Полицейская операция по поискам Наташи Кампуш характеризуется как самая позорная со времен основания послевоенной республики. Ее исчезновение инициировало самые крупномасштабные поиски, которые когда-либо знала страна, однако они были крайне некачественными, изобиловали упущенными возможностями, грубыми просчетами, а порой даже и отсутствием желания ее искать. Далеко не один комментатор отмечал, что власти наверняка добились бы большего, если бы занимались поисками ребенка зажиточных родителей, а не из этой выгребной ямы города, да еще из распавшейся семьи. Каковы бы ни были причины, дело Кампуш еще долго будет обсуждаться и рассматриваться в качестве своего рода эталона, как не следует вести расследование исчезновения человека.

Пока Наташа не обнаружилась, австрийская полиция неизменно подавала свои поиски как едва ли не хрестоматийные, в ходе которых изучается каждая зацепка, тщательно исследуется любая улика. Исчезновение девочки, несомненно, было весьма громким делом, какое-то время она даже была на седьмом месте в списке Интерпола десяти наиболее разыскиваемых пропавших детей. Начальник австрийского отделения Интерпола Херберт Бушерт настаивал: «Мы испробовали все. Педофильские круги в Нидерландах, соответствующие сайты в Интернете. Но мы так и не обнаружили какой-либо существенной зацепки. Никаких подозрительных связей. Ничего».

Другой детектив, Рудольф Кёниг, заявил: «Нет другого такого дела по исчезновению человека, где прилагались бы подобные усилия по поискам. Мы действительно сделали все, что в человеческих силах». Но так ли это? Факты свидетельствуют о ряде упущенных возможностей и довольно сумасбродных затеях. Полиция даже наведывалась в дом похитителя — она стояла буквально в нескольких ярдах от того места, где была упрятана жертва. Им и в голову не пришло заподозрить тихого нелюдима.

Впервые общественность узнала о деле, когда 3 марта, на следующий день после исчезновения Наташи, Информационное агентство Австрии (АРА) распространило краткое сообщение, в котором говорилось: «Вчера, в понедельник, в районе Вены Донауштадт пропала десятилетняя девочка. Когда девочка не пришла домой вечером после школы, родители обратились в полицию. Наташа Кампуш не появлялась ни в школе, ни в детском саду, куда ходила после уроков. Полицейские розыски в течение вечера оказались безрезультатными».

Последнее предложение можно распространить и на весь срок более восьми лет Наташиного испытания.

Хотя она была похищена в период примерно между семью и восемью часами утра в понедельник 2 марта 1998 года, полиция узнала об исчезновении лишь полшестого вечера, когда мать Наташи обратилась в полицейский участок округа Реннбанвег, то есть чуть ли не десять часов спустя.

Дежурные полицейские сказали ей, что прием заявлений об исчезновении людей не в их компетенции, и указали ей на другой участок, где осуществляется регистрация подобных заявлений. Это был участок Донауштадта. Там мать препроводили в комнату для допросов, где было составлено заявление, которое перенаправили в венское подразделение Управления безопасности федеральной полиции — организацию, ныне расформированную и подвергшуюся основной критике за упущенные возможности в деле Кампуш.

В полицейских кругах, также как и среди обывателей, Управление безопасности было известно просто как SB (от Sicherheitsbüro) или же Бергассе — по названию улицы, где оно располагалось. Оно замышлялось как элитное подразделение по борьбе с преступностью, занимающееся тяжкими преступлениями, по образцу французского Сюрте (Управление национальной безопасности), и считало себя флагманом австрийской полиции, как ФБР в США или Скотленд-Ярд в Великобритании. Однако в отличие от Скотленд-Ярда и ФБР австрийская полиция редко когда была оснащена даже компьютерами: когда полицейский инспектор Сабина Фрейденбергер, одна из первых беседовавшая с девочкой, давала свое теперь уже знаменитое интервью телекомпании ORF об освобождении Наташи, за ее спиной можно было разглядеть пишущую машинку.

И это в сентябре 2006 года. Не было ли это символом устаревших методов, использовавшихся при ведении дела?

SB было создано еще во времена Австро-Венгерской империи. На Бергассе, в венском районе Альзер-грунд, некогда находился и кабинет отца психоанализа Зигмунда Фрейда. SB располагалось в конце улицы, у Донауканала, в длинных кирпичных казармах девятнадцатого века — их архитектор покончил с собой, когда осознал, что забыл внести в проект туалеты.

Когда мать Наташи рассказала в полицейском участке Донауштадта, что ей было известно об исчезновении своей дочери, пропавшая десятилетняя девочка находилась в темнице уже двенадцать часов.

На следующий день, 3 марта, двенадцатилетняя девочка, учившаяся в той же школе, рассказала своей матери, что она видела, как Наташу затаскивали в белый фургон, и что ей показалось, будто у похитителя был сообщник. Эта информация не обнародовалась на протяжении двух недель — средствам массовой информации сообщили об этом лишь 19 марта. В этот период девочку допросили детективы, и по полученным описаниям были начаты поиски белого автомобиля.

В тот же самый день Вольфганг Приклопиль возвращался из больницы Корнойбурга, где ему пришили средний палец, которого он едва не лишился в результате несчастного случая со стопятидесятикилограммовой дверью, охранявшей вход в Наташину тюрьму.

В Донауштадте, где поиски приняли наиболее интенсивный характер, полиция распространила обращение к свидетелям, которые могли что-либо видеть, и опрашивала семью, школьных друзей и местных жителей, дабы воссоздать картину последних известных передвижений девочки. На улицах около ее дома работало множество полицейских, опрашивавших прохожих и прочесывавших дорогу к школе на предмет улик. На улице близ ее места похищения был найден детский свитер — его предъявили ее родителям на опознание, после чего быстро исключили из дела как не принадлежащий Наташе.

В полицию обратились еще два человека с заявлениями, что видели ее. Один утверждал, что заметил ее в трамвае маршрута номер 37; по словам другого, она совершала покупки в супермаркете в 23-м районе Вены. Последнее семья Наташи вполне допускала: они рассказали, что ей нравилось ходить по магазинам, и в результате на поиски следов пропавшей девочки в торговом центре «Донауцентрум», указанном как одно из ее любимых мест, было направлено дополнительное количество полицейских.

