“Текила Санрайс”. Ставки в Пенанге: 43 доллара, 19,13…” С улицы тянуло запахом гниющих фруктов.

— Откуда вы узнали?

— Я знаю.

“Третий заезд. Сарапен, Чача Мамбо, Честное Слово.”

— Он один.

“Ставки в Пенанге: 12 долларов, 5, 26. Победитель…”

— Он всегда один.

Я медленно набрал в грудь воздуха и постарался собраться.

“Тренер Лим Хок Чан.”

Радио.

— Сайако-сан, вы могли и ошибиться. Попытка сбить ее с толку, не больше. “Ставки в Сингапуре: 23 доллара, 14, 22…” Красная пластмассовая коробка радиоприемника на стойке бара.

— Никаких ошибок.

Я обонял запах своего пота, но нервы уже начали приходить в норму.

“В пятом заезде стартуют Мудларк П, Чанкара, Бамбл-Би.”

Усилием воли я отключился от голоса в приемнике. Нервы уже окончательно успокоились, потому что пришла ясность и все предположения можно было отбросить. Ясно, он будет здесь.

— Мистер Джордан?

— Да.

— Кроме того, ваша гостиница под наблюдением.

— Знаю.

— Ах, вот как. В таком случае вы в довольно затруднительном положении. Но как бы там ни было, вы должны оставить гостиницу.

Попытка вытащить из укрытия? Нет, не забывай, она уже спасла тебе жизнь.

— Хорошо, — сказала я. Не имело смысла говорить ей, что у меня нет ни малейшего шанса скрыться.

Действовать очень осторожно.

Ох, да заткнись же. Она предупредила тебя, что он должен покончить с тобой. Разве это не в твоих интересах?

— Послушайте меня, пожалуйста, мистер Джордан. Я постараюсь сделать для вас все, что могу. Но за вами следит много глаз.

— Да.

Одного из наблюдателей я видел через окно, китайца-каратиста.

— Я пожелала бы вам… — то ли что-то случилось на линии, то ли она замолчала, — …удачи. — Клик — и тишина. Итак, принимаю решение.

— Как насчет выпить? Это Ал.

— Не сейчас.

У меня не то настроение.

Да, надо принимать решение. Если оставаться здесь, в “Красной Орхидее”, я готов. Передо мной замелькали лестницы, световые люки, крыши, пожарная лестница… — в калейдоскопе образов, которые должны помочь мне выжить. Больше ничего у меня тут не было.

Так что я обогнул стойку и, миновав двери, вышел на улицу.

— Сколько?

— Один доллар.

Вот жадина.

Есть совершенно не хотелось, но гуава, как и жизнь, была столь привлекательной.

Отреагировали они мгновенно — в чем нетрудно было убедиться. Хотя не ожидали, что хорек выползет из западни и начнет лакомиться гуавой. Каратист, повернув голову, уставился на него и тут же подал сигнал женщине в тренировочном костюме, которая, завернув за угол, перешла на другую сторону улицы и двинулась по ней; миновав лавку со специями и травами, она легким незаметным движением головы отправила кого-то другого на свое место и двинулась дальше, не спуская с меня взгляда. Пешка на Е4 и так далее — у них все отработано.

Но они знают, что имеют дело отнюдь не с дешевым любителем, так что мне пришлось провести около часа, то и дело ныряя в толпу и меняя направление, путая следы; я сменил три такси, пока добирался до Бридж-роуд, как в ту ночь, когда прибыл сюда.

Я успешно отрывался от слежки в Москве, Берлине и Варшаве, но симулировать стремление оторваться мне пришлось впервые. У меня не было абсолютиста одного шанса на успех, ибо меня мощно обложили со всех сторон — через полчаса я насчитал четырнадцать человек, которые шли за мной по пятам. Они даже не пытались определить, куда я направляюсь и не пытаюсь ли войти с кем-нибудь в контакт или подать сигнал тревоги; они просто должны были быть уверены, что по прибытии Кишнара смогут выложить ему меня на блюдечке, в противном случае с ними будет покончено, им переломают шейные позвонки — они отвечали головой перед Марико Шодой.

Я должен был убедить их, что моя основная цель — покинуть гостиницу, что я не собираюсь скрыться от них и залечь на дно. Они понимали, что как профессионал я вижу их и понимаю, что у меня нет ни малейшего шанса оторваться от слежки, которую ведут столько человек, то есть я должен был убедить их, что отчаянно мечусь из стороны в сторону в надежде на чудо. Так что, когда я вошел в прокатную контору “Херц” на Бридж-роуд, я даже не оглядывался.

