Прежде Ларк не испытывала страха, но теперь, чувствуя у себя на шее жаркое дыхание Черного Рыцаря и железную хватку лежавшей у нее на талии могучей руки, она вдруг осознала, почему на поле брани воины подчас бросают оружие и без оглядки бегут от неприятеля.

Память услужливо воскресила в сознании девушки те роковые минуты, когда рыцарь, прижав ее своим телом к земле, готовился сорвать с ее губ поцелуй. Пронизывающий взгляд графа обладал над Ларк странной, необъяснимой властью, лишал ее воли к сопротивлению и превращал в слабое, безвольное существо. Стоук же, подмечая в Ларк проявления страха, испытывал истинное наслаждение. Так забавляется мучениями жертвы дикий зверь.

Усилием воли Ларк стряхнула с себя оцепенение и открыла рот, намереваясь твердо потребовать, чтобы рыцарь покинул спальню. Увы, заготовленная Ларк грозная речь пропала даром. Широкая ладонь рыцаря надежно запечатала ей рот, из которого вырвались лишь слабые звуки, похожие на мышиный писк.

— А вот и традиционное приветствие, — ухмыльнулся Стоук.

Ларк хотела сказать, что лучшим приветствием для Стоука был бы удар кинжала, но ладонь Черного Дракона не позволила ей выразить свое мнение по поводу отвратительного характера, грубости и дурных манер рыцаря.

Стоук прижал Ларк к себе спиной, и она чувствовала прикосновение его могучей груди. В следующее мгновение мускулистые бедра рыцаря коснулись ее ягодиц, а еще через секунду девушка ощутила его твердый мужской жезл.

«Что же его так возбудило?» — недоумевала Ларк, всю жизнь сомневавшаяся в своей привлекательности и считавшая, что пробуждать в мужчинах страсть способна только Элен. Косвенным подтверждением тому были поцелуи Эвенела, нежные, но скорее дружеские, нежели исполненные страсти. Сама Ларк легко могла отстраниться от губ Эвенела и как ни в чем не бывало вернуться к занятиям, не имевшим ничего общего с наукой любви.

Пока девушка размышляла обо всех этих увлекательных вещах, Блэкстоун истолковал молчание Ларк по-своему и, приблизив губы к ее уху, спросил:

— Неужели твое молчание означает, что ты сдалась, моя тигрица? Как это мило с твоей стороны. Мне не хотелось бы, чтобы ты своими воплями перебудила весь замок. Надеюсь, если я уберу руку, ты не будешь сквернословить?

Горячее дыхание Стоука не только ожгло, как огнем, кожу Ларк, но разбудило ее чувственность. Она затрепетала. Тем не менее приходилось отвечать на вопрос Стоука, и девушка с самым равнодушным видом кивнула.

Когда Стоук убрал ладонь с ее лица, она повернула голову и, как змея, прошипела:

— Как ты оказался здесь, Блэкстоун?

— Мы знакомы вот уже несколько часов, а потому лучше обращаться друг к другу по имени. Будь любезна, зови меня Стоук.

— У меня нет желания произносить твое имя! Кстати, куда подевался Балтазар? Если ты сотворил с ним какую-нибудь гнусность, я вспорю кинжалом тебе живот и выпущу кишки!

Рыцарь снова зажал ей рот ладонью.

— Твои угрозы лишь распаляют мою страсть, тигрица. Что же касается Балтазара, то сей добрый зверь цел и невредим. Я выманил его из комнаты, швырнув ему кусок мяса. Но хватит об этом. Скажи лучше, приятно ли тебе быть у меня в объятиях? Похоже, ты просто без ума от этого!

Стоук ласково куснул мочку ее уха и провел языком по ушной раковине.

По спине Ларк волной пробежала дрожь. Можно было, конечно, завопить во все горло, разбудить мать и Элен, но Ларк предпочитала чувствовать у себя на коже исходивший от губ Стоука жар, нежели отвечать на ехидный вопрос леди Элизабет, что поделывает у нее в комнате Черный Рыцарь. И это после того, как мать обвинила Ларк в попытке соблазнить Блэкстоуна!

