Английское слово «assassin», обозначающее «наемный террорист-убийца», является заимствованием из французского, но если проследить его происхождение и дальше, то мы придем к арабскому «hashshashin», что переводится как «поедающие гашиш».

Ломан указал мне Пангсапу в качестве возможного информатора по двум одинаково веским причинам. На что только не пойдет современный человек, на какие только ухищрения он не отважится ради денег, не говоря уже о сексе! Но для того, кто испытывает потребность в наркотике, опасностей, которые могли бы его остановить, просто-напросто не существует. Забывая всякую разумную осторожность, такие люди продаются и идут в услужение к деспотичным тиранам, людям типа Пангсапы.

Пангсапа занимается торговлей и контрабандой наркотиков и по роду своей деятельности наверняка знает многих, кто не задумываясь готов убить за понюшку белого порошка и, если потребуется, передаст самые священные откровения своих друзей-приятелей.

Нам нужна была информация о наемных убийцах. Для этого Ломан меня сюда и послал.

Он знал к тому же, что я лишился единственного хорошего контакта, имевшегося у меня в этом городе. Тот человек уже мертв, потому что однажды вечером на Рама-роуд-IV его в тусклом свете надвигающихся сумерек приняли за меня.

Пангсапе хотелось поговорить, и я ему не мешал.

— Припоминаю, как принцесса Александра несколько лет тому назад прибыла к нам с визитом. Все прошло изумительно. Все влюблялись в нее с первого взгляда. У нас даже родился для нее специальный титул — Учтивая Посланница. И теперь, я вижу, она совершает поездки, венчающиеся ничуть не меньшим успехом, а взять ее прошлогодний визит в Токио? Выше всяких похвал. Посылая за границу вместо напыщенных сухих дипломатов в мятых жилетках действительно интересных людей, Британия поступает очень умно и дальновидно.

Я не сказал Пангсапе, зачем пришел. Ломан, должно быть, намекнул. Я хотел задать лишь один вопрос: где профессионалы? Но ему не терпелось выговориться, и он говорил.

— Возможно, вам покажется странным, что я питаю такую нежность к членам британской королевской семьи. Не обессудьте. В конце концов, я был рожден в нищете и прекрасно помню тот день, когда впервые решился на воровство. Торговец поколотил меня, но в те дни я располагал только одним выбором — красть или голодать. Это произошло во время одной из речных процессий Королевской Баржи. Я стоял на набережной и притворялся, что слежу за ней. Кстати, вам доводилось видеть эту Баржу, «Срай Супанахонгс», во всей ее великолепной отделке? Нет? Она огромна и покрыта сверху выполненным из чистого золота гигантским листом. Я стибрил мешок с рисом на одном из базарных каналов, рис наполовину промок, провонял тиной, но я питался им шесть дней, почти неделю. — Пангсапа грустно улыбнулся. — Однако поступок этот любви к монархии во мне не разжег, ни к нашей, ни к какой другой. Но события происходят так быстро, что просто диву даешься. Вскоре после того мой отец — или человек, которого я почитаю за отца, — начал какие-то операции вместе с капитаном одного парохода, и оказалось, что нос у них направлен куда надо и хороший ветер они не пропускают. Пять лет. Всего пять лет — и я, подумать только, уже учился в Оксфорде!

Он замер в полной неподвижности, в улыбке появилось что-то неземное.

— Я получил степень в области экономики, но гораздо дороже мне то духовное богатство, которым ваша страна соизволила меня одарить. Именно в те годы я научился испытывать определенного рода любовь к совершенно посторонним для меня людям… ах да, я опять говорю о монархии.

Пангсапа чуть заметно склонился в мою сторону и отчетливо прошепелявил:

— Мне будет искренне жаль, если через несколько недель, а точнее двадцать девятого, случится нехорошее.

— Вам может предоставиться возможность предотвратить это.

— Воспользуюсь непременно.

— Все, что я хочу знать: где сейчас находятся профессионалы? Присутствует ли кто-то из них сейчас здесь? В Бангкоке?

— Профессионалы?

Я поднялся с подушек и прошелся по комнате. Должно быть, намек был недостаточно ясный.

— Ломан приходил к вам?

— Мне незнакомо это имя.

— А от кого вы узнали, что я приду?

— Мне никто ничего не говорил.

Я остановился и посмотрел на Пангсапу сверху вниз.

— Может быть, перейдем на ты? Пангсапа, ты не ждал меня?

— Не раньше, чем ты позвонил. — Он сидел как маленькое черное изваяние, на лице-маске жили одни только по-кошачьи желтые глаза.

— О'кей, Пангсапа, — сказал я. — Так что ты там говорил о твоей немеркнущей любви к монархии и королевской фамилии?

