Лорд Макгрегор подхватил ее, прежде чем она упала.

— В чем дело, милочка? — спросил он, смерив ее взглядом.

— Я заблудилась, — задыхаясь, произнесла Регана.

— Только и всего?

— Мне показалось, что кто-то преследует меня.

— Здесь много странных звуков. Ты испугалась, потому что еще не привыкла к ним.

Регана была уверена, что слышала шаги, но спорить с лордом не стала.

— В этом замке много таинственного.

Макгрегор стоял так близко, что Регана чувствовала тепло его тела. На нем был темно-синий фрак, белая рубашка и черный жилет.

Зачесанные назад черные волосы слегка касались воротника. На правом виске поблескивала белая прядь. Лорд был поистине неотразим.

— Просто у замка свой собственный темперамент, — произнес Макгрегор.

— Вам никогда не казалось, что замок живой?

— Так оно и есть. — Макгрегор нежно коснулся ее запястья.

Регана почувствовала слабость в ногах.

— Замок будит воображение.

— Но гораздо больший интерес у вас вызывает кромлех.

Регана высвободила руку.

— Разумеется. Мне интересны любые археологические места на острове. И если вам известно, кто мой отец, то вы должны знать, что он пишет книгу о пиктах. — Она надеялась, что подобная ложь успокоит его.

Макгрегор оценивающе на нее посмотрел:

— Значит, той ночью вы искали материал для книги отца?

— Именно. — Это была только часть лжи.

— А Макаскил тоже помогает вашему отцу?

— Не понимаю, почему вы об этом спрашиваете. Он схватил ее за плечи:

— Кто он тебе?

— Просто лендлорд. Мне непонятна ваша неприязнь к нему, — резко произнесла Регана, вспомнив выражение лица Макаскила, когда он увидел Макгрегора.

Лахлан взял себя в руки и, не глядя на Регану, сказал:

— Мы опаздываем к ужину.

Регана последовала за ним, держась чуть поодаль. Макгрегор непредсказуем. Что бы он сделал, если бы потерял самообладание? А вот в библиотеке он был с ней необычайно добр. Регана терялась в догадках и в конце концов решила быть начеку, оставаясь наедине с Макгрегором. Ее разбирало любопытство.

В обеденном зале Лахлан сел во главе стола, мисс Саутуорт — в середине. Слишком близко, подумал он, даже видно, как она ест. Она бросила на него взгляд из-под густых золотистых ресниц, затем перевела его на собак, сидевших по обе стороны от хозяина. Лахлана все сильнее и сильнее влекло к этой прелестной девушке. И он чувствовал, что в любой момент может потерять самообладание.

Лахлан приходил в неописуемую ярость, представляя себе Регану в объятиях Макаскила. А что, если она влюблена в него? Эта мысль не давала ему покоя с тех самых пор, как он увидел их вдвоем в лодке.

Лахлан знал, что ему следует избавиться от этой девушки, как только он убедится в том, что она больше не приблизится к кромлеху. Но прежде он должен узнать, что именно привело ее туда. Он не верил в историю с ее отцом. Она ни за что не пришла бы среди ночи в подобное место, если бы не охотилась за чем-то, что хотела сохранить в секрете. К тому же она смутилась, когда он спросил ее об этом.

Неяркий отблеск свечей играл в волосах Реганы, забранных в пучок. Лахлан помнил ее распущенные волосы, и ему очень хотелось увидеть их снова.

Кожа у нее не была жемчужно-белой, что считалось признаком красоты на материке, а слегка отливала бронзой. Впрочем, Лахлану никогда не нравились леди с мертвенно-бледными лицами — они напоминали ему о смерти, а смертей у него хватало. К счастью, мисс Саутуорт выглядела здоровой.

Лахлану также нравилось, что она не следует моде, а создала свой собственный стиль. Она была независима во всех отношениях. И необычайно смела. Ни одна женщина не отважилась бы помочь ему там, на обрыве. Любая убежала бы без оглядки, ощутив мрачный дух замка. А Регана не испугалась.

— Надеюсь, леди Маргарет присоединится к нам, — нарушила молчание Регана. — Мне бы очень хотелось поговорить с ней.

— У леди Маргарет приступ артрита, — сказал Лахлан, хотя знал, что та, опасаясь, как бы Регана не втянула ее в долгую беседу, предпочла остаться у себя в комнате.

