— Что ж, — сказала Агнес, — оставайся здесь, если хочешь, но я возвращаюсь в Наблус. — Она повернулась, окинув Сибиллу кратким оценивающим взглядом. — Куда это ты собралась в таком виде?

   — На охоту с Ги. — Сибилла была в длинной прямой юбке и сапогах, волосы упрятаны под белую облегающую шапочку. Вслед за матерью она вышла из дверей во внутренний двор, залитый ярким солнцем.

   — Ты красивая женщина, моя милая, когда оденешься, как должно. — Агнес остановилась на краю двора и огляделась. — А в этом наряде тебя можно спутать с дочкой горшечника. Ну конечно, никто ещё не готов!

Сибилла оглядела пыльный двор. Замок Монжисор стоял на холме, возвышавшемся над равниной, — приземистый донжон и пара башен, окружённые стеной, несколько бревенчатых пристроек. Замок был избран для встречи, поскольку принадлежал Сибилле — она получила его в приданое, когда вступала в первый брак.

Однако с тех пор, как прошлым вечером сюда прибыл Керак, замок точно перешёл в его владение — люди Керака расхаживали по стенам, стояли у ворот. Ги, похоже, не замечал этого, но Сибиллу такое самоуправство раздражало.

   — Ты будешь здесь единственной женщиной, — сказала мать. — Надеюсь, это тебя осчастливит.

Из конюшни, что располагалась в погребе башни напротив, конюх вывел под уздцы нескольких лошадей. За ними четверо мужчин с трудом тащили огромные закрытые носилки с занавесками и креслом, объёмистые, точно корабль, в которых всегда путешествовала Агнес.

   — Стало быть, ты всё же уезжаешь, — сказала Сибилла, — Как жаль. Что скажешь о малышке?

   — Она просто прелесть. Можешь привезти её ко мне в Наблус, чтобы я могла вдоволь её побаловать. — Агнес натянула перчатки. На щеках её горели густо-красные пятна румян. — Этот замок не удобнее пещеры, и здесь ничего не происходит, разве что мужчины ссорятся и задирают друг друга. Впрочем, девочка моя, поступай, как знаешь.

Сибилла скрестила руки на груди. Кое в чём мать, конечно, была права. Монжисор был холодным и затхлым жилищем, и, хотя прибыла только половина гостей, замок уже оказался забит до отказа. Как раз в эту минуту ещё кто-то подъехал к воротам и пытался войти. На стенах зашевелились стражники Керака; среди них Сибилла заметила беловолосую макушку Жиля, бастарда Волка.

Она не может уехать. Она созвала сюда всех своих сторонников, чтобы решить, как им быть с новым регентством, и потому должна остаться здесь, иначе у неё не будет ни власти, ни права слова.

   — Скоро приедет дядя Жослен, — сказала она.

Мать надела шляпу и потуже подвязала шарф.

   — О да. Прислушивайся к нему. Может быть, он и старый толстяк, но у него хорошее чутьё.

Во дворе конюхи привязывали носилки к мулам, которые понесут их. Из конюшни выкатилась повозка — для сундуков и служанок. Агнес кивнула в сторону ворот:

   — Это де Ридфор. Будь с ним поосмотрительней. И держись подальше от Керака. — Она двинулась к носилкам, на ходу отдавая распоряжения.

Сибилла глянула на надвратную башню, массивный каменный столб, торчащий над стеной; в тени её мелькнул де Ридфор — он держался в седле прямо и важно, откинув красивую голову. Маршал выехал на залитый солнцем двор.

За ним, в толпе, ехал другой знакомый ей тамплиер — Раннульф Фицвильям.

   — Он-то что здесь делает? — вырвалось у Сибиллы.

   — Кто? — Мать быстро повернулась, зорко вглядываясь во вновь прибывших.

   — Никто, — сказала Сибилла. — Я обозналась, вот и всё.

Агнес почуяла ложь в её голосе и уставилась на тамплиера, словно цапля, высматривающая лягушку, — однако Раннульфа она не узнала.

