Библейский канон
Христианство изначально являлось книжной религией. Обучение новообращенных и жизнь общины основывались на чтении священных текстов. Тем не менее было бы ошибочно утверждать, будто христианство — «религия одной книги», поскольку даже само слово biblia по–гречески означает «книги» (во множественном числе). Библия включала в себя целый ряд очень разнообразных литературных произведений, вместе обычно называемых «писания» (graphai).
Когда апостолы начали проповедовать учение Христа, их первыми слушателями стали палестинские евреи, затем грекоязычные «иудеи рассеяния». В великом городе Востока Александрии был еврейский квартал, а в Риме им дозволили расположить свои лачуги достаточно обособленно от столицы языческого мира. Некоторые иудеи, осевшие в сельской местности, сумели разбогатеть и стать землевладельцами, а горожане пристроились ремесленниками и пооткрывали лавочки. Именно в их синагогах прозвучали первые христианские проповеди, и исходя из их священных книг благовестники доказывали, что обетованный Мессия (Христос) и есть Иисус. Сходные события описаны в Деян. 13:14–42 (ср. 9:20–22). В синагогах с благоговением хранили Закон, то есть Пятикнижие Моисеево, с которого начинается современная Библия. Кроме того, имелись Книги Пророков, а также Писания, включавшие в себя Псалтирь, Притчи и другие поучительные книги.
Саддукеи, заведовавшие иерусалимским храмом, признавали только Закон, то же делали самаряне. Учителя закона (фарисеи) наряду с Пятикнижием Моисеевым почитали Книги Пророков и Писания. Вскоре после появления христианских проповедников, а именно — после падения Иерусалима в 70 г., раввины собрались и приняли «канон», то есть ограниченный список книг, ставший впоследствии основой канона христианского. Некоторые книги или главы, часто читавшиеся в синагогах, оказались исключены из числа священных. Среди них были книга Иисуса, сына Сирахова, книги Маккавейские, главы Даниила о Сусанне и старцах и о Виле и драконе. Часть из них сохранилась в полной Библии с пометкой «апокрифы» или «неканонические». В некоторых случаях (например, длинное продолжение Книги Есфири) дополнительные главы существовали только в греческом переводе, а в еврейском оригинале отсутствовали. Это вплотную приводит нас к вопросу о языке Библии.
В Палестине, Сирии и Вавилонии христиане общались с людьми, которые говорили на диалектах арамейского (позже — сирийского), а еврейское Священное Писание читали в свободном арамейском переводе, называемом «Таргум»; кроме того, многие владели еще и греческим. В других местах последний являлся родным для подавляющего числа людей, и поэтому проповеди и чтение Писания также были на языке эллинов. Греческий перевод еврейской Библии появился не позже 200 г. до н. э. Сохранилась легенда о его чудесном появлении из–под пера семидесяти александрийских толковников, благодаря которой он получил название «Септуагинта» («Семьдесят») и краткое обозначение «LXX». Немало книг ходило в греческих переложениях, и христиане стали относить к Септуагинте их все, хотя легенда касалась лишь Закона. Одни переводы были ближе к оригиналу (Пятикнижие и Псалмы), а другие существенно отличались от него: притчи Книги Иова и Есфири производят впечатление свободных пересказов и местами восходят не к общепринятому Масоретскому тексту, а к иному, более древнему, оригиналу. Даже наиболее точные из переводов отражают религиозные идеи эллинов. Например, в Исх. 3:14 есть сложное для понимания место: Бог открывает свое имя Моисею и говорит: «Я есмь Кто Я есмь». Перевод гласит: «Я есмь Сущий» (ho on), тем самым текст приспособлен к греческой философии, где «сущее» (to on) считалось вечно и подлинно присутствующим в противовес изменчивому и становящемуся. В тех случаях, где в еврейском оригинале люди «узрели» Бога, перевод рассказывает о том, как Бог «явился пред ними» (Исх. 24:10 и др.).