Полиция, судя по всему, придавала значение тому факту, что Наташа исчезла вместе с паспортом, — это подкрепляло предположение, что она могла сбежать после ссоры с матерью. Вследствие этого австрийская полиция проинформировала через сеть Интерпола своих венгерских коллег.

Утверждение малолетней свидетельницы, что она видела, как Наташу затаскивают в фургон, также было тщательно рассмотрено, особенно после получения полицией анонимного сообщения о белом фургоне из Штрасхофа, соответствовавшего описанию разыскиваемого ими автомобиля.

Было принято решение отследить любую возможную связь со всеми владельцами автофургонов на день исчезновения. В стране было зарегистрировано 700 белых фургонов, соответствовавших описанию, данному свидетельницей. Все их владельцы, включая и похитителя, были установлены, допрошены и вычеркнуты из списка подозреваемых.

Приклопиля, которому тогда было тридцать шесть лет, полиция допросила только через две недели после похищения Наташи. Через две недели, за которые он смог подготовить объяснение, зачем ему фургон, и тщательно отрепетировать ответы на возможные вопросы полиции.

На вопрос, где он был утром 2 марта, Приклопиль ответил: «Я был один дома». Позже полиция заявила, что приняла его слова за чистую монету. Представитель пресс-службы австрийской полиции Герхард Ланг восемью годами позже описал Приклопиля как «убедительного, доброжелательного и готового оказывать содействие» и добавил: «Не было причин сомневаться в его утверждениях». Он сообщил, что тогда они сфотографировали его фургон, в котором обнаружили строительный мусор и инструменты.

Однако они не сфотографировали самого Приклопиля. Частный детектив Вальтер Пёчхакер, работавший по делу восемь лет, заявляет, что подобное решение было совершенно непостижимым. Он отметил: «Даже простое решение сделать снимки семисот подозреваемых могло бы привести дело к быстрому завершению». И затем: «У них на руках была по крайней мере одна свидетельница, которая четко заявила, что видела похищение, и позже подтвердилось, что она была достаточно точна в своих показаниях. Только подумайте о том, что могло бы быть, сфотографируй они похитителя вместе с остальными из списка подозреваемых и покажи они снимки тем, кто утверждал, что был свидетелем похищения! Но они так и не сделали этого».

Полиция оправдывала тот факт, что Приклопиль ускользнул из их рук, заявляя, что они проделали все, что только можно проделать при проверке семисот человек, но Пёчхакер не принял подобного утверждения: «Даже если они и не захотели фотографировать допрашиваемых людей, то почему они не взяли с собой ищейку, когда задавали вопросы Приклопилю? Они могли бы без труда обнаружить маленькую девочку, спрятанную в подвале. Собака просто обезумела бы, если бы ей дали обнюхать фургон. Почему же этого не сделали?»

Когда полицейские оказались в доме похитителя, чтобы допросить его и обыскать фургон, они слишком быстро сняли с него подозрения — и это вопреки тому, что его относительно новый автомобиль был покрыт грязью и пылью со стройплощадки, что могло бы навести их на мысль, что подозреваемый зарывал улики или тело.

Когда ему задали вопросы на пороге дома — в то время как его добыча была упрятана всего в нескольких ярдах от места, где стояли полицейские, — Приклопиль заявил, что использовал пассажирский автомобиль для перевозки строительных материалов в дома, которые ремонтировал.

И все тут. Холостяк, проживающий в одиночестве, без подружек, однако после допроса, длившегося менее четырех минут, он немедленно исключается из списка подозреваемых. И ни тогда, ни впоследствии они не собирались обыскивать его дом.

В свете всего произошедшего после 23 августа 2006 года австрийцы начинают задаваться вопросом, почему полиция тогда не обыскала дом Приклопиля и почему за все время расследования, длившегося восемь с половиной лет и так ни к чему и не приведшего, они не решили вернуться в дом в Штрасхофе с ордером на обыск. Детектив по делу Наташи доктор Эрнст Гейгер оправдывался: «А что мы должны были делать? Без конкретных подозрений мы не могли обыскивать дома семисот человек и взламывать их подвалы. На законных основаниях это было невозможно».

Он добавил, что в пользу Приклопиля говорила видимость его нормальности — ранее он не совершал преступлений, подозрений его поведение не вызывало. Когда полицейские расспрашивали его, он вел себя спокойно и вежливо и казался, согласно их словам, человеком, которому «нечего скрывать».

Уже через неделю после исчезновения Наташи детектив Ханнес Шерц из SB выразил неоправдавшееся ожидание своих людей: «Наша надежда, что ребенок исчез “добровольно” и объявится где-нибудь в полном здравии, тает с каждым днем. У нас нет совершенно никаких зацепок по делу этой девочки».

Это и вправду стало доброй вестью для владельца дома номер 60 по Хейнештрассе, когда он поймал трансляцию пресс-конференции по радио.

Критики говорят, что полицейским, наведывавшимся к Приклопилю, следовало поговорить с его соседями, от которых они наверняка узнали бы о странных охранных устройствах, которыми нашпигован его дом, о том, что у него нет подруг, о его очевидной чрезмерной привязанности к матери. Могли бы, должны были, тогда ретроспективный взгляд стал бы девизом дела Наташи Кампуш.

Вместо этого в те первые недели расследование переместилось в Грац, на двести километров в сторону, где жил освободившийся детоубийца. Белого фургона у него не было.

«Зачастую полиции приходится действовать интуитивно: вы либо чувствуете что-то, либо нет. В конечном счете криминалисты вынуждены полагаться на совпадения», — поведал доктор Гейгер, однако добавил, что тот факт, что они были так близки к завершению дела более восьми лет назад и не сумели этого сделать, «весьма и весьма неудовлетворителен».

Тем не менее усилия предпринимались, хотя и в неверном направлении. На улицы столицы было брошено огромное количество полицейских, в то время как в соседней Венгрии Интерпол оповестил местную полицию, чтобы та высматривала Наташу. Здесь находилось ее любимое место, и, быть может, испытываемое ею несчастье хватило через край и она решила сбежать туда.

«Здесь разверзается ад», — говорил Шерц о ситуации в Австрии, когда начали появляться нити, одна за другой проверяться и в конечном счете исключаться. «Мы постоянно получаем новые зацепки, — сокрушался он, — но пока ни одна из них не оказалась стоящей». В действительности уже за три недели расследования было отслежено около трехсот нитей, все безрезультатные, все ведущие в никуда.

