Если бы его спросили заранее, как должен выглядеть административный центр Эксклава, то Андрей не сумел бы ответить внятно. Фотографий и кинохроник не существовало в природе — засвеченная пленка стала настоящим проклятьем. Оставались надеяться на художников. Но те, как правило, рисовали погибший замок и древние поселения; новую же столицу, построенную после войны, почему-то обходили вниманием.

В связи с этим, кстати, возникал закономерный вопрос — а каким образом Михалков собирался снимать кино? Да, история с «Сибирским цирюльником» — это, похоже, все-таки байка. Или, может, уже придумали выход? Цифровые камеры, например. Они здесь работают? Если даже и так, то снимки Андрею не попадались.

За неимением фактов он во время поездки пытался пофантазировать. Сначала ему представилось нечто образцово-футуристическое, в духе фильма «Blade Runner» — здания из стекла и бетона, монорельсы высоко над землей, неоновый свет и посадочные площадки на крышах. Потом он, правда, сообразил, что закрытые зоны на советском, да и постсоветском пространстве выглядят несколько по-другому. Воображение скорректировало картинку — бункеры со стальными дверями, надписи «Стой!» и «Предъяви пропуск!», овчарки и пулеметные вышки. Но в реальности все оказалась намного проще.

Это был самый обычный город — побольше чем тот, в котором вырос Андрей, но уж явно не миллионник. На окраинах теснились панельные новостройки, в другой стороне мелькнуло нечто, похожее на промзону — серые унылые корпуса и решетчатые конструкции непонятного назначения. В центре города небоскребов не наблюдалось, и спиральная башня смотрелась на этом фоне особенно вызывающе. Впрочем, оценить это зрелище никто, кроме Андрея, не мог.

Людей на улицах было много. Шагали по тротуарам, сидели в летних кафе, озабоченно перебегали дорогу. Хмурились, улыбались, болтали. Попадались и серьезные дяденьки в пиджаках, и симпатичные барышни в мини-юбках, и бритые амбалы в рубахах, расстегнутых до пупа, и похмельные работяги, и толстые тетки самого что ни на есть совкового вида.

Автомобильное движение тоже оказалось довольно плотным. Причем, иномарок было гораздо больше, чем в городе у Андрея. Интересно, подумал он, как они сюда попадают, если границы закрыты наглухо? Спросил у Ромы. Тот объяснил, что машины везут из Германии на пароме — в основном, конечно, подержанные, но и новые попадаются. А всяческий ширпотреб, вплоть до чипсов и прочих сникерсов прибывает тем же путем из Польши. Андрей удивился — а как же секретность и вся фигня? Рома пожал плечами. После распада Союза в Москве всем было не до Эксклава. Снабжать его — тот еще геморрой. Поэтому, когда кто-то заикнулся насчет парома, кремлевские перцы поначалу несколько охренели, но потом махнули рукой. И все последние годы торговля с заграницей идет исправно. Правда, иностранцам не разрешают сходить на берег. Детский сад, короче…

Слушая Рому, он разглядывал из окна спортивную тачку с открытым верхом, стоящую рядом на светофоре. За рулем сидела девица — по виду, ненамного старше Андрея. Правой рукой она небрежно держала руль, а в левой дымилась тонкая сигарета. До сих пор Андрей видел такое только в кино.

Через город протекала река, одетая в камень. Юргис остановился перед мостом. Все вылезли из машины. На другом берегу возвышался серый бетонный куб — этажей, наверное, в двадцать. Ровные ряды окон, на фасаде никаких украшений. Даже сейчас, когда ярко светило солнце, эта глыба нагоняла тоску. Рома пояснил мимоходом, что раньше здесь был НИИ, который, по мере сил, пытался разобраться в прошлом Эксклава. Потом из-за недостатка денег его прикрыли, а в здании теперь бизнес-центр.

— Ладно, парни, я побежал, — сообщил Михалыч, взяв свою сумку. — Андрей, если что, как с тобой связаться? Посидим в спокойной обстановке, поговорим. Я так чувствую, без дела ты не останешься.

— Надеюсь, — сказал Андрей. — А как связаться — пока не знаю.

