Ларк вскинула руку:

— Хорошо, я сделаю, как ты хочешь. Но может быть, ты не станешь унижать меня, наблюдая за тем, как я раздеваюсь?

— Нечего разыгрывать из себя недотрогу. Можно подумать, что тебе внове раздеваться перед мужчиной. Уверен, перед своими любовниками ты проделывала это десятки раз.

— У меня не было любовников. — Ларк сорвала с себя плащ Стоука и швырнула его на пол. — Сколько раз мне говорить тебе об этом!

— Об этом не стоит говорить вообще. — Стоук нарочно не отводил от нее взгляда. — Прибереги свои россказни для кого-нибудь другого. Кроме того, я уже видел тебя обнаженной. Даже если ты ляжешь на кровать и раздвинешь ноги, не беспокойся: между ними я пристраиваться не стану.

— Этого я тебе никогда не предложу. — Подхватив влажный подол своей сорочки, Ларк поднялась и стащила ее с себя.

Балтазар потянулся к сорочке мордой и тщательно обнюхал ее.

На щеках у Ларк заиграл яркий румянец. Она скрестила на груди руки и устремила на своего похитителя полный негодования взор, который, казалось, говорил: «Ты за это еще поплатишься!»

Терпение Стоука истощилось. Он протянул руки, чтобы схватить девушку, но совершил при этом ошибку — взглянул на ее обнаженное тело. Взглянул — и замер. Он увидел золотые, потемневшие от дождя волосы, которые мокрыми прядями змеились по ее телу и достигали бедер, почти смыкаясь с золотистым треугольником внизу живота.

— Ну что? Ты собираешься как-то использовать свои конечности? — кивком Ларк указала Стоуку на его руки, которые застыли в нескольких дюймах от ее плеч.

— Конечно. Но то, что я сделаю, вряд ли порадует тебя.

Стоук заставил себя опустить руки и отвести взгляд. Он должен преодолеть влечение к этой женщине. Любой ценой.

Стоук расстегнул пояс, на котором висел длинный меч. Краем глаза он заметил, что Ларк при этом даже не шевельнулась.

— Сейчас же лезь в постель! — приказал он.

Он думал, что Ларк возразит, однако она, шлепая босыми ногами по каменному полу, направилась к кровати.

Стоук не мог оторвать от нее глаз. То, как девушка покачивала при ходьбе небольшими округлыми бедрами, сводило его с ума. Наконец Ларк отогнула край коричневого грубошерстного одеяла и скользнула в постель.

— Сегодня я сплю на правой стороне. — Стоук стянул с себя намокшую тунику. — Так что подвинься.

— Ты что же, спишь то слева, то справа? — удивилась девушка.

— Я же не знаю, когда заявится очередной убийца. Жизнь научила меня не обзаводиться привычками такого рода.

— Понятно. — Ларк уступила правую сторону Стоуку.

Он сел на стул и стащил сапоги, кожей чувствуя устремленный на него взгляд.

— Где ты получил эти раны? — с сочувствием спросила девушка, разглядывая старые шрамы у него на ногах.

— Когда мне было десять, в замке Кенилворт случился пожар. В огне погибли моя мать, отец, брат, а также наши слуги. Мне повезло: я избежал смерти, но, как видишь, огонь все-таки пометил меня.

Стоук опустил глаза и посмотрел на шрамы, покрывавшие его ноги от щиколоток до колен.

— Прости, я не знала…

— Да чего уж там. Давно это было… — Он поднялся и вытащил «Глаз дракона» из ножен. В свете очага полированная сталь меча сверкала, как ртуть. Стоук взглянул на девушку. Она смотрела на него широко открытыми глазами.

— Скажи, ты… собираешься пустить это в ход?

К удивлению Стоука, Ларк смотрела вовсе не на меч, а на его напряженный мужской орган. Стоук хмыкнул:

— Полагаю, ты имеешь в виду «Глаз дракона»?

Девушка вспыхнула и перевела взгляд на блестящий клинок.

— Разумеется, меч, что ж еще?

— Не бойся, тебя я рубить не стану. — Стоук наслаждался смущением Ларк. — Просто с тех пор, как мне довелось побывать в Святой Земле, я всегда сплю с «Глазом дракона». И как выяснилось, поступаю мудро. Если бы не это, меня бы уже сто раз убили — прямо в постели. — Тут он со значением взглянул на Ларк.