Через месяц после того, как Наташа исчезла, статус ее поисков в Вене был повышен, и розыски стали самым крупным расследованием по делу о пропавшем без вести за всю историю города, когда сотни полицейских и добровольцев объединились в последнем броске по обследованию каждой непроверенной улицы. Полицейские водолазы из WEGA (Wiener Einsatz Gruppe Alarmabteilung, Венская оперативная группа тревожного подразделения) исследовали водоемы и Дунай, на прочесывание острова Донауинзель бросили десять полицейских собак, а суда Дунайской службы и федеральной полиции оказали поддержку на воде.

Также были обследованы все близлежащие водоемы и реки — безрезультатно. Полицейские вертолеты оснастили специальным оборудованием инфракрасной локации, так что были проверены и местные леса. Сотни полицейских рассыпались веером до самой границы с Чехией, почти в ста тридцати километрах от города. С другой стороны границы подключились их коллеги: чешская полиция наводила справки в Праге и разослала описания Наташи по всей стране. 21-й и 22-й районы Вены были разделены в общей сложности на шестнадцать секторов, в которые были направлены пешие патрули с собаками. Были обследованы все заброшенные дома, опрошено 20 000 человек.

Ничего.

Шестого апреля поиски были сокращены, однако полиция заверила, что они будут продолжены, и организовала оперативную группу по делу Наташи, в которую вошли десятки полицейских и которая все еще продолжала свою деятельность, хотя и меньшим числом, в августе 2006, когда она вернулась к жизни.

Тринадцатого апреля появилась новая зацепка. Супружеская пара сообщила полиции, что в то время, когда исчезла Наташа, они видели белый фургон в Ренн-банвеге. «У фургона, по-видимому, лицензионный номерной знак Гензерндорфа (,,GF“). По крайней мере ,,G“ присутствует в нем точно», — сообщил теперь уже подполковник Герхард Хаймедер из Криминального управления 1-й венской полиции.

В Гензерндорф, располагающийся к северу от Вены, входит и пригород Штрасхоф, где жил Приклопиль. Но даже это не повлекло за собой повторный визит на Хейнештрассе, 60.

В Австрии, так же как и в Англии, а также на Ямайке или в Японии, чем дольше ребенок остается пропавшим, тем увереннее, пускай и не совсем быстро, расследование исчезновения человека превращается в расследование убийства. «То, что после четырех недель мы так и не обнаружили никаких следов Наташи, весьма меня беспокоит», — заявил Хаймедер.

Следующим шагом полиции стал визит в грязный ад растлителей малолетних и педофилов. Был составлен список из двадцати главных подозреваемых, все в недавнем прошлом были признаны виновными в похищении или изнасиловании детей. У всех оказалось алиби на время исчезновения Наташи.

В SB позвонил некий мужчина и заявил, что удерживает Наташу и хочет получить миллион шиллингов в качестве выкупа. Он позвонил снова, и, пока полицейские вели с ним переговоры, техники быстро отследили его звонок, и на место была выслана группа захвата. «Похититель» оказался жалким алкоголиком, пытавшимся нагреть руки. Вместо выкупа он получил тюремное заключение.

Что отличало дело Наташи от других эпизодов с похищением детей, так это полнейшее отсутствие улик после исходного исчезновения. Хаймедер из SB назвал его «весьма необычным». Как правило, отбивающиеся дети роняют свои вещи либо же свидетели слышат их крики. Однако за исключением показаний, как ее затаскивали в фургон, в остальном судебные доказательства совершенно отсутствовали. Хаймедер добавил: «Со всеми ресурсами в нашем распоряжении мы так ничего и не добились. Не было найдено ни следов, ни одежды, ничего...»

После того как подозреваемый из Граца был исключен из полицейского расследования, оно переместилось обратно на малолетнюю свидетельницу, видевшую белый фургон. Двенадцатилетнюю девочку, заявившую, что она видела, как Наташу затаскивают в него, вновь обстоятельно допросили. Она сообщила, что видела Наташу примерно в 7.15 около развязки на Мелангассе, где с правой стороны дороги стоял белый фургон. По словам свидетельницы, машина выглядела довольно новой, это был фургон с высокой крышей, затемненными боковыми окнами и с одним окном сзади. Когда Наташа проходила мимо него, один из двух человек высунулся и затащил ее внутрь.

Она провела многие часы с полицейскими за внимательным просмотром проспектов производителей на предмет различных моделей фургонов. Девочка опознала замеченный ею фургон как «форд-транзит» — в действительности у Приклопиля был «мерседес», однако автомобиль достаточно похожий по внешнему виду, чтобы полиция нагрянула и к нему.

Между тем Ханнес Шерц все больше и больше склонялся к мысли, что в вырисовывавшейся картине что-то не так: «Прежде в моей практике не было ничего подобного, здесь что-то не так, — говорил он. — Дети Наташиного возраста крайне редко убегают из дома. А если уж и сбегают, то возвращаются через несколько дней. Если же это сексуальное преступление, то в таких случаях место преступления обычно располагается близко от дома жертвы».

Что ж, Приклопиль действительно находился на расстоянии всего лишь непродолжительной поездки на автомобиле.

«Семья Наташи сообщила нам, что она никогда не общалась с незнакомцами», — добавил Шерц. Могла ли тогда за исчезновением Наташи стоять ее семья? Вопрос, ставший предметом обсуждений в венских пивных и кафе, был задан ему в газетном интервью. Он ответил: «Конечно же, мы рассматривали и это. Но ее отец был полностью исключен из списка подозреваемых». Относительно матери Шерц не был столь категоричен, однако заметил: «Судя по всему, она в этом не замешана. По крайней мере, у нас нет никаких улик».

Ганс Гирод, профессор криминалистики Берлинского университета, размышлял в то время о возможном похитителе:

В восьмидесяти процентах случаев преступники являются родственниками, знакомыми, половыми партнерами, супругами или же друзьями. Хотя исключения вполне возможны, все же действует эмпирическое правило: чем совершеннее похищение, тем ближе отношения между преступником и жертвой.

Характерной отличительной чертой в подобных делах является активное участие преступника в поисках пропавшего, развешивание объявлений или самообвинительные речи в кругу близких друзей.

