В царстве подглядывающих из-за занавесок и всюду сующих свой нос соседей, вечно звонящих сборщикам налогов по поводу появления нового автомобиля у безработного через дорогу или пишущих возмущенные анонимные письма властям о реальных и мнимых нарушениях против государства, Вольфганг Приклопиль никогда даже не засекался радарами. Знаменитое язвительное высказывание Черчилля о политическом сопернике с легкостью можно было бы отнести и к нему: он был скромным человеком, и для скромности у него были все основания.

Полагающийся на собственные силы, мастер на все руки и разборчивый в пристрастиях, он никогда не пил, не курил, не играл в карты и определенно не переносил женщин. Как в некоем современном Нормане Бэйтсе, безумце, обожающем мать, владельце отеля из классического триллера Хичкока «Психо», в нем не было чего-либо значительного — по крайней мере внешне, — что предупредило бы ничего не подозревающий мир о страшных демонах, вцепившихся в него мертвой хваткой. Он всего лишь казался маменькиным сынком, ничтожеством, тем, чьи мечты и фантазии остаются только в мыслях. У многих мужчин есть фантазии, зачастую темные и зловещие. В стране, где родился Фрейд, Приклопиль мог бы удовлетворить их на любом из тысяч сайтов киберпространства или же мог бы заплатить за их постановку в венских кварталах публичных домов, где за деньги можно купить практически любое извращение и где не станут задавать лишних вопросов и удивляться.

У его фамилии чешские корни, она происходит от глагола, неопределенная форма которого, «pøiklopit», означает «укрывать что-нибудь». «Pøiklopil» — форма прошедшего времени, означающая, что некто что-то укрыл.

Приклопиль был единственным ребенком, и, возможно, по-настоящему его знали лишь два-три человека, одним из которых была его мать. Другие, с кем он общался, видели лишь тот образ, какой он хотел им показать в данный день, в конкретной ситуации. Его описывают по-разному: его мать — «милый мальчик»; человек, работавший с ним, — «надежный партнер по бизнесу»; соседи и коллеги по работе, даже не догадывавшиеся о его подлинной личности, — «другой», «чудаковатый», «капризный», «странный». Его никогда не называли приятным, и, быть может, это и должно стать эпитафией на его неприметной могиле: «Здесь покоится неприятный тип».

Анахорет, нелюдимый, разделявший жизнь с кошками, не чаявший души в матери, и чье представление о бурной ночи заключалось в чтении журналов по электронике и технических книг, в какой-то момент пересек Рубикон от фантазии к реальности и начал превращать подвал в специализированную подземную тюрьму. Если бы только добропорядочные соседи по Хейнештрассе со своими плавательными бассейнами и чистенькими двориками для барбекю заглянули за кружевные занавески или же заподозрили, а не работает ли он на черном рынке, то навязчивая идея Приклопиля оказалась бы пресеченной еще на корню. Но ничего подобного не произошло, и его видимая нормальность позволила ему совершить это ужасное преступление.

Четырнадцатого мая 1962 года в Афинах состоялось бракосочетание наследника престола Испании Хуана Карлоса и принцессы Софии Греческой. На другой стороне Атлантики защитники гражданских прав в Америке отметили пикетом со свечами первую годовщину поджога автобуса в Алабаме, в то время как в Югославии за публикацию книги о советском вожде Иосифе Сталине бывшему вице-президенту Миловану Джиласу продлили срок заключения.

В Австрии же, в полнейшей безвестности, родился Вольфганг Приклопиль — в том же самом районе, в котором через двадцать шесть лет родится девочка, с которой он разделит судьбу. Джеймс Бонд спасал мир в «Докторе Ноу», а «Битлз» пели песню, которая вполне могла бы быть написана для Приклопиля: «Люби же меня».

Его отец, Карл, работал местным представителем немецкого концерна «Шарлахберг», третьего по величине производителя бренди в стране, продавая его продукцию ресторанам, барам и винным магазинам. Мать, Вальтрауд, была домохозяйкой и работала на неполную ставку продавщицей. Все, кто помнят ее, описывали ее как добрую и тихую женщину, и в бюргерском обществе от нее ожидалась лишь приверженность трем «K» австрийской жизни: «Küche, Kinder und Kirche» — кухня, дети и церковь. И похоже, она отнюдь не была несчастна в этой роли.

О Карле известно не так уж и много, однако один человек, с которым его связывала дружба, располагает волнующими сведениями, проливающими свет на возможное происхождение преступно безумного плана Вольфганга Приклопиля.

Генрих Эхлер, австрийский еврей, родившийся в Вене в 1939 году, был лучшим другом Карла и первые шесть лет своей жизни провел скрываясь в подвале. Он рассказывал: «Когда я увидел фотографии Вольфганга по телевизору, я словно смотрел на его отца двадцать лет назад. Он был его копией. Когда же я услышал, что он натворил, у меня просто кровь застыла в жилах. Это было поразительно. Его отца заворожила моя история, и как-то он сказал мне: “Прошлым вечером я рассказал Вольфи о твоей жизни. Он был ошеломлен, скажу я тебе!”».

Семья Эхлеров — Генрих, его родители, бабушка, брат Эрик, 1940 года рождения, и сестра Термина, 1944 года рождения, — жила в двух подвальных комнатах площадью всего лишь восемь квадратных метров, разделенных стеклянной дверью, в венском районе Маргаретен. Еду им приносили друзья, и они прожили в этом подземном мире до конца войны.

Господин Эхлер продолжил: «Когда я в первый раз увидел фотографии Наташи Кампуш, я мог ей посочувствовать. Я до сих пор не переношу яркий свет, и мне очень тяжело находиться в замкнутом пространстве». Он обучался на механика в компании «Греф энд Штифт», где и познакомился с Карлом. По его словам, они были друзьями на протяжении двадцати лет, но с Вольфгангом он познакомился только на похоронах Карла. «Когда сводки телевизионных новостей запестрели сообщениями о секретном подвале, это по-настоящему потрясло меня, самое ужасное — это снимки той тяжелой сейфовой двери, которой он запирал подвал. У меня начался приступ паники. Что бы с ней случилось, попади он в автомобильную аварию? Должно быть, эта девочка пребывала в постоянном страхе, что однажды он может не вернуться».

Семья Приклопилей в 1972 году переехала из муниципальной квартиры в доме номер 30 по Ругерштрассе в дом в Штрасхофе, после смерти деда Вольфганга, Оскара. Карл унаследовал дом площадью 160 квадратных метров с четырьмя спальнями и обновлял его на протяжении нескольких лет. По-видимому, у Вольфганга было счастливое детство: его семья порой совершала поездки на побережье итальянской Адриатики, проводила выходные на австрийских и немецких фермах. Ему, однако, устраивали сеансы самоанализа — церемониалы, выражавшиеся в шумных перебранках с матерью, которую он обожал, но не боялся, и грубых разносах отца, который часто пугал его до безумия. Его дядя, Иоганн, который живет на Хейнештрассе по соседству с домом Приклопилей, судя по всему, пытался быть посредником между юным Вольфгангом и его отцом — однако он отклонил все просьбы рассказать о своем опозорившемся покойном племяннике.

