ПРОЛОГ

Как явствует из предыдущих моих книг, я много путешествовала по белу свету… или, по меньшей мере, я много путешествовала с тех пор, как получила ярлык «Счастливая шлюха из Нью-Йорка». И поездки, которые я совершала, явно не подпадают под ту категорию, что ваши чартерные поездки в Европу.

Хотя я и выросла в Европе и путешествовала по ней с родителями ребенком, а затем и подростком, я давно забыла аромат свежего рогалика с мармеладом в кафе на улочках Парижа; пахнущие уксусом и газетой чипсы из бакалейной лавки в Лондоне; хрустящий датский бекон с яичницей в Копенгагене или же настоящее фруктовое мороженое на улочках Италии.

И я скучала не только по вкусу европейской пищи, но также по зрелищам и звукам Старого света. Поэтому не удивительно, что я резвилась как ребенок, ступив ногой на европейскую землю и пытаясь возместить все упущенное за это время.

Наконец, я могла жить и писать, не опасаясь давления полиции, прессы и международной налоговой службы. Я опять почувствовала себя свободной как птица, взлетая все выше и выше и делая, что хочу – и с кем хочу.

Сексуально Европа тоже значительно повзрослела… В конце концов греки и римляне еще две тысячи лет тому назад выделывали такие вещи, которые и сегодня шокируют среднего американца. В Италии я слышала, как итальянец остроумно объяснил англичанину суть этого явления: «Мой дорогой, – сказал он, – когда твои предки еще жили в пещере, мои были гомосексуалистами уже тысячу лет».

Думаю, что вы найдете моих европейских коллег по приключениям освежающе разнообразными – более раскрепощенными, переполненными чувством юмора и менее закомплексованными, чем те, с которыми вы встречались на страницах моей прежней книги «Счастливая шлюха».

Между прочим, эта книга, как и все мои книги, не входит в разряд беллетристики, моя честность подвела меня. Мои произведения толкуются, как публичное признание криминальных действий (быть «мадам» само по себе преступление), некоторые правительства рассматривают меня, как признавшуюся преступницу, и поэтому я не имею право на получение статуса иммигрантки. Так что, если вы не против, дорогой читатель, то я заявляю, что некоторые события и действия, описанные в этой книге, никогда не происходили. Я их выдумала. Я все еще являюсь тихой маленькой голландской девочкой с живым воображением, хорошо? (Юристы это называют отречением от содеянного.)

Я надеюсь, что где бы вы ни были и когда бы ни читали эту книгу, вы будете иметь в виду, что здоровые взрослые люди не обязаны спать в одиночку. Секс по-европейски – это здоровый, необходимый и светлый аспект жизни, нечто прекрасное, чем необходимо наслаждаться и чего следует энергично добиваться без малейшего чувства вины.

Так что идите за мной по белу свету и будем вместе сумасбродствовать.

 

1. КСАВЬЕРА НАЧИНАЕТ ВХОДИТЬ В РАЖ

В старые времена, когда я еще была «мадам» в Нью-Йорке, мне часто приходилось оказываться в центре самых немыслимых ситуаций. Будучи работящей девицей, я просто пожимала плечами, говоря: «Ну, хорошо, такова жизнь»… И продолжала делать свое дело.

Но сейчас все это позади.

Сейчас же я все это делаю только ради забавы, и хотя делаю это реже, получаю гораздо большее наслаждение. И чем больше я получаю наслаждения, тем необузданнее становлюсь.

Я до сих пор вся исхожу соками, вспоминая ту ночь в Париже.

Лео и я посетили элегантный свингер-клуб недалеко от Булонского леса. Освещение здесь было не ярким, интимным, а музыка неотразимой. Обстановка была необычайно чувственной. По мере того, как музыка становилась тише (это был «Ролинг Стоунз» со своим совращающим, настойчивым битом), мягко светящиеся лампы сделались совсем тусклыми и мигали в ритм мелодии. Воздух наэлектризовался страстью.

Мы с Лео танцевали, крепко прижавшись и обвивая друг друга, находясь в магической власти момента. Его руки крепко держали мои бедра, а я обняла его плечи. Я могла чувствовать твердую теплоту его возбужденного члена.

Неожиданно я ощутила еще одну пару прохладных рук, гуляющих по моим бедрам. Они легко и ласково погладили ноги, забрались между ними и проскользнули в трусики.

– Лео, – прошептала я, – что происходит?

– Не знаю, – ответил он, – я не чувствую ничего!

– Зато я чувствую!

– Я знаю. Это же клуб свингеров. Парень исследует тебя. Это в порядке вещей. Ты ведь не боишься секса, а?

– Ксавьера боится секса? Боится ли кит воды?

Ощупывавший меня невидимка становился все дружелюбнее… Меня медленно раздевали. Он спустил мои трусики до колен, так что я не смогла танцевать, поэтому, не теряя ритм, переступила через них. Лео убрал руки с моих бедер и крепко обнял за плечи. Происходящее чертовски возбуждало его, и член Лео становился все крепче.

Таинственный приставала залез ко мне под платье и вскоре задрал его выше талии. Он тесно прижался к моему заду и сквозь его брюки я чувствовала твердый член. Я была окружена стоящими членами!

Я была почти в трансе. Человек сзади между тем начал ласкать мои груди. Как только он расстегнул верх платья, оно соскользнуло с плеч, и в считанные секунды я избавилась от него.

Музыка сменилась, сейчас это была мелодия «Битлз» из альбома «Abbey Road». Голос Джона Леннона заполнил пространство песней «Come Together», и по мере того, как я раскачивалась в такт музыке, человек сзади, которого я так и не видела, поигрывал пальцами с моей повлажневшей щелью. Затем я безошибочно почувствовала, как горячий член настойчиво пробирается между моими ногами. Я была настолько мокрой и готовой к приему, что он легко вошел в мою вотчину.

Я крепко уцепилась за Лео, как будто бы от этого зависела моя жизнь, и он стал моей опорой, когда я слегка наклонилась вперед. В очередной песне были слова: «…То, как она движется…», и сильный незнакомец позади меня, медленно толкал свой мясистый член, его и мои бедра двигались в такт сексуальной музыке и освещению.

Затем ….. ооооохххх! Темп набрал силу и, все еще обхватывая руками шею Лео, я стала извиваться вверх и вниз с чувством подлинного удовольствия.

– Лео, – прошептала я, – изумительно трахаюсь … оооххх, изумительно.

– Хорошо, – улыбнулся он, – поначалу я думал, что это просто новый танец.

Сумасбродность ситуации запоздало дошла до меня, и я нашла ее фантастически смешной. Я начала хихикать, Лео тоже, и скоро я так тряслась от смеха, что мой невидимый партнер почти выскользнул из меня…

Но не надолго.

Он вернулся в меня с новой энергией, а моя тряска еще больше распалила его.

Из динамиков полилась мелодия – «О, дорогая». Резкими толчками, которые заставили меня кричать от экстаза, обхватив мои бедра, насильник разразился бешеным оргазмом, истекая спермой и наполняя меня горячей суспензией. Еще один сильнейший спазм, и все было кончено. Со вздохами и стонами он покрыл мои плечи и зад поцелуями, а затем без единого слова, и даже не дождавшись окончания мелодии, удалился.

А еще говорят, что в танцах не может быть причуд!

Лео крепко держал меня и сказал с улыбкой:

– Я думаю, он кончил!

Я все еще горела от восхитительных ощущений и крепко зажала ноги для еще одного волнующего момента.

– Да, он кончил, – ответила я.

Мы опять вместе рассмеялись, а затем меня, будто ударило.

– Лео?

– Да, Ксавьера?

– Ты мне можешь сказать кое-что? Пожалуйста?

– Конечно.

– Он был симпатичный?

Мы оба поняли, насколько чудовищно это прозвучало, и рухнули, задыхаясь от смеха, в объятия друг друга.

Все происшедшее походило на прелестное безумство, а я так и не увидела его!

Это то, что я называю траханьем вне видимости!

 

2. ЛЕО И МАРИКА

Буквально за несколько дней до этого я была в Амстердаме, помирая от скуки, если сравнивать то состояние с теперешним.

Как же я совершила этот счастливый переход от скуки к радостной интересной жизни? Как же я вступила в этот абсолютно новый танец любви?

Все произошло, благодаря счастливой семейной паре, которую я встретила в Амстердаме.

Загадка: многие имеют женатых любовников.

Многие имеют двух женатых любовников.

Однако, знаете ли вы кого-нибудь, у кого были два любовника, женатых друг на друге?

Ответ: это я (удивлены, да?). И их звали Лео и Марика.

Я встретила их через несколько дней после возвращения в Голландию из Соединенных Штатов, и они были так же желанны для меня, как ночь с девкой для матроса в увольнении. Мой приятель, которого я знала в США, архитектор по имени Нед, сейчас жил в Амстердаме; он навестил меня и пригласил сходить куда-нибудь выпить. Когда мы встретились в баре, с ним был еще один мужчина, его хороший друг Лео Хоффман. По причинам, которые я до сих пор не могу понять, он мне сразу понравился. Он выглядел как нечто среднее между Тулузом Лотреком и Винсентом Ван Гогом (нет, не карлик без одного уха!). По моей догадке ему было около сорока лет, хотя позднее я узнала, что в действительности ему пятьдесят один год – у Лео было исключительно моложавое круглое лицо с короткими светлыми волосами, которые начинали редеть. Хороший стиль делал Лео моложе, чем он был на самом деле. Его козлиная бородка и усы выглядели весьма аристократически, и он находился в отличной физической форме, о чем вы узнаете позднее. После знакомства я сказала Лео:

– Ваша фамилия мне хорошо знакома. Вашу жену зовут Марика?

– Да, – ответил Лео. – Мы что, приобретаем международную известность?

– Что-то в этом роде. По совпадению один из моих знакомых дал мне номер вашего телефона. В любом случае я собиралась позвонить вам через несколько дней.

Лео сказал, что он тоже много слышал обо мне и что он и его жена, Марика, не просто знакомы с моими книгами, но и читали их с целью подогреть друг друга. Он пригласил меня отобедать в их доме следующим вечером и дал мне адрес своего большого старинного дома на берегу одного из знаменитых каналов города.

Позднее Нед отозвал меня в сторонку, чтобы предупредить о Лео и Марике. Причина этого предупреждения: они были свингеры. Я громко рассмеялась.

– А какого черта ты говоришь это мне, зная, кто я такая? – ответила я с раздражением в голосе.

– Не удивляйся, если ты обнаружишь в доме человек двадцать, и от тебя будут ожидать, что ты будешь трахаться со всеми и с каждым из них, – сказал он.

– Мне это нравится. Увести меня из такого общества, все равно что отлучить папу римского от церкви.

В тот же вечер Нед и его подруга Анни пригласили меня отобедать с ними. Она была значительно моложе, чем он, и в двадцать один год была одной из самых знаменитых манекенщиц Голландии. Она читала мои книги и была очень взволнована предстоящей встречей. Однако, хотя она и была очаровательной, все же в ней чувствовался какой-то холод и отчуждение, возможно потому, что Нед следил за ней, как ястреб. Он, должно быть, знал из моей книги, что я люблю женщин в равной степени с мужчинами.

У него не было причин для беспокойства. Да, она была красивая девушка и очень мне понравилась, но я не чувствовала к ней физического влечения. Я должна сказать, что манекенщицы это не моя чашка чая, поскольку большинство из них слишком эгоистичны, чтобы свободно и без предрассудков отдаваться другим. Всегда можно отличить комнату манекенщицы по отметкам губной помады на зеркале.

Несмотря на то, что у Неда не было причин опасаться, что я попытаюсь украсть его подружку, он становился все более и более замкнутым. И в самом деле, после обеда он отвез меня домой и после этого я говорила с Недом только один раз, да и то по телефону. Однако, я признательна ему за то, что он представил меня двум из наиболее интересных в сексуальном отношении людей, которых я когда-либо встречала – Лео и Марике.

Несомненно, что я с нетерпением дожидалась обеда в их доме. Уже несколько дней у меня не было секса, и поэтому я чувствовала себя не в своей тарелке. Мне нравится меняться партнерами, но мне не приходилось делать это много и часто с тех пор, как я ушла с поста дуэньи нью-йоркских мадам. И поэтому мне было наплевать, будет ли их только двое или все двадцать, я была к этому готова.

Когда я навестила Лео и Марику на следующий вечер, меня сразу же поразило, как они обставили первый этаж своего дома на берегу канала. В огромной гостиной было несколько хорошеньких кушеток, толстые ковры, напольные подушки, а также комфортабельные кожаные кресла и большой бар.

Стены были увешаны современной живописью, и по всей комнате стояли эротические скульптуры, что привносило нужную чувственность в помещение с высоким потолком и покрытыми лаком деревянными стенами.

Одна из картин была написана Бетти Додсон. Я встречалась с ней несколько раз в Нью-Йорке во время проведения телевизионных интервью о сексуальности, также мы вместе выступали с лекциями о сексе в средствах информации. Хотя мне так и не пришлось по-настоящему узнать Бетти, думаю, что могла бы хорошенько копнуть ее; я слышала, что Бетти стала чем-то вроде легенды в артистических кругах Манхэттена, практикующих свинг.

Ее картина, довольно большая по размерам и выполненная в черно-белых тонах, изображала пару, занимающуюся любовью, и хотя подробности Бетти не выписала, было очевидно, что люди совокуплялись. Картина отличалась хорошим вкусом, это было очень чувственное произведение, и я не могла не настроиться на красивые эмоции, любовь и эротику, излучаемые ею. Это был один из несметного количества объектов в доме, задававших чувственность.

Лео тепло меня приветствовал и с гордостью представил своей красавице-жене, Марике, которая замечательно дополняла окружающую чувственную атмосферу. Она была высокого роста – около пяти футов и девяти дюймов – несколько выше Лео и, имея такие длинные ноги, легко могла бы стать манекенщицей, хотя ей уже и было около тридцати. Ее волосы были рыжевато-светлого цвета, который так нравится мне у женщин. У нее были большие синие глаза и бледный цвет слегка веснушчатого лица. Ее груди, хорошей и твердой формы, похоже, были такого же размера, как и у меня.

– Я очень обрадовалась, когда Лео сказал, что пригласил вас сюда, – сказала она.

– Мне доставило удовольствие… я надеюсь, – ответила я, многозначительно взглянув на нее.

Марика рассмеялась и сообщила, что ее дом и предназначен для этого.

Мы присели и стали знакомиться ближе, начали с тех привычных пробных шагов, которые являются первой фазой в любом сближении. По мере того, как мы болтали, я подумала: приятно было бы посвинговать с ними, потому что ясно, что эти люди живут увлекательно. Марика несколько лет летала стюардессой на самолетах компании KLM. Около года она жила в Рио-де-Жанейро с молодым латиноамериканцем, а потом некоторое время в Штатах – как ни странно, с другом Лео, хотя все это время она интересовалась именно Лео. Но Лео жил в этот период с девицей по имени Мелани. Лео быстро достал и показал несколько фотографий миловидной девушки с сексуальным красивым телом.

Лео рассказал мне про нее:

– Она была чрезмерной извращенкой. Она любила кожу, рабское подчинение и была мазохисткой. Она часто просила, чтобы я связал и стегал ее, и надевал на нее кожаные вещи. Сначала мне это немного нравилось, однако я не мог заставить себя по-настоящему бить ее.

Он сказал, что не в его привычках избивать девушек, прижигать им кожу или же связывать их и ставить на них отметки. Очевидно, Мелани упрашивала его капать на нее горячий воск и гасить сигареты об ее груди.

– В конце концов, – продолжал он, – она ушла от меня, когда встретила английского продюсера порнографических фильмов. Он был садистом, а она служила идеальной жертвой для его извращенных желаний. Сейчас они поженились, она сделалась его рабой и выполняет все, что он пожелает.

– Это звучит, как точное описание большинства браков, – сказала я с улыбкой в надежде несколько приподнять настроение.

– Только не нашего, – быстро вставила Марика, – немножко садизма иногда – еще куда ни шло. Но немного может затянуться надолго. Дайте мне возможность трахаться и сосать в любой день. Или ночь. – Потом она продолжила: – Как только Мелани оставила Лео, я стала осаждать его. Однажды мы вместе провели ночь и он почти свел меня с ума.

Они нашли, что очень подходят друг другу, и решили пожениться.

Лео обязательный мужчина, и в какой-то мере я завидую Марике. Они – абсолютно противоположны. Он кипуч по натуре, гордится своим вкусом и глубокими познаниями в искусстве и музыке. Он сочинил несколько песен и записал несколько пластинок, и некоторые его песни исполняются знаменитыми певцами по всему свету.

– На самом деле, – сказал он мне, – если бы я не занялся производством велосипедов, думаю, из меня бы получился пианист.

Позднее, когда мы обсуждали проблемы брака и денег, он заметил:

– Деньги для меня так же важны, как и человек на Луне. Если Марика когда-нибудь задумает развестись со мной или я задумаю развестись с ней, и она захочет получить все мои деньги, я не против. Я всегда смогу заработать на жизнь игрой на пианино в баре.

Марика обладает более артистичным и капризным характером. По гороскопу она «Рыба», типичный представитель этого знака, упрямая и холодная, хотя внешне и дружелюбная. У нее есть определенные установившиеся взгляды, и поэтому с ней трудно спорить. По мере того, как я узнавала ее лучше, Марика изложила мне свои взгляды на свинг, которые сводились к следующему: «Если хочешь трахнуться с моим мужем, трахайся, пока я здесь. Но не трахайся с ним за моей спиной. Если ты хочешь честных отношений, имей их с нами обоими».

Лео легкий в обхождении человек, любящий свободу так же, как и я. У него громадный запас энергии и даже после долгих часов работы, вернувшись домой, он кипит от избытка жизненных сил.

– У него всегда полным-полно новых идей, – рассказала мне Марика. – Он все время сидит на телефоне, договариваясь о свинге, вечеринках, и даже занимается любительским сводничеством для своих приятелей.

Например, такие друзья, как Нед, звонят ему и говорят:

«Мне нужна девушка между тремя и шестью часами пополудни, когда моя подружка будет в парикмахерской». И Лео, будучи по натуре отзывчивым человеком, станет звонить какой-нибудь знакомой девице и уговаривать ее потрахаться с Недом с трех до шести.

И Лео, и Марике нравилась подруга Неда Анни, и они не могли смириться с его странным ханжеством. Нед никогда не позволял ей дурачиться или участвовать в свинге. Но если он хотел поволочиться за кем-нибудь, то это всегда устраивал старый добрый Лео, не говоря об этом Анни.