— Ну, жить ты где собираешься?

— Без понятия.

— Ну, ты даешь, блин, — удивился седой. — И чем ты думал?

— У меня одна хата есть на примете, — припомнил Рома. — Кореш женился и к жене переехал, на днях буквально. Я бы тоже, блин, переехал! Живет теперь, как барон. Самый центр, трешка — предки ей подогнали… Ладно, неважно. Главное, что его квартира стоит пустая, он ее сдавать собирался.

— Ну и прекрасно, — сказал Михалыч. — Сразу, как домой доберешься, звякни своему корешу. Или лучше прямо сейчас набери с мобилы. Давай, давай, не разоришься с одного разговора! Если не получится — будем думать…

Лысый достал телефон, потыкал в кнопки и рявкнул:

— Здорово, гоблин!

— Высокие отношения, — заметил Юргис вполголоса.

Рома, тем временем, продолжал:

— Я, а кто же еще? Приехали, да. Вот только что. А в чем проблема? Не понял…

Он нахмурился и, продолжая слушать, прошелся с трубкой туда-сюда. Остальные переглянулись. Наконец, Рома буркнул:

— Ладно, сейчас подъеду.

Опустил мобилу, посмотрел на всех невидящим взглядом и произнес:

— Вот, елки. Копец мне…

— Что такое?

— Знаете, какое число сегодня? Четверг, второе сентября, бляха-муха.

— Чего?!

— Того! Туман этот долбанный…

Михалыч и Юргис схватились за телефоны. Рома тоже начал кому-то еще названивать. Андрей отошел в сторонку. Он решил не распространяться, что виноват, наверно, не столько туман, сколько упражнения с тусклым миром. Уберечься от побочных эффектов не всегда удается. В Москве, например, прыжка во времени не было, потому что ему помогала лунная тень. Но затмение кончилось — и вот, пожалуйста, скакнули. Спасибо, что только на три недели, а не на шесть, как в поезде. Ну, а что делать? Иначе вообще бы в жизни не выбрались…

— Рома, тебя куда довезти? — участливо спросил Юргис.

— До проспекта подбрось, — лысый сел на место и замолчал угрюмо, уставившись в одну точку. Михалыч махнул рукой на прощанье. Они проехали по мосту, свернули на оживленную улицу и через три квартала остановились.

— Может, подождать?

— Андрея подожди, если время есть, а меня не надо. Куда теперь спешить, нах…

Рома с Андреем выбрались из машины и зашли во двор многоэтажного дома. На лавке перед подъездом сидел упитанный мужичок, похожий на солиста «Руки вверх», постриженного под ноль. Увидев их, он встал и протянул Роме руку:

— Здорово еще раз. Я как раз домой шел, а тут ты звонишь. Решил тебя на улице встретить. Ну, что делать думаешь?

— Прикинем сейчас хрен к носу. Сначала насчет своей однушки скажи…

Через минуту Андрей уже снова сидел в машине, а в кармане лежал ключ от квартиры. К счастью, хозяин ее до сих пор не сдал. Переговоры не затянулись. Мужик посмотрел на Андрея, запросил сорок баксов в месяц, продиктовал адрес и чуть ли не пинком отправил на заселение — так ему не терпелось побеседовать с Ромой.

— И какой адрес? — полюбопытствовал Юргис.

— Советская, 154. Знаешь, где это?

— Знаю, подброшу. Говно район, если честно. Прямо рядом с «восьмеркой».

— Что за «восьмерка»?

— Режимный объект. Увидишь. Рома ничего больше не сказал?

— Не, только матюкался.

— Ну, еще бы. Он бабки должен конкретные. На счетчик уже поставили…

Дом оказался старый, пятиэтажный. Андрей со вздохом подумал, что эти уродцы хрущевской архитектуры преследуют его по пятам. Переползают по ночам из города в город, чтобы он, Андрей, на них натыкался…

Стены были даже не серые, а слегка буроватые, словно их старательно подкоптили. Дом стоял наособицу — от ближайших соседей его отделял заброшенный котлован. Еще имелось несколько гаражей, а рядом — мусорный контейнер, размером чуть ли не с кузов от самосвала. Он был заполнен с горкой. Вокруг бродила пестрая кошка.