Он терпеливо объяснил:

— Не забывай, что весь город уже начал подготовку к этому визиту, назначенному на двадцать девятое. Полиция и службы безопасности необычайно активизировались. Ни для кого не секрет, что ждут беды — беды весьма определенного рода. Зачем бы еще ты ко мне пришел? Нужна информация, я понимаю.

— Ты никогда меня не видел раньше, — сказал я.

— Но ты уже бывал в Бангкоке.

Я вынужден был согласиться. Все равно. Пангсапу мне указали в качестве источника информации, а каким же источником информации он мог быть, окажись вдруг, что ему неизвестно о том, чем я занимался в Бангкоке два года назад? Однако я наседал.

— Тебе уже приходилось вступать с нами в контакт?

— Я знаю человека по имени Паркис.

— Что ж, отлично, — Паркис работал в Лондоне, в Центре. — И все-таки продолжим о профессионалах. Мне нужно знать схемы их передвижений.

Пангсапа выглядел озадаченным.

— Мне не совсем понятно, кого ты подразумеваешь под профессионалами…

— Я имею в виду Винцента… Сорби… Куо… Грек по кличке Живчик… Хидео… этот мафиози, как его…

— Зотта.

— Вот-вот, Зотта.

Я снова вздохнул с облегчением. Он не отрицал, что знает Зотту. Сейчас, после того, как в результате гибели Примеро канал в Буэнос-Айресе оказался блокирован, мафия основную часть своего товара из Бангкока отправляла через Неаполь на Ресифи. Зотта выступал в этом главной фигурой. Пангсапа не мог его не знать. Это был его бизнес.

— Зотта сейчас в Ресифи, — сказал он, — забудь про него. — Он неожиданно встал, и сделал это без всяких видимых усилий, не вынимая рук из складок длинного черного балахона.

— Винцент?

— В афинской тюрьме. Его ребята, конечно, уже работают и вскоре освободят его, но в три недели им не уложиться. Плохо организованы.

— Сорби?

Показались руки Пангсапы, неожиданно белые на фоне черного одеяния.

— А кто-нибудь когда-либо знал точно, где находится Сорби?

— Куо? Хидео? Грек?

— Дай мне немного времени, и я сам с тобой свяжусь. Я понимаю, эта информация имеет для тебя большую ценность.

— Зависит от обстоятельств. Посмотрим. — Лондон в таких вопросах всегда занимает очень четкую позицию: если отправился за покупками — торгуйся, где можно.

— Договориться никогда не поздно, — Пангсапа пожал плечами. — Где я тебя найду?

— Отель «Пакчонг».

Когда мы шли к выходу, я заметил, что вода в аквариуме опять стала чистой — сработали фильтры, — и окрашенный во все цвета радуги шестидюймовый убийца остался после недавнего боя в гордом одиночестве. Еще один профессионал.

Прошло два дня, и я приготовился доложить Ломану, что от задания отказываюсь. Не мой профиль. Пусть этим занимается Безопасность. Город кишел их людьми. Любой из них мог справиться с этим делом гораздо лучше меня, они знали, по какому сценарию проходят подобные вещи, и они были специально на них натасканы.

К Пангсапе я пошел потому, что в один прекрасный день я мог оказаться в Бангкоке на настоящем задании и тогда бы он мне, конечно, понадобился. В том, что я спрашивал его о схемах передвижения профессионалов, не было ничего страшного или лишнего, потому что мне всегда лучше знать, где такие люди находятся. Но если верность и надежность его источников соответствовала оценкам Ломана, то он бы уже вышел на меня в любом случае. Хоты бы только для того, чтобы сообщить, где кто находится. Уж он-то знал, что задержись он чуть-чуть, пусть информация и отрицательная, как из Лондона тотчас же донесется нетерпеливое покашливание. То есть, по всей видимости, никакой информации он не собрал.

Ничего не вышло. Дело не вырисовывалось. Не имея практически никакого официального прикрытия, никакой легенды или чего-то в этом роде, я бесцельно слонялся по городу. Сколько я ни проверял, нет ли за мной хвоста, ничего не обнаруживал. Чем я занимался, куда ходил — никому не было никакого дела.