Стоук коснулся губами шеи девушки. Горячий, влажный кончик его языка заскользил у нее по коже, а рука графа коснулась подбородка, шеи и дотронулась до ее груди. Другая его рука, лежавшая у Ларк на талии, взлетела вверх и легла на ее другую грудь. Млея от прикосновений сильных рук Стоука, Ларк выгнула спину, запрокинула голову и, не в силах противиться себе, потянулась к его губам.

Когда их губы встретились, Ларк с шумом втянула в себя воздух. Исходивший от губ графа жар волной накрыл ее тело. Между тем язык Стоука скользнул меж губ девушки и проник к ней в рот. Такого удивительного ощущения Ларк никогда еще не испытывала. Нежный, будто из мокрого шелка язык Стоука касался ее губ, десен, неба. Голова Ларк затуманилась, и разом исчезли все мысли, кроме одной: почему Эвенел, целуя ее, ни разу не делал ничего подобного?

Не отрываясь от губ Ларк, рыцарь подхватил ее на руки и отнес на кровать. В следующее мгновение она ощутила на себе тяжесть его тела, а у себя между ног — его напряженный мужской стержень. Это было невероятное чувство — приятное и вместе с тем мучительное. Лоб ее покрылся испариной, а сердце неистово забилось. От Стоука пахло седельной кожей, лошадиным потом и чем-то неуловимо мужским, что принадлежало только ему. Этот запах пьянил ее, как старое вино. Граф целовал Ларк, а его черные волосы касались ее щек и висков.

Ларк обхватила Стоука руками и свела пальцы у него на спине, твердой, как гранитная плита.

— Ты сведешь меня с ума, — простонал Стоук и провел широкой ладонью по ее обнаженным предплечьям. Его руки нырнули под тонкую шелковую сорочку и легли на ее грудь. Захватив указательным и большим пальцем ее сосок, он начал играть с ним, то сжимая, то снова отпуская.

Жар вновь объял ее. А между тем, когда она целовалась с Эвенелом, с ней ничего подобного не происходило.

Стоук просунул бедро между коленями Ларк и раздвинул ей ноги. Она попыталась было сжать их, но у нее ничего не получилось.

— Ради Пресвятой Девы, прекрати! — взмолилась Ларк, пытаясь оттолкнуть его руку.

— Тебе приятно, когда я дотрагиваюсь до тебя, моя тигрица?

— Приятно и страшно.

— Страшно? Но почему? Неужели тебя пугает то, что ты оказалась рядом с настоящим мужчиной?

Стоук продолжал целовать ее в губы, одновременно лаская пальцем ее лоно. Желая дать выход овладевшему ею возбуждению, Ларк начала в едином ритме с пальцем Стоука поднимать и опускать бедра.

Тишину ночи нарушил громкий вой Балтазара. Внезапно опомнившись, Ларк уперлась руками в грудь Стоука и попыталась столкнуть его с себя. Поскольку у нее ничего не получилось, она схватила его за волосы и что было силы дернула.

Стоук оторвался от ее губ.

— Святой Иуда! Что это ты творишь? — Рыцарь схватил девушку за руку с такой силой, что ей оставалось лишь разжать пальцы и выпустить его вороную гриву.

— Изволь слезть с меня! — воскликнула Ларк и замолотила кулаками по необъятным плечам.

Однако в следующую минуту он перехватил ее руки и прижал их к матрасу у нее над головой.

Волчий вой послышался снова. На этот раз такой громкий и заунывный, что разбудил бы и мертвого.

— А я-то думал, что избавился от этого рассадника блох, — сказал Стоук.

— Надеюсь, он сейчас поднимет на ноги весь замок.

Ее надежда сбылась. В коридоре громко хлопнула дверь.

— Ларк!

Услышав голос Элизабет, Ларк вздрогнула и устремила взгляд на дверь спальни.

— Твой зверюга в конце коридора. Если мне не изменяет память, я велела прогнать его из жилых покоев. Почему он все еще сидит здесь и воет?

Поскольку рыцарь не сделал попытки слезть с кровати, Ларк зашипела, как разъяренная кошка:

— Убирайся!

— Ларк! Я слышу шепот. С кем это ты там разговариваешь? Сейчас же открой! — Леди Элизабет подошла к комнате дочери и начала колотить в дверь. — Если ты сейчас же не откроешь, я позову Гована, и он выломает двери.