Греческий вариант Священного Писания стал в это время основой для религии синагог и вдохновил немало литераторов. Известный александрийский мыслитель Филон (20 г. до н. э. — 50 г. н. э.) написал подробное толкование к пяти книгам Закона и провозгласил Моисея учителем высшего философского пути жизни. Неприемлемые для греческой философии идеи (особенно концепция Бога), неточные сведения об исторических событиях, невозможные законы объяснялись как иносказания, имеющие некий духовный смысл. Сходным образом стоики оправдывали непристойные поступки богов, описанные Гомером.
После гибели Иерусалима в 70 г. раввины заложили основы современного иудаизма в виде официального древнееврейского варианта Библии, а греческие переводы убрали из синагог. Тем не менее большая часть иудеев считала родным языком не еврейский, а греческий, и полностью отказаться от него было невозможно. За первые несколько веков нашей эры появилось три новых и более точных перевода, названных в честь толковников Феодоция, Симмаха и Аквилы. Христиане же держались за традиционный вариант, находя в нем нюансы, помогающие в доказательстве их идей. Кроме того, сохранению старого перевода способствовали иудеи Филон и Иосиф Флавий, чьи книги пользовались уважением у христианских богословов и толковников.
Ранние христианские проповеди нередко начинались с чтения греческой Библии в синагоге. Если все собрание принимало Благую Весть (а такое случалось), то синагога превращалась в церковь и продолжала служить по тем же книгам. Чаще бывало так, что обращались отдельные слушатели, и тогда в новой церкви оказывались как бывшие иудеи, так и отрекшиеся от идолов язычники. Таким группам были нужны книги, достать которые было трудно и дорого. Обычно переписывали со свитков, принадлежащих другой церкви. При этом сами новообращенные не знали, какие книги считать священными, приходилось полагаться на слово братьев, предоставивших текст. Именно поэтому крупные церкви в Риме, Антиохии и других важных городах приобрели определенное влияние на меньшие общины.
В конце концов образованные люди стали задумываться над тем, как определить истинность текста и его каноничность. Одним из самых ранних примеров, который относят к 170 г., считают поступок Мелитона Сардийского из Малой Азии. В поисках точных сведений «о древних книгах, их числе и порядке» он отправился на Восток, «туда, где по ним проповедовали и где их писали», и вернулся со списком «книг Ветхого Завета» (Фрагмент 4 приводится у Евсевия в «Церковной Истории», 4.26.13–14). Список Мелитона совпадает с укороченным каноном, принятым раввинами после падения Иерусалима, что подтверждает его слова о путешествии в Палестину. Те же книги, хотя в другом порядке, приводятся позднее Оригеном, который хотел в споре с иудеями ссылаться только на тексты, принятые у его противников (Евсевий, «Церковная История», 6.25.1–2). Однако сам Ориген считал священными намного большее число книг и ссылался на Сеп–туагинту как на Слово Божие, в том числе на Премудрость Соломонову и дополнительные главы Даниила. По–видимому, Церковь не подвергала сомнению их богодухновенность, пока не вступила в споры с иудеями.
Вопрос канона стал камнем преткновения для многих верующих. Восточные отцы обычно пользовались длинным списком, но со времен Афанасия («Торжественные послания», 39) стали различать строго канонические и второстепенные книги. Единственным исключением оставались великие антиохийцы Иоанн Златоуст и Феодорит, которые никогда не делили священные тексты по важности. Западные отцы под влиянием Августина и руководимых им соборов (Гиппонского в 393 г. и Карфагенского в 397 г.) почитали все Писание равносвященным. Только усилия Иеронима по возвращению к еврейскому оригиналу смогли пошатнуть единодушие латинян и ввести деление книг на канонические и неканонические, что впоследствии привело к полному отказу протестантов от апокрифов.