Новый фактор в расследование внесла газета «Курьер», наняв частного детектива Вальтера Пёчхакера, — шаг, немедленно настроивший против него SB, усмотревшее в найме одного человека для выполнения работы, которой занимается их учреждение, публичное оскорбление. Он проработал над расследованием неделю, когда газета рассчиталась с ним, однако убежденный, что в деле еще многое не выявлено, продолжил работать бесплатно, попросив газету перечислить его гонорар детской больнице Святой Анны в Вене. Пёчхакер рассказал авторам:

Я работал по девяти делам о пропавших детях, это стало моим десятым. Все предыдущие девять я раскрыл, и, едва начав заниматься этим, пришел к убеждению, что здесь замешан кто-то из семьи или круга знакомых. Просто такого не бывает, чтобы ребенок пропадал так основательно, если причастен совершенно незнакомый человек. Такое исчезновение без изъянов происходит лишь при тщательном планировании и при участии того, кто знает, что и кого ищут.

Он признает, что поначалу подозревал отца, однако после бесед с друзьями быстро удостоверился, что отца и дочь скрепляли сильнейшие узы любви. Множество людей рассказали ему, как счастлива была Наташа с отцом и как она любила проводить с ним время.

В газетной статье Пёчхакер писал: «Все признаки указывают на похищение и на то, что разгадка этого дела таится в непосредственном окружении Наташи. Если бы всех причастных к нему проверили на детекторе лжи, тогда ответ был бы быстро найден».

Убежденный в том, что тест на полиграфе поможет раскрыть дело и доказать его предположение, что в похищении замешан член семьи, Пёчхакер для проверки пяти основных подозреваемых, в том числе матери и отца, пригласил в Вену одного немецкого профессора. Стоимость тестов в 5000 фунтов он оплатил из личных средств. Однако процедура прошла не так гладко, как он надеялся: «Профессор, которому был восемьдесят один год, приехал с опозданием, и смог опросить лишь трех кандидатов, остальных двух пришлось проверять на следующий день».

Но особенно его расстроило, что мать обследовалась не самим профессором, а его ассистентом. Как бы то ни было, позже он узнал, что компетентность ученого была дискредитирована, после того как он дал заключение, благодаря которому американский военный, служивший в Германии, был осужден за убийство жены, а через месяц был найден подлинный убийца. «Ужасно досадно, что мы работали с ним, а не с кем-нибудь другим. Кто знает, что в таком случае выяснилось бы?»

Тем не менее Пёчхакер убежден, что его затея не совсем уж и провалилась. Он утверждает, что в результате проверки выяснилось, что один человек, связанный с семьей, несомненно был в чем-то виновен. Он рассказывал: «Один из проверяемых нервничал так, как мне еще не доводилось видеть. Этот человек беспрестанно курил, его руки тряслись, а когда я посмотрел ему в глаза, мы оба поняли, что каждый из нас думает. Я полагал, что мы вот-вот получим признание». Он отказался назвать имя этого человека.

После окончания тестов Пёчхакер предложил полиции результаты и записи с вопросами, однако, как он утверждает, интереса его предложение практически не вызвало. Первая проверка на детекторе лжи была проведена 19 декабря 1998 года, и записи пролежали у детектива до 28 февраля 2001-го, когда он предложил их вновь и оперативная группа по делу Наташи наконец-то их приняла.

В книге, которую Пёчхакер написал по этому делу, он утверждает, что, по его мнению, любовники и знакомые матери не были изучены полицией надлежащим образом.

В телевизионных и газетных выступлениях госпожа Сирни производила сильное впечатление, в отличие от господина Коха, представлявшегося до некоторой степени беспомощным и косноязычным. У нее в квартире была статуэтка Мадонны, которая всегда маячила на заднем плане, когда она говорила о дочери перед камерой. Рядом с ней стояла фотография Наташи. Она объясняла всем, кто обвинял ее в равнодушии, что она лишь кажется такой спокойной, что она не выносит слезы за пределы своих четырех стен.

На один вопрос так и не получено должного ответа: насколько серьезны были связи между госпожой Сирни, ее женатыми любовниками, среди которых был и Ронни Хусек, и Вольфгангом Приклопилем? Все они на протяжении нескольких лет посещали одно и то же кафе.

В течение своей работы по этому делу детектив Пёчхакер был убежден, что полиция пытается увести его расследование от изучения роли матери Наташи и окружавших ее мужчин. Он пишет в своей книге, что у него сложилось впечатление, будто на детективов оказывалось «давление сверху... не проводить расследование в этом направлении».

Он совершенно ясно дал понять полиции, что, по его мнению, все касающиеся Бригитты Сирни нити расследования пресекаются. Он добавил, что Макс Эдельбахер, возглавлявший SB с 1988 по 2002 год, когда ведомство было закрыто, а сам он смещен с должности, признал в телефонном разговоре: в оперативной группе по делу Наташи есть «сопротивление» изучению связей госпожи Сирни, однако он один не в состоянии это изменить.

«Я отношусь к нему благожелательно, — говорил Пёчхакер, — но я и вправду не понимаю, почему, коли уж он глава SB, он не мог просто приказать им заняться этим. Я полагаю, что относительно этого им сверху уже были даны указания всеми правдами и неправдами покрывать свои ошибки».

На какой-то стадии Пёчхакер послал запрос в Министерство внутренних дел Австрии, выражая недовольство отсутствием прогресса и заинтересованности в деле Наташи, но это ничего не изменило. Он также предположил, что принимавшие участие в расследовании высокопоставленные детективы, продвигаясь по служебной лестнице, могли быть не заинтересованы в возможном скандале. В частности, он назвал Эдельбахера и Гейгера, которые одно время входили в число кандидатов на руководство новым элитным полицейским ведомством, образованным из остатков расформированного SB.

Гейгер, пятидесяти одного года, возглавлял отдел убийств венского SB с 1991 по 2002 год, а затем был назначен руководить Отделом уголовной полиции. В 2005 году за заслуги перед страной его наградили Серебряной медалью, однако уже в начале 2006-го он был приговорен к условному заключению на три месяца за предупреждение сутенеров о предстоящих полицейских налетах на подпольные публичные дома.