Сибилла отступила, пропуская мать. Вдруг она обрадовалась, что Агнес уезжает. Мать чересчур хорошо знает её. Мужчин дурачить легче. Сибилла отступила в прохладу дверного проёма, чтобы там, подальше от пыли, дождаться мужа.

   — И ты собираешься это поддержать? — спросил Раннульф.

Вслед за де Ридфором он поднимался по лестнице в зал, где должны были принять их принцесса и граф Яффа.

   — Я сам разберусь, как мне поступить. Веди себя смирно. Я не потерплю от тебя дерзости в присутствии знатных особ.

Повсюду мелькали люди Керака, и маршала это выводило из себя; однако он видел в этом обстоятельстве и кое-что благоприятное. Стражник, который провёл их в зал, по крайней мере носил цвета Яффы. Они вошли в сырое, с низким потолком помещение, где у очага сидела принцесса Иерусалимская, и рядом с нею — её супруг.

   — Добро пожаловать, милорд маршал. Милорд командир.

Де Ридфор разразился пышным приветствием. Принцесса выглядела старше, огонь, всегда пылавший в ней, словно пригас. Яффа стоял возле неё, положив руку на спинку её кресла, словно готовый наброситься на всякого, кто подойдёт слишком близко к его супруге. Де Ридфор прежде не встречался с ним.

   — Милорд Яффа, желаю тебе всего наилучшего.

   — Милорд маршал. — Голос Яффы звучал чересчур громко. Он посмотрел за спину де Ридфора. — Я вижу, ты не взял с собой своих людей.

   — Только одного этого рыцаря, — сказал де Ридфор. — Я полагал, что еду к друзьям. Видимо, милорд Керак другого мнения.

Принцесса шевельнулась в кресле, вздёрнув подбородок, и уже хотела что-то сказать, но муж положил руку на её плечо.

   — Милорд Керак будет следить за порядком по моему приказу, — сказал Ги. — В отличие от других, я не вижу в этом никакой проблемы. — Он пожал плечами, не желая даже задумываться об этом, и улыбнулся, словно этими словами всё уладил. — Говорят, здесь превосходная охота.

Как-нибудь утром приглашаю тебя погоняться за антилопой.

   — Как пожелаешь, мой лорд, — сказал де Ридфор.

   — Это ещё какого дьявола? — проворчал за его спиной Раннульф.

Де Ридфор усмехнулся, не поворачивая головы.

   — Придержи язык, — бросил он и сказал, адресуясь к Яффе: — Не обращай на него внимания; этот мужлан не знает, что такое вежливость.

Принцесса внимательно следила за этой сценой.

   — Вежливость! — фыркнул Раннульф. — Я не стану принимать приказов от Керака, мой лорд.

Де Ридфор рывком обернулся к нему:

   — Ты свободен. Ступай позаботься, чтобы нас разместили как следует.

Мгновение Раннульф не шевелясь, в упор глядел на маршала, и тот внутренне напрягся; но рыцарь круто развернулся и вышел.

   — Один из твоих доверенных офицеров? — спросил Яффа, явно забавляясь.

   — Он не придворный, — пожал плечами де Ридфор. — Я прошу у тебя прощения за него, — Он привёз сюда Раннульфа единственно для того, чтобы от него избавиться, и возможности сделать это, судя по всему, множились. Маршал вновь поклонился Яффе: — Да, мой лорд, я с удовольствием поохочусь на антилопу, когда ты пожелаешь.

В залитом солнцем дворе Раннульф остановился, озираясь по сторонам, остывая после краткой стычки с де Ридфором. Ему было наплевать на то, что его выставили из зала. Мучило его то, как Яффа по-хозяйски положил руку на плечо Сибиллы.

Повсюду шатались люди Керака; у него на глазах с полдюжины солдат в красных куртках вышли из сторожки, и во главе их шёл сам Жиль из Керака. Они пересекли двор, направляясь к конюшням, расположенным в подвале. Раннульф прошёл к сторожке, откуда они явились, и по лестнице поднялся на верхний этаж.

Он опёрся на каменный подоконник, глядя вниз, на внутренний двор, который отсюда был хорошо виден. Двор кишел людьми: слугами, солдатами Керака и других лордов. Раннульф увидел, как люди Керака приставали к служанке, покуда она не бросила корзину и не удрала в кухню. Те, кто не носил цвета Керака, благоразумно держались подальше, делая вид, что ничего не замечают.