— Очень сожалею, — сказала Регана и уставилась в свою тарелку. Отправив в рот еще кусочек мяса, она обратилась к Макгрегору: — Может быть, расскажете, как вы провели детство здесь, на острове?

Лахлан нахмурился. Никто никогда его об этом не просил. Ему не хотелось рассказывать, но в голосе Реганы звучал неподдельный интерес.

— Не особо счастливо, — нехотя ответил Лахлан.

— Вы были близки с отцом?

У Лахлана заныла нога.

— Я почти не знал его. Был юнцом, когда он лишился рассудка.

— Простите, — произнесла Регана.

— Не стоит меня жалеть. Все Макгрегоры знают, какая им уготована судьба.

Регана отложила вилку.

— Но вы не должны забывать, что имеете право на капельку счастья.

— Здесь нет такого понятия.

— Уверена, вы ошибаетесь. Вам стоит лишь присмотреться.

— Нельзя достичь недосягаемого.

— Должно быть, у вас прекрасные воспоминания о матери.

— Я ни с кем не обсуждаю эту тему. — Увидев помрачневшее лицо Реганы, Лахлан понял, что сказал это слишком резко. Решив сменить тему, он спросил: — А как насчет вашего детства? Вы были счастливы?

Она на мгновение задумалась, затем произнесла:

— Мы были очень счастливы, пока не умерла мама.

— От чего она умерла?

Печаль омрачила лицо Реганы.

— Ее унес тиф. Ту страшную ночь я никогда не забуду. Мы тогда жили в Лондоне, на Хай-стрит — единственное, что можно было себе позволить на учительское жалованье отца. По улице проезжали кареты, гуляли люди, в любое время дня и ночи раздавался веселый смех. Но в тот вечер воцарилась мертвая тишина. — После паузы Регана с горечью продолжила: — Туман окутал Лондон. Я вскакивала при каждом звуке. Эмма, папа, мама — все заболели. Я одна, не считая доктора, ухаживала за ними.

— Продолжайте, — попросил Лахлан.

— Несмотря на запрет доктора, я вошла в мамину комнату, забралась на кровать и прислушивалась к каждому ее вздоху, моля Бога, чтобы этот вздох не был последним. Бывало, что ночью я засыпала и доктор будил меня утром. Однажды я поняла по его глазам, что случилось непоправимое. Посмотрела на маму. Она лежала бледная, неподвижная. В ее смерти я винила только себя. Если бы я не перестала молиться, она бы не умерла.

— Мне жаль. — Боль на лице Реганы всколыхнула в Лахлане давно забытые чувства. — Но ведь ваша сестра и отец живы.

— Но папа все время болеет. Тиф дал осложнение на сердце.

— А вы сами не заболели тифом?

Заболела. Я первая заразилась. Но лихорадка прошла через день. Доктор сказал, что мне очень повезло. Я с ужасом вспоминаю то время. Дни и ночи я молила Бога, чтобы не отнимал у меня папу и Эмму. Они метались в бреду, а я ничем не могла им помочь.

— А каково сейчас состояние отца?

— Его постоянно мучают сердечные приступы. Не знаю, что буду делать, если он… — Регана осеклась.

Лахлан проникся сочувствием к девушке. Он знал, что словами ее не утешишь, и ждал, когда она снова заговорит.

— Я сыта, — сказала Регана. — Прошу меня извинить. — И направилась к двери.

Лахлан смотрел ей вслед. Ему так хотелось последовать за ней, обнять, успокоить. Но если он пойдет на поводу у своих желаний, то неизвестно, чем это кончится.

В тот же вечер, уже лежа в постели, Регана услышала странный звук за дверью. Она приподнялась и потянулась за «Старым Греем», взяла его и снова опустила голову на подушку. Разве уснешь в подобном месте? Ночью замок, казалось, оживал: отовсюду доносились не то скрипы, не то стоны.

Регана вспомнила свой разговор с Макгрегором. Ни с кем она не была так откровенна. Возможно, потому, что он рассказал о своем отце. Детство у него, видимо, было не очень-то радостным: отец — сумасшедший, мать бесследно исчезла.

Регана решила утром пойти в кромлех и начать раскопки, несмотря на предостережения Джиллиса и Макгрегора. Единственный, кто представлял опасность, был Тайг. Регана повернулась на бок, взбила подушку, но едва закрыла глаза, как снаружи донеслись громкие голоса.