятельности советских партизанских соединений и организация, по директивам германской Главной квартиры, антисоветского партизанского движения в тылу советских иррегулярных армий. На основании штабных работ Генерального штаба полковника Месснера и полковника Истомина, начальников — первый оперативного, а второй — разведывательного отдела штаба Первой русской национальной армии, командующим которой я был в 1945 году, и в задачу которой, по приказу германского вермахта, входила организация малой войны в глубоком оперативном тылу действующих советских вооруженных сил. Подполковника Каширина, командира одного из школьных русских батальонов, вверенной мне «Северной группы», группы русских национальных соединений, боровшихся в рядах германского вермахта на северном участке Восточного фронта против советских армий. Капитана Клименко, одного из командиров русских национальных отрядов, действовавших в эпоху той же Второй мировой войны в составе германского вермахта на Восточном фронте против белорусских партизанских «банд», и оперативно входившего в состав вышеуказанного Зондердивизиона «Р».

Всем вышеуказанным господам офицерам за оказанную мне помощь приношу мою глубокую солдатскую благодарность.

* * *

Прежде всего, установим следующее положение. Психология «малой войны» — это сумма психологий толпы, политических движений и войсковых масс.

Из этого мы видим, как сложна ее психология. Партизанский солдат — это вооруженный гражданский доброволец. Доброволец — это означает, что он является членом толпы. Гражданин — значит, принимает участие в политическом движении. Вооруженный или, как говорят немцы, ваффентрегер — «оруженосец» — значит, в какой-то степени солдат, член какого-то войскового соединения. Отсюда и вытекает троичность психологических взаимоотношений, что так затрудняет психологический анализ бойцов малой войны.

Не подлежит сомнению, что человечество, населяющее наш земной шар, имеет свою универсальную общечеловеческую психологию. Психологические явления этой интернациональной психологии могут быть свойственны каждой нации и каждой массе.

Эти психические явления могут выявляться в той или иной форме в каждое историческое время Однако не приходится отрицать того факта, что каждая нация имеет свои, только ей одной присущие национальные психологические особенности. Во время войны, когда общность национальных интересов сливается особенно сильно, тогда каждая нация, вставая во весь свой исторический рост, с особенной яркостью и массово демонстрирует свои национально-психологические свойства и свои национальные возможности. Из этого теоретического заключения и на основании опыта последних войн, войн в Европе и других частях света, можно придти к следующему военно-психологическому выводу, что не каждая нация по своим психологическим свойствам может быть годна и психически подготовлена к ведению «малой войны» во всех ее политических и военных аспектах. Это положение чрезвычайно важно знать высшему военному командованию. Военная разведка должна еще в мирное время установить все национально-психические свойства, как возможных противников, так и эвентуальных союзников. Надо знать, до какой политически-военной степени можно нагреть данную нацию, и на какую высоту жертв можно ее поднять.

Приведу ниже степени военно-психологического состояния и военно-психических возможностей индивидуальных наций.

Опыт войны показал, что нации можно довести до пассивного политического и экономического сопротивления, подпольного террора, активных диверсий, явного партизанского движения с переходом потом в открытое национальное восстание или кровавую гражданскую войну.

Возьму для лучшего пояснения следующие исторические примеры.

Российская нация во время Второй мировой войны под советским водительством создала грандиозное партизанское движение. Зато акции пассивного политического сопротивления, террора, саботажа или открытого восстания были сравнительно редки и сравнительно слабы.

Поляки, исторически непревзойденные мастера подпольной работы, классически выявили почти все факторы малой войны. Сначала ими было создано пассивное политическое сопротивление германской оккупационной власти и промышленный саботаж. Постепенно они перешли к подпольному террору и к целому ряду отдельных очень активных диверсий. Все время не переставала блестяще работать польская разведка — по линии военной, политической и экономической. В конце концов, после организации в подполье полурегулярной армии, поляки начали открытую партизанскую войну, окончившуюся общенациональным Варшавским восстанием.

Французы ограничились пассивным сопротивлением и некоторой, очень слабой партизанской деятельностью. Правда, в своих воспоминаниях генерал Эйзенхауэр хвалит разведывательно-саботажную работу французских «маки», но мне кажется, что делает он это из-за союзной вежливости и по специальным политическим соображениям. Ведь германские военные источники полны исторических данных о деятельности советской партизанщины, польской диверсии и сербских четников, но упорно молчат о фактах большой партизанско-диверсионной работы французских подпольных «национальных героев».

Чешская нация оказалась вообще не способной ни к одной из вышеприведенных акций военно-политической работы. Во время германской оккупации чешская нация очень прибыльно работала и торговала, как с германской военной промышленностью, так и с германским торговым рынком.

Таких политических примеров различной национальной психологии и различной национально-психической реакции я бы мог привести очень много, среди всевозможных народов и даже рас нашего земного шара, но я ограничусь только некоторыми, хорошо нам известными европейскими нациями.

Однако, изучая военную психику национальных масс, надо всегда считаться со следующим историческим фактом, что во время войны в совершенно ненормальных психологических условиях нации могут быть способны к исключительным действиям, которые в мирных условиях жизни будут совершенно несвойственны их национальной психике.

Надо хорошо знать психологию данного народа, чтобы уметь ею командовать, ее поднимать и вести к тем или иным военным действиям.

Смею утверждать, что все ошибки каждой оккупационной власти вытекают, прежде всего, из того, что иностранцы не знают, не понимают и не стараются постичь психологию побежденной вражеской нации. Не умеют подойти к чуждой психике. К психике народа, которым им приходится управлять.

Отсюда вытекает чрезвычайно важный военно-психологический вывод: для организации партизанского движения, «малой войны» на вражеской территории во всей ее многогранности, необходимо пользоваться специалистами данной страны, то есть сынами той нации, в государстве которой собираются зажечь пламя национального активного сопротивления или гражданской войны.

* * *

Надо отметить на основании опыта истории войн и военной оккупации, что есть нации, которые вообще не способны или очень тяжело понимают психологию иных народов. Это чрезвычайно важно знать, чтобы не повторить ошибок прошлого. И как бы мне ни было неприятно, но я должен сказать, что в первую голову к этим нациям принадлежат Германия и США.

Германия много совершила политических ошибок в прошлом. США, по-видимому, хотят повторить эти ошибки в ближайшем будущем. Германия в свое время не сумела понять России, изучить ее военную историю и ознакомиться с ее военной психикой. Как результат — Германия проиграла войну. Проиграла войну политически. Проиграла блестяще начатую оперативную кампанию. Проиграла, хотя имела все шансы, при правильной политике, довести ее до победного конца. Германия не сумела создать на своем Восточном фронте Российскую Освободительную Армию и этим перевести, хотя бы отчасти, классически-национальную войну в войну чисто русскую, то есть гражданскую. Вышеупомянутым политическим актом Германия смогла бы облегчить военное положение своих армий на Восточном фронте и избежать борьбы на два фронта, то есть войны на фронте против регулярных советских армий и войны в тылу против партизанских «банд».

А ведь при правильной восточной политике Германия смогла бы в решающее время снять с Восточного фронта несколько десятков дивизий и перебросить их на Запад, против высадившихся в Нормандии англосаксонских войск. Это разрешило бы, по всей вероятности, ход военных событий в пользу Третьего рейха. Власова выпустили на политическую арену слишком поздно и со слишком большими военно-политическими ограничениями. Все остальные русские национальные воинские соединения, формировавшиеся в рамках вермахта, были военными частями исключительно оперативного характера, и поэтому никакой политической роли сыграть не смогли.

Североамериканцы, самоуверенно влюбленные в свой американский способ жизни, в свою американскую мораль, в свои демократически-политические и экономические формы быта, не хотят понять и допустить, что жизнь иных наций имеет право строиться на совершенно ином, только им исторически присущем государственно-национальном фундаменте. Американцам чужда иностранная психология, вытекающая из острой разницы исторических, геополитических, биологических и экономических особенностей развития каждой нации. И вот почему американцы, оказывая помощь иным народам, навязывают им силою или экономическим давлением свое — американское — кредо жизни, и поэтому очень часто вместо чувства благодарности вызывают к себе чувство открытой ненависти и даже борьбы. Чувство, которое при соответствующей психологической обработке может легко перейти в открытое политическое сопротивление. Надо быть очень осторожным в обращении с иностранной психикой. От любви до ненависти — один шаг.

Переходя от общих психологических рассуждений к реальной частности, я хотел бы еще раз подчеркнуть, что поэтому организация малой войны должна всегда находиться в руках командования той нации, на территории которой эту войну собираются организовывать. Ибо только свое национальное командование может знать все психологические тонкости своей нации, среди которой предполагают разжечь партизанский пожар.

Надо твердо помнить, что «малая война» — это, прежде всего, психологическая война. И вот почему так важно осветить ее с психологической точки зрения, осветить военные и психологические фазы боевых акций партизанского дела.

На основании моего военно-политического опыта и опыта моего штаба борьбы против партизан за своим регулярным фронтом и организации партизанского движения за фронтом противника, не вдаваясь глубоко в подробности, я считаю нужным указать на нижеследующие бесспорные положения.

1. Массы трудно воодушевить и поднять к бою слишком старыми, уже отброшенными историей идеями. Также трудно зажечь массы идеями слишком новыми, еще ими не понятыми и которые они политически еще не успели переварить. Возьмем исторические наиболее четкие примеры: восстановление монархии Габсбургов в Австрии была идея, уже засыпанная историческим нафталином, и вот почему. Она не зажгла австрийцев к сопротивлению Германии во время военно-политической акции аншлюса. Другой пример — германская идея строительства «Новой Европы» была слишком нова и неожиданна. Она не успела проникнуть в национальные массы народов Европы, и потому она не воодушевила к борьбе даже национальный европейский лагерь. На стороне Германии было только несколько слабых легионов. Европейские нации предпочли защищать идеи старой демократии и коммунизма.

Говоря здесь о иностранных легионах, я имею в виду российские национальные формирования. Иностранные СС-легионы — это французы, фламандцы, датчане и норвежцы, только отдельными батальонами дравшиеся за идею «Новой Европы», которым Россия, конечно, была чужда, и они дрались вместе с немцами не за вышеуказанную идею, а за освобождение своей нации от коммунизма.

2. Вышеуказанное положение учит нас, что для масс смена идей должна проводиться постепенно, без резких политических скачков, без неожиданных поворотов в ту или иную сторону, а с постепенной солидной политической подготовкой. Нельзя поэтому только что завоеванному народу бросать идею немедленного восстания против оккупационного врага. Для этого нацию надо подготовить. Надо провести сквозь целую серию предварительных стадий обработки. Фазы малой войны надо развертывать очень осторожно. Психика завоеванной нации не терпит «рубашного» обращения. Душа нации остается душой. И гнуть ее танковыми дивизиями, полицейским террором или экономическим давлением было бы непростительной и трудно исправимой политической, а может быть, и моральной ошибкой.

3. Психика масс очень склонна к подражательности. История знает примеры возникновения «ураганного» мнения, когда целеустремленной и целесообразной пропагандой можно в короткий срок зажечь массы. Зажечь на некоторый период жизни. Массы тогда слепо и некритично пойдут за брошенными им политическими лозунгами. Например, в 1917 году — «мир без аннексий и контрибуций», и этим лозунгом развалили в течение нескольких месяцев стоявшую на фронте Императорскую армию. Война была проиграна. Несколько месяцев спустя во время Гражданской войны коммунистическая агитация «за мир хижинам и войну дворцам» была популярно понята Красной армией и рабоче-крестьянской массой, как «грабь награбленное». И эта пропаганда зажгла миллионные массы, и белые армии были сброшены в море совместными действиями Красной армии, партизанских отрядов и поголовным восстанием рабочих и крестьян.

Надо с большой осторожностью следить за модными лозунгами и агитационной пропагандой. Ибо каждый пропагандой можно зажечь, но и можно развалить национальную армию и вооруженные силы коалиции.

4. Военные и политические неудачи чрезвычайно быстро перестраивают психологию массы. Из психоза смелой активной массы легко переходят в полную политическую депрессию. Военный принцип гласит: «Порыв не терпит перерыва». То же самое и в политике: после военно-политического поражения очень трудно снова поднять массы в жертвенный национальный или революционный бой. Реорганизация партизанского движения всегда намного труднее, чем первоначальная организация тех же революционно-партизанских действий, даже при самой благоприятной стратегической ситуации. Возьмем исторический пример из русской Гражданской войны. Погашенную активность казаков, после разгрома Советами белых войск генерала Деникина, так и не удалось воскресить генералу Врангелю (несмотря на высадку из Крыма в 1920 году (белого плацдарма) сравнительно сильных военных десантов в казачьи — Кубанскую и Донскую — области).

Поэтому, как правило, в своей пропаганде нельзя слишком преувеличивать успехи своих войск или уменьшать достижения противника. Резкое выявление истинного положения может вызвать глубокий моральный и политический кризис. Кризис на всем фронте. С «правдой» в пропаганде надо обходиться чрезвычайно осторожно. Ее нельзя насиловать для пользы сегодняшнего дня.

5. Массы, как общее правило, не так сильно реагируют на сущность брошенных им идей, как на ту форму и слова, в которую или, вернее, в которые идеи были облечены. Это значит, что в принципе массы не увлекаются величием души, а увлекаются красотою физического тела, в которое данная душа воплощается. Опять обратимся к историческим примерам из периода русской революции. Белая идея восстановления национальной России по формуле генерала Деникина «Единая и Неделимая» в то историческое время была чужда и непонятна для народов России, находящихся в процессе революционного брожения. Наоборот, красная идея «свободы, равенства, братства» была вполне ясна и приемлема в ту историческую эпоху для революционно бушующих масс народов России.

6. Высокие идеи могут быть нациями не поняты и не приняты, если одновременно власть, которая их бросила, проводит целый ряд непопулярных моральных, политических или экономических реформ. В той же вышеупомянутой Гражданской войне политика белого генерала Деникина — сначала победа, а потом законодательство — оказалась трагической. Массы ждали не абстрактных формул, а непосредственных реальных политических и социальных мероприятий.

7. Командованию, организующему или ведущему борьбу против партизан, надо твердо помнить нижеследующее психологическое правило, непосредственно переходящее в тактику: партизан всегда легче разогнать, чем разбить, а разогнанные, они снова собираются.

* * *

По поводу политической «троичности» партизанского движения, в частности, и «малой войны», в общем, приходится сказать нижеследующее.

Военная психология изучает психику регулярных армий. Эти регулярные армии соответственно воспитываются. Они имеют свою, только им одним присущую, национальную организацию. Свою государственную историческую традицию. Свой собственный армейский уклад жизни, свою моральную этику, национальную дисциплину и судебный кодекс.

Психология участников «малой войны» не может быть взята в рамки психологии регулярной армии. Это ведь не строго обдуманная, десятками лет строящаяся, организация и регулярной военной дисциплиной связанная солдатская масса. Это, скорее всего, военно-политической обстановкой продиктованная полувоенная и полуполитическая импровизация. Вернее, это — политическая организация в военной импровизации.

Поэтому существует принципиальная разница в психологии между законно мобилизованным солдатом и добровольно перешедшим или террором завербованным партизаном. Совершенно ясно, что все вышеуказанные факты создают специальную психологическую атмосферу, которую даже самая жестокая дисциплина не в состоянии изменить, и не в состоянии привести гражданского бойца партизанского движения к одному знаменателю с регулярным солдатским элементом. Душа партизана резко отличается от души солдата, и это отличие приводит нас к следующему выводу: партизанские войсковые соединения не способны к упорному бою. Партизаны психически не переносят высокого процента потерь.

Вышеуказанный психический вывод и создает специальное психологическое правило, непосредственно влияющее на тактику партизанского боя. Эта партизанская психология требует скоротечности боевого столкновения. Каждая затяжная партизанская операция несет в себе элементы боевого поражения. Быстрота, глазомер и натиск, как учил в своей тактике великий Суворов, перекладывается на язык современной партизанской психологической тактики, заставляет партизан действовать внезапным подходом, решительным и накоротке боевым ударом и быстрым отскоком от противника. В этом, конечно, не сказано все, но сказано очень многое.

* * *

Партизанские отряды, как общее правило, состоят из местных боевых соединений. Они сбрасываются на парашютах или просачиваются через фронт. Собственно говоря, сбрасывается или просачивается только костяк будущего партизанского отряда. В системе регулярной организации создаются исключительно партизанские кадры. Сам же отряд организуется процессом нарастания на сброшенный или просочившийся хребет добровольцев или террором мобилизованных граждан и крестьян местного населения.

По психологически-тактическим соображениям, оторванные партизанские отряды или парашютные десанты не могут по времени долго, а по местности глубоко и широко, вести военно-политические партизанские акции. Для этого им не хватает знания данной местности, во всех ее географических и топографических подробностях, знание местного быта и полной поддержки местного населения.

Суммируя вышесказанное, мы видим, что для решительного успеха в партизанском деле надо быть «своим». «Своим» по психике местных деревень, по языку-говору, обычаям и по родственным связям. По знанию во всех подробностях деревень, лесов, болот, дорог, психических настроений и биологических возможностей данной местности и данного населения.

Никакие приданные проводники к «чуждым» партизанским бригадам или к иностранным воздушным десантам заменить вышеуказанные элементы организации партизанского дела не смогут.

Вот почему мы видим, что советское центральное управление по партизанским делам устанавливает партизанскую традицию, что широкое партизанское движение организуется исключительно при массовой поддержке местного населения.

Вышеуказанный принцип, как элемент партизанской силы, носит в себе одновременно и источник партизанской слабости. А именно: партизанские бригады, за редким исключением, не переносят глубоких оперативных перебросок. Они органически связаны с населением данной области. Дух данных партизанских бригад находится в прямой зависимости от духа населения, которое их морально поддерживает, физически питает, пополняет и очень часто укрывает. Поэтому в партизанских бригадах, как общее правило, царит так называемое общественное мнение. Регулярная армия знает это психологическое явление только в периоды революционных брожений.

Партизанскому командованию приходится считаться с этим «общественным мнением». Оно часто имеет решающее значение во всех политических и боевых акциях партизанских войск. Это «общественное мнение» может родить партизанское движение, но оно может также распустить по домам собравшихся партизан.

Партизаны, как общее правило, много чувствительнее реагируют на военно-политические неудачи, чем солдаты регулярных армий. Особенное значение имеют первые бои. Первые крупные неудачи могут так снизить боевой дух партизан, что бригады на долгое время теряют свою боеспособность. В худшем случае, партизаны разбегутся, а в лучшем — придется начатую организацию перестраивать заново. Наоборот, первоначальные успехи партизан смогут воодушевить «зеленых» бойцов, и тогда их можно «подымать» на большие и ответственные дела. Однако надо крепко держать партизан «на поводу», ибо после первых успехов они склонны действовать слишком смело и часто рискованно, а такая тактика всегда принесет больше вреда, чем пользы общему политическому и боевому делу партизанского движения. Командование должно непрерывно следить за боевым пульсом партизан все время, имея в виду крайне неуравновешенную психику партизанского бойца.

Партизанам нельзя давать непосильных задач, ибо они не имеют, как сказано было выше, нормальной боевой выдержки войсковых частей.

Проводя анатомическое сравнение между регулярной армией и партизанскими бригадами, скажем, что партизанский военно-политический организм — это организм неврастеника, если сравнить его с нормальным боевым организмом здоровой регулярной национальной армии. Организм «неврастеника-партизана» резко реагирует на все внешние восприятия и на каждое внутреннее состояние.

Поэтому соответствующими должны быть и методы партизанского воспитания, обучения, организации и обращения командного состава с этими «гражданскими» солдатами. Нормальные методы воспитания классической армии с ее офицерскими и унтер-офицерскими кадрами в данном случае абсолютно не годятся. Прежде всего, в партизанских бригадах этого прекрасного офицерского и унтер-офицерского кадра нет или количество их крайне ограничено. В партизанских бригадах военное знание и «дрилль» заменяются обыкновенно глубокой политической пропагандой. Пропаганда в партизанском деле имеет огромное значение. Идеологическая обработка будет часто заменять профессиональное знание. Партизан в полном смысле этого слова должен быть сознательным политическим бойцом. Он должен точно знать и ясно отдавать себе отчет, почему он ушел в лес и за кого и за что он сражается.

Однако, ведя так называемую политическую обработку, нельзя забывать и чисто военную психологическую работу, ибо надо все время стараться перевести гражданскую психику партизанского бойца на психику профессионально-военную. Вернее, надо всеми силами и всеми мерами постараться сделать из добровольца-партизана если не кадрового солдата, то, по крайней мере, военнообязанного.

Партизанскую формулу «захотел и пошел — захотел и уйду», надо заменить сознанием, что войну вести партизан обязан и, если не по праву закона мобилизации, то, по крайней мере, по праву моральных обязанностей, как член своей нации. Каждый командир из своего личного опыта знает, чем является в армии принцип элемента добровольчества. Это — конец армии. Это — первый шаг к разложению каждой регулярной части. Мне лично в течение моей 36-летней профессиональной военной практики приходилось наблюдать и переживать это явление неоднократно, особенно резко — в тяжелые дни Гражданской войны в рядах добровольческих частей армии генерала Деникина на юге России, во время их исторической борьбы против коммунистической власти.

В партизанских частях, как ни в каких регулярных частях, авторитет личности, то есть командира, играет первенствующую роль. В партизанских бригадах психологически имя вождя, атамана, командира всегда сильно возвеличивается создаваемой легендой и представляет из себя огромную моральную силу, часто стоящую много больше, чем подчиненные ему некоторые партизанские отряды. Легенда строится ползущими слухами и шумом идущей молвы. Вождю приписывается исключительная храбрость, необыкновенное умение, дерзание, а главное, не покидающее его боевое счастье. Ему удаются все его партизанские набеги. Он в боевых столкновениях непобедим. Он — народный герой, защитник слабых и угнетенных. Он — грядущая народная месть…

Из наиболее ярких исторических примеров — это атаман Махно, крупнейший красный партизан, наводивший в 1919 году ужас в тылах белых дивизий во время гражданской войны на юге России.

Второй партизанский вождь, овеянный легендой, — это выдающийся советский партизанский командир генерал Ковпак, потрясший в 1944–1945 гг. всю германскую тыловую систему Белорусского фронта.

Об обоих партизанских атаманах говорят и пишут до сегодняшнего дня. Их партизанская тактика служит предметом изучения каждой серьезной военной школы.

О партизанском морально-психологическом климате надо также было бы сказать несколько слов. Он чрезвычайно тяжел. Это специальный военно-политический климат, насыщенный боевой и сырой атмосферой непрерывного пребывания в лесу. В глубоком дремучем лесу, в топких болотах или в узких ущельях тяжело проходимых гор. Тут партизаны живут. Тут они организуются и отсюда предпринимают свои боевые набеги. В случае неудачи туда же они отходят. При решающем поражении там они прячутся, ища на лоне суровой природы временного спасения и покровительства. Партизан — дитя этой природы. Он дик так же, как дика его мать. Поэтому-то и кровава его партизанская тактика.

Партизаны, как общее правило, действуют всегда в тылу своего противника. Они отрезаны от своих главных боевых сил и, как традиция, всегда находятся в оперативном, а очень часто и в тактическом окружении.

С точки зрения психологии, поэтому чрезвычайно важна каждая связь с Родиной. Каждая забота о нем, каждый голос, присылка действует исключительно ободряюще и возбуждает у партизана веру, что Отечество их не забыло, что оно о них думает и оно о них заботится. Каждый транспортный самолет — это живой представитель «Большой земли». Каждая радиопередача — это голос «оттуда», голос своей нации. Партизаны должны как можно чаще видеть этих крылатых представителей и слышать голос по эфиру своего народа. Здесь для читателя, не знакомого с советской военно-партизанской терминологией, я должен сделать соответствующее разъяснение. По советской партизанской терминологии, «Большой землей» называется территория своего государства, на которой находится центральное руководство и базы питания партизанского движения. «Малая земля» — это территория, на которой действует данная партизанская бригада, или та область, которая находится под ее оперативным или политическим контролем.

Дух решает победу над материей. Это старо и верно для каждой регулярной армии и, как никогда, важно для партизанских войск. Моральное состояние партизан является ключом к решительным партизанским действиям. Оно является источником той силы, которая несет огонь, разорение и смерть неприятельскому тылу. Моральное состояние, а не количество лесных солдат и даже не их вооружение решает, прежде всего, участь каждой «малой войны».

«Малая война» ведется на территории «малой земли», но жизнь партизан в большей степени зависит от «Большой земли». Там находится центральное управление партизанского движения. Оттуда идут приказы, руководство, оперативные задачи, пополнение кадров, вооружение, идеологически-политические инструкции и некоторые виды снабжения. Поэтому вполне понятно, что психика «Большой земли» непосредственно отражается на психике «малой земли». Успехи «Большой земли» — радость «малой». И наоборот — каждая неудача «Большой земли» гасит дух партизан «малой земли».

Отсюда вывод: боеспособность «малой земли» является прямой функцией безопасности «Большой земли».

«Как в Москве аукнется, так в лесу откликнется», — говорили советские партизаны, действовавшие в глубоком германском тылу во время исторической эпопеи Второй мировой войны.

Этот краткий психологический очерк, конечно, не исчерпывает всю психологическую сторону военно-политической доктрины малой войны. Об этом надо было бы написать целую книгу. Если время и средства мне позволят, то я собираюсь это сделать, вернее, льщу себя надеждой, что я это сделаю, ибо я вполне сознаю все те тяжести, которые надо будет преодолеть, желая выполнить то, что фактически для военной науки выполнить надо.

В заключение считаю своим долгом еще раз подчеркнуть, что тяжесть командования и управления в «малой войне» лежит в большей мере на политически-психологическом фронте борьбы, чем на фронте формальном, традиционном оперативно-тактическом.

 

Глава VI. О тактике

Приступая к изучению чисто военной стороны «малой войны» или партизанского дела, то есть начиная разбор партизанских акций с точки зрения тактики, оператики и даже стратегии, я считаю нужным, прежде всего, привести точные определения вышеуказанных военных дисциплин, чтобы каждый читатель, недостаточно квалифицированный солдат или даже невоенный, смог бы хорошо ориентироваться в дальнейшем, понимая совершенно ясно, что кроется в военных доктринах под выше цитированными словами профессиональной терминологии.

Согласно классическим определениям такой высоко профессиональной школы, какой являлась германская военная академия, под понятиями тактика, оператика и стратегия надо понимать в свободном переводе и по поучениям фон Мольтке нижеследующее.

Тактика — это вся совокупность деятельности войск в бою. А также все действия тех же войск в предбоевые и послебоевые периоды времени. Тактика, как научная дисциплина, исследует все свойства войск и все элементы боевых факторов, влияющих в какой-либо форме на тактические действия войск.

Оператика — это военное искусство, которое учит, как нужно маневрировать армейскими массами, чтобы подвести их к бою и поставить их для боя в наиболее выгодное положение. Как часть военной науки, оператика исследует свойства армейских масс, когда они в полной боевой готовности стоят на месте, во время их движения и во время самой боевой операции. Она также изучает возможности, которые могут иметь влияние на ход оперативных действий.

Здесь я считаю нужным отметить, что понятие «операция» и «оперативное искусство» было впервые введено в военную науку генерал-фельдмаршалом фон Мольтке Старшим. Свою новую военную дисциплину он развернул во время своих победоносных кампаний против Дании и Австро-Венгрии. В боях под Кениггрэц фон Мольтке в своих диспозициях большому Генеральному штабу уже совершенно ясно отделяет тактические действия от оперативных маневров. Причем он говорит о маневрах не в смысле высказываний генерала фон Клаузевица, а как о новой и совершенно самостоятельной форме боевых действий. Эти высшие военные действия он называет операциями. Таким образом, на полях Кеннигрэца родилось оперативное искусство.

