Максимальный срок заключения, к которому может быть приговорен иностранный подданный, осужденный за шпионаж против Объединенного Королевства, — четырнадцать лет. И человек, называющий себя Питером Ли, это наказание получил. Приговор зачитал лично лорд главный судья Суда № 1 — «Олд Бейли», — и произошло это в июле тысяча девятьсот шестьдесят пятого года.
Настоящее имя заключенного — Хуанг Ксиунг Ли. Процесс вошел в историю как «Норвичское дело». В течение двух лет в Институте физических исследований в Норвиче, получив специальную субсидию Казначейства, на оборудовании, частично поставленном Соединенными Штатами Америки, работала над особым проектом группа выдающихся физиков во главе с сэром Артуром Хэром и профессором Джеймсом К. В. Фейдиманом. В группу входили и трое американских ученых. Целью проекта было создание усовершенствованного лазерного устройства, а иными словами — разработка метода светоусиления путем стимулированной эмиссии радиации. Устройство это представляет собой электромагнитный генератор, вырабатывающий световые волны, которые сжимаются затем в узкий световолновой пучок и направляются в строго фиксированном направлении в виде луча, в миллион раз более яркого, чем луч, полученный каким-либо другим способом.
Лазерный луч успешно использовался в микрохирургии глаза, причем операции проводились с расстояния в несколько дюймов. Астрономы, используя лазерное устройство, направляли луч на Венеру, и он, отразившись от поверхности, находящейся от нас в двадцати трех миллионах миль, возвращался на Землю, где его улавливали оптические рецепторы. Эти два примера из совершенно противоположных областей науки наглядно иллюстрируют уникальные возможности лазерного луча, после чего становится понятно, почему все работы по дальнейшему улучшению лазерных устройств проводились и проводятся с соблюдением величайшей секретности.
Полученные группой Хэра-Фейдимана данные автоматически были зачислены в разряд наиболее тщательно оберегаемых. Эм-Ай-5 совместно с ЦРУ сформировали специальную группу, задачей которой было обеспечить в Норвиче надлежащую защиту этой информации и не допустить ни малейшей ее утечки. Но в январе шестьдесят пятого агенту, посланному для оказания технической помощи миссии Великобритании в Тегеране, удалось перехватить сообщение, касающееся абсолютно другого предмета, но вызвавшее немедленное расследование. В результате не прошло и суток, как в Норвич, на Бикон-стрит, 67, подрулил автомобиль Особого отдела. По обвинению в разглашении государственных секретов был арестован некий «Питер Ли» — студент, изучавший прикладную физику. У него имелись друзья в норвичском центре.
Немедленно началось второе расследование, на этот раз среди членов группы Хэра-Фейдимана. Оказалось, масштабы утечки огромны. В тот же самый день в квартире Ли на Бикон-стрит сделали обыск и нашли сделанные с помощью микродота фотографии — это было полностью переснятое содержимое двух папок, дающее возможность получить исчерпывающие сведения по теме. Также обнаружили копии технических “чертежей лазерной пушки, находящейся пока еще в стадии разработки. Но, даже будучи незаконченной, работа представляла собой величайшую и ценнейшую находку для любого милитаристски настроенного государства, ибо потенциал такого оружия намного превышал все до сих пор известное. Любой режим провоенного толка пошел бы на самые крайние меры, чтобы завладеть этой информацией, пусть и в сыром виде.
Дальше — больше. Выяснилось, что Питер Ли незадолго до ареста написал заявление, где просил разрешения прервать учебу в связи с тяжелой болезнью отца; семья Ли проживала в Сингапуре. Он планировал покинуть Англию через три дня после той даты, когда было перехвачено сообщение из Тегерана, вызвавшее расследование. На момент ареста Ли занимался тем, что улаживал мелкие дела и оплачивал счета. Один из его чемоданов стоял в комнате уже упакованным.