— Какую модель вы предпочитаете, сэр?

— “Компакт”.

Чтобы окна были как можно меньше.

— “Тойота Королла”.

Водительские права, страховка и все такое прочее. Милая улыбка, миндалевидные глаза, нежный холмик груди под шелком блузки — неужели это последнее, что мне доведется увидеть в жизни?

— Не будете ли вы так любезны расписаться вот здесь, мистер Джордан?

Последняя подпись?

Размашистый росчерк.

В гараже я обошел “Тойоту”, исследуя ее кузов, а затем, сев в кабину, включил двигатель и пристегнул ремень безопасности, не глядя по сторонам. Миновав три квартала, я засек такси, черно-желтый “Стримлайн”, который держался в трех машинах позади. Должно быть, где-то поблизости были и другие машины; я даже не пытался их определить. У меня было появилось искушение рвануть на полной скорости, но я мог подвергнуть опасности другие жизни — не их, на них я плевал, а жизни невинных людей, которые спешили домой в вечерней толчее. Поэтому я ехал осторожно и неторопливо, соблюдая все меры предосторожности.

Отсчет времени продолжался.

18.00.

Он будет здесь через два часа.

Вдоль “Красной Орхидеи” тянулась улица, заканчивающаяся глухим тупиком, где часов в восемь будет совершенно темно. И там стоял “Шевроле” Ала, и мне придется перекрыть ему дорогу, но в это время Ал никогда не выходил из-за стойки. Припарковав “Тойоту”, я закрыл машину и, не глядя назад, вошел в гостиницу через центральный вход.

Может, у меня еще есть последний шанс.

Но только если был звонок от Пеппериджа.

— Привет. Налить?

— Да.

Бульканье напитка.

— Ты когда-нибудь пробовал такое?

— Гениально. — Спросить его. — Мне звонков не было?

— Вроде нет.

Захватив с собой напиток, я сел на углу спиной к телевизору; зрительный нерв должен привыкнуть к темноте: этой ночью я должен видеть как кошка.

Сделай же что-нибудь для меня, идет?

Отсюда мне была видна часть улицы, но сейчас она меня не интересовала. Они держались где-то в стороне, и я это знал.

“Ради Бога, умоляю, если и когда у тебя появится такая возможность, сними телефонную трубку и позвони мне, чтобы я знала — пока у тебя все в порядке.”

Мне захотелось набрать ее номер и, услышав ее голос, представить себе, как она отбрасывает с глаз пряди волос. “Ой, Мартин, откуда ты звонишь?” Но нет, мы не сможем встретиться ни сегодня вечером, ни, может, никогда, пока не позвонил Пепперидж, да и в этом случае у вас не больше одного шанса из тысячи.

18.31.

Скоро опять польет дождь.

— Вот и мы! — голос Ала из-за стойки.

Лотки и прилавки торговцев исчезли с улочек примерно час назад, и каменная поверхность мостовых блестела под густыми потоками дождя. Прохожие ускоряли шаги, и некоторые из них держали над головами развернутые газеты.

Ничего не изменится.

19.00.

Ему добираться еще час. Через час он приземлится.

В организме стал выделяться адреналин; я почувствовал его выброс, когда у меня напряглись нервы и ускорилось кровообращение. Адреналин в крови потребуется мне чуть позже, а не сейчас: слишком рано.

Дождь поливал улицы, колотил по крышам и его стена отрезала от всего мира, сужая его лишь до размеров маленького занюханного отеля в Сингапуре, который превратился в некое подобие ковчега, плывущего по волнам потопа. Должно быть, теперь они стояли под навесом подъезда, скрываясь от дождя, и их отнюдь не заботил неумолимый бег минут, счет которым вел я, понимая, что через час окажусь у смертной черты.

Нет, друзья мои, я отнюдь не опережал события — не стоит так думать. Я много раз ускользал от убийцы, оставляя его корчиться на окровавленной мостовой с проклятьями, которых я уже не слышал. Я был силен, я был подготовлен, в любое время готов к встрече с моментом истины.

Доводилось ли вам когда-нибудь слышать пересвистывание в темноте?

Мне — да.