Германские военные дисциплины и германская военная терминология были восприняты многими европейскими и азиатскими передовыми армиями, в частности, русско-советскими. Но военная мысль англосаксонского мира все еще блуждает в устаревших и расплывчатых понятиях всевозможного вида тактики и стратегии. В англосаксонских приказах, как и в инструкциях, мы видим только тактические задачи и стратегические цели и наблюдаем непосредственные переходы от тактики к стратегии. Читая и слушая англосаксонские военные коммюнике, мы сталкиваемся с непонятными для нашего профессионального глаза и уха сообщениями вроде того, как отдельные американские роты занимают стратегически важные позиции: леса, села, реки и горы. Мы часто видим, как англосаксонская наука смешивает тактический боевой марш полка с операционными маневрами армий. Последнее же часто англосаксонцы из области тактики переводят непосредственно в область стратегии, хотя эти армейские маневры, при всей их количественной и качественной силе, еще далеко не являются стратегическим развертыванием войсковых масс.

Стратегия — наивысшая степень военной науки.

Это, во-первых, совокупность военных действий всех вооруженных сил государства — коалиции как на земле, так и на воде и в воздухе.

Во-вторых, это планирование и ведение войны во всем ее многообразии, то есть в наше историческое время — планирование и ведение войны классической, малой, политической, психологической, экономической, идеологически-пропагандистской и социальной.

Стратегия, как научная дисциплина, изучает войну во всей ее философской сущности, во всей ее многосложности и во всех к ней причастных отраслях и формах.

Дав классическое разъяснение вышеуказанных военных дисциплин и военной терминологии, приступим к рассмотрению каждого из данных положений в отдельности и в применении его к военно-политическим доктринам малой войны.

* * *

С точки зрения современной тактики, «малая война» начала разворачиваться в эпоху Гражданской войны в России.

На территории юга России и Сибири в 1917–1921 гг. впервые появляются партизанские действия в решающих тактических размерах. Партизанские действия, военно-политически организованные и руководимые центральным управлением. Это уже не партизанские самостийные крестьянские восстания прошлых столетий.

При штабе главного красного командования организуется вышеуказанное центральное управление для руководства и координации партизанских действий в тылу противника.

Партизаны в принципе делились в то время на две труппы: первая группа — это группа так называемых организованных партизан, то есть бойцов, прошедших хотя бы элементарную военно-политическую подготовку. Эти партизаны действуют планомерно и согласно общим директивам центрального управления.

Вышеуказанная труппа, в свою очередь, делилась на две основные подгруппы: на подгруппу стационарных партизан, то есть партизанских отрядов, действующих привязано в данных районах определенной местности, и на подгруппу оперативных или подвижных партизан, перебрасываемых, по мере надобности, в любые участки фронта.

Вторая группа, вернее, была передвижным партизанским кадром, который, после соответствующей переброски, уже на новом месте, обрастая населением, превращался в соответствующий партизанский отряд.

Вторая группа — это так называемые дикие партизаны. Это отряды, которые организовывались по собственному политическому почину в связи с той или иной военно-политической обстановкой, и действовали часто совершенно самостоятельно, даже не держа связи, а в Гражданскую войну даже не подчиняясь центральному управлению партизанского движения. С прогрессом революционного военного искусства, ко времени Второй мировой войны, партизанские отряды второй группы почти не существовали. Были партизанские бригады, которые имели широкую внутреннюю автономию, но и они все-таки в большей степени зависели от центрального руководства, от его политических директив и отчасти от его снабжения.

Во всяком случае, во время Второй мировой войны германскому главному командованию на Восточном фронте пришлось столкнуться с полностью централизованной и координированной военно-политической акцией советских партизан.

Будущие руководители и кадры партизанских бригад обыкновенно готовились и обрабатывались в глубоком советском тылу. Кадр проходил сквозь школьное обучение, в котором ему преподавались: коммунистическая идеология, пропагандистско-политический инструктаж, разведывательно-диверсионное дело, подрывное искусство, техника связи, технология партизанского оружия и тактика партизанского боя.

Кадры и инструкторы, после соответствующего сколачивания и вооружения, сбрасывались или перебрасывались в тыл противника.

Сама переброска проводилась многообразными способами и путями: путем сброски на парашютах, просачиванием сквозь слабые места фронта противника или путем оставления на местах небольших кадровых групп во время общего отхода своих регулярных армий.

Теперь начинается процесс, собственно говоря, фактической организации партизанских бригад.

Кадры бригад готовы. Командиры, инструкторы и радисты переброшены в соответствующие топографические местности. В горах, глубоких лесах, в тяжело проходимых болотах, в мало населенных и бездорожных областях, и в руинах бомбами разбитых селений начинают оседать, организовываться и действовать кадры — хребет будущих партизанских бригад.

Прежде всего, устанавливается связь со всеми агентами «пятой колонны». Агентами, заранее оставленными или разбросанными на данном участке, в тылу у противника. Ведется глубокая военно-политическая и экономико-социальная разведка. Организуется четкая политическая пропаганда. Идет регистрация и вербовка всего «недовольного» среди местного населения, политически-социально подходящего элемента. Разворачивается пропаганда. Расклеиваются призывы к населению. Агитация делается все смелее и смелее. Сначала призывается местное население к пассивному сопротивлению. К невыполнению приказов и распоряжений оккупационной власти. Потом к экономическому саботажу. Саботируются доставки (зерна, леса, мяса, фуража и т. д.) в интендантские склады и сборные пункты вражеской администрации. Портятся машины на фабриках. Отравляется вода в колодцах. Начинаются пожары. Каждый, кто сражался на Востоке, видел эту «выжженную землю». Море лесного и степного огня, сквозь который и днем, и ночью приходилось маршировать германским походным колоннам.

Горят запасы сырья, амуниционные и интендантские склады, запасы горючего, леса, отдельные хутора и целые селенья.

Рвется телеграфная и телефонная связь. Терроризируются вражеские местные органы управления. И у населения начинает постепенно создаваться впечатление принципиальной слабости неприятеля и глубокой силы «Большой земли» и своих партизанских отрядов. Постепенно начинается психологический перелом. Растет вера в непобедимость своих армий. Теряется страх к противнику и к его террору. Население подымает голову. Оккупационная вражеская власть начинает «нервничать» и принимает целый ряд ошибочных, возбуждающих еще больше против себе контрмер и репрессий.

Атмосфера «малой войны» повисла в воздухе.

И тогда начинают проводить «добровольную» мобилизацию местного населения.

Кадры обрастают «перьями». Партизанские бригады созданы…

* * *

Готовые партизанские бригады приступают к своей военнополитической акции. Вернее, к открытой боевой деятельности. Политическая прелюдия сыграна. Начинает греметь военный марш.

Первые тактические удары идут по путям сообщения. Взрываются железнодорожные и речные мосты. Подрываются полотна железных дорог. Портятся шоссейные пути сообщения. Летят в воздух железнодорожные, электрические и газовые станции. Закладываются минные поля, стесняющие всякое передвижение и маневры войсковых частей. Нормальное сообщение прервано. Кровообращение военного организма — снабжение — начинает давать перебои.

Постепенно партизанская тактика начинает переходить в явную агрессию.

Организуются открытые нападения на идущие небольшие колонны, на поезда, автомашины, штабы, транспортные средства, всевозможные тыловые учреждения и аэродромы. Боевые акции, как общее правило, расширяются под влиянием первых успехов. Партизаны начинают действовать все решительнее и смелее. Вспыхивают стычки с этапными командами, местной полицией, а при благоприятных условиях партизаны начинают бои против небольших регулярных войсковых соединений оккупационных войск. Постепенно партизаны, тесня местные гарнизоны, начинают занимать соответствующие базы и районы.

Организуется территория «малой земли». Малая война начинает тактически разворачиваться. На занятой территории идет психологическая обработка местного населения. Сбрасываются новые пополнения. Организуются партизанские аэродромы. Устанавливается твердая связь и «воздушный мост» с «Большой землей». Организуется регулярное снабжение.

К созданному партизанскому костяку присоединяются просачивающиеся из иных местностей пополнения, разрозненные и разбитые части, вышедшие из окружения войсковые соединения, отсталые, бежавшие военнопленные, дезертиры, идейные добровольцы, мобилизованные на занятой территории, все недовольные оккупационной вражеской властью и, наконец, просто преступный элемент.

В занятых местностях, то есть на территории «малой земли», партизанами устанавливаются административные органы власти. Организуется связь с соседними очагами партизанского сопротивления. И, наконец, организованные и мобилизацией пополненные партизанские бригады, выходя из своих территориальных баз, начинают открытые военные действия в глубоком тылу неприятеля.

Создается второй, внутренний, фронт. «Зеленая армия» объявляет войну «мести» неприятельским оккупационным властям.

Земля начинает гореть под ногами вражеских армий.

* * *

В отличие от регулярных войск, боевая деятельность партизан, не имеющих своего тыла, ни нормальных коммуникаций и ведущих борьбу в глубоком, часто оперативном тылу противника, протекает в специальной боевой обстановке и поэтому имеет целый ряд характерных черт, чисто партизанских особенностей.

Специальные боевые задачи и вышеуказанные огневые условия боя требуют, конечно, и специальной тактики. Партизанской тактики боя. Мы знаем, что оружие и техника влияют на тактику, но и обратно: требование тактики рождает соответствующее оружие. Специальная партизанская тактика вызывает необходимость и специального партизанского вооружения. И эта тактика, и это оружие вместе диктуют организацию партизанских войсковых соединений.

Опыт «малой войны» показал, что слишком большое подразделение и крупные тактические соединения являются мало боеспособными и тяжелыми в управлении. Подчиненные воле вышестоящих штабов, боевые части таких соединений обыкновенно связаны в своих решениях и не имеют возможности полностью, в постоянно меняющейся боевой обстановке, проявлять свою инициативу и принимать на смете спешные боевые решения. Решения, диктуемые огнем на полях сражений.

В тяжелых топографических условиях партизанского боя в лесу, в болотах, в горах и городских руинах, партизанские большие соединения делаются маломаневренными и крайне неповоротливыми в тактическом управлении. А между тем партизанская война намного больше, чем какая-либо иная, полная всевозможных боевых неожиданностей. В этих условиях, в условиях партизанского боя, связывать частную инициативу, инициативу на местах — это значит вести партизанские части к поражению. Это значит лишить боевую линию огня необходимой ей маневренной эластичности.

Сама сущность «малой войны» подсказала принцип партизанской организации. Организации легких, чрезвычайно маневренных, решительных, инициативных и с большим огневым мужеством войсковых соединений. Способных легко и скрытно подойти к противнику, наброситься на него с боем, если надо — в бою переменить направление, в случае неуспеха — оторваться от противника, а в крайней необходимости — провести искусный отход и занять новое боевое расположение.

Поэтому боевой опыт партизанской войны привел партизан к следующим организационным формам: партизанское отделение состоит обыкновенно из 8—10 человек. Три отделения, то есть 30 бойцов составляют партизанский взвод. Рота силою в три взвода представляет уже сильное огневое подразделение. Ее огневая волна равняется ста автоматам.

Как высшее, уже тактическое соединение, — мы имеем партизанскую бригаду. Бригада состоит из трех боевых и одной штабной роты. Последняя складывается из команды связи, охраны, взвода разведки, минного и снайперского отделения и конного обоза бригады. Общая численность бригады доходит до 400–500 бойцов. Реже, для выполнения специальных задач, к партизанским бригадам придают небольшие танковые и моторизованные части.

Командир бригады, как общее правило, совершенно самостоятельно решает поставленные ему тактические задачи. Очень часто он сам ставит их перед собою. И в таких случаях он только уведомляет высшие штабы, по мере возможности и необходимости, о боевой деятельности своей бригады, о ее передвижениях и о ее состоянии.

В высшие оперативные соединения партизанские бригады сводятся очень редко. В случаях исключительной необходимости, и то только номинально и на время выполнения указанной операции. По окончании этой операции высшие партизанские соединения, как правило, распускаются.

Постоянные высшие партизанские соединения во время Второй мировой войны нам пришлось видеть только тогда, когда оперативный район был слишком велик или представлял из себя совершенно ясно выраженный, целый топографический одноликий и геополитический нераздельный боевой комплекс.

В таком случае количество бригад в этом высшем сводно-оперативном соединении диктуется произвольно и обыкновенно зависит от общей боевой обстановки и от вышеуказанных условий данной местности.

* * *

Боевая деятельность партизанских групп почти всегда протекает в условиях труднопроходимой и пересеченной местности. Как выше уже говорилось, горы, леса, болота и руины — вот оперативное поле партизанских акций.

Партизанская тактика в своем принципе характеризуется скоротечностью огневого боя. Эти специальные условия партизанского театра военных действий требуют наличия очень легкого скорострельного и чрезвычайно эффективного оружия. Тяжелое оружие — артиллерия, тяжелые минометы, станковые пулеметы и бомбометы — связывает маневренность партизанских групп и приводит, как показал опыт, к весьма нежелательным боевым результатам.

Основные элементы партизанской тактики — это боевая внезапность и удар массированным огнем с короткой дистанции. Поэтому современная партизанская тактика требует от партизанского оружия высокого напряжения первой огневой волны. Переводя вышеуказанное тактическое требование на технический язык, мы видим, что партизанское вооружение должно быть сильно насыщено скорострельным автоматическим оружием. Однако это оружие вызывает огромную потребность в боеприпасах. Это автоматически ведет к чрезмерному увеличению партизанского транспорта и партизанских обозов. А ведь обозы — это враг каждой армии. Это смерть маневра. Это уязвимая цель для неприятельского огня. И вот почему на практике пришлось держаться «здоровой середины». Пришлось искать равнодействующую между требованиями тактики и возможностями техники. Между силою огня и тяжестью маневра.

Принцип остается принципом, но боевые идеалы обыкновенно трудно достигаемы в жизни. Поэтому партизанское вооружение явилось компромиссом между скорострельностью и весом.

Специальную роль в тактике «малой войны» играет минное дело. В партизанских боевых акциях мина — это оружие и нападения, и защиты. «Мины, мины и еще раз мины», — взывало по радио советское командование к партизанским бригадам, действовавшим во время Второй мировой войны в оперативном тылу германского фронта. Совершенно ясно, ведь мины, как оружие нападения, свяжут тактическую деятельность неприятеля и свободу его маневра. Разрушат его пути сообщения. Нанесут смертельный удар по вражескому транспорту. Парализуют его снабжение. Мины отравят жизнь неприятельского тыла.

В пассивной защите партизанских очагов мины преградят путь к партизанскому лагерю. Обеспечат слабые места партизанской обороны. Мины — это бессменные часовые, стоящие на страже жизни, отдыха и сна партизанского леса. Они без слов предупреждают о продвижении наступающего противника.

Вот почему, по приказу советского Генерального штаба, партизанами были разбросаны миллионы мин в оперативном тылу германских действующих армий.

Послевоенная статистика доказала правоту советской минной тактики. Цифры, ужасные цифры потерь являются историческим свидетельством боевого результата партизанской минной работы. Мины делаются страшным врагом каждой тыловой организации армии в руках опытных партизан. И вот почему сегодня мина — это одно из главных оружий современного партизанского вооружения. Мина стала решающим тактическим оружием «малой войны».

Переправочные средства для устройства мостов через реки, пропасти и болота партизаны, как общее правило, ищут и обеспечивают на местах. Часто пользуются материалом, захваченным у противника.

Подрывные средства партизаны обыкновенно получают из руководящего центра.

Питание и снабжение приходит со складов, заранее приготовленных и хорошо замаскированных в районах предполагаемых будущих партизанских операций. Часто за счет местного населения. Последний способ не всегда удобен из-за психологических обстоятельств. Население любит получать, но не любит давать. Эта психологическая истина хорошо известна еще со времени древней истории. «Хлеба и зрелищ!» — рычала римская толпа.

Важнейшие виды запасов перебрасываются при помощи авиации. «Большая земля» до некоторой степени снабжает «малую землю». Конечно, когда можно и где можно, добываются с боем у неприятеля все виды вооружения, снабжения и запасов. Отсюда старая партизанская традиция, так метко выразившаяся в известном партизанском лозунге, «тыловые склады противника — это наша лучшая интендантура».

Партизанская сеть боевой связи. Связь проволочная, как показал боевой опыт, возможна в очень редких боевых случаях. Обыкновенно только тогда, когда между действующими партизанскими бригадами или их штабами не расположены неприятельские опорные пункты или не оперируют контрпартизанские части.

Нормальная связная сеть работает по следующему правилу: между взводами и ротами — пеше-посыльные. Между ротами и бригадами — конно-посыльные. С высшими штабами — по радио. Широкое применение находят все средства всевозможных видов сигнализации.

Трудно, конечно, в этой конспективной работе подробно останавливаться на всех технических подробностях организации и вооружении партизанских войск. Да это и не входит в программу этой книги.

Однако для большей ясности я считаю необходимым, говоря о тактике «малой войны», несколько расширить уже вышесказанное и специально остановить внимание читателя на некоторых специфических особенностях тактических положений «малой войны».

«Малая война», как принцип, ведется в тылу неприятеля. Вышеуказанная аксиома означает, что военные действия партизан происходят на территории, находящейся под контролем вражеских вооруженных сил. Как общее правило, театр военных действий партизан — это неприятельское оперативно-тактическое заплечье, а потому циркульные засечки очагов, как общее правило, пересекают оперативные направления неприятельских армий.

Вышеуказанные положения и предопределяют принципиальные тактические задачи партизанских войск.

Сделаем небольшой перечень главных военно-политических задач партизанского дела, о которых, в сущности, приходилось уже не раз говорить выше.

Главные задачи:

1) Нарушение нормальной работы администрации тыла и штабов противника.

2) Разрушение коммуникационных линий.

3) Уничтожение сети связи.

4) Уничтожение и глубокая порча транспорта, аэродромов, складов, военных баз, железнодорожных, электрических, газовых станций.

5) Ведение глубокой разведки: войсковой, политической и экономической.

6) Политический террор.

7) Экономический саботаж.

8) Идеологически-пропагандистская обработка населения (местная «холодная» война).

9) Вербовочно-организационная работа.

10) Уничтожение и тактическое изматывание живой силы противника.

11) Террористические акты против высокопоставленных лиц неприятельского лагеря.

12) Координация партизанских тактических действий с оперативными действиями своих наступающих или отступающих регулярных войск.

Таким образом, на основании вышесказанного, мы видим, что основные операции партизан делятся на действия политически-диверсионные, разведывательные и тактические.

Психологически партизаны должны вести бой с политическим лозунгом: «Партизан — защитник населения, а не грабитель». Ибо психологически и политически партизаны должны расположить к себе местное население, то население, которое их поддерживает, укрывает и питает. Без поддержки местного населения вся военно-политическая деятельность партизан повиснет в воздухе.

Основное положение партизанской тактики — это добиться малой кровью больших потерь у противника. Поэтому, как уже было сказано выше, маневры и бои ведутся небольшими партизанскими соединениями. Партизанский успех зависит от элемента боевой внезапности и решительности тактического удара. Партизаны должны быть мастерами применения к местности и искусственной маскировки. Маскировки в полном смысле этого слова. Партизан сливается с красками природы. Он умеет перед боем, во время боя и после боя искусно пользоваться топографией данной местности. И это искусство должно быть «альфой» и «омегой» партизанской тактики.

Тактика партизанского сражения: скрытый подход к месту боя, внезапность завязки, чрезвычайная интенсивность первого огня, стремительность атаки, заменяющая малочисленность, упорное тяготение к решительному удару холодным оружием, создание непрерывным маневром угрозы обхода флангов или выхода в тыл неприятеля, а после морального расстройства противника — упорное преследование разбитых частей, с целью их полного уничтожения.

В случае упорного сопротивления неприятеля или обнаружившегося численного его превосходства, партизаны прекращают бой, искусным маневром отрываются от противника, часто рассыпаются и уходят, стремясь затереть за собой все свои следы.

В случае поражения и отхода чрезвычайно важно не оставлять раненых и не дать пленных. Противник не должен получить «партизанского языка».

Тактический афоризм партизан: «Нас можно разогнать, но не разбить».

Ночной бой является душою партизанского тактического искусства. Ведение сражения управляется ракетами. Концентрация огня по указанию цветных трассирующих пуль.

Упорная оборона в бою тактических рубежей, населенных пунктов, гор и даже лесов не должна входить в практику партизанской тактики. Скоротечность боя — вот тактический принцип партизанского сражения. Успех сражения достигается, прежде всего, правильной оценкой боевой обстановки, потом марш-маневром, маневром огня и постоянным стремлением к выходу в тыл и деморализации противника. Партизан, как зверь, набрасывается на неприятеля. Внезапно, решительно, коротко и жестоко. Бьет и уходит. Уходит, чтобы снова неожиданно появиться и больно ударить. Ударив, уйти, уйти в новое и неизвестное место. Как скоро партизаны появляются, так скоро они исчезают. Они терроризируют нервы противника. Днем и ночью. Всегда и везде.

Партизан должен быть всевидящим, всезнающим, всеслушающим, жестоким и неуловимым врагом.

Страх «зеленой смерти» должен осенить жизнь вторгнувшегося оккупанта.

Разведка — это глаза и уши каждой воинской части, но она еще важнее для партизанских бригад. Это жизнь партизан. Поэтому каждый солдат «зеленой армии» должен быть, прежде всего, разведчиком и каждый разведчик должен уметь быть солдатом партизанской бригады.

Сведения добываются: путем боевых действий, воздушной, наземной и агентурной разведкой. Службою подслушивания. Опросом пленных, перебежчиков и населения. Изучением захваченных документов. Партизан постоянно наблюдает, слушает и ощущает. Предварительным воспитанием в школе в партизане должны быть разбужены все природные рефлексы разведчика.

В партизанских бригадах разведка ведется постоянно. Днем и ночью. Во время постоев. Перед боем, во время боя и после боя. Разведка, как я уже сказал, это принцип жизни партизан. Это фундамент его успеха.

Из нашего боевого опыта мы знаем, что правильно поставленная разведка со стороны оккупационной власти — это уже наполовину ликвидация партизанского движения.

Партизаны больше всего должны опасаться вражеской разведки.

Бой в лесу принадлежит к одному из самых тяжелых тактико-психологических сражений. Далеко не каждая регулярная армия умеет драться в тяжело проходимых лесах. Такой первоклассной армией, какой, бесспорно, была армия германского вермахта, понадобилось долгое время, чтобы научиться входить с огнем против огня в российские лесные трущобы. А ведь каждый русский солдат легко может превратиться в партизана. Лес — это его природная стихия. И это надо хорошо помнить всем любителям легких танковых или атомных военных «прогулок» по необъятным просторам, лесам, болотам и горам российской территории. Военных «прогулок» против всякой России, будь то Россия национальная или советская. Ведь нация остается нацией. Характер ее не меняется. И так, как было во времена походов монголов, поляков, шведов и французов, то тоже повторилось в Гражданскую войну и во время германского «блицкрига», когда российская нация развернула до небывалых пределов эту национальную форму своей борьбы, так было на заре российской истории, так было в течение всего ее исторического периода жизни, и нет оснований предполагать, что революция в корне изменила психологию российской нации. Русский остался русским.

И если, как сказано выше, любители новых военных «прогулок», уповая на свое атомное оружие, захотят воевать против этой великой нации, то можно с уверенностью сказать, и то с исторической уверенностью, что «зеленая смерть», ужасная лесная смерть повиснет над душами войсковых соединений вторгшегося неприятеля на тысячеверстных пространствах российской континентальной империи.

Эта «зеленая смерть» должна быть принята во внимание оперативной калькуляцией Генеральных штабов западных демократий.

 

Глава VII. Об оперативном искусстве

Приходится снова просить читателя несколько углубиться в теорию военных доктрин: в тактику, в оперативное искусство и стратегию.

Генерал-фельдмаршал фон Мольтке Старший, определяя основы оперативного искусства, между многими своими положениями сказал: «Сначала надо все взвесить, а потом оперативно решиться».

Это очень важное оперативное обучение, ибо оно, по существу, требует сначала провести с математической точностью оперативный расчет, а потом уже разрешить действовать своей стратегической фантазии. Это значит, что надо свои намерения взвешивать тяжестью своих возможностей, а не решаться на рискованные действия полетом легкомысленной фантазии. Полет фантазии, как бы ни была эта фантазия талантлива, без фундамента оперативного расчета, не может быть основанием для предлагаемых военных действий.

О сущности стратегических принципов придется говорить ниже. О тактике, то есть, в частности, о тактике партизанских войск, мы говорили в предыдущей главе. В той же главе были даны общие понятия об упоминаемых сейчас военных доктринах. Теперь придется сказать несколько слов об оперативном искусстве и показать его взаимную связь как с тактикой, так и со стратегией. В частности, надо рассмотреть, как во время Второй мировой войны на германском Восточном фронте советская партизанская тактика, углубляя свои боевые задачи и расширяя веер своих политических акций, перешла границу тактических действий и вышла на простор оперативных полей.

Советское партизанское военное искусство — впервые в истории военного искусства — начало действовать оперативно.

Мы видели, что тактика является областью исключительно военной деятельности. Она в узком смысле охватывает все необходимые взаимодействия различных родов войск. Тактика добивается победы или в отдельных сражениях, или «частной победы» в общей цепи развивающейся военной операции.

В цепи операции. Что это означает? История показывает нам, что совершенно самостоятельных — вне общего хода войны — сражений не происходит. Мы видим, что каждое тактическое сражение, отдельное или «частное» в цепи операции, своим результатом (положительным или отрицательным) всегда дает толчок, вернее, служит причиною новых планирований, новых передвижений, концентраций и новых сражений.

Таким образом, из тактики рождаются операции.

Операции являются, конечно, прежде всего, маневрами армейских масс. Передвижением на предназначенной территории или маневром на ограниченном оперативном пространстве.

Операции, в силу самой своей сущности, управляют принципами отдельных сражений и являются ведущей мыслью и ведущим планом в цепи разворачивающихся маршей и боев. Поэтому оперативное искусство является также исключительным полем деятельности профессиональных военных.

Однако оперативные маневры и цепь оперативных сражений не являются еще ни стратегическим продвижением, ни стратегическим генеральным сражением.

Здесь, чтобы не перегружать внимание читателя излишними профессиональными рассуждениями, не относящимися непосредственно к рассматриваемой нами доктрине малой войны, я постараюсь на характерных исторических примерах показать читателю практическую, жизненную разницу между оперативным маневром и стратегическим продвижением. К сожалению, я должен отягчить внимание читателя этими примерами, ибо без понимания вышеуказанной сущности военных доктрин трудно будет читателю понять разницу между тактикой и оператикой партизанской деятельности, и понять, как эта тактика перешла и в оперативное искусство и как она начала исторически влиять на планы классической стратегии.

Исторические примеры: в 1866 году, во время Прусско-австрийской кампании, предпринятые меры прусского большого Генерального штаба против австро-венгерских армий не носили характера стратегических мероприятий, а были только ясно выраженными оперативными операциями.

В последующей войне той же Пруссии против Франции в 1870 году все концентрации и маневры, проведенные прусской армией, в целях окружения и уничтожения французских корпусов, носили исключительно тот же оперативный характер и ни в коей мере не могут быть причислены к так называемым большим стратегическим движениям. И в первом, и во втором случаях все маневры и сражения были только маневрами и боями в одной цепи общей операции, стремящейся подвести войска к генеральному сражению и этим сражением разрешить участь всей военной кампании. В первом историческом случае результатом оперативных маневров был Кениггрэц, а во втором — знаменитый Седан.

Во время Первой и Второй мировых войн германские военные походы, как на Западе, так и на Востоке, были также оперативными операциями, вытекающими, однако, уже из одной стратегической концепции и входившими в единый комплекс общевойскового стратегического продвижения.

Здесь будет уместным высказать следующее поучение, что командир полка или дивизии, выполняя возложенную на них тактическую задачу, должны всегда уметь связывать свое тактическое сражение с общим оперативным ходом армейской операции. Иначе говоря, командир полка или командир дивизии, действуя тактически, должен уметь оперативно мыслить.

Командующий армией или главнокомандующий армейской группой, во время проводимых ими оперативных операций, должны стратегически думать, ибо ведь каждая оперативная операция несет в себе зародыш общего стратегического плана. От правильного понимания вышеуказанных положений будет часто зависеть судьба общего успеха.