Толкование Писания
Одно дело — обладать бесценными книгами, другое — читать и понимать их. Первые благовестники, обращаясь к слушателям синагог, старались ограничиваться буквально несколькими строчками священного текста и на их основе показывать, как Христос осуществил древние пророчества и как «исполнилось Писание». Апостол Павел объясняет суть Евангелия так: «что Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что Он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию» (1 Кор. 15:3–4). В Новом Завете легко отыскать места из иудейской Библии, становившиеся причиной споров, например, Пс. 109 в Мк. 12:35–37 и Евр. 5 и 7. Странствующие проповедники делали для себя выписки важнейших для христиан текстов (всю Библию носить было бы тяжело). Позднее такие подборки были изданы официально под названием «Свидетельства» (Testimonia). Автором одной из них считают Киприана. Богословы пытались расширить число текстов, способных послужить христианскому благовестию; именно этому посвящено новозаветное Послание к Евреям, а также «Разговор с Трифоном иудеем» Иустина.
Кроме проповеди о Христе в Священном Писании было много полезного, что иудеи уже давно нашли для себя. Истории о жизни праведников подавали добрый пример молодым верующим. Заповеди о служении Богу и отказе от идолов, о твердости в вере и нравственной чистоте неоднократно повторялись христианскими учителями. Первое послание Климента Римского содержит огромное число ссылок на иудейскую Библию, откуда автор выводит необходимость повиновения законам и постановлениям Божиим. Даже слова Иисуса Христа Климент приводит по Ветхому Завету (напр., 1 Клим. 22). Толкование Библии начинается спором и продолжается распрей. Христиане разбирали вместе с иудеями смысл древних пророчеств и предъявляли ветхозаветные подтверждения того, что Иисус есть Христос (Мессия) — об этом говорил в Эфесе красноречивый Аполлос (Деян. 18:27–28), и об этом же писал Иустин в «Разговоре с Трифоном иудеем». Способность видеть Христа в Священном Писании является даром Святого Духа, Который может убрать «покрывало», мешающее иудеям правильно понимать Моисея (2 Кор. 3:12–18). Таким образом, для постижения смысла Слова Божия требуется не только усердное изучение, но и озарение свыше. Наделенные этим даром становились во главе растущих общин. Чтобы выяснить, как из Библии родилось богословское учение, важно разобраться в порядке распределения полномочий между членами общины.
Церковное руководство глазами «Дидахе»
Первыми предводителями общин были апостолы (которых называли даже благовестниками), проповедовавшие Слово Божие в разных землях. Изначальный смысл греческого слова apostolos неясен, но, вероятнее всего, его можно перевести как «посланник». Первые апостолы были посланы проповедовать лично Христом, но церкви стали называть так и своих проповедников, отправляющихся в далекие края с благословения общины. Дары Святого Духа, принимаемые верующими, способствовали появлению новых должностей помимо апостольских. Речь идет о пророках и учителях. В раннем документе, определяющем церковный порядок («Дидахе», 11–13), содержатся важные сведения об этих трех типах служения; подобное имело место в коринфской церкви, описанной Павлом (1 Кор. 12:28). «Дидахе» старается провести черту между истинными апостолами, пророками, учителями — и самозванцами; из текста ясно, что истинные могли рассчитывать на помощь деньгами и снедью.
Апостолы были странниками. Если они задерживались в одном месте больше чем на две ночи, то теряли доверие людей и свой особый статус. То же ожидало и тех, кто начинал выпрашивать деньги («Дидахе», 11.4–6). В этом контексте «лжепророк» практически означает «мошенник». Истинные пророки говорят Духом Святым, а потому обладают высшей властью, однако следует опасаться притворщиков, чьи дела расходятся со словами. Если, будучи в Духе, пророк повелевает приготовить трапезу, его требование должно быть выполнено, но если он станет есть выставленные блюда, то выдаст стремление к собственной выгоде, а значит, он — лжепророк. То же и в случае, если он потребует денег («Дидахе» 11.7–12).
В отличие от апостолов, пророки не были случайными гостями, а поселялись надолго и управляли общинами. Им полагались «первые плоды» урожая (видимо, десятина), «ибо они — первосвященники ваши» (13.3). Кроме духовного наставничества и благотворительных обедов, пророки отвечали и за молитвенные собрания. Во время евхаристической трапезы «пророки да вознесут хвалу по мере своего желания» (10.7).
