Спустя полчаса Регана уже наблюдала за ловкими пальцами Эммы, которая брала последние аккорды «Реквиема» Моцарта. Звуки лились по уютной комнате, которая была в два раза меньше библиотеки. На полу лежал персидский ковер, в углу, возле фортепьяно, стояли стулья и диванчик.
Отец Реганы задремал на диванчике рядом с леди Маргарет. На ее лице застыла блаженная улыбка.
Лахлан устроился в углу, по обыкновению вытянув ноги, опрокинул очередной бокал виски и снова поманил Джиллиса пальцем.
Когда Эмма снова заиграла, на лице Лахлана появилось подобие улыбки. За все время, что Регана жила в замке, она ни разу не видела у Лахлана такого лица. Но стоило ему посмотреть на Регану, как в глазах его появлялась грусть и он снова опрокидывал бокал.
Звуки фортепьяно смолкли.
— Это было великолепно, душечка, — произнесла леди Маргарет.
— Чертовски хорошо, — отозвался Лахлан. Отец Эммы что-то пробормотал и снова уснул. Он очень устал. Регане не терпелось спросить, удалось ли ему расшифровать надпись на плите.
— Сейчас твоя очередь, Регана, — сказал Куин, широко улыбаясь, — а потом снова Эмма будет играть. Она очень хорошо играет.
— От моей игры вы не придете в восторг, — сказала Регана. Она села за фортепьяно и посмотрела на Куина.
— Вы можете сыграть «Одна девчонка мне мила»? — спросил он.
— Могу. Первая песня, которую написал Берне. Очень хорошая и нетрудная для исполнения. Специально для меня. — Регана начала играть и петь:
Одна девчонка мне мила,
И что ни день — милей.
И сколько есть в груди тепла -
Отдам до капли ей[2] .
Когда Регана запела припев во второй раз, Лахлан посмотрел на нее. В его черных глазах горел огонь желания. Заканчивая песню, Регана чувствовала его взгляд, взгляд отвергнутого мальчика, никогда не знавшего настоящей любви.
В комнате воцарилась тишина.
— Прекрасно, Эмма… просто великолепно, — проснувшись наконец, сказал Шеймус, но тут увидел, что это не Эмма, а Регана.
— Играйте еще, — попросил Куин. Лахлан выпил еще порцию виски и сказал:
— Девушки устали. Может быть, в другой раз?
— Да, уже поздно, — подхватил Шеймус. — Нам пора домой. Это был незабываемый день. Благодарю, лорд Макгрегор. — Поднявшись, он неловко поклонился.
— Мне тоже было очень приятно, — сказал Лахлан и обратился к Джиллису: — Проследи, чтобы Тайг довез гостей до дома, и обеспечь достаточное освещение в экипаже.
Кивнув, дворецкий удалился. Регана обняла отца:
— Не переутомляйся и соблюдай постельный режим.
Шеймус закатил глаза:
— Ты такая же нудная, как и врачи. — Он чмокнул ее в щеку.
— Спокойной ночи, — попрощался Лахлан.
Эмма помахала Куину.
— Всего хорошего, Куин. Мне очень понравился ваш сад.
— Может, я приду посмотреть ваш.
Эмма улыбнулась:
— Была бы очень мило. — Она обняла Регану и шепнула ей на ухо: — Макгрегор не сводит с тебя глаз. Не удивлюсь, если он сделает тебе сегодня предложение.
— Спокойной ночи, Эмма, — сказала Регана.
— И тебе, дорогая. — Эмма подмигнула сестре, взяла под руку отца, и они вышли.
Леди Маргарет обратилась к Куину:
— Пойдем, дорогой, проводи меня до комнаты. Куин с неохотой взял бабушку под руку:
— Я провожу вас, но здесь не останусь.
— Боже мой! Вас, молодой человек, слишком давно не было в этом доме, чтобы так со мной разговаривать.
— Ноя не хотел…
— Вы проводите меня до комнаты, а затем расскажете, чем сегодня занимались.
Нахмурившись, Куин кивнул. Регана тоже собралась выйти, но Лахлан остановил ее:
— Мне хотелось-бы поговорить с вами.
В дверях леди Маргарет оглянулась на Регану. «Не вздумай влюбляться в него, а то пожалеешь», — предостерегал ее взгляд. Вслух же она сказала:
— Не позволяй ему задерживать тебя слишком долго.
Регана кивнула, охваченная тревогой.
— Что вы хотели? — спросила она, с трудом скрывая волнение.
— Я собираюсь потребовать с вас должок, — ответил Лахлан.