Шум и беспорядок раздражали Раннульфа, привыкшего к жёсткому распорядку Храма. Если б он командовал здесь, он бы живо заставил всех этих людей стать тише воды и ниже травы. Жажда власти сжигала его; он видел себя властителем сильнее и значительнее Яффы, властителем, достойным супруги Яффы.

Мысленным взором, словно сквозь мятущееся пламя, он увидел себя таким, каков он есть — низкорождённый, заурядный, одинокий. Далеко внизу вышел из зала де Ридфор; с высоты башни он чудился крохотным, Раннульф мог бы вытянуть руку, ухватить его большим и указательным пальцем и вышибить ему мозги о каменную стену.

При этой мысли воображение его взыграло, и он увидел де Ридфора мёртвым, а себя самого — магистром Ордена. Он, Раннульф, защищал королевство, сражался с Саладином, и Сибилла любила его — не открыто, конечно, но тайно; они встречались тайком, и она отдавалась ему, и сыновья, которых она рожала Ги де Лузиньяну, были сыновьями Раннульфа.

Видение обожгло его. Он зажмурил глаза, закрыл лицо руками. Он не знал, что делать. Всякий путь, который он себе воображал, только уводил всё дальше во тьму. Сердце Раннульфа кровоточило, разъедаемое незримой язвой, и вдруг он осознал, как сильно ему недостаёт его обета.

Ги де Лузиньян не вполне был уверен в правильности своих действий — но, как бы то ни было, он, младший сын, безземельный, без гроша в кармане и высоких покровителей, проехав полмира, получил в жёны прекрасную принцессу и оказался в двух шагах от иерусалимского трона. Он намеревался продолжать и дальше в том же духе, даже если и не мог постичь смысла собственных поступков.

Но весь его успех зависел от Сибиллы, а сейчас Сибилла сердилась на него.

   — Не понимаю тебя, — сказал он. — Почему ты завтра не поедешь на охоту?

   — Потому что здесь слишком много дел, — отвечала она. Принцесса сидела на большой кровати в их опочивальне, баюкая на руках маленькую Жоли. — И мне нужен ты — они должны видеть, что ты готов вести их.

Ги рассмеялся:

   — Не думаю, чтобы кто-то из здесь собравшихся захотел, чтоб его вели. Взять хотя бы этого тамплиера, который огрызается на собственного командира, — могу я вести его? И все они здесь такие, упрямые и несговорчивые.

   — Между этими тамплиерами старинная вражда, — сказала Сибилла, и вид у неё был удивлённый, словно ему, Ги, следовало знать подобные мелочи. А он не хотел их знать, ему плевать было на тысячи мелких свар и ссор, которыми изобиловало это королевство, тесное, как большая семья. Он хотел поохотиться на антилопу — великолепнейшее в мире занятие, куда лучше, чем сидеть и вести разговоры о политике. Он подошёл к жене и сел рядом с ней, глядя на малышку у неё на руках.

   — Наше дитя, — сказал он и поцеловал жену.

   — По крайней мере, скоро прибудет дядя Жослен, — сказала она, словно не заметив поцелуя. — Он всегда путешествует с большой свитой. Он уравновесит Керака.

   — Керак! — проворчал Ги. — Старик, который живёт за счёт былой славы. Он всех вас зачаровал. Пойду подберу лошадей для охоты. Идёшь со мной?

   — Нет, — сказала Сибилла, — мне нужно нянчить малышку. Поди посмотри на лошадей; может быть, и я поеду с тобой на охоту, если для меня найдётся подходящий конь.

   — Хорошо, — сказал Ги, довольный. Она больше не сердится на него. Он запустил пальцы в волосы жены; внезапно ему захотелось заняться с ней любовью, просто ради того, чтобы лишний раз доказать, что она принадлежит ему. Но она склонилась над дочерью, а Ги опасался вставать между нею и малышкой.

   — Я люблю тебя, — сказал он и, поцеловав её в макушку, вышел.

«Я ошиблась, — думала Сибилла, — я вышла замуж не за того человека».

