Утром Раннульф загнал свой отряд в самый хвост тамплиерской колонны. Войско входило в холмы, что от летней жары стали цвета дублёной кожи. След огромной армии, за которой ехали тамплиеры, был глубоко и чётко впечатан в песок, в тонкие и редкие полоски травы; тяжёлое облако пыли заслоняло все впереди.

Колонна миновала нескольких генуэзцев, сидевших у обочины дороги, — на этих уже можно было махнуть рукой. К полудню, когда солнце пылало в небе пузырём раскалённого добела металла, из распадка между холмами вылетели с полсотни бедуинов и помчались прямо к арьергарду тамплиерской колонны.

Визжа и улюлюкая, они налетели на Раннульфа и его людей, и рыцари подняли щиты; когда бедуины развернули коней и вскинули луки, рыцари взметнули щиты на плечо. Сарацинские стрелы замолотили по ним безвредным дождём, и бедуины умчались прочь, пронзительно вопя, словно одержали великую победу.

Стефан под доспехами сварился живьём. Он намотал поверх шлема белый шёлковый шарф, чтобы хоть голове было попрохладнее, зато кольчуга раскалилась так, что можно было обжечься. Кое-кто из новичков, ехавших за ним, начал сетовать, нарушая безмолвие марша. И тут бедуины опять налетели на них, визжа, как недорезанные свиньи.

На приличном расстоянии они развернулись, наугад выпустили стрелы и бросились наутёк, и тогда Эд и ещё двое новичков, скакавшие позади Стефана, завопили и, нарушив строй, помчались в погоню. Стефан взревел. Он наблюдал за Раннульфом; он видел, как Раннульф слегка повернул голову, но приказа не отдал, и колонна всё так же размеренно двигалась вдогонку за остальным войском.

Бедуины на своих легконогих коньках быстро ускользнули от троих рыцарей, и те, хохоча над такой забавой, развернулись и поскакали назад к колонне; едва они заняли свои места, как Раннульф вскинул руку, скомандовав остановку.

Его отряд, теперь уже в полном составе, остановился. Хвост войска удалялся в тучах пыли. Раннульф выехал из колонны и, миновав Стефана и шестерых вьючных коней, подъехал туда, где Эд и его сотоварищи восседали, ухмыляясь, на своих конях. Направившись прямо к Эду, Раннульф прямым ударом кулака вышиб его из седла.

— И ты счёл себя тамплиером, щенок? Чёрт бы тебя побрал! — Раннульф развернул коня; Эд грянулся о землю, перекатился, вскочил и изготовился к драке. Раннульф послал коня прямо на него и снова сшиб с ног, повалив ничком в пыль.

И миг спустя уже кричал на него:

   — Не смей нарушать строй на марше без моего приказа, молокосос! Если ты ещё раз нарушишь строй, я подстригу тебе бороду до самой глотки! А теперь идите пешком. Все трое. В строю.

С этими словами он повернул коня и галопом поскакал в голову колонны, которая далеко уже отстала от основного войска. Стефан рысью проехал в арьергард, где стоял, фыркая, конь Эда, с пустым седлом и свисающими поводьями.

Двое новичков, нарушившие строй, были ещё в седле и круглыми глазами смотрели вслед Раннульфу. Эд, с волос и одежды которого струями текла пыль, подбежал к ним. Судя по его виду, он готов был броситься в драку с кем угодно. Стефан подобрал поводья его коня и повернулся к новичкам:

   — Слезайте.

   — Что?! — взвизгнули они хором по-девчоночьи высокими голосами. — Мы не можем идти пешком... мы в доспехах... мы рыцари...

Стефан лишь ухмыльнулся. Из головы колонны донёсся окрик:

   — Мыш, тебе нужна помощь?

   — Нет! — откликнулся он и развернулся к юнцам, готовый вышибить их из седла. Прочтя на его лице это намерение, новички с ворчанием, но всё же спешились. Стефан собрал поводья их коней; подъехал Фелкс, и вдвоём они погнали перед собой троих незадачливых вояк. Севернее колонны вновь мелькнули бедуины, разворачивавшиеся для новой бесплодной атаки.

