Лебедки главного понтона и спасательного судна «Делвер» работали уже два часа. В случае неудачи наготове была команда водолазов, но стоял полный штиль, и два глубоководных якоря крепко держались за дно…

– Самолет – это не корабль, – сказал Мерсер. – Корабль весит самое малое тысячу тонн. А в самолете всего сотня, да еще полсотни воды внутри. Они медлят только потому, что боятся разлома.

Рейнер стоял рядом с ним и наблюдал. С рассвета сюда начали приплывать суда из Пуэрто, Эсмеральд и Сакапу; теперь их было около двух десятков. Час назад Мерсер совершил погружение. В глубоководном костюме он спустился на пятьдесят фатомов, чтобы еще раз осмотреть лайнер.

– Джек, он лежит совершенно горизонтально. С ним обращаются как с младенцем.

Часы показывали без двадцати двенадцать, когда море между спасателем и понтоном изменило цвет и наблюдатель подал сигнал голосом. Рейнер облокотился о поручни «Морской королевы» и вперился в ровную поверхность моря.

Вокруг зазвучали возбужденные голоса. На быстроходном катере, нанятом крупным газетным синдикатом, защелкали камеры. Объективы были направлены на темное пятно между «Делвером» и понтоном. Сначала пятно имело форму длинной, узкой рыбы, но позже у рыбы появились крылья, а затем рыба превратилась в крест. Вода закипела, наружу вырвались надувные поплавки, за которыми последовало нечто горизонтальное и сигарообразное. Яркий солнечный свет озарил все детали.

Да, это был «Глэмис кастл». Он лежал на поверхности; с фюзеляжа, крыльев и хвостового оперения ручьями стекала вода. Лебедки остановились.

Рейнер, стоявший на палубе судна Мерсера, испытывал жалость. Очертания лайнера были по-прежнему прекрасны, но некогда яркий металл испещрили водоросли и ракушки, а хвост изогнулся под странным углом. Самолет стал гробницей.

– Ну что, Джек, посмотрим?

Пол отошел от поручней.

– Да.

Рейнер плыл сюда на «Морской королеве», заранее зная, чего ждать, потому что уже видел повисшую на проводах антенну. Видимо, она пострадала первой. Теперь понятно, почему от экипажа не поступило никаких сообщений.

Мерсер держался на расстоянии, потому что «Делвер» для безопасности обнес тросами акваторию между собой и главным понтоном. Однако даже отсюда Рейнер видел дырки от пуль на стенках кабины и фюзеляжа. Хвост также был изрешечен, но держался на своем месте. Верхняя часть фюзеляжа тоже пострадала, но главные повреждения пришлись на его нижнюю часть. Видно, лайнер атаковали снизу, пользуясь преимуществом мертвой зоны.

– Сбили по всем правилам, – сказал Мерсер.

– Да.

– Хочешь, подойдем поближе?

– Нет.

– Как скажешь, Джек.

Рейнер зажег сигарету и отвернулся. Теперь он мог вернуться домой. Собирать улики – дело парней из Министерства авиации: углы атаки, повреждения систем, вызванные попаданиями, состояние самолета в момент соприкосновения с водной поверхностью и дном похоронившего лайнер океана…

– Ну что, Джек, уплываем?

– Да. Уплываем.

Перед закатом Пол сидел в прибрежном баре, где часто бывал Пуйо. Может быть, он наведается сюда и сегодня вечером. Хотелось бы попрощаться. Завтра утром будет слишком поздно. Рейнер поставил бокал с перно на стол и снова перечитал два коротких раздела отчета, переданного ему Гейтсом в гостинице. Судя по точности фраз, отчет был составлен Уиллисом.

«Согласно сведениям, полученным мной в баре „Пеон“ неподалеку от армейских казарм, расположенных на озере Асуль, за неделю до инцидента два военных гидросамолета были перекрашены, но их идентификационные номера и эмблемы агуадорских военно-воздушных сил на крыльях и фюзеляже восстановлены не были. Видимо, именно эти две машины получили приказ вылететь на патрулирование в 15.40 по местному времени, за двадцать минут до того, как „Глэмис кастл“ должен был зайти на посадку в аэропорту Сан-Доминго».

В параграфе 19 упоминались имена двух пилотов – капитана Римеса и лейтенанта Торреса.

«Следует отметить, что эти люди оказались в щекотливой ситуации. Они получили тайное задание и по возвращении были обязаны доложить о полном успехе. Если бы кому-нибудь из пассажиров или членов экипажа удалось уцелеть, их могла бы обнаружить спешно посланная на место катастрофы команда спасателей. Однако поисковым работам должны были помешать сумерки. Из трех контактов, которые я установил с членами антиикасовской группы, действующей в районе казарм, явствует, что пилоты гидросамолетов не посмели высказать никаких сомнений в полном успехе своей миссии: если бы кому-нибудь из пострадавших удалось добраться до суши и доложить о нападении военных гидросамолетов, это привело бы к тщательному расследованию и вскрытию всей подоплеки чудовищного преступления. Однако то, что капитан Римес и лейтенант Торрес доложили о полном успехе, не спасло их от нападения в баре „Пеон“, замаскированного под пьяную драку между солдатами, в ходе которой оба офицера, пытавшиеся навести порядок, были заколоты. Выше, в параграфе 17, приводятся показания пяти рядовых и двух сержантов о том, что „драка“ была затеяна „гражданскими“, то есть представителями тайной полиции, имевшими приказ устранить обоих пилотов, чтобы предотвратить разглашение подробностей операции, совершенной ими в море несколько часов назад».