Его родители были обеспокоены отсутствием у Вольфганга школьных друзей. Больше всего ему нравилось читать в своей комнате или составлять огромные пазлы известных сооружений вроде Эйфелевой башни. Он также любил собирать пластиковые модели самолетов. Игрушечные поезда были другой его страстью — высшая ирония судьбы, сыгравшая злую шутку в конце его жизни. По существу, он увлекался всеми видами уединенных занятий, которые и ограждали его от сверстников.

В школе он учился посредственно, но всегда получал высшие баллы по «Betragen» — поведению. Он принадлежал к тому типу послушных учеников, на которых молятся учителя, пускай его академическая успеваемость была отнюдь не выдающейся. Он ходил в «Хауптшуле Афритшгассе» четыре года, до четырнадцати лет. В австрийской системе образования «хауптшуле» — смесь начальной и средней школы, его зачисление туда означало, что он не был ни на вершине шкалы успеваемости, ни внизу, всего лишь обыкновенным ребенком в обычной школе.

Но по мере того как он рос, появлялись тревожные признаки — те, на которые специалисты часто обращают внимание, дабы определить, приведет ли простое антиобщественное поведение или непослушание к психопатии. Жестокость по отношению к животным — один из них, поджоги — другой, продолжительное ночное недержание — третий. К двадцати годам он был виновен в первом и страдал третьим.

В тринадцать лет технически одаренный Приклопиль, получавший в школе высокие оценки по металлообработке и естественным наукам, сам сделал пневматическое ружье, из которого стрелял воробьев и голубей в саду за домом. Он палил и по бездомным собакам, кошки же были под запретом. Он уважал их за одиночный и хищнический образ жизни, и часто старался просто подранить птицу, чтобы потом сидеть и с удовольствием поедать испеченный для него матерью пирог, выжидая и наблюдая, как появится кошка, поиграет с раненым созданием и наконец прикончит его.

Соседка, не захотевшая, чтобы называли ее имя, рассказала: «Иногда было слышно, как на него кричит мать — делай уроки, убери в комнате, положи вещи в стиральную машину». Конечно же, в грубости подростков, приводящей к повышению тона в спорах с родителями, нет ничего странного. «Но он в ответ визжал ей, визжал по-настоящему, что он сыт по горло помыканием, что однажды он станет главным и тогда слушать будет она, — добавила соседка. — Это всегда происходило в обед, когда отца не было дома, — думаю, он немного его побаивался. И пару раз я слышала, как они орали, а однажды, когда я проходила мимо по дороге в магазин, услышала, как она велела ему положить “описанное белье” в стиральную машину, прежде чем он уйдет». Та же соседка продолжала:

Карл волновался о сыне — думаю, он хотел увлечь его футболом, походами, занимался с ним «мужскими» вещами, но его сын был чувствительным и застенчивым. Между Карлом и Вольфгангом возникали трения. Карл пил — у него всегда хватало бесплатных образцов бренди его компании, я часто видела, как он выгружал бутылки из машины, — и это было еще одной «горячей точкой». Вальтрауд была очень воздержанной: только стакан разогретого вина на Рождество. Многие из нас не замечают того, что кроется за внешним фасадом жизни, как мы не замечали тайн, скрывавшихся за стенами его дома. Ведь наверняка таким его сделало что-то в его отношениях с родителями, разве нет?

Со школьной фотографии Приклопиля в четырнадцатилетием возрасте на нас смотрит серьезный мальчик с темными глазами и густыми волосами, зачесанными с пробором. Это дает маленький ключик к тому, что происходило в его взбудораженной голове. Он носил маску невинности.

«Я как-то сказал ему, что он смотрится как девчонка, он выглядел таким ангелом, — рассказал Роси Дони, пятидесятипятилетний парикмахер, регулярно стригший Вольфганга у него дома, где он жил с матерью, кроме последних пятнадцати лет. — Ему нравились длинные волосы, и он не давал мне их обстригать». Он вспоминает, как мать Приклопиля жаловалась, что ее сын помешался на технике и что для входа в семейный дом в Штрасхофе нужно прилагать «настоящее усилие». «Помню, как после того, как он вырос и жил там с ней один, его матери приходилось кричать мне: “Подожди, пока я отключу систему защиты, чтобы открыть дверь!”

Дом внешне выглядел совершенно обычно, я не могу припомнить там чего-то особенного, он был милым и чистеньким. Единственное, чему я удивлялся, — Вольфганг никогда не упоминал о девушках, ни разу. А он был таким красивым мужчиной. И выглядел много моложе своих лет».

Задолго до того, как из марионетки Вольфганга-слуги вышел Вольфганг-хозяин, он начал осваивать навыки, которые помогут ему удовлетворить свои фантазии. В пятнадцать лет, бросив после года обучения техникум, он пошел в ученики на «Сименс», немецкий электронный концерн, за жалованье примерно 25 фунтов в неделю. Это была хорошая работа в солидной компании, на которой настаивал его отец, хотя, согласно некоторым показаниям, сам он хотел остаться в техникуме.

Ровесники на «Сименсе» говорят, что он закончил обучение с хорошими оценками и впоследствии был взят на работу. Один из его бывших коллег того периода описывал его как «совершенно не хвастливого. Он принимал участие во всех наших обычных шалостях, вроде укрывания неотслеживаемых неисправностей в переключателях или “взрыва” электролитического конденсатора в момент, когда мимо проходит наставник. Помимо этого, мы считали, что он наверняка из состоятельной семьи, потому что у него всегда были деньги».

Эрнст Винтер, обучавшийся вместе с Приклопилем, вспомнил о его одержимости автомобилями во время работы на «Сименсе», Вольфганг по-настоящему оживлялся лишь тогда, когда речь заходила о машинах, а не о его товарищах. «Обращало на себя внимание также и то, как долго он все усваивал, — отметил Винтер. — Он был медлительным, но доскональным. Очень обстоятельным». Ничего в его поведении или манерах даже не намекало на его поразительную навязчивую идею, что он в себе вынашивал, — похитить девочку и держать ее в заложницах, — однако, в то время как другие парни его возраста танцевали и назначали свидания девушкам или по крайней мере мечтали о свиданиях, у него сформировались взгляды на противоположный пол, указывавшие на извращенность его личности. Он сказал одному своему приятелю, что «все девушки — шлюхи», и добавил: «Они меня не интересуют. Мне нужна супруга, которая будет понимать, когда я хочу побыть один, которая умеет хорошо готовить, счастлива быть всего лишь домохозяйкой, которая симпатична, но не считает внешность важной. Мне нужна женщина, которая просто будет поддерживать меня во всем».

Курт Клетцер, венский психотерапевт, работающий над детальным исследованием жизни Вольфганга Приклопиля и его подросткового сдвига, выразил мнение, что в наши дни школьный или семейный доктор наверняка обратил бы внимание на его проблемы. «Но в 60-х и в начале 70-х годов тихий парень, которому нравится стрелять птиц, необязательно был бы отмечен как представляющий потенциальную угрозу для других людей, — отметил он. — Однако, даже если бы это произошло, мало что могло бы быть сделано, за исключением наблюдения и лечения лекарствами. Его психотип уже сформировался. Вероятно, общество в лучшем случае могло бы надеяться просто держать Вольфганга Приклопиля под контролем. Был ли он настоящим психопатом, генетически предрасположенным действовать так, как он действовал, или же он был невротиком, жертвой окружающей среды, спровоцировавшей его?»