Между тем мать Наташи продемонстрировала, что она вполне способна использовать средства массовой информации для продвижения своих дел. После заявления местной телекомпании ORF, что всего лишь через неделю после исчезновения Наташи ей прекратили выплачивать пособие на ребенка, по всей стране вспыхнули дебаты. Госпожа Сирни поведала: «Они сказали мне: нет ребенка — нет денег». В какой-то момент в дебаты оказался вовлеченным даже министр по делам семьи, отовсюду хлынули послания с выражением поддержки и с предложением денежной помощи в поисках Наташи.

Госпожа Сирни также начала акцию по критике SB, осмелившегося предположить, что несчастная мать может быть замешана в исчезновении собственной дочери. Ее интервью одной газете разожгло кампанию против этой версии полицейского расследования.

В ходе расследования были допрошены два ее женатых любовника. Это вывело их из себя, поскольку, по словам Пёчхакера, им пригрозили, что их жены обо всем узнают. Одного из них вытащили из пивной и попросили позволить полиции осмотреть его квартиру, на что тот согласился, так как его жены в то время не было дома. Также пытались найти и третьего мужчину, но безуспешно.

Предполагается, что другой, Ронни Хусек, провел с Бригиттой Сирни выходные накануне исчезновения Наташи. Он был известен как человек состоятельный и считался источником финансирования, о котором госпожа Сирни рассказала госпоже Глезер, когда говорила, что, вероятно, в скором времени она вновь займется бизнесом.

Наташа не находилась, поиски виновных затягивались, давление на родителей возрастало, и, поскольку никакой любви между ними уже не было, они начали обвинять друг друга в исчезновении дочери.

Первые обвинения всплыли 22 марта 1998 года, когда мать Наташи рассказала местной газете «Кронен цайтунг», что во время поездок в Венгрию отец взял за обыкновение брать с собой Наташу в ночные клубы, которые в Австрии можно посещать только людям, достигшим 21 года. Она жаловалась: «Я спрашивала его, насколько взрослый может быть туп, чтобы брать с собой десятилетнюю девочку на дискотеки, где танцовщицы исполняют эротические танцы».

Версия Венгрии в качестве места преступления была быстро отброшена. И не только благодаря тому, что Наташины школьные друзья рассказали полицейским, сколько она говорила о том, как ей там нравится, но и тому, что сотни венгерских полицейских прочесали деревню, где у отца Наташи был дом, и опросили соседей. За самим домом было установлено наблюдение. Соседи организовали патрулирование, а в деревне постоянно дежурил полицейский. В итоге полиция склонилась к тому, что отец говорит правду и действительно не имеет представления, где находится его дочь.

Отец Наташи, в свою очередь изведенный несчастьем и находившийся отнюдь не в лучших отношениях со своей бывшей, пришел к убеждению, что замешана она, и выступил с заявлением, обвинив ее в соучастии в похищении их дочери. Позже он отказался от своих слов, а когда Наташа наконец-то нашлась, извинился. Он заявил: «Главное, что моя маленькая девочка вернулась, остальное неважно. Я не хочу, чтобы оставалось что-то плохое».

Снимки Наташи тогда, как и сейчас, мелькали по всей Вене — все более безнадежные поиски продолжались. Она смотрела с плакатов, расклеенных по всей столице. Ее фотография висела даже в придорожном кафе «У Кристины», вне всяких сомнений вызывая у Приклопиля чувство некоего странного удовлетворения, когда он заглядывал туда выпить яблочного соку или перекусить сосиской.

Ей был посвящен выпуск австрийской версии телевизионной программы «Наблюдение за преступлениями» под названием «Aktenzeichen XY... ungelöst» («Нераскрытые дела XY»), в ходе которой в студию позвонил зритель и сообщил, что ее видели в машине с венгерскими номерами.

«Если бы у нас было место преступления, все было бы проще», — жаловался Хаймедер из SB. После совещания в SB, проведенного накануне вечером, полиция решила поменять стратегию. «Время крупной поисковой операции прошло», — заявил он. Полиции пришлось переключиться на более детальные и мелкомасштабные акции.

Родители Наташи сообщали, что к ним продолжают обращаться люди, утверждающие, что видели их дочь. Неоднократно звонил некий мужчина, говоривший, что он живет в Лангерцерсдорфе, а затем в Гензерндорфе. «Он говорил, что похитил Наташу потому, что она напоминает ему его умершую дочь. Это вполне соответствовало показаниям, в соответствии с которыми нашего ребенка увезли в автобусе с гензерндорфскими номерами», — рассказал Людвиг. То, что другие люди могут с ними так жестоко развлекаться, причиняло им боль, изумляло и утомляло их.

Найденные в августе 1998 года в Хорватии части человеческого тела вызвали в Вене переполох, когда Интерпол сообщил по факсу оперативной группе, что расчлененные останки принадлежат девочке в возрасте от десяти до четырнадцати лет. Родители приготовились к худшему, однако уже через несколько часов, когда соответствующую документацию и образцы ДНК прислали в Загреб, было объявлено, что это не Наташа.

В октябре поиски приняли сверхъестественный характер. Главный инспектор Хельмут Гросс отправил крупный отряд полицейских обыскивать склад боеприпасов времен Второй мировой войны, поскольку один экстрасенс сообщил ему, что там удерживается Наташа. Ни живой, ни мертвой девочки не нашли.

В декабре 1998 года оперативная группа получила возможность пользоваться новой компьютерной системой под названием VICLAS (Violent Crime Linkage Analyze System, Система анализа связей насильственных преступлений), которая регистрирует и сравнивает характер поведения преступников, в том числе и на сексуальной почве. Также программа оценивает вероятность того, что определенные преступления были совершены одним и тем же человеком. «В прошлом на эту работу у нас ушли бы недели, даже месяцы», — заявил Томас Мюллер, глава психологического отдела полиции. Мюллер работал по делам сумасшедшего подрывника Франца Фукса и серийного убийцы Джека Унтервегера, в прошлом был начальником отдела криминальной психологии SB — единственным сотрудником которого являлся он сам. Его книга «Человек-зверь» стала в Австрии бестселлером 2004 года. Компьютерная система называлась настоящим прорывом в сыскном деле, однако у нее был один изъян: она могла оперировать только с преступниками, которые были внесены в систему.

У Вольфганга Приклопиля едва ли было что-то серьезнее, чем талон предупреждения за превышение скорости и внушение за убийство воробья. Он находился вне поля зрения полиции.