— Только не думай, что тебе удастся от меня улизнуть, тигрица, — прошептал Стоук. — За тобой должок — ты расскажешь мне о шотландцах, а я, поверь, знаю, как заставить человека разговориться. — Стоук скатился с Ларк и вскочил.

— Я ничего не знаю о них.

— Ларк! Открой дверь! Кто там у тебя?

— Полезай под кровать, — прошептала Ларк Стоуку.

— У меня нет привычки торчать под кроватью. — Рыцарь скрестил могучие руки на широкой груди и мрачно улыбнулся.

— Что ж, этого я тебе не забуду. Предупреждаю, я поставлю на тебя капкан, и если ты попытаешься вломиться ко мне снова, обязательно в него попадешь!

Ларк схватила с пола груду старых рубашек и штанов, когда-то принадлежавших ее братьям, накинула на себя покрывало, села у стены на пол и завалила себя тряпьем.

Леди Элизабет упорно колотила в дверь.

Стоук подошел к двери и открыл ее.

— Милорд? — изумилась леди Элизабет. — Что ты делаешь в комнате Ларк? Кстати, где она? Кажется, я слышала голоса…

— Понятия не имею. Я ходил на кухню налить себе стакан вина и заблудился в темноте. Решил, что это моя комната.

Ларк затаила дыхание: выдаст ее Стоук или нет?

— Ты не видел мою дочь? Волчище вечно трется около нее, стало быть, и она где-то неподалеку.

— Я не видел твою дочь, но желаю тебе, миледи, отыскать ее.

Ларк облегченно вздохнула.

— А теперь прошу меня извинить. Раз это не моя комната, пойду в свою. Ты не представляешь, как мне хочется спать. Доброй ночи.

От пыльных старых тряпок у Ларк защекотало в носу, и она зажала нос пальцами, чтобы не чихнуть. Между тем Стоук вышел, и скоро звук его шагов стих в коридоре.

Ларк видела, как мать расхаживает по комнате, заглядывая во все укромные уголки. Она не поленилась даже встать на колени и посмотреть под кровать. Девушка прижалась спиной к стене и замерла: мать находилась от нее в двух шагах и синий шелк пеньюара Элизабет плескался перед самым носом Ларк.

Через минуту, показавшуюся девушке вечностью, леди Элизабет поднялась с колен и перевела дух. Смахнув приставшую к сорочке паутину и чертыхнувшись, она обвела в последний раз взглядом комнату и вышла в коридор, хлопнув дверью. В следующее мгновение Ларк почувствовала, как что-то холодное и влажное коснулось ее бедра. Балтазар! Волчище умудрился проскользнуть в спальню под самым носом Элизабет, нашел по запаху хозяйку и вот теперь тыкался носом ей в ноги, требуя, чтобы его приласкали.

Ларк провела пальцами по густой шерсти у него на загривке.

— А ведь я едва не попала в беду, дружок, в большую беду. Так что я перед тобой в долгу. Это ты вытащил меня из пасти Черного Дракона. Впрочем, предстоит еще разговор с матушкой. Не возражаешь, если остаток ночи мы проведем под кроватью? По крайней мере до утра она меня не найдет. Хотя, признаться, беспокоит меня вовсе не матушка, а совсем другое.

Ларк выбралась из сооруженного ею в углу комнаты завала и перебралась под кровать, постелив на пол старый плащ.

В следующий раз Черному Рыцарю не удастся застать ее врасплох. Это ясно как день. Куда труднее разобраться в своих противоречивых чувствах.

Ларк нравились его прикосновения, от которых все еще горела ее кожа. Она прикрыла глаза, вспоминая, как он дотрагивался до ее тела и ласкал ее лоно.

В следующее мгновение Ларк одернула себя. О ласках Стоука вспоминать не следует: она любит Эвенела, а потому нельзя допустить, чтобы Блэкстоун вновь дотронулся до нее. Прикосновения Черного Рыцаря обжигали, и, если бы не мать, последствия его визита могли бы стать необратимыми. При мысли об этом Ларк вздрогнула: еще немного, и она лишилась бы девственности! И как потом объяснила бы это Эвенелу? Или Элен? Нет, этого нельзя допустить. Хотя рыцарь обладает над ней и ее телом необъяснимой властью, она обязана разрушить его дьявольские чары. И она разрушит их.