Нет, меня не ждала честная схватка один на один. Если бы даже мне удалось справиться с Манифом Кишнаром, они бы так и так прикончили бы меня, поскольку у них такое задание. Таков приказ Шоды: да этот раз осечек быть не должно.

Сырые запахи дождя врывались через дверь, когда кто-то заходил в отель: запахи дождевой воды, раздавленных в грязи фруктов — и где-то в подсознании мелькнула мысль, что это запахи недоступного мне мира, поскольку я уже у черты смерти.

Телефонный звонок.

Я не шевельнулся.

— Гостиница “Красная Орхидея”.

Вошедший мужчина стоял, отряхиваясь от потоков воды, рядом со стойкой, по другую сторону арки; свою бесформенную сумку он поставил к ногам.

— Привет! Ну, провалиться мне! Как только вы тут живете?

Глянув на часы, я увидел, что стрелки показывают 19.34, и подумал, что мне чертовски не везет, если Пепперидж пытается сейчас дозвониться до меня, а Ал болтает со своей подружкой о ее здоровье, или о делах ее тетки, черт побери, кто там у него, и натужно кашляет, подробно рассказывая, что ему сказал доктор… да плевать мне, что тебе сказал доктор, отключайся же!

Сработало как по мановению волшебной палочки — “Слышь, Бетси, я должен идти, там парень стоит у стойки!” — надо только припомнить постулаты дзена: создай свою собственную реальность, в которой ты можешь заставить человека положить трубку, можешь подтащить другого к телефону, какое бы расстояние вас ни разделяло — “Пепперидж, да слышишь ли ты меня” бесстыжие твои глаза?”

Спокойнее. Соберись снова.

Скрипнуло кожаное кресло. Я почувствовал себя куда лучше. И появись он каким-нибудь чудом тут с улыбкой до ушей, я бы вырвал ему сердце и бросил собакам, черт побери.

— Конечно, мы предоставим вам дополнительные полотенца, они будут на месте, не успеете дойти до номера… Здесь все время так — только что ясное небо, а через минуту приходится искать шлюпку.

На его часах было 7.35 или, если пользоваться международной терминологией, 19.35, нет, уже 36; время утекало подобно жизни, близился момент встречи.

И мне это было ясно.

Адреналин продолжал выбрасываться в кровь, хотя в мозгу у меня теперь господствовали альфа-ритмы, и, будучи в полном сознании, я обрел философское спокойствие, стараясь привести себя в состояние невозмутимости, ибо встреча наша может произойти через тридцать пять минут, когда он явится сюда, после чего ему останется лишь встретить меня в темноте, чтобы совершить задуманное, а это может произойти в любое время, в полночь или после нее.

Из-за арки раздался звук чьих-то шагов, которые остановились за стойкой; я узнал шаги Ала.

“Ну, если Мери так волнуется, почему бы ей не позвонить мне?”

“Может, она просто не хочет беспокоить тебя.”

“Послушай, Синди, она знает, что я всегда готов помочь ей.

— Такого ты еще не видел?

— Да, наверно, это здорово успокаивает. С тобой все в порядке? Налить тебе еще моего напитка?

Я сказал, что пока не надо.

Минут через пятнадцать мозг стал работать в бета-ритме, и я снова мысленно прошелся по зданию, прикидывая различные варианты действий, но теперь меня вот что беспокоило: как прыгать с крыши на верхнюю площадку пожарной лестницы на задах дома. Это было достаточно рискованно и в сухую погоду — в семи или восьми футах внизу и под углом — но сегодня вечером черепицы мокрые и скользкие, как и лестница, так что это, считай, смертельный номер, а ниже — пять этажей и мощеный брусчаткой двор, да и в любом случае они перекрыли этот район и, даже если прыжок мне удастся и я приземлюсь на точку, они будут ждать меня внизу или на одной из четырех площадок лестницы. От этого варианта придется отказаться — полностью отбросить; Если уж мне удастся забраться на крышу, я там и останусь — и пусть они добираются до меня.

Не они. Он. Кишнар. Вот пусть и ползет в темноте по крыше.

“Сегодня рано утром на заднем дворе “Красной Орхидеи”, гостиницы в китайском квартале, был найден труп мужчины. После опознания родственники будут оповещены.”

19.59.