Заканчивая общее рассуждение о военных доктринах, мне хочется привести военный афоризм: как лучи солнца, преломляясь в воздушной атмосфере, реализуются на земле тепловой энергией, так и стратегическая мысль, преломляясь в планах оперативного искусства, реализуется на полях сражений боевыми тактическими действиями.

Теперь перейдем к непосредственному рассмотрению всех тех военно-политических мер советского Генерального штаба, которые привели тактику партизанского дела во время последней мировой войны в историю оперативного искусства.

* * *

Уже в эпоху Гражданской войны на юге России генералу Деникину, главнокомандующему белых армий, пришлось снять с фронта, в разгар самых тяжелых боев, конный корпус генерала Шкуро и бросить его в бой против красных партизан, действующих под командой атамана Махно. В это историческое время партизаны полностью прервали сообщение белых дивизий, действовавших на Харьковском направлении с их глубоким армейским тылом. Полуостров Крым был отрезан. Это были первые исторические партизанские акции широких тактических размеров.

Учитывая боевой опыт партизанской войны, советское командование приступило к систематической разработке доктрины «малой войны».

Теоретически и оперативно она началась преподаваться в советских военных школах, а практически перерабатываться в организационном штабе особого назначения.

В задачу штаба входило: подготовка командного состава для ведения партизанской войны. Были открыты школы обучения кадров партизанских бригад. Школы специалистов органов связи, воздушной радиотехнической. Изучалась организация снабжения. Создавались солдатские лагеря.

Партизан учили дополнительно общевойсковому делу — тактике «малой войны», то есть боя в лесу, в горах, в трудно проходимых болотах и в населенных пунктах. Тактике ночного боя. Специально учили разведке и контрразведке. Агитации и саботажу. Обращалось огромное внимание на минное и подрывное дело.

Во время Второй мировой войны советское командование систематически готовило организацию партизанских очагов, ведя для этого психологическую обработку населения, закладывая склады оружия и боеприпасов, некоторые виды снабжения и регистрируя будущую агентуру.

Впоследствии, уходя под нажимом наступающей германской армии, советское командование, под верховным руководством маршала Ворошилова и при непосредственной поддержке органов государственной безопасности, приступило во всеоружии к грандиозной организации «малой войны» в тылу победоносного противника.

Приступило к организации партизанского движения, но уже не в виде отдельных акций, а в огромном оперативном масштабе.

И вскоре на протяжении около 1500 км в длину и в полосе от 50 до 300 км в глубину, от берегов северного Балтийского моря до берегов южного Азовского, то есть от Нарвы до Таганрога, начала действовать, хозяйничать и «гулять» 200-тысячная масса советских партизан.

Постепенно вся деятельность германского тыла, управление, снабжение и передвижение была парализована солдатами «зеленой армии».

Сделаем краткий исторической обзор партизанских успехов во время последней мировой кампании, как на Восточном фронте, так и на Балканском полуострове. Посмотрим, что начало происходить в тылу германской оккупационной армии.

Польша покрывается густой сетью террористических «пятерок». Они срывают всю работу германской оккупационной администрации. Под их прикрытием организовывалась превосходная работа польской разведки и контрразведки. За ее плечами оседает английский интелиженс. Начинается проникновение с широким размахом советской агентуры. Организуются акты саботажа и диверсии. Идет подготовка и организация единственной в военной истории, так называемой подземной армии. Армии, которая, три года спустя, открыто выступила в Варшаве. Восстание, почти без всякой внешней поддержки, продолжалось несколько недель, и германскому командованию для подавления польской «подземной армии» понадобилось двинуть в бой несколько германских пехотных дивизий, вспомогательные полицейские и украинские войсковые соединения, танковые части и тактическую авиацию.

На Балканах несколько германских регулярных корпусов, при поддержке русских казачьих дивизий и Охранного Корпуса, в течение долгих лет вели тяжелую борьбу против балканских партизанских бригад товарища Тито.

Уходящая из Греции германская армия, с большим трудом пробивалась сквозь эту югославскую партизанскую преграду.

Вспомним также о том, что во Франции работа «маки» нанесла известный вред германской оккупационной администрации.

Но глубже всего и шире всего развернулось, конечно, советское партизанское дело на Восточном фронте.

Как уже было выше сказано, в разгар партизанского движения на Востоке в 1944 году двухсоттысячная масса партизанских бригад, поддержанная миллионами местного населения, воевала против германской администрации, против германского тыла и против германских войск.

Целые области с десятками мелких городов и с сотнями селений находились под непосредственным политическим контролем партизанской власти.

Военная литература на Западе до времен Второй мировой войны, да, к сожалению, и сейчас еще, мало уделяет внимания советским доктринам малой войны.

Германский Генеральный штаб долгое время считал эту войну тактической аномалией, и с большим презрением относился к боям против «зеленых банд».

Немецкая военная мысль считала, что слабо вооруженные и плохо обученные партизанские части могли с успехом действовать против таких же полурегулярных белых войск во время Гражданской войны в России, но что партизаны будут бессильны против современных регулярных армий, закованных в «панцирь» и «железо» и насыщенных огромным количеством тяжелых огневых средств.

Германский Генеральный штаб со снисходительной улыбкой относился к доктринам «малой войны», считая их чисто революционной фантазией и не веря, что партизанские бригады смогут оказать серьезное влияние на нормальный ход стратегических операций.

Сила регулярных армий и тяжелое оружие оказалось в борьбе против партизан их слабостью. Казарменное обучение и «дрилль» не справились с «лесной тактикой». Железо и сталь военных машин увязли в топких болотах. Традиционный лозунг «армия вне политики» повел за собой на Восток, вслед за наступающими германскими дивизиями, безграмотную партийную администрацию которая своими бессмысленно жестокими методами управления, восстановила против Германии покоренные нации. Народы восстали. И германскому Генеральному штабу пришлось расплачиваться за свое пренебрежение к советским революционно-военным доктринам и за свое традиционное воспитание со времен генерала фон Секта — рейхсвер — «это государство в государстве». Политически необразованной армии пришлось вести за собой «политически образованных комиссаров».

Обратимся лучше всего к цифрам. Сухие цифры — это безмолвные, объективные свидетели военной истории. В данном случае, это свидетели цены крови. Крови, которую заплатила германская армия на безбрежных восточных пространствах — в лесах, в болотах и горах — за свое пренебрежение к новым факторам революционного боя.

Послевоенная германская статистика говорит, что в 1944 году германским вооруженным силам на Востоке и Юго-востоке для борьбы против лесных, болотных и горных партизан пришлось бросить в бой следующие силы: около 20 пехотных дивизий вермахта, поддержанных сильными танковыми соединениями. От 6 до 10 дивизий СС, полиции, множество наскоро сколоченных и импровизированных тыловых команд.

Кроме того, к борьбе против партизан были притянуты следующие негерманские части, но входившие, однако, в состав или германского вермахта, или Ваффен-СС, или были частями союзных Германии армий.

Против партизан сражалось около 8 дивизий венгров, 4 дивизий румын, 4 дивизий хорватов, казачий кавалерийский корпус генерала фон Паннвица, Русский Охранный Корпус генерала Штейфона, отдельные батальоны РОА — Русской Освободительной Армии генерала Власова, отдельные батальоны Зондердивизиона «Р» — Русской дивизии специального назначения, командиром которой был автор этой книги, а также целый ряд украинских, литовских и эстонских батальонов Ваффен-СС.

Из этого краткого и неполного перечня мы видим, что вышеуказанная борьба против партизанского движения не была стычками полицейских частей с какими-то там «зелеными бандами». Нет, это была регулярная война от Финляндии до Греции, в которой со стороны германских оккупационных властей участвовали десятки пехотных регулярных дивизий, десятки кавалерийских полков, артиллерия, танковые части и даже была брошена тактическая авиация люфтваффе.

И в первый раз в истории военного искусства партизанские бригады начали с оперативным размахом стеснять стратегическую свободу противника.

* * *

На помощь партизанскому делу пришла, прежде всего, современная военная техника.

Во-первых, легкость автоматического оружия, высокое напряжение и сила огня.

Во-вторых, совершенство связи — радио и «воздушные мосты».

В-третьих, усовершенствованное подрывное дело — возможность закладывания в небывалых размерах минных полей.

В-четвертых, новые революционные методы психологической и политической агитации.

Большой оперативной новостью, партизанской новостью, было создание «подвижных крепостей», о которых подробно буду говорить ниже, и четкая оперативная координация фронтовых военных действий с тыловыми акциями партизанских бригад.

Организационным шагом вперед была полная централизация управления малой войной.

Опыт последней мировой кампании дал нам ряд примеров координации оперативной деятельности партизанских бригад.

Мы видим, как вышеуказанные бригады, в глубоком неприятельском тылу, готовят благоприятные условия для фронтового прорыва советских армий.

Подготовка шла с лозунгом: «Ни прохода, ни проезда». И партизанские очаги парализовали всю коммуникацию, связь, транспорт и снабжение противника. Но что является революционной новостью — это то, что партизаны готовили для будущего наступления своих войск дороги, мосты, пункты опора и ожидающую, на прорывающуюся массу танковых дивизий, сопровождающую пехоту.

При глубоких оперативных прорывах танковых масс очень часто даже моторизованная пехота не в состоянии поспеть за своими стремительно идущими в оперативном прорыве вперед танковыми армиями. Тем более, если глубоко пересеченная местность является театром военных действий.

А между тем только пехота может закреплять за собой свежезанятые позиции.

Советский Генеральный штаб с большим талантом разработал оперативные возможности использования готовой партизанской пехоты.

Предварительно координируя организации партизанских очагов со своими оперативными планами, фронтовые штабы назначали своим продвигающимся танковым дивизиям оперативные рубежи в наступлении на линиях партизанских очагов, заранее организованных и для этой цели подготовленных. Таким образом, прорвавшиеся танки, дойдя до указанных рубежей, согласно разработанному оперативному плану, находили там подготовленную для них и ожидающую их пехоту. Эта партизанская пехота закрепляла за танками пройденное ими пространство.

Итак, идя вперед, от партизанского очага до партизанского очага, танковые дивизии получали пехоту, пехоту ожидающую, в бою их сопровождающую и закрепляющую за ними завоеванные позиции оперативных рубежей.

Это было первой оперативной, революционной новостью и первой партизанской оперативной внезапностью.

Второй оперативной неожиданностью было создание так называемых партизанских полевых подвижных крепостей.

Эта оперативная возможность создавалась из оперативного размаха партизанской тактики. Из глубокого понимания советским командованием самой сущности партизанского дела.

История военного искусства учит, что в задачу как долговременных крепостей, так и полевых укреплений входило прикрытие мобилизации первоначального развертывания и последующих за ним маневров своих войск.

А также создание мощной преграды, огневой и фортификационной, в помощь полевым войскам, если они вследствие тех или иных политических причин или стратегических планов временно должны будут отказаться от активных действий и перейти к стратегической обороне своих национально-государственных границ.

Что делали крепости? Каковы были их тактические и оперативные задачи?

Крепости и укрепления прикрывали фронт, чаще фланги, иногда и тылы обороняющейся стороны. Они преграждали пути сообщения, стесняли тактическое продвижение неприятеля, связывали живую силу наступающего, который должен был выделять осадные корпуса. Своими вылазками беспокоили тылы прорвавшегося противника, а главное — всем своим принципиальным оперативно-топографическим существованием влияли на оперативную свободу маневра противника, а всей своей фортификационной тяжестью давили на технический потенциал вражеских армий.

С появлением первой огнестрельной артиллерии рухнули кирпичные стены. Артиллерия разметала и земляные валы. Средневековые крепости отошли в область предания.

Могущество современного огня разбило железобетон. Роль постоянных крепостей, долговременных и полевых укреплений стала весьма ограниченной.

Классическим примером «непобедимых» железобетонных фортификационных сооружений была знаменитая французская линия Мажино.

Вторая мировая война доказала ее несостоятельность. Германские танковые армии при поддержке артиллерии, саперов и штурмовой авиации сравнительно легко прорвали фронт вышеуказанной укрепленной линии и вышли на простор оперативных полей. Дух линии Мажино, дух «отсиживания» за железобетоном, сильно подорвал мораль французских армий, и они не смогли оказать наступающей германской армии должного сопротивления. Французы линии Мажино не были французами 1914 года.

Еще во время военных действий военно-инженерное искусство начало заменять фортификационную железобетонную линию на укрепленную полосу, глубоко эшелонированную в глубь оборонительной территории.

Фортификационное инженерное искусство пережило исторический кризис, как некогда пережила его линейная тактика. Линейной силе — железа и огня на смену пришла новая сила, сила «вязкости глубины» и «огневого изматывания».

Генерал-фельдмаршал фон Шлиффен говорил: «Битвы не выигрываются занятием позиции. Они достигаются исключительно движением». К этому оперативному поучению в принципе можно отнести и оперативное положение о фортификациях.

Основной слабостью постоянных фортификаций является их постоянная привязанность к определенному месту. Их неподвижность. Это их уязвимое место. Это дает ключ к их прорыву. К их обходу. К их уничтожению. Огнем или покорению осадой.

Современная высокоманевренная армия с небывалой мощью огня, насыщенная грандиозной военной техникой, всегда сможет бой с крепостью предрешить в свою пользу. Ведь это будет бой между активным, маневренным огнем и пассивным железобетоном.

Современный атомный огонь только усиливает вышеуказанное положение.

Железобетонные бункера — это надгробный памятник над духом, моралью, маневром и живым телом каждой армии, которая будет искать спасения и победу в глубине этих «непобедимых» и «непроходимых» фортификаций.

Советский Генеральный штаб в организации партизанских очагов нашел последнее слово современной крепостной техники.

Советы создали подвижную и маневренную крепость.

Создали оперативные запоры для оперативных маневров.

Вместо неподвижного железа и бетона мы видим теперь подвижные партизанские очаги. Эти очаги организуются согласно оперативному плану. Перебрасываются с места на место. То появляются перед фронтом наступающего противника, потом, рассыпавшись, начинают висеть над флангами оперирующих дивизий, стесняя их тактическое продвижение, и часто «окончательно разбитые» партизанские очаги снова организуются в глубоком тылу противника, чтобы снова начать парализовать как жизнь тыла, так и свободу оперативного решения и оперативного маневра неприятеля.

Сегодня партизанские очаги, благодаря своей исключительной подвижности, неуязвимости, эластичности и чрезвычайной силе боевого огня, а также гибкости водительства, координируя свою тактику с оперативными планами своих войск, могут с большим успехом выполнять боевые задачи укрепленных позиций.

Для ясности, повторим роль партизанских очагов в тактике «малой войны». Эти очаги, как некогда крепости или укрепленные районы, теперь загораживают противнику дороги, а часто делают их и совершенно непроходимыми. Партизанские очаги стесняют маневр наступающего или расстраивают порядки отступающего. Парализуют работу тыла неприятеля, вражескую коммуникацию, его снабжение, его транспорт и его управление. Отвлекают резервы противника и часто связывают его фронтовые войска. Таким образом, мы ясно видим, что роль старых крепостей или отчасти современных укреплений постепенно переходит по тактике малой войны в руки гибких и подвижных партизанских бригад.

Горы, леса, болота и руины городов — все это будет в будущей войне против революционных армий пунктами их опоры и пунктами организации партизанских очагов.

Организации будущих фронтов этой новой подвижной системы полевых укреплений.

Партизанские очаги лягут тяжелым бременем на классическую оперативную калькуляцию Генеральных штабов западных демократий.

Ведь, в сущности, партизанская организация, легкость, эластичность, неуязвимость и внезапность удара, при сохранении огромной силы боевого огня, может в будущем часто нейтрализовать огневое превосходство регулярной армии. Из нашего опыта мы видели, как танковые части и тяжелая пехота вязли в лесах и болотах. Они с трудом шли через занятые партизанами горы и пробивались сквозь руины. Воздушные силы были очень часто бессильны проникнуть в маскировку партизанских бригад.

Итак, на заре военной истории мы пробивались через изгороди и земляные валы. Потом лезли на кирпично-каменные стены. Остановились временно перед железом и бетоном. Перед окопами, окутанными колючей проволокой. Остановились и начали терять маневр и забывать военное искусство.

Тактика и шаблонный расчет начали заменять талант полководца.

Но та же победоносная техника пришла на помощь тому же полководцу.

Тяжелая артиллерия, минометы, подрывное дело и штурмовая авиация — разбили железо и бетон и разметали колючую проволоку. Танковые массы решили участь окопной войны. Ломая недобитое и стирая с лица земли систему фортификаций и укреплений, они вывели наступающие армии через укрепленную полосу на простор оперативных маневренных полей. Железо и бетон, окопы и проволока не спасли пассивную оборону от наступательного порыва современных полевых войск.

Поэтому Вторая мировая война не позволила армии зарыться в землю.

Преимущества наступления явно доминировали над техникой обороны.

Тогда инженерное искусство начало выдвигать новую организацию, организацию глубоко эшелонированной железобетонной системы фортификационных укреплений целых полос и даже районов. Однако опыт «Атлантического вала» и линии «Зигфрида» являются наилучшими историческими примерами. Примерами решительного и окончательного прорыва укрепленных полос. Примерами массированного огня артиллерии, воздушной бомбежки, танковых прорывных ударов и парашютных тыловых десантов. Эти методы боя решили участь и укрепленных полос.

Теперь советский Генеральный штаб предлагает систему подвижных партизанских очагов. Предлагает в будущей мировой войне регулярным армиям пробиваться сквозь пространства гор, лесов, болот и руин, охваченных огневым и политическим пожаром «малой войны».

Советский Генеральный штаб предлагает ввести в бой новую, чисто революционную организацию подвижных военнополитических крепостей.

* * *

Захочет ли консервативный Запад учиться?

После Первой мировой войны германский Генеральный штаб старательно изучал недавний исторический опыт.

Анализируя ход военных действий, немцы пришли к убеждению, что «мотор» не является исключительно слугою тактического оружия. Этот «мотор» может дать в руки военного искусства и оперативные возможности.

Победители почили на лаврах. Побежденные искали причины поражения и средства победы в будущем вооруженном столкновении.

В сентябре 1939 года на полях западной Польши «мотор» сдал свой оперативный экзамен.

Координации действий танковых моторов с действиями моторов воздушного флота обязана Германия сравнительно легкой победе над польской армией. Армией, сидевшей на конях и маневрировавшей пехотными ногами.

Военная мысль западных демократий, а вместе с ними и польской армии, упорно придерживалась методов и форм Первой мировой траншейной кампании. После польского опыта, переработки его и совершенства, немцы во всеоружии в 1940 году выступили против западных союзников.

Германский Генеральный штаб ожидал, что французы и англичане не повторят польских ошибок. Но Генеральные штабы западных демократий проспали боевой опыт трехнедельной германо-польской кампании. За свой военный консерватизм Запад заплатил небывалым военным погромом. В течение 6 недель германские армии тотально разгромили вооруженные силы западных демократий. Немцы не ожидали такого легкомыслия со стороны западных союзников.

Выдающий стратег, начальник германского Генерального штаба генерал-полковник Гальдер в своем дневнике от 29.IX.39 писал: «Французы и англичане, конечно, усилят защиту против танковых дивизий и штурмовиков люфтваффе. Польский поход ни в коем случае не сможет быть рецептом для войны на Западе».

Но Запад не захотел учиться и повторил ошибку как Первой мировой войны, так и Польского похода. Что было простительно полякам, атакованным первыми и техническими бедным, то совершенно было непонятно в действиях технически богатого Запада, и имевшего несколько месяцев времени использовать опыт германского «блиц-фельд-цуга» на полях Польши.

Захочет ли теперь технически и экономически богатый, но консервативный Запад изучить, понять, а главное, принять к сведению и исполнению жестокий и кровавый опыт германосоветской войны?

Совершенная военная техника непосредственно и косвенно пришла на помощь партизанскому делу. О непосредственном влиянии техники на партизанскую тактику и на партизанские возможности было уже сказано выше. Теперь я коснусь той «косвенной» помощи, которую оказала современная техника «малой войне».

Современный огонь является страшным и могучим. Огнем пулеметов и автоматов пехоты, минометов и бомбометов, тяжелой и легкой артиллерии, танковых соединений и штурмовой авиации. Этот огонь заставил современную тактику боя очистить поля огневых сражений. Исторически из сомкнутого строя, то есть из каре, пехота перешла в линейное построение с тем, чтобы, несколько десятков лет спустя, рассыпаться в цепь. Последнюю огневую кампанию начали боями отдельным звеном, перебежкой от рубежа к рубежу, и техническое поле опустело. Наступление и оборона ведутся огнем. Бои вспыхивают на тактических рубежах. Процесс боя — это, в сущности, маневр огнем. В предыдущую мировую кампанию пехотное наступление готовилось артиллерийским огнем, а во Вторую мировую войну сам «огонь» повел наступление. Концентрация войсковых масс для тактического удара по старым, добрым рецептам перестала существовать. Вслед за тактическим полем боя опустело и тактическое предполье.

Надо предполагать, что дальнейшее развитие военной тактики, то есть авиации, ракетной артиллерии, напалма, то есть всякого рода живого огня, а главное, атомной огневой техники, заставит опустеть уже не только поле боя с тактическим предпольем, но и целые театры военных действий. Резко изменится оптическая картина оперативного предполья. Старые методы марша, концентрации, маневра и ввода армий или армейских групп в цепь оперативных сражений потребуют принципиальной реорганизации, нового всестороннего технического прикрытия и новых методов оперативного управления. Новых построений «воздушных крыш». Нового оперативного искусства.

Предварительная подготовка и работа тыла должны будут пройти сквозь принципиальную глубокую оперативную и военно-техническую реорганизацию. Ведь последние американские маневры и показали полную неподготовленность командного состава к разрешению поставленных им военной техникой новых оперативных задач. Неподготовленность к маневру в сфере действенного действия атомного огня.

Физически чувство локтя отошло в область исторического предания.

И вот, в эту разряжающуюся тактическую и оперативную пустоту, по естественным законам природы и согласно военно-политическим директивам советского командования, начнут организационно вливаться партизанские очаги. В «пустоту» тяжело проходимых гор, топких болот, закамуфлированных лесов, брошенных городских руин начнут входить прекрасно организованные партизанские бригады. Оттуда пойдут партизанские тактические удары, задерживающие, фланкирующие, расстраивающие и вносящие дезорганизацию во всю тыловую работу противника. Ведь эту «пустоту», занятую партизанскими очагами, будет трудно расстреливать артиллерийским огнем или бомбить авиационными бомбами. Не зажечь ее и атомным огнем. Ибо никакая военная техника не сможет иметь боевых возможностей прострелять, пробомбить и прожечь на протяжении тысячекилометрового фронта всю оперативную пустоту тяжело проходимых гор, топких болот, дремучих лесов и тысяч разбитых городов и селений, по которым потом придется продвигаться своим войскам. И эти новые методы революционно-партизанской тактики с оперативным размахом и будут всей своей военно-политической тяжестью давить на оперативные расчеты нормальной калькуляции классической стратегии.

* * *

Конечно, как это уже было сказано выше, советское правительство готовилось встретить партизанскими мерами своего врага. Готовилось и административно, и психологически. Еще в мирное время о партизанской войне говорилось, писалось, и шла пропагандистская обработка. Были даже соответствующие пьесы — «Бронепоезд № 1469» Всеволода Иванова, отразившего на театральной сцене партизанское движение. Возвеличивались старые партизанские атаманы времен Гражданской войны: Махно, Тютюник, Ангел и другие.

В военной литературе о партизанском движении говорилось совершенно ясно и совершенно определенно. Этой форме революционной борьбы советский Генеральный штаб придавал особое значение. В официальной истории Гражданской войны, изданной еще в 1928 году академией Фрунзе, говорится, что партизанская война в грядущих европейских, гражданских и национально-освободительных войнах народов Востока будет равноправным партнером «большой войны».

Уже 3 июля 1941 года Сталин обратился к народам России, отдав приказ: отступая, уничтожать весь тыл за собою. Создавать конные и пешие партизанские отряды и диверсионные группы борьбы. Подрывать мосты, дороги, нарушать телефонную и телеграфную связь и поджигать склады и обозы (См.: Сталин И О Великой Отечественной войне. М.: Госполитиздат, 1951).

И вслед за этим вышеуказанным приказом остались на местах или пошли за линию фронта партийные и комсомольские работники. Как инструкторы, бывшие партизаны Гражданской войны, и были созданы базы материального обеспечения партизанского движения и разработаны связи для будущих действующих отрядов.

В Москве был сформирован Центральный штаб диверсионной работы в тылу у немцев. Этот штаб при помощи партийного аппарата НКВД, Генерального штаба и прифронтовых штабов приступил к организации «малой войны».

Общее руководство было сосредоточено в руках маршала Ворошилова, как лица, пользующегося полным доверием Сталина. Начальником штаба был назначен П. Пономаренко. В штабе работали такие крупные партийные работники, как генерал войск НКВД Осипов с помощниками Подольским и Абакумовым.

На участке северного фронта партизанское дело возглавил товарищ Жданов. В Белоруссии — Козлов. На Кавказе — впоследствии — Селезнев.

Для проведения всей этой поистине грандиозной военнополитической работы центральный штаб состоял из следующих 18 отделов: 1) политический, 2) персональный, 3) строевой, 4) оперативный, 5) мобилизационный, 6) разведывательный, 7) особый, 8) административный, 9) хозяйственный, 10) инженерный, 11) связи, 12) пропагандистский, 13) топографический, 14) химический, 15) санитарный, 16) юридический, 17) германского тыла и 18) тыла западных союзных держав.

Кроме прямой организации партизанского движения в германском тылу, штабом диверсий была создана грандиозная сеть подпольных организаций в городах.

Кроме того, при помощи 4-го отдела Генерального штаба (отделения шпионажа и разведки), а также специального иностранного отделения была организована диверсионная работа в государствах Средней и Западной Европы. Эта работа шла через территорию, оккупированную румынскими вооруженными силами, а также через государства Прибалтики и Польшу.

Для более четкой организации вышеуказанной военнополитической диверсионной работы потребовалась организация, которая и была во время войны проведена более 20 специальных военно-разведывательных диверсионных школ.

Начальником этих школ, то есть партизанского кадра, был назначен генерал Глазунов. Подготовкой кадров радистов и связи заведовал генерал Волк. Главные школы, по сведениям германской разведки, находились в Москве, Звенигороде и Куйбышеве.

Школы были 3 разрядов: для высшего командного состава с полуторагодичным курсом, для среднего — шестимесячным и низшего — с трехмесячным курсом. В школах проводили обучение командиров, связистов, минеров, террористов, оружейных мастеров и специалистов-разведчиков.

В программу наук входило: обучение тактике партизанского и антипартизанского боя, боя в лесу, горах, городах и ночью. Все виды диверсионной техники. Сигнализация, связь, радио и шифр. Обращение с немецким оружием. Немецкий язык. Немецкая психология. Знакомили с методами германского Абвера. Оккупационной администрацией. Полицией. Антипартизанских национальных формирований. Давали физическое воспитание и проводили тренинг — форсированные марши по трудно проходимой местности. Ночные передвижения. Учили плаванию, хождению зимой на лыжах, конспирации и вообще жизни в германском тылу и тяжелых климатических и политических условиях.

Так готовилась эта чрезвычайно трудная и огромная военно-политическая работа.

Из этого мы видим, как политически серьезно и, с военной точки зрения, высоко квалифицированно было поставлено партизанское дело в рядах наших противников.

Вторая мировая война на Восточном фронте дала целый ряд политических и военных результатов диверсионной акции партизанских бригад. Ниже я приведу таблицу этой боевой деятельности. Была организована 200-тысячная партизанская масса, которая выдвинула целый ряд партизанских вождей, из которых наиболее отличившимися являются следующие: Ковпак, Сабуров, Федоров, Клещев, Медведев, Гришин, Антонов, Кудря, Науменко, «Батя», Гриненко, «Тарас Бульба», Куделис и Рубенис.

Этим партизанским вождям и обязан германский тыл своими огромными военными потерями. Презренные бандиты оказались реальной боевой силой.

Перейдем теперь к разбору конкретных исторических примеров из эпохи Второй мировой войны, когда массовые партизанские действия оказывали тяжелое влияние на оперативные решения германского командования.