Распрощавшись с водителем, Андрей шагнул в запыленный темный подъезд и поднялся по лестнице на третий этаж. Коридор был длиннее, чем в обычных домах, хоть и не такой бесконечный, как в общежитии. Андрей припомнил, что Юргис назвал такую планировку «гостинкой». Отыскал нужную квартиру. Хлипкая деревянная дверь не имела даже обивки. Щелкнул замок, и новое место жительства предстало во всей красе.

Ну, в общем, бывает и хуже, подумал он. В единственной комнате — шкаф, диван, раскладное кресло. В углу телевизор — кстати, не очень древний. На полу бордовый линолеум, на стенах выцветшие обои. В кухне — стол, холодильник «Саратов» и газовая плита. О, даже балкончик есть — крошечный, правда, с цементным полом, а железные перила шатаются.

Вид с балкона был, скажем прямо, нетривиальный. На противоположной стороне улицы торчал бетонный забор. Он тянулся, насколько хватало глаз, а поверху шла колючая проволока (Андрей подумал, что, похоже, его фантазии все-таки имели под собой основания). Пулеметные вышки, правда, отсутствовали, но приземистые постройки очень напоминали бараки. В глубине территории виднелся ржавый железный купол, от которого расходились толстые трубы. В общем, это, судя по всему, и была загадочная «восьмерка», о которой говорил Юргис.

Из-за забора донесся металлический скрежет и, кажется, приглушенный вой. По крышам «бараков» скользнула тень, словно над ними проплыло облако или пролетела плотная стая птиц. Но небо над городом было чистым. Андрей отвернулся и отправился в душ.

И только смыв с себя дорожную пыль, вспомнил, что не купил ничего съестного. Но идти уже никуда не хотелось. В нем яростно боролись голод и лень, и, чтобы отвлечься, Андрей опустился в кресло и включил телевизор.

На экране возник комментатор Сергей Моренко. Андрей удивился — этот чувак, вроде, вел «Воскресное время», а сейчас будний день, и дело только идет к обеду. Словно в ответ на его сомнения, внизу появилась надпись: «Повтор программы от 29 августа». Моренко, недобро прищурившись, произнес:

— Между тем, начальник областного департамента транспорта и дорожного хозяйства уже допрошен по делу о «лиловых кострах». Утверждается также, что карты области содержат фактические ошибки. Казалось бы, при чем здесь Глушков?..

Андрей потянулся к пульту, чтобы сделать погромче, но пока он давил на кнопки, картинка уже сменилась. В кадре возникло здание на Охотном Ряду, перед которым стояло несколько БТРов. Военные в камуфляже что-то обсуждали между собой и время от времени показывали рукой на фасад. Жадно вглядываясь в экран, Андрей пропустил несколько фраз ведущего, а когда спохватился, тот уже завершал программу:

— Таким образом, парламентский кризис, разгоревшийся после досрочного возвращения фракций с летних каникул, продолжает набирать обороты…

В голосе прорезались ядовитые нотки.

— …тут мы, конечно, поставим плюсик блоку «Страна отцов», чей учредительный съезд породил лавину, способную навечно погрести под собой нашу трогательно-невинную политическую систему. Впрочем, это такие мелочи — не правда ли, партайгеноссе Глушков? Главное, что осень не будет скучной…

Появилась незнакомая Андрею заставка — черно-белые шестеренки, которые вертелись со смачным лязгом. Полюбовавшись этой картиной, он переключил канал и услышал:

— …только звезды, и только самые яркие! Певица Аглая! Стилист Сергей Зверобоев! Светская львица Дарья Катценберг — вот, она как раз прибывает!.. — репортерша подпрыгнула от восторга и бросилась к лимузину, который подрулил к тротуару. — Дарья, почему вы сегодня здесь?