Через несколько часов марша тамплиеры пришли к колодцу, в котором уже не было воды; истоптанная земля и груды разбитых вёдер и завязанных узлами верёвок ясно говорили о том, как отряд за отрядом проходившего войска пытался добыть отсюда хоть немного воды. Раннульф подвёл колонну к высохшему жёлобу и спешился.

   — Сначала кони, — сказал он и, развязав два бурдюка с водой, опорожнил их в жёлоб.

Кони напились, потом пили рыцари; наконец позволили напиться Эду и его сотоварищам. Лицо Эда было измазано пылью и обожжено солнцем; он упорно смотрел в землю, ни на кого не поднимая глаз, даже когда у желоба с водой к нему подошёл Раннульф.

Норманн ухватил его за бороду и рывком вздёрнул лицо кверху; мальчишка был так измотан, что у него не осталось сил драться, и он только сцепил зубы, угрюмо глядя в лицо недруга.

   — Слушай меня внимательно, малыш, — сказал Раннульф. — Ты тупица. Ты настолько тупица, что не в состоянии думать. Так и не думай. Делай то, что я тебе говорю. И больше ничего. А сейчас садись в седло и займи своё место в строю.

Он встряхнул рукой и выпустил бороду Эда — от толчка голова юноши откинулась. Он проводил Раннульфа ненавидящим взглядом, но без единого слова подошёл к своему коню и вскочил в седло.

Теперь они уже изрядно отстали от остального войска, и дорога тянулась, забирая всё время вверх, по неровной местности, извиваясь среди холмов. Бедуины кружили вдоль колонны, точно стаи падальщиков, порой шумно бросались в притворную атаку, порой только издали осыпали рыцарей стрелами. Дорога повела колонну через ущелье с крутыми склонами; на той его стороне между ней и армией франков снова выскочили бедуины, и тогда уже Раннульф приказал атаковать.

Тамплиеры скакали под уклон, а бедуины были измотаны. Торопливо сыпанув дождём стрел, они пустились было наутёк, но тамплиеры обрушились на них как лавина. Стефан, скакавший в арьергарде возле вьючных коней, не успел занять своё место в шеренге, а бой уже был закончен. Рыцари доскакали до подножия холма и остановились. За спиной у них, на каменистом склоне, валялось десятка два убитых и раненых сарацин и несколько искалеченных коней.

   — Милосердия! — доносилось оттуда на искажённом французском языке. — Милосердия!

Раннульф приказал перестроиться, и тамплиеры двинулись дальше, оставив позади вопящих бедуинов.

На следующем холме сарацины вновь атаковали. На сей раз после дождя стрел в атаку бросилась тяжёлая конница с копьями, в развевающихся чёрных бурнусах поверх лат. Под прикрытием стрел они со всей силы врезались в колонну и откатились прочь; тамплиеры отбили удар щитами и сами ударили вослед отступавшим копейщикам. На гребне холма, где дорога сужалась, Стефан и Фелкс отбили три такие атаки, пока не подскакали галопом остальные рыцари. Под ливнем стрел два рыцаря развернулись и присоединились к колонне.

   — Эти атаки здорово нас замедляют, — сказал Фелкс. — К закату нам нипочём не успеть к Тивериаде.

Они подъехали к подножию обрывистого холма, и тут сверху их снова атаковали. Стефан перекрестился.

   — Не думать, — пробормотал он. — Просто подчиняться приказам. — И вскинул щит, который полдня возил наготове на плече — ремень уже натёр ему плечо и шею. — Поехали!

К концу дня они пробили себе дорогу через толпу бедуинов на вершину плоского сухого холма и там опять наткнулись на сражение. Орда сарацин, лучников, копейщиков и секирщиков навалилась на горстку отставших франков, и основные силы тамплиеров, скакавшие перед отрядом Раннульфа, бросились им на помощь. Раннульф дал сигнал к атаке. Он пустил измученного коня галопом. По правую руку от него скакал Медведь, за ними разворачивались неровной шеренгой остальные, и так они мчались за прочими тамплиерами.