Настало и прошло Рождество. Родители Наташи купили ей подарки, обернули их в красочную упаковку и положили под елку в ее комнате. Этот обряд был необходим им для сохранения психологического равновесия, это послужило опорой их веры в то, что она жива. Перед лицом всех признаков, что она, вероятно, уже давно мертва, эта вера помогала им сохранять здравый рассудок.

Теперь поиски и в самом деле переметнулись из нашего мира в иной. Экстрасенсы, уже инициировавшие один обыск, будут играть в деле роль более заметную.

«За прошлые годы прорицатели связывались с нами несколько раз, — рассказывал глава SB Эдельбахер, — но не столько, сколько сейчас». Из более чем тысячи подсказок, полученных оперативной группой по делу Наташи о ее исчезновении, каждая десятая исходила из того, что он назвал «четвертым измерением».

На официальном уровне полиция заявляла, что они отнюдь не рады тому обилию информации, что поступает от владельцев планшеток для спиритических сеансов, предсказателей и хранителей магических кристаллов. Неофициально же, говорил Эдельбахер, «в деле Наташи мы не хотим оставлять что-либо непроверенным. В конце концов, у нас у всех есть дети».

Поэтому троим полицейским из отдела по борьбе с наркотиками было поручено в свободное время заниматься экстрасенсорными контактами с Наташей Кампуш. Среди венских полицейских коллег они были известны как «Отдел по секретным материалам».

Из десятков экстрасенсов, к которым обращалась семья или же которые сами предлагали свои услуги, один выделяется особо. Примерно через год после исчезновения Наташи австрийский государственный телеканал ORF пригласил принять участие в обсуждении дела ясновидящую Халлер. Впервые Халлер оказалась вовлеченной в него, когда к ней обратилась полиция, — однако она отказалась назвать высокопоставленного сотрудника, как-то заехавшего, по ее словам, к ней за советом.

Предсказание, которое она дала по телевидению, было тем же самым, что она поведала и полиции, и которое оказалось поразительно точным. Она рассказала зрителям, что обнаружила «энергию Наташи на севе-ро-востоке Вены, за плавательным бассейном в Хиршштеттене», — который находится между местом похищения Наташи и ее тюрьмой в подвале.

Она также видела железнодорожные пути: дом Приклопиля располагался рядом с одной из крупнейших станций Вены. Говорила она и о кафе, куда частенько наведывался похититель. Она описала его как простую одноэтажную закусочную, типичную для пригорода, с засыпанной щебенкой подъездной площадкой. Одна ступенька у двери, старый деревянный пол и «что-то» внутри зеленое — либо дверь, либо стулья.

Кафе «У Кристины», где, как предполагается, Приклопиль впервые и увидел Наташу, тоже обыкновенное одноэтажное строение, каковых по всему городу десятки, с щебенкой у входа и единственной ступенькой, ведущей внутрь, но дверь желтая, не зеленая.

Халлер добавила: «Похититель привиделся мне стройным мужчиной примерно сорока лет». Ясновидящая, теперь уже шестидесяти одного года, все так же регулярно появляется на австрийском телевидении и радио, а также на страницах газет; стаж ее ясновидения составляет сорок лет. То, что она предсказала, будто Наташа находится там, где в конечном счете и была обнаружена, никак не комментировалось полицией, которая также не подтверждает ее заявления, что к ней за помощью приезжал один из руководящих сотрудников оперативной группы по делу Наташи. Поэтому неизвестно, пытался ли когда-либо этот сотрудник сопоставить ее указание с имевшимися в досье, что могло бы сделать Приклопиля подозреваемым еще на ранней стадии расследования.

Наравне с экстрасенсами появились и сумасброды. Бывший судья и кандидат на пост президента Австрии, Мартин Вабль, начал собственное расследование по делу и впоследствии выступил с заявлением, что в исчезновении дочери замешана мать. Однако, когда его убеждение переросло в одержимость, его заявления утратили всякую правдоподобность, и госпожа Сирни выиграла у него дело по обвинению в клевете. В итоге он был арестован за то, что выдавал себя за полицейского, пытаясь собрать против нее улики.

В 1999 году, позабыв о разногласиях, родители обратились с призывом пожертвовать средства в фонд в один миллион шиллингов в качестве награды за информацию о местонахождении Наташи. Однако мир неумолимо шел дальше. Наташа оставалась аурой, чем-то мистическим в городе и сознании миллионов, но со временем первые полосы газет и сенсационные выпуски новостей заняли другие фигуры — Йорг Хайдер, покойная принцесса Диана.

Полиция признала, что она там же, где и год назад. «По сравнению с положением годичной давности в этом деле мы не продвинулись ни на шаг», — заявил Шерц в первую годовщину Наташиного исчезновения.

Еще одна критика действий полиции заключалась в том, что не было составлено детального психологического портрета преступника. Профилирование, разработанное в исследовательских лабораториях ФБР в Квонтико, штат Вирджиния, теперь повседневно используется полицией по всему миру. Попытки сделать психиатрические «наброски» типа человека, который мог бы ее похитить, предпринимались, однако источники в полиции сообщили авторам, что они оказались крайне неудовлетворительными.

Мотивы преступлений на сексуальной почве весьма различны. Согласно выводам экспертов, их можно разбить на пять видов — секс, насилие, гнев, власть и страх, без преобладания какого-то определенного из них. Если бы был составлен полный психологический портрет Приклопиля, то он представлял бы собой образ нелюдима, мужчины с массой свободного времени, возможно подвергшегося в детстве насилию, придерживающегося невысокого мнения о женщинах, вероятно девственника, и стремящегося к власти.

И у которого был белый фургон. Если бы полный психологический портрет привязали к информации о владельцах белых фургонов, тогда появилась бы вероятность, что владельцев машин, к которым наведывались в Австрии, рассмотрели бы заново и к тем, у кого нашлись бы совпадения с перечнем, пришли бы снова.

Но этого не произошло.

Через год после похищения австрийская полиция распространила следующее заявление:

Мы проверти 2000 свидетельских показаний, тщательно изучили 150 подозреваемых, по различным поводам задействовали 500 полицейских, 200 жандармов и 13 поисковых собак, а также инспекторов Дунайского патруля, использовали поисковые вертолеты, в общей сложности проведшие в воздухе 150 часов. Мы сделали все возможное. Вероятность того, что Наташа стала жертвой преступления, высока. Но мы не исключаем и того, что она до сих пор жива. Все возможно.