По сведениям германской военной разведки— Абвера, общие директивы, относящиеся к ведению малой войны на Востоке, исходили от самого Сталина — главы СССР. Непосредственное руководство «зеленой армией», как сказано выше, лежало в руках генерала Пономаренко, который стоял во главе Центрального штаба партизанского движения. Маршал Ворошилов— доверенное лицо Сталина — был связью между генералом Пономаренко и главным военным фронтовым командованием.

Генералу Пономаренко подчинялись белорусский, украинский и другие краевые и областные штабы партизанского движения. В его обязанность входило ежедневное представление самому Сталину общей сводки партизанских военнополитических акций.

Во время отхода советских вооруженных сил из Белоруссии и Украины была проведена колоссальная подготовительная военно-политическая и административная работа. Согласно приказу советской Ставки, было начато уничтожение промышленных центров, орудий производства, железных дорог, электрически-газовых станций, плотин и мостов. В тылу германской армии были оставлены при отступлении партийные ячейки, как нелегальные организации будущих кадров партизан, пропаганды и саботажа. Были заложены будущие центры партизанского снабжения, приемные пункты для отбора отставших солдат или бежавших из германского плена красноармейцев, в целях отправки их через действующий фронт в советскую армию или же в лес в «зеленые» партизанские бригады.

В октябре 1941 года Адольф Гитлер по политическим соображениям приказал: несмотря на приближающуюся зиму, непроходимую грязь на дорогах, германские потери, расстройство транспорта, износившуюся и требующую замены военную технику и отсутствие оперативных резервов, наступать против советских армий, остановившихся на границе Великороссии.

Приказ был отдан против общего мнения германского Генерального штаба и группы покрытой славою полководцев.

Погруженный в визионерство своей «мистической стратегии», он считал, не желая слушать голосов Абвера (германской военной оперативной разведки), что советская армия психически надломлена, ее обученные резервы исчерпаны, военная техника разгромлена, правительственная власть коммунистической партии расшатана, а сама российская нация потеряла сердце и волю к дальнейшей борьбе.

Идя за фантастическим полетом своей стратегической мысли, германский фюрер блуждал в мечтах еще в 1942 году победоносно окончить Восточную кампанию.

2 октября 1941 года, выполняя приказ своего фюрера, германские армии перешли в наступление. Оперативное направление было Москва.

Целым рядом блестящих ударов германские полководцы создают два колоссальных оперативных «котла»: под Брянском и Вязьмой. Немцы берут в плен около 1 миллиона советских солдат. Германские стальные танковые клинья, вытягиваясь, начинают смыкаться, готовя советским вооруженным силам небывалые Канны. Московские Канны. На левом, северном фланге, генерал-полковник Геппнер подошел к Калинину. На правом, южном фланге, знаменитый танковый полководец — генерал-полковник Гудериан, пройдя Орел, начинает спускаться к Туле. 18 октября центральная армейская группа генерал-фельдмаршала фон Клюге взяла Можайск и подошла вплотную к внутреннему поясу обороны города Москвы. Казалось, что историческая участь революции в Советской России была решена. Казалось…

Но тут произошло то, что уже предчувствовало германское командование, но чего упорно не хотело понять и признать германское государственное руководство. Руководство, подчинившее себе полностью германскую стратегию.

На историческую сцену вышли традиционные, не советские, а русские генералы.

Три генерала: зима, пространство и время.

Первый генерал — пространство — подготовил выход на историческую сцену второго генерала — время. Время спасло от разгрома советские армии. Оно дало возможность проведения реорганизации. Подтянуть из Сибири оперативные резервы, где, к счастью для Советов, японская армия, стоявшая в Маньчжурии против них, преступно бездействовала. И то же время привело германские армии к стенам Белокаменной Москвы только к началу наступления третьего генерала — русской суровой зимы, зимы в 40 градусов мороза.

Этот генерал — зима, вышедший на боевую арену, сковал морозом, после ужаснейших осенних дождей и непогоды, все «проходимые» и «непроходимые» дороги, и покрыл их, после тяжелых снежных бурь, глубоким снежным саваном.

Дороги практически перестали существовать. Все было предварительно размыто, потом занесено глубокими сугробами и, в окончательном расчете, сжато в ледяные тиски.

Ни прохода, ни проезда.

Все движение в течение одной ночи, как по мановению волшебной палочки, мгновенно приостановилось. Бензин и смазочные масла замерзли. Авиация опустилась на занесенные снегом аэродромы без возможности снова взвиться в небесную высь. Танковые и механизированные дивизии увязли на полдороге. Снабжение зарылось в снежных сугробах. Горючее, то есть кровь современной механизированной армии, перестало циркулировать.

Три вышеуказанных генерала спасли Советскую армию от окончательного погрома.

К советскому фронту начало подходить сибирское пополнение, военная техника, боеприпасы, снабжение и теплая одежда. Все на приспособленном к зиме моторе, а пополнение — в меху и валенках.

Германская армия в своих «ветром подбитых» шинелях начала замерзать. Десятки тысяч отмороженных солдат увозили поезда на родину. Неприспособленная техника была выведена из строя. Транспорт, как уже было сказано выше, зарылся в российских снегах. Снабжение покрывало только 10 процентов требования фронта.

Германская армия начала выбиваться из сил. И в это критическое время в тылу германского фронта начала разворачиваться по всем правилам революционного искусства «малая война».

Для усиления партизанских действий сквозь тонкий германский фронт, вернее, только обозначенный фронт, прорвался конный корпус генерала Белова. Партизаны организовались и перешли в энергичное наступление. И через несколько недель, вся территория на сотни километров в тылу германского центрального и отчасти северного, замерзших фронтов, оказалась под полным контролем советских партизан. Хорошо знакомая картина. Все полетело в воздух. Ни прохода, ни проезда. Запылали амуниционное депо, склады снабжения, средства транспорта, и разбивались связь и коммуникации.

Положение германских центральных армий стало критическим.

Без нормального оперативного тыла, без нормальной коммуникации и снабжения германская армия не только не могла продолжать наступление, но и, больше того, она не могла оставаться — замерзать на месте. И под решительным давлением командующих генералов германская Ставка должна была, скрепя сердце, отдать свой первый приказ об отступлении.

Не знавшая до сих пор поражения, германская армия начала свой первый оперативный отход на презираемом ими до сих пор Восточном фронте.

Это была первая оперативная победа советского оружия, выигранная при действительной помощи партизанских военнополитических акций.

Партизаны торжествовали. Партизанское дело перешло в историю военного искусства. Вводилось новое оперативное положение, что в огне партизанских пожаров «малой земли» и при одновременном давлении регулярных армий «Большой земли» неприятельский фронт держаться не может.

* * *

Политика германской оккупационной власти «пахала борозды», по которым организационно шли партизанские бригады. Несколько подробнее об этом я буду говорить ниже — в главе о политике.

Под искусным центральным руководством советского командования партизанское движение на Востоке, в тылу германских войск, начало расти подобно снежному кому.

От тактический акций 1941 года оно перешло в оперативные действия 1944 года.

Непрерывно в лес сбрасывались парашютисты, просачивались или прорывались отдельные отряды, бежали военнопленные, уходили недовольные, шли патриоты и скрывались уголовные преступники. Ширилась партизанская политическая акция, и свирепствовал дикий лесной террор. Потом началась поголовная мобилизация в партизанскую «зеленую армию». Мобилизация в тылу неприятельских войск. И к 1944 году был построен, как уже было выше сказано, второй партизанский внутренний фронт. Фронт на протяжении около 1500 км и в глубину полосою от 200–300 км. На этом фронте «гуляла» 200-тысячная партизанская масса.

К этому историческому времени немцы с большим трудом удерживали небольшую, глубиною в 50 км, прифронтовую полосу, а дальше, как уже было сказано, километров 200 (иногда и много глубже) были партизаны. Была власть «малой земли», которая полностью зависела от центрального управления «Большой земли».

Для большей ясности вышеуказанной партизанской активности разберем еще один исторический пример блестящей координации партизанских акций с действиями регулярных советских войск. Это пример великолепного оперативного взаимодействия.

Рассматривая первый исторический пример, мы видели прекрасное оперативное взаимодействие партизанских бригад с советскими войсками во время грандиозного коммунистического отступления. Оперативное взаимодействие во время тяжелого стратегического отхода.

Второй исторический пример, ниже нами рассматриваемый, относится к координации партизанских акций с боевыми действиями советских армий во время их наступления. Во время оперативного фронтового прорыва.

22 июня 1944 года грандиозная советская масса, силою около 130 пехотных дивизий, 17 моторизованных бригад, 6 кавалерийских дивизий и 35 танковых бригад при поддержке могущественной тактической авиации обрушилась на один из участков германского центрального фронта, между реками Двиною и Припятью, участка, обороняемого слабыми германскими силами — около 30 пехотных дивизий, при поддержке небольших танковых соединений и при почти полном отсутствии тактической авиации.

Тактический удар был всесокрушающим. Германские дивизии были сметены наступающей советской военной лавиной. На центральном участке германского фронта обозначился грандиозный оперативный прорыв. В течение 4 недель победоносные советские вооруженные силы на протяжении в 400 км прошли в оперативном прорыве 50 км в глубину, и германский участок Восточного фронта физически и оперативно перестал существовать.

И в это чрезвычайной тяжелое боевое время для германских фронтовых дивизий партизанские бригады прервали сообщение истекающего кровью германского фронта с его оперативным тылом. Тыл горел. Пути сообщения, транспорт, склады боеприпасов и связь оказались в руках партизанских бригад. «Зеленые солдаты» добивали все то, что не успела раздавить двигавшаяся вперед советская лавина. Связь не действовала вплоть до радиосвязи. Германское радио глушилось партизанами специально для этого приготовленными радиоаппаратами. Германское командование выпустило управление из своих рук. На угрожаемом участке фронта отступающие германские дивизии остались без боеприпасов и снабжения. Все погрузилось в море огня, и через это море приходилось уходить на Запад недобитым частям германских дивизий.

Оперативная координация действий партизанских бригад с регулярными советскими армиями была идеальная.

Когда советская танковая масса прорвала редкий германский фронт и советские танки устремились вперед, то шли они от партизанского рубежа к рубежу. На этих рубежах ждала их пехота. В данном случае оперативные рубежи советских танковых бригад назначались на заранее приготовленных рубежах партизанских бригад. На этих рубежах партизанская пехота ожидала прихода советских танков. В дальнейшем она прикрывала их продвижение. Закрепляла за ними захваченные пространства. И сопровождала советские танки вперед до подхода к ним советской моторизованной регулярной пехоты. Партизанские бригады чинили, строили и сторожили для наступающей советской армии все виды путей сообщения.

Вышеуказанная партизанская акция была историческим, классическим примером нового советского революционного оружия и нового оперативного фактора, то есть координации действий между наступающими регулярными армиями и партизанскими бригадами, оперирующими в тылу противника.

Город Минск — центр германских властей, как гражданских, так и военных — еще накануне подхода регулярных советских войск был полностью партизанскими отрядами отрезан от германского стратегического тыла.

Разбитые германские дивизии уходили на Запад, пробиваясь сквозь тесное огненное кольцо партизанского движения.

«Зеленая армия» жестоко расправлялась со всеми отсталыми немцами и брошенными ими ранеными.

Германскому Генеральному штабу пришлось заплатить за пренебрежение «лесным противником» и за отсутствие в своих оперативных расчетах поправки на время концентрации войск, переброски резервов, подхода к полю боя и ухода в условиях тотальной порчи партизанскими бригадами путей сообщения, транспорта и всех видов связи.

Пришлось заплатить за отсутствие поправки на заготовку запасов военной техники, боеприпасов, снабжения и горячего материала. Заплатить за отсутствие поправки на расчет дивизий для прикрытия своих флангов и тыла во время фронтовых действий от нажимающих на них партизанских бригад.

В будущем, каждому западному Генеральному штабу, в грядущих военных кампаниях, в своих стратегических расчетах, придется считаться с некоторыми коэффициентами оперативных поправок. Поправок, как уже было сказано выше, на «малую войну».

Придется считаться с коэффициентом оперативных поправок. Но каким коэффициентом? На этот вопрос должна дать ответ история стратегии последней кампании. Дать ответ, изучая советское революционное военное искусство.

Иначе грядущая Третья мировая война сможет привести армии западных демократий к военной ситуации, аналогичной той, в которой оказались германские победоносные армии в 1944 году на Восточном фронте.

А ведь в будущей Третьей мировой огневой кампании русский Восточный фронт будет всюду и везде.

Ведь война предстоит с революционным противником.

 

Глава VIII. О стратегии

«Бог войны» — Наполеон — говорил: «Большие стратегические планы всегда содержат глубокие государственные или политические идеи».

Старая королевская французская школа болела отсутствием движения в военном интеллекте. Великий полководец дал ей революционную реорганизацию, и французская армия пошла к победам.

Первая мировая война в самый разгар своих кровавых действий зарыла армию в землю. Начался декаданс военного искусства. После окончания кампании победители погрузились в самодовольную военно-консервативную статику. Германия же, проигравшая Первую мировую войну, вследствие своего полного разоружения и невозможности искать военного реванша на полях сражений старыми классическими методами, заставила свою военную мысль искать в тиши законспирированных военных кабинетов новые методы боя и новую организацию вооруженных сил. Германская военная мысль, переработав боевой опыт прошлой кампании, пошла за революцией техники. Она силою мотора поборола косность земли. Танковые дивизии и люфтваффе стали главным оперативным оружием маневренной кампании. Воскресший германский Генеральный штаб поразил западные демократии этой оперативной внезапностью, революционной тактикой танковых войск и глубокой оперативной координацией между ними и штурмовой авиацией. Началась эпоха «блицкригов». Западные демократии дорого заплатили за свою военно-консервативную статику и за свою психологию тогдашней кампании. За линию Мажино. И, прежде всего, за упорное нежелание революционно учиться.

Правда, передовые умы западной военной мысли предсказывали грядущие события. Английский генерал Фуллер, английский военный писатель Лиддел Гарт и французский генерал де Голль взывали к своим правительствам и к своим парламентам. Требовали реорганизации армии. Но их не хотели слушать. Западным демократиям за ошибки своих политиков и генералов пришлось расплачиваться кровью своих солдат.

И хочется мне снова задать вопрос, исторический вопрос: будет ли теперь учиться военно-консервативная демократия или она проспит, как некогда проспала германскую, теперь военно-революционную работу советского Генерального штаба?

Конечно, мне могут сказать, что Германия и Россия — это континентально думающие народы. И что в войне на земле, на море и в воздухе их военная мысль не смогла охватывать в прошлом и не охватит в будущем общей и генеральной координации стратегического взаимодействия всех родов войск и во всех трех стратегических измерениях. На это я отвечу, что сегодня в советском Генеральном штабе отлично понимают и учитывают, что в обеих мировых прошедших кампаниях оба раза морские державы поставили на колени континентальные нации. Поэтому теперешняя морская программа советского правительства может рассматриваться как ответ опыту истории.

Ведь еще знаменитый американский адмирал Махан сказал, что господство на морях базируется не только на силе морского флота, но и на динамизме нации, географическом положении, профиле берегов, величине территории и на характере правительства.

И в этом случае, мне кажется, что динамизм нации и характер правительства сыграют первенствующую роль. А в силе первого и второго, как показывает нам советская история, сомневаться не приходится. Морской же флот строится за золото. А этого ископаемого достаточно в горах Уральского хребта.

Я позволил себе малое отступление, чтобы глубже ввести читателя в понятие темы, темы о новых технологических и революционных оружиях боя.

Времена, когда война велась профессионалами, военными кастами, оторванными от своих наций, ушли безвозвратно в историческое прошлое. Сегодня единство фронта, технологии и тыла имеет исключительное значение.

Значение внешнее, политическое, экономическое и социальное. Без прочного национального тыла — нет сильного самоотверженного фронта. Моральное состояние нации непосредственно отражается на психике действующей армии. Надо глубоко понять, что тыл снабжает армию не только техникой, боеприпасами, одеждой и снабжением, — нет, но и дает действующей армии живое пополнение. Живых, мыслящих и действующих солдат.

Поэтому современная стратегия не может основываться исключительно на учете количества дивизий и мобилизационного военного потенциала. Современный оперативный расчет должен знать, что его военный потенциал находится в прямой зависимости от моральных, политических и социальных сил нации, а также от естественных богатств страны. От ее промышленности, технологии и военных изобретений. Отрыв чисто военного потенциала от всех вышеуказанных факторов лишает оперативный расчет всякого практического военного значения.

В эпоху тотальных войн действующая армия, ее военная машина и ее тыл должны быть непосредственно связаны в одно нераздельное целое.

Но не так было на германском Восточном фронте во время Второй мировой войны.

Германский оперативный и стратегический тыл был расстроен и отделен от действующей армии оперирующими массами советских партизан.

Оперативный принцип фон Мольтке Старшего «врозь идти, вместе драться» — теперь стоит перед новой дилеммой: как врозь пройти, чтобы потом вместе драться, пройти сквозь районы и зоны, оккупированные солдатами «зеленых армий» и находящиеся под политическим контролем жестокого противника?

Как провести оперативную концентрацию, когда горят пути сообщения, а все боевые склады и запасы горючего летят в воздух? А ведь современная война — это война бензинного мотора.

Пассивная оборона рубежей, при такой же интенсивности огня, требует также глубокой эшелонированной системы обороны.

Какими же боевыми методами можно будет сегодня добиться свободы оперативного решения и свободы маневра в обоих указанных положениях, если на операционных линиях и в глубоком тылу жестоко «гуляют» партизанские бригады?

На все вышеуказанные вопросы, если не ответит политика, то должна ответить классическая стратегия. Другого выхода нет, и быть не может.

* * *

Советская военная наука утверждает, что Вторая мировая война была грандиозным историческим вступлением в эпоху новых революционных войн, когда классическая стратегия будет перемешиваться со стратегией «малой войны».

Что будущая мировая война будет войною и национальной, и классовой.

Регулярные сражения будут чередоваться революционными восстаниями. Проволока и мины траншей переплетутся с баррикадами гражданского населения. И здесь чрезвычайно важно отметить, что старый военный тезис, что действующие регулярные армии не могут свободно маневрировать, не имея обеспеченных коммуникаций, является истиной, и то только относительной истиной для регулярных армий. Но «зеленые армии», партизанские бригады могут воевать без обеспеченных коммуникаций, без твердого и постоянного тыла.

Правда, история знает некоторые исключения, но ведь поговорка гласит, что именно исключения и доказывают правду истины.

И тут встает вопрос во всей его исторической глубине. Права ли советская военная доктрина, которая говорит, что сегодня можно воевать без стабилизированного тыла?

Опыт последней мировой войны показал, что регулярные армии, во всяком случае, могут некоторое время «висеть в воздухе». Держать связь, получать пополнение, технику и снабжение по сравнительно мало уязвимым «небесным путям». Конечно, для этого должно быть завоевано, хотя бы временно, местное, тактическое воздушное пространство.

В «Демянском котле» почти три германских корпуса проседали около 9 месяцев, будучи полностью отрезанными от своих оперативных баз.

Польская национальная подземная армия (АК — Армия Крайова) организовывалась, снабжалась, а потом восстала в Варшаве, в городе, не только отрезанном от своих оперативных баз, но и больше того — оккупированном неприятелем. Все вооружение и снабжение шло почти исключительно из Лондона по «воздушному мосту».

Последним грандиозным организационным опытом было снабжение по воздуху столицы Германии, блокированного советскими войсками Берлина. Англо-американский воздушный флот прорвал эту наземную советскую блокаду.

Аэроплан и парашют — это, конечно, новая связь и новый вид транспорта. Но в какой мере эта связь и этот транспорт окажутся действительными в боевой обстановке, на этот чрезвычайно жизненный вопрос сможет дать исчерпывающий ответ только всесторонний боевой опыт. Корейские «огневые маневры» не могут быть полностью приняты во внимание, ибо они проходили при тотальном воздушном превосходстве одной из воюющих сторон.

Не надо забывать и обратного опыта, что в осажденном Сталинграде германским дивизиям пришлось сдаться, ибо люфтваффе не смогла победоносно разрешить поставленную ей вермахтом тактическую задачу.

Поэтому на поставленный в заглавии вопрос, носит ли уже, при теперешних технических возможностях, «малая война» потенциальные зародыши стратегии, ответить окончательно не представляется возможным.

Партизанское движение товарища Тито оттянуло на себя несколько германских и итальянских корпусов. Оно подарило союзникам огромную территорию. Территорию чрезвычайно важную в оперативном отношении. Это, уже, конечно, зародыш стратегии.

Польское восстание в Варшаве не было поддержано союзниками. Поэтому исторически оно оказалось тактическим эпизодом. Однако и этот тактический эпизод в течение 6 недель связывал оперативно германское фронтовое командование и, конечно, при иных политических обстоятельствах это восстание могло бы сыграть роль оперативного, а, может быть, и стратегического характера.

О советском партизанском движении исчерпывающе говорилось в отделе «О тактике» и «Об оператике», и мы видели, как из тактического фактора гражданской войны, оно, на Восточном фронте, в эпоху последней кампании, стало оружием оперативного влияния. И нет оснований не считать, что при благоприятных геополитических, военных и социальных условиях, а также при четкой организации и достаточном насыщении сил, «малая война» может перейти в область решающих элементов классической стратегии.

На основании всего вышеизложенного и нашего боевого опыта, я разрешаю себе придти к нижеследующим дисциплинам стратегического характера.

1. «Малая война», достигшая большой численности бойцов и высоко национального и политического напряжения, может выполнять боевые задачи не только тактического значения или оперативного характера, но даже покушаться на решение таковых и в области стратегии.

Партизанское движение. Национальное восстание. Гражданская война. Под влиянием политической агитации или социальной революции, выход из коалиции одного из союзников или переход его во вражеский лагерь, — все вышеуказанные факторы являются, конечно, уже элементами стратегического характера.

2. «Малая война» может вестись на пространстве от прифронтовой тактической полосы до оперативного предполья, а при благоприятном развитии даже до стратегического тыла вражеских столиц или оккупированных стран.

3. Разнообразие условий — национальных, военных, политических, экономико-социальных, психологических и географически-топографических — требует совершенно разных методов и форм подготовки и ведения малой войны. В зависимости от этих условий «малая война» может носить характер тактических, оперативных или даже стратегических действий.

4. Саботаж, террор, диверсия, партизанское движение, открытое восстание или революция — все это только степени развития «малой войны», степени тактические, оперативные или даже стратегические.

5. Современная военная техника, пустота тактического и оперативного предполья, национальные шовинизмы, национальные революции в колониях, политические и социальные брожения в капиталистических государствах являются, конечно, факторами, благоприятствующими развитию «малой войны» от тактики через оператику до стратегии.

6. Дальнейшее развитие воздушной техники и техники связи даст неограниченные возможности централизации, расширения, углубления и гибкости управления «малой войной».

Координация действий воздушных десантов, регулярных войск с военно-политическими акциями партизанских движений может также привести «малую войну» к разряду факторов стратегического значения.

Но об этом положении я буду говорить несколько ниже.

* * *

Уже вышеуказанный английский военный мыслитель Лиддел Гарт в своих воспоминаниях пишет: «Ведя войну, надо думать о будущем мире. Нельзя тотально уничтожать неприятеля. Надо думать о его торговле, о нашем будущем рынке экспорта. Надо сохранить покупную силу побежденного неприятеля». Это характерное мышление англосаксонца. Но ведь сохранение рынка — это сохранение хозяйственных объектов. Сохранение промышленности внутреннего рынка, а быть может, и экспортного потенциала. Но ведь в каждую промышленность входит и сугубо военная промышленность. Тяжелый экономический совет Генеральному штабу. Какие же объекты подлежат бомбардировке?

И то, что трудно решить сверху, при падении воздушных бомб, то с большой точностью может быть указано в наземных партизанских боевых задачах.

Посмотрим же, как велась партизанская борьба в процессе их боевых акций против экономики и хозяйства оккупанта или в глубине территории неприятеля.

Статистика Второй мировой войны еще полностью не составлена. Поэтому трудно еще определить, где нанесла и на каком фронте свой главный удар «малая война». В сфере ли военных операций или в сфере военно-национального хозяйства. Своими ли акциями саботажа и диверсии или своими открытыми боевыми налетами.

Во всяком случае, наш боевой опыт говорит, что во время Второй мировой войны партизанские бригады наносили удары по экономической стратегии противника так же жестко, как и по оперативным тылам действующих армий. Тем более, что обстановка им благоприятствовала, ибо вследствие союзных воздушных бомбардировок большая часть германской военной промышленности была перенесена в оккупированную зону на восточные земли. Кроме того, многие центры стратегической промышленности, связанные на месте с восточным сырьем, в принципе находилось на Востоке.

Военные акции против экономики начались почти что с первыми выстрелами партизанских бригад.

Партизаны мешали уборке зерна. Статистика показала, что на Украине и в Белоруссии около 40 процентов было уничтожено. Лесоразработки почти прекратили свою рабочую деятельность.

Политический террор партизанских бригад заставил полностью крестьян прекратить свои доставки. Как, например, по плану 1943–1944 гг. из намеченных 500 000 тонн зерна была доставлена немцам только одна четвертая часть.

В Польше из-за саботажа и диверсии военная промышленность работала с невероятными перебоями. До 60 процентов сырья и готовых изделий портилось или исчезало по дороге. Нефтяные поля юго-восточнее Кракова находились под постоянным ударом партизанских террористических набегов. Продукция нефти снижалась катастрофически. Рабочие на фабриках и в поле работали под непрестанной угрозой террора диверсионных партизанских бригад, а потому количество и качество их работы постоянно ухудшалось и непрерывно шло на убыль. В конце концов, рабочие и крестьяне начали разбегаться. Боясь репрессий со стороны германской оккупационной власти, они, естественно, бежали в лес, и этим пополняли действующие партизанские бригады. Очень часто партизаны открыто нападали и жгли активно работающие заводы.

Из отчета польской секретной информационной службы мы видим, что в районе только одной Ченстоховы было сожжено 32 крупных завода и уничтожено 400 более мелких.

Не лучше обстояло дело и в «союзной» Словакии.

Туда, в долины и ущелья, была перенесена сравнительно большая часть военной германской промышленности, уходившей от воздушного террора англо-американской авиации. Невероятно интенсивная «малая война» в «союзной» Словакии заставила германскую хозяйственную администрацию уйти обратно в Германию, предпочитая террор «Эр-форса», чем наземные террористические акции советских партизан.

«Малая война» оказалась страшнее воздушного оружия.

В Судетах «зеленая армия» сожгла и уничтожила до 60 процентов фабрик и заводов, работавших на германскую военную промышленность.

Приблизительно та же тяжелая картина разворачивалась на Балканском полуострове.

Вот краткий исторический обзор, поверхностный обзор советских партизанских акций на Восточном фронте, направленный против германского национального хозяйства.

Углубляясь в этот вопрос, можно было бы привести большое количество статистических данных, но это перегрузило бы внимание читателя вопросами военной экономики, что не является, конечно, целью этой книги.

Но уже из этих выдержек, кратких статистических данных, совершенно ясно вырисовывается картина партизанских военных действий против вражеской военной экономики.

Картина могущества «малой войны».

Развитие в будущей огневой кампании вышеуказанных партизанских действий, против национального экономического потенциала воюющего противника, конечно, будет относиться к области военно-политических акций и потерь государственной стратегии.

Старая военная истина, гласящая, что партизанское оружие является оружием слабейшего, не выдерживает, в свете новейшей истории, военной критики.

В 1943–1944 гг. Советская армия на Восточном фронте не была слабейшим союзником среди воюющей демократии и, конечно, в данное историческое время сильно превосходила германский вермахт как по количеству дивизий, так и по качеству военной техники.

И все-таки эта могущественная армия, сумевшая отступить до Сталинграда с тем, чтобы потом пойти вперед и, пройдя тысячи километров, войти во вражескую столицу, эта армия не пренебрегала ни организацией «малой войны», ни развитием этой революционной военной доктрины, а на полях сражений доказала, что в будущем классическая стратегия должна будет сочетать свои действия с действиями революционной стратегии.