В июле состоялся суд. Лорд главный судья особо подчеркнул заслугу отлично сработавших агентов и поздравил их, а общественное мнение наконец-то начало успокаиваться. После взрыва всеобщей тревоги, охватившей страну, когда новость об утечке была объявлена, люди поверили, что в самый последний момент беду сумели предотвратить. Отснятый Ли материал уничтожили, а «героя» норвичского процесса упекли за решетку на максимальный срок. «Норвичское дело» было закрыто.
Вверху проносились огни уличных фонарей, отражение ее лица на стекле то появлялось, то пропадало. Я следил, как оно исчезает, как возникает снова. Квартал за кварталом, здание за зданием.
— Где ты меня намерена высадить? — спросил я.
— Нигде.
Я понял, что она имеет в виду.
— Мне нужно кое-что забрать из склада с воздушными змеями.
Она знала, где это, — пришла туда за Ломаном и, приоткрыв дверь, подслушивала. В ту ночь, зная, что она слышит, я назвал ее меченой.
Ли. Я подумал о Ли. Общественное мнение успокоилось, и осталось лишь несколько человек, чьи сомнения никак не проходили. Я был из числа этих немногих. Нам было известно, что умственные способности техника-оператора по имени Хуанг Ксиунг Ли оценивались необычайно высоко и он обладал феноменальной, фотографической зрительной памятью.
Пока он сидел в тюрьме, это не имело значения.
Но имело сейчас.
— Прямой обмен, — сказал я.
— Да.
— Но они не могут так подступить. Правительственный уровень исключается. — Я вдруг почему-то разозлился. — Ни одно правительство не признает открыто, что оно санкционировало подобное похищение. К тому же похищение такого человека, как Персона…
Она молчала.
— Они не могут нарушить правила, — продолжал я. — Шпион на шпиона, иначе это…
Я почти физически ощущал, как понимание ярким светом заливает мозг.
…зажигаешь лампу за лампой… в темноте прокладываешь себе путь… темные пятна остаются, и ты огибаешь их, вынужден огибать, потому что светильники малы и их не хватает… не хватает, чтобы осветить все… Но она сейчас зажгла прожектор, и мне открылось такое огромное ясное пространство, что я на минуту ослеп.
Она наблюдала за мной.
— Правильно, Квилл. Прямой обмен. И если они не смогут переправить его к границе, то схватят тебя.
Я вспомнил слова Ломана: «…наше задание остается в силе. Оно не закончится, пока нам не станет ясно, зачем Персону похитили и почему ты в связи с ним находишься у них на консервации».
— Так вот почему они так упорно щадили меня.
— Да. Ты в резерве. Запасной вариант, на случай, если его на границу доставить не удастся.
Мы ехали обратно через Люмпини-парк, к сараю с летающими игрушками. Я попросил остановиться под деревьями. Справа, на небольшом отдалении, журчал фонтан, но света не было, и обычно ярко освещенная, прыгающая и переливающаяся вода казалась сегодня черно-серой — ее веселая игривость была в такой день городу не к лицу.
Она слегка повернулась, и я ощутил ту теплоту, которой так не хватало отражению. Я понял, сейчас она будет говорить. Впрочем, отправные моменты я уже знал.
Я спросил:
— Когда ваша группа вошла в задание?
— Несколько недель назад. — Речь ее стала спокойной и размеренной, она уже не бросала отдельные нервные фразы, блеск в глазах исчез. Она смотрела на меня так, как тогда, в первый раз, в офисе атташе по культурным связям — холодно и пристально. — Мы получили наводку от своего человека в Гонконге. Он узнал, что планируется попытка вытащить Ли из Дарема. В Лондоне никто подтвердить не мог, говорили, у нас ложный след. Стали проверять. И оказалось, что все верно — Ли намечен как кандидатура для обмена. Единственное, чего Китайской Республике не хватало, — это на кого обменять. Мы поняли, что они будут искать кого-то на приличном уровне. Затем до нас дошло известие: ваше Бюро направляет человека, чтобы предотвратить покушение. Мы знали, что скорее всего полетишь ты, потому что два года назад ты был в Бангкоке, работал здесь и знаешь тут все с завязанными глазами. Мы запустили собственное задание по твоей охране, то есть ты занимался Персоной, а мы тобой.