Настоящие свингеры имеют моральный кодекс: нельзя пытаться увести чьего-нибудь партнера только потому, что тебе удалось трахнуться с ним (с ней) во время свинга. Пары, принимающие участие в свинге, обычно приходят и уходят вместе (а в промежутке они могут трахаться сколько угодно и с кем угодно!). Не должно быть никаких эмоциональных привязанностей к партнерам по свингу. Это всего-навсего спонтанное физическое развлечение, акт совместного обладания и наслаждения другими.

Однако, это именно та ситуация, которую не мог выносить Нед, а Лео сказал ему, что не знает девиц, согласных на кратковременные встречи за ленчем. Если она девица легкого поведения и ее услуги будут оплачены, тогда все в порядке. Но ни одна порядочная женщина не любит, чтобы ее впихивали в расписание на пару часов, вне зависимости от свободы в поступках и либеральности взглядов, и особенно ей не нравится удовлетворять мужчину, который после этого должен бежать сломя голову к своей подруге. И вообще Нед не был уж настолько блестящ или великолепен. Он был славный парень, с хорошим чувством юмора, но ничуть не Адонис.

– Вы видели это? – спросил Лео, меняя тему разговора. Он дал мне в руки большой кусок гипса, который без всякого сомнения представлял собой гордо стоящий, прелестный пенис.

– Марика хранит его на случай, когда ты уезжаешь по делам? – спросила я смеясь.

– Почему бы и нет? Это же мой член!

– Твой?

– Конечно. Как ты думаешь, где мы достали форму? Мне ее сделала на заказ в Нью-Йорке одна из тех чокнутых девиц в Гринвич Вилледж, по-моему, их называют «групиз».

«Групиз», если вы помните, были девицы (иногда парни), которым нравилось трахаться с известными в артистическом мире лицами. В основном, это были музыканты. Я не думаю, что когда-нибудь им удалось добраться до сэра Лоуренса Оливье. Многие из этих девиц были известны как отливщики различных штуковин из гипса, в основном же, их хобби заключалось в отливке наиболее показательных мужских членов. Лео объяснил, как он достиг своего права на бессмертие.

– Марике пришлось поехать со мной, – сказал он, – сосать мой член до тех пор, пока он не стал большим и твердым. Затем, когда он сделался твердым и большим, девица быстро покрыла его горячим воском, одновременно лаская мои яйца, пока воск застывал.

Понятно, что по мере застывания воска член расслаблялся и в конце концов выскользнул из формы, которую затем заполнили гипсом. В результате получилась великолепная копия члена вплоть до его улыбающегося припухшего кончика.

В зависимости от индивидуальных наклонностей такая копия может использоваться для дверной задвижки, подставки для лампы или же объекта для разговора за чашечкой кофе.

Гипсовый член Лео использовался Марикой в качестве пресс-папье, под которым хранились письма. Видите, как удобно иметь в доме под рукой запасной член?

Чем больше я вглядывалась в интерьер гостиной, тем большее количество странных эротических предметов я обнаруживала. Книжные полки, кофейные столики, все это было украшено ошеломляющими изображениями фаллоса, собранными, очевидно, со всех уголков мира; вероятно, это были подарки международных свингеров, которые превратили дом Хоффманов в свою штаб-квартиру.

Подошло время обедать и в течение часа или около того практически мы не говорили о сексе. После обеда Лео и Марика стали мне показывать фотографии, где они были запечатлены в голом виде вместе с другими свингерами, с которыми встречались во время отдыха на острове Левант, излюбленное лежбище нудистов на юге Франции.

Одно необычное фото демонстрировало трех молодых девушек, причем их половые органы были гладко выбриты. После более тщательного рассмотрения я заметила, что в соски их грудей и в наружные половые тубы были вставлены небольшие колечки, которые запечатывали отверстия наподобие средневековых поясов верности. Я потратила совсем немного времени, чтобы убедить Лео показать мне кинопленку, где эти самые девушки занимались сексом.

На пленке одна из девушек сняла связку ключей с цепочки, которая висела у нее на кольце, вдернутом сквозь половые губы, и вручила их мужчине, чтобы он открыл замочки на цепочках у других девушек. После этого были показаны различные процедуры, демонстрирующие, как этот мужчина умел обращаться с цепочками, ключами и, что он делал пальцами, не причиняя особой боли девушкам, потому что был нежен и аккуратен.

Мне это не показалось очень сексуальным, но Лео и Марика считали, что это суперсекс. Они сказали, что это было одно из самых прекрасных и волнующих зрелищ, которые они когда-либо видели.

Лео поведал мне о забавном случае, связанном с девушками, работавшими в ресторане в Сен-Тропез, свидетелем которого он являлся. Девушки были одеты в самые короткие мини-юбки, какие можно представить, а у одной из них на колечке между ног висели маленькие звенящие колокольчики. Когда довольно наивный официант принес им заказ, девица раздвинула ноги и раздался мелодичный звон.

Удивляясь, откуда мог исходить звук, официант взглянул вниз и обнаружил, что смотрит прямо в гладко выбритое, нахальное женское нутро с колокольчиками. Его поднос с грохотом упал на пол, и через секунду он уже был на коленях, делая вид, что собирает осколки, хотя на самом деле не мог оторвать глаз от самой сексуальной колокольни, которую когда-либо видел.

Марика сказала, что единственное удовольствие для этих девок заключалось в трахании и сосании, а также в том, что они занимались любовью друг с другом. Они не останавливались ни перед чем.

– Это было приятно день или два, – сказала Марика, – но потом наскучило, потому что они ничего не могли предложить, кроме голого секса, но мы хотим нечто большее. Нам нравятся люди с воображением и вкусом, которые понимают, что ум так же важен, как и тело.

Мы вернулись к фотографиям, в руках у Лео был следующий снимок – красивой, исключительно хорошо сложенной девушки-блондинки. Он сказал, что вся жизнь этой девушки вращалась вокруг секса и что она получала удовольствие от позирования голышом для журналов и кинофильмов. Затем она влюбилась в невероятного садиста, и жизнь ее стала точной копией судьбы «мадам О» из знаменитого французского романа. Она стала рабой этого мужчины и единственное, чего она хотела, это быть связанной, отшлепанной, отстеганной кнутом, носить цепи, тяжелые кожаные ремни и постоянно быть униженной.

Все это было довольно печально, но недавно та женщина и ее хозяин ехали с большой скоростью вдоль побережья Лазурного берега и страшно скандалили друг с другом. Он пригрозил выкинуть ее навсегда из своей жизни. Она пришла в такое отчаяние, что открыла дверцу автомобиля и пыталась покончить с собой. Однако вместо того, чтобы умереть, она лишилась руки. В одно мгновенье она утратила все, что получала, обнажая красоту и совершенство своего тела, она была обезображенной. И это – навсегда.

За разговорами мы забыли, что уже перевалило за полночь, и хотя я хотела провести ночь с Лео и Марикой, я поняла, что это начало взаимоотношений с фантастическими возможностями и поэтому не нужно торопиться. Я решила, что попытаюсь стать хорошим другом для них, и еще я запомнила намек Марики, что не должна пытаться тайно заводить какие-нибудь интрижки с Лео или переспать с ним. Все-таки трудно было удержаться от небольшого флирта с Лео, поскольку он был хорошей дразнилкой.

Той ночью, забравшись в постель, я уснула мертвецким сном, сном, который приходит от истинного удовлетворения и сознания того, что в мою жизнь вошли два прекрасных человека. А я – в их жизнь.

Я с таким нетерпением ожидала вечерней встречи с Лео и Марикой, что день тянулся для меня нестерпимо долго. Наконец стукнуло шесть вечера, и я появилась – с большими надеждами – у двери огромного дома Хоффманов. Марика приветствовала меня дружеским поцелуем, а Лео – еще более дружеским. Мы расслабились в их уютной гостиной и стали болтать об их образе жизни.

Без всякой ложной скромности они признались, что устраиваемые ими оргии стали притчей во языцех в Европе. Если американское общество когда-нибудь преодолеет свою сексуальную чопорность, я могу представить, как Лео и Марика приветствуют в американском аэропорту чартерные самолеты с туристами, специально прибывающими с целью потрахаться и полизаться: две недели траханья и сосания с организованными оргиями под занавес, со всеми удовольствиями, которые можно получить, обгладывая мужские и женские органы, плюс цветные слайды, которые можно потом демонстрировать приятелям где-нибудь в Дюбюке.

В качестве примера, насколько это может быть хорошо, они рассказали мне о том времени, когда в Амстердам для участия в фестивале фильмов «мокренькой мечты» (фестиваль порнофильмов наподобие Каннского) прибыла известная звезда американского ТВ. Каждый день она выступала в роли лидера тех, кто ежедневно собирался в доме Лео и Марики. После еды, выпивки и музыки наступало время «ленча в голом виде» – по всей гостиной валялись груды одежды, что напоминало раздевалку на стадионе перед ответственным матчем по регби. Лео и Марика выписали из США две огромные, царских размеров кровати вместе с зеркалами для потолка. Камеры домашнего ТВ были нацелены на каждую кровать, а мониторы установлены в одной из комнат для гостей. Это оборудование уже ранее использовалось Кронхаузенами (Филлис и Эберхард Кронхаузены – исследовали в области секса и психологии), когда они снимали один из своих фильмов в доме Хоффманов – это была часть двухсерийного документального фильма о сексуальном поведении в Европе. Лео и его супруга зашли так далеко, что приняли участие в одной из сцен, прекрасно продемонстрировав совокупление по-голландски. Если бы перечень академических наград включал премию за Лучший Оргазм, то мои друзья-свингеры могли бы получить за это Оскара.

Оба хозяина восторженно отзывались об американской телевизионной актрисе, которая, как они сказали, прибыла к ним крутой лесбиянкой, а на деле оказалась высоко интеллигентной женщиной с весьма четкими идеями о сексе – как с мужчинами, так и с женщинами. Для нее секс был основной формой общения. И, возможно, она была права. Как это ни странно, я сверилась со словарем: два первых определения слова «разговор» таковы: 1. обмен мыслями и словами; 2. сексуальное общение. Поэтому, если кто-нибудь в следующий раз обмолвится, что хочет поговорить с вами, обязательно уточните, что он имеет в виду!

Их приятельница, актриса, так уверовала в этот принцип, что отказалась проводить грань между хорошим и плохим, старым и малым, красивым и безобразным – она трахала их всех. Очень часто, как я поняла, она трахала холостяков, участвовавших в вечеринке. И, как я догадывалась, женатых тоже! Вот это разговор на любом языке! Это можно назвать настоящим даром в «лингвистике»!

С другой стороны, заметил Лео, он знавал одну сверхфеминистку, которая любила трахаться «в закрытую». Вскоре после того, как вышла ее первая книга, она объявилась на одной из оргий Хоффманов, и каждый участник оргии ожидал, что она будет, как маятник, трахаться со всеми. Или же наоборот – откажет всем. Однако в действительности оказалось, что вела она себя не так и не эдак. Она заперлась в большой спальне с мужиком по своему вкусу и трахалась там до посинения в обстановке интимности.

Это не сделало ее очень популярной среди остальных гостей, поскольку она не выходила из спальной до конца оргии и оккупировала одну из двух королевских постелей на всю ночь. Лео и Марика решили, что это не очень порядочно с ее стороны, поскольку все остальные были вынуждены трахаться на полу, коврах и креслах, при этом на единственную остававшуюся в наличии кровать были сделаны заявки заранее, примерно так же, как на шлюху шоферами-дальнобойщиками.

Марика снова вернулась к рассказам об актрисе из Америки. Та уверяла Марику, которая была склонна к мастурбации, что это весьма полезная для здоровья процедура. Эта мастерица секса, оказывается, научила свою мать – это в возрасте-то семидесяти двух лет! – как мастурбировать и пользоваться вибратором, и сейчас эта почтенная старая леди регулярно, два раза в неделю, доводит себя до экстаза. Кто знает, может, этим объясняется улыбка удовлетворения на картине Уистлера «Матушка»?!

На Марику так сильно повлияла эта философия, что она сейчас же прочитала вслух отрывок из одного опубликованного интервью, в котором художница Бетти Додсон излагала схожие взгляды:

«Я рекомендую ввести мастурбацию в качестве обязательной школьной дисциплины, – заявила мисс Додсон. – Мастурбация это наш первый в жизни сексуальный опыт. Это тот способ, посредством которого мы познаем себя, как сексуальных существ, и определяем наши сексуальные наклонности. На пути к этому встают родители, религия и общество. Преградой к познанию сексуальной стороны жизни является запрет мастурбации, и он постоянно уродует многих людей на всю жизнь.

В нашем обществе очень много людей, которые не могут найти контакта с другими, и мастурбация является для них единственным выходом из положения. Есть люди, привязанные к своему дому. Это старики и сексуальные меньшинства. Мы обязаны понять, что для них важно уметь правильно мастурбировать без какого-либо чувства стыда или вины.

Мастурбация – единственный способ, посредством которого женщина может получать оргазм независимо от того, замужем она или нет. Я тайно мастурбировала, когда была замужем, потому что наш интерес к супружескому сексу начинал угасать. Я мастурбирую потому, что знаю, что это неотъемлемая и важная часть общей сексуальности человечества».

Взгляды Бетти Додсон по этому поводу обогатили наш трехсторонний обмен взглядами на проблему одиночного секса.

– Я лично не получаю наслаждения от мастурбации, – призналась я, – и, честно скажу вам, я в этом не мастак. Я предпочитаю настоящую любовь.

– Но, Ксавьера, если ты лежишь в постели с мужчиной, – спросил Лео, – и он старается только для себя, разве не имеет смысла заняться мастурбацией, чтобы получать удовольствие одновременно с там?

– Это другое дело, – ответила я. – Я могу воспользоваться мастурбацией, если чувствую рядом с собой мужское тело. Но мне необходимо трогать его яйца или же держать его руку, когда он сканирует. А иногда мне доставляет неописуемое удовольствие самой дрочить его член или же, когда я сосу его, дать ему помочь мне, чтобы он кончил.

Они оба понимающе улыбнулись, когда я упомянула, как мне нравится наблюдать лицо мужчины, когда он спускает, и сперма бьет фонтаном.

– Я обычно занимаюсь любовью с закрытыми глазами, – сказала я, – так же делает и мужчина, но ведь прекрасно лежать полуизогнувшись на мужчине и играть с ним, чувствовать, как его тело сотрясается и дрожит, а затем – неистовый оргазм, и ею сперма разбрызгивается на все вокруг, орошая его живот или же увлажняя мой рот, груди, волосы или лицо.

Говоря о мастурбации, однако, я не хочу, чтобы у вас создалось впечатление, что я не получаю удовольствия от этого занятия в одиночку. Просто я всегда была более способной «яичницей», чем мастурбатором! Но во время тех случайных «сухих» периодов, когда моя сексуальная жизнь не слишком активна, я на самом деле нахожу удовольствие в фантазировании и доведении себя до оргазма, хотя очень редко с помощью рук.

Одним из весьма приятных способов для этого является купание в ванной. Во время этой лишенной секса недели в Голландии я однажды мылась в ванне и подставила вагину под рожок душа, свесив ноги через край ванны. Я позволила льющейся воде играть с моей киской, и скоро теплая, упругая струя стала волшебным образом воздействовать на клитор. И как раз тогда, когда я испытывала восхитительный, звенящий оргазм, моя мать открыла дверь в ванную, и я снова почувствовала себя девчонкой, которую поймали со спущенными штанишками!

В другие разы, должна признаться, я прибегала к использованию вибрирующего кончика моей автоматической зубной щетки. Так что, предпочитая «живые» штуки, я, признаюсь, как говорит Леонард Коэнс, иногда прибегаю «к нападению на себя»!

В любом случае, этот разговор напомнил мне, что мастурбация хороша до тех пор, пока она является частью разнообразной сексуальной жизни, но голый онанизм без женской ласки не очень-то полезен для подростка, и тогда я спросила у Лео и Марики, не хотят ли они послушать об одном случае из моей практики в качестве «мадам-исцелительницы» в Нью-Йорке.

– Да! – воскликнули они в один голос. – Конечно, хотим.

– Ну, хорошо, – сказала я, – если вы так настаиваете, я расскажу.

Лео и Марика откинулись на кушетку, и я начала свой рассказ о Ролло, молодом парне, у которого чесались руки и который воспитывался у очень строгой матери-католички. Возможно, отец и преподал бы ему жизненные азы, мать же привила ему мифические взгляды на секс. Хотя она и родила сына, но сама все еще не знала жизнь, как она есть.

Короче, она ему сказала, что если он будет возбуждать свою пиписку, то ослепнет, а также, что любовный акт с женщиной сразу же приводит к беременности.

Не удивительно, что бедный парнишка: 1. Боялся женщин, 2. Отреагировал на высказывания матери о женском поле проявлением повышенного интереса к представителям своего пола. 3. Высшее достижение, которого добилась его фанатичная мать, это его повышенный интерес к самосексу – с пятнадцати лет он онанировал четыре-пять раз в день.

Он просыпался утром и первым делом хватался за свой член. Во время ленча он пробирался в свою машину и онанировал второй раз и так далее. Для него это не было шуткой – каждый оргазм сопровождался приятными ощущениями и гораздо большим чувством вины. Все-таки он не ослеп и ему даже не нужно носить контактные линзы!

Все это я узнала от знакомого психиатра, который придерживался либеральных взглядов и был достаточно здравомыслящим, чтобы направлять ко мне пациентов, когда он чувствовал, что его усилия тщетны – даже за сто долларов за один прием!

– Ксавьера, – сказал он мне, – этому парнишке абсолютно необходимо потрахаться – он живет в совершенно фантастическом мире, созданном журналами для девочек.

– О, следует ли мне подыскать ему девочку? – сострила я.

– Нет, серьезно, может быть, ты встретишься с ним и продемонстрируешь свое мастерство?

– Ты имеешь в виду мою хирургию открытого сердца?

– Нет, – рассмеялся он, – я имею в виду, что ты одолжишь ему на время свою вишенку.

Несмотря на мой шутливый тон, я хотела, чтобы Лео и Марике стало ясно, что я была настроена очень серьезно насчет того, чтобы избавить парнишку от рукоблудия и приучить его к более подходящим отверстиям.

– Как он выглядел? – захотела узнать Марика. – Он был симпатичный или нет?

– Когда не нервничал – а это было чаще всего – он был весьма привлекательным пареньком, – ответила я. – Ростом около шести футов, стройное приятное тело, темные волосы и зеленые глаза и, как позднее я узнала, хороший длинный член.

Марика захлопала в ладоши, а Лео рассмеялся по поводу ее энтузиазма насчет хороших длинных членов.