Блондинка лет восемнадцати, выбравшись из машины, блеснула зубами и сказала противным голосом:

— Ну, знаете, новый телеканал открывается — такое не пропускают. Причем, не обычный телеканал, а с совершенно оригинальной концепцией. Хотите, поспорим — все будут смотреть, и рейтинги через месяц зашкалят? Кстати, признаюсь вам по секрету, мне уже предложили работу. Буду вести программу. Да, авторскую программу в прайм-тайм…

Андрей был, мягко выражаясь, далек от светской жизни в Москве. И эту белокурую львицу ни разу еще не видел. Но почему-то ее лицо казалось смутно знакомым. Несколько секунд он пытался сообразить, потом плюнул и снова переключил канал. В самый последний миг, когда Андрей уже надавил на кнопку, ему почудилось, что на шее у блондинки шевельнулась черная нить. Он поспешно вернулся, чтобы присмотреться получше, но Дарья Катценберг уже исчезла из кадра, а репортерша гналась за двухметровым брюнетом в белом плаще.

— Ну, и фиг с ней, — буркнул Андрей и выключил телевизор.

Жрать хотелось просто невыносимо. Он вытряхнул из сумки одежду и почесал в затылке. Чистая рубашка с длинными рукавами осталась только одна. Блин, надо что-то придумать. И вообще, пора бы уже сделать «татуировку» более управляемой. Чисто внешне, хотя бы. Он же чувствует — после затмения возможностей стало больше. Ну-ка…

Он уставился на руку. Искры замерцали сильнее, но четкой картины не было.

— А вот хрен, — произнес Андрей. — Буду упражняться до посинения. Или до покраснения, как получится.

Прикрыл глаза и попытался расслабиться. Надо подумать о чем-нибудь знакомом, приятном. Вспомнился вид из окна квартиры, где он провел все детство. Шоссе среди далеких холмов. Солнце зашло, оставив розоватое зарево, и склоны, поросшие травой, потемнели. Прохладный ветер…

Он открыл глаза и посмотрел на предплечье. Узор был темно-зеленый и только ближе к локтю в него вплетались несколько красноватых волокон. Словно цветовая гамма из памяти отпечаталась на руке. Но самое главное — «паутина» была стабильна и не мерцала.

Вот и чудненько, подумал Андрей. Сойду за интеллигента…

Притока ума от позеленения, вроде, не ощущалось. Впрочем, он изначально планировал только внешнюю маскировку. В этом смысле — получилось неплохо.

Он натянул футболку, вышел за дверь и бодро двинулся к лестничному пролету.

— Ой!..

Барышня, только что свернувшая в коридор, врезалась в него и чуть не упала. Андрей едва успел ее удержать. Она уронила пластиковый пакет, и несколько картофелин весело поскакали по лестнице.

— Извините, я подберу, — пробормотал Андрей.

Он спустился за клубнями и положил их в сумку. Потом поднял глаза на девицу.

Она не была красавицей. Андрей не знал, корректно ли употреблять слово «щуплая» для описания женской внешности, но здесь оно подходило лучше всего. Не то чтобы девушка выглядела изможденной от голода, просто от природы такая вот хворостинка. Тонкие плечики, едва заметная грудь, мелкие черты лица — и при этом огромные, прямо-таки неестественные глазищи. На ней была майка без рукавов, кроссовки и широкие мешковатые джинсы. Стрижка короткая, волосы покрашены хитро — Андрей затруднился бы описать, запомнилась только красная челка.

И при этом — ярчайший алый узор чуть пониже локтя.

Заметив его, Андрей немного напрягся, но сразу же устыдился — он не встречал еще никого, кто выглядел бы менее агрессивно, чем эта незнакомка с картошкой. К тому же, его собственная «татуировка» не подавала никаких тревожных сигналов.

Девчонка смотрела него с любопытством.

— Ты не к нам приходил?

— Н-нет, — отчего-то Андрей смутился. — Я вообще-то к себе.

— А ты из какой квартиры?

— Из тридцать третьей.

— А я из тридцать седьмой.

— Ну, давай, это… помогу тебе донести… — он подхватил пакет. — И вообще, извини, что я тебя так…

— Фигня! — она улыбнулась и хлопнула его по плечу — как будто коснулась мягкой травинкой. Бедная, подумал Андрей, как же она эту сумку перла? В пакете было от силы три килограмма, но при взгляде на барышню даже этот груз казался кощунством.

— Я Инга, — сообщила она, отпирая дверь.