Психопатия — термин, происходящий от греческих слов psyche (душа) и pathos (болезнь), и некогда он использовался для обозначения любой формы психического заболевания. В настоящее время психопатия определяется в психиатрии как состояние, характеризуемое «нехваткой сопереживания или совестливости, недостаточным контролем импульсивности и поведения».

Неясно, в какой период его жизни у него развилась навязчивая идея похитить и заточить в подвал девочку для удовлетворения своих желаний. Здесь естественным образом напрашивается параллель с Фредериком Клеггом, странным и одиноким «коллекционером» из романа Джона Фаулза с аналогичным названием, который, более не удовлетворяемый одними лишь бабочками, «присоединяет» к своей коллекции студентку факультета гуманитарных наук Миранду Грей — он просто зациклен на ней — и удерживает ее в заточении в своем доме в Сассексе. Впечатляющее психологическое исследование Фаулза показывает битву разума и воли, которая, в добавление к завораживающему и ужасающему описанию психопата, хирургически вскрывает сильнейшее состояние привязанности.

У психопатов и невротиков есть общая характерная черта — потребность скрывать свои мысли или особенности, чтобы казаться нормальными. Марк Дютру, бельгийский педофил, для осуществления своих преступлений в одиночку построил подземную темницу того же типа, что и Приклопиль. Несомненно, отношения Вольфганга с отцом — в большей степени с матерью — сделали его тем, чем он стал.

Я присоединяюсь к теории, что в действительности он был более невротической, нежели психотической личностью, — заявил Курт Клетцер в интервью для этой книги. — Был ли он психопатом с врожденной генетической потребностью поступать так, как он действовал, или же невротиком, подвигнутым обществом, миром и средой, в которой он родился, вести себя так, как он это делал? Я уверен, что в данном случае бóльшую роль в превращении его в то, чем он стал, сыграло второе.

Во всех написанных о нем материалах Вольфганга называли похитителем или преступником, но он не был рожден таковым; человек может родиться герцогом или лордом, родиться же похитителем нельзя. Есть некоторые исследования, указывающие на генетическую предрасположенность к определенным типам антиобщественного или преступного поведения, однако существует множество людей, которые, быть может, и обладают этими генетическими особенностями, но не становятся похитителями или преступниками. В его случае важно знать, что оказывало на него влияние после рождения.

Какую же роль сыграла генетика и какую воспитание? Каковы были его взаимоотношения с матерью и отцом?

Несомненно то, что в его жизни существовало нечто, вынудившее его отстраниться от реального мира и закрыться в собственном внутреннем мире и иллюзорном видении окружения. Вполне типично, что этим нечто может оказаться крайне властный отец или навязчивая мать, кто в качестве единственного способа действительно дать выход своим эмоциям вынуждает ребенка к самоанализу. Если прилагать слишком большое усилие, что-то обязательно где-нибудь да сломается. В случае Вольфганга Приклопиля его выбор маленькой девочки, из-за которой у него не возникало чувства угрозы, и его очевидная враждебность к женщинам, отражавшаяся в разговорах с коллегами, на самом деле указывают на то, что у него могли быть проблемы с матерью, или же со своей полной зависимостью от нее, что его ощущение значимости вызывалось лишь ее каждодневной слепой любовью к нему. В равной степени он просто мог быть импотентом.

Способность наслаждаться сексом и строить на этом счастливые отношения является одним из основополагающих принципов человеческого существования. Возможно, из-за импотенции он чувствовал себя отрезанным от жизни и отдаленным от общества, и это также могло быть неимоверным бременем, от которого он страдал.

Я полагаю, что он наверняка страдал от чего-то, что в свою очередь вынуждало его причинять муки другим.

Что же такое пережил Приклопиль, что заставило его ощущать себя жертвой и возжелать отделаться от этого превращением в преступника? Подумайте как следует, и скорее всего вы поймете, что тот, кого бьют, впоследствии станет бить сам.

Какое бы воздействие ни испытывал Вольфганг Приклопиль, оно наверняка было для него огромным, коли он пошел на такое преступление; его вымышленный мир, несомненно, поглотил его полностью. Он провел массу времени, обдумывая и готовясь к тому, что ему суждено было сделать, как перевоплотиться из жертвы — без друзей, без подруги — в преступника и побить мир его же оружием. В его разуме вымышленный мир, в котором он похищал и вылепливал совершенную женщину, слился с реальным, и он уже не видел между ними разницы. Все приготовления в подвале демонстрируют — он был одержим этой идеей.

Хотя довольно иронично, что видевшееся ему как спасение изначально было обречено на провал. С момента похищения Наташи Вольфганг решил покончить со своим одиночеством и медленно, в течение многих лет, учился постигать чувства и развивать бурные взаимоотношения с этой девочкой, всецело зависевшей от его действий. С ее помощью он научился быть лучше, ведь ему пришлось думать и о ней, а не только о себе. Именно когда он позволил себе заботиться о ней и процесс излечения начался, тогда его судьба и была окончательно решена. Другая жизнь была для него невозможна — из-за способа, который он избрал для решения своих проблем. То, что он совершил, не давало ему никаких шансов на возвращение к нормальной жизни.

Людей завораживает эта история, потому что все видят ее только в черном и белом цвете. Они сопереживают беспомощной Наташе, представляют себя в таком же положении и пытаются вообразить, как бы поступили они. Ставить себя на место другого — нормальный человеческий поступок. Но никто не хочет поставить себя на место Приклопиля — ведь он был чудовищем.

В конце его болезнь была излечена: он больше не испытывал страха перед женщинами, они больше не властвовали над ним. Но одновременно исчез и мир, который он знал: он понял, что никогда снова не увидит женщину, что вернула его в реальный мир. Тот образ, что он создавал перед соседями, был разоблачен, и у него больше не будет хоть какой-то видимости популярности, что он стал приобретать в последнее время. Его подлинное «я» раскрылось. Дружелюбный Вольфганг, новый Вольфганг, больше не мог жить, и у него не было иного выбора, кроме как умереть.

У самого видного судебного психиатра Австрии, доктора Рейнхарда Халлера, известного своим участием в делах сумасшедшего террориста Франца Фукса и нацистского врача Генриха Гросса — отмеченного наградами медика, после войны обвиненного в систематических убийствах умственно отсталых и неполноценных детей в венской клинике, — другая точка зрения о Приклопиле.

По моему мнению, у Приклопиля было весьма сложное расстройство личности с крайне низкой самооценкой и чрезмерными страхами перед неудачами, вероятно более всего в области секса. Возможно, он опасался, что ему недостает мужских качеств, и поэтому-то и выбрал девочку такого возраста. Совершая это, он желал вырасти из собственного инфантилизма и, быть может, преодолеть свою ребяческую сексуальность.