Когда Ги ушёл, она села на пол опочивальни и начала играть с малышкой, которая как раз училась сидеть без посторонней помощи. Сибилла научила её незатейливой игре: девочка закрывала глаза руками, а мать делала вид, что ищет её.

   — Где же моя Жоли? Ох, да где же она?

Спрятав личико в ладонях, девочка забулькала от удовольствия. Сибилла притворилась, что ищет её под подушкой.

Ги дал ей эту крохотную девочку; за одно это она всегда будет любить его. Порой Сибилла думала, что Жоли куда дороже всего Королевства Иерусалимского, и она с радостью отказалась бы от титула королевы, только бы остаться просто матерью Жоли.

Нет, именно ради Жоли она будет королевой и принесёт Иерусалиму мир. Если Ги разочаровал её, есть и другие средства. Господь не допустит её поражения; Господь покроет её промахи.

Вошла Алис, качая головой.

   — Думаю, сегодня мы останемся голодными — вот и всё.

Сибилла как раз «нашла» Жоли, укрывшуюся за собственными ладошками, и теперь они вместе переживали радость воссоединения: девочка курлыкала, смеялась и карабкалась на руки к матери. Сибилла поцеловала её шелковистую головку. Понемногу до неё дошло, что Алис всё ещё вне себя.

   — В чём дело?

   — Я не могу выйти распорядиться об ужине. Стоит мне ступить за дверь, как на меня бросаются эти люди. — Алис тяжело плюхнулась на табурет, лицо её горело пунцовым румянцем. — Одного из них я ткнула ножницами, Богом клянусь, Сибилла, я это сделала!

   — Неплохо для тебя, — одобрила Сибилла.

Алис со всей силы ударила кулаком по колену.

   — Нет! Я не желаю делать ничего подобного! — Вдруг её глаза наполнились слезами. — Я больше не выйду за дверь, Сибилла. Не выйду, пока это всё не закончится.

   — Ну хорошо, — сказала Сибилла, удивлённая её вспышкой. — Пошлём пажей.

И подхватила Жоли на руки, баюкая её в колыбели своей любви.

Настал вечер; начался совет, ради которого они все и прибыли в этот замок. Ги де Лузиньян опёрся на спинку двойного кресла, которое чуть позже с ним разделит жена, и разглядывал людей, заполнявших небольшой зал. Здесь была половина всех влиятельных людей Святой Земли, и все они вращались вокруг него, точно планеты. Что бы он ни говорил, они слушали. Он сидел на почётном месте, и все остальные сидели ниже: старики, знатные властители, солдаты, воевавшие здесь десятилетиями. Слуги неслись опрометью при малейшем его кивке. Стоило ему поднять палец, и все кланялись.

Его это не переставало удивлять. Он любил Сибиллу, она была умна и красива и родила ему дочурку, которую он обожал, но Сибилла теперь даже не была наследницей иерусалимского трона. Смерть её брата не столько расчистила ей дорогу к трону, сколько возвела новые преграды. И тем не менее все эти люди льстили ему так, словно он завтра станет королём.

Маршал тамплиеров де Ридфор, сидевший рядом с ним, спросил:

   — Скоро ли принцесса окажет нам честь своим появлением?

   — Она будет ужинать с нами, — ответил Ги. В зал входил дядя его жены, Жослен де Куртенэ. Он приехал в Монжисор после обеда, с такой многочисленной свитой, что для неё не нашлось места в замке — его людям пришлось занять деревню, выставив крестьян ночевать в поле. Жослен де Куртенэ был точно такой же, как Керак, шумное толстое ничтожество в атласном камзоле, и Ги не мог понять, почему это все придают ему так много значения.

С усилием неся свой обильный жир, пыхтя и отдуваясь, Жослен дошёл до своего места за столом и остановился за спинкой кресла, посматривая по сторонам. Ги обогнул резной подлокотник двойного кресла и сел, и тогда уселись и остальные. В дальнем конце зала кишели те, кому не было места за столами, простые рыцари и прихлебалы знатных гостей, и там, в который уже раз, вспыхнула драка. Ги едва заметно покачал головой. Керак даже здесь не может навести порядок; и отчего это только все его побаиваются? Он откинулся в кресле, наблюдая, как Жиль из Керака и его люди пинками разгоняют дерущихся.