В следующем месяце, после того как в Интернете обнаружились фотографии обнаженной девочки, пропавшей в Германии три года назад, следователи начали прощупывать венское подбрюшье детской порнографии. У города Габсбургов есть и темная сторона в виде принудительной детской проституции и хищников, извращенных душ, охочих до невинности. У Западного вокзала, подле парка Пратер, где на гигантском колесе обозрения катаются туристы, проституция процветает.

В домах известных педофилов были произведены облавы, с их компьютеров скачали отвратительные фотографии, которыми преступники обменивались по всей Европе. Полицейские целыми днями сравнивали все эти снимки с фотографиями Наташи. Было произведено несколько арестов. Но никто из них не был замешан в деле Наташи.

Полиция полагала, что похититель Наташи мог красть детей по заказу некоего мужчины, пытавшегося дважды за две недели похитить детей в пригороде Вены на своем фургоне «фольксваген». Во втором случае девочка укусила его за руку. Этого человека так и не поймали.

Следователи оперативной группы столкнулись с проблемой, что на предмет связи с делом Наташи приходилось рассматривать каждое изнасилование, попытку похищения или совращения малолетних. Это подразумевало изнурительные и потраченные впустую часы проверок и перепроверок по всей стране. И все это время Приклопиль находился менее чем в двадцати пяти километрах от штаб-квартиры полиции, где его преступление все так же ставило в тупик всех искавших его.

Примерно в то же время в Нижней Австрии был арестован растлитель малолетних. Его арест вызвал сильную реакцию в оперативной группе, не в самую последнюю очередь потому, что за год до этого он был зарегистрирован как проживающий на той же улице, что и Наташа. Как растлитель детей он состоял на учете уже долгое время, жил в одиночестве и слыл педофилом худшего качества. Однако в день похищения он находился в тюрьме за преступления на сексуальной почве.

Полиция снова обратилась к сверхъестественному. «Я хочу, чтобы убийца был найден», — заявил Франц Плаш, гадатель по маятнику, сообщивший «Кронен цайтунг» с пугающей уверенностью: «Наташа мертва. Ее убили на второй день после исчезновения».

Перед Плашем ради заметки в газете разложили карту Вены. Маятник, который он держал, упорно смещался к точке на северо-востоке города. «Здесь, рядом с так называемым “Перекрестком”, примерно в пятнадцати километрах от собора Святого Стефана, лежит ее тело. Убийца похоронил девочку в лесу на глубине около четверти метра».

Плаш мог указать лишь участок площадью примерно 300 квадратных метров. «К сожалению, более точное предсказание невозможно. Но я уверен, что полиция обнаружит тело и избавит ее родителей от мук неизвестности». Полиция надлежащим образом направила туда поисковый отряд с собакой. Конечно же, они ничего не нашли, однако в нескольких деталях Плаш был прав: она была под землей, на северо-востоке города и недалеко от собора Святого Стефана.

Настало новое тысячелетие, но и оно не принесло сдвигов в деле. В 2000 году один полицейский признался: «Наши познания остаются почти такими же, как и в 1998-м. К сожалению, мы нисколько не расторопнее, чем были в самом начале». В 1999 году было исследовано более 300 мест, на которые поступали указания, что там может быть похоронено тело Наташи.

В 2001 году в Австрии впервые по делу о пропавшем без вести был задействован Интернет. Полностью автоматизированный поисковый компьютер, снабженный фотографией Наташи, начал искать исчезнувшую девочку на двух миллионах страниц Всемирной сети. Программа немецкой компьютерной фирмы даже проделала цифровое взросление лица Наташи. Надежда была слабой, но все же была.

Не обошлось и без частного предпринимательства. Немецкая компьютерная корпорация «Кобион» разработала собственную поисковую машину, с помощью которой искать по всему миру изображение Наташи могла тысяча компьютеров. Помощь компании, которая обычно занималась поисками противозаконного использования своих логотипов и изображений, была с благодарностью принята.

В 2001 году, через три года после исчезновения Наташи, Эрнст Гейгер, один из старших детективов в расследовании, заявил: «Дело уникальное. Со времени основания республики в 1945 году это единственный случай пропавшего ребенка моложе четырнадцати лет, который не нашелся или же не оказался мертвым».

Отец Наташи, все еще пребывавший в убеждении, что полиция упускает первостепенные улики, посвятил себя совместной работе с Пёчхакером по беспрестанным и всепоглощающим поискам новых свидетельств. Информация, которую он предоставил полицейским, привела к еще нескольким раскопкам в районе в безуспешных попытках отыскать ее тело. За восемь лет ни один из ее родителей так и не сдался, вопреки укоренившемуся мнению общественности, что она мертва.

В 2002 году SB было расформировано и подвергнуто унизительному слиянию с местным Отделом уголовного розыска, к которому SB столь долго относилось подчеркнуто высокомерно. Однако дело Наташи не переехало вместе с ними на новое место в ОУР. Оно стало «глухарем», самым худшим типом дел из всех, над которыми надо работать, равно как и самым худшим для родителей, ожидавших результатов.

Под нажимом Пёчхакера специальная комиссия из восьми полицейских принялась заново рассматривать все досье, показания свидетелей, материалы по поиску и даже намеки — не только из нашего мира, но и из потустороннего. Специальная комиссия местного отдела полиции в основном состояла из следователей из Бургенланда, первой ее задачей был разбор стосорокастраничного доклада и папок со свидетельствами, собранными частным детективом за четыре предыдущих года.

Однако, хотя команда из оперативной группы по делу Наташи и осилила тысячи страниц, первоначальные подозреваемые и свидетели так и не были повторно допрошены.

Пёчхакер рассказывает о своем разочаровании и повторных ложных версиях. Он сообщил, что в какой-то момент он и Кох планировали поговорить со знакомыми Людвига из местных баров, поскольку он знал, что некоторые из них видели Наташу. По его словам, акция была отменена, когда госпожа Сирни позвонила им и потребовала, чтобы они занялись новой версией, которая, как оказалось, никуда не привела.