Я знала, что они ожидают от меня страшного в своих подробностях рассказа о том, как я избавила этого несчастного малыша от его девственного несчастья, но нет, я вынуждена была признаться: все, что я делала для него (а он получил самую лучшую оральную помощь, которую человеческое существо может вытерпеть без опускания в первые секунды), ему не помогло.

– Член вставал и становился твердым, а когда доходило до дела, он сникал, несмотря на все, что я с ним вытворяла, – сказала я своим друзьям. – Бедняжка не мог удержать его стоячим, даже если бы его жизнь зависела от этого.

– Я рад, что твоя жизнь не зависела от этого, – пошутил Лео.

– Помолчи, Лео, – сказала Марика, горя нетерпением услышать кульминацию моей истории. – Дай Ксавьере досказать, что же все-таки произошло.

– Ничего не произошло, – сказала я.

– Бу-у-у-у-у, – прогудел Лео.

– Нет, в самом деле… – настаивала Марика.

– Ничего не случилось, – сказала я ей, – в этом-то вся и штука. Бедняжка хотел поиметь меня, и временами его пенис выглядел вполне жаждущим, но где-то между головкой его члена и его головой нарушилась коммуникация.

– Ну и что ты в конце концов сделала? – спросила Марика, все еще ожидая счастливого завершения этой истории.

– Я отослала его домой, – ответила я, – со строгими инструкциями не возбуждаться, оставить в покое свой член (за исключением мочеиспускания) на две недели минимум. Для него обязательны постные воскресенья, понедельники и вторники, и если он хоть раз вытащит своего поросенка, то пусть не трудится даже подходить ко мне. Я не захочу его видеть. Я не намерена соревноваться с его любимой подружкой – пятерней.

– Не могу поверить, что парень удержался после десяти лет приятного злоупотребления самим собой, – сказал Лео с долей иронии.

– Перестань перебивать Ксавьеру, – попросила Марика, – я хочу дослушать историю до конца.

– Я тоже, – сказал Лео. – Мне она нравится, я могу переложить ее на музыку, она уже имеет хороший бит.

Мы все рассмеялись. Это, была весьма забавная идея.

– Ну и вот, – сказала я, – почти с точностью до минуты прошли две недели и зазвонил телефон. Это был он.

– Хэлло, Ксавьера, это Ролло. Помнишь меня? – спросил он.

– Конечно, помню. Как ты себя чувствуешь?

– Могу ли я приехать завтра в два часа дня?

– Это зависит от тебя, – сказала я улыбаясь. – Ты выполнял мои инструкции?

– Клянусь, да. Я даже пытался не трогать его, когда мочился, – проговорил он, стараясь сохранить в голосе дружелюбие и небрежность.

Я поверила ему.

На следующий день звонок раздался ровно в два часа. Насколько же это был другой Ролло! Он явился в голубых в обтяжку брюках и голубом свитере, и я почувствовала, что он сгорает от желания. Он ворвался в комнату и пронесся мимо меня, как сорвавшийся с привязи козел. Он казался уверенным в себе и, едва успев бросить мне «привет», в какие-то десять секунд разделся догола.

– Эй, не спеши, – осадила я его. – Давай сначала немножко подразнимся.

– Подразнимся! Подразнимся? А что это такое, черт побери! Две недели я лез на стенку. Если бы ты только знала, как мне трудно удержать свои руки… И, вероятно, без толку, – сказал он раздраженно.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Психиатр считает, что из этого ничего не выйдет, – обиженно надув губы, сказал он. – После того как я ему рассказал, как провалился в последний раз после часа бесплодных попыток, он утверждает, что мне никогда не удастся спустить в тебя.

– Послушай, Ролло, давай кончим болтать и приступим к делу.

Я разделась, подошла к нему и проверила его член. Он был даже больше, чем в прошлый раз. Я все прикинула и решила не трогать его руками. Я просто слегка прикоснулась к нему языком и взяла его в рот. Это напоминало сосание горячей сосиски. Я могла чувствовать, как он вибрирует, и в тот момент поняла, что победила. Этот врач-недоносок, возможно, и был большим специалистом по головам, однако по хвостам экспертом была я. Ролло был слишком возбужден для всяких тонкостей, поэтому я только быстро погладила его по животу и внезапно уселась на его член. На этот раз он и не собирался скисать. Я проехалась на нем и раз, и два, и три и могла ощущать, как он сотрясается и дрожит, приближаясь к оргазму. Тогда я легла на него сверху, крепко прижавшись к нему всем телом и раздвинув ноги, чтобы полностью контролировать его. Я прижала его плечи к себе и стала целовать. Его ресницы трепетали, и я ощущала, как внутри него зарождается новое, сильное движение.

– Я чувствую, что во мне тоже зарождается сильное движение, – сказал Лео.

– Ш-ш-ш, Ролло вот-вот должен спустить, – сказала я.

– Слава Богу! – воскликнул Лео.

– Я действительно рада за него, – объявила Марика, тоном школьницы.

– Ролло, действительно, оказался находчивым, – продолжила я рассказ.

– Поздравь меня! – проревел он.

– Поздравляю, – прошептала я.

– После двадцати пяти лет я наконец-то стал мужчиной. Четверть драного века! Догадываешься, что я сделаю первым делом?

– Что?

– Я скажу этому обсосанному психиатру, что он может нацепить презерватив и зае… себя до смерти!

Лео и Марика зашлись смехом – я искусной пантомимой изобразила Ролло в момент его триумфа и была рада, что мой рассказ (наконец-то!) обрел счастливый конец.

Потом Лео и Марика начали возиться на кушетке, и я подумала, что наступил момент завязать более интимные отношения между нами, но нет, через минуту или две обоюдного щекотания они выпрямились, и вместо свинга мы продолжили наши разговоры глубоко за полночь.

Я была возбуждена, однако существует несколько видов интимности, и эта – наша растущая дружба – была вполне достаточной на данный момент.

 

3. АМСТЕРДАМОЧКИ

Несмотря на мое продолжающееся сексуальное голодание, то, как Лео и Марика включили меня в свою жизнь, действительно заслуживает внимания. На деле, все, касающееся Хоффманов и их друзей, было для меня абсолютно в новинку; они занимались свингом под совершенно другую барабанную дробь, поскольку их философия жизни и любви была полностью противоположна жестким, основывающимся на деньгах реалиям Нью-Йорка. Не было никакой проституции и денежных интересов, только свободный секс, свободная любовь и теплые, заботливые дружественные отношения – без вспышек ревности, попыток командования или же ссор.

Конечно, мой старый образ жизни довлел надо мной, но сейчас я не только не торговала сексом, у меня просто не было никакого секса. Я холостяковала с момента приезда в Амстердам, наполовину чокнулась от желания, и моему состоянию ничуть не помогло посещение в Амстердаме вместе с Лео и Марикой района красных фонарей. Я не скажу, что оно меня возбудило, но то, что оно заставило меня навязчиво думать о сексе, это правда.

Девицы представляли собой причудливое сочетание от пикантных молоденьких особ до старых развалин, причем все они сидели в больших застекленных, расположенных на уровне улицы окнах наподобие манекенов в витринах универмагов. За спиной каждой девицы была почти одинаковая обстановка: опрятно застеленная двуспальная кровать с полотенцем, раковина с рулоном туалетной бумаги и сбоку столик с пакетиком презервативов.

Когда мужчина заходит, девушка задергивает шторы, и они быстро договариваются о цене. И до того, как они приступят к действию, деньги уже в руке у девушки. Затем она ведет клиента в ванную и заставляет его помочиться, прежде чем обследовать его пенис и визуально убедиться, нет ли у него венерического заболевания.

Это напоминает инструктаж по технике безопасности на промышленном предприятии и настолько же романтично. Но девушки эксперты в этом вопросе. Любой мужчина, который имеет жалобы, получает гондон на свой член независимо от того, хочет он этого или нет. И более того, он даже иногда не знает, что гондон надет на него.

Когда девица становится на колени и начинает сосать член клиента – услуга, которая, между прочим, стоит гораздо дороже, чем просто траханье – она уже спрятала у себя во рту презерватив, который затем мастерски надевает на головку члена. С помощью игривых пальчиков, которые, как думает клиент, используются для его возбуждения, она закатывает гондон на стоячий член.

Затем, когда он еще не догадывается, что же происходит, она уже на нем. И только потом, глядя на свой поникший член, он понимает, что был заточен в гондон.

Девушки обслуживают одного клиента в среднем от десяти до пятнадцати минут, а если он задерживается слишком долго, тогда следует вежливый стук в дверь. Еще через три минуты, если он не вышел, следует резкий стук и неприличный возглас. Через пять минут его вышвыривают за дверь с голой задницей с помощью вышибалы или сутенера, который бывает большой женоподобной особой, не испытывающей особого уважения к мужчинам.

Часто девицы являются так же опытными карманниками, и многие американские солдаты и матросы были очищены до нитки во время своих похождений в Амстердаме.

Девицы славятся своим здравым смыслом, однако они могут быть и очень-очень гадкими. Я остановилась перед одним окном и указала Лео и Марике на пожилую женщину, сидящую вместе с очень молодой хорошенькой девушкой. Я решила подразнить своих спутников и спросила: «Как вы думаете, где мать, а где дочь?». Минуты через две, когда мы снова проходили мимо них, старуха выскочила на улицу и завопила истошным голосом: «Ты хочешь знать, где мать, а где дочка? Загляни сюда на минуту, чтобы мы могли высыпать тебе на голову корзину с гондонами!»

Мы побыстрее убрались восвояси, а она еще долго продолжала вопить и буйствовать, как старая ведьма, которой она, впрочем, и была. Если чего и нужно избегать на этих улочках и каналах, так это драки, особенно, если она вызывает интерес у сутенеров и сводников.

За те годы, что. меня здесь не было, отмечен наплыв молодых суринамских девушек – чернокожих из голландских колоний, которые являются голландскими гражданами. Почти всегда они контролируются чернокожими парнями, тоже из Суринама, проделавшими тот же самый путь. Именно этих «бедных туземцев» можно найти слоняющимися ночью по берегам каналов или сшивающимися в барах сомнительной репутации, где их, так называемые, «жены» сидят у окна в ожидании приключений.

Известно также, что они могут пригрозить пистолетом или ножом богатому туристу, приговаривая: «Плати или умрешь!». И они не шутят. Они не посовестятся взять бумажник с вашего мертвого тела.

Квартал красных фонарей в Амстердаме также проявляет заботу и об извращенцах. Выставленная в окне проститутка, в данном случае, обычно старая шлюха со зловещим шрамом поперек лица. За ее спиной, сквозь окно, можно видеть мечи, кнуты, наручники, плети-семихвостки и ножные кандалы – последнее, очевидно, предназначается для той редкой залетной птички, которая увлекается мазохистским ножным фетишизмом!

Эти мадам маркиза де Сада туго затянуты в кожаные корсеты и одеты в высокие остроносые сапоги. Сквозь черные кожаные лифчики, как дула пистолетов, торчат соски. Щекочет нервы, не правда ли? Да, они занимаются страшным делом.

Часы пик для квартала красных фонарей где-то между семью и одиннадцатью вечера. Книжные секс-магазины, с такими откровенными изданиями, которые вы вряд ли найдете в городах Северной Америки, всегда заполнены в эти часы, а у прилавков, демонстрирующих сексуальные игрушки и устройства, толпятся покупатели, высматривающие новый способ получить большой кайф за свой «зелененький».

Эти магазины стоят рядком вдоль каналов. Тут же живые секс-шоу, которые, будем честными, всегда безобразны – непривлекательные исполнители на шатких театральных подмостках, показывающие сексуальные номера с энтузиазмом обесточенного компьютера. Имеются также специальные шоу, задачей которых является подогрев посетителей, готовых посетить бордель для быстрого перепихона.

По этим же улицам шатаются свободные охотницы, группы привлекательных молодых девиц, ищущих быстрый способ освободиться от повседневной нищенской работы в офисе.

Эти девушки могут получить некоторые удовольствия и прибыль, если не попадут в руки сводников и сутенеров, но часто мне доводилось видеть девушек со здоровыми черными отметинами на руках или ногах или же с громадным синяком под глазом, покрытым толстым слоем грима. Однако они выглядели счастливыми, а их хобби служило предметом улыбок в офисе!

Я также заметила, что некоторые из этих девиц совершенно без всякой причины откалывали причудливые номера, в то время как другие свистели и кричали вдогонку самым уродливым и грязным мужчинам, которые, казалось, никогда не мылись и не имели даже пенни в кармане.

Может быть, это потому что заработки так низки, составляя в среднем от двадцати пяти до пятидесяти гульденов, что равняется восьми – пятнадцати долларам. Эти ставки остались на одном и том же уровне с тех пор, как я впервые осознала существование проституции в Амстердаме, и мне жаль несчастных голландских авантюристок, которым приходится буквально зарабатывать своей задницей, чтобы держаться на уровне инфляции.

Таксисты города также подключены к сети торговли живым товаром и зашибают неплохую деньгу, развозя клиентов по различным борделям высокого класса, разбросанным по всему городу. Также они вручают пассажирам визитные карточки девиц легкого поведения, и полиция в этом не ставит им препон.

В целом, эта легализованная проституция является неплохой вещью. В то время, как сам факт того, что она действует открыто, снижает возбуждение, получаемое многими людьми от незаконного спорта, этот бизнес процветает. Или, следует сказать, громогласно заявляет о себе?

Когда я возвращалась домой вместе с Лео и Марикой из района красных фонарей, мой ум был занят подсчетом того, сколько же траханий, сосаний и т.д. происходит вокруг меня в это самое время. И я была здесь, одна из наиболее знаменитых в мире дам для удовольствия, окруженная оргазмами и коитусами и лишенная всего этого.

Лео, очевидно, прочитал мои мысли.

– Завтра, Ксавьера, – сказал он мягко, – мы поедем в Париж.

Париж! Город огней и любви. Где еще может быть лучшее место, чтобы избавиться от моей трехнедельной девственности!

 

4. ПЕРВОЕ ТАНГО В ПАРИЖЕ

Париж! «Праздник, который всегда с тобой» Эрнеста Хемингуэя – это такое замечательное, элегантное место для любви и смеха!

Марика и я прибыли туда без Лео – ему нужно было завершить какую-то сделку, и он собирался присоединиться к нам позднее в этот же день. Погода была чудесная и солнечная, гораздо приятнее, чем в Амстердаме, откуда мы уехали, и я была счастлива очутиться в этом городе, который выглядит точно так же, как в кино. Я не приезжала в Париж с тех пор, как была маленькой девочкой, и с удовольствием предвкушала хорошее времяпрепровождение.

Вскоре мы прибыли в наш отель в Сен-Жермен де Пре, одном из районов Парижа. Застройка его производилась главным образом в начале XVIII века, хотя самые старые здания появились значительно раньше. Улицы здесь заполнены великолепными старинными постройками, элегантными антикварными магазинами и, конечно, ресторанами высшего класса,

Поначалу мы с Марикой были довольно прохладно встречены администрацией отеля, в котором Лео нам заранее забронировал номера. Обслуживающий персонал, естественно, не знал нас, хотя Лео и был здесь широко известен, как большой транжира и свингер. Марика сказала, чтобы я не беспокоилась.

– Таковы французы, – напомнила она мне. – Они склонны быть немного грубыми и довольно сдержанными, однако, когда они поближе узнают нас, особенно с приездом Лео, увидишь, как они изменятся.

Она рассказала мне, что однажды Лео организовал здесь свинг-вечеринку с участием двадцати человек, и все это в своей единственной комнате в отеле. И никто не жаловался, более того, весь персонал отеля знал, что там творится, и с улыбкой проходил мимо дверей номера с видом конспираторов.

Марика и я удалились в свои комнаты – она на шестой этаж, а я на третий, чтобы освежиться. Лео приезжал в восемь вечера, а в девять мы планировали пообедать – нас трое, да еще коллега Лео по работе – Джуп. Меня предупреждали заранее, что Джуп несколько старомоден и поэтому я должна вести себя прилично!

Скоро подошло время обеда и мы вчетвером встретились в фойе. Джуп был и в самом деле старомоден – типичный голландский парень, правда, с хорошим чувством юмора. Хотя я и не пыталась шокировать Джупа, но все же иногда озадачивала его двусмысленными остротами. Во всем остальном я была совершенной леди, и мы весьма спокойно пообедали в ресторанчике поблизости.

По возвращении в отель Джуп под каким-то предлогом задержался у стойки администратора, договариваясь о чем-то, т.к. должен был уезжать на следующий день. Я же подозреваю, что он задержался там из опасения, что я попытаюсь совратить его в лифте, прямо между этажами.

В общем, как бы то ни было, Хоффманы и я вернулись в номера без него. Вспомните, что я еще не спала с ними и сгорала от нетерпения, кто же сделает первый шаг.

Это был Лео. Когда я выходила из лифта, он как бы случайно сказал:

– Почему бы тебе не подняться к нам, чтобы составить компашку, когда ты освежишься, но еще не облачишься в одежды?

Марика подавила легкий зевок и сказала:

– Но уже поздно и я устала. Я хочу завтра пораньше встать и пройтись по магазинам.

Поэтому я возразила Лео:

– Не думаю, что Марика сейчас в настроении для этого.

– Не беспокойся о Марике, – решительно сказал он. – Если захочешь, поднимайся к нам.

Я поняла, что именно так они действуют: Марика часто играла подчиненную роль, позволяя ему принимать решения.

Через пятнадцать минут, после быстрой ванны и душа, я, чувствуя себя несколько неловко, постучалась к ним в дверь. Но мне не нужно было беспокоиться. Лео крикнул: «Входи!». Когда я открыла дверь, то увидела, что Марика лежит в постели совершенно голая, чуть прикрывшись простыней. Лео же стоял, опоясавшись полотенцем с галстуком на шее. Он явно командовал парадом в таких случаях.

На мне был пляжный халатик – полностью голая спина и большое декольте спереди. Из этого халата можно было выскользнуть буквально за секунду.

Марика вопросительно посмотрела на меня, поэтому я сделала вот что: сбросила одежду и стянула с Марики простыню, которая едва-едва прикрывала ее.

До этого я еще не видела их голыми (только на фотографиях и, конечно, я была в восторге от гипсового члена Лео).

Марика без одежды неожиданно поразила меня, мне показалось, что у нее совершенно отсутствует растительность на лобке. Я предпочитаю в этом месте короткую аккуратную стрижку, а не гладко скошенное поле. Однако, я скоро обнаружила, что она не прибегала к бритве. Ее растительность была светлого оттенка, и Марика подстригла ее ножницами очень коротко. Когда через несколько минут я стала обрабатывать ее, то щетина от бритья и не раздражала мой подбородок. О нет, ощущение было мягким и приятным, и для меня не составило трудности найти ее потрясающий клитор. Похоже, что Марика много мастурбировала, потому что губы ее вагины были гораздо больше развиты, чем у женщин, не балующих лаской своих «кошечек».