По спине у меня струился пот, адреналин продолжал гонять кровь; я с трудом контролировал себя, что не могло не пугать меня, и я, пытаясь успокоиться, стал размышлять. Мне приходилось бывать у красной черты и раньше, и я всегда мог за минуту или даже за несколько секунд до нападения привести себя в состояние готовности к отражению удара, но сегодня вечером, я рано, слишком рано, привел себя в такое взвинченное состояние — словно в меня вставлен детонатор, и я вот-вот взорвусь. Думаю, я дошел до такого состояния из-за долгого и безвольного ожидания решающей минуты, когда к тебе приблизится охотник с блестящим ножом в подходящее для него время. И было кое-что еще.

Шода.

Шода, смертельно опасная и соблазнительная дьяволица.

Я обонял исходящий от меня запах страха.

Потому что она могла дотянуться до жертвы и издалека, исходящие от нее волны не считались ни со временем, ни с пространством, вызывая при этом ответные колебания твоей психики; ее прикосновения мягкие и точные, как касания жала “черной вдовы”, когда она ищет точку, в которой ее укус будет смертельным, и яд мгновенно убьет жертву.

Она не может схватить за горло, но Шода уже проникла мне в душу.

“Выступая сегодня в Куала-Лумпуре, лидер Национального Фронта, обращаясь к ежегодному съезду членов своей партии, сказал, что уродливой коррупции, которая проникла уже и в высшие эшелоны власти, должен быть как можно скорее положен конец.”

Восьмичасовая сводка новостей.

“В Датуке доктор Лим Кент Джак также обратил внимание на угрожающее состояние экономики Малайзии, подчеркнув, что…”

“…секс-символ пятидесятых годов. Ей было пятьдесят семь лет.”

Политикой Ал не интересовался.

Напряжение все возрастало, и я резко поднялся, потому что единственный способ избавиться от избытка адреналина — это физическая нагрузка, и для этой цели я мог использовать четыре марша лестницы. Если только я…

Задребезжал телефон. Ал сразу снял трубку и сказал: “Да, он здесь”, — после чего позвал меня, и я подошел к стойке, переняв у него трубку.

— Алло?

— Мистер Джордан?

— Да.

— Он приземлился в Сингапуре. Сайако.

— Как он одет?

— В темном деловом костюме, с непокрытой головой.

— Ему понадобится плащ. Есть он у него?

— У него с собой только небольшой чемоданчик. Интересно, что у него спросили, когда на контрольном экране службы безопасности в аэропорту Бангкока появился свиток рояльных струн?

— Можете ли вы сообщить мне что-нибудь еще, Сайако-сан?

— Больше ничего, мистер Джордан. Но, если смогу, я постараюсь помочь вам. Вы должны быть очень осмотрительны, и, если удастся, покинуть гостиницу. Я молюсь за вас.

Телефон смолк.

Да, молитесь за меня, Сайако-сан, поскольку и Шода сейчас молится по мою душу.

“Она всегда молится перед тем, как убивать.”

Я положил трубку.

На улице по-прежнему лил дождь, и Ал сутулился на стуле за стойкой, и сверху по лестнице спустились трое человек, азиатов, я видел их тут раньше и слышал их разговоры: они ждали груз шелковых тканей из Лаоса, что было очень важно для них, но совершенно не важно для меня, ибо Кишнар уже был в городе, и контрольный срок, когда Пепперидж еще мог связаться со мной, миновал, и я потерял последний шанс.

Теперь мне оставалось только держать тело в постоянной боевой готовности, хотя гормоны, не в силах справиться с паническими сигналами, идущими от мозга, продолжали выбрасывать в кровь свои секреты.

Я было рванулся по лестнице, разминая мышцы.

— Мистер Джордан! — оклик Ала перехватил меня на первой же площадке, и я оглянулся. — Вам снова звонят. Не может быть. Кишнар никогда не станет мне звонить.

Но он только что приземлялся, и вот он неторопливо идет сквозь толпу в здании аэровокзала, человек в строгом темном деловом костюме, в котором нет ничего от наемника. Он не носит тюрбана и не держит в зубах кинжала — он должен соблюдать стиль: от членов организации, приближенных к ней, Шода требует изящества и выдержанности в стиле, особенно от человека, который устранил девять ее самых серьезных соперников в торговле наркотиками, девять самых серьезных конкурентов, подлинных феодалов, подобно Кунг Са, чей доход исчислялся многими миллионами долларов, так что каждый раз, как Кишнар устранял одного из них, богатство Шоды возрастало на эту же сумму. Он и сам должен быть миллионером, Маниф Кишнар, палач, один из ее элиты, к услугам которого частный реактивный лайнер хозяйки, и сейчас он минует ряд таксофонов — да, он мог бы мне позвонить.