Советская военная наука подтвердила на опыте, что рядом с национальной войной можно вызвать к бою элементы идеологической деморализации, политического брожения, экономического саботажа и социальных беспорядков. И что если представится благоприятная возможность, то, суммируя все вышеуказанные элементы, можно будет раздуть бурю гражданской войны и этим создать новые глубокие факторы политического и стратегического значения.

Перейдем теперь к краткому обзору современных партизанских действий на основании последнего боевого опыта, проведенного во время так называемой освободительной войны в Корее.

Передо мною лежат советские газеты. Посмотрим, что говорят эти мастера партизанского дела о «зеленых» корейско-китайских акциях на Дальнем Востоке.

Москва пишет: «На юге оккупированной Кореи нет ни одного уезда, ни одного малого селения, ни леса, ни гор, где бы американские интервенты чувствовали себя совершенно спокойно. Земля горит под ногами западных империалистов и их пособников. Вся северная и южная Челла, Кенсан и северная часть Чунчена являются сегодня огромными очагами партизанского движения.

Организован второй фронт, фронт зеленой армии, против которой брошено в бой четыре северо-американских дивизий, одна канадская сводная бригада и многочисленные полицейские части Лисынмана.

Недавно южно-корейское национальное собрание в письменной форме обратилось к генералу Ван Флиту, главнокомандующему союзных войск в Корее с просьбой усилить карательную армию, сражающуюся против партизанских войск, и генералу пришлось снять с фронта пятую дивизию и отправить ее в горы».

Московская «Правда» отмечает, что за последнее время полностью захвачены следующие области — Намвен, Ченын, Хасун, Коксен, Чанхын, Курэ, Сачем и Сакчен.

Мне кажется, что к этому сообщению добавить нечего. Все дальнейшие комментарии будут излишними.

Дальше советская информация повествует о некоторых подробностях партизанской акции. В боях против войск УНО, как говорят Советы, за последнее время было уничтожению несколько десятков вражеских полков и спущено под откос сотни транспортных поездов, военных эшелонов, автоколонн и взорвано множество военных складов. Советские газеты пишут: во многих южнокорейских губерниях и областях, в тылу оперирующих американских войск, восстановлена власть Северо-корейского правительства, как, например, в губерниях Кваньян, Тянхич, Хамян и даже в самом Цусане взрываются американские военные арсеналы и поджигаются склады боевого снабжения.

Для нас, прошедших Вторую мировую войну на Восточном фронте в рядах германского вермахта, выше нарисованная партизанская картина хорошо знакома. Она указывает на то, что в тылу американских войск организована власть «малой земли», и что «зеленая армия» координирует свои военно-политические акции с оперативными действиями регулярных китайских масс. Масс медленно, но верно «всплывающих» с северо-корейских высот на простор полей Южно-Корейской Республики.

Генерал Эдвард М. Альменд в своих воспоминаниях по поводу корейской кампании пишет: «Не будем себя обманывать — опасность Корее вырисовывается совершенно ясно. Мой боевой опыт меня убедил в том, что наш будущий эвентуальный противник является врагом наиболее коварным, бессердечным и наименее поддающимся угрызениям совести. Он чрезвычайно жесток, даже в отношении своих собственных людей. Это наиболее страшный противник, которого знает наша новейшая история. А цена, за которую мы сражаемся, является высокой ценою, ибо это — наша Родина, наши дома, наши семьи и наша форма современной культурной жизни».

Вот свидетельство фронтового солдата. Солдата, перенесшего на своих плечах всю тяжесть Корейской кампании.

Смело можно повторить исторические слова германского императора Вильгельма II: «Народы Европы, оберегайте ваши священные права!»

Несколько изменяя, скажем: Народы западных демократий, оберегайте вашу свободу, иначе в модном лозунге «кровь за кровь» захлебнутся ваши нации и ваша христианская цивилизация. Азия просыпается. Азия, зажженная коммунизмом, встает. Время политических и экономических колоний сдается в архив.

Был бы не полон краткий послевоенный обзор современных партизанских движений, если бы не вспомнить о том, сколько труда и крови стоила регулярной английской армии борьба с партизанскими войсками на Малайском полуострове.

И в заключение скажем откровенно, что ведь в Индокитае французская регулярная армия проиграла колониальную войну исключительно потому, что не понимала и не умела воевать против тактики малой войны, согласно которой, в принципе, воевали не только туземные иррегулярные силы, но и пришедшие к ним на помощь китайские «добровольцы».

* * *

Трудно, конечно, уже сегодня говорить о чисто стратегических возможностях «малой войны». Однако, изучая советскую партизанскую тактику, тактику как в обороне, так и при наступлении и просматривая наш боевой опыт — опыт Второй мировой войны на Востоке, где партизанские действия разворачивались в широких оперативных масштабах, не только можно, но и должно предположить, что «малая война», достигшая известного количественного и качественного напряжения, начнет влиять на планирование и развертывание классической стратегии.

Уже сейчас следовало бы подчеркнуть заслуживающие внимания нижеследующие военные положения.

1. Углубление координации между оперативными действиями фронтовых войск и боевыми акциями партизанских бригад, при соответствующих боевых масштабах, сможет стать фактором стратегического значения.

2. С точки зрения стратегии, заслуживает внимания вопрос совместных боевых действий партизанских бригад с регулярными тыловыми десантами воздушных войск.

Но об этом подробнее я буду говорить ниже.

3. Блокирование подвижными крепостями, то есть партизанскими очагами целых областей и районов в тылу у противника и этим нарушение коммуникации или уничтожение путей оперативного сообщения является, конечно, предметом специального изучения. Развернутый до широких размеров, этот боевой фактор может нарушить все нормальные оперативные расчеты и калькуляцию классической стратегии.

4. Военная разведка должна внимательно следить за подготовкой противником будущего театра военных действий. Размеры подготовки этого внутреннего фронта могут ответить на роковой вопрос: быть или не быть гражданской войне? А ведь гражданская война или поголовное национальное восстание являются, несомненно, элементами стратегического характера.

5. Факторы психологического и организационного вида партизанского движения, а также усовершенствование партизанского вооружения при дальнейшем развитии военнополитических доктрин партизанского дела, должны явиться военно-политическими положениями большого значения. Все вопросы, связанные с принятием контрпартизанских мер или, вернее, методов борьбы против малой войны, должны быть предметом старательного их изучения. Изучению их должно быть посвящено достаточно времени, ибо, как показал боевой опыт, в особенности на азиатских лесных и горных «просторах», они смогут сыграть решающую оперативную роль и глубоко потрясти все стратегические планы военных кампаний.

Конечно, вышеприведенный краткий перечень не исчерпывает всей разносторонности партизанской проблемы. И я повторяю, что от глубокого изучения их не имеет права уклоняться ни один Генеральный штаб западных держав.

Так как ни одно правительство и ни одно военное командование не смеет пренебречь теми военно-политическими преимуществами, какие не может дать организация «малой войны» против каждого потенциального противника. А потом нельзя не понимать ту огромную опасность, которую сможет создать полный динамики революционный неприятель, вооружая в тылу воюющих демократий весь ненадежный для них государственно-политический элемент.

Здесь я должен еще сказать и подчеркнуть, что при изучении всех вышеуказанных дисциплин партизанского движения, с точки зрения государственной стратегии, надо помнить, что «малая война» является, прежде всего, национальным фактором борьбы, и только потом уже эвентуально революционным. Вернее, это национально-революционный продукт новой техники боя. Партизаны в принципе вырастают на родной земле. Партизанский боец — это, прежде всего, боец внутреннего отечественного фронта. И вот почему партизанский вопрос является вопросом, непосредственно связанным с политикой каждого государства. Он является вопросом государственной стратегии. Решением этого вопроса должна заниматься та часть Генерального штаба, в ведении которой находятся вопросы так называемой военной политики. Об этой военной политике несколько подробнее будем говорить ниже. Но уже сейчас я считаю нужным заметить, что партизанский вопрос, вернее, огонь партизанских восстаний, нельзя тушить ведением исключительно военной акции. Военные действия против партизан должны идти совместно и параллельно с соответствующей политикой оккупационной власти. Соответствующими мерами оккупанта. Мерами моральных, политических, экономических и социальных реформ. В ходе «малой войны» надо много глубже усматривать, чем в нормальной классической кампании, теснейшую связь между войной и политикой, о которой впервые сказал германский военный философ генерал фон Клаузевиц.

Припомним основные требования классической стратегии. Вот их краткий перечень:

а) цель (военно-политическая цель войн, поставленная политикой своей стратегии);

б) идея операции;

в) план;

г) координация управления;

д) маневр;

е) концентрация;

ж) экономия сил (выделение резервов);

з) элементы внезапности;

и) обеспечение свободы своего решения и свободы своих действий;

к) бой или успех сражений;

л) преследование противника с целью полного использования достигнутой победы или победа;

м) эвентуальная организация отхода.

Все вышеуказанные элементы классической военной науки являются и принципом успеха партизанского дела. Успеха тактического, оперативного или политико-стратегического.

Ведение классической войны, как известно, строится на строгой философско-логической связи между стратегической интуицией, оперативным мышлением и решительным волевым исполнением.

В партизанском деле, в переводе на меньший масштаб, успех базируется на боевой интуиции, глазомерном расчете и на решительности внезапного удара.

Мы живем в век грандиозной механизации военных действий. Однако, как бы ни была совершенна, технологически совершенна, современная военная машина, победа достигается исключительно совокупными действиями: искусной стратегией, опирающейся на все роды войск и виды оружия, и на все оперативные и тактические факторы маневра и огневого шока. Решающего, стратегически решающего войну оружия не было и, по всей вероятности, никогда не будет. Только координация всех вышеуказанных элементов может дать конечную победу.

Конечно, надлежит понимать, что военная машина, как и каждая машина, приводится в движение человеческими руками, и что от морального состояния этого человека, то есть бойца, приводящего военную машину в движение, зависит боевое совершенство этой машины. Будет ли ее механизм работать дисциплинированно, без перебоев и остановок, или она постепенно, засоряясь «саботажным» и «деморализационным» песком, начнет давать перебои и, в конце концов, отказываясь действовать, постепенно замирая, решительно и бесповоротно остановится.

Партизанское движение в тылу у противника — это песок, песок в механизме военной машины каждой регулярной армии. И надо знать, как ему противодействовать. А для этого надо старательно изучать военно-политические доктрины малой войны.

Корейская кампания показала, что при известном насыщении одной стороны (в данном случае, американского фронта) техникой, а с другой стороны, то есть коммунистического фронта корейско-китайской человеческой массой, наступает момент «подвижного боевого равновесия». Равновесия между машиной и человеческой массой.

Это динамично-боевое равновесие может быть опрокинуто введением в акцию партизанского движения. А наш прошлый боевой опыт показывает, что непонимание вышеуказанного положения и военно-консервативный способ мышления не раз приводили регулярные армии в борьбе против иррегулярных сил к проигрышам не только отдельных сражений, но и целых оперативных кампаний.

Западная военная мысль любит верить в военные «монополии».

В Первую мировую войну классическая стратегия безнадежно влезла в «позиционный тупик», и после этого уверовала в монополь «непроходимых линий».

Во Вторую мировую войну немцы прошли церемониальным маршем не только «непроходимые линии», но и железобетон укрепленных полос линии Мажино.

Великобританская империя веками веровала в «морскую монополь» и в свою связанную с ним неуязвимость.

Германские люфтваффе нарушили и этот «морской монополь», и неуязвимость Великобританских островов. Этот же великобританский «морской монополь» не помешал вырастить первоклассные морские державы и Соединенным Штатам Америки, и Японии. В результате Великобритания потеряла целый ряд своих колоний и свое монопольное военно-политическое положение.

Германский «монопольный танковый блицкриг» с его блестящим тактическим воздушным прикрытием выдохся где-то на российских необозримых просторах между Москвой и Сталинградом.

И надо смело подчеркнуть, что не «воздушный монополь» или «морской» во время Второй мировой войны дал англо-американскому миру окончательную победу над Германией.

Эта победа была получена только координацией действий всех элементов войны и всех родов войск: войны моральной, политической, психологической и действием наземных морских и воздушных войск и, конечно, морем пролитой крови советских, читай русских, армий.

В Корее американский воздушный стратегический и тактический монополь повис в воздухе. Грандиозное воздушно-американское превосходство не дало войскам УНО желательную и решительную стратегическую победу.

И вот теперь западные демократии желают упорно верить в новый монополь. В монополь атомно-водородных бомб.

Американская военная мысль заболела новым «блицкригом». Заболела атомным воздушным «блицкригом». Американцы забывают, что желаемое далеко еще не является действительностью. Первоклассные германские армии заплатили государственной смертью за веру в желаемое без твердых к тому и реальных оснований.

Вера — великий и важный принцип военного дела. Но она должна быть построена на твердо обоснованном оперативном расчете. «Вера без дел — мертва есть». И вера в победу, без достаточного к этому приготовленной армии, является политической фантазией.

Военная история учит нас, как часто ход революционных движений изменял процесс военного мышления и вводил в методы борьбы новые формы огневого боя. Формы часто совершенно неожиданные и глубоко революционные. Вспомним хотя бы, в качестве анекдота, как австрийский военный совет возмущался стратегией Наполеона, уверяя, что генерал Бонапарт не воюет по классическим правилам военного искусства. Эти претензии не помешали, однако, Наполеону разгромить Австрию, а потом и всю коалицию, и сделаться на долгие годы властителем Европы.

Военные профессионалы должны, как общее правило, изучать войну во всей ее многогранности и совокупности. Малая война подлежит глубокому изучению. Она сделалась одним из решающих факторов современной военной и политической кампании. Можно рискнуть, высказать положение, что малая война — это современный ответ революции на психологическое взаимоотношение между человеком и техникой. Она ищет равновесия между военной технологией и человеческой массой, и возвращает нас к старому виду чистого пехотного боя.

Ее кровь учит нас и подтверждает принцип, что современная война является, прежде всего, общевойсковой кампанией, где гармоничное развитие операций, операций всех родов войск и всякого вида военной техники, при целеустремленном взаимодействии стратегии с политикой, как внешней, так и внутренней, сможет дать сознательно воюющей стороне полный и окончательный успех.

«Малая война» является как бы звеном, связывающим на полях сражений боевую акцию с акцией чисто политического характера.

Поэтому надо помнить и рассматривать современную советскую военно-политическую доктрину «малой войны» доктриной военно-политической и социальной, глубоко научной и исторически сдавшей свой военно-политический кровавый экзамен.

 

Глава IX. О возможностях координации действий оперативно-воздушных десантов с элементами «малой войны»

Продолжая дальнейший анализ стратегических возможностей «малой войны», мы должны прийти к совершенно ясному заключению, что сегодня мы не живем в эпоху профессиональных войн, а в те исторические времена, когда грандиозные войны сливаются с колоссальными интернациональными движениями.

Народы перестали быть историческими статистами. Они сделались активными участниками разворачивающихся событий. И только в этом аспекте делается глубоко понятной советская доктрина о «малой войне».

Будущая Третья мировая война, конечно, не будет войною исключительно классически-огневого характера. Это будет, прежде всего, грандиозное идеологическое, политическое и экономическое столкновение при поддержке целого ряда операций. Первую скрипку будет играть государственная политика. И только ей в помощь будут разворачиваться соответствующие стратегические акции. Война не является теперь только продолжением политики, как некогда сказал об этом генерал фон Клаузевиц. Политика сама теперь ведет войну и в разных видах. Мы видим идеологическую войну, чисто политическую, «холодную», экономическую, социальную и, наконец, открыто огневую. И вот почему современным профессиональным солдатам надо уметь глубоко разбираться в государственной политике. Знать экономику и понимать современные социальные задачи.

Будущая Третья мировая кампания потребует от воюющих сторон также знания национальной психологии противника. Знания более глубокого, чем, как это ни странно, требовали все предыдущие классические национальные войны.

Поэтому чрезвычайно важно отметить следующую военно-психологическую истину, истину, относящуюся к психологии российской нации. Эта нация на протяжении всей своей истории знала много блестящих побед и выигранных кампаний, правда, пила она, и часто пила, чашу горечи великих поражений, но она никогда не знала и никогда не переживала исторического факта полного национального или государственного разгрома. Разгрома, так хорошо известного многим другим нациям мира.

Чтобы хорошо понять военную психологию каждой нации и ее психологические и боевые возможности, надо старательно изучать военной уставы этой нации. Ведь уставы армии — это зеркало ее души. Через военные уставы можно не только почувствовать, но и полностью понять военно-психологическую доктрину каждой армии. Продолжая наше рассуждение дальше, мы приходим к следующему выводу: чтобы понять военно-революционные идеи, инспирирующие новые доктрины, надо хотя бы теоретически революционизировать наше мышление. Теоретически, а быть может, и практически. Как часто мы упорно держимся старых военных доктрин и консервативных политических идей, которые жизнь давно уже сдала в исторический архив.

Выше говорилось, что уже в Корее выявились новые закономерности войны. Новый вид боевого равновесия. Равновесия между военной машиной и человеческой массой. И перед классической стратегией стал вопрос: техника ли сметет стоящую перед ней человеческую массу или эта коммунистическая масса раздавит слабое пехотное прикрытие военной техники западных демократий?

Ни одна из сторон для разрешения вопроса не решалась вести в бой атомную энергию, как во Вторую мировую войну удушливые газы, и этим настежь открыть ворота к тоталитарной планетарной смерти.

Таким образом, классическая стратегия не разрешила главного вопроса: как выйти из статики «подвижного равновесия» и маневром и огнем побороть роковое стратегическое соотношение между «инертной силой» азиатского пространства, человеческой массы и свободного оперативного марша вперед смертоносной военной технологии.

В Первую мировую войну стратегический вопрос, как побороть «окопное равновесие», был разрешен появлением на полях сражений танковой машины. И во Вторую мировую кампанию, в эпоху германских «блицкригов», гении стратегии и военной технологии сдали экзамен. Танки победили инертность пространства и сокрушили человеческую массу.

Однако законы противодействия каждому действию сделали свое дело. Германские танковые дивизии постепенно потеряли и силу своего удара, и скорость продвижения. Инерция пространства и массы взяла реванш.

Вышеуказанный вопрос должен быть решен военной наукой, ибо от разрешения этого стратегического взаимоотношения и зависит разрешение шекспировского вопроса — «быть или не быть?»

Быть победительницей на безбрежных полях азиатского и российского континента западноевропейской военной технологии или она увязнет в глубине необъятных пространств, и человеческая масса в грандиозном контрнаступлении начнет заливать оборонительные позиции свободного мира.

* * *

Классические Канны являются редко достигаемым образцом военного искусства. В германской военной академии специально натаскивали в этом направлении, и оперативный охват флангов противника был излюбленным методом германской тактики и германского оперативного искусства.

В Первую мировую войну пробовалось достичь оперативных Канн охватывающими маневрами пехотных масс, при поддержке кавалерийских соединений, идущих впереди и освещающих общую боевую обстановку или преследующих уже разгромленного и отступающего противника.

Во Вторую мировую войну, во время германских блестящих «блицфельдцугов», танковые армии были охватывающими клещами всех германских тактических «котлов» и оперативных окружений.

Во время той же мировой войны военное искусство ввело в бой новое оружие — воздушные десанты, как средство для углубления тактических и оперативных прорывов, для удлинения или, вернее, растяжения вперед, охватывающих щупальцев или просто для опущения тылового замыкающего занавеса.

Опыт войны, однако, показал, что для удачного проведения вышеуказанной операции, то есть для сброски в тыл десанта, необходимо, чтобы противник был измотан предыдущими боями и психологически расстроен. В противном случае приходится рассчитывать посадку десантов на небольшую глубину, то есть непосредственно за укрепленной полосой или фронтом противника.

Планирование глубоких тыловых операций возможно было только при психологической деморализации противника, ибо иначе воздушные десанты, предоставленные своей собственной участи, сжимаются подошедшими резервами и, истекая кровью, постепенно, но тотально ими ликвидируются.

Итак, боевой опыт учит, что парашютные или воздушные десантные операции могут иметь большое будущее, при благоприятной боевой обстановке, как в тактических боях, так и в цепи оперативных сражений.

В стратегии, где глубина прорывов и охватов разыгрываются на огромных пространствах и в течение затяжного времени, сброшенные десанты в глубокий тыл неприятеля, в среду вражеского населения, не могут держаться неделями, а быть может, и месяцами в ожидании прихода своих наступающих армий. В этих политических и оперативных условиях сброшенные десанты, по теории вероятности, будут уничтожены намного раньше, чем к ним подойдет продвигающийся фронт. Таким образом, для действий в тактически не расстроенном и психологически не деморализованном тылу противника, для расширения стратегических прорывов, фланговых обходов или запирания тыла, последним «железным занавесом» необходимо было бы изменить по существу общее положение о воздушных операциях. И в этом отношении теория малой войны открывает перед нами эти новые и резко революционные методы военной доктрины о парашютных и воздушно-десантных войсках.

Парашютный или воздушный десант специально для этого отобранных и первоклассно обученных войск, сброшенный, как мы видели, в стратегический тыл неприятеля, глубоко на вражескую территорию, среди враждебного ему населения, не сможет долгими неделями или месяцами удерживать занятые им позиции или еще больше — расширять захваченную территорию. Не сможет проводить вышеуказанную операцию в ожидании прихода идущих с ним на сближение наземных армий. Ведь вражеское население с ним не сотрудничает. На помощь ему не приходит ни оперативно, ни политически, ни мобилизационно и ни хозяйственно. Десант находится в полной изоляции. Единственная связь — это радио. При полном господстве в воздухе — «воздушный мост». Но ведь военная история учит нас, что «воздушными мостами» не спасешь даже в «малых войнах» «стратегически затерянную позицию», изолированную крепость или «повисшую в воздухе» военную базу. Это только вопрос времени, когда все эти затерянные позиции и изолированные очаги сопротивления будут окончательно окружены и уничтожены осаждающими их войсками или подошедшими полевыми резервами. И этой печальной участи в принципе обречены на всех театрах военных действий сброшенные и изолированные среди вражеского населения регулярные воздушные десанты.

В растянутости стратегического времени и в глубине стратегического пространства тонут «забытые», вследствие изменившейся военной и политической обстановки, несчастные сталинградцы, целые полуострова — Крым и геройские Диен-Биен-Фуи.

Здесь, конечно, не говорится о воздушных десантах, сброшенных под конец войны при абсолютном воздушном превосходстве, могущественным противником в тыл окончательно психологически деморализованного противника. Этот пример-исключение только подтверждает правоту вышевысказанных общих положений.

Также не приходится разбирать и военно-десантные возможности, скажем, «карательных походов» при невероятной диспропорции, как, например, СССР против Финляндии или США против Панамы.

Все вышеизложенное приводит к следующему чрезвычайно интересному и важному выводу: чтобы воздушно-десантная операция, сбрасываемая в стратегический тыл неприятеля, имела шансы успешного развития, необходимо, чтобы сбрасываемые войска национально принадлежали к той нации, на территории которой проводится данная воздушная или парашютная операция. Тогда сброшенные с воздуха войска получат помощь от местного населения во всех планах и во всех видах и формах, о которых говорилось выше. В военный организм десантных войск начнет вливаться живая кровь своей нации, то есть местного населения.

Вышеуказанные воздушно-десантные операции в этом случае должны проводиться или сбрасыванием специальных регулярных национальных дивизий, или специально для этого обученных национально-партизанских бригад.

Эти части могут месяцы держаться и действовать на оперативных направлениях противника, ожидая подхода главных сил своих армий. И этим они могут выполнить стратегическую задачу по углублению и расширению прорывов, обходов, охватов и рейдов наступающих войск, согласно заранее разработанному оперативному или даже стратегическому плану.

Сброшенные, в данном случае, в глубокий тыл противника специальные национальные дивизии или партизанские бригады будут являться будущим костяком для организации в тылу противника десантного сопротивления, вернее, организации «зеленой армии» и второго внутреннего фронта. И в этом случае сброшенные десанты будут действовать по всем принципам военной и политической техники «малой войны».

Итак, повторяю: принципиальная разница между воздушным десантом нормальной регулярной армии и революционным национальным десантом партизанских бригад — это их национальный состав, отвечающий национально той территории, на которой предполагается сбросить данный десант. Этот национальный десант готовится заранее в лагере противника. Например, в войне УНО против Северной Кореи сбрасываемый в стратегический тыл воздушный десант войск УНО не должен состоять из солдат североамериканской национальности, а только из добровольческих бригад корейской нации. Наоборот, в войне Китая против французской колониальной армии, скажем, на какой-либо из территорий, оккупированной французами, сбрасываемый стратегический воздушный десант китайским командованием должен состоять из коммунистических бригад не французов, а той национальности, на территории которой разыгрывается указанная кампания. Конечно, если бы китайская «освободительная» армия воевала бы не на территории Индокитая, а стояла бы на границах Франции, то в этом случае сбрасываемые воздушные десанты партизанских бригад должны были бы состоять из французских коммунистических кадров. Ибо только они одни, эти французские коммунистические кадры, смогли бы, мобилизуя в тылу Франции все политически и социально недовольное, разжечь огонь гражданской войны и вести эту кампанию долгие месяцы, выжидая подхода с фронта союзной «освободительной» китайской армии.

Десантные операции вышеуказанного характера, конечно, являлись бы в будущих войнах фактором крупного стратегического значения.

* * *

Продолжая развивать глубже теорию координации оперативных действий регулярных войск со сбрасываемыми в стратегическом тылу неприятеля десантами специальных воздушных войск или партизанских бригад, мы увидим некоторые новые интересные военные положения. Сброшенные десанты, в случае удачи, должны будут разжигать национальное восстание или гражданскую классовую войну. Должны будут организовывать ряд огневых партизанских очагов, которые впоследствии сольются с наступающими регулярными наземными армиями. Углубляя вышеуказанное положение и рассматривая его не только в военных, но и политических аспектах, мы увидим, как развитие этой координации сможет глубоко отразиться на правах закономерности войны, изменить раскачивание боевого маятника и нарушить нормальный ход операций классической стратегии.

В данном случае я имею в виду право стратегического предела наступления. Но, прежде чем приступить к разбору вышеуказанного влияния, вышеуказанный координации на вышеуказанное право, я считаю нужным коротко объяснить читателю, что надо понимать под правом стратегического предела наступления армии.

Какие действующие силы устанавливает это право? И каким боевым роком предопределяются его границы?

Каждый офицер — командир роты, батальона или полка, каждый младший генерал — командир дивизии или корпуса знают из своего личного опыта и прекрасно понимают старую военную истину, что прорыв не терпит перерыва.

Каждое тактическое наступательное сражение, натолкнувшись на жестокую и упорную оборону противника, не поддержанное вовремя тактическими резервами или маневром соседа, сначала психологически, а потом и физически выдыхается, слабеет в своей динамике, и постепенно указанное продвижение окончательно останавливается. Профессиональные солдаты обыкновенно говорят: «Наступление захлебнулось». Тогда войска, как общее правило, зарываются в землю.

В данном случае пространство, пройденное от исходного положения войск до новой занятой позиции, военная терминология определяет как тактический предел боевого успеха данного сражения. Тактический предел не является окончательным пределом, ибо он может быть перейден в цепи последующих сражений. Новый бой даст новые тактические границы.

Каждый старший генерал, командующий армией или главнокомандующий армейской группой из того же боевого опыта хорошо знает действие той же боевой закономерности в цепи развивающихся сражений во время проводимой операции. В оператике мы говорим об оперативных армейских направлениях и о занятых оперативных рубежах. Мы говорим о глубине оперативного прорыва или о размахе оперативного продвижения. Предел наступления оперативного прорыва определяется дистанцией, которую прошли оперирующие армии от места первоначальной концентрации до последнего занятого ими оперативного рубежа. Оперативный предел также не является последним пределом военного счастья. Он может быть перейден в последующих операциях при успешном развитии общего стратегического плана.

Теперь перейдем к наиболее трудному понятию, к «мистическому» понятию стратегического предела, предела наступления всех вооруженных сил воюющей державы во время данной огневой кампании.

Здесь я хочу дать небольшое добавочное разъяснение. Стратегический предел наступления армии можно также понимать и как исторический предел военной экспансии воюющей нации во время той или иной войны.