Когда в комнате забрезжил рассвет, Ларк вылезла из-под кровати, надела короткую суконную куртку и узкие кожаные штаны. В рукаве куртки девушка спрятала кинжал в кожаных ножнах, привязав его к предплечью таким образом, чтобы рукоять упиралась ей в ладонь. Когда оружие находилось в таком положении, ничего не стоило извлечь его из ножен и пустить в ход. Ларк ласково погладила инкрустированную перламутром рукоять. Это оружие ей подарил на двенадцатилетие лорд Уильям, и Ларк очень любила его.

Еще один кинжал — поменьше — Ларк сунула в голенище сапога. Этот маленький кинжальчик она семь лет назад выиграла у Эвенела в шахматы.

Помнится, тогда Ларк побила его в трех партиях из четырех, и Эвенел с тех пор никогда не садился с ней за шахматную доску.

Улыбнувшись приятному воспоминанию, девушка затянула на талии пояс с мечом, поправила ножны и почувствовала себя во всеоружии — в прямом и переносном смысле. Теперь она была готова ко всякого рода неожиданностям, даже к схватке со Стоуком — в том случае, если бы он вновь начал досаждать ей своими домогательствами.

Чтобы не столкнуться ненароком с леди Элизабет, Ларк, прежде чем выйти из комнаты, высунула голову в коридор и осмотрелась: никого.

Пропустив вперед Балтазара, она пошла к винтовой лестнице. Чтобы не заплетать косы, Ларк перехватила волосы кожаным ремешком, и теперь они в такт шагам покачивались у нее за спиной.

Из большого зала доносились мужские голоса — внизу завтракали оруженосцы сэра Уильяма, с которыми Ларк всегда водила дружбу. Поначалу девушка решила присоединиться к ним, но потом одумалась. Внизу ее мог поджидать Стоук, а она, хотя и храбрилась, встречаться с ним отнюдь не жаждала.

На площадке у винтовой лестницы Ларк столкнулась со старой Мартой. Та поднималась наверх, поминутно останавливаясь, чтобы передохнуть. Лицо ее было изборождено глубокими морщинами, а кожа походила на выбеленный временем пергамент старинного манускрипта. Сколько ей было лет, никто не знал, но Марта говорила, что стара, как замковые стены.

— Где ты была, дитя? Хозяйка послала меня на поиски, а ведь я едва ноги переставляю. Тебе что — совсем не жалко старуху? — Марта приложила морщинистые руки к горлу, сделав вид, что ей не хватает воздуха.

Ларк любила старую Марту, как родную бабушку, и знала наперечет все уловки, к которым та прибегала, когда пыталась воспитывать ее. В частности, когда служанке хотелось заставить Ларк почувствовать себя виноватой или пожалеть ее, она непременно упоминала о своем возрасте. Ларк коснулась руки кормилицы.

— Матери не следовало тревожить тебя.

— Как это не следовало? Я же за тебя отвечаю и буду отвечать, пока не упокоятся мои косточки. Я выкормила всех детей моего господина, да и его самого тоже, но тебя люблю больше всех. Боюсь, правда, что через эту любовь и пропаду. Раньше я думала, что меня близняшки доконают, но теперь точно знаю, что в могилу меня сведешь ты. Впрочем, не буду тебя бранить. Тебе и без меня от матери по первое число достается. — Старуха ткнула скрюченным пальцем в сторону спальни Ларк. — Ну-ка, марш переодеваться. Хозяйка велела передать, чтобы ты надела самое нарядное платье, какое только у тебя есть. Как-никак у нас в гостях лорд Эвенел.

Ларк упрямо вздернула подбородок:

— С чего это мне красоваться перед Эвенелом? Он прекрасно знает, что я предпочитаю мужскую одежду. К тому же за столом рядом с Эвенелом наверняка будет восседать лорд Блэкстоун, а у меня нет желания разыгрывать из себя леди в его присутствии.

— Сейчас желания нет, а потом, глядишь, появится. В замок приехали люди из свиты лорда и привезли с собой повозку с подарками. Будешь паинькой, и тебе кое-что перепадет. Хотя, конечно, большая часть подарков достанется Элен. Она как про повозку эту услышала, сама не своя от радости стала. Начистила перышки и теперь не отходит от своего великана. Должно быть, они сейчас подарки разбирают. А какие ткани привезли! Красивей я в жизни не видала — сплошь золотое да серебряное шитье. А посуды сколько — серебряные тарелки, кубки с дорогими камнями. Да этот Блэкстоун, должно быть, богаче самого короля!