Оказалось, что квартиру она снимает вдвоем с подругой. Учатся в местном универе на втором курсе. Факультет иностранных языков, английское отделение (да, подумал Андрей, здесь поумничать не удастся).

— А ты? — спросила она.

— А я… э-э-э… уже отучился, — соврал он, вспомнив, что выглядит старше, чем указано в паспорте. — Я не местный. Приехал по распределению, только что.

— По распределению? А что, такое еще бывает?

— Ох, бывает…

Он оглядел квартиру. Если бы Инга не сказала заранее, то Андрей, пожалуй, не сразу бы догадался, что здесь обитают юные дамы. Ну, то есть, было чисто, но никаких салфеточек-занавесочек. Зато на стене висел громадный плакат — лохматый тип с пронзительным взглядом. Порывшись в памяти, Андрей пришел к выводу, что, кажется, это фронтмен группы «Doors». «Неформалки, по ходу», — подытожил он для себя, еще раз взглянув на разноцветную стрижку новой знакомой.

— Ты есть хочешь? — спросила она. Видимо, ответ отразился у него на лице, поскольку Инга, ни слова больше не говоря, набрала в кастрюлю воды и поставила ее на плиту. Потом выложила картошку на стол, взяла нож, а другой такой же протянула Андрею. Они устроились напротив друг друга.

— А чего ты не на занятиях? — поинтересовался Андрей.

— Да ну, — она махнула рукой. — Я вчера была. А потом мы первое сентября отмечали. Я недавно только проснулась. А Наташка вообще дома не ночевала.

— Соседка твоя?

— Ага.

— Железная у вас дисциплина.

— Ну, у нас же все-таки не питомник.

— Чего? Ты извини, я не местный, вашего жаргона не знаю.

— Питомник. Ну, это так, народное творчество. А вообще, учебное заведение такое, только режимное.

— В смысле — режимное? Военное? ФСБ?

— Нет, еще какая-то контора, по ходу. Мало их у нас, что ли…

— И чему там учат?

— Шавок дрессируют, — она скривилась.

— Кого дрессируют?

— Ну, этих… Собирают девчонок по всей стране, чтобы узор был красный и яркость не ниже пятой.

— А почему именно девчонок?

— Фиг знает. Как мне объяснили, девки с таким узором попадаются редко, все больше парни. Но парней обычно ФСБ забирает или вояки. А девчонок не берут почему-то. Одна дорога — в питомник…

— А ты сама… — Андрей кивнул на ее предплечье, алевшее, словно мак.

— Что — я? — она возмущенно уставилась на него. — Думаешь, я из этих? Ну и что, если у меня такой цвет? Сразу туда бежать? Достали уже! Весь мозг мне вынесли после школы: «Подумайте, Инга, не спешите с ответом — мы ведь на вас не давим…» Ага, не давят они. На следующий день после выпускного ко мне приперлись. Я их послала, а они мне: «Мы еще вернемся к этому разговору». Потом отстали, правда. Поняли, видно, что толку от меня все равно не будет. В универе надо мной до сих пор прикалываются. Теперь вот ты еще. Блин, ну, сколько же можно?..

Ее глазищи сверкали, щеки порозовели, и непонятно было — то ли она хочет взглядом испепелить Андрея, то ли сейчас заплачет.

— Ну, прости, прости, — он выставил руки перед собой. — У меня ничего такого и в мыслях не было. Инга, только не плачь!..

— Не дождешься, — процедила она и взяла очередной клубень. От злости она вместе с кожурой срезала толстые ломти. А Андрей подумал — если «красных» девчонок сюда привозят со всей страны, то нет ли среди них и юной особы по имени Ксюша Стрельченко? Это была бы неожиданная коллизия. Впрочем, какая разница? Даже если она и здесь — вряд ли будет счастлива его видеть. Да и сам он после памятной беседы в подъезде тоже не горит желанием, если честно…

Инга побросала картошку в воду, вытерла руки и включила магнитолу, стоящую на столе. Покрутила настройку. Зазвучала гитара, и Чиграков запел хрипловатым голосом.

— Что за радио?

— Наше, местное. «Экс FM». От слова «эксклав».