Чтобы не перегружать читателя, и часто невоенного, лишними рассуждениями из области военной философии, некоторыми военными дисциплинами, мною вводимыми, я перейду лучше на исторические примеры, из которых сам читатель почувствует, а почувствовав, легко поймет предлагаемую мною вышеуказанную военную дисциплину. Для краткости и для большей ясности буду приводить наиболее характерные исторические примеры из истории недавнего прошлого.

Москва была в 1812 году стратегическим пределом наступления французских революционных армий. Она же была историческим пределом, как я уже сказал выше, экспансии французской национальной революции. После Москвы в принципе начало заходить «солнце Аустерлица» и выдыхаться динамика идеи — свободы, равенства и братства. Таким образом, Москва, как мы легко видим на историческом примере, была стратегическим пределом военного гения войны, всех французских наступлений и национальной французской экспансии в данную историческую эпоху. Все, что было после Москвы — это был только закат боевого счастья.

Река Марна в Первую мировую войну была стратегическим пределом наступления вооруженных сил германской императорской армии. Она также была началом конца германской империи, созданной великим канцлером — графом фон Бисмарком. И то, что было потом, после сражения на Марне, было только желание отчаянными попытками тактическими местными победами, игрою дипломатии и политическими спекуляциями спасти страну от приближающегося Версаля, спасти то, что уже было проиграно на полях огневых сражений. Занавес стратегического предела наступления для германских армий опустился на реке Марне.

Во время Второй мировой войны Сталинград и Эль-Аламейн были стратегическим пределом для победоносных армий Третьего рейха. Перед воротами этих городов кончилась историческая экспансия национал-социалистической революции. И снова скажем, что все, что было потом, на полях сражений, это было только упорное нежелание со стороны политически правящих кругов понять историческую роковую правду. Понять то, что было уже понято германским высшим командованием, что германские наступающие армии уже нашли свой стратегический предел в данной исторической кампании, и что германская нация не имеет больше сил — ни моральных, ни психических, ни материальных, чтобы расширить стоящий перед ней роковой предел.

Мудрая политика может расширить стратегические возможности действующих армий. Бездарную политику не исправит даже гениальная стратегия. А если эта политика начнет через голову своей стратегии вмешиваться в оперативное искусство и командовать тактикой, то вооруженные силы погружаются в кровь, и нациям приходится расплачиваться своей государственной смертью.

Многим полководцам и Генеральным штабам жестокая судьба давала испить эту горькую чашу, когда после целого ряда блестящих побед их армии приходили к своему стратегическому пределу. Чувство исторической трагедии. Стратегическая динамика начинает выдыхаться. Военная машина — давать перебои. Дисциплина — падать. Офицерский состав начинает терять сердце. Генералы ищут выхода из безвыходного положения. Правда, мозг армии — Генеральный штаб — еще по инерции работает. Армия продолжает отдавать свою кровь и даже в частых боях достигать побед, но в стратегическом масштабе продвижение вооруженных сил захлебывается по всему фронту и еще недавно победоносные армии останавливаются перед границами своих исторических стратегических пределов. Дальнейшая война становится бесцельной. И вот в этот роковой исторический момент надо искать новых путей спасения. Путей военных или политических. Спрашивается: могут ли быть элементы «малой войны» одним из этих новых революционных способов, которые смогли бы развернуть и расширить в глубь истории создание перед армией роком стратегического предела?

Национальное восстание, гражданская война или партизанское движение — могут ли эти революционные факторы прийти на помощь своей классической стратегией и вывести ее из заколдованных границ этого рокового права закона стратегических пределов?

Этими вопросами должна заняться современная военная наука. Надо глубоко проанализировать все факторы стратегических возможностей «малой войны», как политического, так и стратегического характера.

Однако уже сейчас можно сказать, что «опущенная на парашютах малая война» в глубоком тылу неприятеля сможет, безусловно, расширить и углубить «боевые возможности» каждого стратегического прорыва или наступления.

«Малая война» в ее философском размышлении говорит нам, что сможет изменить в пользу классической стратегии закон взаимоотношения между скоростью оперативного продвижения вперед и расчетом времени, необходимого для преодоления силы инерции проходимого стратегического пространства. «Малая война» может отодвинуть далеко в глубь вражеской территории роковую границу стратегического предела, искусно балансируя между военно-техническими возможностями действующей армии и ее оперативным размахом.

«Малая война» увеличивает динамизм каждого национального напряжения. Этим она увеличивает возможности национальной экспансии. И, наконец, она уменьшает влияние так называемых «мистерий» войны или фреквенций, как их называл генерал фон Клаузевиц. Проще говоря, «малая война» может непосредственно влиять на коэффициент неизвестного и неопределенного в пользу известного и определенного. А это тот таинственный коэффициент каждого военного предприятия, о котором так часто говорит в своей книге генерал Эйзенхауэр.

Заканчивая философские рассуждения о пределах, то есть о «кризисах наступления», мы видим, что это они заставляют полководцев и Генеральные штабы часто решать оперативные уравнения с большим политическим неизвестным, а потому здесь я считаю нужным разъяснить читателю еще положение о так называемых «кризисах». Не следует смешивать двух разных военных понятий, а именно: классическое понятие о военном кризисе, то есть о «кризисе боя», и предлагаемого мною читателю положение кризиса, как кризиса пределов.

Кризис пределов, как мы уже видели выше, является роковым кризисом истории. Само слово, обозначающее это положение — «предел», показывает, что его устранить нормальными, то есть классически-военными мерами, является невозможным. Надо искать новых средств по углублению и расширению или перенесению его границ, то есть границ-пределов за нормальные скобки классической стратегической калькуляции. Следует искать новых путей, путей для преломления мистических прав закономерности войны. Военное счастье часто будет зависеть от того, удастся ли или нет разрешить вышеуказанную дилемму — проблему кризиса о пределах наступления.

В классическом случае положения о кризисе боя мы имеем дело с нормальным и возможным явлением хода каждой операции или каждого частного сражения. Кризис боя может вспыхнуть. Но может и не выявить своей сущности. Он может не появиться на полях сражений. Этот кризис можно до известной степени предвидеть, и это хорошо знает каждый строевой командир.

Кризис боя бывает разного вида и разного характера: тактического, маневренного или психологического. А может быть и просто, как было сказано раньше, роковым его величеством случаем. С ним приходится бороться, и бороться с ним можно, вводя в ход сражения новые меры психологического воздействия, оперативные и тактические резервы, или предпринимая в связи со сложившейся обстановкой новые контрманевры или новые контратаки. Иногда локализовать. Нормально не допустить его влияния талантом командования, правильным оперативным расчетом, красивым маневром или смелыми тактическими контрмерами, используя тактические промахи или ошибки своих противников.

Офицер Генерального штаба, работавший в высших штабах, прекрасно знает, что каждый правильный оперативный расчет, прилагаемый к оперативному плану, предвидит и учитывает возможность появления вышеуказанного боевого кризиса в такое-то время, на таких-то оперативных рубежах или во время тех или иных тактических действий.

Заранее предвидя и учитывая, штабы разрабатывают соответствующие оперативные методы противодействия. Суммируя все вышесказанное, мы видим, что описываемый нами боевой кризис не является постоянным, сопровождающим элементом каждого сражения или каждого комплекса операций.

Кризис, как показывает само слово, есть кризис. Он может внезапно появиться и исчезнуть. Его можно «органически» переболеть и бороться с ним нормальными боевыми методами.

Совершенно ясно, что кризису стратегических пределов, этому роковому историческому кризису, должна предшествовать сложная цепь военных и психологических кризисов. Кризисов в бою, в операциях, во времени и в пространстве. Цепь кризисов, пропорционально увеличивающихся, потрясающих общий стратегический план и постепенно переходящих в единый хронический кризис — в кризис государственной стратегии.

И в это критическое историческое время государственная политика должна прийти на помощь своей стратегии. Должна мудрыми политическими мерами и дипломатическим искусством вывести военную машину из исторической безвыходности. Но как часто история раскрывает перед нами совершенно противоположную картину, когда государственная политика своими политическими мерами и дипломатическими ошибками не только не помогает действующим армиям, но, наоборот, суживает их стратегические возможности и их оперативный размах, на дно ужаснейшей национальной, государственной, а часто — исторической смерти.

Политика и стратегия должны совместно маршировать и совместно стремиться к одной цели — к цели национального величия своего государства и его исторического благополучия.

 

Глава Х. О политических аспектах

Современная война — это чрезвычайно сложное явление. Сегодня она не является простой функцией военного искусства и не зависит непосредственно от государственной политики, как это предполагал раньше германский военный философ генерал фон Клаузевиц, говоривший, что «война — это продолжение политики».

Ряд факторов человеческой жизни — государственная политика, политика партий, финансов, торговли и промышленности, а теперь политика идеологий и социальная — решительно предопределяют возникновение войны и непрерывно, во время хода военных действий, оказывают глубокое и решающее влияние.

Взгляд прошлого века, что современную войну можно выиграть и этим предопределить силу мирных договоров исключительно при помощи военных средств, то есть военной машины, надо считать совершенно несостоятельным, с точки зрения современной военной науки.

Поэтому подготовка огневой войны должна идти рука об руку не только с подготовкой финансовой и промышленной, но и, прежде всего, с подготовкой глубоко психологической и политической.

В военной академии учили, что слабая стратегия исправляется блестящей тактикой; плохая тактика — доблестью войск. Но заметим, что плохую государственную политику очень трудно исправить даже первоклассной стратегией.

Военная история приписывает Наполеону следующий афоризм, что успех сражения зависит от занимаемой позиции. Это относится к тактической позиции. Но в еще большей степени геополитика влияет на общие планы стратегического развертывания.

Исходные стратегические позиции, вернее, геополитический плацдарм развертывания, должна подготовить мудрая государственная политика. Ибо геополитическая стратегия учит нас, что действующие армии должны занять такое географическое положение, которое само, своей «географической тяжестью» предрешило бы ход и участь грядущей кампании. Это тем более важно в наше историческое время, когда будущие войны будут войнами, где классическая стратегия будет непрерывно перемешиваться с революционной стратегией «малой войны». История войн показывает нам, как одним геополитическим положением можно заставить иные державы сохранить дружественный нейтралитет и этим обеспечить фланги, тыл или просто необходимое сырье, стратегическую экономию сил. Рассмотрим наиболее яркие примеры из недавнего прошлого, хотя бы из истории Второй мировой войны. Занятие Германией Норвегии (геополитическая стратегическая позиция) обеспечило нейтралитет Швеции и необходимую Германии на время войны шведскую железную руду. И, наоборот, та же позиция, то есть нейтралитет Испании, обеспечила союзникам крепость Гибралтар и этим весь стратегический фланг будущей африканской высадки. Политическая революция в Югославии втянула Германию из-за геополитического положения Югославии в ненужную для Германии, или во всяком случае преждевременную, войну на Балканах и этим задержала на несколько недель германский восточный поход. Быть может, весь ход исторических событий Второй мировой войны принял бы совершенно иной характер, если бы германские танковые дивизии не зимой, а летом оказались бы под стенами революционной столицы.

Из этого поверхностного анализа становится ясным, какое глубокое, не только военное, но и историческое влияние может иметь политика на стратегию и как органически она, то есть политика, связана со всеми стратегическими планами и геополитическими положениями.

Английский военный историк генерал Фуллер, говоря о влиянии политики на стратегию, вернее, об их связи, пишет: «СССР, ведя военные действия, ни на одно мгновение не забывал о своих политических целях. Советская политика все время согласовала свои политические акции с действиями своей стратегии. Сегодня Советы могут считаться единственной страной, выигравшей Вторую мировую войну».

В наше историческое время, как мы видим, государственная политика находится под непрерывным давлением политики политических партий, могущества финансов, тяжелой промышленности, торговых рынков и социальных требований, и эти давления заставляют очень часто чистую политику, то есть государственную политику, ставить своей стратегии задачи, превышающие возможности ее военной машины.

А между тем основным фундаментом каждой национальной политики должны быть следующие факторы: историческая динамика нации, ее геополитическое положение и сочетание исторических стремлений нации с ее реальной вооруженной силой. Вот базы, из которых должна исходить государственная политика, указывая цель и ставя задачи своему большому Генеральному штабу.

Политика указывает цели и ставит задачи, но не ограничивает и не влияет на оперативную волю своей стратегии. При ином взаимоотношении политики и стратегии никакие расчеты Генерального штаба не смогут дать веры в окончательную и решительную победу.

Раньше стратегия знала два потенциальных состояния: подготовку к войне за свое национальное существование и подготовку к военной агрессии — покорению, захвату, колониальной кампании или просто экономическому грабежу. Сегодня, в эпоху мировой революции, с появлением элементов малой войны мы получили новую подготовку к войне, к войне за идеологическое господство — идеологическая агрессия.

К этому последнему виду войны стратегия должна быть сама подготовлена политически. Ибо в нашу историческую эпоху, как было уже сказано выше, война может быть выиграна и прочный мир достигнут только правильной понятой и политически проведенной огневой кампанией.

Но чтобы воевать, надо хотеть воевать, а для этого необходима глубокая идеологическая и политическая обработка вооруженных сил. Пропаганда в том виде, как это понимают и проводят революционные идеологи «малой войны».

Ведь исторически совершенно ясно, что каждый консерватизм всегда пассивен, а каждая революция динамична, а потому воевать со старыми методами традиционной дипломатии или классической стратегии против коммунизма, новой религии, исторически невозможно. Вера без дел — мертва есть. Также и историческая жизнь нации. Политика без стоящей за ее спиною могучей армии лишена реализма, а действия самой блестящей военной машины без ясно выраженной политической цели бывают обыкновенно бесплодны.

Грядущая война, а ее предтечей являются вспыхивающие теперь локальные войны, по методам «малой войны» на азиатских безбрежных пространствах, будет резко отличаться от всех предыдущих войн, как исторически великих, так и малых. Отличаться не только техникой своего вооружения, технологией боя, организацией соединений, тактикой и, быть может, даже оператикой, нет, она будет отличаться намного глубже, не по форме, а по существу, она будет отличаться своей новой психологией.

«Каждая эпоха, — сказал Карл Маркс, — имеет свое собственное отношение к истории». Расширяя это положение Карла Маркса, я смею утверждать, что каждая историческая эпоха имеет свое собственное отношение и к делу военного искусства.

Поэтому, углубляя доктрины генерала фон Клаузевица, мы скажем сегодня, что политика является функцией национальной динамики, геополитического положения нации, исторических целеустремлений и ее экономической мощи.

Здесь надо сказать, что, координируя действия государственной политики и стратегии, надо четко отличать принципиальную разницу между линией стратегического фронта и политическим рубежом государственной обороны. Задача политики — подготовить для своей стратегии этот будущий театр военных действий, стратегический фронт, то есть военные базы, торговые пути, сырье для военной промышленности, эвентуальных союзников или обеспечить эвентуальный нейтралитет. Подготовить опорные морские и воздушные пункты, изоляцию политическую и хозяйственную потенциального противника, и не допустить возможности в будущем блокады своей страны. Соответствующими дипломатическими мерами воздействия государственная политика должна дать своей стратегии возможность занять наиболее выгодное геополитическое исходное положение.

Для подготовки «малой войны» политика должна обеспечить командованию все идеологические, политические, пропагандистские и социальные аспекты ведения этой революционной огневой кампании. Без выполнения государственной политикой своего национального дипломатического долга нельзя рассчитывать, что вооруженное столкновение, даже успешное, не будет куплено ценою большой крови.

Далеко за историческими примерами ходить не приходится. Первоклассные германские армии, под командой блестящих полководцев, и имевшие высококвалифицированный Генеральный штаб, идя от победы к победе, проиграли, в конце концов, мировую кампанию, благодаря полному отсутствию помощи со стороны государственной политики своей стратегии. В своих ценных воспоминаниях генерал-полковник Гальдер, бывший начальник генерального штаба Главной германской квартиры, пишет: «Война была проиграна, ибо политика не поддержала стратегию. Мобилизация финансов, промышленности и торговли не была проведена тотально. Военные решения не были согласованы с политическими». Более авторитетного мнения искать не приходится.

* * *

Каждая война — это, конечно, трагедия человечества. Но мы живем в историческую эпоху, когда сила является историческим правом. Ужасом нашего времени не являются тотальные войны, а тотальные «мирные трактаты». История учит нас, что мир или нейтралитет нельзя купить тяжестью злата, а его можно только завоевать силою своего меча. Все национальные, экономические и иные исторические конфликты до сих пор разрешались силою огня и железа, и иного пути до сего дня мечущееся человечество не нашло. Война требует от каждой нации напряжения всех ее моральных, психических, материальных и физических сил. Во время войны нация, отдавая все самое наилучшее, если хочет жить, должна встать во весь свой национальный и исторический рост.

Это отлично поняли представители интернациональной революции и, проповедуя для других в планетарном масштабе пацифистские лозунги, сами готовясь к войне, четко апеллируют к национальным чувствам подчиненных им рас и других народов. В то время, когда западные демократии больше говорят о пацифизме, о разоружении, о сохранении мира, о правах солдата, а не его обязанностях; когда восстают против так называемого прусского милитаризма, против принципа агрессии, аннексии и колониализма, а, в конце концов, против всякого национализма — в это время в столице интернациональной планетарной революции вожди и полководцы зовут, пишут и пропагандируют так, как мы это увидим из нижеприводимых выдержек их статей и речей.

Нельзя, говорят они, вести войну без чувства национального единства и национальной гордости. Для возникновения вышеуказанных чувств необходимо проводить соответствующие общественные и политические условия жизни. Марксизм, продолжают коммунистические вожди, является мировоззрением революционного пролетариата и одновременно его сильнейшим оружием. Марксизм, говорят они, это, конечно, метод познания мира и одновременно орудие его революционного преобразования. Армия состоит, пишут коммунистические лидеры, не только из потребляющих, но и мыслящих людей, имеющих свои политические воззрения. Победа в боях достигается этими людьми, а потому, наряду с материальными силами, решающее значение приобретает моральный фактор, и об этих моральных факторах войны и о советском патриотизме во время последней мировой кампании верховный вождь СССР — товарищ Сталин говорил: «Сила советского патриотизма состоит в том, что он имеет своей основой не расовые или националистические предрассудки, а глубокую преданность и верность советской Родине, братское содружество трудящихся всех наций нашей страны. В советском патриотизме гармонически сочетаются национальные традиции народов и общие жизненные интересы трудящихся Советского Союза. Советский патриотизм не разъединяет, а, наоборот, сплачивает все нации и народности нашей страны в единую братскую семью. В этом надо видеть основы нерушимой и все более крепнущей дружбы народов Советского Союза» (Сталин И.В. О Великой Отечественной войне. С. 160–161. Выделено мною).

О русской нации — главной базе международной революции — в официальных советских изданиях пишут: Великий русский народ — самый выдающийся народ в братской семье народов Советского Союза, народ, который внес огромный вклад в сокровищницу мировой культуры, народ, который выступил руководящей силой социалистической революции и построения коммунистического общества.

Не мешало бы с этими заявлениями ознакомиться всем новоиспеченным политическим «Розенбергам», строящим свою политику на разделе России, а также всем любителям «легких военных прогулок» по необъятным просторам России.

Далее еще интереснее, ибо мы увидим, как советская государственная политика защищает «душу своих вооруженных сил» от тлетворного влияния космополитической пропаганды.

«Космополитизм — теория империалистов. Как и расизм, космополитизм проистекает из экономического бытия буржуазии. Подлинный патриотизм буржуазии, писал Маркс, выродился в чистое притворство с тех пор, как ее финансовая, торговая и промышленная деятельность приобрела космополитический характер. Космополитизм американских реакционеров сочетался с лозунгом американского века, то есть с проповедью устарелости понятий о национальном суверенитете для всех народов, кроме США. Можно ли придумать что-либо более фарисейски лживое? Космополитическая демократия — это отравленное оружие. С ее помощью американские империалисты стремятся духовно разоружить народы, чтобы тем легче осуществить порабощение» (выделено мною).

Интересно знать, сколько подлинных националистов даст свою подпись под вышеприведенное советское изречение?

Еще совсем недавно советский министр иностранных дел товарищ Молотов сказал: «Капитализм стал тормозом прогресса человечества, а продолжение авантюристической политики империализма, приведшего уже к двум мировым войнам, является главной опасностью для миролюбивых народов. Великая Октябрьская социалистическая революция раскрыла глаза народам, что век капитализма приходит к концу и что открыты надежные пути ко всеобщему миру и к великому прогрессу народов. Судорожные усилия империалистов, под ногами которых колеблется почва, не спасут капитализм от приближающейся гибели. Мы живем в такой век, когда все дороги ведут к коммунизму».

Можно было бы долго цитировать изречения советских вождей и их методы политического воспитания нации, но и сказанного вполне достаточно, чтобы увидеть, что советская политика является прямым следствием их идеологического вероисповедания, которое гласит, что внешняя государственная политика диктует свою волю стратегии, а сама внешняя политика полностью зависит от внутренней государственной идеологии.

Советы перестраивают военно-политические доктрины, и под их аспектами рождаются новые революционные методы боя. Формы «малой войны».

17 мая 1938 года недавно умерший советский диктатор поставил точку над «i», сказав: «Я приветствую процветание науки, той науки, люди которой, понимая силу и значение устоявшихся в науке традиций и умело используя их в интересах науки, все же не хотят быть рабами этих традиций, которая имеет смелость, решимость ломать старые традиции, нормы, установки, когда они становятся устарелыми, когда они превращаются в тормоз для движения вперед, и которая умеет создать новые традиции, новые нормы, новые установки».

Вышеуказанные советские дисциплины совершенно ясно подчеркивают те исторические истины, которые не раз высказывались многими государственными вождями и полководцами, то есть железные права необходимости глубокой координации действия стратегии с внешней государственной политикой, а теперь, как мы видим, и с политикой внутренней.

Ибо результаты нескоординированной работы этих основных элементов государственного аппарата, как показывает история, приводили к государственной катастрофе во всех тех случаях, когда под давлением политики государственной, финансовой, промышленной, торговой, социальной, а раньше и колониальной, теперь же идеологической — дипломатия ставила своей стратегии задачи явно превышающие, в данный исторический момент, возможности вооруженных сил нации.

Во втором случае, когда дипломатия не сумела использовать побед своих армий, или будучи неправильно ориентированной в ее боевых возможностях, дипломатия заключала слишком поспешно договоры и трактаты, явно противоречащие мощи, достоинству и интересам своей нации.

Третий случай — очень частый и теперь очень модный — это работа дипломатии по созданию трактатов и договоров, совершенно нежизненных и для побежденного неприемлемых, а для победителя — приносящих уже в самом своем потенциале будущие угрозы вечного брожения, вечной борьбы против параграфов и вечные происки со стороны побежденного, новых возможностей проведения тотального военного реванша.

Перейдем теперь к рассмотрению нескольких исторических примеров, практически иллюстрирующих вышеприведенные положения.

* * *

Историческим примером первого случая является указание германской дипломатии своей стратегии целей и задач во время Первой и Второй мировых войн.

В 1914 году германская политика предложила своей стратегии разбить англо-французский блок, предварительно сбрасывая со счетов бельгийский запор, и установить в Европе германскую политическую гегемонию. Дальше, надламывая великобританское могущество, разрешить в германскую пользу колониальной вопрос. Получить политическое и экономическое преобладание на Ближнем Востоке до Персидского залива включительно. Сломать на Востоке, в союзе с Австро-Венгрией, русское военное могущество и установить, как на Балканах, так и в районе Балтийского моря, германское и австро-венгерское преобладание, и заставить Россию пойти на специальные экономические концессии в пользу германского блока на Украине.

В 1939 году политикой было приказано германской стратегии уничтожить англо-французскую политическую гегемонию в Европе, разбив предварительно сателлитов. Под давлением германских штыков германская политика предполагала организовать новую германскую Европу и тотально разрешить в свою пользу как колониальный вопрос, так и политико-экономический Ближнего Востока.

На Востоке германская политика потребовала от своей стратегии уничтожения российской государственности, сокрушая вооруженные силы СССР и доходя до линии АА, то есть Архангельск-Астрахань. Политика поставила, как и цель и задачу, присоединить к германской империи Третьего рейха балтийские земли, Польшу, Белоруссию и Украину. Захватить кавказские нефтяные источники. И установить на всей оставшейся территории СССР германское господство.

Совершенно ясно, что оба раза поставленные исторические задачи политикой стратегии были не под силу германскому вермахту.

Ни германскому искусству, ни ударной силе его танковых армий не удалось преодолеть сопротивление человеческой массы, инерции пространства и взаимоотношения между скоростью оперативного продвижения вперед и необходимым временем для достижения тотальной стратегической победы еще перед подходом к роковому историческому пределу — пределу стратегического продвижения.

Знаменитый Берлинский конгресс является характерным политическим примером второго случая, когда русской императорской дипломатии не удалось отстоять государственных интересов России и использовать блестящие победы русских вооруженных сил над турецкими армиями и флотом.

Портсмутский договор будет следующим примером, ярким примером того же случая. Он был заключен в тот исторический момент, когда Япония полностью исчерпала свои силы и не была в состоянии продолжать военную кампанию. Россия же, наоборот, оправившись от первых неожиданных ударов, начала сосредотачивать на своем фактически колониальном театре военных действий превосходящие силы, и к моменту заключения договора была готова перейти в решительное наступление и полностью разгромить неприятеля.

Это поистине классический исторический пример победы Японии не над русскими вооруженными силами, а над бездарностью русской дипломатии.

Классическим и историческим примером третьего случая «блестящей» работы дипломатии будет пресловутый Версальский договор. Договор, составленный по всем правилам современного дипломатического искусства. История и жизнь показали, что составление подобных договоров является преступлением по отношению к человечеству. Версальский трактат в своих недрах затаил кровь, кровь Второй мировой войны, и стал прародителем никогда не выполненной атлантической карты и роковых Тегерана, Ялты и Потсдама, то есть вопиющих актов мировой несправедливости. Несправедливости моральной, политической и юридической. Эти договоры настежь распахнули ворота для победно марширующей мировой революции.

Говоря о политических аспектах войны, вернее, о формах связи и влиянии всех видов политики и стратегии, надо принципиально отметить, что ведение малой войны еще более тесно связано со многими формами государственной политики. Но в отличие от классической стратегии, которая, ведя войну, должна в первую очередь координировать свои действия с целями и задачами внешней политики нации, «малая война», будучи в своей сущности революционной борьбой, базирующейся на элементах глубокого недовольства и имеющая своим главным оружием идеологию, пропаганду и методы диверсии, является, конечно, формой военных действий, которые самым тесным образом связаны с внутренней политикой, а потому, прежде всего, с этой внутренней политикой, и должна координировать свои военно-политические акции.

Военные профессионалы должны понимать, что государственные вооруженные силы являются, прежде всего, политическим инструментом нации. Нации, но не партии. Армии служат своей государственной политике, а не партийному политиканству.

Опираясь на свои вооруженные силы, нация разрешает все политические и экономические проблемы на протяжении всей истории своей жизни.

 

Глава XI. О юридической морали

Партизаны говорят про себя, что они являются людьми, стоящими вне человеческих законов. В партизанских очагах царствует «право леса».

Однако, разбирая военную доктрину «малой войны», следовало бы исследовать, с точки зрения международного права, юридическую законность партизанских действий. Ведь сегодня «зеленая армия» завоевала свое место в истории военного искусства.

Лозунг дня, что политика с моралью не уживается, не должен быть моральной базою для эвентуальных будущих Нюрнбергских процессов.

Конечно, государственная этика и политическая этика мало что имеют общего с моралью и этикой индивидуального человека. А философия войны и ход революции показали, что законы войны и практика жизни стоят до сих пор вне этики и морали буржуазно-мещанского света.

«Будущее, — сказал „апостол“ коммунизма товарищ Ленин, — мы будем строить на внушении и принуждении».