Весь отчет Уиллиса, составленный на основании показаний примерно двадцати пяти свидетелей, которые были согласны подтвердить их под присягой, насчитывал около тридцати машинописных страниц. Отчет Форин оффиса был длиннее и включал выводы теоретиков, которые обратили самое пристальное внимание на фигуру мистера Джорджа Плэтт-Феллоуза, министра без портфеля, который был единственной ОВП на борту лайнера. Существовала масса материалов, подтверждавших правильность этой теории, однако авторы доклада делали множество оговорок и тщательно скрывали свою личность; никто не хотел, чтобы его имя было связано со столь красноречивым, хотя и секретным документом. Весь Форин оффис пришел бы в ужас, знай он, что этот доклад читает какой-то лондонский суперинтендант, сидящий в занюханном латиноамериканском баре.

Суть отчета излагалась в параграфе 76:

«Если, как показано выше, мистер Плэтт-Феллоуз действительно в течение многих лет поддерживал тесные дружеские отношения с президентом Хосе-Мария Икасой, представляется вполне правдоподобным, что он совершил частное путешествие в Агуадор с целью предупредить президента, что в случае подписания договора с СССР, предусматривающего „аренду“ трех главных морских портов страны в качестве баз подводных лодок с ядерными зарядами, он (мистер Плэтт-Феллоуз), несмотря на связывающие их тесные взаимоотношения, будет обязан рекомендовать ООН вмешаться в это дело и разоблачит роль, которую сыграл президент Икаса в катастрофе самолета с представителями Североамериканской группы сахарозаводчиков, происшедшей в 1961 г. в провинции Южный Пенджаситакс, Агуадор, подробности которой, кажется, были известны в Лондоне только мистеру Плэтт-Феллоузу. Таким образом, пребывание президента Икасы на своем посту полностью зависело от того, решит ли мистер Плэтт-Феллоуз промолчать или расскажет об этом на Генеральной Ассамблее ООН. Сэр Джон Саллерс, показания которого приводятся в параграфе 59, предполагает, что президент Икаса мог быть вынужден к принятию чрезвычайных мер и отдать тайный приказ сбить авиалайнер, на борту которого должен был находиться мистер Плэтт-Феллоуз, чтобы убедиться в молчании последнего, поскольку президент не желал сталкиваться с болезненной необходимостью приказать убить своего личного друга и гостя на земле Агуадора. Конечно, вывод о том, что даже такой жестокий человек, как президент Икаса, способен на преднамеренное убийство девяноста девяти невинных людей ради того, чтобы защитить свой режим и избежать необходимости убить личного друга и гостя на территории собственной страны, представляется весьма спорным; однако следует напомнить, что этот режим был установлен в результате государственного переворота, сопровождавшегося гибелью нескольких тысяч соотечественников нового президента, а некоторые из них ожидали казни по политическим мотивам во время предстоявшего визита мистера Плэтта-Феллоуза. Кроме того, можно провести параллель с гибелью генерального секретаря ООН мистера Дага Хаммаршельда, последовавшей при сходных обстоятельствах. Однако в данном случае окончательные подтвердить или опровергнуть приведенные здесь соображения может лишь подъем лайнера Т.О.А. и его тщательный осмотр представителями Министерства авиации; пока что следует подчеркнуть, что эти выводы сделаны на предварительной стадии расследования и носят сугубо гипотетический характер».

Единственное доказательство тесных отношений между Плэтт-Фелоузом и Икасой следовало из кратко изложенной биографии обоих: около 1933 года оба учились в английской военной академии Сандхерст, сблизились на почве любви к конному спорту и оба были награждены медалями за участие в скачках, входивших в программу Олимпийских игр 1935 года. Плэтт-Феллоуз был участником Гражданской войны в Испании и несколько месяцев был неофициальным адъютантом полковника Икасы. Однако казалось, что политические амбиции Икасы, проявившиеся после Второй мировой войны, вызвали некоторое охлаждение их отношений.

Рейнер вложил листки обратно в конверт и вернул на место розовую ленточку, обмотанную вокруг раздвоенной скрепки.

В этом деле было много неясного, но зато он понял метод работы Уиллиса. Пока Рейнер рисковал головой в Пуэрто-Фуэго, пытаясь найти уцелевших и сам лайнер, Уиллис потягивал белый ром со льдом в баре «Пеон», наслаждаясь прохладным климатом Сан-Доминго и черпая информацию в самом невероятном источнике – месте гибели двух военных летчиков, день которой случайно совпал с днем гибели «Глэмис кастла».

Рейнер пообещал не спускать с отчета глаз и вернуть его к утру. Их самолет вылетал из Сан-Доминго в одиннадцать. Когда Пол уходил, Гейтс долбил Лондон телеграммами.