— Я понял. А что, хорошее.

— Ага, попсы почти нет. И ди-джеи не тарахтят… Сало будешь?

— Давай.

— Наташка всегда из дома привозит. Ну, и точит его сама.

— А ты?

— А я вегетарианка.

— Это заметно, — сказал Андрей.

Едва они успели доесть, как в дверь постучали, и ввалилась компания из пяти человек с объемистыми пакетами — загулявшая любительница сала вернулась и притащила с собой друзей. Сразу стало шумно и тесно. В пакетах что-то интригующе звякало.

Наташа оказалась полноватой девицей с длинными светлыми волосами и простым (так и хотелось сказать — крестьянским) лицом. С ней была еще одна барышня — имя Андрей прослушал, заглядевшись на загорелые ножки. Ну, и трое парней до кучи. Один — одногодок из универа, другой — вообще первокурсник. Третий явно постарше, коротко стриженный и прикинут солидно — в костюме, хоть и без галстука. На Андрея он почему-то посмотрел с неприязнью.

…Сигаретный дым висел над столом, не желая уползать в распахнутое окно, солнечный луч рисовал на обоях незатейливые геометрические фигуры, и стрелки на часах, что стояли на тумбочке у кровати, весело бежали по кругу. Лохматый рокер ухмылялся с плаката и подмигивал поощрительно. Бутылки блестели, и голова приятно кружилась; хмельная волна, подогретая сентябрьским солнцем, уносила сор докучливых мыслей и подтачивала рифы воспоминаний. Андрей улыбался, откинувшись на спинку дивана, Земфира кричала из динамиков про гавань и корабли, а безымянная девчонка с загорелыми ножками что-то ему рассказывала, заливаясь от смеха, и он согласно кивал, хотя слова проходили мимо его сознания.

Потом он обнаружил, что стоит на тесном балкончике с сигаретой в руке, хотя никогда до этого не курил, а пацан-первокурсник объясняет ему, что универ — это, может, и замечательно, но вообще-то в Эксклаве есть только одно достойное дело, и уж, конечно, оно состоит не в том, чтобы торчать на лекциях. И он, первокурсник, обязательно прибьется к старателям, потому что все задатки у него есть, и узор хорошо подходит. И пока пацан демонстрировал сложную — зеленую с красным — «татуировку», по крышам «бараков», что теснились за бетонным забором, бежали быстрые тени…

И опять Андрей сидел за столом — на этот раз с другой стороны, на расшатанной табуретке, а место на диване заняла Инга. Рядом с ней пристроился чувак в пиджаке. Точнее, пиджак он только что снял, закатал рукава рубашки и теперь, кивая на плакат с волосатым Джимом, втирал что-то своей собеседнице — кажется, натужно пересказывал эпизоды из фильма Стоуна. Инга скучающе глядела в окно, иногда невпопад говоря: «Ага». Потом, словно забыв о существовании парня, поднялась и вышла из комнаты. Андрей со своей позиции видел, как она свернула на кухню. Он тоже встал и, не совсем понимая, почему вдруг возникла такая мысль, отправился за девчонкой.

Она сидела за столом, спрятав лицо в ладони. Он тронул ее за плечо.

— Ты чего? Случилось что-то?

Инга подняла на него глаза:

— Нет, все нормально. Просто устала. Видеть никого не хочу.

— А, ну тогда я, это… — он повернулся, чтобы уйти.

— Не уходи. Я не тебя имела в виду.

Она взяла его за руку, и это простое прикосновение вдруг показалось ему невыразимо приятным. Он присел перед ней на корточки.

— Инга, — сказал он, — а хочешь, ко мне пойдем? Там тихо, никого нету…

— Да, — ответила она просто.

Выбравшись в коридор, они подошли к квартире Андрея. Он отпер дверь и сказал: «Ladies first», гордясь, что не ударил в грязь лицом перед студенткой иняза. Она шагнула через порог. Ключ застрял в замочной скважине, и вытащить его удалось не сразу. Пока Андрей возился, в коридоре нарисовался тот самый тип, от которого смылась Инга.

— Слышь, земляк, погоди, — сказал он Андрею.

— Чего?