Я знал, как получилось, что Ломан меня сюда вызвал. Это было типично для него. На вопрос, кто втянул Бюро, он мне так и не ответил. Он сам и втянул — подсунул этот заранее бесплодный план Паркису и остальным, а исполнителем выбрал меня. Говорил, наверное, много и убедительно. В основу плана с самого начала легла ложная посылка, мнимая угроза. Никто, планирующий покушениё на деятеля такого уровня, не станет заранее предупреждать об этом. Подобное извещение только насторожит силы Безопасности, и больше ничего. Именно так и получилось, кстати. Безопасность уже наготове: ждет и готова отразить любую вылазку любого психопата. Впрочем, в этом есть определенный смысл — в толпе, окружающей государственную шишку такой величины, психопаты найдутся. Вспомнить для примера визит папы римского в Нью-Йорк в шестьдесят пятом. Восемнадцать тысяч полицейских несли дежурство в особом режиме, пути следования прочесывались специальными подразделениями, снайперы посгоняли с крыш всех голубей, а почему? Да потому, что несколько анонимных фанатиков, тронувшихся на религиозной почве, написали в отправили по почте два или три письма.

Обычная работа. Рутина. Бюро никогда не занималось такими вещами; оно создавалось для проведения особых операций. Какого черта они послушались Ломана?

Я попробовал выйти на него через Сой-Суэк-3, но он не показывался там со дня моего прибытия. Тогда я пошел в посольство и спросил, где находится «номер шесть». Он говорил, что это можно.

Молодой человек посмотрел на меня несколько обеспокоенно.

— Номер шесть?

— Да.

— Там должна быть мисс Мэйн, не так ли?

— А должна ли?

— Прошу вас, присаживайтесь.

Он изящно протанцевал мелкими прискоками к двери соседнего кабинета, не спросив даже моего имени. Я стоял и следил за ним взглядом.

Если только Ломан окажется там, в шестом номере, я ему в лицо выложу, что знаю, зачем он втянул в это дело Бюро, а потом и меня. Интересно будет видеть реакцию.

Мальчик из Хэрроу вернулся обратно и провел меня по коридору в соседнюю комнату. Табличка на двери гласила: «Атташе по культурным связям». Я сидел один минут пять, потом вошла девушка… или женщина… черт, никогда не угадаешь их возраст.

— Чем могу помочь?

— Подскажите, где находится номер шесть.

Она смотрела на меня долго. Я не возражал. До посольских доходит всегда самое быстрое через несколько дней. Это даже располагает.

— В данный момент там никого нет. Может быть, я смогу что-то сделать?

— Вы — атташе по культурным связям?

— Его секретарь.

— Видите ли, этот школьный отличник, должно быть, позабыл арифметику. Мне нужен номер шесть, если для вас это пустой звук, то мне бы хотелось видеть человека по имени Ломан.

— Мистера Ломана здесь нет.

— О Боже! За что такое наказание! Хорошо, если вы его все же увидите, передайте: я весь день с обеда пытался с ним связаться, и, поскольку ситуация складывается таким образом, сегодняшним же вечерним самолетом я вылетаю в Лондон. Договорились?

Что-то я разболтался. Недисциплинированное поведение. Лоури не одобрил бы.

— Пожалуйста, обождите минутку.

У нее была чудная походка. И чистый приятный голос. Это смягчало и успокаивало, и я подумал: может быть, за этим ее и посадили?

Не дать человеку взорваться, когда все организовано из рук вон плохо.

Следующий вошедший в кабинет был мужчина. Девушка где-то осталась. Он прикрыл за собой дверь и протянул руку.

— Стул не желаете?

— Ладно, — сказал я. — Давайте ближе к делу, — и бросил на стол свои документы. Намечающаяся на двадцать девятое заваруха им всем, похоже, сдвинула мозги; не удивлюсь, если за послом и в туалет ходит охранник.

Теперь я понял, почему никто не интересовался, кто я такой. Имена ничего не значат.

Он быстро пролистал мои бумаги.

— Значит, вы базируетесь в… где точно? — На второй странице ему, очевидно, что-то не понравилось. Он смотрел на нее и как будто ничего не видел, поэтому я пояснил:

— Уайтхолл, 9. Группа взаимодействия. В распоряжении Ловетта.

— Ах да, Ловетт. Как он, кстати? Здоров? — Он подтолкнул ко мне портсигар. — Курить будете?

— Спасибо, он в порядке. — Чтобы сэкономить время, дальше я продолжал сам, не дожидаясь его вопросов: — На прошлой неделе он был в Риме, по делу Карозио; в Лондоне его сменил Билл Спенсер. Из ваших участвовали Симмз и Уэстлейк. Они…

— Да-да, все правильно, но я полагал, и вы тоже…

— В паспорте у меня стоит «Париж», разве нет?

Придвинув портсигар к себе, он закурил.

— Надолго в Бангкоке?

— Нет.

— Нет?

— Если Ломан не объявится, улетаю сегодня же ночью.

— Он будет только завтра.

— В таком случае передайте ему от меня привет и заверения в горячей любви. — Я встал и протянул руку за документами. Он посмотрел на меня, прищурившись, и улыбнулся.