Миг спустя они столкнулись с сарацинами, копейщиками и секирщиками, и сарацинские кони попятились под натиском тяжеловооружённых рыцарей, бросились наутёк, а тамплиеры между тем рубили направо и налево. Плечо у Раннульфа ныло, и ему трудно было удержать меч над головой. Щит Медведя всё время колотил его по плечу. Он рубил и рубил, не видя, куда наносит удары, а потом конь, заслонявший ему дорогу, исчез, и дальше они мчались уже без помех. Снова на рыцарей обрушился ливень стрел. Раннульф осадил коня.

Сарацины удирали в пустыню. Позади, на плоской вершине холма, разразились радостными криками десятка два рыцарей и пехотинцев, спасённые тамплиерами от верной гибели. Тамплиеры вновь выстроились на дороге в ровную колонну; впереди на рослом, с белыми чулками жеребце ехал де Ридфор. К нему подъехал рыцарь — не тамплиер, дворянчик на великолепном коне и с плюмажем на шлеме. Судя по щиту, это был один из Ибелинов. Раннульф обернулся и взмахом руки призвал к себе свой отряд.

   — Далеко ещё до Тивериады? — спросил Мыш.

   — Дьявольски далеко. — Раннульф спешился и подошёл к череде вьючных коней. — Поторапливайтесь — скоро опять выйдем в марш.

Люди спешились и окружили его; он развязал ещё два бурдюка и выдал зерно для коней и хлеб. Рядом с ним стоял Эд. Из одного бурдюка торчала стрела; мальчишка вдруг протянул руку и ухватился за древко стрелы.

   — Нет!!! — Сразу несколько рук схватили его, но было уже поздно. Стрела затыкала дыру в бурдюке, но, когда Эд выдернул её, распорола кожу и вода хлынула на песок.

Мальчишка попятился, белея на глазах. Двое рыцарей упали на колени, ловя ртами вытекающую воду.

   — Извините, — бормотал Эд, — извините...

   — Я же говорил, что ты тупица, — бросил Раннульф, отвесив ему тычок. Впереди над шеренгами тамплиеров пропел горн. К Раннульфу скакал сержант.

   — Святой! Тебя требуют!

Раннульф обернулся к Мышу, кивнул на вьючных коней:

   — Проследи, чтобы мешки завязали как следует.

Он пошёл за сержантом, радуясь возможности размять ноги после долгих часов в седле. Впереди восседал на вороном коне де Ридфор; подбоченясь, он беседовал со светским рыцарем.

Это был Балан д'Ибелин — плюмаж на шлеме изломан, светлые кудри черны от грязи и пота. Ссутулясь в седле, он кивнул Раннульфу и вновь резко обратился к де Ридфору:

   — Что значит — идти дальше? Погляди туда: половина всех сарацин, сколько их есть в мире, только и ждёт, когда мы двинемся, чтобы снова наброситься на нас. — Рука его описала плавную дугу, очертив тянувшиеся к востоку холмы.

Де Ридфор что-то проворчал. Его раненая рука была привязана к туловищу, на ней, на ремённой петле, висел щит; на время разговора де Ридфор забросил его на плечо.

   — Мы пробьёмся, — сказал он и сверху вниз глянул на Раннульфа. — Скажи ему, Святой.

   — Мы пробьёмся где угодно, — сказал Раннульф и обернулся к Балану: — В каком состоянии твои люди? Вода у вас есть?

   — Много раненых. Воды, кажется, почти не осталось. Зато кони в хорошем состоянии. Мы здесь останавливались ненадолго, и они успели отдохнуть.

Раннульф повернулся к де Ридфору:

   — Поехали.

В спутанной бороде магистра губы скривились в усмешку.

   — Сначала ты. Я хочу, чтобы кто-нибудь поскакал вперёд, нагнал остальное войско и передал, чтобы нас подождали.

   — Подождали? — переспросил Раннульф. — Иисусе сладчайший, им нельзя нас дожидаться. Если они не сумеют добраться до города, нам всем конец. Мы должны захватить подход к озеру.

   — Да поезжай же, чёрт побери, — буркнул Балан. — Скоро закат, а мои люди совсем вымотались. Мы не можем непрерывно прокладывать себе дорогу с боем. Пускай прикрывают нам проход.

Де Ридфор сверкнул глазами, не спуская взгляда с Раннульфа.

   — Поезжай. Когда доберёшься до короля, подожди моего прибытия.