— Разговор есть. Пошли, отойдем что ли.

«Паутина» на руке слегка зачесалась.

— Ну, пошли.

Андрей заглянул в квартиру и крикнул Инге: «Я на минуту». Прикрыл дверь и свернул на лестничный пролет вслед за парнем. Они остановились на площадке между двумя этажами.

— Ну, и?

— Инга со мной. Не лезь к ней, — парень говорил довольно спокойно, не пытаясь гнуть пальцы или рвать на груди рубаху. И Андрей подумал, что этот крендель формально, пожалуй, прав, но вслух произнес другое:

— По-моему, она пока не с тобой.

— Тебя не касается. Просто отвали от нее.

— А если нет? — «паутина» зудела в радостном предвкушении.

— Можешь головой удариться. Сильно. Так, что номер ее квартиры забудешь.

— Даже так? — он усмехнулся, ощущая, как воздух вокруг густеет, а секунды замедляют свой бег. — Забуду, значит? А это, пожалуй, мысль…

Андрей толкнул своего визави плечом, прижимая к грязной стене. Тот стал неуклюжим как манекен. Андрей перехватил его руку, притянул к своему предплечью, и мерцающие волокна впились в чужую плоть. У парня узор был желтый, с примесью красного и зеленого, из-за чего Андрею, заглянувшему в чужой разум, почудилось, что они оказались в осеннем парке — и эта картинка сразу же начала обретать объем и заполняться деталями.

Они стояли по щиколотку в опавшей листве, и спутник Андрея растерянно озирался. Потом его внимание привлекла асфальтовая дорожка, что виднелась среди деревьев. Там торчала скамейка, и на ней сидела хрупкая девушка. Она обернулась, словно что-то услышав, и стало понятно, что это Инга. Парень, узнав ее, замахал руками и попытался окликнуть, но резкий ветер поднял с земли целый ворох кленовых листьев, и они закружились, словно метель, скрывая тоненькую фигурку. А когда этот вихрь улегся, скамейка была пуста. Парень потряс головой, пытаясь вспомнить, что он только что видел, а листья, устилающие асфальт, съеживались и теряли золотисто-красный оттенок. И когда на гниющий скелет скамейки опустились первые сухие снежинки, Андрей разорвал контакт.

Снова осознав себя на лестничной клетке, он посмотрел на парня, который стоял, тяжело дыша и опершись спиной о стену. Узор на его руке, кажется, слегка потускнел. Андрей потряс собеседника за плечо.

— Ау, земляк, слышишь меня?

— А? Чего?

— Все нормально? Ты на ногах еле держишься.

— Блин, башка кружится… и тошнит…

— Может, водка паленая?

— Наверно… А что мы тут?..

— Ты вроде за сигаретами вышел. А мне уже домой надо.

— Да, мне тоже, по ходу…

— Ну, как знаешь. Пиджак только не забудь.

Обладатель желтой «татуировки» неуверенно зашагал по ступенькам, а Андрей постоял еще с полминуты, пока его собственный узор не перестал мерцать. Голова была ясной, хмель практически испарился. Надо же, какой побочный эффект от копания в чужих мозгах… Он подумал, что, по идее, должен сейчас испытывать угрызения совести, но ничего подобного не было. А что он такого сделал, в конце концов? Инга только спасибо скажет. Пора уже, кстати, и возвращаться, а то бросил девушку в одиночестве…

Она лежала посреди комнаты на полу.

Скрючилась в положении эмбриона и тихо постанывала — словно от мучительной боли. Он бухнулся на колени и легонько потормошил ее за плечо:

— Инга! Инга! Что с тобой?..

Она с трудом разлепила губы:

— Андрей… У нас в кухне, в шкафчике… Принеси…

— Что, что принести?!

— На руку надеть… Ты увидишь…

Он вскочил и, пулей пронесшись по коридору, влетел в квартиру к девчонкам. В комнате дым стоял коромыслом, орали колонки, и слышались пьяные голоса. Кухня была пуста. Андрей открыл шкафчик и сразу увидел нечто вроде манжеты от аппарата, которым измеряют давление. Схватив ее, он выскочил вон.

— Дальше что?