Будучи таким инфантильным в возрасте тридцати четырех лет, он не был способен стать отцом обычным образом и поэтому решился похитить ребенка и сформировать его согласно своим желаниям. Конечно же, ему был присущ и садизм, и он хотел всецело властвовать над нею, в противном случае он не выбрал бы десятилетнюю девочку.

Нет никаких сомнений, что он воспитывал ее согласно тому, что считал правильным, и одновременно и сам подвергался процессу взросления, так что, можно сказать, они росли вместе. Однако, по мере того как она взрослела, Наташа становилась все сильнее и сильнее, и постепенно расстановка сил во взаимоотношениях изменилась. В конце, вероятно, она стала единственной, кто принимал решения, — она завершила превращение из беспомощного ребенка-жертвы в сильную, взрослую женщину, полностью владеющую собой. Как только это произошло, она смогла принять здоровое решение и покончить с ненормальными отношениями, сбежав от него.

Необходимо понять, что отношения между ними были очень сложны. Сначала она была ограничена физически, затем психологически, а в конце путы стали эмоциональными. Он воплощал для нее множество образов: отца, брата, друга и, весьма вероятно, любовника. В известной степени это положение можно сравнить с ситуацией, когда отцы жестоко обращаются с собственными детьми: они тоже ходят по магазинам, на прогулки, вместе проводят выходные и ведут нормальную внешне жизнь. Дети также не взывают о помощи, ибо скованы эмоциональными путами, вынуждающими их молчать.

Приклопиль был весьма самовлюбленным, эгоцентричным и крайне параноидным, что и понуждало его к дотошности во всем, что бы он ни делал. Вероятно, он не испытывал осложнений в оправдании своих поступков перед самим собой и своей жертвой. Известно, что подобные ему без труда могут давать рационалистическое обоснование своим действиям, они легко находят свои мотивы у других или же порой винят весь мир за несправедливость и так далее.

Его общественное поведение было вышколено, поэтому-то люди всегда и считали его «милым», но неискренним касательно эмоций. Он взрастил сильнейший комплекс неполноценности и одновременно укрепился в страстном стремлении к отношениям и семье. Что же привело его к тому, чтобы стать похитителем? Я думаю, это обусловлено генетическими факторами, однако впоследствии в его жизни несомненно что-то нарушилось. Быть может, во время его первых сексуальных контактов прозвучали оскорбительные комментарии. Может, это были замечания его родителей, которые ему не нравились. Он сомневался в себе, но вместе с тем отношения в его семье были прочными. По-видимому, он всегда все хорошо планировал и был сообразительным.

Вероятно, в Наташе было нечто притягательное для него, так называемые «ключевые раздражители». Это могло быть ее обаяние, ее тело, цвет волос. Думаю, он выбрал ребенка, который более всего отвечал его инфантильной природе. Я могу себе представить, что он желал вывести ее за нормальность, как бы придать ей новую индивидуальность. Он формировал и изменял бы ее, пока не стал бы считать, что может без боязни ввести ее (и самого себя) во внешний мир. В свое время он мог бы представлять ее как «моя жена из России» или что-то вроде этого.

Я не думаю, что он убил бы ее. Но я очень хорошо представляю себе некое «упреждающее самоубийство», подразумевающее, что он заставил бы ее умереть вместе с собой, если бы столкнулся с безнадежной, безвыходной ситуацией.

Георгина Малик, шестидесяти двух лет, которая до сих пор живет поблизости от дома Приклопиля, заявила, что она была «дружна, насколько только возможно», с ничтожеством, чье имя стало олицетворением зла.

Я знала его еще маленьким мальчиком, и я хорошо была знакома с его матерью. Они были очень хорошими соседями и приятными людьми, оба. Он всегда работал по дому и следил за садом. Он был очень аккуратным мужчиной, даже помогал соседям и зимой убирал у них снег. Я часто разговаривала с его мамой, для нее наступили трудные времена, когда в восьмидесятых ее муж умер от рака, Каждые выходные она навещала его могилу. Она была немного несчастна из-за того, что ее сын Вольфганг унаследовал большую часть состояния ее мужа. Также она часто говорила мне, как ее беспокоит, что Вольфганг не женится и что он лишь интересуется, как бы заработать побольше денег, и не ходит на свидания с девушками.

Однажды я прямо спросила его, думает ли он когда-нибудь жениться, ведь он был очень красивым мужчиной, а он ответил, что когда заработает достаточно денег, то отправится в какую-нибудь приличную заграничную страну и там найдет для себя подходящую женщину. Это было его безоговорочной целью — заработать кучу денег и затем уехать за границу. Но он никогда не говорил, куда бы он хотел поехать.

Я помню, у него были просто золотые руки, он мог сделать и починить все что угодно. Техника была для него всем. Он рассказывал мне, что все в его доме автоматизировано — жалюзи, ворота гаража и всякое такое. Но наверное, из-за всех этих штуковин он утратил контакт с реальным миром. Я никогда не видела его с друзьями — ни с мужчинами, ни с женщинами — и ни разу не слышала, чтобы его видели в обществе женщины. Говорили, что он гомосексуалист, но, я думаю, все это сплетни. Он был обаятельным мужчиной, таким милым.

Ближайшие соседи даже наградили его дом прозвищем. Когда со временем Приклопиль стал жить там один, он усеял стены охранными приспособлениями, в том числе и высокотехнологичной системой видеонаблюдения, необходимость которой он объяснил соседям «защитой от взломщиков». Приклопиль просил их никогда не заходить без предупреждения, потому что он «встроил в свой дом несколько сюрпризов, и не хотел бы, чтобы поджарился кто-нибудь невинный». В результате, по словам шестидесятишестилетних пенсионеров Йозефа и Леопольдины Янчеков, живших по соседству, в округе дом был известен как «Форт-Нокс на Хейнештрассе». Йозеф Янчек рассказал:

Я знаю, что теперь это звучит ужасно, но мы были в хороших отношениях с Вольфгангом. Откуда же мы знали, что происходят такие жуткие вещи? Иногда мы стояли с ним у изгороди часами, разговаривая о Боге и мире. Но порой Приклопиль вел себя странно, особенно когда приезжала в гости его мать. Он ходил по саду, вглядываясь в газон, рассматривая кусты и проверяя каждое окно, — он объяснял нам, что всего лишь «прибирает и доводит все до совершенства». Теперь, наверное, это можно объяснить тем, что он проверял, не заметно ли каких следов его тайной пленницы.

Мэр Штрасхофа, Герберт Фартхофер, вторил соседям: он не слышал ничего, что заставило бы его думать, будто в городе живет чудовище. И добавил: «Он был не из тех жителей, кто доставлял нам проблемы. Когда мы дважды посылали к нему людей заменить водомер, они ничего не заметили». Ролан Пашингер, представитель местных властей, заявил: «Согласно нашим записям, за ним никогда не замечали ничего необычного».