Сходное положение занимали учителя (13.2), которым поручалось хранить традиции и вести занятия по катехизису для новообращенных. На уроках они рассказывали о том, что необходимо знать перед принятием крещения, ограничиваясь сведениями типа собранных в «Дидахе». В этой книге приводятся и способы, как уберечь церковь и ее казну от мошенников наподобие хитрого Перегриния, героя одноименной комедии Люциана.
Деятельность пророков сверялась с учением Церкви: в 1 Ин. 4:1–3 пришедшим от Бога почитается дух, исповедующий Иисуса Христа во плоти, а отрицающий это есть антихрист. Такие свидетельства объясняют, почему это служение постепенно потеряло свое значение и исчезло, хотя некоторые обязанности пророков остались, перейдя к другим должностям.
Типичным новозаветным пророчеством является последняя книга Библии — Откровение Иоанна Богослова (именно так, Книгой пророчеств, называет ее автор в Отк. 22:6–10). Хотя толкование ветхозаветных предсказаний о Мессии как свидетельств о распятом Христе является достойным занятием для каждого верующего, здесь кроется немало опасностей: запутавшись в трудных текстах, некоторые люди придавали им новый, иногда совершенно невероятный смысл. Из–под их пера, якобы по озарению свыше, рождались мистические трактаты и новые истины, по форме напоминающие древние пророчества, но по сути несущие совершенно иное учение. Таким образом, апостолы–странники исчезли, а пророки потеряли власть над церквами. Во главе общин встали новые личности.
Произошедшая перемена заметна и по «Дидахе». Дело в том, что этот документ является подборкой разных по происхождению и времени написания текстов. Большая часть его наставлений касается церкви, которой управляли апостолы, пророки и учителя, но ближе к концу книги указания становятся несколько иными. Говорится о том, что каждое воскресенье глава церкви должен преломлять хлеб и возносить благодарение после усмирения всех разногласий, для чего: «изберите из своей среды епископов и диаконов, любящих Господа, людей кротких и бескорыстных, честных и уважаемых; они будут служить вам и за пророков, и за учителей («Дидахе», 14–15.1). Регулярные собрания вместо встреч, назначаемых по непредсказуемому повелению пророков, предполагали более упорядоченное служение. Людей избирали на должность уже не по особым дарам, а по благопристойности поведения, нужны были честные и бескорыстные (ведь им приходилось иметь дело с деньгами).
Таким образом, «Дидахе» отражает переход от ранней эпохи к форме управления, знакомой по разным источникам: в одном из посланий Павла епископы и диаконы упоминаются прямо (Фил. 1:1), а в другом — косвенно (1 Тим. 3:1–13); а Климент Римский называет такую власть «богоустановленной» и заповеданной в Священном Писании (1 Клим. 42:4–5).
Обычно эти тексты трактуют как свидетельства о существовании совета пресвитеров, которых также называли епископами, и совета диаконов, помогавших пресвитерам–епископам в практических вопросах. Однако прежде, чем обсуждать это, нужно разобраться в терминах.
Слово «пресвитер» (греч. presbyteros) означает «старец» или «старейшина». Так обращались к любому пожилому человеку, но в иудейских синагогах такое звание закрепилось за преклонного возраста мужчинами, из которых состоял управляющий совет. Уже в Новом Завете встречаются упоминания о пресвитерах, помогавших апостолам вести дела в иерусалимской общине (Деян. 15:6) или рукополагаемых Павлом для служения в нееврейских церквах (14, 23). Однако термины «пресвитер» и «епископ» были тогда взаимозаменяемыми, что подтверждается в Деян. 20:17–28 и Тит. 1:5–7. В Первом Послании Климент рассказывает об отстранении от должности недобросовестных «пресвитеров», а в другом месте он же их называет «епископами» и «диаконами». Даже когда роль епископов заметно возросла, их продолжали порой именовать «пресвитерами» (например, Ириней о епископах Римских в «Церковной Истории» Евсевия). Позже пресвитерами стали называть помощников епископа, и так появилась должность священника.