— Не, понимаю, почему ты на меня так смотришь? — Ларк недоуменно пожала плечами и, помолчав, добавила: — Впрочем, что это я? Все равно ты мне ни чуточки не веришь. — Она откатилась еще дальше влево и накрылась одеялом с головой.

Стоук отогнул одеяло с правой стороны и забрался в постель. При этом ему снова удалось увидеть белые округлые ягодицы Ларк, и он едва не взвыл от желания. Чтобы положить между ними меч, Стоук сделал над собой невероятное усилие. Холодная сталь должна была напоминать ему о клятве, которую он дал себе, и о дьявольски непостоянном и непредсказуемом характере этой женщины.

— Дай мне свои волосы, — сказал Стоук.

— Я бы с радостью, но дело в том, что мать-природа крепко-накрепко соединила их с моей головой. — Девушка удивленно взглянула на Стоука через плечо.

— Давай сюда волосы и не спорь со мной. Иначе мне придется дергать за них, а уж это тебе не понравится, ручаюсь.

Нахмурившись, Ларк приподнялась на локте и собрала волосы на затылке в хвост.

— Вот, — сказала она. — Непонятно только, что ты будешь с ними делать.

— Это так… на всякий случай. — Стоук намотал ее волосы на руку. — Не хочу, чтобы ты сбежала, когда я буду спать.

— Мне неудобно. Я и голову-то повернуть не могу.

— Думаешь, я буду заботиться о твоих удобствах, миледи?

Некоторое время он возился на постели, стараясь улечься так, чтобы острые соломинки не кололи.

— Не дергай меня за волосы, прошу тебя. — Ларк повернулась и с возмущением посмотрела на него.

— Подвинься ближе.

— То, что я нахожусь с тобой в одной комнате, уже непозволительная близость, — бросила Ларк, стараясь не касаться его. И все же ее нога коснулась ноги Стоука.

— Ты что, не можешь лежать спокойно?

Его так и подмывало притянуть Ларк к себе и сжать в объятиях.

— Это все твой меч. У него рукоять колется.

— Меч останется там, где лежит. Повторяю, потакать твоим прихотям я не намерен.

— Господь свидетель, я и не ожидала от тебя иного! — Ларк легла на спину и стала смотреть в потолок, всем своим видом выказывая презрение к своему мучителю. Потом, однако, молчание сделалось для нее нестерпимым, и она спросила: — Скажи хотя бы, что вделано в рукоять твоего меча? Большинство рыцарей, я знаю, хранят там святые реликвии. В первый раз вижу, чтобы кинжал украшали камнем. Это не рубин? Я было подумала, что так оно и есть, но тогда это самый большой рубин, какой мне только случалось видеть. Должно быть, он стоит целое состояние.

— Как ты любишь все переводить в звонкую монету. Мошенник меняла — вот ты кто.

— Возможно, я испорченная и все такое, но не скупа — это точно. Да и в мошенничестве меня до сих пор никто не обвинял.

— И очень жаль. Это было бы лучшим из твоих качеств. — Стараясь не заглядывать в золотистые глубины ее глаз, Стоук устремил взгляд в потолок и добавил: — Впрочем, на этот вопрос я отвечу, кем бы ты ни была. Это не рубин, не обольщайся. И цена этому камню — марка, не больше. Я купил его у мелкого торговца в Акре. Он сказал, что это окаменевший глаз дракона. Уверял также, что эта штука принесет мне удачу.

— Ну и как? Принесла? — Ларк зевнула. Она была измучена, и ее клонило в сон.

Стоуку надоело созерцать стены, потолок и матерчатый верх балдахина над кроватью, поэтому он снова взглянул на девушку — как раз в тот момент, когда она смежила веки, скрыв глаза за частоколом ресниц.

Продолжая исследовать ее лицо, он сказал:

— Приносила, да. До тех пор, пока я не встретил тебя.

Боль в спине напомнила Стоуку о ране, и он криво усмехнулся.

— Это говорит о том, что и талисманы не всесильны. Скажи, где и когда этот красный камень принес тебе удачу. Я хочу понять, есть ли талисманы, помогающие обрести счастье в любви.

— Никто и ничто не поможет тебе обрести счастье в любви.

— Не может быть, чтобы ты не был счастлив со своей первой женой. Насколько я могу судить, ты любил ее…

— Было дело… Когда-то. Очень давно.

— А почему ты разлюбил ее?

— Она меня предала.