Кох попытался отказаться, но через час она позвонила ему снова и все-таки убедила. Пёчхакер заметил: «Без господина Коха мне, несомненно, было трудно подступиться к этому обществу».

Когда Наташа находилась в заточении уже пятый год, полицейские, ведущие ее дело, были по принципиальным соображениям сменены. Все нераскрытые дела об убийствах неизменно пересматриваются, и новые полицейские, как это подразумевалось, подошли к делу Наташи беспристрастными и в ряде случаев «способными разглядеть то, что изначально было упущено их коллегами. Да и у свидетелей после нескольких лет зачастую появляются совершенно новые мотивы. Любовники предоставляют алиби, а бывшие любовники уже отказываются признаться в этом».

Однако сегодня есть и третья важная причина уделять время подобным глухим делам. Ханнес Шерц поведал: «За последние несколько лет судебная наука, особенно анализ ДНК по биологическим следам, открыла совершенно новую главу с огромными возможностями. Первым делом мы рассматриваем улики, что были собраны ранее. Затем ищем какие-либо следы, и в конечном счете точно оцениваем, чем же являются данные улики».

«Воли случая — вот чего они ожидают, — жаловался Пёчхакер. — Точно так же, как был найден убийца школьницы Алекс Шрифл — здесь, в Австрии, дело довольно громкое, — больше чем через десять лет, когда он по пьяни подрался с полицейским. Так они и раскроют загадку исчезновения Наташи. Только благодаря случайности». Он был почти прав.

Однако команда, занимавшаяся «глухарем», все же составила пятидесятистраничную докладную записку, в которой заявлялось, что «разные люди, замешанные в деле в различные периоды, давали показания, которые в корне не согласовывались». Источники сообщили авторам, что они пришли к заключению, что «в окружении Наташи были люди, которым было что скрывать, вроде незначительных преступлений... которые тем не менее могли оказаться связанными с исчезновением Наташи». Поэтому следствие вернулось к повторным допросам членов семьи, лиц, заметивших номера фургонов, соседей, за исключением отшельника в Штрасхофе, который должен был опасаться более всех, однако не тревожился.

Дело Наташи перетекло в едва ли не бездействие на законных основаниях. Полиция составляла запросы, время от времени призывала обращаться к ним новых свидетелей. Для Интерпола была даже сделана новая серия фотографий похожей одежды, в которой Наташа была во время исчезновения, — снимки были разосланы по всей Европе.

Генерал Роланд Хорнгачер, главный следователь по делу, сказал в отчаянии: «Дело Наташи Кампуш — кошмар для полиции. Мы сделали все, что могли. Но пока не будут найдены новые следы, какие-либо нити, это дело просто нельзя закрыть».

Конечно, Хорнгачер был в праве дать такой комментарий, однако он был отнюдь не безукоризненной фигурой. С 1997 по 2002 год он возглавлял департамент по борьбе с экономическими преступлениями, с 2002 по 2005-й — ОУР, а с 2005 по 2006-й — полицию Вены. За службу стране он был награжден Золотой медалью за заслуги, однако в 2006 году был отстранен от службы и на время написания книги находился под следствием за злоупотребление служебными полномочиями и взяточничество, а также подозревался в передаче журналистам конфиденциальной информации.

В 2004 году поиски снова переместились за границу. Полиция обратилась к французским властям на предмет возможной связи с делом педофила Мишеля Фур-нире. Глава отдела по расследованию организованных и общеуголовных преступлений Службы уголовного розыска, Эрих Цветтлер, настаивал, что это «просто обычный порядок. Нет никаких улик или нитей, свидетельствующих о наличии связи». Фурнире показал, что часто ездил за границу в белом фургоне. «В Европе несколько тысяч белых фургонов, так что навряд ли можно сказать, что это версия», — уверял Цветтлер.

В ноябре того же года вышла книга Пёчхакера «Дело Наташи». В предисловии он выразил свое разочарование тем фактом, что из-за большого числа просчетов дело, которое можно было бы раскрыть без труда, затянулось на годы, и заключил: «Эта книга описывает один из крупнейших позоров полиции в современной истории Австрии».

Критика исходит едва ли не от каждого, кто непосредственно соприкасался с расследованием. Доктор Бергер, который сейчас играет такую важную роль в попытке излечения рассудка Наташи, критиковал полицию за ведение дела, заявляя, что они проявляют «слишком большую скрытность», а видный местный журналист Герфрид Шперль в своей колонке венской газеты «Дер штандард» заметил, что с полиции за многое нужно спросить.

Он задается вопросом: «Почему за домом Приклопиля хотя бы не установили наблюдение, если по каким-то причинам нельзя было получить ордер на обыск?» — и продолжает, вопрошая, сколько же из 800 человек, числящихся в настоящее время в Австрии пропавшими без вести, 200 из которых дети, претерпевают судьбу, схожую с Наташиной, будучи запертыми в темницах, в то время как над их головами жизнь течет как обычно.

Самое четкое подытоживание провала расследования исходит от одной из его ключевых фигур. Эдельбахер возглавлял в то время венское SB и вышел в отставку лишь за месяц до Наташиного освобождения. Он заявил:

Никто — ни я, ни какой-либо другой полицейский — не верил, что она все еще может быть жива. Это сенсация. Однако это ужасно, что ее удерживали в нашем районе целых восемь лет, в то время как ее безрезультатно разыскивали тысячи полицейских. Да, нужно задаться вопросом, где мы ошиблись. Мы об этом столько думали, перебрали столько версий, даже такую, что она попала в руки занимающихся детской порнографией, — да все, какие только можно. Поэтому многие следователи жертвовали своим самым дорогим, чтобы вернуть ее.

Итак, за восемь с половиной лет Наташиного дела карьеры двух полицейских рухнули. Расследование провалилось на многих уровнях. Не было предпринято обыска ни дома Приклопиля, ни его фургона — хотя бы одними полицейскими либо с собаками. Не было сделано его фотографий, не был составлен его полный психологический портрет. Полиция полагалась на компьютерную систему, которая оперировала лишь с известными преступниками, и, по-видимому, так и не была проведена связь между кафе «У Кристины», похитителем и семьей Наташи и тамошними завсегдатаями. Дело не в том, что следствию недоставало энергичности, ему недоставало связности. Оно велось в неверном направлении, растрачивалось впустую и, конечно же, неправильно управлялось.