Однако, если наш культурный мир хочет продолжать свое существование, то он должен разрешить, практически разрешить, вопросы человеческой морали и этики. Ибо в мире должно существовать не только сухое юридическое международное право, но и международная мораль. Мораль, связывающая все человечество в одно общее культурное целое, и защищая права отдельного человека тогда, когда кончаются нормальные дипломатические взаимоотношения и на полях начинают говорить пушки. Тогда, когда нормальное право уступает место огневой силе.

Партизанский солдат, сражающийся в тылу неприятеля, должен знать свое право и свои обязанности. Знать свое место в юридическом кодексе международного права. Он должен ясно понимать, как далеко распространяется его «лесная вольность», а где начинаются его человеческие отношения к своему политическому и огневому противнику. Без разрешения вышеуказанного вопроса мы встанем перед двойной политической опасностью. Перед опасностью, что действующие партизанские бригады с лозунгом «я хочу» легко смогут обратиться в примитивные криминальные банды. И тогда понесут на своих штыках огонь и смерть. Понесут везде и всюду, там, где это надо, и там, где этого не надо. Будет тяжелая участь мирного населения, участь взятого в плен противника, но еще страшнее будет будущее разбитых «вольных» партизанских солдат. Ведь они будут тогда обречены на милость победителя в полном смысле этого слова. А «милость победителя», как показывает нам человеческая история, всегда являлась самым ужасным видом человеческого правосудия. Так было в глубокой древности. Ничто не изменилось в Средневековье. И нет никаких оснований предполагать, наблюдая историю наших последний дней, что вышеуказанное морально-юридическое положение сможет измениться в ближайшем будущем.

Прогрессирует наша мировая «технологическая» цивилизация, но ее этика и современная мораль мало чем отличаются от звериной этики и морали доисторического человечества.

Человек остается человеком. И как бы ни была высока мораль его индивидуальной психической личности, в толпе эта мораль растворяется, полностью преобразовывается и подпадает под тотальное влияние звериной психики массы.

В регулярной европейской армии эта звериная психика сковывается железной воинской дисциплиной, но в иррегулярной армии, в партизанских бригадах, в атмосфере вольности лесов и «вне закона», спрашивается: до каких психических границ дойдут напряжение и жажда человеческой крови?

Этот вопрос является большим психологическим неизвестным и подлежит, конечно, специальному и тщательному изучению военной психологии.

Опыт психологии истории войн показывает, что во время огневых акций, во время напряжения боя, да еще революционного боя, можно каждую нацию привести в специальное психологическое состояние, обуздать которое потом нормальными психическими или военными мерами бывает чрезвычайно трудно, а часто и почти совсем невозможно.

Страх превращает человека в зверя, но в зверя вооруженного современной техникой со всеми ее культурными и цивилизованными последствиями.

Поэтому надо спешно воссоздать высокую человеческую мораль. Воссоздать этику войны и ее международную юридическую правозаконность.

Надо приступить к разработке международного права «малой войны».

Так как мы переходим в новую историческую эпоху, в эпоху великих идеологических войн и грандиозных революционных потрясений.

Мы живем в то историческое время, когда на полях огневых сражений, наряду с классической стратегией, начинают завоевывать свое право и место методы борьбы «малой войны».

 

Глава XII. Антипартизанская борьба

Мой скромный труд был бы неполным, если бы я не коснулся (хотя бы в общих чертах) главных военно-политических мер, которыми нужно бороться против «малой войны». Бороться, вернее, стараться не допустить ее возникновения в тылу своих армий.

Считаю еще раз нужным напомнить читателю, что «малая война» является, прежде всего, политической войной, и ее боевые акции, по существу, преследуют политические цели.

Это политико-социальный бой с огневым оружием в руках.

В своем философском принципе «малая война» потенциально стремится внешнюю, национальную, классическую войну перевести на рельсы внутренней, политической, гражданской кампании, и ее боевые действия не выполняют чисто оперативных, стратегических задач, а, скорее, акциями и, прежде всего, реализуют политические цели и социальные проблемы.

И вот почему борьба против диверсий «малой войны» должна, прежде всего, относиться к работе государственной политики. К политике оккупационной администрации.

Эта политика, рядом внешних национальных мер и внутренних административных распоряжений, должна не допустить возникновения на занятой вражеской территории военнополитических акций «малой войны».

Надо помнить, что за исключением кадров партизанского движения, сбрасываемых, просачивающихся или оставляемых в тылу при отступлении, все остальное, то есть сама гуща партизанских бригад, формируется из местного населения, из всего недовольного, из элементов политически преследуемых или социально обиженных.

Поэтому надо уметь, входя на территорию неприятеля, разрешать все административные вопросы, связанные с политикой или с распоряжениями экономического и социального характера.

Не желая допустить ошибок в дальнейшем управлении областями вражеской территории, командный состав (или будущая оккупационная администрация) должны предварительно изучить государственную историю своего противника, его национальную психологию, его экономический потенциал и разобраться в его политических и социальных взаимоотношениях. Надо четко понимать население оккупированной земли.

С приходом на вражескую оккупированную территорию необходимо, прежде всего, приступить к организации разведывательного аппарата. Разведка должна освещать администрации расстановку национальных, политических и социальных сил, а также их стремления и пожелания. И только тогда оккупационная администрация, будучи в курсе всех национальных, политических и социальных дел, сможет избежать роковых ошибок и справедливо управлять побежденными народами. Сможет не допустить появления чувств беспокойства и брожения.

Политическими мерами в принципе задержится развитие каждого партизанского движения, ибо появившиеся кадры движения не смогут провести мобилизацию.

Не смогут получить «добровольной» партизанской массы.

Ибо совершенно ясно, что спокойное и удовлетворенное население партизан не поддержит. В лес не пойдет. А без поддержки местного населения сброшенные, просочившиеся или оставленные кадры не смогут развить своей «зеленой» деятельности, и их партизанский организм, как каждый организм, без прилива соответствующего пополнения, то есть человеческого питания, начнет постепенно, болея, умирать, и его военно-политические диверсии будут уже в самом корне легко парализованы. Надо помнить, что всегда легче не допустить возникновения партизанщины, чем потом, после вспышки «малой войны», с ней бороться жестокими полицейскими мерами или открытыми военными действиями. Вспыхнувшее партизанское движение потушить очень трудно. И его «зеленый» огонь с небывалой скоростью и силою начинает обыкновенно распространяться по всему фронту. И вот партизанские «зеленые» бригады перестают быть «презренными бандитами», а начинают становиться грозною силою военно-политического характера.

В 1941 году, на северном участке Восточного фронта, автору пришлось, потеряв дорогу, со своим шофером заночевать в одной из глухих деревень северного Полесья. Крестьяне не только приютили и накормили двух одиноких «германцев», но и вывели их на настоящую дорогу.

В 1943 году, даже с танками, нельзя было пробиться сквозь вышеуказанный район.

Пришедшая на вражескую территорию оккупационная власть должна разрешить (или, по крайней мере, не испортить) существующие взаимоотношения среди населения, политических партий или социальных классов. Если это возможно, то надо немедленно, рядом новых политических распоряжений и социальных реформ, расположить к себе население, завоевать его доверие и уважение. Сильная, но справедливая оккупационная администрация сможет не только восстановить утерянное равновесие, вследствие военных действий, но и водворить, по окончанию военного поединка, мир, порядок и относительное материальное благополучие.

На местах должна быть немедленно организована твердая власть. Справедливые суды. Неподкупная полиция. И должны быть, конечно, искоренены все виды бандитизма, будь то политического или криминального характера. Бандитизм, появившийся в переходное время, вследствие временного безвластия, должен быть уничтожен. Населению должны быть полностью обеспечены возможно нормальные условия жизни, питание, работа и ремонт разрушенных жилищ, возможность передвижения. Должна быть организована подача света, газа, топлива и воды. Открыты церкви, госпитали, школы и эвентуально увеселительные учреждения. Особенное внимание надо уделить организации пропаганды и печатного слова. Надо, как огня, избегать пропаганды лжи, самохвальства, фальшивых победоносных фронтовых сообщений и, вообще всего того, что могло бы в какой-то мере оскорбить национальные чувства побежденного неприятеля. Нельзя вести пропаганду по образцу германского Восточного министерства. Эта пропаганда своей бездарностью восстановила против германских оккупационных властей все народы Востока и этим нанесла непоправимое зло германскому вермахту.

Мудрой оккупационной политикой, справедливыми национальными и социальными распоряжениями, необходимыми реформами оккупационная власть всегда сможет водворить на занятых территориях мир и порядок и не допустить возобновления вражеских акций: поголовного шпионажа, саботажа, диверсий, политического террора и партизанского движения в тылу своих действующих регулярных армий.

И даже при обнаружившейся неприятельской диверсии надо все-таки сначала всеми вышеуказанными политическими мерами стараться исправить эвентуальные ошибки и только тогда, когда все политические шаги не приведут к желаемым результатам, можно приступить к открытию военных действий против партизан.

Еще раз подчеркиваю, что надо открыть не столько военные действия, как военно-политические, ибо даже при дальнейшем ведении огневых, антипартизанских акций надо непрерывно таковые согласовывать и вести параллельно с предпринимаемыми соответствующими мерами политического и социального характера.

Ибо война против партизанских бригад — это, прежде всего, политика, а потом уже огневые действия.

* * *

Приступив к военным действиям против партизан, надо таковые вести чрезвычайно смело и очень энергично. Вести войну по принципу двойного действия: против огневой акции партизан — вооруженную борьбу, а против их политических тенденций предпринимать соответствующие политические и социальные контрмеры.

Для успешных огневых действий против партизан нужна, прежде всего, идеально организованная разведка. Каждая разведка — это глаза и уши армии, но в военно-политической кампании против партизан разведка является залогом каждого будущего успеха. Разведка ведется кругом партизан, в самом партизанском очаге, куда засылается секретная агентура; ведется днем, ведется ночью, ибо, как правило, ни одно мгновение партизанские очаги, их жизнь и их боевое передвижение не выпускаются из поля зрения зоркого наблюдателя.

Партизанская революционная система боя — провокация и диверсия— должна быть встречена той же контрсистемой. Просачивая в партизанские кадры свою агентуру, надо стараться захватить ключевые, ведущие позиции, чтобы потом, совместно с контртеррором, политической агитацией и антипартизанской пропагандой, пытаться деморализовать партизанскую гущу, подрывая в ней веру в свою непобедимость и в революционную правоту вождей. Надо сеять в мобилизационной партизанской среде страх, панику и отчаяние. Расшатанную дисциплину партизаны будут стараться восстановить мерами жестокости, а жестокость — вызовет утечку. Дезертирство домой или, как мы увидим ниже, в свои национальные противопартизанские войсковые соединения.

Переходящие партизанские части или отдельные «зеленые» солдаты не должны подвергаться репрессиям: ни военным, ни политическим, даже тогда, когда ими совершены небольшие, но простительные преступления. При преступлениях явного характера наказание должно быть публичным и каждый раз, как правило, только после открытого справедливого суда. Населению должно быть ясно и до четкости понятно, за какие политические или криминальные проступки виновные партизаны были наказаны.

Массовые репрессии, расстрелы заложников, сжигание целых деревень, даже за оказание помощи партизанам, надо, как общее правило, всегда избегать. Могут быть наказаны только отдельные доказанные преступники, но не может быть в принципе поголовной ответственности и, как сказано выше, массовых репрессий.

Массовая, поголовная, несправедливая репрессия — это дыхание политической мести, которая способна при неблагоприятных обстоятельствах раздуть партизанский пожар по всему необъятному пространству покрытого лесами и джунглями европейско-азиатского восточного пространства.

Командиры, коменданты и администраторы, применяющие в оккупационных мерах управления принцип поголовной ответственности или массового террора, должны немедленно сниматься с занимаемых ими должностей, а при совершении явных и доказанных преступлений в отношении местного населения, должны быть судимы по законам военного времени за превышение своей власти.

Чисто огневые противопартизанские акции надо в принципе стараться проводить руками войсковых соединений, сформированных из национальных элементов той страны, на территории которой оккупационная власть ведет борьбу с партизанским движением.

Отряды должны состоять из тщательно проверенного командного состава, а по возможности также и кадров унтер-офицерского корпуса.

Солдаты вышеуказанных национальных войсковых соединений должны быть охвачены чувством патриотизма, высокой дисциплины, четко обучены и первоклассно вооружены. В этих национальных отрядах должна царствовать высокая мораль, ибо нельзя допустить, чтобы эти отряды обратились со временем в иррегулярные части лесных партизан, то есть солдат вне права и вне закона.

Надо помнить, что гражданская лесная война, как никакая другая, развращает не только солдатскую массу, но даже и офицерский высший командный состав.

Отряды должны быть обучены вести бой в самых тяжелых атмосферных условиях, в каждой географической местности, специально ночью и при постоянном психологическом давлении со стороны революционного противника, и почти всегда без обеспеченных флангов и своего оперативного тыла.

Противопартизанские национальные войсковые соединения не могут быть жалкими полицейскими частями, боевыми пасынками, ведущими свою тяжелую службу в условиях войск низшего, второго разряда, рядом с регулярными дивизиями блестящей оккупационной армии. Этого быть не может. Противопартизанские отряды, обученные, вооруженные, снабженные и одетые, должны служить в качестве привилегированных войск в составе иностранных оккупационных армий. «Наши новые политические союзники!» — вот девиз, с которым должно приступить к формированию местных национальных дивизий иностранное высшее командование. Иначе с политическим лозунгом «Бей изменников! Иностранных наемников!» партизанское командование легко разложит только что сформированные антипартизанские национальные части.

Ведь надо твердо помнить, что было уже не раз сказано, что борьба против партизан — это, прежде всего, психологическая, агитационная борьба, а для этой борьбы необходимо, чтобы идущие в бой новые национальные противопартизанские отряды чувствовали бы себя в рядах иностранных армий полноправным военным союзником, а не временным полицейским карательным отрядом.

И только тогда национальные дивизии будут сражаться. Будут сражаться, как мы это знаем из личного опыта Второй мировой войны, не хуже, а часто и много лучше своего иностранного союзника.

Так как война против партизанских бригад в своем глубочайшем принципе является войною против всемирной коммунистической идеологии, то поэтому, совершенно ясно и логично, что первые противопартизанские соединения будут состоять из офицеров и солдат той же нации, что и партизанские бригады, но в отличие от них глубоко исповедующих национальный «символ веры». Антипартизанские отряды должны видеть в этой борьбе как бы прелюдию к общей освободительной войне от коммунистического ига. Должны видеть возможность исторического освобождения своей Родины из-под оккупации тоталитарного советского правительства.

Ведь со временем именно из этих отрядов, как из военных кадров, сдавших свой боевой и политический экзамен, и будет сформирована Национальная освободительная армия. Эта армия, идя в глубь страны, совместно с иностранными вооруженными силами и будет гарантировать своими штыками, пусть вначале даже символическими, своей нации политическое освобождение, а не покорение или завоевание со стороны продвигающихся иностранных армий.

Впоследствии эта Национальная освободительная армия станет тем ядром, вокруг которого начнет собираться все национальное, здоровое, ждущее освобождения своей Родины от политического и экономического рабства, и желающее восстановления поистине свободной и демократической жизни на освобожденных землях.

Только при вышеуказанных политических условиях за «железным занавесом» уверуют, что свободные демократии действительно являются их будущими союзниками, а не новым военным интервентом. Интервентом, несущим им новое закабаление вместо моральной и политической свободы.

Итак, повторяю, еще раз повторяю, что борьба против партизан должна, как правило, вестись местными, национальными воинскими соединениями. Это требование чрезвычайно важно по психологическим и политическим соображениям. Иностранные дивизии могут быть бросаемы против партизанского движения только тогда, если вышеуказанные воинские части еще не сформированы или для их временной поддержки, когда боевые задачи будут не под силу местным национальным воинским отрядам. Однако при первой возможности иностранные войска должны сниматься с партизанского фронта и заменяться сформированными национальными местными частями.

Здесь нет возможности более подробно останавливаться на организации, вооружении и тактике боя противопартизанских частей, но в общих чертах я считаю своим долгом заметить нижеследующее: противопартизанские отряды по своей организационной сущности, численному составу и управлению будут резко отличаться от классических дивизий нормальной регулярной армии.

Напомню читателю в общих чертах: партизаны до крайности подвижны, оснащены сильными огневыми средствами, их вооружение характеризуется легкостью и скорострельностью, а их тактика — внезапностью, непрерывностью маневра, скрытностью, эластичностью и интенсивностью боя накоротке. Боя ночью, в каждой труднопроходимой местности и при каждой погоде.

А потому противопартизанские отряды должны быть чрезвычайно гибко организованы, без перегрузки их штабами или обозами, сравнительно малочисленны (не количество, а качество), прекрасно вооружены, но без тяжелого оружия, с сильными разведывательным аппаратом. Должны иметь четкую связь и специальную организацию для пропаганды и агитации. Артиллерия и танки будут придаваться в исключительных случаях. Воздушная разведка и воздушная связь крайне желательна при помощи аппаратов системы гелиокоптер-вертолет.

Солдатский состав противопартизанских дивизий, вернее, как говорят американцы, «комбаттим», в свободном переводе — ударное дивизионное соединение, должен быть старательно обучен индивидуальном бою. Командный состав — личной инициативе. В бою с партизанами надлежит идеально ориентироваться на местности и уметь быстро схватывать боевую обстановку. На месте решаться, ибо у командного состава не будет времени на ожидание приказа свыше.

Знание психологии партизанского боя, психологических настроений местного населения, основных положений пропаганды и агитации должно входить в состав обучения противопартизанских дивизий.

Эти дивизии действуют, применяясь к местности, широко пользуясь камуфляжем, скрытым, но интенсивным маневром; главные переходы, как принцип, совершают ночью; атакуют внезапно; свои фланги и тыл обеспечивают дозорами, а очень часто только минами, и наносят удары накоротке, крайне интенсивной концентрацией огня и смелостью предпринятого маневра. В случае неудачи противопартизанские отряды немедленно прекращают бой. Решительно отрываются от противника и форсированным маршем выводятся на линию своих войск.

Вышеуказанные войсковые соединения исповедуют чрезвычайную активность, но не безрассудную смелость; решительность удара, но не затяжку боя. Подвижность, а не стабилизацию позиций. Твердость, но не жестокость. И, прежде всего и после всего, разведку и разведку. Разведку перед боем, во время боя и после боя. Разведку, как говорилось выше, и днем, и ночью. Вокруг неприятеля и вокруг себя. В лагере противника и в своих рядах. Разведка — основное оружие в борьбе против партизанского движения.

И, конечно, надо помнить о политике. Каждый командир противопартизанской дивизии от высшего до низшего командного состава, разрешая поставленную ему боевую задачу, должен тактически действовать, но обязан не забывать, что, тактически действуя, он должен постоянно политически думать. Ибо, как уже было сказано несколько раз, противопартизанская тактика неразрывно связана с противопартизанской политикой.

Вот в сжатых словах главная сущность противопартизанских акций.

При мудрой оккупационной политике, социальной справедливости и хорошо организованных антипартизанских дивизиях из национально настроенного элемента местного населения западным демократиям не придется бояться новых, чисто революционных военно-политических методов малой войны. Противника не следует бояться, но им нельзя и пренебрегать. Германское презрительное отношение к малой войне, как к войне против «зеленых бандитов», роковым образом отразилось на Восточном фронте и не раз ставило эту блестящую победоносную армию в чрезвычайно тяжелое тактическое, а иногда и оперативное положение.

Партизан страшен, но он, конечно, победим.

Это мы знаем из нашего боевого опыта, опыта на Восточном северном фронте со времен Второй мировой войны. Мы знаем, как часто сравнительно небольшие противопартизанские российские национальные части, действуя по вышеуказанным образцам, имели полный боевой успех, нанося партизанам смертоносные удары, и часто там, где застревали или вязли, а потом уходили в полном недоумении сильные, но тяжелые дивизии германской пехоты.

Ниже я считаю уместным привести два наиболее характерных примера из нашего личного опыта противопартизанской борьбы. Эти примеры полностью подтверждают все вышесказанные военно-политические положения и подчеркивают, «как надо и как не надо» вести войну против диверсий партизанских бригад.

* * *

Поздняя осень 1941 года. Первые «партизанские шалости» в тылу германского Восточного фронта. Мы формируемся на далеком севере, в тылу германской северной группы армейских войск. Партизаны начали организовываться в глубоких лесах Эстонии, Латвии и Белоруссии. И в то время, когда они начали выходить из своих тактических очагов, напряжение боев германских армий на всем Восточном фронте начало доходить до зенита. От Балтийского до Черного морей динамика германского стратегического наступления поглощает все оперативные и тактические резервы. В расположении тыловых комендатур находятся только слабые части этапных команд, полиция и полевая жандармерия.

Партизаны начинают наносить удары. Загорается тыл. Портятся дороги. Идут первые нападения на текущие к фронту боевые снабжения.

И вот оперативная разведка германского Генерального штаба северной группы армейских войск обращается к нам с осторожным вопросом: нельзя ли использовать против партизан формирующиеся русские национальные батальоны?

Вопрос в исторической перспективе совершенно ясен.

От того, как сдадут боевой экзамен русские батальоны, будет зависеть их будущая организационная судьба. Быть может, судьба будущей Российской национальной освободительной армии, а вместе с ней, как нам тогда казалось, и вопрос освобождения российской нации от революционной коммунистической идеологии.

Долго раздумывать не приходилось.

1-й русский национальный батальон был выдвинут на линию партизанского огня.

По понятным читателю причинам я рвался в расположение моих батальонов. Но Генеральный штаб армейской группы задержал меня в Пскове чрезвычайно важной и спешной работой. Вызванный мною по прямому проводу капитан, командир батальона, старый ветеран Гражданской войны, доложил, что политически опасаться нечего. Батальон, как офицерский, так и солдатский состав, глубоко охвачен национальным духом, хотя и состоит на 80 процентов из бойцов Советской армии. Батальон прекрасно вооружен и в совершенстве подготовлен. Командир батальона опасается только большого численного превосходства партизан, засевших в местных лесах.

В слегка морозную ночь северной осени батальон силою 400 штыков вышел из своих казарм и потянулся к месту боевой операции.

На рассвете, развернувшись в боевой порядок двумя ротами, оставляя третью в резерве, батальон начал входить в высокий лес.

Итак, первый бой. Первое огневое крещение русских национальных воинских соединений.

Пусть не говорят пацифисты об ужасах огневой войны. Каждый профессиональный солдат знает и другую сторону боя. Знает его красоту и величие. Величие любви, кто душу свою полагает за други своя — за идею, за жизнь своей нации и за ее государственную и историческую славу.

Солдат знает жгучую красоту, выходящую за сферу линии трансцендентального бинома — добра и зла.

Красоту напряжения до отказа психических сил, когда ритм человеческого сердца сливается с дыханием природы, когда все чувства обострены до предельной, болезненной крайности, когда между небом и землей рушатся все границы видимого и невидимого, и солдат, идя в бой, душою осязает то, что до сих пор было недоступно его физическим чувствам.

Солдат переходит границы индивидуального и растворяется в сферах сверхчеловеческого долга.

Утренний туман начал рассеиваться, когда батальон почти бесшумно, пройдя холмами пересеченное предполье, начал втягиваться в лес.

Запах сырого осеннего рассвета, леса, коры, мха и солдатских мокрых сапог. Изредка голос одинокой команды. Лязг оружия. Осторожные, но смелые шаги…

С командного наблюдательного пункта уже не видно втянувшихся рот.

По всем нервам проходит ток напряжения. Напряжения близости огневого боя, так хорошо знакомого всем профессиональным солдатам. Жуткая тишина. Последняя тишина перед неизвестным. Для парадокса чирикают птички. Поднимается шум просыпающейся природы. Сейчас будет бой, бой в болотистом лесу. Политический экзамен. На чью сторону склонится чаша боевого счастья?

Командир батальона поднял глаза к небу.

Напряжение доходит до максимума. И наконец, наконец раздались первые, как бы робкие, ружейные выстрелы. Застучала назойливая пулеметная лента, и вдруг, как бы сконфузившись, неожиданно, почему-то оборвалась. Пулемет замолчал. Снова наступила роковая тишина. Для солдата ясно: наше передовое охранение наскочило на неприятельскую заставу. Проходят минуты, долгие минуты, которые кажутся теперь годами. И вдруг, на левом фланге, неожиданно, басом рявкнула неприятельская тяжелая мина. Ей ответили тонким дискантом ручные автоматы. По всему лесу вспыхнул ружейный огонь. Затрещали пулеметы. Послышались команды. Резервная рота начала уступом свой правофланговый обход. Интенсивность боевого огня разгоралась. Взрывались ручные гранаты. Лес загудел. Наконец, послышались крики — «ура!»

Командир батальона, прихрамывая от раны 1-го Кубанского похода, скрылся со своим штабом.

Чаша весов боевого счастья начала маячить в сфере великого и для нас не познаваемого.

Через 40 минут огонь резко оборвался. В лесу неожиданно стихло. Так же неожиданно, как и началось. И началось томительное ожидание. Ожидание — что же принесет та лесная гробовая тишина?

А потом из лесу начали выходить первые, отдельные солдаты. Появилась голова выходящей колонны. Смешанной колонны национальных русских добровольческих солдат с их «зелеными лесными пленниками».

400 солдат северного батальона, потеряв двух убитыми и четырнадцать ранеными, маршировали в свои казармы, ведя, вернее, идя, совместно с 844 партизанами.

Боевой, вернее, политический, экзамен был выдержан блестяще. В лесу, через линию боевого огня, русские сговорились с русскими. Воевать им было нечего. Впереди их ждало общероссийское национальное освободительное дело.

Так была проведена первая национальная боевая и политическая операция, когда германский военный союзник не мешал, а вернее, помогал русским национальным воинским соединениям.

Таких исторических примеров, вышеуказанного характера, можно было бы приводить десятками из нашего прошлого боевого опыта, но я не буду на них задерживать внимание читателя, а перейду сразу к другому, также наиболее характерному военно-политическому эпизоду, но диаметрально противоположному первому, и по ходу своей акции, и по своим политическим результатам.

Летом 1943 года одному из полков, входящих в состав Русской дивизии специального назначения, удалось войти в непосредственный политический контакт с командованием партизанских бригад, действовавших в тылу германских войск южной армейской группы.

К этому историческому времени партизанское движение на Восточном германском фронте разрослось в многочисленные соединения, насчитывающие десятки тысяч бойцов и действовавшие чрезвычайно энергично в германском армейском тылу, нанося тяжелые удары не только тактического, но и оперативно-политического характера.

В это время русский полк силою около 100 штыков оперировал в лесном районе Киевской области против смешанных русско-украинских партизанских бригад, общею силою доходящих до 6 тыс. бойцов.

Русские националисты в германских «фельдграу» быстро сговорились с русско-украинскими националистами в советских мундирах.

Язык и политические цели оказались общими.

Партизаны решили выйти из своих очагов, чтобы, соединившись с националистами, продолжить свою вооруженную борьбу против общего врага, то есть коммунистического ига.

Это был сравнительно крупный военно-политический успех, а потому решено, в полном согласии с германским командованием, организовать местное национальное торжество.

Впоследствии германская пропаганда смогла бы полностью использовать вышеуказанный факт и этим добиться, мирным путем, решающих военно-политических успехов на тяжелом антипартизанском фронте.

В день самого перехода для торжественной встречи партизан полк выслал оркестр музыки. Были приготовлены полевые кухни, праздничное угощение, квартиры и даже вечером предполагался полевой театр.

Так как это был первый случай добровольного массового перехода партизан, то из германской Главной квартиры специально прилетел генерал, ведающий делами восточных войск, чтобы своим высоким присутствием подчеркнуть важность и торжественность вышеуказанного события.

Все было готово — и в лес для встречи и препровождения партизанских бригад вышла от национального полка русско-украинская делегация.

Но тут произошло нечто совершенно непредусмотренное и никакими оперативными расчетами непредвиденное. Вмешалась штатская высшая политика. Кого-то или чего-то испугавшись, по совершенно непонятным для нас причинам, политическое управление Третьего рейха спешно вызвало батальоны Ваффен-СС, которые и сосредоточились в тылу нашего полка.

Партизанская разведка через агентуру местных жителей, конечно, обнаружила концентрацию батальонов Ваффен-СС и, подозревая возможность провокации, партизаны отказались выйти из своих лесных очагов.