— Вот счастье нам привалило! Матушка, конечно же, не упустит случая и потребует полную опись его имущества. Кстати, он уже дал согласие взять Элен в жены?

Когда Ларк задала этот вопрос, у нее дрогнул голос.

— Нет еще, но согласится. Куда денется? Если бы у него были на этот счет сомнения, вряд ли он стал бы подарки раздаривать. Твоя матушка полагает, что граф попросит руки нашей лапушки сегодня утром.

— Партия прекрасная. Я рада за Элен.

Ларк попыталась вложить в свои слова искреннее чувство, но фраза, слетевшая с ее уст, получилась сухой и невыразительной. Возникла неловкая пауза, и девушка поспешила заполнить ее.

— Не понимаю, зачем наряжаться мне, если предложение руки и сердца будут делать Элен?

— Так я уже тебе говорила… — начала было старая Марта, но вдруг замолчала, устремила на Ларк мудрый проницательный взгляд и, лукаво улыбнувшись, спросила: — А не ревнуешь ли ты, часом, свою сестричку к Блэкстоуну? Может, по твоему разумению, он не стоит ее?

Выдержать взгляд всезнающих глаз Марты было непросто. Ларк смутилась:

— С какой стати мне так думать? Если Элен будет с ним счастлива, я порадуюсь с ней вместе.

— Похоже, ты не больно-то жалуешь его. — Старая Марта нахмурилась: — Скажи, тому есть причина?

Признаться в том, что Стоук подозревает ее в попытке покушения на свою жизнь, Ларк не могла.

— Он высокомерен, жесток и туп. Вот и все мои к нему претензии.

— Он не более высокомерен, чем всякий богатый и знатный вельможа. Что же до его ума, скажу: человек с таким проницательным взглядом не может быть тупым. Удивляюсь, как ты этого не заметила. Мне всегда казалось, что ты разбираешься в людях.

— Что ж, очень рада, что его ум, внешность и манеры пришлись тебе по вкусу.

— И вовсе ты этому не рада. Ты ведь не считаешь его ни умным, ни привлекательным — вернее, тебе удобнее так считать. Или я не права? — Марта подняла седую бровь.

— Не понимаю, Марта, почему я должна считать его привлекательным? В конце концов, я выхожу замуж за Эвенела. И ты знаешь об этом.

— Верно, знаю. Но любишь ли ты Эвенела? Или тебе только кажется, что любишь?

— Если бы не любила, не пошла бы за него.

— Может, ты принимаешь за любовь обыкновенное детское увлечение? Лорд Эвенел пригож и способен вскружить девчонке голову. Но скажи, — тут старуха приложила руку к своей плоской груди, — что говорит тебе сердце? Сердце-то не обманешь.

— Сердце говорит мне, что я люблю его.

— Э нет, девочка. Думается, ты просто любишь им помыкать, как делала, когда была поменьше, а это не одно и то же. Предположим даже, он тебя забавляет, как забавляла бы всякая красивая безделушка. Но и это не означает, что ты любишь его. В сущности, ты еще не знаешь, что значит любить мужчину душой и телом. Вот полюбишь — почувствуешь, что это за штука такая — любовь, когда свет перед глазами меркнет от желания принадлежать любимому. Есть, правда, опасность, что настоящей любви ты так и не узнаешь — если выйдешь замуж за мужчину, который тебе не подходит.

— Боже, Марта, что за ерунда! Я люблю Эвенела. И всегда любила его.

— Не хотела я тебе об этом говорить, детка, но сегодня скажу: нет у меня уверенности, что Эвенел — тот самый мужчина, который тебе нужен. Уж слишком он мягок душой, чтобы иметь дело с такой сильной и отважной женщиной, как ты. Женившись на тебе, Эвенел станет несчастным человеком, потеряет уважение к себе, но, самое главное, и ты потеряешь к нему уважение. Помнишь, как было в детстве? Стоило тебе заполучить какую-нибудь вещь, которую ты страстно хотела иметь, как интерес к ней у тебя сразу же пропадал. Так и с суженым твоим будет. Пройдет год, и тебе наскучат и его нежное обхождение, и стишки, которые он сочиняет.