Я отвел взгляд и посмотрел вперед, в глубину парка. Нужно было как следует пошевелить мозгами.
— Вы не думали, что кандидатом для обмена они выбрали Персону?
— А вы? — нетерпеливо бросила она.
— Я просто поинтересовался. Эм-Ай-6 хоть и назойливая муха, но иногда кусает кого надо. Кто послал письмо?
Я надеялся спросить ее о чем-то, чего она не знает. Соперничество — вещь коварная. Эм-Ай-6, Эм-Ай-5, ФБР, ЦРУ — все они грызут друг другу глотки, стараясь сделать одно и то же одним и тем же способом. И ты неизбежно оказываешься втянутым. Но винить некого.
— Письмо прислал один таиландец, узнавший об этом совершенно случайно. Он где-то услышал, что в Бангкоке ждут монгола Куо, и выбрал самый безопасный способ, чтобы предупредить, — анонимно. Куо все здорово боятся, и под информацией, которая может ему повредить, никто не подпишется.
Фонари высоко вверху освещали лужайки, цветочные клумбы и полицейский фургончик, мирно припарковавшийся рядом с фонтаном. Он подъехал только что, за ним последовал второй, и оба потушили фары.
— Зачем ты меня проверяла? Тогда, в посольстве?
— Не была уверена. Я раньше никогда тебя не видела. — Она тоже, как и я, следила за фургонами. — Как только удостоверилась, сомнения отпали и наша операция началась. С той минуты мы не выпускали тебя из виду. Потеряли только раз, когда ты… решил уклониться.
Из фургонов выпрыгнули десять полицейских в форме — по пять из каждого, — и, образовав кольцо, стали сходиться к фонтану. Под центральной струей, скрытый цветами, располагался маленький бункер с железной дверью — там был установлен насос. Сам не зная зачем, я спросил:
— Но сегодня утром опять потеряли? Когда отправлялся кортеж. Ты же не знала, где я?
Ее голос снова слабо задрожал. Едва заметно.
— Мы знали, что ты засел где-то в районе Линк-роуд… — Мне показалось, продолжать она не будет. Полицейские постепенно сжимали кольцо и уже подошли к маленькой двери. — Человека в храме нашли. В Пхра-Чула-Чеди — ты знаешь?
Это, наверное, те три подвижника учения Брахмы, что встретились мне у ворот и хотели спросить, что я там делал. Я посмотрел ей в лицо, ее глаза мерцали в темноте.
— А о моем плане ты что знала?
— Ну-у… то, что ты должен защитить Персону единственно возможным способом.
Я перевел взгляд обратно на фонтан. Ей хотелось, чтобы говорил я, но сказать о человеке в Пхра-Чула-Чеди мне было нечего. Открыв маленькую дверь, полицейские обыскали насосную и возвращались к фургонам. То же самое происходит сейчас по всему городу. Но им не найти его. Куо не станет скрываться в таких очевидных укрытиях, как какие-нибудь развалины, или старый причал, или насосный бункер фонтана.
— Как долго уже ты промышляешь этим ремеслом? — спросил я.
А может быть, дело было вовсе не в том, или не только в том, что смерть имела для нее некую пленительную притягательность; может быть, она просто к ней не привыкла.
— Три года на активных заданиях.
— Постоянно с Эм-Ай-6?
— Да. Кроме дела в Карачи.
Я смотрел на нее, она — на полицейских.
— Шестьдесят третий?
— Да. — Она все еще не поворачивала головы.