“Мистер Джордан, мое имя Маниф Кишнар, и я не сомневаюсь, что вы слышали об мне, ибо, насколько мне известно, в вашем распоряжении, как выдающегося агента разведывательных служб, имеются полноценные источники информации.”

Я чувствовал, что у меня буквально крыша едет, что вполне понятно: противостоит мне женщина, таинственная и неврастеничная, — Марико Шода, моя союзница Сайако с ее загадочным знанием всего, что меня окружает, вокруг меня кишат смутные тени — потому что все это далеко не КГБ с его тщательно разработанной методикой, которую нетрудно вычислить; я имел дело не с полувоенными государственными формированиями; а… вокруг только смутные тени и неясные голоса в ночи.

Знахари, шаманы и колдуны вуду.

“Предполагаю, что вы догадываетесь о причине, по которой сегодня вечером мне пришлось оказаться в Сингапуре, и поскольку не может быть сомнений, что мне удастся выполнить задание, порученное нанимателем, не мог бы я со всем к вам уважением предложить вам встретиться где-нибудь подальше от людских глаз, что позволит нам при соблюдении всех мер предосторожности завершить наши с вами дела. Хочу надеяться, что наши намерения совпадают.”

Не стоит впадать в заблуждение, считая, что Манифу не может быть свойственен такой образ мышления. Мне доводилось встречаться с ним, и я убедился, что он достаточно интеллектуален, в высшей степени компетентен, хотя его работа связана с трупами. Он принадлежал к элите общества, а она умеет вершить свои дела на таком уровне продуманности, который вы никогда не обнаружите на нижних этажах общества.

“Подальше от людских глаз.”

В темноте.

Этого он и хочет: затянуть меня в темное место.

“Ситуация, мистер Джордан, хорошо ясна нам обоим. Если вы предпочитаете оставаться в гостинице, мне придется явиться к вам. Но не вызовет ли мой визит некоторые… неудобства? Владелец ее пытается достойно содержать свое заведение, не будем это сбрасывать со счета, а нам придется доставить ему определенное беспокойство, которое не пойдет на пользу его заведению — разве вы не согласны?”

Сирены в ночи.

На противоположной стене блеснули отсветы синего, красного и белого цветов, смягченные стеной воды за окнами; молния, когда застегнут черный пластиковый мешок с моим трупом, издаст легкое шуршание; мертвенно-бледный Ал будет смотреть с лестницы — Лили, ради Бога, тащи швабру и горячую воду.

Он попал в точку, Кишнар, в самую точку.

“Если бы вы согласились встретиться со мной на, так сказать, нейтральной территории, мистер Джордан, я мог бы отнестись к вам со всей корректностью. Люди вашего ранга редко умирают с уважением к себе и к окружающим, но с моей стороны оно будет вам гарантировано.”

И дождь будет непрестанно лить нам на головы, и его капли будут серебриться в темноте. Обмен любезностями, неуловимо быстрое движение и потом — ничего. Пустота. Финиш.

Но пока я еще живу, мой друг.

“Но, мистер Джордан, это неизбежно. И вы это знаете. У меня никогда не было неудач — я рискну это утверждать со всей определенностью. Просто я хочу завершить данное мероприятие разумным и цивилизованным образом.”

Ясно, к чему он клонит? Операция в здании неизбежно разбудит гостей, приведет к отчаянной схватке, в которой каждый будет драться до последнего, пока игра не завершится чьей-то победой, когда ноги будут скользить в лужах чьей-то крови, когда захлебнется чей-то сдавленный крик и тело рухнет вниз, где распластается на камнях с размозженными мозгами — вместо этой крови, грязи и мучительной смерти он предлагает вполне достойную церемонию в уединении, под дождем, где никто не помешает и никакие звуки не нарушат наше уединение, кроме голоса моего палача, возносящего молитву по мою душу.

Если именно так он представляет себе развитие событий, нельзя отрицать: он достаточно цивилизованный человек. Лучше иметь дело с ним, чем с грубым животным, которое только и хочет вцепиться вам в горло.

Я спустился к стойке и взял трубку.