Пока я с головой ушла в Марику, Лео сбросил полотенце, и вскоре мы погрузились в групповой секс. Лео «вкушал» меня, я «вкушала» Марику, а она «ела» Лео. Затем мы поменялись местами: я сосала Лео, он трахал языком Марику, а Марика занималась моей вагиной. Но мне не очень-то нравилось подобное распределение обязанностей. Я обычно предпочитаю сама обрабатывать ртом женщину, а не наоборот. Марика была немного расстроена тем, что я хотела обрабатывать ее и не хотела быть обработанной ею. Чтобы успокоить и утешить ее, мы опять поменялись местами, и я снова стала «вкушать» ее, крепко целуя соски и нежно дуя в уши, в то время, как Лео тоже играл с ней. Мне Марика нравилась, но эмоционально не возбуждала, поэтому достичь оргазма для меня было трудно. Но она, между тем, наслаждалась каждой секундой, не переставая издавать стоны и вздохи. Понимая, что делаю свое дело хорошо, я тоже возбудилась.

Затем Лео добрался до меня. Его пенис был тверд, как стальной прут, и я решила, что после того, как Марика пососет его в свое удовольствие, я покажу, что можно сделать с ним при быстрой работе языком.

Я стала жадно пожирать его член, дразня головку круговыми движениями языка и быстрыми прикосновениями к чувствительной области сразу же под головкой, а затем стала сосать член по всей его длине, возвращаясь назад к кончику. Все время, пока я обрабатывала ее мужа, Марика с удовольствием следила за нами и играла сама с собой. В отличие от смеха и болтовни, которые сопровождали нас всю предыдущую неделю, сейчас мы молчали. Мы в тишине наслаждались друг другом, без слов отдаваясь обоюдному обожанию.

Марика продолжала мастурбировать, хотя и без оргазма, но на грани его. Что же касается Лео, то он демонстрировал удивительную выдержку. Уже пятнадцать минут я занималась его членом, а он все еще с легкостью держался и даже решил доставить мне удовольствие. Мы приняли позу «69», и он просунул свои усы и козлиную бородку в мое влажное влагалище. Сначала было щекотно, но по мере того, как я привыкала к ощущению, оно становилось все более возбуждающим. Как говорят голландцы: «Поцелуй без усов, что яйцо без соли».

Лео старался изо всех сил, однако с трудом нашел нужное местечко в моем клиторе. У Марики я сразу обнаружила точку, где нужно поработать, чтобы немедленно завести ее. Женщины обычно лучше знают, как быстрее стимулировать друг друга. Что же касается мужчин, то, как я обнаружила, требуется некоторое время, чтобы достичь обоюдного удовольствия. Но Лео действительно старался на совесть, и хотя он и не приближал меня к оргазму, мне очень нравилось то, что он делал.

Когда же он наконец взобрался на меня и глубоко вошел в меня толстым, правильной формы членом, я почувствовала подлинное возбуждение. Ощущение его сильного тела на мне, мягкое дыхание и поцелуи, которыми он покрывал мою шею, его прекрасные, спокойные манеры – все это потрясающе возбудило меня и довело до оргазма, который так долго нарастал. Оргазм был потрясающим. Вдруг, как будто бы сведенное судорогой, все мое тело начало трястись и содрогаться от страсти. Я обхватила Лео за широкие плечи и уверена, что оставила на его спине следы от ногтей. Я испытывала фантастический оргазм, снова и снова выгибаясь дугой и ощущая, как великолепный член Лео, врезаясь и вколачиваясь, заполняет меня. Для мужчины в возрасте пятидесяти одного года он был весьма активным и неутомимым любовником. Казалось, он и не думал спустить, продолжая бесконечно трахать меня. Когда я изнемогла, он выскользнул из меня и заменил два пальца Марики в ее вагине на свой еще сильный член. В то время, как он трахал ее, я проползла между его ногами и начала сосать его тестикулы. Затем каким-то образом ухитрилась просунуть голову между влагалищем Марики и членом . Лео – а еще говорите, что я не акробатка! В этот момент Лео стоял на коленях, а мне пришлось потянуть на себя зад Марики, что позволило добраться до ее клитора и поиграть с ним, пока Лео ее трахал. В таком положении я не опасалась, что Лео размозжит мне голову своим сверхзаряженным энергией, движущимся как таран телом. Мы объединились для того, чтобы Марика получила оргазм с удвоенным наслаждением.

И действительно оргазм ее был поистине неистов. Я все еще сосала ее клитор, а Лео вколачивал в нее свой невероятный стержень, когда она неожиданно забилась под нами, дыхание ее прерывалось короткими, горячими удушьями, а тело судорожно изгибалось.

Доведя с моей помощью Марику до состояния полнейшей удовлетворенности, Лео вынул из нее свой член (он все еще не спустил), и вставил его – блестящий от секреции, розовый и по-прежнему неутомимый – в мою отдохнувшую и снова томимую голодом «кошечку», но в этот раз уже сзади, по-собачьему. Он все еще находился в великолепной форме, и неожиданно я ощутила себя мазохисткой. Он вламывался в меня сзади, он был так силен, мужественен и дик, что я прямо умирала от желания, чтобы он сделал мне больно и отстегал меня. Я умоляла его: «Отстегай меня, Лео, ударь меня. Давай, давай, сделай мне больно». Я едва успела вымолвить эти слова, как он начал стегать меня по ягодицам.

Теперь он трахал меня еще резче и сильнее, удары стали жалить, а сочетание всего этого довело меня до неистовства. Горячее, обжигающее ощущение члена внутри меня и умелые удары по ягодицам – все это было слишком много, и я очень быстро достигла второго супероргазма.

Мы продолжали развлекаться в таком же духе до тех пор, пока не ощутили страшную усталость и закончили этот вечер очень нежно, просто лежа в объятиях друг друга, очень тихо, почти без движений. И мы получали наслаждение от этого. «Carrera» по-итальянски означает нежное поглаживание, ласку и не предполагает траханье.

Эта «carrera» с Лео явилась самым прекрасным моментом во время всего свинга. Забавно получить порцию порки и восхитительно быть так прекрасно трахнутой, здорово принять участие в любви втроем. Но этот нежный, эмоционально тихий момент любви был наиболее чудесным. И только когда мы тихонько лежали рядышком друг с другом, Лео, хотя он и был активен почти в течение часа, наконец-то достиг оргазма – со мной. Это случилось очень мягко. Мы просто обнимали друг друга, совершенно замерев, за исключением почти неощутимых движений его твердого, как камень, члена в моей полностью выдохшейся вагине, как вдруг с негромким стоном удовлетворения бедра Лео выгнулись дугой, и он снова и снова вливал в меня свою драгоценную горячую влагу.

И даже тогда, когда окончились самые последние взрывы его хорошо заслуженного оргазма, и член стал терять твердость, мы все еще лежали крепко обнявшись, а его уставший член отдыхал в моей вагине.

Все это время Марика следила за нами, и я могла видеть, что хотя она, с одной стороны, и получала наслаждение от всего виденного и фактически довела себя до еще одного оргазма, все же в ее глазах была заметна некая объяснимая ревность. Я думаю, что она интуитивно понимала, что происходит что-то большее, чем просто свинг. Возможно, она осознавала, что Лео и я были в начале пути к длительным отношениям, что между нами случилось нечто особенное.

Я не хотела задеть ее чувства, поэтому тихо спустилась с кровати, почти ошарашенная этими последними мгновениями с Лео и нашим общим смягченным оргазмом. Я обмылась, надела пляжный халат и шепотом пожелала им доброго утра, поблагодарив за великолепный вечер и за то, что они привезли меня в Париж в качестве своей гостьи.

 

5. Я ЛЮБЛЮ ПАРИЖ ВЕСНОЙ

Следующее утро оказалось солнечным, и одно сознание того, что я нахожусь в Париже, привело меня в приподнятое настроение. После утреннего туалета я легко позавтракала в баре отеля.

Мой любимый напиток, апельсиновый сок, не является столь обычным питьем в Европе, как в Северной Америке, но я заказала и его, к счастью, скоро принесли. Он был из свежевыжатых фруктов, восхитителен на вкус вместе с горячими, только что выпеченными рогаликами, полными масла и варенья. Сила воли велела мне воздержаться от рогаликов с маслом, но моя сила воли не в лучшей кондиции по утрам, и поэтому я не могла удержаться от соблазна. А если ты еще и любительница поесть, то становится очевидно: после первого вкусного куска следует еще один, а затем еще и еще!

После той чудесной ночи я чувствовала себя очень близкой к Лео и Марике, но зная, что нельзя полностью занимать время друг друга, мы провели этот день врозь. В Париже так много красоты и очарования, здесь трудно чувствовать себя одинокой или заскучать, поэтому я действительно не скучала без них и провела время, как благодарная туристка.

Около моего отеля в районе Сен-Жермен де Пре на каждом шагу ожидают восхитительные сюрпризы. Дом, в котором жил Вольтер, аббатство Сен-Жермен де Пре (основанное в VI веке), уютные ресторанчики и кафе, часто посещаемые парижской артистической и литературной богемой и кинозвездами, аптека в американском стиле… все это было частью того великолепного коллажа, который делает Париж таким динамичным городом, каким он есть на деле.

Стараясь не выглядеть типичной разевающей рот туристкой, хотя нередко посматривая в туристический справочник, я блуждала по Латинскому кварталу, который примыкает к Сен-Жермен де Пре, а возник еще в то время, когда студенты действительно разговаривали на латыни. Там же находятся Сорбонна и знаменитый бульвар Сан-Мишель. Но я женщина, а не учащийся на грамотея, поэтому не могла удержаться от соблазна завернуть в салоны авангардной моды, антикварные лавки и кафе, расположенные на Сен-Жерменском бульваре.

Недалеко от этого места есть прекрасный особняк XVIII века, называемый отелем «Бирон», однако больше известный, как музей Родена – это дом великого скульптора Огюста Родена. Отсюда видно усыпальницу Наполеона и Эйфелеву башню. Я испытывала волшебное чувство в тот день в Париже, стоя в саду, в окружении великолепных скульптур Родена и старых могучих деревьев, и зная, что вокруг меня на много миль простирались история и красота, жизнь и любовь.

Если фамилия скульптора вам ничего не говорит, то тогда известна его репутация. Вы, наверняка, знакомы с его работами «Мыслитель» и когда-то спорным «Поцелуем». Это две из наиболее знаменитых в мире скульптур. Я помню, что меня очень возбудило чтение книги «Голая игра-I», основанная на жизни Родена. И вот, в этот весенний день, я нахожусь в такой близости от его великолепных работ!

Этот невероятный человек имел способность с помощью резца превращать бесформенную глыбу мрамора в самую прекрасную вещь, которую можно себе представить. Его произведения буквально потрясали своим изяществом, и я провела около часа среди них, будучи так далека от плотских страстей прошлой ночи. И все же, по-своему, это была подлинная оргия высеченной в мраморе красоты, отражающая человеческую страсть и желание.

Только позднее – черт возьми! – я узнала: если обратиться в соответствующее министерство с просьбой о выдаче специального пропуска «для познавательных целей», можно ознакомиться с подлинно эротическими работами Родена, которые не выставляются для публичного обозрения.

Ну и черт с ним, одним больше – одним меньше, меня и так тронуло и, более того, возбудило все, что я там увидела, и, возможно, это было к лучшему, что осталось что-то неувиденное, на потом.

Через Сену, за Иенским мостом, лежали сады Трокадеро, и я решила, что подошло время познакомиться с парижским метро. Я сверилась с планом города у входа на станцию и, держа в голове план маршрута, спустилась вниз и стала ждать поезда. Я очень удивилась, когда он подошел. Двери не открывались автоматически – входящие или выходящие пассажиры должны были сами открывать их. Я почти пропустила первый поезд, но, к счастью, дружелюбно настроенный молодой парень, заметив мою растерянность, открыл дверь изнутри.

В метро есть и другие интересные правила относительно того, кто может сидеть в часы пик – предпочтение отдается женщинам в положении и инвалидам войны. В объявлении не упоминались отставные шлюхи, поэтому я не решилась испытывать судьбу и проехала весь путь стоя.

Поезда – чистые, высокоскоростные и тихие (Париж первым начал использовать резиновые шины в подземке, а затем его примеру последовали Монреаль и Мехико), совсем не такие, как эти ужасно грохочущие, забитые мусором подземные нью-йоркские грузовики. Без каких-либо затруднений я закончила свое путешествие на площади Этуаль (буквально – «Площадь Звезды», потому что она имеет форму звезды, от которой отходят, как лучи, улицы) или, как ее сейчас называют, площадь Шарля де Голля. Парижане, вероятно, отдают предпочтение своим старым традициям, потому что на многих табличках было зачеркнуто имя Шарля де Голля и сверху написано «Площадь Этуаль».

Можно, конечно, не знать эту площадь, но она знаменита по меньшей мере по двум причинам: там находится Триумфальная арка, и это один из концов Елисейских полей. Арка, действительно, впечатляет своими размерами и красотой. Наполеон построил ее как въезд в город, чтобы его овеянные славой и победами солдаты могли пройти под ней триумфальным маршем. И, разумеется, Елисейские поля это та громадная улица, на которой можно встретить замечательных и красивых людей. По бокам Елисейских полей располагаются ресторанчики, стилизованные шоу-балаганы, кинотеатры и самые элегантные офисные здания.

Но я уже устала от прогулки пешком, и поэтому решила отдохнуть в ближайшем кафе. Потягивая лимонад, я откинулась в кресле и просто наблюдала за проходящим передо мной миром – прелестными парижскими девушками в своих сногсшибательных, по последней моде нарядах и тем специальным выводком парижан, которые похожи на Жана Поля Бельмондо.

Я начала фантазировать, что вдруг один из них, прохожий в безукоризненно сшитом, без единого пятнышка белом костюме подсядет ко мне, бросит на стол пригоршню франков, чтобы заплатить за мою выпивку, затем молча возьмет меня за руку и поведет вниз по Елисейским полям, чтобы привести, допустим, в расположенный рядом «Отель Георга V». Затем, не говоря ни слова, мы проскользнем в холл и получим вежливые поклоны – знаки признания и уважения – от обслуживающего персонала. Мы войдем в лифт, а затем прошествуем вдоль ослепительно белого коридора и ступим в столь же ослепительно белую комнату.

Там, возможно, под музыку Моцарта, мы займемся медленной, сверхвосхитительной, чувственной любовью, двигая наши тела со всей грацией фильма с замедленной съемкой. Затем мы – не будучи в силах выдержать хотя бы еще один миг – взорвались бы в помрачающем уме оргазме, и комната приняла бы желтый, как дыня, оттенок, а музыка почти поглотила бы нас, медленно переходя к теме из «Эльвиры Мэдиган».

Позднее, все также безмолвно, мой любовник взял бы меня за руку и вывел обратно на теплый солнечный свет и вернул бы на Елисейские поля к моему лимонаду. И, не произнеся ни единого слова, обменявшись прощальным взглядом мы бы разжали руки, и он медленно ушел бы вверх по улице и из моей жизни.

Глупая фантазия, полагаю я, но, очевидно, она просто витала в воздухе и посетила меня. Я едва могла поверить своим глазам, когда через несколько мгновений великолепно выглядящий мужчина в белом костюме приблизился к моему столику. Я была готова подпрыгнуть от радости и броситься к нему в объятия, но вдруг он прошел мимо меня и занял место за соседним столиком. Я замерла в ожидании его особенного взгляда, но он, казалось, не замечал меня.

Прошло несколько минут, я вся сгорала от предвкушения. Вот здесь, рядом, был любовник из моей фантазии, готовый разделить восхитительную любовь, как только невидимый дирижер подаст ему знак.

Вдруг еще один красивый мужчина прошел мимо меня и присоединился к первому. Быстрый, но красноречивый обмен рукопожатиями, приглушенный разговор, который с головой выдавал их принадлежность к «голубым», – и моя фантазия лопнула, как мыльный пузырь.

Вот сидит Ксавьера, устремленная к мужчине ее мечты, грезящая, чтобы он овладел ею, а он оказывается джентльменом гомосексуальных наклонностей!

Да что там, я считаю такого случая вполне достаточно, чтобы удостовериться, что наши фантазии – остаются фантазиями.

Время фантазий прошло, по крайней мере на сегодня, и я решила предаться одной из моих подлинных страстей – красивой одежде. С помощью своего неразлучного спутника и помощника – путеводителя и советов дружелюбных прохожих я нашла знаменитую Фобур Сент Оноре – улицу французских политических лидеров и законодателей мод. Там расположен президентский дворец, а также штаб-квартиры Ланван, Гермес, Сен-Лоран и Курреж. Неподалеку находятся Диор, Шанель и Кардэн, все легендарные имена в области моды. Это улица, на которой можно встретить Жаклин Онассис, делающую прическу у своей парикмахерши Александры. Или же любое количество мировых знаменитостей, заглянувших, возможно, в Роше и Гале за какой-нибудь безделушкой или же в одну из художественных галерей, чтобы купить «восхитительный маленький рисунок».

Окруженная соблазнами, я, должно быть, забыла о своей обычной скупости, потому что буквально в считанные секунды выкинула несколько сотен долларов на пару замшевых панталон и подходящее к ним замшевое пальто.

Затем я проследовала на прелестные галереи улицы Риволи, еще одну парижскую улицу с элегантными магазинами одежды около Лувра, хотя и не такими дорогими, как на Фобур Сент Оноре. Там я купила еще несколько неотразимых вещичек и решила на этом завязать, чтобы сохранить в кошельке несколько оставшихся «чеков путешественника». К этому моменту я поняла, что цены в Голландии и Франции были такими же высокими, как и в Америке. Париж, однако, является мировой столицей мод и качество работы великолепное.

До смерти устав от прогулки, покупок и фантазий, я взяла такси до отеля и, по счастливой случайности, приехала туда в тот момент, когда Лео и Марика садились в такси. Даже вне постели мы двигались синхронно! Мы договорились встретиться в фойе в 8:30, чтобы успеть выспаться и помыться в ванной.

 

6. СТОЛИК НА ДВЕНАДЦАТЬ ПЕРСОН, ПОЖАЛУЙСТА

Готовясь к обеду, я расслабилась к горячей, благоухающей ванне и с удовольствием вспоминала, как чудесно провела этот день. Затем, отдохнувшая и посвежевшая, я стала одеваться для обеда с Лео и Марикой. Я надела зеленое мини-платье с полностью открытой спиной и двумя тесемками вокруг шеи, на которых держался перед платья, слегка открывавший грудь. На глаза чуть-чуть нанесла подходящие по оттенку тени и, поскольку ночь обещала быть прохладной, накинула белое норковое пальто.