Он поднес к губам рюмку с анисовой и залюбовался закатом. Дома, стоявшие на полуострове, сначала были окружены пламенным нимбом, но вскоре превратились в темно-красные тени на фоне алого горизонта; на набережной зажглись фонари. Надо подождать еще несколько минут – на случай, если придет Пуйо.

Когда «Делвер» доставлял на берег потерпевший крушение лайнер, они с Пуйо немного поговорили, стоя на пристани для гидросамолетов.

– В этом деле все с самого начала пошло вкривь и вкось… – Учтивость велела Пуйо говорить по-английски. – Я нашел пилота и Ибарру на берегу. Они лежали как мертвые. С Ибаррой хлопот не было, но вот с Линдстромом… Прошел почти год, пока у него восстановилась речь. Нам пришлось прятать его, потому что вздумай этой малый показаться на людях или выбраться из страны, как его тут же убили бы.

«Делвер» медленно приближался, таща за собой «Глэмис кастл» и понтон. На берегу собралась толпа горожан, пришедших полюбоваться этим зрелищем.

– Когда Ибарра сказал, что их обстреляли два армейских самолета, не имевшие опознавательных знаков, мы собрались и…

– «Мы»?

– Антиикасовская группа Пуэрто, состоявшая в основном из рыбаков. Мы сказали Ибарре и Линдстрому, что они должны сообщить об этом всему миру – через зарубежную прессу. Но за ними охотились, им грозил расстрел, и подтвердить их рассказ было некому. Линдстром был не в себе, а Ибарру могли обвинить в том, что он все это выдумал назло Икасе. Нам был нужен самолет, изрешеченный армейскими пулями. Эль Анджело долго искал его кошками и магнитами, но все без толку. Тогда мы сменили тактику, хотя это дело продолжало волновать нас. Мы готовились к тому, что рано или поздно должно было произойти: к революции. Мы изменили планы и обратились к генералу Гомесу. Он начал присылать нам деньги; мы стали покупать оружие и набивать им подполы лачуг. Сначала надо было схватить Икасу, а когда он оказался бы за решеткой, у нас бы появилось время поднять останки самолета, собрать улики и припереть ублюдка к стене. Надо было взять его живым и сохранить ему жизнь, чтобы судить. Кое-кто считал, что эту крысу надо будет просто пристрелить, но Ибарра, который был на борту того самолета, хотел, чтобы Икасу судил международный суд и приговорил к повешению. Мы сказали: о'кей. Ибарра командовал нами; мы не спорили; может быть, он был прав. У нас родилась идея освободить политических заключенных с острова Ла-Пас… Это придумал я, и вы знаете, почему: среди них был мой сын. Губернатор острова был настроен против Икасы, и мы могли рассчитывать на него. А затем из ссылки вернулся Гомес. Приплыл на корабле. Еще две недели, и мы были бы полностью готовы. Выступление было назначено на десятое число, в полнолуние. Потом Эль Анджело случайно обнаружил место аварии. О'кей, мы помалкивали об этом. И тут появились вы, мистер Рейнер.

Он умолк и посмотрел на спасательное судно, которое следовало в сопровождении выплывших ему навстречу лодок. С пристани лайнер казался мертвым кашалотом.

– Вы появились и начали совать нам палки в колеса. Пытались найти выживших, пытались обнаружить место катастрофы. Стоило Икасе услышать хотя бы намек на это место, как он пригнал бы сюда весь свой военный флот, обшарил океан, и никто никогда не увидел бы этих дырок от пуль. Ваша депортация – наших рук дело. – Он повернул голову, украшенную шрамом, и посмотрел на Рейнера. – Как вы умудрились ускользнуть?

– Спрыгнул с самолета.

– Что?

– Еще на земле.

– Себе на беду.

Лайнер развернули боком, параллельно плавучей эстакаде, готовой принять его. Возле человека, ловившего швартов, стоял вооруженный полицейский.

– Мы не знали, как трудно вас убить, мистер Рейнер. Говорят, в мирное время англичане очень сговорчивые люди. И очень прохладные в любви. – Он вновь отвернулся от стены пристани; лайнер был совсем близко.

– Я рад, что вы выжили. Иначе она бы умерла с горя.

На берегу выстроилась бригада грузчиков; заработали компрессоры. Нужно было накачать воздухом поплавки, которые подвели под самолет, чтобы обеспечить ему плавучесть. Инспектора Министерства авиации вылетели из Лондона еще вчера вечером.

На Авениде-дель-Мар зажглись фонари. Рыбаки приходили и уходили, но Луиса Пуйо среди них не было.

Надо идти. Он ничего не значит ни для Пуйо, ни для кого-нибудь из местных, а они ничего не значат для него. Пассажир самолета должен путешествовать налегке; в его багаже нет места для воспоминаний. Он вышел из бара, миновал длинную серую тень, покачивавшуюся у набережной, и по узкой улочке поднялся на Авениду.

На востоке вздымалась темная громада вулкана с огнедышащих кратером. Катачунга. Наконец-то он вспомнил значение этого слова. Гора с пламенной вершиной.