   — Хорошо, мой лорд, — не сказал, а выплюнул Раннульф, развернулся и пошёл к своим людям.

Мыш, одной рукой опираясь о седло, беседовал с Эдом; Медведь отошёл к обрывистому краю холма помочиться. Возле вьючных коней Фелкс что-то сказал, и несколько человек рассмеялись. Раннульф прошёл мимо них к коням и посмотрел, что у них осталось.

   — Бурдюк воды, — сказал за его спиной Стефан. — Два раза накормить коней, один раз — людей. Что стряслось?

   — Де Ридфор, — буркнул Раннульф. Он стал глядеть на восток. За ближней грядой холмов, в дымке, маячил острый пик одинокого утёса.

   — Вот видишь этот утёс? Это один из тех, что зовутся Рогами Хаттина. Он стоит как раз над Тиверианским озером. Мы должны нагнать головные отряды войска, и мне думается, что нам надо ехать именно туда. Сейчас время вечерни. Молись.

Он взнуздал коня; после отдыха, воды и пищи тот выглядел уже не таким измученным. Солнце низко стояло на западе. Под кольчугой Раннульф всё ещё обливался жарким вонючим потом, но лицо его уже овевала прохлада. Он перекрестился, склонил голову и прочёл «Отче наш». «Но избави нас от лукавого...» Впереди ночь, а он всегда лучше бился по ночам. Раннульф подтянул стремена, собрал поводья и взобрался в седло.

Сразу после заката отряд в лоб столкнулся с шайкой сарацин, преградивших ему дорогу там, где её пересекало сухое русло. Сарацин было много — в надвигающейся темноте не разобрать сколько. Тамплиеры ударили по ним. На мгновение, когда они мчались по плоскому песчаному ложу высохшего русла, казалось, что рыцари вот-вот прорвутся, — но на крутом берегу вади сарацины удержались и отбросили их.

А потом атаковали сами, и два отряда сошлись врукопашную — рыцари с мечами, сарацины с копьями и секирами. Густой полумрак сумерек был хуже, чем настоящая темнота; Раннульф ничего не видел перед собой и лишь наослепь отчаянно рубил, колол, наносил удары, а конь плясал под ним, пытаясь обратиться в бегство. Щит Медведя привычно молотил его по плечу.

Вдруг этот щит канул в темноту, и Медведь исчез. Конь его рухнул в песок. Раннульф зарычал и развернул коня, чтобы заполнить брешь в шеренге. Там, где только что был щит Медведя, возникли двое сарацин, и лезвие топора свистнуло перед глазами Раннульфа. Конь секирщика боком навалился на него, едва не раздавив ногу. Кто-то ткнул в него копьём. Раннульф неловко отбил древко, промахнулся, и удар пришёлся по коню секирщика. Тот взвился на дыбы. Рот Раннульфа наполнился кровью. Внезапно, прикрывая Раннульфа, брешь заполнил другой щит, а конь секирщика уже падал с распоротым во всю длину брюхом.

   — Медведь! — Раннульф завертелся в седле, высматривая, куда свалился Медведь. Тот скорчился на земле, почти под копытами своего коня. Раннульф нагнулся, протягивая к нему руку.

   — В атаку! — закричал он, и ухватил Медведя за запястье, и ощутил, как пальцы рыцаря стиснули его руку.

   — В атаку! — снова прорычал Раннульф, и на сей раз остальные тамплиеры услышали его и бросились дальше, минуя его, сокрушая сарацин. В безопасности за их спинами Раннульф втащил Медведя на седло позади себя и поскакал следом.

Они кое-как взобрались по берегу вади, оскальзываясь и спотыкаясь на рыхлом песке. Раннульфу не удалось удержать Медведя в седле. На краю обрыва тот соскользнул, конь Раннульфа оступился, и все вместе они рухнули в темноту. Раннульф больно ушибся раненым плечом и затормозил. Одно безумное мгновение он никак не мог нашарить меч. Земля под ним содрогалась. Прямо на него скакали кони. Он встал — и снова рухнул ничком на что-то тяжёлое, мягкое и тёплое. Всадники пролетали мимо него в темноте.

   — Святой! Сюда!