Я, наверное, выглядела весьма странно в этом наряде: на ногах сандалии, в летнем платье и меховом пальто! Но Лео встретил комплиментами мое появление, а Марика, как эхо, разделила его чувства. Она сказала, что к нам присоединятся египетско-еврейский юноша по имени Ахмед и одна из его многочисленных подружек.

Ахмед, я вспомнила, был юноша, о котором Марика мне однажды уже говорила. Она призналась, что они как любовники провели два месяца в Сен-Тропезе, когда она там отдыхала, а Лео в это время был занят бизнесом в Голландии. Он знал об этой интрижке, однако сносно отнесся к ней, говоря:

«Можешь развлекаться в свое удовольствие, можешь даже жить с кем-нибудь, когда меня нет поблизости, но не забывай меня. Больше того, когда ты в отпуске, развлекайся и даже трахайся с кем тебе нравится, несмотря на то, здесь я или нет». Конечно, разительный контраст в сравнении с моим закомплексованным Лэрри.

Ахмед и на самом деле был симпатичным парнем, что я сразу же заметила, когда он присоединился к нам. У него были темные волосы и смуглый цвет лица, улыбка привыкшего к поклонению идола и прекрасное тело с совершенной по форме задницей. Его подружка, Сюзетта, была хрупкой девушкой с коротко подстриженными рыжими волосами; на ней были черные короткие штаны в обтяжку и рельефные белые чулки. Она родилась красавицей, и ее прелестные длинные ресницы были особенно поразительны. Я и в самом деле втрескалась в нее с первого взгляда.

Мы направились в ресторанчик поблизости и к тому времени, когда уселись за столик, я чувствовала себя уютно и тепло. Ресторан был полон привлекательными людьми, все примерно моего возраста, и они явно наслаждались жизнью. Атмосфера вокруг была заразительной, и я сидела буквально светясь от счастья, потому что была в окружении славных людей, которые очень по-доброму относились ко мне – такой контраст по сравнению с тем, что мне пришлось испытать последнее время в Америке.

Я была в очень приподнятом настроении, а Сюзетта была так мила, что мне хотелось тесно прижать ее к себе прямо здесь, в ресторане. Но унаследованные мной североамериканские традиции не проявлять публично свои эмоции сдерживали меня.

Сюзетта инстинктивно почувствовала мое настроение и сделала первый шаг. Она подняла свои длинные ноги и положила мне на колени, медленно задирая мою мини-юбку, пока не показались трусики тигрового бикини. Затем она пододвинулась ко мне поближе и с чувством прижалась. Тем временем Лео и Марика сидели напротив нас, и она начала заигрывать с коленями мужа, перейдя вскоре на флирт ногами под столом. Эти шалости продолжались легко и беззаботно, и все мы чувствовали себя великолепно, ощущая близость друг друга, безмолвно улыбаясь и кивая друг другу.

И тут мы поняли, что едва знаем друг друга, поэтому Ахмед начал рассказывать о жизни в Париже, в том числе о проституции и лесбиянских барах. Сюзетта подрабатывала несколько вечеров в неделю в одном из таких баров в качестве разносчицы коктейлей, чтобы подзаработать кое-какие деньги. Она была лесбиянкой, но иногда получала удовольствие от встречи с мужчиной, и было известно, что она может оказывать бесценные услуги при свинге.

Ага! Так Сюзетта и Ахмед просто хорошие друзья! Он упомянул, что знает множество девиц, работающих по вызову, и когда я спросила его, чем же он зарабатывает на жизнь, он застенчиво усмехнулся и пробормотал: «Догадайся!».

Я моментально сообразила, что его содержат профессионалки, и он подтвердил это. Передо мной сидел человек, который в действительности не был сутенером, однако обладал таким очарованием, что женщины сходу влюблялись в него и следили за тем, чтобы он никогда не ощущал недостатка – как в деньгах, так и в сексе. Но они знали – с ним нельзя связываться серьезно.

– В Париже есть в настоящее время две главных мадам, – сказал Ахмед, уводя разговор от своей особы.

Я уже слышала об одной из них, очень пожилой даме, ей было около семидесяти, и она пользовалась репутацией самой главной.

– Она, действительно, самая лучшая, – подтвердил Ахмед. – Она доставляет девушек самолетами из Рима в Лондон или из Персии в Париж, стоит только сделать заказ. Это большой бизнес, и некоторые из ее клиентов платят за это тысячи и тысячи долларов.

Он сказал, что ее сейчас редко видят в Париже, хотя в Париже к проституции относятся более или менее терпимо, и что у нее уже нет такого дома, какой я содержала в Нью-Йорке. Она была каким-то образом связана с убийством, где были замешаны проституция, гомосексуализм и шантаж с участием известного французского киноактера. Телохранитель актера был застрелен в упор прямо напротив ее дома, и с тех пор она несколько раз переезжала с места на место, меняя номера своих телефонов и в результате растеряла многих клиентов.

Сейчас, когда она начала подниматься на ноги, она почти оставила свое занятие, хотя все еще доставляла девушек некоторым наиболее богатым и сильным мира сего.

Сюзетта упомянула имена кое-каких ведущих французских киноактрис, которые я не осмеливаюсь произнести здесь, и сказала, что они начинали свою карьеру у этой мадам в качестве девушек по вызову. Она рассказала также, что жена одного из самых видных политических деятелей Франции являлась регулярной клиенткой мадам, которая подбирала молодых юношей и девушек, чтобы она могла получить удовольствие от развлечений с ними.

Должна сказать, что я была несколько шокирована, когда Сюзетта назвала эту даму, но Ахмед со знанием дела подтвердил, что это голая правда и не является уж таким большим секретом.

Ну, а почему бы и нет? Только потому, что ты жена видного политического деятеля, ты не можешь побаловаться свингом, да? Если тебе это приятно, занимайся этим независимо от того, кто ты есть. Но довольно-таки трудно представить себе отдельных политических деятелей, принимающих участие в оргиях, например, Ричарда Никсона или Голду Меир, королеву Елизавету или же премьер-министра Великобритании Тэда Хита. Это похоже на то, как если бы вы пытались вообразить, что своим пердением Жаклин Онассис может вызвать шторм. Политики тоже люди, но все-таки это кажется невероятным!

Обед был сущим удовольствием, а после него мы пересекли Сену и поехали на северо-запад через ночные огни Булонского леса к окраинам Парижа. Машина была битком набита свингерами, и я знала, что мы едем не на церковную службу. И это было очень хорошо, потому что я не надела шляпу!

Ахмед сказал, что мы направляемся и один из самых старых свинг-клубов, который часто посещали знаменитости со всего света. Как и в других подобных клубах, в нем предпочитали иметь дело с парами, но и одиночный мужчина тоже имел туда доступ, правда, за плату, в шесть раз превышавшую обычную.

Лео напомнил мне, чтобы я расслабилась, и философски добавил: «Если что должно случиться, того не миновать». «Que sera, sera», как, бывало, пела Дорис Дей, хотя я не думаю, что она имела в виду свинг.

Вскоре мы подкатили к прелестному старинному особняку, расположенному на большой улице, въехали через широкие ворота, припарковались, и Ахмед назвал какое-то имя. Хорошо сложенный молодой мужчина в тесно сидящих брюках-колокольчиках, которые откровенно демонстрировали его мужское достоинство, улыбнулся и пригласил нас в бар. На первый взгляд там не происходило ничего особо волнующего. Внутри было, примерно, пар десять, все одеты и заняты тихой, спокойной беседой.

Я села на один из стульев у стойки бара и обнаружила, к своему удовольствию, что в сиденье, как раз там, где расположилась моя промежность, имелось небольшое отверстие. Оглядываясь вокруг, я заметила, что некоторые из парней во время разговора со своими дамами не теряли время даром и вовсю работали пальцами, используя отверстие. Хм-м-м! Неплохое начало, не так ли?

Ахмед провел меня по всему дому, где оказалось большое количество боковых комнатушек сексуального назначения и две просторные ванные комнаты. Обе ванные не отличались друг от друга: в каждой были унитаз, биде, умывальник и стопки чистых мохнатых полотенец. На полу я заметила несколько уже использованных полотенец.

Мы заглянули в несколько комнатушек, и все они походили одна на другую. Вдоль стен стояли привлекательные марокканские кушетки с туго набитыми небольшими подушками, в середине большой овальный стол, освещение мягкое и интимное. Столы были абсолютно чистыми, на них ничего не лежало, хотя находившиеся в комнате люди и курили.

Мы вернулись в бар, который примыкал к уютному танцевальному залу, и музыка звучала в нем великолепно. Лео и я отважились на небольшое приключение, положившись на волю фантазии, и – вы уже, наверное, догадались! – здесь-то меня и трахнул сзади мой невидимка. Это была такая хорошая история, что я не могла удержаться, чтобы не поместить ее в начало книги! На самом деле, каждый раз, вспоминая об этом случае или рассказывая о нем друзьям, я не могу не расхохотаться, вернувшись к конечному эпизоду, когда я склонилась к Лео и спросила, был ли хоть симпатичным мой невидимый партнер! Вот это я называю свиданием вслепую!

Я находилась в танцзале, все еще держась за Лео, абсолютно голая, еще не остывшая от плотской инъекции, произведенной парнем, которого я даже в глаза не видела. Изверженное им текло по моим бедрам, и хотя мне не хотелось покидать зал, нужно было подмыться и привести себя в порядок.

Я замечала обращенные на себя взгляды людей, которые явно получали удовольствие, наблюдая за мной и моим партнером по танцам. Некоторые из мужчин вытащили свои члены и начали работать с ними, пока мы так странно танцевали, и некоторые дамы, вероятно, занимались тем же самым с собой или со своими партнерами. Могу поспорить, что во всем доме не осталось ни одной пары сухих штанов.

Даже Марика, которую я видела в последний раз танцующей с Ахмедом, сейчас находилась в центре зала совершенно голая и забавлялась тем, что игриво тянула за член одного мужчину и одновременно вытаскивала из штанов член у другого.

Молодой человек, который заявил, что ему издали понравились мои груди, проводил меня в одну из комнаток, в которой на кушетках уже сидели два или три мужчины. Они встали при моем появлении и уставились на меня, а один из них предложил мне любезно полотенце. Я просто плюхнулась на середину стола и стала им вытираться. Юноша, который привел меня, держал руки на поясе, и я могла видеть выпуклость его огромного вставшего члена, буквально просившегося на свободу.

Я бросила полотенце на пол и решила, что следовало бы немножко подразнить его, поэтому легла на стол в позе, сказать о которой, что она была провокационной, было бы слишком мягко.

В одно мгновение юноша, сопровождавший меня, расстегнул ремень, почти разодрал ширинку, спустил брюки и трусы до колен и, не затрудняя себя дальнейшим раздеванием, прыгнул на меня и стал трахать с таким неистовством, как будто завтра наступал конец света. Его движения были сильными, жесткими и уверенными, как у молодого быка. Мои ноги крепко обхватили его широкую спину, а моя спина была тесно прижата к поверхности стола. Было ощущение, будто меня насиловали, потому что он вламывался в меня с такой силой, что даже причинял боль. Впечатление усиливалось и тем, что он был почти полностью одет. Его брюки были спущены до колен, на нем был свитер, и поэтому все, что я могла лицезреть – это его маленькая голая сексуальная задница, двигающаяся вверх-вниз по мере того, как он работал своим бешеным членом взад-вперед, взад-вперед, почти полностью вытаскивая его, а затем вгоняя обратно в глубины моей уже размягченной и мокрой вагины. Он сводил меня с ума и я, полагаю, делала с ним то же самое. Мы задыхались, исходили в крике, стонали. Это зрелище в сочетании со звуковым сопровождением привлекло в комнату любопытных.

В мгновение ока вокруг стола столпилось не менее двадцати мужчин; некоторые были уже голые, а другие лихорадочно срывали с себя одежды, и все с торчащими пиписками, как мы говорили в детском саду! Вид почти двух дюжин стоячих членов привел меня в еще большее возбуждение, если только его можно вообразить, и я стала поддавать тазом в такт ударов моего фантастического французского любовника. Знание того, что он находится в центре внимания такой аудитории, еще больше завело его, потому что трахание делалось все лучше и лучше. В скором времени зрители стали принимать участие в акте, и я чувствовала, как их члены толкались мне в уши и под мышки, терлись о мою шею и волосы, в общем, всюду. Казалось, все мое тело было покрыто мужскими членами. Я не знала, какой из них кому принадлежит и что они делали, потому что самый важный из них был тот, который находился в моем влагалище, и он начал приводить меня в экстаз. Перед глазами у меня вспыхивали и гасли огни, в уме проносились несвязные мысли, тело накачивалось горячим паром, и я думала, что на этот раз никогда не остановлюсь. Я просто буду исходить, исходить, исходить, пока не умру. В то время, как моя вагина судорожно сжималась и разжималась от спазм наслаждения, суперчлен внутри меня начал извергать семя, и мой неистовый любовник издал долгий стон удовлетворения; несколько последующих минут мы лежали полностью выдохшиеся.

Затем он потянулся к моему рту, и мы слились в поцелуе – единственном и первым за все время. Он слез со стола и выпрямился, выглядя настолько нелепо – в мокром и жеваном свитере, с болтающимися у лодыжек штанами, что я попросила его сделать мне маленькую любезность – снять с себя всю одежду, чтобы я могла полюбоваться его телом. Он это сделал. У него была крепкая грудная клетка без каких-либо волос, широкие плечи и сильные руки. Неудивительно, что он находился в хорошей форме – он, вероятно, выполнил столько упражнений, трахая меня, сколько не делает за месяц средний житель Милуоки.

Но у меня не было достаточно времени, чтобы задуматься о ценности секса, как средства поддержания организма в хорошей физической форме. В комнате находились два десятка все еще возбужденных мужчин, и им было наплевать, как выглядит мой только что закончивший друг. Их интересовало только путешествие вовнутрь меня. В течение последовавших сорока пяти минут, должно быть, меня поимели не менее десяти мужчин. Любым возможным способом: по-собачьи, на коленях на столе; сзади, наклонившись над столом; спереди, сидя на краешке стола и, ради разнообразия, иногда в обычной миссионерской позе. Меня трахали шестью различными способами, и, поверьте, мне был по душе каждый миг. Эти парни выделывали всевозможные кульбиты, только что не подвешивали меня к люстре. Но если бы в комнате была люстра, я думаю, они попробовали бы и этот вариант! Наконец я решила, что все уже кончено, когда вошел Ахмед, улыбаясь во весь рот и со скромной улыбкой на кончике члена. Какой бы изнеможенной я не была, я не могла не восхититься тем, как прелестно он выглядел без одежды. И поэтому бедная Ксавьера, не способная отказать превосходному телу, трахнулась «на дорожку» еще раз, доведя общий счет до «грязной» дюжины. Я трахнулась с Ахмедом и жаль, что он был двенадцатым по счету – мне так хотелось полюбиться с ним, когда я еще не была такой уставшей. Но я отдала ему все, на что была способна, и, верьте мне, все было очень здорово.

Он был нежным, но весьма возбуждающим любовником и знал, как использовать свой член для максимального проникновения и удовольствия.

Когда мы кончили, он прошел со мной в ванную комнату, и пока я пользовалась биде, он вручил мне мои трусики – те самые, которые я потеряла на полу танцевального зала!

Должна сказать, что к тому времени я уже порядочно обалдела. Я наконец-то реализовала свои фантазии о том, что было бы неплохо быть изнасилованной бандой жеребцов. На следующий день все мое тело было черным от синяков, полученных в результате всех этих щипков, ударов и выкручиваний.

На обратном пути в отель мы сравнили наши подвиги. Меня трахнули двенадцать раз, Марику только один раз, а прелестная малышка Сюзетта вообще не имела дела с мужиками, хотя ей и удалось побаловаться с несколькими дамами. Лео трахнул двух женщин, а Ахмед трахался трижды.

Так что я трахалась больше, чем остальные четверо, вместе взятые!

Лео сказал, что я, конечно, устроила виртуозное представление и, без всякого сомнения, до конца дней своих буду в этом клубе желанной гостьей. (К несчастью, владелец клуба, который я назвала «Замок Роже», недавно получил тяжелые травмы в какой-то драке, поэтому сейчас клуб закрыт.) На обратном пути в отель я все время думала, я была заинтригована, почему меня оттрахали столько много мужчин, а Марика имело дело только с одним?

– Разве я тебе не говорил, – рассмеялся Ахмед, а остальные, попытались подавить общую усмешку, – что в клубе есть правило: если какая-либо девица ложится на стол в центре комнаты, то это значит, что она готова удовлетворить всех желающих. Она должна трахаться с каждым, кто хочет ее!

При этих словах их как будто прорвало, и машину заполнил истерический смех. Я, безусловно, не могла не присоединиться к ним, потому что все это было очень забавно.

Марика, разумеется, знала об этом правиле, но не сказала мне ничего – отплачивая, как я догадывалась, за то супертраханье, которое я устроила Лео предыдущей ночью.

Но я должна сказать, что эта шутка ударила по ним другим концом. Безусловно, я была в слегка болезненном состоянии и ощущала дрожь в коленках. Но ведь они упустили целую дюжину таких великолепных в своей динамике траханий!

 

7. РАЗВЛЕЧЕНИЯ ПО-ПАРИЖСКИ

Проснувшись на следующее утро, я совсем не чувствовала себя способной на подвиги. Но я была голодна. Поэтому я решила нанести визит в легендарный отель, о котором много слышала от своих приятелей, и позавтракать там. Он назывался довольно просто – «Отель» – и пользовался репутацией одного из самых интересных гостиничных заведений. Те, кто мог себе позволить выкинуть по меньшей мере сотню долларов за ночлег, считали своим долгом, обязательно посетить его.

Он расположен на улице Изящных Искусств в районе Сен-Жермен де Пре и в начале века был известен под названием «L'hotel D'alsace». Именно там в 1900 году умер Оскар Уайльд. Я задала себе вопрос, не в этом ли отеле произошла чудесная история, связанная, по слухам, с Уайльдом, которую я с удовольствием узнала.

Великий писатель и профессиональный бонвиван приехали в Париж после тюремного заключения за содомский грех в своей родной Англии. Он был неисправимым гомосексуалистом и после тюрьмы решил открыть новую страницу в своей жизни. Он будет жить во Франции, но вести более умеренный образ жизни.