— Как это?

— Она… — Тут Стоук неожиданно осознал, что собирается открыть Ларк еще одну тщательно хранимую им тайну, и стиснул зубы. Им овладело странное чувство. Он понял, что не прочь облегчить душу, но почему он исповедуется именно этой женщине?

— Не представляю, что это значит, когда тебя предает тот, кого ты любишь, — пробормотала Ларк сонным голосом. — Я вот, к примеру, знаю, что отец и Эвенел никогда не предадут меня. Если бы такое случилось, я бы, наверное, умерла.

Стоуку прежде никогда не приходило в голову, что эта женщина способна на сильные чувства. Он вдруг ощутил острый укол ревности, что уж совершенно не поддавалось объяснению. Как бы то ни было, Стоук спросил:

— Скажи, а ты очень любишь лорда Эвенела?

— Ага. Я всегда любила его.

И снова им овладела ревность. Стоук постарался избавиться от очередного наваждения, успокоился и прислушался к ее глубокому, ровному дыханию. Потом не выдержал и опять посмотрел на Ларк. Она спала, подложив под щеку ладошки. Длинные стрельчатые ресницы окаймляли чуть удлиненные веки. Ее нежное лицо имело овальную форму, а алые, как рубины, губы приоткрылись во сне, будто призывая к поцелую. Рядом со Стоуком лежала прелестная молодая женщина — Ева, Далила, Таис и Афродита в одном лице. Боль в паху Стоука становилась нестерпимой. Но рыцарь держался насмерть.

То, что обрушилось на Стоука, походило на болезнь или наваждение, другими словами, на несчастье. И Стоук подозревал, что все его несчастья начались в тот момент, когда он повстречался с этой мегерой, имевшей, впрочем, соблазнительное обличье античной богини.

Через час Ларк проснулась. Огонь в очаге погас, оставив после себя россыпь тлевших углей. С минуту полежав, она медленно повернулась, решив выяснить, что поделывает ее похититель. Стоук лежал на боку лицом к ней. Веки его были плотно закрыты, он дышал ровно и размеренно. Лоб Стоука пересекала морщина — казалось, даже во сне он о чем-то напряженно думал.

Ларк переключила внимание на его руку, которая держала в плену ее волосы. Стоук спрятал ее под подушку, и Ларк дюйм за дюймом приподнимала край подушки, настороженно поглядывая на своего похитителя. Тот не шевелился.

Тогда Ларк стала разжимать пальцы Стоука, медленно, методично и осторожно.

Выручив волосы из плена, она взглянула на мощную длань Стоука и поняла, что ему не составило бы труда одним движением раздавить ей горло. При этой мысли она поежилась, однако перекатилась к краю постели и тихо спустила ноги на пол.

«Крэк» — заскрипели веревки под тюфяком.

Не успела она оглянуться и выяснить, не проснулся ли Стоук, как его сильная рука сжала ей предплечье.

— Далеко ли собралась?

Ларк содрогнулась.

В следующее мгновение Стоук с силой дернул ее за руку, и она упала ему на грудь.

— Я сплю очень чутко, — прошептал он, и его горячее дыхание долетело до ее губ и опалило их, словно ветер Сахары.

— Буду иметь это в виду, — выдохнула она в ответ, с каждым мгновением все больше проникаясь мыслью, что лишь этот человек в состоянии погасить бушевавшее в ней пламя.

— Мне нужно держаться подальше от тебя, — пробормотал Стоук и вдруг замер, впившись руками ей в плечи.

Его охватила дрожь — казалось, он вел сражение не на жизнь, а на смерть с каким-то серьезным недугом.

Ларк подумала было, что он хочет оттолкнуть ее от себя, но Стоук лишь посмотрел на нее в упор.

— Бог мой! — хрипло воскликнул он. — Что ты со мной сотворила!

— То же, что и ты со мной. — Губы Ларк были теперь совсем близко от его рта.

— Не пытайся равняться со мной, тигрица! У нас нет ничего общего…

Сражение, которое вел с собой Стоук, неожиданно завершилось. Он снова сжал девушку в объятиях и прижал к себе. А потом его губы встретились с ее губами.

Глаза Ларк затуманились. Девушку с головой накрыла новая волна лихорадочного жара.

Казалось, кто-то распахнул у нее внутри ворота, в которые хлынула расплавленная лава.