Ханна Арендт, еврейский философ и историк, автор фразы «банальность зла» — сказанной об эсэсовце Адольфе Эйхмане, когда его судили в Иерусалиме за беспрецедентные преступления, в числе которых было и удерживание в качестве заложников двадцати одной тысячи венгерских евреев в концентрационном лагере в Штрасхофе, находившемся всего лишь в нескольких минутах ходьбы от Хейнештрассе, — без труда могла бы отнести ее и к Вольфгангу Приклопилю.

Большинство его поступков, его проявления личности, несомненно характеризовали его как особенного, но тем не менее все в нем кричало о серости, а вовсе не о зле. Ничто не указывало на хищника, каковым он стал. Он был зауряден.

Благодаря своему поведению, укрыванию под личиной простоты, Приклопиль в конечном счете и смог воплотить то, о чем мечтают все злоумышленники: совершенное преступление.

Пашингер рассказал, что однажды Приклопиль «в бешенстве» позвонил в муниципалитет, потому что живую Изгородь у его дома подстригли слишком основательно, «из-за чего стало легче заглядывать в сад». Он продолжил: «Тогда никто не задумался почему. Он был не из тех, кто выделялся, и подлинное положение вещей даже представить было невозможно. Подобное случается только в Америке, думали мы. Но мы позабыли простую истину— злые люди не выглядят злыми».

Другой сосед, Вильгельм Ядерка, сообщил: «Мы его даже не замечали. Он никогда не показывался в местной пивнушке». Другой, Франц Цабель, предположил: «Штрасхоф больше уже не деревня. Многие переезжают, многие вообще не хотят иметь с кем-либо дел. Поэтому» то люди их и не замечают или же замечают слишком поздно».

В доме номер 30 по Рутерштрассе, где он раньше жил и где долгое время проживала его мать, пока ей не пришлось скрыться из-за бурных событий 2006 года, соседка Шарлотта Страк вспоминала Вольфганга как робкое создание, боявшееся ее собак.

Он ужасно боялся моих собак, Амора и Нандо, хотя каждый в нашем доме знает, что они никогда не укусят. Когда мне случалось проходить с ними мимо него, он вжимался в стену, чтобы быть от них как можно дальше, и бледнел. А иногда кричал, чтобы я убрала своих собак.

Когда он переехал в Штрасхоф, он раз в неделю навещал свою мать. Ну, мне кажется, что больше донимал, чем навещал. Сквозь потолок мне было слышно, как он кричал и помыкал ею. Он обращался с ней как с рабыней.

Эрнст Винтер, монтер связи на электронном гиганте «Сименс», в период с 1977 по 1981 год проходивший с Приклопилем программу обучения компании, также вспоминал «странность», что выделяла его приятеля как особенного, — его отсутствие интереса к девушкам. «Он просто никогда не говорил о девушках, что для нас, парней, в то время было необычно. Чуднó. Единственной известной мне его страстью были автомобили. Он начал принимать участие в автогонках с семнадцати лет. Думаю, это произошло еще до того, как он получил водительские права».

Винтер также вспоминал: «Вольфганг всегда был тихим и предпочитал оставаться в тени. Мы все только и хотели, чтобы поскорее закончить работу, а он не очень-то и спешил. Был очень доскональным и точным».

Во время обучения на «Сименсе», в 1981 году, Приклопиль отбывал восьмимесячную воинскую повинность. Австрийские законы по защите информации запрещают Вооруженным силам сообщать какие-либо подробные сведения, однако доподлинно известно, что он проходил службу в казармах Марии Терезии в Вене, где во время войны расквартировывались войска СС; он использовал свои навыки в электронике в качестве специалиста по системе связи разведки. Он просил о назначении в дивизион радиоразведки, но никогда не принимал участия в маневрах и вообще не покидал часть на какой-либо продолжительный срок. Приклопиль проживал в казарме только первые шесть недель службы, и соседи вспоминают, что он приезжал домой почти на все выходные, обычно с сумкой грязного белья, которое должна была постирать Вальтрауд. После же этих шести недель на протяжении оставшихся шести с половиной месяцев воинской повинности он всегда возвращался домой.

Согласно всем показаниям, его отношения с отцом были тяжелыми. Будучи любителем спорта и компанейским человеком, частенько наведывавшимся в местную пивную, Карл Приклопиль находил отшельнические занятия своего сына странными. Принимая во внимание слухи, что позже ходили о нем, когда он жил один с матерью, — что он либо латентный, либо явный гомосексуалист, — нетрудно вообразить те споры, что возникали между прямым, консервативным отцом и сыном, которого он до некоторой степени воспринимал как ненормального.

Ненормальным он, несомненно, был, но не в том роде, что подозревал Карл.

Франц Трнка, сорока девяти лет, работавший с Приклопилем в период между 1983 и 1991 годами в венской электронной компании «Капш», обслуживающей австрийскую телефонную сеть, — Приклопиля уволили из «Сименса» по сокращению штатов — высказался о нем весьма неожиданно. В отличие от большинства знакомых Приклопиля, описывавших его как застенчивого, Трнка считал его «грубым хвастуном», неподготовленным встречать лицом к лицу жизненные трудности. Он также заявил, что у похитителя был комплекс неполноценности перед женщинами.

Во время обеденного перерыва по понедельникам мужчины обычно собирались и болтали о женщинах, однако Приклопиль в эти моменты всегда уходил, с тем чтобы не слышать чего-либо на эту тему. С ним было трудно поддерживать обычный разговор об интрижках.

У него были очень ограниченные интересы: его BMW с сабвуферной стереосистемой, электронные системы сигнализации, что он установил в доме своих родителей, да модели поездов.

Он мог говорить часами с кем-то другим, у кого тоже был BMW. Остальным же он давал понять, что для него они ничего не значат, потому что не соответствуют его планам и интересам. При всяком удобном случае он пытался кого-нибудь оскорбить, чтобы хоть как-то выдвинуться.

Особенно плохие отношения у него были с женщинами. Он воспринимал их как низших существ, они для него ничего не стоили. Он бывало с гордостью рассказывал нам, как останавливал женщин-водителей при съезде с автомагистрали, нарочно преграждая им дорогу своей машиной.

Эксперты полагают, что это высказывание определяет суть его непреодолимого влечения к подчинению. Как написал один журналист: «Все дело в том, что они были женщинами. Они вели машину — но за рулем был он».

Трнка продолжил:

Он еще и постоянно рисовался. Он уверил всех, что у его семьи есть деньги. Но отец заставил его искать работу— думаю, это было единственной причиной, по которой он в то время работал. Он не мог дождаться, когда же его отец умрет, и тогда бы он унаследовал его деньги. У него были не особенно хорошие отношения с ним.

Отец Карла Приклопиля, Оскар, во многих отношениях был таким же педантичным, как и его внук. Именно его подготовка к ядерной войне и обеспечила Вольфганга уже готовой комнатой для будущей «тюрьмы».

В 50-х годах в Австрии, не являющейся членом НАТО, семьи, если строили в своих домах атомные убежища, получали субсидии. Может, потому, что у него было вполне достаточно денег, а может, потому, что он просто не захотел утруждать себя борьбой с нудной, истощающей силы бюрократией, которой так печально знаменита его страна, но Оскар не делал заявку на получение денег у государства, не обращался он и к местным властям за разрешением на перепланировку, когда приступил к сооружению убежища Судного дня. Позже эта независимость от государства пригодится его внуку.