— Признаться, я удивлен, что вы не останетесь.

— Зачем я нужен? Прекрасно обойдетесь без меня.

— Если не возражаете, я попрошу мисс Мэйн проводить вас.

— Я знаю дорогу.

На улице было сущее пекло, и до «Пакчонга» я взял велорикшу. О Ломане старался не думать. Тот, кто исполняет обязанности направляющего директора, ни в коем случае не имеет права втихаря смотаться, а уж тем более допустить, чтобы оператора начала проверять Безопасность.

В отеле — не прошло и двадцати минут, как я приехал — мне позвонили снизу и сказали, что ко мне пришли, но свое имя гость назвать отказывается. Пришлось спуститься. Не люблю принимать в номере личностей без имени.

В вестибюле отеля «Пакчонг», от входа и до фонтана во внутреннем дворике, сооружен красивый сводчатый проход из шпалерной решетки, какие в Бангкоке можно увидеть почти везде. Вот там-то она и стояла — вполоборота, на шею от головы падала тень — и смотрела прямо на меня. Глаза следили за мной холодно и внимательно, как раньше. Легкая одежда из «шантунга», желто-коричневые простые туфли и никаких драгоценностей.

Пока я пересекал мозаичный узор на полу, она чуть заметно поворачивала голову. В холле стояла тишина, поэтому она заговорила приглушенно.

— Могу я использовать твое имя?

— Его никто не знает.

— А псевдоним?

— Кому какое дело?

— Я пришла извиниться, Квиллер. Должна была узнать тебя в посольстве.

— Меня не часто узнают секретари атташе по культурным связям. Их тип скорее — Йехуди Менухин.

— Два года назад я была совсем близко от Рама IV.

Вблизи я заметил — у нее было что-то не так с лицом, точнее с его левой половиной. Словно бы не хватало симметрии. Кожа выглядела безупречно, но так… так, словно над ней кто-то очень хорошо поработал.

— Откуда ты? — спросил я. — Эм-Ай-6?

Она не ответила. Пропустила мимо ушей.

— Но не Безопасность, — сказал я.

— Нет. — Сумочка, из такой же кожи, что и туфли, перешла из одной руки в другую. — Я хочу всего лишь принести наши извинения. Тебе наверняка непривычны подобные унизительные проверки.

Я рассмеялся почти натурально.

— Ты изумишься, если узнаешь, к каким унижениям я приучен. — Наряду с Дьюхерстом и Комингсом мое кодовое личное дело помечено особым значком — «девяткой»: пытки переносит стойко.

— Выпьешь со мной?

— Нет. Задерживаться не могу. Говорят, ты сегодня вечером нас покидаешь?

— Да.

— Счастливого пути.

Я смотрел, как она шла по мозаике. Немногие женщины способны идти такой походкой, зная, что за ними наблюдает мужчина. Впрочем, на такую походку вообще способны немногие.

Поднявшись к себе, я сложил вещи. Принести извинения? Эта идея вряд ли родилась бы в ее головке. Зачем-то они хотели убедиться в моем действительном физическом присутствии в отеле «Пакчонг». Но это можно было осуществить иными, куда лучшими способами. Интересно.

Да наплевать на них. Номер моего рейса — 204.

В тот день еще было только одно событие — позвонил Пангсапа и попросил к нему заехать.

Час был поздний, стемнело, но большинство магазинов и не думали закрывать на ночь. Витрины уже начали украшать разноцветными флажками и оправленными в золотистые рамки портретами Важной Персоны.

Остановив велорикшу в нескольких сотнях метров от дома на Клонг-Чула-роуд, я прошелся пешком вдоль реки по спадающей вечерней жаре. Пангсапа вышел ко мне сразу же.

— Имеющаяся для вас информация, — сказал он, — стоит примерно пятьдесят тысяч батов.

Я подумал, что слишком поздно, но промолчал. Забавно было бы сейчас выдоить эту сумму с расходного счета Ломана. И пусть бы потом в Лондоне они его поджаривали.

— Пятьдесят тысяч, — повторил я. — О'кей.

— Можете гарантировать оплату?

— Устно — да.

— Вашего слова мне достаточно.

И тут я понял — приходить не стоило. Сумма оговаривалась немалая, значит, и информация будет соответствующая, а я не хотел ее, не хотел ввязываться.

Тихо и спокойно Пангсапа сказал:

— Три дня тому назад один из профессионалов пересек Меконг и проник в Таиланд со стороны Лаоса. Сегодня вечером он прибыл в Бангкок.

— Кто из них?

— Куо. Монгол.

Все. Больше я с этим ничего не мог поделать.