Ларк окончательно сдала позиции и отдалась на волю этого не испытанного ею прежде ощущения. Стоук стал теперь для нее всем. Девушка наконец поняла, что имел в виду ее отец, говоря о всеобъемлющей и всепоглощающей страсти. С Эвенелом у Ларк никогда ничего подобного не было. В том, что происходило с ней сейчас, крылось нечто величественное, невероятное и грандиозное.

Поцелуй становился все более жарким, жестоким. Ларк с неистовой силой прижимала губы к жадным устам Стоука. Пальцы Стоука погрузились в волосы Ларк.

Вдруг он отпрянул от нее:

— А не держишь ли ты, часом, за спиной ножичек? Может, стоит тебя обыскать?

— На этот раз у меня нет при себе оружия. — Ларк провела ладонью по щетине у него на лице. Стоук снова притянул ее к себе и поцеловал. Он погладил ее по шее, а потом по спине. От его прикосновений кожа Ларк покрылась мурашками.

Стоук обхватил ее ягодицы и прижал живот девушки к своему напряженному мужскому органу.

Ларк застонала. Чтобы лучше чувствовать его, она раздвинула ноги. Волосы, рассыпавшиеся у нее по плечам, покрыли грудь Стоука. Стоук подхватил ее под мышки, приподнял и усадил на себя верхом.

Припав к груди Ларк, он губами втянул ее сосок. Она изогнулась как лук и запустила пальцы в длинные черные волосы Стоука.

Стоук проник рукой ей в промежность и коснулся заветной точки, отчего по всему телу Ларк волной распространился жар. Она запрокинула голову и вскрикнула.

— Назови меня по имени, Ларк, — попросил Стоук, опалив ее горячим дыханием. — Я хочу быть уверен, что ты понимаешь, с кем находишься в постели.

— Тебя зовут Черный Дракон, — простонала она.

— Нет, меня зовут Стоук! Ну-ка скажи: Стоук…

— Стоук… — выдохнула Ларк.

Она не могла говорить, поскольку все ее внимание сосредоточилось на сладкой пытке, которой подвергал ее Стоук.

— Скажи, Ларк, хочешь ли ты меня?

Его пальцы, продолжая ласкать девушку, скользнули внутрь ее тела.

— Да, да, хочу… Пожалуйста… — простонала она.

Ее бедра стали двигаться, повинуясь ритму руки Стоука. Потом перед глазами у Ларк вспыхнул огненный шар, и она открыла рот, чтобы разразиться громким, пронзительным криком. Стоук накрыл ее рот поцелуем и прошептал:

— Скажи, как меня зовут?

— Стоук.

Он сжал руками ее бедра, приподнял и ввел в нее свой пылающий жезл. Ларк пронзила острая боль. Она закусила губу. Как только боль немного утихла, девушка замолотила кулаками в грудь Стоука.

— Ты сделал мне больно! И не случайно, а намеренно! Сейчас же отпусти меня, грубый, жестокий чурбан!

Стоук перехватил ее руки и с изумлением уставился на нее.

— Черт возьми, так ты девственница?

Лицо его выразило такое же изумление, как в тот момент, когда она ударила его кинжалом в спину. Впрочем, имелось одно существенное отличие. Тогда в глазах Стоука полыхала еще и ярость, теперь же в его взгляде ясно читалось сожаление.

— Смотри-ка, как ты удивился!

— Трудно поверить, что ты девица, глядя на твое поведение.

— А как, спрашивается, должна вести себя девица? Ты что — тонкий знаток в этой области? — с негодованием осведомилась Ларк.

— Во всяком случае, девица не должна бегать по полям и лесам в драном платье, вмешиваться в разговоры старших и смотреть на мужчину в упор. И уж тем более не должна завлекать мужчину в свои сети, а потом втыкать ему в спину кинжал.

— Похоже, я не подхожу тебе. Ни в чем. Зато с моей матерью ты бы наверняка поладил. Ей я тоже угодить не могу. Иногда я думаю, что и впрямь сильно отличаюсь от других женщин. Но это, по большому счету, неверно. Суть в том, что окружающие просто ошибочно толкуют мои поступки.

— Каюсь, считая тебя доступной, я и вправду заблуждался.

— Ты не только совершил ошибку, ты не поверил мне. — Ларк не хотела давать воли чувствам, но в ее словах звучала обида. — А ведь я говорила тебе, что у меня не было любовников. Теперь мы квиты. Я вонзила в тебя кинжал, ты в меня — свою мужскую снасть. Кстати, весьма массивную. А теперь изволь отпустить меня.