Нет разрешения, нет записей — оно никогда не существовало. Просто идеально для того, во что Приклопиль-младший позже превратил это место.

Впоследствии его отец переделал незаконное бомбоубежище в подсобное помещение, и подростком Вольфганг помогал ему штукатурить и делать дренажную систему. «Бункер», как он его назовет, поочередно будет использоваться в качестве кладовой, мастерской, комнаты отдыха, где хранились его поезда, и, наконец, в качестве тюрьмы для перепуганной девочки.

Элизабет Брайнин, еще один психоаналитик, — благодаря наследию, оставленному Вольфгангом Приклопилем миру, учебники по темной стороне человеческой природы будут печататься еще десятилетия — вскоре после освобождения Наташи увидела фотографии того, что мир окрестил его тюрьмой. Она прокомментировала: «Все это мне напоминает крайне патриархальные общества, в которых десяти- или одиннадцатилетние девочки насильно выдаются замуж за мужчин много старше. Эти мужчины воспитывают их и в конечном итоге делают из них женщин. Вероятно, этот человек хотел выковать женщину именно той формы, какая ему была необходима».

В 1986 году отец Вольфганга Карл умер от рака кишечника. Хотя коллеги и говорили о трениях, что существовали между отцом и сыном, его смерть, судя по всему, глубоко потрясла его. Эксперты утверждают, что для психопатов типично, что после исчезновения объекта их ненависти или неприязни они испытывают нечто вроде скорби. После смерти отца Вольфганг продолжал жить в доме в Штрасхофе один, мать решила вернуться в муниципальную квартиру, откуда они переехали десятилетием раньше: любопытно, что они не вернули ее властям, чтобы в ней проживали другие. Мать начала играть в его жизни еще большую роль.

Он возвращался с работы в компании «Капш» не в дом в Штрасхофе, а в квартиру, где мать готовила ему венские шницеля и картофельный салат, лапшу с белым соусом или тушеную говядину. Позже он рассказывал людям, что они вместе смотрели телевизор, чаще всего викторины и старые вестерны, или же листали фотоальбомы, в которых была отражена история семьи Приклопилей. Вскоре он переехал к ней на постоянное местожительство, а в Штрасхоф наведывался лишь по выходным, чтобы проверить дом.

У этой квартиры есть особенность, достойная упоминания: она располагается очень близко к школе, в которую позже будет ходить маленькая девочка по имени Наташа Кампуш.

Что-то изменилось в нем в 1991 году, когда почти в тридцатилетием возрасте он внезапно захотел жить один. Робкий юноша, который не желал находиться вне семьи даже во время службы в армии, который фактически никогда и не жил один, за исключением кратких периодов того времени, решил отделиться и переехать назад в дом 60 по Хейнештрассе. Здесь он стал выращивать помидоры в осушенном плавательном бассейне, налаживать двигатели своих любимых машин и разрабатывать планы для весьма и весьма специфичного места под полом гаража.

В то время как он зациклился на демоническом плане, его мать оставалась единственной эмоциональной опорой в его уединенной во всех других отношениях жизни. По пятницам она обычно покидала муниципальную квартиру с сумками, полными заранее приготовленной и замороженной еды, помеченной надписями от «Понедельника» до «Пятницы», чтобы Вольфганг «как следует ел» на протяжении недели. Он также обзавелся двумя кошками, в которых души не чаял. Криста Стефан, подруга Вальтрауд с детства, чей дом в Штрасхофе выходит окнами на дом Вольфганга, рассказала: «Вальтрауд приезжала сюда и оставалась с ним каждые выходные. Она делала всю работу по дому и либо привозила с собой, либо готовила здесь и замораживала еду на целую неделю. Она постоянно твердила: “Вольфганг для меня все”».

Полицейский психолог Манфред Крампл уверен, что в начале 90-х годов в его мозгу уже оформилась идея похитить ребенка:

На этой стадии никто не мог предугадать, что у Приклопиля тайно разовьется быстро растущая потребность иметь кого-то, с кем он мог бы общаться. Кого-то, кто всегда рядом, —маленькую девочку, которой он мог бы владеть. Сначала Приклопиль прокручивал этот сценарий — или свое видение этого сценария — у себя в голове. Затем он «шлифовал» его в мечтах. Посредством похищения маленькой девочки Приклопиль, очевидно, намеревался создать некий параллельный мир, свою очень личную замкнутую область, невидимую и неизвестную кому-либо другому. Область, в которой он управлял бы всем.

И я считаю, что все это вылилось в одну-единственную вещь — у него возник сильнейший дефицит способности формировать нормальные человеческие отношения.

Даже замышляя претворение в жизнь своей фантазии с похищением, Приклопиль все так же не отказывал себе в жестоких удовольствиях, коими развлекался с детства. В 1992 году Франц Хафергут, полицейский на пенсии, но все еще державший ухо востро относительно имущества и людей, после прогулки в окрестностях сообщил своим бывшим коллегам, что видел его поедающим пирог и стреляющим по птицам, на этот раз не из самодельного ружья, что он сделал в школе, а из пневматического пистолета калибра 0.22, приобретенного им примерно за 60 фунтов. Он получил предупреждение не делать этого вновь. Во всем остальном, за исключением одного-двух нарушений правил дорожного движения, у него больше не возникало трений с законом.

С соседями же было по-другому. Многие вспоминают его как в лучшем случае странного, часто откровенно грубого и даже совершенно чужого. Живший поблизости Петр Дркош, шестидесяти восьми лет, знал его с детства. Он и его жена Хеди приобрели участок с небольшим летним домиком, в котором они часто жили, как раз за Хейнештрассе, 60. Эта близость раздражала и расстраивала Приклопиля, как вспоминал Дркош:

До того как мы привели этот участок в порядок, он расценивал землю как свое «плато» и обычно мыл там свою машину. Поэтому ему совершенно не пришлось по вкусу наше появление. Он предпочел бы жить в изоляции и спокойствии.

Порой он бывал настоящим занудой. В обед, когда наступал «тихий час», он всегда начинал стричь газон. В Австрии необходимо уважать уединенность людей между полуднем и тремя часами и не заниматься такими вещами, как стрижка газона или изгороди. Но к нему это не относилось. Он постоянно начинал тарахтеть большим садовым трактором. Он делал это лишь затем, чтобы восстановить против себя людей. Он любил покомандовать, а в работе был педантом. До сих пор все думали, что он просто такой чудак. Например, если кто-то не так парковал свою машину, он тут же звонил в полицию.

Полиция должным образом приезжала, совершенно не подозревая, чтó жалобщик «припарковал» под своим гаражом. Господин Дркош продолжил:

Постоянно возникали споры, потому как Приклопиль привык ставить свою машину на небольшой дороге за своим домом, чтобы мешать другим соседям проходить мимо него к своей собственности. Как раз незадолго до своей смерти он залил всю дорогу из шланга, образовалась лужа глубиной сантиметра три. Сначала я подумал, что прорвало трубопровод, но потом увидел шланг, тянущийся из сада Приклопиля. Когда он появился, то заявил, что местные власти поручили ему заботиться об этом месте и поливать его водой.