— Да как ты смеешь такое говорить?

Хотя Ларк пыталась изобразить возмущение, внутренне она корчилась от страха, понимая, что Марта, возможно, не так уж и не права. «Но нет, — подумала девушка, — то, что говорит Марта, не правда. Ведь я люблю Эвенела уже давно. Несколько лет!»

— Смею, потому что я, старая дура, единственное, должно быть, живое существо, кто любит тебя настолько, чтобы сказать тебе правду.

— Не хочу я больше это обсуждать. — Ларк двинулась вниз по лестнице.

— Ты что же — в таком виде и пойдешь? Хоть бы юбку надела, что ли. Да и свадебный наряд примерить давно пора.

— Извини, Марта, но я ношу штаны и куртки вот уже много лет и не собираюсь в одночасье менять свои привычки. И уж меньше всего мне хочется ублажать своим видом лорда Блэкстоуна. Отец — вот единственный мужчина, кому я хочу нравиться, а он ничего не имеет против того, чтобы я ходила в мужском платье. Так что сначала я позавтракаю, а уж потом поднимусь к матери и примерю свадебный наряд.

С этими словами Ларк стала спускаться по ступенькам, чувствуя пристальный взгляд Марты.

И с чего старая Марта взяла, что ее любовь к Эвенелу продлится недолго? Нянька, конечно же, ошибается. Она, Ларк, любит Эвенела ничуть не меньше, чем лорда Уильяма. И потом: к чему Марта сказала, будто Ларк ревнует Элен к Блэкстоуну? Ведь это же смеха достойно!

Задумчиво нахмурившись, Ларк вошла в большой зал. Просторное помещение было заполнено. Воины и слуги частью сидели за столами, частью стояли у стены, дожидаясь, когда освободится место. Люди Блэкстоуна — а их в зале набралось не менее двух дюжин — отличались от вассалов лорда Уильяма черными накидками с вышитыми на них изображениями дракона. Служанки раскладывали по тарелкам мясо и наполняли кубки вином и элем. Гостей было много, и девушки сбивались с ног.

Одна из девушек, Вира, остановилась на минутку рядом с Ларк, чтобы перекинуться с ней словечком. Эта высокая красивая молодая особа с черными густыми волосами и белым, будто вылепленным из алебастра лицом считалась самой миловидной из всех служанок Мэндвилов, но недосыпание сказывалось на ее внешности не лучшим образом, и выглядела она старше своих девятнадцати лет. Недосыпала же она, как полагала Ларк, оттого, что с утра до вечера трудилась на кухне, а по ночам ходила в спальню к Эвелу, в которого была влюблена.

— Леди Ларк, непременно взгляни на подарки, которые привезли с собой люди лорда Блэкстоуна.

— А где Эвенел и леди Элизабет?

— Они вместе с леди Элен рассматривают дары лорда. — В этот момент один из гостей стукнул кубком по столу, и Вира нахмурилась. — Пойду-ка я наполню этому выпивохе кубок, пока он в столешнице дырку не пробил.

Вира заскользила между столами, ловко уворачиваясь от щипков и шлепков загулявших гостей. Наблюдая за служанкой, Ларк ощутила на себе чей-то взгляд и обернулась. Двое воинов Блэкстоуна, обратив внимание на костюм девушки, устремили на нее насмешливые взоры. Один из них, седовласый, носил на изуродованном шрамами лице черную повязку, закрывавшую пустую глазницу. Второй казался лет на десять моложе своего приятеля. Его белокурые волосы по последней моде были подрезаны у плеч. Одно веко у него — то ли от рождения, то ли вследствие травмы — нависало над глазом, придавая его физиономии удивительно кислое выражение.

Резаная Рожа просверлил Ларк своим единственным, сверкавшим, как антрацит, оком и растянул губы в зловещей ухмылке.

— Ты только глянь, что за диво тут объявилось. Ставлю кружку эля, что это баба в мужской одежде.

— А может, и парень — костлявый да долговязый. Ведь сисек и бедер не наблюдается. Просто волосищи, как у бабы, — заметил Длинное Веко.

Резаная Рожа медленно обошел вокруг Ларк.

— Уж не евнух ли это? — Он протянул руку, намереваясь дернуть Ларк за волосы.