И тут в зал вошла его жена.

Она никого не послала вперёд объявить о своём приходе. Она просто вошла и остановилась у входа до тех пор, пока все присутствующие в зале не осознали, что она здесь, и не повернулись к ней. Тотчас всё стихло. Даже лорды приподнялись в своих креслах; многие из людей рангом помельче опустились перед ней на одно колено.

Принцесса помедлила ещё мгновение. На ней было длинное платье из голубого шёлка с пышной складчатой юбкой и коротенькая бархатная синяя курточка, покрытая затейливым серебряным шитьём. Волосы её были подобраны в серебряную сетку. Вид жены всегда радовал Ги, а сейчас она мгновенно утихомирила буйный зал; одним своим появлением она добилась мира и покоя, какого люди Керака не добились бы и со всеми мечами христианского мира. Принцесса была красивейшей женщиной в мире, и Ги чувствовал себя королём уже потому, что она принадлежала ему. С гордым видом он вышел навстречу, чтобы провести её на почётное место за столом.

Де Ридфор швырнул обгрызенную кость на блюдо и вытер жирные пальцы о салфетку; хотя замок был тесен и непригляден, еда здесь оказалась неплохой, а вино — так просто отменным. Он повернулся к сидевшему слева от него Ги де Лузиньяну, чтобы похвалить его кухню, но граф Яффа, как всегда, не сводил глаз со своей жены, а потому был плохим собеседником.

Тогда маршал тамплиеров повернулся к дяде принцессы, Жослену де Куртенэ, который сидел справа.

   — Превосходная еда, — заметил он.

Жослен уже завершил трапезу. Он сидел тяжело обмякнув в кресле, и его брюхо громоздилось перед ним, точно мешок с кубышкой скупца.

   — Чертовски превосходная. Спасибо Агнес — это она подбирала прислугу.

   — Жаль, что она уехала. — Де Ридфор всегда много узнавал от Агнес — ей были известны мельчайшие подробности из жизни королевства.

Жослен пожал плечами:

   — Возможно. Жаль, что Сибилла не уехала и не предоставила мужские разговоры мужчинам.

Де Ридфор рассмеялся. Взгляд его вновь скользнул к двойному креслу, стоявшему выше прочих, и он повысил голос, окликая Керака, сидевшего по другую сторону от графа Яффы и его жены:

   — Милорд Керак, ты намерен соблюдать недавнее перемирие?

Керак опёрся локтями о стол:

   — Я не могу вести две войны разом. Вопрос в том, что мы собираемся делать с Триполи?

Жослен рыгнул.

   — Только не при Сибилле. К чему наводить скуку на дам? — Он помахал рукой, и один из пажей поспешил принести ему кубок с вином.

   — Вовсе нет, — отозвалась Сибилла и, повернувшись, в упор поглядела на Керака. — С какой стати, мой лорд, ты хочешь что-то делать с Триполи?

Лицо Керака побагровело. Он подался вперёд, вытянул шею, чтобы разглядеть за её спиной де Ридфора и Жослена.

   — Я говорю, что нам нужно собрать войско и ударить по нему, пока он не опередил нас.

Жослен что-то проворчал себе под нос; де Ридфор быстро огляделся, желая понять, кто ещё мог это услышать. Наконец Жослен сказал:

   — У него сейчас очень прочное положение.

Принцесса повысила голос:

   — Ты хочешь сказать, что вы действительно обдумывали подобный ход?

Толстые губы Керака скривила презрительная ухмылка.

   — А тебе это не по нутру, верно? Потому-то женщины и не могут править.

   — Послушай, Сибилла... — начал Ги.

Принцесса словно не услышала его; она выпрямилась в кресле, её взгляд вонзился в Керака словно меч.

   — Я бы скорее прислушалась к твоему мнению на этот счёт, милорд, если бы ты не терпел поражение за поражением.