У другого соседа гораздо более тревожные воспоминания. Стефан Фрайбергер рассказал: «Моя восьмилетняя дочка и еще один соседский ребенок того же возраста катались на велосипедах в близлежащем лесу, там много малины и ежевики. Неожиданно появился он и снял с себя одежду. Он был совершенно голым. Естественно, дети испугались и тут же вернулись домой. Моя жена до сих пор говорит мне, что надо было вызвать полицию».

Из-за того, что Приклопиль как будто не испытывал стеснения в средствах, из-за его модных автомобилей и явного отсутствия обычной рабочей занятости, соседи считали, **то у него либо личный доход, либо ему как-то повезло. «Я всегда гадала, откуда у него деньги на строительство, — поделилась соседка Розмари Хелферт. — Вообще-то ходили слухи, что он выиграл в лотерею».

По-моему, он ничем не занимался, — заявил Петр Дркош. — Он бывало уезжал на машине часов в семь утра и возвращался через два часа. Днем он уезжал снова. За последние три недели он трижды в неделю уезжал в три ночи—моя жена всегда из-за этого просыпалась. Когда он возвращался на своем фургоне «мерседес», он останавливался у ворот, открывал их, заводил фургон на участок и тут же закрывал ворота. Если он снова уезжал через час, он делал то же самое. Он всегда закрывал ворота.

В июне этого года я видел, как он работал на крыше и кричал женщине внизу, чтобы она подала ему дрель и инструменты. У нее был молодой голос, и я подумал, что наконец-то он завел подружку. Он определенно был в том возрасте, когда этим нужно заняться. Как-то моя жена была в саду, и она тоже слышала этот голос Со своей матерью он говорил по-другому; к той, что с молодым голосом, он всегда обращался в приказном тоне.

Местный почтальон Герман Фалленбюхль, доставлявший почту на Хейнештрассе, рассказал: «Я никогда с ним не разговаривал и виделся, может, раз в месяц, не чаще. Он был очень вежливым, всегда дружески приветствовал меня и махал рукой из машины. Только раз я видел какую-то пожилую женщину — должно быть, его мать».

«Приклопиль был призраком города», — убежден Фалленбюхль.

В начале 90-х Приклопиль заключил деловое партнерство с человеком, который, по-видимому, был его настоящим другом. Эрнст Хольцапфель был допрошен полицией после освобождения Наташи, и с него были сняты все подозрения в соучастии в похищении и лишении свободы, но если Приклопиль и решил бы кому открыть свой секрет, то этим человеком мог быть именно он. Ему даже случилось увидеть Наташу за месяц до ее побега, и, подобно ничего не подозревавшим соседям, он решил, что она была просто его подругой.

Хольцапфель был его приятелем еще со времен работы на «Сименсе», и он пригласил Вольфи, как он называл Приклопиля, присоединиться к нему в деловом предприятии, строительно-реставрационной компании «Ресан». Они вдвоем начали восстанавливать старую недвижимость, а затем расширили дело и занялись индустрией развлечений, организовывая празднования юбилеев и свадеб на витиевато разукрашенном складе в промышленной зоне Вены. Бизнес развивался, и Вольфи мог не отказывать себе в машинах — «носясь туда-сюда по дорогам страны», как выразился другой его бывший коллега по «Сименсу». Однажды он схлопотал талон предупреждения на 50 фунтов за превышение скорости, а в другой раз попал в небольшую аварию, в которой, впрочем, никто не пострадал.

Соседи по дому в Штрасхофе начали упоминать Приклопиля как «Bachener» — разговорный уничижительный термин для обозначения гомосексуалиста, — хотя Хольцапфель и заявляет, что никогда не замечал подобных проявлений со стороны своего друга и делового партнера.

«Областью», упомянутой полицейским психологом Манфредом Крамплом, — областью, в которой он будет управлять всем, — стало старое бомбоубежище под гаражом. Он педантично приступил к переделке его в необнаружимое, звуконепроницаемое, безоконное помещение — единственная возможность для поступления туда свежего воздуха осуществлялась посредством вентиляционной системы, контролировавшейся им наверху. Он закупал необходимые для переделки материалы в обычных строительных магазинах, всегда расплачиваясь наличными.

Он приобрел для намеченной жертвы письменный стол, установил маленькую раковину и унитаз, подключив их к основному водопроводу и канализации, и при помощи изоляционного материала — того же типа, что используется и в звукозаписывающих студиях, — сделал комнату звуконепроницаемой. Когда Наташа в конечном счете сбежала, полиция подняла в его доме настил пола и обнаружила под ним лестницу, ведущую вниз в лабиринт дверей и проходов. Под землей детективы нашли металлический шкаф, за которым располагался туннель, размеры которого позволяли лишь протискиваться через него. В конце туннеля находилась самодельная бетонная дверь, а за ней шел еще один проход — и, наконец, комната, где содержалась Наташа. Ее мир составлял чуть более пяти квадратных метров, с поднятой кроватью, лестница к которой использовалась для развешивания одежды.

Это была конечная станция жизни Вольфганга Приклопиля: дыра в земле, размерами 3,5 x 1,8 x 1,5 м, к которой его каким-то образом привели уединенное детство, всепрощающая материнская любовь, малочисленные и непрочные дружеские отношения и все возрастающая тяга к насилию. Выработанные навыки и врожденная сноровка позволили ему обустроить эту комнату без особых усилий. Вот все, что мы знаем, и все это остается такими же темными, как и его омерзительные мотивы, обстоятельствами, однажды приведшими его к выбору Наташи Кампуш в качестве обитательницы этой подземной темницы.

Помимо муниципальной квартиры Вольфганга Приклопиля, его дома в Штрасхофе с приготовленной тюрьмой и дома Наташи есть и четвертое место, центральное в его запутанной жизни. Это закусочная «У Кристины» — невысокое придорожное кафе, совмещенное с палаткой фастфуда, располагающееся в безотрадном удаленном районе Вены — весьма далеко от по-прежнему величественных зданий изящного периода старой имперской столицы, — где Приклопиль порой опрокидывал стаканчик безалкогольного напитка. Место центральное, а вовсе не какое-то случайное, где можно было охладиться, потому как именно туда частенько заходили родители Наташи и, согласно интервью, данным ее отцом авторам, сама Наташа. Людвиг Кох никогда не наведывался в располагавшуюся рядом с его домом пивную: на протяжении двадцати лет он ездил через город в кафе «У Кристины».

Закусочная «У Кристины» находится на пересечении Обдахгассе и Ротенвег, примерно в пяти минутах ходьбы от округа Реннбанвег и по пути из муниципальной квартиры Приклопиля на Ругерштрассе до его дома в Штрасхофе. Она обосновалась в самой обветшалой части северной промышленной зоны Вены, вблизи от границы города, среди строительных компаний и дисконтных магазинов «сделай сам», как раз через дорогу от огромного мусороперерабатывающего завода, металлического здания в форме пирамиды, возвышающегося над угрюмым районом.