Раннульф кое-как поднялся шатаясь — к нему галопом мчался Стефан, ведя в поводу его коня.

   — Залезай!

   — Медведь... — Раннульф нагнулся в темноте, нашарил тело, о которое споткнулся. Попытавшись поднять его, он понял, что Медведь мёртв.

   — Святой, они гонятся за нами! Скорее!

   — Те absolvo, — прошептал Раннульф и осенил Медведя крестным знамением. А потом выпрямился, вскочил в седло и поскакал вслед за Мышом на берег вади, где уже ждали остальные.

   — Медведь, — сказал Фелкс.

   — Он был жив, когда я втащил его в седло, — сказал Раннульф, — но, когда мы упали, он был уже мёртв.

Они поднимались вверх по каменистому склону, и над ними восходила луна. Впереди, на безжизненных склонах Рогов Хаттина, раскинулся лагерь армии короля Ги. Сарацины отстали — они редко дрались в темноте. Раннульф положил ладонь на шею коня, безмолвно благодаря его за выносливость. Его силы ушли, как вода в песок, ноги обмякли, руки налились свинцом.

   — Я так привык к Медведю, — сказал он.

Фелкс что-то пробормотал. Они проезжали мимо итальянских солдат, которые цеплялись друг за друга, настолько вымотавшись, что у них уже не было сил жаловаться на усталость. Впереди склон изгибался и наискось уходил в сторону; лунный свет серебрился на длинных стеблях редкой травы. В небо вонзались два скалистых пика, давшие название этому месту. На открытом месте, на залитой луной траве Раннульф разглядел чёрные силуэты всадников — над ними торчал, развевая стяги, штандарт Истинного Креста.

   — Поехали, — сказал он. — Там король.

И пустил коня усталой рысью.

На склонах Хаттина был колодец. Когда тамплиеры подъехали к королю, он, Триполи и остальные командиры стояли полукругом около каменной пустой чаши. Впереди, у подножия длинного пологого травянистого холма, непроглядно чернела гладь Тиверианского озера. Между ним и войском франков горели костры сарацинского лагеря — тысячи огней, словно поля огненных цветов, распустившихся во тьме. Раннульф осадил коня неподалёку от короля и дворян. Его поразила странная красота этих бесчисленных огней, красно-золотых язычков пламени, пляшущих на ночном ветру.

Потом кто-то окликнул его, и он, оставив своих людей, подъехал к королю и окружавшим его лордам.

Паж подал королю фляжку; тот напился и передал фляжку человеку, стоявшему слева.

   — Что случилось?

   — Меня послал магистр, — сказал Раннульф. — Он и Балан д'Ибелин сильно отстали и хотят, чтобы вы подождали их.

В толпе дворян громко выругался Триполи.

   — Ты шутишь, что ли? — Он въехал между Раннульфом и королём.

   — Так мне было приказано сказать, — ответил Раннульф. — А я сам говорю — двигайтесь дальше. Мы должны пробиться к озеру. Половина войска уже осталась без воды.

   — Поехали, — сказал Керак. — Тамплиеры пробьются сами.

   — Мы не можем сражаться без тамплиеров, — сказал вдруг король и поднял голову. Плечи его были опущены; даже в темноте Раннульф видел, насколько он измотан. Неуверенным движением он потянулся за фляжкой и сделал другой глоток. — Мы подождём, — сказал он. — Мы будем ждать здесь.

   — Нет, — с силой сказал Триполи, — мы пойдём к озеру, даже если придётся идти всю ночь.

Король передал фляжку Кераку.

   — Я остаюсь здесь, пока не подойдут тамплиеры. — Он сделал знак пажу. — Сегодня мы ночуем здесь.

Триполи нагнулся с седла и схватил его за руку:

   — Болван! Нам нельзя останавливаться. Если мы не добудем воды для коней, мы уже проиграем, они падут прямо под нами!

   — Не трогай меня! — Король оттолкнул руку Триполи и поехал прочь, через склон. Слуги последовали за ним, и один за другим потянулись следом прочие дворяне.

Керак задержался, взглянул на Раннульфа:

   — Они ведут бой там, позади?