— Надень мне… Чтобы узор закрыла…

Инга протянула левую руку. Он кое-как насадил манжету ей на предплечье. Внутренняя поверхность у этой штуковины была покрыта щетинками — мягкими и короткими, не больше двух миллиметров. И еще был горьковатый запах, словно в комнату вдруг залетел ветерок с холмов, поросших степной полынью.

Оказавшись поверх узора, «нарукавник» заметно съежился и плотно прижался к коже. Инга тоненько всхлипнула, зажмурилась и на несколько секунд замерла. Потом открыла глаза и слабо улыбнулась Андрею.

— Что, испугался?

— А ты как думаешь?..

Он осторожно поднял ее с пола и переложил на диван.

— Инга, — сказал он, присев рядом с ней, — признайся честно — ты сколько весишь? Сорок хоть наберется? Сквозняком тебя не сдувает?

Она захихикала:

— Не скажу…

— Ну, елки… Тайна двух океанов…

— Андрей, — сказала она, — ты лучше меня домой отнеси, сама я не доползу. А то я засну минут через десять и спать буду долго — может, целые сутки…

— Никуда ты не пойдешь. В смысле, никуда я не понесу. Спи здесь, хоть до конца недели. А я, вон, кресло раздвину.

— Смотри, не жалуйся потом…

— Ты лучше скажи, что мы тебе сейчас нацепили? И что вообще с тобой было?

— Со мной случается иногда…

…Когда Инга наотрез отказалась отправляться в «питомник», строгая дамочка из непонятной конторы, пришедшая ее агитировать, вздохнула даже, кажется, с некоторым сочувствием. И объяснила, что в жизни не все так просто. Да, узор еще не является приговором. То есть, если, к примеру, рисунок синий, то это еще не значит, что его обладатель не может стать хорошим ученым. Может. Но для этого ему понадобится железная воля и выдающееся терпение, чтобы переломить свою собственную натуру. Такое случается крайне редко. Или, скажем, руководители высокого ранга не всегда имеют желтую «паутину». Бывает, что жизнь забрасывает на вершину людей, которые для этого приспособлены мало. Печальный пример тому — последний российский царь со скромной зеленой «татуировкой».

И, кстати, чем ярче цвет, тем труднее соскочить с колеи, на которую человека направляет природа. Особенно это касается «красных». И даже если волкодав по недоразумению получил характер болонки, все равно инстинкты рано или поздно себя проявят. А красный пятого уровня — это совсем уж особый случай. Если эти задатки вовремя не развить, то последствия будут на соматическом уровне. Слово «ломка» вполне уместно. «Так что, готовься, девочка. Узор о себе напомнит», — сказала на прощание строгая дама…

— А ты что? — спросил Андрей.

— А я не хочу волкодавом, — тихо сказала Инга. — Пусть я подохну лучше…

— И что ты сделала?

— Подсказали мне адрес одной бабульки…

…Знахарка посмотрела на ее «паутину», покачала головой и приказала прийти через две недели. А потом посадила на стул, завернула левую руку в шкурку, пропитанную липким, горько пахнущим соком, и предупредила: «Терпи, сейчас будет больно». И ведь не обманула… Но главное, что шкурка все-таки прижилась. И отныне, как только узор начинает причинять дискомфорт, манжета всегда выручает Ингу. Вот только в сон после этого клонит неудержимо…

— Но такого, как сейчас еще, не было, — призналась она ему. — Обычно просто руку крутит. А тут — прямо с ног свалило. И главное — непонятно, из-за чего…

— А вообще, эти приступы когда происходят?

— Ну, если разозлюсь, например. Если вдруг ситуация, когда нормальная шавка… ну, то есть, волкодав уже бы в горло вцепился…

Андрей улыбнулся.

— Чего ты? — спросила Инга.

— Попытался представить, как ты вцепляешься. Смешно получается, извини.

— Не подкалывай, — глаза у нее уже закрывались. — В гневе я очень страшная…

— Спи, ужас, летящий на крыльях ночи…

И только когда она провалилась в сон, до него дошло, на что мог среагировать волкодав — даже такой смешной и ненастоящий. На оборотня, который буквально в нескольких метрах терзал обычного человека.