Де Ридфор моргнул, застигнутый врасплох храбростью слабой женщины. Кроме того, она говорила правду, и это тоже произвело на него впечатление. Ги схватил жену за руку. Де Ридфор подался вперёд, чтобы видеть лицо Волка; весь зал притих, вслушиваясь в этот спор. Керак презрительно фыркнул.

   — Будь ты мужчиной, — сказал он, — получила бы оплеуху за такие слова.

Де Ридфор повысил голос:

   — Клянусь, мой лорд, — если б ты решил это сделать, тебе пришлось бы сначала справиться со мной!

Несколько человек в зале вразнобой посдержали его.

   — Я не позволю говорить о нападении на кузена Триполи, как бы плохо он ни обходился со мной, — сказала Сибилла. — Подобные разговоры только ослабляют всех нас.

   — А где сейчас Триполи? — спросил Жослен.

   — На севере, — ответил де Ридфор, — и, как утверждает Эдесса, он очень силён. Вопрос скорее не в том, что мы можем с ним сделать, а в том, что он может сделать с нами.

   — Ты думаешь, он может напасть на нас? — спросила Сибилла.

Жослен сплёл пальцы на своём объёмистом брюхе.

   — Никогда. Это бы ему слишком дорого обошлось. — Он снова негромко рыгнул.

Де Ридфор рассмеялся. Ги де Лузиньян откинулся на высокую спинку кресла — он явно скучал. Его жена сидела прямо, сложив на коленях узкие длинные ладони, и уже готова была заговорить, когда в зал вошёл слуга и торопливо прошёл вдоль стола прямо к ней.

   — Принцесса, госпожа моя, малышка плачет, и её никак не успокоить.

Принцесса сидела всё так же прямо, глядя перед собой, но теперь между её бровями появилась чуть заметная морщинка. Она колебалась лишь мгновение. Повернувшись к Яффе, она сказала:

   — Я должна идти. Увидимся позже. Милорды, спокойной ночи.

Она поднялась, вынудив их всех вскочить, и, покуда не исчезла за дверями зала, все взгляды были прикованы к ней.

Ги уселся в кресло.

   — У малышки режутся зубки, — ни к кому в отдельности не обращаясь, пояснил он.

   — Ах, — сказал Жослен, — до чего же острый язычок у Сибиллы. Точь-в-точь Агнес.

   — У неё бывают странные идеи, — заметил Ги. — Знаете, женщины здесь совсем не такие, как во Франции.

   — Мой тебе совет, Яффа, запри её в башне! — рявкнул Керак.

Ги разгневанно вскинулся, но де Ридфор протянул руку и удержал его.

   — Возможно, он прав, но подожди хотя бы, пока она не сделает тебя королём.

   — Я никогда не буду королём, — пробормотал Ги, опускаясь в кресло. — Триполи ближе к нынешнему королю, чем я; всё, что ему надо сделать, — отравить щенка, который преграждает ему путь к короне.

Де Ридфор встряхнул его:

   — Ты плохо знаешь Иерусалимское Королевство. Обещаю тебе — королём будешь ты, ты, а не Триполи.

Ги моргнул, глядя на него, и в его голубых глазах вдруг заблестела надежда.

   — Ты так думаешь?

   — Поверь мне, — сказал де Ридфор.

Ги сидел, пытаясь уместить эту огромную идею в мозг размером с младенческий зуб. В дальнем конце зала люди низкого звания дрались за объедки со стола хозяев. Жослен задремал, сложив руки на огромном животе. Керак ввязался в шумный спор с кем-то, сидевшим за ползала от него.

Де Ридфор глянул в конец стола. На самом краю сидел Раннульф Фицвильям, утвердив локти на столе; перед ним стоял кубок. Де Ридфор увидел, как Раннульф одним глотком осушил его и потянулся через стол к кувшину с вином.

«Вот и отлично, — подумал де Ридфор. — Пей, болван, упейся до бесчувствия, заливай вином свои скудные мозги».

Наблюдая за залом, за бесконечными мелкими стычками, он уже точно знал, как управиться с Раннульфом; норманна погубит его собственный мерзкий нрав. В сущности, весь совет идёт пока очень неплохо. Сытый и довольный, де Ридфор откинулся на спинку скамьи, отодвинувшись от стола.