По прибытии его встретил приятель и отвез в гостиницу. И пока приятель договаривался с портье насчет багажа, мальчик-слуга провел Уайльда в его номер. Процесс оформления багажа занял некоторое время, и когда пятнадцать минут спустя друг вошел в комнату, он застал Оскара в постели с мальчиком в весьма недвусмысленной ситуации.

– Оскар, – вскричал огорченный друг, – я думал, что ты действительно намерен начать другую жизнь! Ты обещал перевернуть новую страницу в своей жизни!

– Да, я так и сделаю, – ответил Оскар, – я это сделаю, только после того, как я дойду до конца этой страницы!

Сегодня в отеле вы навряд ли встретите потомков Оскара Уайльда, вероятнее здесь найти отпрысков Марчелло Мастроянни и Катрин Денев и, возможно, вы остановитесь в том же номере, в котором Бриджит Бардо рожала сына.

Французский актер Ги Луи Дюбошерон и техасский архитектор Робин Уэстбрук объединили свои усилия, чтобы переделать старинную гостиницу в современный увеселительный шедевр. Каждая комната отличается оригинальной художественной отделкой и предметами антиквариата, а первый этаж представляет собой нечто среднее между фойе, магазином безделушек и висячими вавилонскими садами. На всем протяжении от входа и до обеденного зала можно видеть шикарные вьющиеся растения и другую зелень, а также ярко окрашенных живых фазанов, павлинов и попугаев и даже пару обезьян. Вокруг бродят несколько миролюбиво настроенных английских гончих, которые иногда огрызаются лаем на испытывающих их терпение птиц.

Среди маленьких дополнительных привлекательных услуг, оказываемых отелем, можно назвать традицию приветствовать вновь прибывших гостей свежесрезанной розой на подушке и бутылкой охлажденного шампанского. В отеле всего двадцать пять номеров, и гости принимаются только по строго ограниченной персональной рекомендации.

Чтобы позавтракать, однако, мне не понадобилось пользоваться персональной рекомендацией или предварительно заказывать место.

После завтрака я представилась управляющему, и мне разрешили осмотреть отель. Потом я надумала ознакомиться с еще одним знаменитым местом в Париже, кафе «Купол» на Монмартрском бульваре, где, как мне сказали, в любое время дня и ночи можно увидеть «возмутительные» вещи. Королевы гомосексуальных сборищ, люди, переодетые в одежду другого пола ведут здесь настоящую войну за внимание к себе таких ведущих манекенщиц Европы, как Верушка. Такие нью-йоркские «знаменитости», как Энди Уорхол и Вива, забегают сюда во время своих парижских гастролей, и вполне вероятно встретить здесь Ива Сен-Лорана или же еще кого-нибудь из лучших парижских модельеров. Вам может повезти, и вы потретесь локоть о локоть с любой французской знаменитостью, находящейся здесь со своим «голубым» любовником. Да, это достойное зрелище.

По разительному контрасту с другими кафе официанты неправдоподобно стары. Я заметила, что некоторые из них, как фламинго, стоят на одной ноге, потирая о нее вторую и пытаясь, очевидно, восстановить утраченное давным-давно кровообращение.

В «Купол» приходят многочисленные художники, пытающиеся продать свои работы, и это им удается, потому что кафе всегда переполнено как интересными туристами, так и местными жителями. К вам также может прицепиться старик, торгующий марокканскими коврами. Я, может быть, заинтересовалась бы ими, если бы они были волшебными. Один старик заверил меня, что они таковыми и являются, хотя не смог предъявить годичную гарантию в том, что ковер налетает 12 тысяч миль, поэтому я спокойно прошла мимо.

В тот вечер Лео, Марика и я с Ахмедом пошли в кабаре «Альказар» на улице Мазарини. Ахмед провел нас наверх, подальше от туристов, туда, где актеры собираются и расслабляются в промежутках между выступлениями. Обстановка один к одному напоминала фильм Лайзы Минелли «Кабаре». У дверей дежурили лесбиянки в ожидании, когда их подружки закончат работу, а также толкалось большое количество симпатичных «голубых» мальчиков, заигрывавших с танцорами-мужчинами и некоторыми посетителями.

Из-за большой тесноты многие стояли на стульях и креслах, пытаясь разглядеть происходящее на сцене. Нам наконец удалось найти удобное место на балконе, откуда мы могли отлично видеть сцену. Что хорошо, шоу продолжалось с девяти вечера до четырех часов утра, и паролем здесь было выражение: «Все сойдет». Бурлеск, фарсы с переодеванием и тумаками, новые певцы-дебютанты: было все, что можно ожидать от старого европейского мюзик-холла.

Лучше всего выглядела шумно веселая сценка с Верой де Кова. Ей было по меньшей мере 65 или 70 лет, но она все еще хорошо выглядела на сцене в пышных париках, под толстым слоем грима, часто меняя свое сценическое лицо. Она выступала семь вечеров в неделю в самых потрясающих и немыслимых костюмах – перьях, кружевах, ярко кричащих платьях – в сопровождении пяти очень «веселых» парней.

Один из них был мускулистый негр, а четверо других – типичные французские узкобедрые хорошенькие гомосексуалисты. Вера пела низким, хорошо поставленным голосом и отплясывала степ на высоких каблуках. Нужно было присутствовать там, чтобы убедиться, хотя это и звучит смешно, что все же зрелище было забавным.

Ахмед сказал мне, что Вера была замужем не менее пяти раз и каждый раз за миллионером, при этом все они оставляли ей солидную сумму после смерти или развода. Одно время она была певицей и танцовщицей, но никогда не пользовалась успехом. Сейчас же, когда стала старой и богатой, она осуществила мечту своей жизни. Сцена была ее бзиком. Ей не платили за ее вечерние выступления… это она платила администрации за разрешение выступать! И, безусловно, она оплачивала своих пятерых танцоров, их костюмы, и платила музыкантам.

Глядя на нее, я задумалась, какой я буду в ее возрасте, и решила: если смогу откалывать такие же номера, то буду счастливой старой шлюхой. Она самозабвенно делала то, что ей нравится и, что лучше всего, у нее это получалось по-своему неплохо.

Да здравствует Вера!

Действие некоторых других шуточных сценок происходило в старомодном французском борделе, который посещают различного рода клиенты. Роль мадам исполнял менеджер клуба, переодетый в женское платье, и его игра была великолепной. Была сценка, где невинный молодой моряк пришел в бордель, чтобы избавиться от девственности, в другой сцене появляется «голубой», которому нравится вгонять иголки в девичьи ножки; затем объявляется мазохист, и он жаждет получить сумасшедшую порку; за ним следует профессор, желающий одеться под преподавательницу кулинарии; и далее в таком же сумасбродном духе!

По крайней мере все эти пародии и шутки не вызвали во мне чувство ностальгии…

В одной сценке участвовали две девицы, имитировавшие борьбу на сцене, откуда они свалились прямо в объятия пяти или шести танцоров. Они и в самом деле занимались борьбой или, по меньшей мере, очень убедительно ее изображали.

Это заставило меня вспомнить строчку из старой песенки «Она, может быть, и не очень сильна в борьбе, но вам следовало бы увидеть ее „киску"“!

Как раз перед нашим уходом на сцене появилась великолепная девица, работавшая под Марлен Дитрих и Мэрилин Монро. Она оказалась транссексуальным существом, одетым в женское платье. Еще недавно девица была особой мужского пола. Ему сделали соответствующие хирургические операции по наращиванию грудных желез, и теперь он ожидал еще одну, последнюю, которая должна была окончательно превратить его в женщину.

Все шоу не было таким отрепетированным и гладким, как в Лас Вегасе, во всем чувствовалась немалая доля импровизации, однако это было действительно забавное зрелище и хорошее представление.

 

8. ФРАНЦУЗСКИЕ СВЯЗИ

До случая с «грязной» дюжиной на столе в «Замке Роже» мне никогда не приходилось иметь дело с такой большой и настолько занятной компанией. Я имела сексуальные сношения с пятью или шестью парами в одно и то же время, но никогда сразу с двенадцатью различными пенисами. Но это все было детской забавой в сравнении с тем, что меня ожидало впереди. (О, боже…)

Большое представление – полагаю, можно назвать его вечером дебюта – состоялось в доме мультимиллионера-промышленника, которого я назову Клодом Севиньи. Вместе с Ахмедом, Лео и Марикой я поехала к нему на виллу, скрытую на вершине холма в окрестностях Парижа и тщательно охраняемую двумя сторожами, которые, как оказалось, были настоящими парижскими полицейскими, специально нанятыми на данный вечер. На свинг-вечеринках у Севиньи можно встретить довольно знаменитых людей, и однажды произошел неприятный случай, когда репортеры ворвались в виллу во время оргии. Им, конечно, заткнули деньгами рот, и репортаж никогда не увидел свет, но сейчас Севиньи нанимал сторожей, чтобы не пускать за ворота посторонних и прежде всего – газетчиков.

Поскольку групповой секс во Франции не запрещен, если в нем не участвуют несовершеннолетние, и поэтому нет опасности шантажа, Севиньи смог воспользоваться протекцией полиции.

Прибывающих гостей встречали охранники, которые для объявления гостей использовали ручные рации. Сама вилла была окружена деревьями и слабо освещена. Когда мы подъехали поближе, я поняла, что единственным источником света в доме служила мерцающая люстра. Мы припарковали машину и уже собирались позвонить в дверь, когда она открылась и нас приветствовала жена Севиньи – Камилла. На ней не было ничего, кроме хитроумного ожерелья из ракушек вокруг шеи. Она обняла Лео и Марику, пожала мне руку и поцеловала Ахмеда в губы, делая это все почти одновременно. Затем она пригласила нас в дом.

Дом был огромен и в то же время производил впечатление интимности, благодаря мягкому освещению и комфортабельно выглядящей обстановке. Сразу же у входа располагался большой бар, где гости могли выпить. Там же находился неимоверных размеров буфет, полностью загруженный холодными закусками, ошеломляющим набором сыров со всего мира, свежим французским хлебом и булочками, различными салатами, сладостями и десертами.

Большая гостиная была обставлена современной мебелью – кожаными креслами и кушетками цвета натуральной шерсти, а на полу лежали толстые ковры. Все это выглядело весьма привлекательно. Через большое окно виднелся подсвеченный снизу большой бассейн. В нем проказничали две прелестные нагие девушки, лаская друг друга, нежно поглаживая груди и бедра.

Кстати, куда бы я не бросила взгляд, везде встречались только нагие привлекательные тела. Большинство людей были в возрасте от двадцати пяти до сорока пяти лет, и физически они выглядели неплохо. Я не имею в виду, что все были совершенными образчиками своего пола, но в большинстве они выглядели аккуратными, ухоженными и привлекательными. Поскольку все здесь были голыми, то можно было не говорить:

«Посмотри на того парня в зеленом свитере».

Более к этому случаю подходило: «О, посмотри-ка на парня с усами и толстым членом».

Мы скоро нашли гардеробную, где вся наша четверка освободилась от одежды и продолжила исследование дома. Прежде всего я никак не могла сосчитать людей – их было больше, чем за две сотни.

Возвратясь в гостиную, я заметила в окно некоторое оживление у бассейна. Две девицы продолжали играть друг с другом, но по бокам бассейна расположились пять или шесть мужчин. Они выглядели, как почетный караул, выстроившись в ряд со своими членами, стоявшими по стойке «смирно».

Один из мужчин начал. медленно дрочить свой член и закончил действо выбрасыванием струи спермы в бассейн к большому удовольствию девиц и своих приятелей. В этот момент девицы стали еще более шаловливыми и пригласили мужчин в бассейн.

У окна собралась целая толпа зевак, наблюдающих за тем, что происходит в бассейне. Это было интересное зрелище, поскольку бассейн был подсвечен снизу, и все плавающие тела, казалось, мягко колыхались в воде. Один из юношей потерял стойкость своего члена в воде, а остальные сохранили свой престиж и вскоре были использованы по назначению.

К этому моменту я была уже достаточно на взводе, поэтому добралась до бассейна и немедленно начала обрабатывать парнишку, потерявшего эрекцию. Он плавал на спине в мелководной части бассейна, поэтому я раздвинула его ноги, встала между ними и начала ртом вливать жизнь в его член. Затем мы разъединились, а потом воссоединились, целовались и ласкали друг друга. Должно быть, это было приятное глазу зрелище – все эти тела, плавающие на поверхности бассейна; воображаю, мы выглядели, как громадный цветок, расправлявший свои лепестки, и затем закрывавший их.

Мой партнер по бассейну к этому времени вновь обрел свой водонепроницаемый инструмент, но вместо того, чтобы попытаться использовать его тут же, пригласил меня пойти в дом.

Мы находились уже в достаточно интимных отношениях, однако еще не представились друг другу. Его звали Мартин. Он был ростом около пяти футов девяти дюймов – не очень-то и высок, но с широкими плечами и узкой талией. Его длинные волосы казались скорее рыжими, чем коричневыми, и он оказался одним из тех мужчин, у которых была не просто густо волосатая грудь: его плечи и спину сплошь покрывали слегка курчавившиеся волосы. Прекрасной формы член, очень аккуратно обрезанный, висел как маятник, будучи мягким, а сейчас он стал длинным, толстым и твердым. У него было хорошо загоревшее тело, симпатичная задница и столь же симпатичный плоский живот. Мягко-синие глаза блестели, а легкая улыбка на губах предполагала наличие хорошего дружелюбного характера и мягкого чувства юмора.

Мы все еще были мокрыми после купания в бассейне, поэтому он провел меня в большую ванную комнату, где мы с помощью толстых мохнатых полотенец вытерли досуха друг друга. Когда мы занимались этим, в ванную вошли другие пары, чтобы тоже вытереться или попользоваться биде, и мы были свидетелями того, как появилась одна пара, держась за руки. Они выглядели очень уставшими и потными. Я сказала Мартину, что они, очевидно, только что здорово потрахались, и он со мной согласился. Девица уселась на биде, а ее дружок помог ей подмыться, регулируя струю воды. В какой-то момент мне показалось, что она находится на грани еще одного оргазма прямо на биде, настолько, казалось, она наслаждалась воздействием струи на клитор.

Затем ее партнер наклонился над биде, а его подружка начала любовно обмывать его поникший член.

После этого они взяли полотенца и начали вытирать друг друга, возбуждаясь во время процесса. Ее соски стали твердыми, как и его член, и они обменялись таким долгим поцелуем, что мне показалось, оба они спустили еще до того, как он завершился. В конце концов они разъединились и, робко улыбаясь мне и Мартину, удалились, снова взявшись за руки.

Мой новый друг и я к этому времени уже обсохли снаружи, но, говоря образно, я была мокрой внутри.

Это был первый опыт Мартина по части оргии, как он сказал мне, и я догадываюсь, что этим объясняется его сникший в бассейне член. Требовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к этой ситуации, если ты вновьиспеченный свингер. Однако, он уже был менее ошеломлен и явно готов к дальнейшим действиям. По мере того как мы спускались вниз, где происходило главное действо в доме, моего слуха достигли звуки сладкой музыки – безошибочно различаемые стоны и стенания десятков совокупляющихся пар.

Полуподвал, куда мы пришли, был похож на пещеру со своими неправильной формы стенами и потолком, и это пещера уходила вдаль самым невообразимым образом.

Громадное помещение было уставлено большими пластиковыми кушетками и марокканскими скамьями, кожаными диванами и удобными креслами, оббитыми плюшем и вельветом. Пол был покрыт мраморной плиткой, и устлан толстыми коврами и шкурами животных. Стены выкрашены в белый цвет, там и сям в них были вкраплены символические орнаменты из мозаики, а также висели великолепные подлинники Дали и Пикассо. Через определенные интервалы на стенах встречались античные канделябры, и мигающие лампочки отбрасывали таинственные тени на многочисленные тела, находившиеся в комнате.

Неожиданно я поняла, почему кушетки в помещении были из пластика, что поначалу показалось странным и несколько неуместным. Пластик делал их приятными и влажными; человеческий пот подогревал кушетки и увлажнял, они становились скользкими, поэтому любовь на них была похожа на любовь на водяном матрасе, смазанном маслом.

Что за сцена! В помещении находилось около сотни горбатящихся тел. В одном углу три девицы были заняты в одной цепочке, пожирая и лаская друг друга. Потом две девушки из бассейна присоединились к ним, образовав пятерку, и продолжили совместную игру. В ход были пущены два искусственных члена и девицы стали по очереди с явным знанием дела трахать друг друга, медленно и ровно загоняя и вытаскивая их из трепетно ждущих вагин со всем опытом умелых кузнецов. Два парня, наблюдавших эту сцену, настолько возбудились, что стали сосать члены друг у друга и ласкать яйца, чем и обратили на себя внимание девиц. Поскольку последние численно преобладали, то штурмом взяли их и насильно заставили, по правде говоря без всякого сопротивления, трахать и сосать как можно большее число особей женского пола. Таким путем образовалась непрерывная цепочка из двух мужчин и пяти девушек, в ней происходило так много событий, что думаю, я не смогла разглядеть все там происходящее!

Однако для лицезрения и бездельничания времени не было. Пенис Мартина выглядел так, будто был готов самовоспламениться, я также была чертовски возбуждена. Он обхватил меня руками, словно мы заранее это отрепетировали, поднял в воздух и бережно позволил моему более чем готовому местечку для отдыха проскользнуть вдоль его неистового шомпола. Он все глубже, глубже, глубже входил в меня, я обняла его волосатые плечи руками, а талию ногами. Мы начали медленно ездить друг на друге, каждый раз удаляясь и затем приближаясь, получая от этого бешеное наслаждение. Мы постепенно убыстряли темп, пока не стали трахаться со скоростью хорошо смазанного двигателя, и когда наслаждение достигло невыносимого предела, Мартин втянул в себя воздух и с негромким всхлипом в горле стал впрыскивать в меня порцию за порцией спермы, а моя вагина сжималась и обхватывала его член при каждом спазме так, что мы довели оргазм до сказочного конца.

От этого небольшого упражнения мы выдохлись, и поэтому улеглись на один из пластиковых диванчиков и обоюдно расслабились. Мы были в окружении трахающих и трахаемых, причем самыми разнообразными способами. Какая-то девица стегала пожилого мужчину, а он вопил от удовольствия и боли и просил истязать его до тех пор, пока он не прекратит кричать. Он, естественно, не перестал вопить, поэтому она пригрозила ему клизмой, если он немедленно не заткнется. Это, конечно, еще больше возбудило его фантазии, и он стал шуметь еще громче, прося у нее милосердия и прощения, втайне надеясь, что она будет бить еще сильнее и в конце концов поставит клизму – предел его мечтаний. Последнее, что я заметила, это то, что девица грубо потащила его к лестнице, несомненно, чтобы найти наверху подходящее орудие для завершения этой короткой и странной сцены.