Что же касается слова «епископ» (греч. episkopos), то оно переводится как «блюститель» или даже «проверяющий». Неизвестно, как оно попало в обиход христиан, но термин вполне подходит для человека, несущего ответственность за всю общину. Климент подчеркивает, что в обязанности епископа входила проверка жертвенных даров, замечая при этом: принося дары, достойный епископ остается чист и непорочен (1 Клим. 41:2, 44:4). Кто–то скажет, что речь идет о литургической чистоте. Однако вспомним: жертва благодарения зачастую состояла из добра, которое верующие отдавали на нужды общины, посвящая свои дары Господу. Епископ же проверял приношения и решал, пригодны ли они в жертву Богу. Иными словами, от него зависело, кто будет допущен к участию в евхаристии. Эти обязанности в разное время выполняли пресвитеры, пророки, апостолы и учителя, но ответственность была столь велика, что только лучшие из лучших могли с ними справиться. Епископ решал, кто может принести жертву к алтарю и получить при этом положенную долю добра, и это давало ему безграничную власть над церковью. Он принимал в общину и изгонял вон. Он назначал людей читать молитвы и проповедовать, а при возникновении богословских споров сам делал и то, и другое. Епископ также решал, принять ли гостей из другой общины, а значит, распоряжался и межцерковными связями.
«Диакон» (греч. diakonos) переводится как «служитель» или «работник». В Деян. 6:1–6 рассказывается о происхождении этой должности, хотя в раннехристианскую эпоху так могли называть всех, кто как–то помогал вести дела в церкви. Вскоре диаконы оказались закреплены за епископами и выполняли их указания во время литургии, особенно при распределении евхаристических даров и доставке надлежащей доли на дом к больным и отсутствующим (Иустин, «Апология», 65). В Деян. 6 объясняется, что диаконы освобождали епископов (в данном примере — апостолов) от утомительных забот о столах, чтобы те занимались только проповедью и учительством. Постепенно положение диаконов становилось все более влиятельным, ибо им стали поручать ежедневное написание писем и хранение казны; а кроме того, некоторые из них успешно благовествовали, как видно на примере Филиппа и Стефана.
Церковное руководство глазами Климента Римского, Игнатия и Иринея
Помимо «Дидахе» у нас есть весомые письменные свидетельства в виде работ Климента Римского и Игнатия Антиохийского, хотя полными эти сведения назвать еще нельзя. В конце I века Климент пытался разобраться с распрей в коринфской церкви, разгоревшейся между молодыми и старыми верующими, которая привела к отставке пресвитеров. Он пишет, что Церковь живет любовью, как единое тело, члены которого вверяют свою волю в руки Божий и повинуются друг другу. В доказательство того, что и епископы и диаконы «предсказаны» в Ветхом Завете, он ссылается на Священное Писание, утверждая, что закон Моисеев и закон Христов (переданный через апостолов) поддерживают разделение обязанностей между служителями церкви. Отставка добросовестных епископов — тяжкий грех (1 Клим. 40–44), потому что избранные Христом апостолы назначили первых епископов и передали им свои полномочия. Здесь Климент четко формулирует учение об апостольской преемственности, ставшее одним из постулатов веры соборной Церкви. Можно спорить об истинности этого догмата, но богослов выдвигает его как следствие исторических событий, описанных в Библии, и пытается связать духовную власть и традиционное служение. Из послания не ясно, кто управлял церковью в Риме или Коринфе: единственный епископ или совет пресвитеров.