К чести партизанского командования будет сказано, что оно поверило в невинность своих национальных товарищей и без всяких разговоров выпустило находящуюся у них в лесу русско-украинскую полковую делегацию.

Политической конфуз получился полный. Военный результат, конечно, трагический. Национальные русские и украинские воинские соединения «потеряли сердце» к борьбе против партизан, и их пришлось снять с данного участка фронта, а партизаны вскоре разрослись в 30-тысячную массу и стали уже не тактическим, а оперативным фактором военнополитической диверсии в тылу данного участка германского фронта.

Вот один из наиболее ярких примеров, как не должно и как нельзя воевать против партизан. Как сумасбродная, фальшивая политика может привести к двойной сумме нежелательных и тяжелых результатов.

Партизанские бригады получили мобилизационное пополнение. Антипартизанские отряды, потеряв веру в своих политических, то есть германских союзников, пережили долгий моральный, психологический и организационный кризис.

Пишущему эти строки пришлось самому заплатить на некоторое время личной карьерой за вышеуказанную пробу военно-политического эксперимента.

Так как штаб дивизии, ведший переговоры с партизанами, находился в городе Варшаве, то смелый партизанский украинский атаман, охраняемый специальными грамотами вермахта, приехал для ведения переговоров в город Варшаву.

Гестапо потребовало выдачи партизанского атамана.

Командир дивизии, то есть автор этого скромного труда, опираясь на политический авторитет адмирала Канариса, начальника германской военной разведки, а также шефа отдела «Иностранные армии Востока» Генерального штаба германской Главной квартиры, наотрез отказался выполнить требование германской политической полиции. Разгорелась борьба за голову украинского атамана. В конце концов, по личному приказу адмирала Канариса, офицерам вермахта удалось вывезти из несчастной Варшавы украинского атамана, но автор был отрешен от командования дивизии и арестован домашним арестом, впредь до выяснения обстоятельств.

Следствие велось 4 месяца. Автор сидел в Торнской крепости, и его участь должен был решать сам шеф ОКВ — генерал-фельдмаршал Кейтель.

Благодаря энергичной интервенции германского Генерального штаба следствие было проведено юридически лояльно, была доказана полная невинность автора, и он был, после реабилитации, восстановлен во всех своих правах.

Вот один их наиболее ярких примеров непонимания политикой самой сущности партизанского дела и принципов огневой борьбы против военно-политических доктрин малой войны.

Непонимание веяния времени, то есть техники перевода войны, классической войны внешнего фронта во внутреннюю национальную гражданскую кампанию.

* * *

Заканчивая главу, я не могу не подчеркнуть вторично, что воевать на Востоке против партизан с политическими программами господ розенбергов, даже при атомной технике, не представляется политически возможным.

Если вооруженные силы демократий пойдут на Дальний Восток не в виде союзника, а в качестве военного интервента, то тогда они должны быть готовы к тому, что все необъятное пространство от Карпатских гор и Пинских болот до лесов Центральной России, Кавказа, Урала и непроходимой тайги Сибири — покроется кишащей массой партизан. То же явление возникает в пустынях, горах и степях жаркой Монголии и необозримого Китая.

Союзники очутятся перед лицом многомиллионной массы «зеленых» солдат. Перед революционным коммунистическим фронтом малой войны.

«Война и политика» — так я позволил себе озаглавить мой скромный труд. Два бинома одного целого, от решения которого будет зависеть будущее политическое лицо нашей планеты и ее географическая карта.

Сегодня, в атомную эпоху, каждый государственный деятель, преследующий известные политические цели, должен тщательно их соизмерять с возможностями своей стратегии. Разбитие атома привело нас к новому оперативному расчету. К специальному боевому порядку. К распылению военной машины и к глубокой деконцентрации пехотных масс.

Опустевшее от боев огненное тактическое поле, вместе с поредевшим оперативным его предпольем, как никогда создают новые глубокие возможности для акции малой войны и дают ее диверсиям небывалую широту диверсионного размаха.

Мы, профессиональные военные, воспитаны в рамках суровой дисциплины. Мы привыкли признавать только законные авторитеты и не заниматься политикой, в особенности, когда она несет революционную идеологию. Больше того, профессиональные солдаты не любят политической атмосферы, а потому крайне неохотно вступают в общение со всякими политическими, революционными движениями, даже если этого настоятельно требует складывающаяся новая боевая обстановка.

А между тем сегодня каждый военный, от солдата до полководца, офицер Генерального штаба и строевой командир должны глубокого ознакомиться с общими принципами политики и научиться государственно и политически думать.

Полководцы и командиры, преследуя свои стратегические, оперативные и тактические цели, должны, планируя и выполняя вышеуказанные задачи, уметь государственно думать и не забывать, к каким политическим целям могут привести задуманные или проводимые ими боевые операции.

Нашим лозунгом должно быть: стратегически планировать, оперативно рассчитывать и тактически действовать, не переставая пребывать в реальной сфере государственной политики.

Генерал фон Клаузевиц говорил: «Война — это продолжение политики. Это та же политика, но проводимая иными средствами». Я разрешаю себе эту дисциплину расширить, в наш атомный век, высказанное положение, вернее, его несколько изменить: сегодня война и политика перестали быть взаимным продолжением. Они слились в одно нераздельное целое. Причем в период главенства политики над стратегией вид нашей жизни — это «холодная» война. С момента перевеса чаши исторических весов в пользу стратегии, жизнь принимает форму огневой войны. Война и политика — это две части одного исторического целого.

Это формы сегодняшнего процесса человеческой жизни.

 

Глава XIII. Партизаны и атомный огонь

Атомная эпоха. Не подлежит никакому сомнению, что разбитие атома является, с точки зрения философии современной технологии, грозным шагом в нечто новое, неизмеримое, и в своих технических последствиях неизвестное.

По формуле средневековых алхимиков материя трансмутируется в энергию. Материя, то есть бог атеистов, перестает существовать. Человечество, эксплуатируя атомную энергию, конечно, настежь открывает двери новым неограниченным возможностям технологии. Однако не будем переоценивать «ценностей». История Вселенной пережила много разных эпох. Начиная от доисторического времени и переходя постепенно к современной истории, мы прошли сквозь эпохи камня, бронзы, железа, угля, пара и электричества. Пройдем благополучно и сквозь «апокалипсис» атомного огня.

Ни одна из предыдущих исторических эпох не знала резких переходов. И появление огнестрельного пороха на европейских полях сражений не сразу смогло вывести из строя закованные в панцирь и железо рыцарские конные соединения.

Нас, солдат, в первую очередь, интересует, что принесет с собою атомный огонь с военно-философской точки зрения. Произойдет ли на полях сражений принципиальная революция военного искусства или история огневых войн и дальше, хотя и резкими толчками, будет разворачиваться по линии старых, освященных традицией эволюционных форм огневого боя и оперативного искусства, вытекающего из суровых требований геополитики.

Философия войны твердо учит, что нам, профессиональным солдатам, нельзя увлекаться современным жюльвернизмом. Предполагать, что мы перешли в эпоху войны нажатия кнопок. Нажатия кнопок в военно-политических кабинетах.

История военного искусства человечества не знает боевого оружия, способного одним ударом решить участь всей кампании. Быть может, будет когда-нибудь изобретено это «абсолютное оружие» тотального уничтожения нашей планеты. Но кто же тогда сможет воспользоваться этим фантастическим оружием? Оружием абсолютного уничтожения жизни. Ведь при этом новом политическом положении вопрос первого удара не будет относиться к вопросу боевой внезапности. Не к внезапности стратегической, не, конечно, к внезапности оперативной или тактической. Кто первый нанесет удар, не разрешит вопроса победы или поражения, если от этого удара погибнет не только противник, но и свои нации. Кто возьмет на себя ответственность за гибель Вселенной?

Современная война — это слишком сложное явление. И она будет разыгрываться в планетарном масштабе, на пространстве миллионов квадратных километров, втягивая в борьбу сотни миллионов населения.

Война — это продолжение политики. Но политический выигрыш войны сводится, прежде всего, к выигрышу последующего за войною мира. К выигрышу будущего мирного переустройства планеты на новых справедливых началах, началах морального, политического и социального характера. А потому совершенно ясно, что целью стратегии не может быть уничтожение не только жизни нашей планеты, но даже жизни сотни миллионов людей на пространстве сотни миллионов квадратных километров. Война ведется за господство идей, за политические цели, за экономические блага или хозяйственные преимущества, но война не может быть борьбою за вакуум.

Стратегическая огневая подготовка не может оставить после себя атомную воронку «торичеллиевой пустоты».

Сама жизнь, политика и финансы ограничат стратегические стремления атомной технологии. А потому только в этих боевых аспектах можно и должно рассматривать все будущие огневые конфликты, как бы тяжелы, как бы кровавы и страшны они ни были бы.

Будущая кампания может быть выиграна только всеми современными методами боя. Всеми средствами «холодной войны» на полях моральной, политической, психологической и экономической борьбы.

Разведкой, диверсией, «малой войной» и рядом социальных революций. Огневыми сражениями во всех четырех измерениях: на суше, на воде, в воздухе и за душу непосредственно сражающегося солдата.

Во Вторую мировую войну мы летали со скоростью сотен километров в час. Боевой радиус подводных лодок растягивался в тысячи километров. Германская ракетная артиллерия громила с надбережных атлантических установок столицу Великобритании. Быть может, в Третью мировую войну аэропланы будут летать со скоростью звука. Вместо «ковра» тысячи бомб достаточно будет сбросить одну атомную бомбу или выстрелить один дальнобойный атомный ракетный снаряд. Подводный флот, по всей вероятности, теоретически неограниченно расширит возможности своих боевых рейсов. Появятся новые страшные виды газа, бацилл и смертоносных лучей. Но все эти виды новой боевой техники останутся и в ближайшем будущем, как были в недалеком прошлом, только видами современной тактической или оперативной огневой подготовки. Подготовки боя, целой цепи операций или даже всего стратегического похода кампании. Останутся огнем тактического, оперативного и стратегического, морального и боевого воздействия.

Самой своей философской сущностью, война, как и раньше, остается принципом борьбы двух человеческих воль, где каждая из сторон будет стремиться всеми возможными мерами воздействовать на волю противника. Действовать на его мораль. На его психологию, новым, быть может, страшным в своих смертоносных действиях оружием, данным ей современной техникой, оружием чрезвычайного огневого могущества, но всегда ограниченным законом права жизни. Инстинктом самосохранения.

Человечество, не способное стремиться к своей тотальной гибели, не позволит технократии сбросить водородно-атомную бомбу, фантастическую бомбу «абсолютного оружия».

Политика, стремящаяся управлять жизнью, и финансы с экономикой, стремящиеся к расширению своих торговых возможностей и влияний, всегда найдут пути и средства к ограничению тотальных стремлений современной или будущей военной машины.

От зари веков и на протяжении всей человеческой истории стратегия всегда была и всегда останется слугою политики.

Политики, все равно какой, будь то государственной или интернациональной.

* * *

Перейдем теперь к краткому рассмотрению возможностей ведения «малой войны» в новых условиях, в условиях атомного огня.

Набросаем схему атомного боя в нижеследующих аспектах, в аспектах современной военной техники, новой тактики и частично видоизмененной оператики.

С технологической точки зрения, атомный огонь следовало бы резко разделить на огонь современной атомной артиллерии и на атомный огонь, вернее, атомную воздушную бомбардировку.

Первый огонь, то есть атомная артиллерийская подготовка, носит явно тактический характер и служит прямою поддержкой в наступлении или обороне своим наземным войскам, то есть танковым, пехотным и кавалерийским соединениям.

Второй вид атомного огня, то есть воздушная бомбардировка тыла, тыла оперативного или стратегического, должна быть отнесена к оружию боя, служащего оперативным или стратегическим целям кампании.

Тактика. Ею придется, главным образом, и заняться в этой небольшой главе, ибо, какой бы характер операция ни носила, оперативного ли размера или даже стратегического воздействия, все-таки и всегда каждая непосредственная политическая или боевая акция партизан будет протекать в условиях сближения с противником, а потому будет входить в состав тактических боевых или тактико-диверсионных политических акций.

Технология. Современная атомная артиллерия стреляет снарядами, равными по силе 20 000 кг.

Сила действия этого снаряда обыкновенно определяется по радиусу удаления от нулевого пункта попадания, то есть места взрыва.

Современные огневые опыты и маневры показали:

Взрывом одного атомного снаряда может быть полностью уничтожен один батальон, занимающий нормальную фронтовую позицию от 2-х до 3-х км по новой атомной разверстке.

На расстоянии немного больше одного километра от нулевого пункта взрыва находящиеся пехотные части, в соответствующих укрытиях, не теряют своей боеспособности. Эти части смогут проходить «зараженное место» через 60 минут от момента взрыва без специальных масок и защитной одежды.

На той же дистанции пехотные части, находящиеся в открытом поле, потеряют 50 процентов своего личного состава.

Нормальные (небронированные) автомашины на расстоянии 2-х км от нулевого пункта несут сравнительно небольшие потери. А уже на расстоянии 3 км от точки взрыва эти части могут чувствовать себя в сравнительной безопасности. Части на небронированных машинах могут проходить «зараженные места» после получаса от момента атомного взрыва.

Танковые соединения и бронированный автомобильный транспорт на дистанции от 3 км и больше почти не несут потерь, а потому сохраняют свою полную боеспособность. Вышеуказанные части могут проходить «зараженную местность» непосредственно после атомного взрыва.

Из этого более чем скоромного перечня уже ясно вырисовывается сравнительная неуязвимость танковых и бронированных частей и этим подчеркиваются их новые боевые возможности в будущих сражениях нашей так называемой атомной эпохи.

Не подлежит никакому сомнению, что тяжесть наземного боя ляжет еще больше, чем во Вторую мировую войну, на плечи танковых дивизий.

Теперь, после всего вышесказанного, логически вытекает вопрос: какое же влияние сможет оказать современная атомная техника как на тактику наземного боя, так и на действия партизанских бригад?

Тактику наземного боя на полях атомных сражений я более подробно рассматриваю во второй части моей книги «Мысли солдата», а здесь я только ограничусь общим освещением атомной обстановки боя и в связи с этим его влияния на эвентуальные новые возможности военно-политических партизанских действий.

Прежде всего, надо заметить, что фактором большого значения является огромная стоимость атомного производства. Производства атомных бомб и атомных снарядов. Вышеуказанный фактор потребует чрезвычайно большой экономии в расходе как атомных бомб, так и атомных снарядов.

Американские военные нормы сегодняшнего дня предвидят штаб корпуса, как самую низшую инстанцию, имеющую право распоряжаться атомной амуницией, и определяют 6 атомных снарядов на каждый атомный бой. На каждую атомную подготовку.

Из этой нормы мы видим, что стрелять придется только по тем целям и по тем объектам, которые будут представлять из себя достаточную ценность для атомного огня. Все остальные боевые цели и военные объекты будут, как и раньше, подвергаться обстрелу или бомбардировке нормального, или как теперь принято говорить, конвенционального оружия.

Таким образом, мы видим, что атомное оружие не сбросило со счетов боевой калькуляции все остальные виды родов оружия.

Прежде всего, как результат появления атомного оружия, мы увидим еще большее, чем раньше, разрежение боевых полей.

Атомная тактика потребует в наивысшей форме огромной маневренности, быстроты передвижения, крайней эластичности, глубокого камуфляжа, преимущественно ночного марша, коротких во времени концентраций, умения непосредственно из походной колонны переходить в боевую, чрезвычайной быстроты в ориентировке, молниеносных решений, внезапных и решительных ударов и умения быстрого отрыва от противника.

Уже из этих кратких тактических положений мы видим, как они по своему характеру тождественны тактическим требованиям партизанской борьбы. Та же атомная тактика переносит, как было уже сказано выше, тяжесть огневого сражения на плечи танковых соединений. Первоначальной задачей новой тактики будет: заставить маневрами своих войск противника провести соответствующую концентрацию, чтобы сделаться достойной целью атомного огня. Давя маневром на противника, надо загнать его в так называемый «атомный мешок».

По окончании вышеуказанного тактического маневра атомная артиллерия открывает огонь и громит сидящего в «мешке» противника. Однако маневрирующая сторона должна проявлять большое искусство, чтобы самой, избегая соответствующей явности и концентрации, не сделаться, хотя бы на время, той же «достойной целью» для атомного огня противника.

Вышеуказанные требования, поставленные сегодня современной тактикой, заставят войска продвигаться закамуфлировано, главным образом по ночам, небольшими колоннами, на растянутых дистанциях и на глубоко разомкнутых интервалах.

Опустеет поэтому не только тактическое поле сражения, но и его предполье. Эти новые боевые условия создадут еще большие возможности, чем в эпоху Второй мировой войны, для всевозможных внезапных диверсионных и боевых акций партизанских бригад.

Удар кулаком, который мы привыкли видеть при прорыве укрепленных позиций во время Первой мировой войны, и массовая концентрация танковых дивизий из исторической эпохи германских блестящих блицкригов на будущих полях сражений отойдут в область исторических преданий.

Принципы генерал-фельдмаршала фон Мольтке Старшего — отдельно маршировать, но совместно наносить удары — этот принцип найдет полное применение в современном оперативном искусстве.

Место тактического удара будет «завтра», по всей вероятности, выбираться не по принципу концентрации масс, а на основании создания возможностей подвергнуть противника атомной бомбардировке.

Итак, закамуфлированно, предпочтительно ночью, по опустевшим оперативным путям и маршевым дорогам, через до крайних пределов разряженное оперативное заплечье и тактическое предполье будут разрозненно маршировать, вернее, стекаться к месту сражения, войсковые соединения всех родов оружия, чтобы в последний момент, перейдя непосредственно из походного марша в тактическое боевое построение, нанести противнику внезапный, решительный и сокрушающий удар, удар стремительным маневром со всеми видами его сопровождающего огня.

Оперативную пустоту и тактическую атомную разряженность начнут, конечно, заполнять, просачиваясь, партизанские бригады.

Последние маневры с атомным огнем показали, что дивизия нормального европейского состава будет занимать фронт шириною от 10 до 25 км.

Современный расчет европейских Генеральных штабов считает, что вышеупомянутая дивизия сможет оборонять вышеуказанный фронт, если будет принято во внимание нормальное превосходство, то есть трех- или четырехкратное, наступающего противника.

Придется перейти, еще более чем во время Второй мировой войны, к тактике глубокого эшелонирования сил, как при эластичной обороне, так и при атомном наступлении. Решающие удары будут наноситься из глубины, маневром резервов, главным образом — танкового резерва с моторизованной пехотой, посаженной на бронированные машины.

Германская тактика, примененная на Восточном фронте с таким большим успехом во время Второй мировой войны, остается в полной силе и в эвентуально грядущей Третьей планетарной огневой кампании.

Хотя атомная эпоха и переносит тяжесть тактического боя, равно как и оперативного маневра, на танковые войска, пехота моторизованная (по немецкой терминологии — «панцер-гренадеры»), подведенная (не подвезенная) к месту боя (ибо современный пехотный бой будет протекать в забронированных автомашинах и только в редких случаях — в спешенном виде, то есть спешенной с машины пехотой), — эта пехота и в атомных сражениях остается одним из главных родов оружия, хотя, быть может, и потеряет свой старый титул — царицы полей.

Теперь невольно встает вопрос: будет ли масса современных танковых дивизий с сопровождающей их забронированной моторизованной пехотой при их быстроте передвижения, будет ли эта масса так же уязвима для ударов партизанских бригад, как были уязвимы в прошлых войнах все войсковые переброски и марши по железным дорогам, нормальным грузовым машинам, конной тягой или просто в пешем походном строю?

Каждый из способов передвижения и каждый вид войскового транспорта имеет свои, только ему одному присущие, «ахиллесовы пяты».

Конечно, стрельба из засады по конному транспорту или пешей колонне много легче для возможностей партизанского огня, чем стрельба по забронированным, не говоря уже по танковым, машинам.

Партизанские мины будут главным врагом бронированного транспорта. Современный транспорт чрезвычайно уязвим и чувствителен к качеству путей сообщения, к состоянию железнодорожного полотна, насыпи, мостов, стрелок да и просто грунтовых дорог.

В огне партизанских пожаров могут быть легко уничтожены склады запасных частей, починочные мастерские и, главным образом, баки с бензином и горючими маслами. Нефть — это кровь современной моторизованной армии. Без нефти эта армия не может продвигаться вперед. Без нефти она не в состоянии маневрировать. Совершенно ясно, что вышеуказанный перечень является только небольшой частью тех уязвимых «ахиллесовых пят» современной военно-технической машины, которые будут подвержены ударам смело действующих партизанских бригад.

Оператика. Здесь мне хочется сказать несколько слов о тех возможностях, которые представляет современная оператика тыловым действиям партизанских войск. Здесь я разрешаю себе сказать несколько слов о «фантастической картине» грядущих огневых сражений. (Читателя, интересующегося более подробно этим вопросом, отсылаю ко второй части моей книги «Война и политика», то есть к части «Мысли солдата»).

Восстановим перед нашими глазами картину огневого боя двух предыдущих мировых кампаний.

В Первой мировой войне «царица полей», то есть многострадальная и доблестная пехота, наносила «кулаком» главный удар по живой силе неприятеля или его укрепленным позициям при мощной поддержке артиллерийского огня. Уничтожение живой силы врага было главной целью и принципиальной задачей всех наземных операций.

Во Второй мировой войне рвущиеся вперед танковые «клинья» помогали идущей за ними «царице полей» разбить противника, то есть уничтожить его живую силу, занять и закрепить за собою тактические позиции, оперативные рубежи или стратегически-политические центры.

Кампания разыгрывалась в схеме общего стратегического плана рядом последующих операций в цепи отдельных тактических сражений. Вышеуказанными огневыми мерами и достигалась окончательная тоталитарная победа над противником. Тоталитарная победа приводила нас к желанному политическому результату.

В будущей, грядущей Третьей мировой, в общем стратегическом плане войны, в цепи предполагаемых операций — первые тактические сокрушительные удары будут, по всей вероятности, наноситься воздушным флотом, так называемым стратегическим воздушным флотом.

Для подготовки, вернее, для создания такой стратегической обстановки, при которой смогут начаться наземные операции, придется, прежде всего, бороться за свое воздушное превосходство, за будущую «воздушную крышу» для своих наземных войск, чтобы этим обеспечить все их последующие эвентуальные наземные продвижения. Придется пробовать внезапным тотальным атомным ударом разгромить, сжечь или уничтожить, прежде всего, атомные базы своего противника, установки дальнобойной ракетной артиллерии, продукцию, магазины, политические центры, важные военно-промышленные сообщения, радарную систему, крупные оперативные концентрации войск и т. д.

В этот общий «вступительный» период военных действий роль всех наземных войск, главным образом, сведется к тактической обороне (активной или пассивной) театра военных действий, эвентуального плацдарма развертывания своих наземных войск для будущего решительного наземного наступления, ибо, как бы ни были сильны атомные бомбы и ракетные снаряды, как ни была могущественна атомная бомбардировка стратегического воздушного флота, окончательная победа может быть достигнута и закреплена только продвижением вперед наземных войск. Только то может считаться окончательно взятым или занятым, где твердо стоит нога пехотинца.

Поэтому в первый период роль наземных войск сведется, как было указано выше, к защите своих оперативных, воздушных и морских баз, стратегических аэродромов, атомно-ракетных позиций, своей или союзной военно-технологической промышленности, важных политических центров, путей сообщения и прикрытия своей мобилизации, своих предварительных оперативных концентраций, воздушных и морских перебросок, перевозок и т. д.

Разбросанные по сети вышеуказанных стратегических или оперативных объектов, наземные войска всех видов оружия должны будут обеспечивать все вышеуказанные военно-политические цели и объекты от прямого или косвенного вторжения наземных сил неприятеля, от его воздушных десантов, всякого рода диверсий, саботажа и, конечно, прежде всего, от удара партизанских бригад.

Обеспечить, действуя пассивно-оборонительно или наступательно, то есть местными короткими контрударами, прикрывая все вышеуказанные объекты и плацдармы эвентуальных развертываний в общем ходе всех операций, входящих в состав генерального стратегического плана. Прикрывая до тех пор, пока атомная дальнобойная бомбардировка не надломит живые силы противника, его психологию, военный потенциал и экономику. Пока вышеуказанная бомбардировка не разгромит военную технику врага и не вызовет у противника соответствующий «боевой кризис». Тогда наземные силы, под прикрытием продолжающегося своего атомного стратегического бомбардирования и при поддержке оперативного и тактического огня, непосредственно сопровождающего продвижение наземных сил, — эти наземные силы переходят в общее наступление, чтобы уже энергично проведенными мощными тактическими ударами добиться в цепи оперативных сражений окончательной стратегической победы.

Совершенно ясно, что со стороны противника и, главным образом, при посредстве партизанских бригад будут предприняты грандиозные попытки проникнуть в глубину обороны и инфильтрировать всю сеть стратегической завесы, опущенной наземными вооруженными силами перед неприятелем в целях обороны своих позиций и плацдармов.

И здесь партизанские бригады, выходящие из своих очагов, прекрасно закамуфлированные, разбросанные широким оперативным веером в тылу фронта неприятеля или сбрасываемые в виде воздушных десантов в оперативное предполье и стратегический тыл врага, — эти партизанские бригады смогут развить огромную деятельность. Деятельность в районе неприятельских баз, важных политических, военных или промышленных центров. Смогут действовать в охват оперативных флангов и тыла на территории предполагаемого неприятельского стратегического развертывания.

Партизанские бригады, не будучи сами объектом, то есть «достойной целью» атомного огня, вследствие своего камуфляжа, чрезвычайной подвижности и эластичности, а с тактической точки зрения, вследствие малочисленности своей концентрации, смогут наносить решительные тактические и оперативные удары. Эти войска, то есть партизаны, воспитанные в тактике ночных маршей, широкого, вернее, глубокого, эластичного маневра, огромной подвижности в методах нанесения внезапных ударов и скоротечности боя, умения резко отрываться от противника, чтобы снова, произведя соответствующую концентрацию, напасть. Эти войска, имея в своем распоряжении современные средства передвижения и автоматическое оружие с могущественной огневой волной, энергично действуя в неприятельском тылу, смогут быть колоссальным неизвестным в общем уравнении оперативных планов Генеральных штабов западных держав.

Неприятельские базы, аэродромы, порты, склады, промышленные объекты, пути сообщения, всякого вида транспорты, отдельные колонны, лазареты, лагеря военнопленных, тыловая администрация, полиция, сеть связи и штабы будут целями и объектами диверсионной деятельности партизанских бригад.

Все вышеуказанные военно-политические акции партизанских бригад при благоприятных политических и географических условиях на необъятных просторах Восточной Европы и Азии смогут, разжигая расовые, колониальные, национальные и социальные конфликты, потрясти всей системой, всеми планами и всей организацией войны со всеми ее политическими, государственными, экономическими целями и стратегическими расчетами ведения кампании.

Из этого краткого очерка, а также из всего предыдущего вышесказанного на страницах этого скромного труда, читателю, вероятно, становится ясно, какое могущественное боевое оружие военно-политического воздействия на волю своего противника создано военно-революционной мыслью в СССР.

Создано революционное боевое оружие, принципом которого и его военно-политические возможности на будущих огневых полях сражений нисколько не уменьшила, а скорее, сильно увеличила наша так называемая атомная эпоха.

Атомный огонь, заставивший опустеть поля тактического боя, оперативные пространства маневра и всю стратегическую глубину эвентуальных концентраций, развертываний и маршей, — этот атомный огонь предоставляет все возможности для инфильтрации позиций и плацдармов, как равно и тыла для смело и решительно действующих партизанских бригад.

Поэтому мне хочется еще и еще раз предостеречь Генеральные штабы западных держав, чтобы они в своих оперативных расчетах не пренебрегали военно-политическими акциями «презренных зеленых банд». Сегодня партизанские бригады не являются больше презренными бандами, как показал опыт германо-советской войны, а могущественным военно-политическим оружием тактического боя, оперативного решения и стратегически-политического воздействия.