Клиентура закусочной в основном состоит из работников близлежащих компаний да соседских любителей выпить, многие из которых проживают в округе Реннбанвег. Кафе представляет собой обветшалое деревянное строение с шестью столиками. Случайный наблюдатель мог бы прикинуть на глаз, что оно примерно в восемь раз больше подземной камеры Приклопиля.

Владелица, Крисшна Палфрадер, грузная женщина в начале шестого десятка, сыта по горло блеском известности, вваливающимися в двери телевизионными камерами, осветительными прожекторами и толпами неугомонных репортеров. Но она помнила Вольфганга Приклопиля.

Это чудо, чудо, что она жива и здорова. Но все мы знаем, что в той истории было и кое-что еще. Одному лишь Богу ведомо, что же там происходило на самом деле. Что до Приклопиля, то он иногда показывался здесь, несколько раз в неделю, но мы не знали его имени до тех пор, пока не увидели по телевизору. Он был очень спокойным мужчиной, всегда дружелюбным и вежливым со всеми. Каждый раз занимал одно и то же место в углу. Не помню точно, что он ел и пил, но, думаю, обычно это была сосиска, и он никогда не заказывал алкоголя — может, яблочный сок с газировкой, что-то в этом роде. Я не помню, когда он начал здесь появляться. Он был не из тех, кого замечают и о ком говорят.

Вольфганг разговаривал лишь с двумя другими техниками об их работе. Они оба восхищались им и говорили: он знает свое дело и действительно одаренный. У нас у всех создалось впечатление, что он образованный и толковый человек, поскольку он всегда был модно одет.

Он был интересным мужчиной, но каким-то неприметным. Да он как раз и старался не выделяться. Можно было сказать, что он невидимка. Единственное, из-за чего люди обращали на него внимание, так это его броская машина. У него был большой спортивный BMW, который он часто парковал перед входом. Когда ревел двигатель, люди оборачивались и смотрели.

Последний раз я видела его в июле 2006-го, перед закрытием на три недели на отпуск в августе.

Отец Наташи, Людвиг, тоже завсегдатай этой закусочной, он известен в ней под своим прозвищем Люки. Он останавливается здесь в семь часов утра, в своей ночной жизни шиворот-навыворот, после окончания ночной смены в пекарне, где теперь работает по найму, чтобы позавтракать и выпить пива или вина с содовой. Встречал ли он когда-нибудь Вольфи, не зная, кто тот такой? Вот вопрос, на который до сих пор нет ответа. Вступал ли он однажды с ним в разговор, спрашивал ли о погоде?

Может, он даже покупал ему стакан яблочного сока, не зная, что в семи-десяти минутах езды отсюда, в зависимости от потока транспорта, его маленькая девочка была узницей тюрьмы, специально построенной этим человеком. Кристина не помнит, видела ли она когда-либо этих двух мужчин вместе. Но в этом причудливом Бермудском треугольнике переплетенных знакомств и случайных встреч есть и еще один момент.

Бывший «хороший друг» Людвига, который был еще и любовником матери Наташи, Бригитты Сирни, также указывался как человек, знавший Приклопиля. Ронни Хусек владеет транспортным предприятием в промышленном районе совсем близко от этого кафе. «Я немного знаю Хусека. Госпожа Сирни знает его очень хорошо, — говорит господин Кох. — Он был моим приятелем, но недолго». Потому что у Хусека и Сирни завязался роман, когда она и Людвиг еще были вместе — так утверждают соседи.

Очевидцы сообщили, что видели в этой бедной части Вены Хусека с Приклопилем в продуктовом магазине, куда обычно наведывалась и госпожа Сирни: Хусек убедил технически одаренного отшельника, что тот сможет починить неисправную коробку предохранителей.

Среди свидетелей, весьма настроенных против, и Сирни Аннелиз Глезер, которая ясно помнила о той встрече: «И я уверена, что она знала Приклопиля, похитителя. Я очень хорошо его помню, он заходил в магазин с этим Хусеком, Ронни Хусеком, а на улице чинил коробку предохранителей». Это было в сентябре 1997 года, как раз перед тем, как она лишилась магазина. «Госпожа Сирни тогда приходила тоже, и она разговаривала с ними обоими. Я знаю, что Сирни была знакома с Хусеком, и, похоже, он позвал своего друга починить коробку предохранителей, и этим другом был несомненно Приклопиль».

Госпожа Глезер говорит, что она рассказала детективам о своих подозрениях, но, по ее словам, они отнеслись к ее заявлению, мягко выражаясь, равнодушно. «Я уверена, что эту историю еще необходимо расследовать. Есть еще много чего, что нужно выяснить. Наташа умолчала о предшествующем вечере, и этот эпизод не попал в сообщения. Я хотела бы снова встретиться с ней, с Наташей, и побеседовать об этом».

О Хусеке также говорят, что он знаком с партнером по бизнесу и другом Вольфганга Хольцапфелем. До настоящего времени последний отказывается говорить о каких-либо дружеских отношениях. Фактически он хранит молчание с тех пор, как дал пресс-конференцию после освобождения Наташи, на которой заявил, что встречал ее, когда она находилась в заточении, но не знал, кто она такая.

Может ли это действительно быть совпадением: преступник посещает то же самое кафе, что и отец жертвы, с человеком, который стал любовником матери жертвы и который знал делового партнера Приклопиля? Но есть и еще кое-что.

Наташа Кампуш бывала там со своим отцом. В интервью авторам господин Кох, чьи чувства истощились вместе с деньгами, не был уверен, что встречал похитителя в закусочной, но признал, что бывал там с Наташей:

Когда я в первый раз увидел его фотографии по телевизору, он действительно показался мне знакомым. Может, я и видел его «У Кристины» или еще где, но я не помню. Вот его автомобиль я определенно видел в районе, даже несколько раз. Он очень заметный, это не та модель, что встречаешь каждый день.

Я наведывался в эту закусочную по меньшей мере лет двадцать, точно уже и не помню. Если я шел туда, когда присматривал за Наташей, то я всегда брал ее с собой, потому что никогда не оставлял ее одну. Да, я могу сказать, что она была там со мной, это правда, но не спрашивайте меня, когда именно это было.

Я знаю владелицу очень хорошо, я же ходил туда с самого открытия. Вот только я не помню, встречал ли там Вольфганга Приклопиля, но где-то я его видел.

Похититель, друзья, родители, все в одном и том же кафе — все просто оказались в одном месте? Сказал ли про себя Приклопиль, увидев ее там, что спасет ее от того, что расценил как несчастную жизнь, если похитит ее? Обменивалась ли там Наташа с ним взглядами, дружелюбной улыбкой через прокуренный зал? Встречала ли она кого-то из завсегдатаев, слышала ли их, когда они приходили в дом, где она была пленницей?

Как бы то ни было, план, что зрел в мозгу Вольфганга Приклопиля на протяжении многих лет, подошел к своему осуществлению 2 марта 1998 года. На последующие 3096 дней Наташа Кампуш исчезнет с лица земли.