— Но дело-то не закончено. Я давно хотел овладеть тобой и теперь уже не в силах остановиться. Знай я, что ты девственница, я бы так не спешил и не сделал бы тебе больно.

Ларк открыла было рот, чтобы возразить Стоуку, но он снова начал ее целовать. Все еще оставаясь у Ларк внутри, Стоук чувствовал, как пульсирует от боли ее влажная плоть, охватывавшая по всей длине его напряженный жезл. Поцелуй сделал свое дело, девушку снова затопила страсть, и она забыла о боли. И тогда Стоук снова возобновил движения. На этот раз, правда, он двигался медленно и осторожно.

Прошло совсем немного времени, и Ларк вдруг поняла, что прикосновения Стоука доставляют ей удовольствие.

Лежавший у двери Балтазар вдруг вскочил, вскинул вверх голову и взвыл.

— Похоже, мне так и не удастся завершить начатое, — едва слышно пробормотал Стоук и замер. Полыхавший в его глазах огонь желания сменился настороженным блеском. Пристально посмотрев на Ларк, он прошептал: — Сделай так, чтобы Балтазар замолчал, — только не поднимай шума!

— Замолчи, Балтазар. Подойди ко мне.

Волк подошел к кровати.

— Балтазар, мама идет! — прошептала Ларк.

Этот сигнал ее любимец хорошо знал. Как это уже не раз бывало, услышав ненавистное слово «мама», Балтазар заполз под кровать и затаился.

— Помни, что бы ни случилось — ни звука.

Стоук высвободился из объятий Ларк и стиснул рукоять меча.

Девушке, лишившейся благодатного тепла, стало холодно. Кроме того, она ощущала странную сосущую пустоту внутри.

Внезапно дверь в их покой с тихим скрипом отворилась.

В комнату вошел какой-то человек. Исходивший от очага слабый свет позволял заметить, что он невысок ростом и полноват. Отблески затухавшего пламени отражались в его выбритой на макушке голове, и Ларк сразу вспомнила пузатого монаха, который вымогал у Стоука деньги. В следующее мгновение она с ужасом увидела, как в руке незваного гостя блеснул кинжал. Стиснув зубы, чтобы не закричать, она смотрела, как монах крался к их кровати. Приблизившись к ложу, он посмотрел на спящих, чтобы не ошибиться в выборе жертвы. Убедившись, что справа лежит Стоук, монах поднял кинжал и нацелил его ему в грудь.

Стоук сделал молниеносный выпад.

Меч «Глаз дракона» проткнул одеяло, под которым Стоук прятал свое оружие, и вонзился монаху в грудь.

Монах вскрикнул и рухнул на пол.

Стоук вытащил меч из тела убийцы и прошептал Ларк:

— Одевайся. Нам нужно уносить ноги.

Послышалось громкое шарканье. По коридору кто-то шел, освещая себе путь факелом. Свет проникал в комнату сквозь открытую убийцей дверь. В следующее мгновение в дверном проеме показался силуэт высокого худого монаха, впустившего путников в аббатство. Войдя в комнату, монах устремил пронзительный взор на Стоука, все еще державшего в руке меч.

Потом его взгляд переместился на лежавшего на полу человека.

— Да ниспошлет Господь тебе прощение, милорд. Ты убил брата Мартина! — в ужасе воскликнул монах-привратник.

— Я убил его потому, что он хотел прирезать меня, сонного, прямо в постели. — Стоук бросил взгляд на труп. — У него в руках кинжал. Сам посмотри.

Монах склонился над мертвецом, осветив его факелом.

— Точно, кинжал. И как только я не заметил? — Тощий монах сокрушенно покачал головой и прищелкнул языком. — Аббату все это не понравится, ох не понравится. — Взглянув на Стоука, он добавил: — Видишь ли, этот человек совсем недавно вступил в наш орден.

— Знаешь ли ты, как он объявился в аббатстве и кто его сюда прислал? — спросил Стоук.

— Нет. Знаю только, что он приехал сюда за несколько минут до вашего появления.

— Вот как? В таком случае я хотел бы переговорить с аббатом. — Стоук поднялся.

— К чему так спешить, милорд? Впереди еще много времени…

На тонких губах монаха появилась кривая ухмылка. Выхватив из рукава рясы кинжал, привратник метнул его в Стоука.