   — Мы сражались весь день, — сказал Раннульф и махнул рукой в сторону озера. — Идите дальше. Здесь нельзя оставаться.

Волк скрестил руки на луке седла и опёрся на них, крупная голова ушла в плечи. Триполи воззрился на Раннульфа:

   — Ты поедешь дальше?

Раннульф повёл плечом.

   — Мне приказано ждать здесь де Ридфора.

Триполи рывком обернулся к Кераку:

   — Ну?

Волк потряс головой:

   — Что бы мы ни делали, половина войска останется с королём. Хочешь, чтобы мы разделились?

Триполи воздел руки к небу, затем круто развернул коня и галопом помчался прочь с криком:

   — Мы погибли! Погибли!

Керак проводил его взглядом и вновь посмотрел на Раннульфа:

   — Ты дурной вестник, монах.

   — Пожалуй, — кивнул Раннульф. Он развернул коня, подъехал к своим людям и повёл их вверх по травянистому склону.

Земля здесь была твёрдая, чуть скользкая, усыпанная чёрными камнями. Зимние дожди промыли в склоне глубокие борозды. На ровной полоске травы Раннульф остановился.

   — Мы станем здесь, — сказал он своим спутникам.

   — Что? — Фелкс вскинул голову. — С какой стати?

   — Приказ короля, — ответил Раннульф и спрыгнул на землю. — Хорошенько следите за припасами. Не доверяю я этим ублюдкам.

Он расслабил подпругу, снял с коня недоуздок, повесил его на шею, подвязав к луке поводья, и пошёл в одиночестве по склону холма.

Оказавшись подальше от людей, он опустился на колени, перекрестился и начал молиться. Он думал о Медведе, о том, как он потянулся и схватил Медведя за руку — несомненно, тогда Медведь был ещё жив, — потом втащил его в седло — и тогда Медведь тоже был ещё жив.

А теперь мёртв.

В последний раз Раннульф позволил себе подумать о Сибилле.

Ей здесь было не место; она не имела никакого отношения к тому, что здесь творилось. Она осталась далеко позади, быть может, навсегда. Перед ним стена огня; на сей раз, если он будет достаточно чист, он пойдёт в огонь и увидит Бога.

Раннульф вернулся к коню, расседлал его и обтёр одеялом. Вокруг устраивались на ночлег остальные; рутинная обыденность привычных действий как-то успокоила его. Подошёл Мыш:

   — Святой... исповедуй меня.

Они отошли в сторонку, опустились на колени и исповедали друг друга. Потом Раннульф обхватил рукой шею Мыша, и они сидели вместе, глядя на далёкий сарацинский лагерь.

   — Как думаешь, — сказал Мыш, — мы уцелеем?

   — Мы бывали в переделках и похуже.

Подошёл Фелкс, опустился на колени рядом с ними, и они все трое обхватили друг друга руками за плечи.

   — Ах, Иисусе, — пробормотал Фелкс. Он плакал. Они сомкнулись в круг, опустив головы, и слегка покачивались.

   — Иисусе, — повторил Фелкс.

   — Я всё думаю, когда он умер, — сказал Раннульф. — Может, я убил его, когда втаскивал на седло.

   — Бедный Медведь, — сказал Мыш.

   — Он был самым храбрым из нас, — проговорил Фелкс. — Ничего не боялся.

   — Да, — сказал Раннульф, — он мог растеряться. Но испугаться — никогда.

Он вспомнил, как Медведь защищал его на собраниях, как стоял бок о бок с ним в сотнях сражений. Как он веселился в Дамаске, держа на коленях двух обнажённых девиц.

   — Мы даже не смогли похоронить его, — сказал Фелкс.

   — Не важно, — ответил Раннульф и перекрестился. — Теперь он в руках Господних.

Они теснее сомкнули круг, раскачиваясь из стороны в сторону. Фелкс опять плакал, опустив голову, и под рукой Раннульфа всё сильнее вздрагивали плечи Мыша. Раннульф поднял голову и взглянул на длинный пологий склон Хаттина, на бесчисленные огни сарацинского лагеря. На самом краю склона в темноте двигались чёрные фигурки — это люди Балана и основные силы тамплиеров наконец-то входили в лагерь. Раннульф крепче сжал плечи товарищей.