Мартин и я жадно впитывали в себя все происходящее вокруг, безмолвно лаская друг друга, и его поникший член постепенно стал снова проявлять признаки жизни. Он был прижат к моему животу и поэтому, когда он полунапрягся, я стала глубоко дышать, потирая о него живот. И вот великолепное ружье Мартина опять выпрямилось и стало готовым к бою. Чувствуя себя обязанной, я села к нему спиной на колени, и мы начали работать на бис. Он ласкал руками мой зад, пока я раскачивалась на нем, а я смогла пробраться рукой между наших ног, поиграть с его тестикулами и даже ухитрилась поработать, пальцем в его чувствительной промежности, что доставило ему неизъяснимое удовольствие. На этот раз мы больше сдерживали друг друга, поэтому наслаждались гораздо дольше, замедляя темп и убыстряя его почти до степени оргазма, затем после короткой остановки переходя к траханью по типу «у-нас-вся-жизнь-впереди». Моя вагина была хорошо смазана еще от первой встречи, и его прекрасный толстый член издавал забавный и сексуально возбуждающий хлюпающий звук, входя и выходя из меня. Это, вместе с ощущением его волосатой груди и напряженных сосков, прижатых к моей спине, и звуками, испускаемыми другими парами, производило просто сказочно эротическое впечатление. Я закрыла глаза и попыталась сохранить прекрасное ощущение, я хотела, чтобы оно никогда не прекращалось. И вдруг я почувствовала не оставляющее никаких сомнений прикосновение пениса к моему открытому рту.

Мартин был великолепным любовником, но не мог же он быть таким… многочисленным! Я открыла глаза и обнаружила, что смотрю на одноглазое чудо длиной около восьми дюймов. Как и Мартину, новоявленному пришельцу, здоровому большому мужчине, было, примерно, тридцать лет. Но на этом сходство кончалось. Он был ростом около шести футов и четырех дюймов, имел красивые светлые волосы, аккуратно зачесанные на уши. На груди у него не росло абсолютно никаких волос, член был длинным, тонким и очень гибким. И все еще покоился на моих губах.

Мартин, казалось, не возражал, а я поддерживала идею, поэтому, пока мы трахались, я приняла в рот член пришельца. Он наклонился и прошептал мне свое имя. Гюнтер. Я бы тоже представилась, если бы мне с детства не внушили, что разговаривать с полным ртом невежливо.

Пока я работала с членом Гюнтера, заглатывая его, как можно глубже и дальше, а затем почти полностью выпуская изо рта, он пальцами обхватил корешок члена с двух сторон и начал бережно его массажировать. Это сильно подзавело Мартина, чьи толчки сделались более агрессивными, и в конце концов он вытянул обе руки и обхватил ими зад Гюнтера. Таким образом все хозяйство Гюнтера оказалось плотно прижатым к моему лицу. Внезапность этого жеста и возбужденность Гюнтера сделали свое дело: в считанные секунды он внес свой вклад на спермо-счет в моем рту. Ну а что мне оставалось делать? Имея один извергающийся член в вагине, а второй – во рту, я содрогнулась в изумительно трепетном оргазме, и все втроем мы рухнули на потные тела друг друга.

Ахмед, оказалось, с удовольствием .наблюдал все эти перипетии и был более чем готов принять в них участие. Хотя мы и хорошо потрахались накануне, все-таки он был двенадцатым по счету, поэтому на этот раз он явно решил чуть-чуть поторопиться.

Он присоединился к нашей «куче-мала» на полу, и не дав мне шанс хотя бы немножко привести себя в порядок, крепко засунул в меня свой стальной стержень. После нескольких пробных качков он вытащил темный член, блестящий от спермы своего предшественника. На какой-то миг мне показалось, что это отвратило его, но наоборот! Он подполз ко мне и начал звучно вылизывать и чистить мою киску, в чем она безусловно нуждалась.

У него был фантастически талантливый язык, как вскоре я обнаружила. Вдыхая в меня теплый воздух и издавая различные нелепые звуки, он стал вовсю работать хорошо смазанными пальцами сначала в вагине, а затем добрался и до розового бутона клитора. Потом он удвоил усилия языка, высасывая и лакая все, что там было, в то же самое время не забывая пальпировать мою задницу. Это было восхитительно! Язык, пальцы, руки и все тело Ахмеда двигались самостоятельно, подчиняясь собственным ритмам, готовые в любой момент перейти к коитусу.

Гюнтер тоже решил, что настало самое время повторить все с самого начала, и поэтому он опять вставил свой тонкий длинный член в мой рот, сидя надо мной на корточках. И я опять стала работать с его членом, облизывая и обсасывая его и одновременно исследуя его задний проход своим смазанным пальцем.

Однако, как оказалось, на этот раз Гюнтер возжаждал трахнуть меня, и не пожелал истечь соками у меня во рту. Ахмед же наслаждался моим наслаждением, но работал он только для того, чтобы по-настоящему подготовить меня к тому же самому. –Поэтому они договорились трахать меня вместе. Сначала они хотели попасть в одну и ту же расщелину одновременно, однако я воспротивилась этому, заявив, что один – это компания, а двое – уже толпа. Поэтому Гюнтер пошел на компромисс. Он сказал, чтобы Ахмед лег на спину, а я бы села на него сверху, раскинув ноги по обе стороны его тела. Затем я должна была немножко наклониться вперед, опираясь на колени и задрав вверх зад. Ахмед заполнил бы мою вагину своим непомерно толстым членом, а Гюнтер вставил бы свой подходящий для этой цели тонкий член в мой задний проход.

Несмотря на то, что Ахмед хорошо поработал над моим задом, а член Гюнтера был хорошо смазан, все равно трахание в задницу было болезненным. Тем не менее возникшая ситуация и ощущение члена Ахмеда, трахающего меня спереди, очень сильно возбудили меня.

Стараясь не упустить своего, Мартин, мой случайный рыжик, подключился к нам и встал лицом ко мне, чтобы я могла пососать его. Это невероятно, меня трахают в две дыры, и в то же самое время я сосу! Ритм был поистине фантастическим: сначала никакой синхронности, когда Ахмед вставлял, а Гюнтер вытаскивал, а я на всю длину заглатывала Мартина. Затем мы все ухитрились согласовать наши действия, подчиняясь единому ритму, и это было превосходно! Все мое тело раскачивалось взад и вперед в ритме движения других тел. Когда мы это делали, я испытывала невообразимое ощущение от трех совершенно различных членов, входящих и выходящих из меня.

Обычно я не прихожу в восторг от анальных сношений, особенно с мужчиной, богато одаренным природой. Толстый член может причинить сильную боль с соответствующими травмами, однако в данном конкретном случае все шло на высшем уровне, и я была расслаблена – в настоящем смысле слова.

Мы продолжали забавляться таким образом минут двадцать к большому удовольствию столпившихся вокруг зевак, но мои ноги начали уставать от нахождения в одной и той же позе.

Нам удалось поменять позицию – я переместилась на бок, Ахмед и Гюнтер продолжали оставаться соответственно спереди и сзади, а Мартин у меня во рту. Было несколько тесновато и требовалась некоторая ловкость, но нам понравилось, и мы выжали из этого положения максимум.

Первым сошел с дистанции Гюнтер, потому что, как я догадываюсь, моя задняя дырка гораздо уже передней. Хотя Ахмед в дальнейшем на нее не жаловался. Я тем временем почти трижды пережила оргазм, вернее почти заканчивала третий раз, когда Гюнтер испустил струю спермы в моей заднице. В следующую минуту Мартин выплеснул мне в рот свою порцию, оставив меня с Ахмедом работать до громадной силы вулканического извержения.

Сильно уставшие, мы вчетвером некоторое время отдыхали, нежно обнимая друг друга, а затем, спотыкаясь, пошли наверх в туалет.

Поднимаясь, мы встретили Лео и Марику, которые провели время также чудесно. Они были вместе с Клодом, хозяином дома, и он сказал, что устроил этот вечер в честь дня своего рождения. Мы, конечно, этого не знали и не были к этому готовы, но у меня в сумочке оказался экземпляр моей книги «Счастливая шлюха», поэтому я извинилась и принесла ее из гардеробной.

Мы торжественно вручили книгу после того, как я поставила свой автограф, и пожелали Клоду большого счастья и многих лет жизни. Хотя он и говорил по-английски, но не понял смысла названия, потому что это американское жаргонное выражение. Когда мы ему объяснили, он, казалось, был очень доволен и заметил, что в вечеринке участвуют две проститутки, которым нравится совмещать полезное (бизнес) с приятным.

Мне так и не удалось выяснить, кто же они такие. Было бы интересно узнать, раздавали ли они образчики своего искусства бесплатно – в качестве рекламы своего бизнеса – или же требовали платы за свои чары. Если они взымали плату, то как? Сразу на месте? – раздумывала я. – Или же, посылали секретные счета позднее?

Там я заметила одного любопытного мужчину лет сорока, который расхаживал все время со стоячим членом. Если же он не прохаживался, то обязательно трахал кого-нибудь, но в любом случае он имел постоянную эрекцию. Как я узнала, его звали Саша, и он бил одним из самых знаменитых свингеров в Париже. Когда бы и где бы ни собиралась свинг-вечеринка, он всегда появлялся там, готовый ко всему, что мог там получить.

Его ум, как мне сказали, был полностью поглощен сексом, и это разрушило как его бизнес, так и семейную жизнь. Он довел свою жену до сумасшествия, требуя секса почти ежечасно, и изнасиловал почти всех девушек в своей конторе. И даже сейчас, после нескольких часов безудержного трахания, он все еще не был удовлетворен и крался по дому как пантера, высматривающая очередную жертву.

Мне было несколько жаль Сашу, я поняла, что он не получал настоящего удовлетворения от своих секс-подвигов. Уверена, что единственное удовлетворение он получал от подсчета посещенных им расщелин.

Еще одной необычной гостьей была высокая миловидная брюнетка с маленькими твердыми грудями и длинными ногами. Я наблюдала ее в действии с несколькими парнями, а один раз она трахалась даже рядом со мной и, судя по тому, как она выгибалась и вращалась, это было траханье века. Однако она относилась к тем тихоням, которые никогда не издают при этом ни единого звука. Я предположила, что она, возможно, развила в себе эту привычку в результате совместного проживания с подружкой в квартире с очень тонкими стенками или же вследствие попыток трахаться дома не тревожа при этом родителей.

Но позднее я заметила ее разговаривающей с мужчиной, с которым она, вероятно, появилась здесь. Она говорила губами и руками и не произнесла при этом ни звука. Очевидно, догадалась я, девушка была глухонемой и разговаривала на языке жестов!

Я была, конечно, удивлена, что глухонемая участвовала в таком свинге, как этот, но, видно, я отдавала дань своим предубеждениям. Почему глухонемая девушка, слепой мужчина или любой человек с физическим недостатком должны позволять этому недостатку мешать их сексуальной жизни? Это просто страшно узколобое общественное мнение, и оно предполагает, что инвалиды являются какой-то другой породой, и их интересы должны довольствоваться примитивной, лишенной удовольствия деятельностью.

Эта привлекательная глухонемая девушка могла получать точно такое же наслаждение от свинга, как и любой другой человек. Ей нравился секс, она была явно хороша в нем и все, чего ей не хватало – звуков стенаний вокруг. Безусловно, звуковое сопровождение возбуждает, но могу побиться об заклад, что она восполнила этот недостаток за счет повышенной чувствительности в других областях.

Я была рада, что такое множество людей на вечере приняли ее без всяких насмешек, грубых замечаний или какой-либо демонстрации своего превосходства. Она сама хорошо проводила время и с нею хорошо проводили время, а это самое главное, не так ли?

Среди гостей я заметила и довольно пожилую леди, которой было за пятьдесят или даже шестьдесят. Было видно, что она много упражнялась, чтобы сохранить свою фигуру. У нее были совершенно седые волосы, на ногах высокие белые кожаные сапоги, а на шее различные цепочки, очевидно, для того, чтобы таким образом отвлечь внимание от отвисших грудей.

Она с отчаянной настойчивостью выискивала молодых мужчин, с которыми могла бы помять простыни, однако, думаю, бедняжке не очень-то везло. В то время, как множество мужчин занимались любовью с девушками гораздо моложе себя, никто, казалось, не был заинтересован в обратном. Так что даже и в такой огромной оргии, как эта, не все проходит гладко. Где-то внутри этого свинга превалировали глубоко укоренившиеся ценности, столь обожаемые средним классом.

Например, наряду с многочисленными лесбиянками практически не было видно мужского гомосексуализма. Я уже рассказывала про смешанную цепочку и про эпизод с сосанием членов, но и то в нем были заняты только два подлинно «освобожденных» мужчины, которые к тому же, вероятно, были бисексуальными.

Что же касается анальных сношений, то сцена со мной и Гюнтером была единственной. Этот способ еще называется «быстрая поездка по коричневому маршруту», как я однажды услышала! Я действительно не наблюдала ни одного случая, чтобы мужчины трахали друг друга в задницу.

Я присутствовала на балу и была вполне довольна тем разнообразием секса, который получала. Но неожиданно я заметила знакомое лицо, входящее в комнату – это была Сюзетта, прелестная рыжая подружка-лесбиянка Ахмеда. Она стояла на пороге абсолютно голая за исключением робкой улыбки на губах и золотой цепочки на талии.

– О ла-ла! – закричала она, увидев меня, и счастливо рассмеялась. Потом она слегка обняла меня и прошептала: – Хелло, Ксавьера. Ты выглядишь такой же прекрасной, как я и представляла себе.

Я вспомнила, что мы еще не видели друг друга без одежды, и поблагодарила за комплимент.

– Ты и сама очень хорошенькая, Сюзетта, – искренне сказала я. – Ты так изящна, а твои рыжие, подстриженные под мальчишку волосы, прямо великолепны. Рыжий цвет мой любимый у девушек.

Она стояла с невинной улыбкой на лице, более похожая на четырнадцатилетнюю девочку, чем на девушку двадцати лет (столько ей было на самом деле). Поставив на стойку бокал с вином, она обняла меня за шею. Взяв в ладони ее голову, я сначала поцеловала ее в лоб, а затем прижалась в поцелуе к тубам. Ее рот слегка приоткрылся, и язык начал исследовать мои губы – он был теплый, твердый и мягкий в одно и то же время.

– Извини меня, мне просто нужно пойти подмыться, – прошептала я ей. – Не уходи.

– Я не уйду, Ксавьера, я буду здесь, – ответила она и снова поцеловала меня в губы.

В ванной был ручной душ, поэтому я тщательно обмылась и попользовалась биде. Я так много трахалась и сосала, что мне хотелось предстать перед прелестной Сюзеттой, которая больше чем кто-либо из присутствующих вызывала во мне желание, чистой, как роса. Когда я снова почувствовала себя чистой и свежей, я присоединилась к ней. Как и было обещано, она терпеливо ожидала меня.

– Ты пришла одна? – спросила я.

– Нет, не совсем. Ахмед просил меня приехать вместе с ним, но на это время у меня была назначена встреча. Она окончилась рано, и меня подбросили сюда друзья. Я рада, что приехала, – сказал она, улыбаясь по-особенному, и наградила каждую мою грудь поцелуем. – Ты была занята? – спросила она.

– Ну, знаешь, если по-честному, то занята – это не то слово. Я получила сполна свою долю трахания на сегодняшний вечер. Но я еще не занималась настоящей любовью, ты знаешь, что я имею в виду, – ответила я.

Оглянувшись по сторонам, мы увидели, что все кровати, кушетки, кресла и ковры были заняты совокуплявшимися парочками. Иногда это были тройки, а то и четверки! Я не знала, куда повести мою маленькую любовницу, но наконец заметила пустовавшую марокканскую скамейку, которая идеально подходила для нее.

– Пойдем сюда, дорогая, лучше не придумать. Садись и откинься назад – кожа теплая. Вот так. Как раз местечко для тебя. Удобно?

– О, Ксавьера, ты, как всегда, великолепна. Да, здесь хорошо. А теперь и ты располагайся поудобней. С этими словами, она раскрыла для меня свои ноги. Я опустилась на пол и погрузилась головой в ее прелестный горшочек с медом, окаймленный мягкими рыжими волосиками.

Я прижала ее поближе, чтобы ее киска находилась как раз над моим лицом. Затем, стоя на одном колене, я поцеловала ее и приласкала припухлые наружные губы ее вагины.

– О, Сюзетта, – шептала я между поцелуями, – ты так прекрасна и так молода. Ты еще не развита, как будто тебе шестнадцать. И такая хрупкая. Ты моя Лолита!

Затем я умолкла, потому что мой язык был занят работой внутри ее тесных маленьких губок, вылизывая все, что было у нее там внутри и выискивая ее крошечный клитор.

Должно быть, я нашла его, прежде чем сообразила, потому что она мягко ахнула.

– О да, Ксавьера, – о, да, да, – стонала она, напоминая персонаж Джеймса Джойса.

У моей маленькой французской Молли Блум был восхитительный маленький клитор, который под языком начал медленно наливаться соками. По мере того, как я его сосала, он делался все больше и больше, почти так же, как распухает мужской член во рту у женщины. Он увеличился до размера крупной горошины и активно откликался на мою работу.

До этого момента она вела себя пассивно, но вдруг, как будто ножницами, тесно обхватила мою голову своими бедрами и скрестила лодыжки у меня за спиной. Руками же она еще теснее прижала меня к себе, так что теперь не только язык, а и рот, нос и все мое лицо погрузились в ее восхитительное лоно.

Мы с Сюзеттой любили друг друга, и я пожирала ее, когда подошел Ахмед и без всяких колебаний засунул свой член ей в рот. Хотя она и была лесбиянкой, она не возражала против небольшого сосания и охотно оказала ему эту великодушную услугу.

Звуки и вид того, как Сюзетта обрабатывала Ахмеда, плюс мое вылизывание ее, еще больше распалили меня. Затем кто-то приблизился ко мне и, так как я стояла на коленях, тоже опустился на колени и вошел в меня сзади. Моя мокрая вагина была к этому готова, а его член был хорош и крепок. Я не собиралась иметь еще одно свидание «вслепую», как это уже однажды было в танцзале, поэтому на миг обернулась, чтобы посмотреть, кто же это. Можно было и догадаться! Это оказался Лео. Он подумал, что было бы забавным, если бы он стал моим вторым трахальщиком-призраком. После того, как мой язык возвратился к Сюзетте, Лео начал скользить во мне и сделал жизнь еще прекраснее.