Бюро в том шоу не участвовало, потому что по размаху это было почти что военное наступление, с высадкой десанта, отработкой взаимодействия с пакистанскими службами, а у нас незадействованных операторов оставалось мало. Все прошло удачно, хотя и очень скомканно, но было много неразберихи. Наверное, после Карачи ей сделали пластику. Тогда погибли трое — Дэвис, Чандлер и Браун. Двое из них — из Эм-Ай-6. Да нет пожалуй, нельзя сказать, что она не видела и не привыкла к смерти. Но откуда тогда этот нездоровый интерес к одной подстреленной утке?
Несколько полисменов приближались к нам, решили проверить тоже. Правую руку все они держали на весу у бедра, как раз над кобурой.
— Кто тогда был твоим шефом?
— В Карачи? — переспросила она. Она по-прежнему смотрела в сторону, и резкое движение головы было для меня достаточным ответом. — Не помню.
Меня попросили выйти, я показал документы, и они, посветив фонариком, внимательно их изучили. Потом проверили несколькими вопросами о персонале посольства, после чего вежливо отступили и, козырнув на прощанье, пошли к своим фургонам, а я снова забрался в автомобиль.
Она завела двигатель, и мы поехали. Мне не хотелось говорить о человеке в храме, ей — распространяться о Карачи. Избитая истина — стоит только заговорить о неприятном, и уж куда потом разговор ни поворачивай, больная тема выплывет снова и снова.
Повернув направо, мы выехали на Раму IV и двинулись в сторону Линк-роуд. Я в последний раз вернулся мыслями к Питеру Ли: во время судебного разбирательства его назвали «необычайно понятливым и способным студентом». Это были слова преподавателей, но никто не сомневался уже, что учеба для него лишь прикрытие. А раз так, то информация, содержавшаяся в переснятых им записях и чертежах, была, вероятно, вполне доступна его восприятию. Этот факт, наряду с блестящей памятью, означал одно: в голове у него до сих пор удерживаются ценнейшие сведения по лазерным разработкам. И еще один осложняющий фактор: он мог успеть сделать дубликат микропленки, который хранил в тайнике на случай, если передача оригинала затруднится или если он где-то затеряется.
Китайская республика была серьезно настроена занять место в мировой элите, но она не располагала достаточно серьезным оружием. Завладев лазерной пушкой и развернув ее в сторону врагов, Китай получил бы возможность требовать и угрожать, опираясь на военную мощь, намного превосходящую мощь ядерной бомбы, которую никто и никогда не осмелится применить.
Агент с феноменальной памятью Хуанг Ксиунг Ли, наверное, успел все-таки, перед тем как его арестовали, передать в Пекин сообщение, оповестить свой центр о том, что располагает сведениями исключительной важности. Они знали, за чем он охотился, а после сигнала в центр "поняли, что он это заполучил. И с того самого дня, очевидно, создали комитет по разработке неотложного, наиважнейшего плана, в котором был один пункт: вызволить Ли из заключения и доставить домой. Затраты не имеют значения.
Темный силуэт склада неясно выделялся на фоне звездного неба.
— В какую дверь? — спросила она.
— В ту, что с аллеи.
Я взял лишь небольшой саквояж, все остальное было надежно спрятано.
Дважды по «Пакчонга» нас останавливали патрули, и я отметил про себя, что по дорогам, ведущим из города, к контрольно-пропускным пунктам, пробираться еще труднее. Бангкок превратился в западню.
За мной в отеле был забронирован все тот же номер; я позаботился об этом заблаговременно, потому что с визитом Персоны наплыв приезжих значительно и резко возрос и найти место стало проблематично. Вещи наверх я послал с лифтером. Он все еще смотрел на нас, когда мы начали подниматься по лестнице.
Мы ничего не говорили друг другу. Сказать было нечего, да и для этого не было времени. Она не испытывала ни неловкости, ни неудобства. В мягком свете ночника она двигалась по-кошачьи грациозно, постепенно открывая свое стройное гибкое тело, пока не разделась полностью и на ней не осталось ничего, кроме плоского, как зажигалка, «ноль двадцать второго», пристегнутого с внутренней стороны бедра. Ловкое движение пальцев, и он упал на одежду. Она стояла передо мной совершенно голая.