В семи посланиях, написанных не позднее 115 г., Игнатий Антиохийский поддерживает идею о необходимости составить одного человека над каждой церковью. Сам богослов как раз был епископом Антиохийским, главой церкви в важнейшем городе Сирии, где апостолы обратили немало язычников. Единственная более ранняя фигура, чье положение можно сравнить с Игнатием, — это Иаков, брат Господень, который руководил иерусалимской церковью, не будучи апостолом в строгом смысле слова (Деян. 12:17; 1 Кор. 15:7; Гал. 2:9). Игнатий писал разным церквам в западной части Малой Азии, а также в Риме, куда был привезен для суда и казни. Он встречался с руководством этих общин и призывал их преодолевать возникающие разногласия, в том числе в богословских спорах, полагаясь на мудрость епископа.
Осуждаемые им ошибки сводились к насаждению ненужных иудейских обрядов («К магнезийцам», 8–10) и отрицанию реального плотского бытия Иисуса Христа, подобно лжепророкам из 1 Ин. 4:1–6 («К траллиянам», 9–10). Каждая из церквей описана им как группа верующих, сплотившаяся вокруг епископа. Последний подобен самому Богу, пресвитеры — группе апостолов, а диаконы — воинству небесному, и все заслуживают подобающего отношения («К смирнеянам», 8). Без епископа или, по крайней мере, без его благословления, нет ни евхаристии, ни крещения, никакая духовная деятельность не правомочна. Интересно, что Игнатий упоминает епископа или прямо обращается к нему во всех работах, кроме Послания к Римлянам. Для этого могли быть особые причины, но манера письма у Климента и свидетельство «Пастыря» Ермы (книга того же периода) заставляют думать, что римская церковь подчинялась совету пресвитеров, в который входили также пророки и учителя, все они назывались епископами. Однако Игнатий писал свои послания в период, когда упразднение советов и избрание единого главы церкви стало жизненно необходимым из–за растущего числа споров и разногласий, особенно по вопросам веры. Об этом пойдет речь в следующей главе, а пока заметим, что предложения Игнатия и Климента пришлись по душе подавляющему числу общин. В работе «Против ересей», 3.3.1–2 Ириней приводит список епископов Римских. При всем многообразии мнений о правомерности включения туда первых пяти имен мало кто оспаривает остальные. Сам Ириней повторяет этот список, начиная с шестого епископа Сикста, когда в 190 г. в письме к Виктору, епископу Римскому, перечисляет его предшественников (при этом имя Сикста пишет почему–то по–гречески — Xystus. — Евсевий, «Церковная история», 5.24.14). Даты правления Сикста достоверно не известны; предположительно, это могло быть вскоре после мученической гибели в Риме Игнатия Антиохийского, вызвавшей сильный отклик в сердцах многих христиан. В 180 г. Ириней утверждал, что первые епископы повсюду назначались лично апостолами и современные ему епископы являются прямыми преемниками основателей церквей (см. главу 6 данной книги). Совет Климента и строгая рекомендация Игнатия гласили: в каждой церкви — только один епископ.
Ириней соглашался со своими предшественниками, что епископы обладали особым даром хранить апостольскую истину и гарантией тому служила преемственность. Важную роль в укреплении этого мнения сыграл Поликарп, епископ Смирнский, обеспечивший переписку и передачу посланий Игнатия следующей церкви; одно из них было адресовано лично ему (см.: Поликарп, «Окружное послание», 13). Он тоже погиб мученической смертью в 156 г. Ириней утверждает, что, будучи еще ребенком, учился у Поликарпа, а тот, в свою очередь, учился у апостолов («Против ересей», 3.3.4).
Нет ничего удивительного, что такие люди, как Игнатий, Поликарп и Ириней, отстаивали идею о церкви, сплотившейся вокруг одного епископа, которого хорошо знали бы и члены общины, и другие епископы. В правильности такого порядка их убеждал собственный опыт. Как мы увидим далее, благодаря этим усилиям святая соборная Церковь обрела некое подобие структуры. В каждой общине появилось лицо, призванное хранить истинное вероучение и помогать людям жить праведно, защищая церковь от ошибочных трактовок Священного Писания. Ириней развил теорию «единодушия епископов», что позволило верно понимать смысл Слова Божия.