Когда мужчины получили свое, Сюзетта и я еще некоторое время оставались вместе, лаская друг друга. Но это была свинговая вечеринка, и мы были обязаны подчиняться принятому у свингеров правилу не зацикливаться на партнере (несмотря на то, что нам этого очень хотелось). После обмена легким поцелуем мы расстались и пошли каждая своим путем, зная, что еще не раз встретимся до конца вечеринки.

К двум часам утра, думаю, я трахнулась еще с восемью мужчинами и двумя девушками, и мне показалось, что, если я продолжу в таком роде, то это будет уже сущее обжорство! Найти Лео и Марику не представляло большого труда. Они тоже хорошо поразвлекались. Между прочим, Марика имела по меньшей мере пятерых мужиков, а также Ахмеда и Сюзетту. Мы чувствовали себя довольно-таки обалдевшими и готовились уехать. Хотя мы и были удовлетворены сексуально, но в наших венах кипела кровь, и никто не хотел спать. Поэтому решили пойти подышать свежим воздухом и, возможно, попытаться найти какую-нибудь открытую до поздней ночи дискотеку.

Одевшись, мы попрощались со множеством повес обоего пола, которые, по всей вероятности, были привычны к круговерти подобного масштаба и, насколько я могу догадываться, намеревались трахаться и сосаться до первых робких солнечных лучей.

И вот в тот момент, когда мы покидали раздевалку, я встретила Мишеля.

Он был высоким, хорошо одетым и очень мужественно выглядящим мужчиной с густыми темными усами, черными, курчавыми волосами и пронзительными карими глазами, в которых при улыбке вспыхивали озорные искорки. Он представлял собой сочетание лучших черт Берта Рейнолдса и Марлона Брандо. Мы обменялись взглядами и увидели маленькие сигналы тревоги в глазах друг друга!

Он назвал себя и, поскольку тоже уходил, пригласил нас в дискотеку в районе Елисейских полей. Как сумасбродная десятилетняя девчонка, не способная контролировать свои эмоции, я моментально забыла про чертовскую усталость и про то, сколько секса я уже сегодня имела. Одно ощущение того, что я нахожусь рядом с Мишелем, делало меня снова свежей и свободной. И я была счастлива, что не встретила его во время оргии, потому что у меня неожиданно возникло страстное желание полюбить его, но только наедине, чтобы мы были вдвоем без сотен соглядатаев.

Мишель привез нас в шикарную дискотеку неподалеку от Елисейских полей, на правом берегу Сены. В ней царила атмосфера интимности, и зал был почти заполнен людьми, несмотря на три часа утра. Музыка, в основном, была французская и темпераментная, хотя довольно часто исполнялись популярные песни из хит-парадов на английском языке. Я узнала мелодию Ареты Франклин «Дневные мечты» и буги-вуги в исполнении американской группы Денниса Коффи. В это лето большой популярностью пользовались шлягеры Роберты Флэк «Впервые» и Кэт Стивене «Пришло утро».

Мишель и я не пропустили ни одной из этих мелодий, прижимаясь во время танца все теснее и теснее по мере того, как текло время. Каким-то образом мне удалось выкинуть из памяти всех мужчин, с которыми мне пришлось иметь дело этой ночью, и целиком сосредоточиться на нем. Этот мужчина, полностью одетый, привлекал меня больше, чем все голые тела, которые я видела. Воображение и предвкушение могут часто служить более сильным возбуждающим средством, чем нудизм в чистом виде.

Он был почти на две головы выше меня и приходилось вставать на цыпочки, чтобы обнять руками его широкие плечи. Он очень хорошо говорил по-английски с американским акцентом, что удивило меня.

– Я работал в Нью-Йорке на протяжении шести лет, – сказал он мягким, низким голосом. – Давайте сейчас просто потанцуем, а о себе я расскажу попозже. У меня дома.

Во время танца я просунула руки внутрь его пиджака и вытащила рубашку из брюк. Я медленно и мягко поскребла его спину своими длинными ногтями, затем расстегнула до половины его рубашку и взглянула на привлекательную волосатую грудь.

Звучала музыка с записью Франсуазы Харди и мы продолжали танцевать, чувствуя нарастающее возбуждение. Мишель ласкал мои ягодицы, а я любовно теребила его левый сосок, ощущая эрекцию его члена.

Мы даже ослабли от возбуждения, и я знала, что, если мы не исчезнем, нам придется трахаться прямо здесь и немедленно или же мы сойдем с ума. Мы наскоро попрощались с моими друзьями – Лео широко растянул рот в понимающей улыбке – и ушли.

Мы переехали на левый берег Сены, где Мишель жил на прелестной улочке совсем неподалеку от бульвара Сен-Жермен. Выходя из машины, он приложил палец к губам.

– Ш-ш-ш, – прошептал он, – со мной живет восьмилетний сынишка. Он должен уже крепко спать.

Несмотря на все старания бесшумно проскользнуть в квартиру, мальчик проснулся сразу же, как только мы вошли. Он спрятал свою маленькую сонную головку в простынях и закричал:

– Почему ты меня разбудил, папа, почему разбудил? Я осторожно откинула простыню, чтобы можно было видеть его в полутемной спальне.

– Привет, Пьер, – сказала я, – пожалуйста, не сердись, мы не хотели будить тебя.

– О, все в порядке, спасибо, мадам.

Пьер, ты такой красивый маленький мужчина, – не смогла удержаться я. У него были длинные темные волосы, большие яркие глаза, и он явно унаследовал от отца приятную внешность.

Мишель наклонился и по-отцовски нежно обнял его.

– Не беспокойся, сынок, давай засыпай.

Но, проснувшись окончательно, Пьер начал разглядывать меня.

– Мне эта дама нравится больше Эльзы, которая была на прошлой неделе, – заявил он к моему удовольствию, а Мишель даже не попытался удержаться от довольного смешка.

Я подумала, что это весьма скороспелое суждение для такого мальчика посреди ночи, но все равно восприняла его с радостью и улыбкой благодарности. Глядя на очертания прелестного маленького тела, скрытого простынями и его очаровательное личико, я испытала очень теплое чувство, правда, должна признаться, несколько большее, чем просто материнское.

Мишель принес из кухни вазу с черешнями и графин с соком, а затем, взяв меня за руку, провел в гостиную, одновременно выполнявшую роль спальни. Это была просторная в белых тонах студия с обтянутыми белой тканью стенами и с большой белой кроватью на возвышении.

Вся мебель в доме, включая даже стереодинамики, была белого цвета. Только мы сами внесли некоторое разнообразие в цветовую гамму комнаты. Внезапно в мозгу вспыхнула и пронеслась моя полуденная фантазия в кафе о белом незнакомце, который приведет меня к любви, и я задумалась, не была ли она своего рода предсказанием. Если бы Мишель предложил прослушать концерт Моцарта, я тут же упала бы в обморок. Но он не сделал этого. Он зажег светильник, выключил верхний свет и начал раздеваться. Я стерла из памяти полуденную фантазию, но не могла не удивляться совпадению.

Освободившись от своего летнего платья, я юркнула к нему в постель. Мы все еще продолжали испытывать возбуждение, полученное в дискотеке, но пока ухитрялись не набрасываться друг на друга. Мы ели черешню, потягивали сок и разговаривали. У меня была куча вопросов.

– Когда-то однажды, – шутливо ответил он, – я встретил очень хорошенькую девушку. Она была одной из самых известных манекенщиц Парижа. Прелестная, элегантная, обаятельная. Я крутился как мог, чтобы зашибить лишний доллар в различных деловых махинациях и уцелеть при этом. Она влюбилась в меня. Мы поженились, боролись за существование, она родила Пьера. Потом она получила работу в Нью-Йорке, и мы переехали туда.

Мишель выскользнул из кровати и нашел в белой тумбочке конверт с фотографиями. Он зажег второй светильник, налил мне еще сока и показал фотографии.

– Она очень красива, – искренне сказала я. Его жена была брюнеткой, высокой и стройной. – Это, должно быть, Пьер рядом с ней, а кто второй мальчуган? Он тоже твой сын?

– Да, это младший брат Пьера, очень славный мальчик. Снимки были сделаны около двух лет назад, когда Пьеру было шесть, а младшему четыре года.

– А где же сейчас маленький? – поинтересовалась я.

– С женой. Когда мы развелись, я взял себе Пьера, а она младшего.

В его голосе слышалась горечь, поэтому я задала ему еще несколько вопросов, чтобы он излил душу, рассказав историю своей жизни.

– В Нью-Йорке, – объяснил он, – я нашел потрясающую работу у одного богатого старика, которому нужен был человек для продажи двухмоторных самолетов. Дела шли все успешнее, жена постепенно забросила работу манекенщицы и прибавила в весе. Наш брак стал рушиться. Илейн, жена, не могла смириться с моими успехами и своим поражением.

– Ты все еще любил ее? – спросила я.

– Конечно, за шесть лет семейной жизни я ни разу не обманул ее. Я безумно любил ее. Но она начала погуливать, считала, что таким образом утвердит свою независимость. К несчастью, в это время я должен был перегнать в Марокко партию самолетов на продажу.

– Это всегда так, – заметила я, – каждый раз, когда семейные отношения находятся в критической точке, повышенная деловая активность только ухудшает дело.

– Ты еще не знаешь, как ухудшает, – ответил он. – Когда я приземлился в Марокко со вторым пилотом, которого знал очень мало, танжерская полиция обыскала самолет и обнаружила пакет за моим сиденьем. Мне сказали, что в нем была смесь марихуаны и табака. Меня немедленно бросили в тюрьму, где со мной обращались действительно по-варварски, как с животным. Так продолжалось пять дней, пока в конце концов я не связался с женой. Она прилетела в Марокко и посетила меня в тюрьме. Только тогда я понял, насколько бесчувственной и наивной она была, задавая мне глупые, выводящие из себя вопросы. Полиция обещала меня выпустить, но требовала залог в пятьдесят тысяч долларов, я дал жене список лиц – моего адвоката, бухгалтера, банкира – и попросил, чтобы они занялись моим освобождением. И знаешь, Ксавьера, что сделала эта глупая сука? Как только она вышла из тюрьмы, тут же выбросила записи, которые я ей дал. Затем она улетела из Марокко и стала жить в Нью-Йорке с парнем, с которым познакомилась в Риме. Ей было наплевать на меня!

Мишель повысил голос, и я могла чувствовать ярость и разочарование, которые переполняли его. Он продолжал объяснять, что после пяти месяцев тюрьмы он все-таки нашел надежного адвоката в Танжере, который связался с его друзьями и адвокатом в Нью-Йорке. Те собрали деньги, и он был освобожден.

– Я был готов удушить эту суку, когда вернулся в Нью-Йорк, – прошипел он сквозь зубы. – Она поставила новые замки на дверях квартиры и заявила, что сыновья больше никогда меня не увидят. Я чуть не убил ее. Мы с ней сильно поцапались, когда я подловил ее. Она подала на развод, и он стал действителен через три месяца. А в связи с этим делом в Марокко – тюрьмой и всем прочим – меня попросили убраться из США.

Что ж, я слишком хорошо знала, что все это значит, поэтому у нас было нечто общее. Он закончил свое повествование рассказом, как один из его друзей – хозяин виллы, где мы были, помог ему встать снова на ноги во Франции.

Мишель откинулся назад и вздохнул. Он выговорился, и у него стало легче на душе. Я была рада, что стала для него хорошей слушательницей.

– Такова моя история, Ксавьера. Звучит сумасшедше, но это правда. А сейчас все позади, так что давай забудем об этом. Смотри, уже почти пять часов утра. Давай-ка займемся любовью.

С этими словами он обвил меня руками и нежно, но достаточно сильно, прижал к себе. Весь прошедший час, когда он говорил, мы почти не касались друг друга, но сейчас его пенис начал расти. Он был не особенно длинным, но толстым, сильным и судорожно трепетал, прикасаясь ко мне. Я нежно гладила его соски, в то время как он целовал мои.

Вскоре мы потерялись в океане любви – не очень бурном, скорее спокойном, это был штиль на море, и мы плыли вместе, мягко вздымаясь и опускаясь вниз.

Мы любили друг друга без затей, и это было хорошо. Наша скрытая эмоциональная энергия проявилась чудесным образом. Мы не трахались, не горбатились, не вкручивались друг в друга, мы просто любились. И это было великолепно.

Солнце почти встало, но самым ярким нашим часом был предрассветный. И мы спали, прижавшись друг к другу, как невинные дети.

В девять утра в спальню ворвался маленький Пьер и распахнул шторы, позволив заполнить солнечному свету всю комнату. И опять моя фантазия! Комната превращалась из белой в желтую по мере наполнения ее солнцем.

Пьер выглядел восхитительно. На нем были вельветовые штанишки и закрытый джемперочек цвета слоновой кости. Он подошел ко мне и поцеловал в нос.

– Доброе утро, как поживаете? – осведомился он вежливо. – Меня зовут Пьер, если папа еще не сказал вам об этом. А кто вы?

– Ксавьера.

– Но это не французское имя, а вы не француженка. Я могу определить это по тому, как вы говорите.

Я рассказала ему, что мой отец хотел сына, а моя мать родила ему девочку. Мой отец еще до того, как я родилась, выбрал имя Франсуа-Ксавьер.

– Но что же произошло? – спросил он. – Ты ведь родилась девочкой, да? А как же с именем?

– Да, я родилась девочкой, точно. У меня не хватало чего-то, что есть у мальчиков. Поэтому отец решил: раз я не оправдала ожиданий, он не даст мне полное придуманное им имя. Он отсек имя Франсуа и добавил букву «а». И я стала Ксавьера. Тебе понятно, маленький Пьер?

– Да-а-а, – тяжело вздохнул он, но, кажется, был не столько занят разговором, сколько созерцанием моей правой груди, неосторожно выскользнувшей из-под простыни.

Отец приказал ему идти и приготовиться к завтраку, и мы втроем провели день в теплой семейной обстановке.

В полдень Мишель и я снова любились, и теперь Пьер вертелся рядом и даже принял в этом участие, играя с моими грудками, пока его папа вовсю трахал меня.

Что за пример для маленького мальчика! Я не могу открыто рекомендовать такие отношения как идеальные для отца и сына, даже для обладающих достаточным тактом и инстинктом, чтобы правильно их регулировать. Уверена, что это может быть неразрешимой проблемой.

Мишель с гордостью сказал Пьеру и мне, что когда мальчику будет двенадцать или около того, и он созреет для трахания, Мишель призовет меня, чтобы я могла принять его невинность. Я сказала, что подумаю об этом.

День кончился очень быстро, наступил вечер, и мы с Мишелем присоединились к Хоффманам для обеда. Он нравился им так же, как и мне, и мы вчетвером великолепно провели вечер, а также ночь – в великолепном свинге.

Слишком скоро я должна была сказать «прощай» Мишелю, отбывая с Лео и Марикой в Амстердам. К счастью, Европа не слишком огромная, и куда бы я ни поехала, до Парижа будет рукой подать самолетом. Я была уверена, что наши с Мишелем пути снова пересекутся.

 

9. ГОЛЛАНДИЯ. ДОМА. РАЗБИТОЕ СЕРДЦЕ

Амстердам, куда я прилетела вместе с Лео и Марикой после сказочного пребывания во французской столице, явил собой зрелище совершенно противоположное тому, которое предстало передо мной в апреле. Я возвращалась в Голландию из США в совершенно подавленном настроении, к тому же то утро было на удивление холодным и дождливым.

Покинуть Нью-Йорк пришлось под давлением ультиматума, предъявленного мне американским правительством: уехать добровольно в течение десяти дней или быть депортированной. Я предпочла тихо и мирно уехать.

Через шесть часов после рассвета, находясь в аэропорту Шипхол, я увидела ожидавшую меня мать. Она была на грани нервного срыва, и внезапно я поняла почему. У входных ворот скопилась толпа репортеров, жаждущих заснять меня с моим щенком и кучей чемоданов. Шесть лет тому назад я покинула Голландию никому не известной секретаршей; теперь я была всемирно известной мадам и автором самых раскупаемых книг.

Репортеры принадлежали к крупнейшим телеграфным агентствам и газетам Голландии. В Америке я привыкла к прессе и даже заставила себя ее полюбить, потому что они помогли проталкивать мою книгу. Но в Голландии журналисты лезли из шкуры вон, чтобы исказить мой облик. Может быть, они ревновали; в конце концов каждый пишущий мечтает сотворить бестселлер, а я этого добилась не затратив N-е количество лет на нищенски оплачиваемую работу репортера.

Голландские власти тоже забросали меня вопросами, но другими, о моем четырехмесячном щенке Бэйджеле: «Где вы раздобыли эту собаку? Сколько ей лет? Какого она пола? Цвет? Порода? Родословная? Что означает Бэйджел по-голландски? Это щенок неплановой вязки? Какие уколы сделаны собаке? Какая организация их делала? Имя доктора?»

Затем, заставив меня заполнить гору бланков, они забрали от меня Бэйджела на две недели для карантинного наблюдения. Когда его тащили в клетку, он лаял и вопил на весь аэропорт. А я с иронией подумала, что Ксавьера Холландер прибыла в Голландию для того, чтобы обрести свободу, а ее щенок – тюремное заключение.

Мать была рада возвращению блудной дочери, но одновременно в моем присутствии было нечто неловкое. Ее шокировали подробности моей прошлой жизни. Мой отец до войны написал несколько книг, и она надеялась, что я пойду по его стопам. Когда я была подростком, она однажды сказала мне:

– Ксавьера, я знаю, что ты любишь писать и тебе нравится бить редактором школьной газеты. Так почему ты не займешься серьезным сочинительством?

Тогда я не слишком много об этом думала. И я уверена, мать и представить себе не могла, что я стану автором знаменитой секс-книги!

– Ксавьера, – сказала она спустя несколько дней после моего возвращения, – почему ты не напишешь книгу о бабочках или о чем-нибудь вроде этого, почему ты все время пишешь о сексе?

– Но, мама, – ответила я, – главным образом я пишу о пчелках и птичках!

Однако, сейчас, когда я оказалась дома, было трудно оставаться фривольной, потому что пришлось столкнуться с реальностью – хронически больным отцом. Он перенес удар в 1965 году и с годами паралич прогрессировал. Только ежечасная забота и уход матери поддерживали его в живых.

Друзья не могли поверить, что после стольких лет страданий он все еще жив. В больнице он умер бы уже через несколько недель из-за равнодушного отношения медицинского персонала. Например, однажды из-за безответственного отношения медсестры он свалился с постели на пол.

Мне был двадцать один год, когда после первого удара его отвезли в ближайшую больницу. В тот первый день, когда он лежал парализованный и без сознания, мы боялись, что он умрет.

Через пару месяцев, однако, отец опять был дома. Его научили ходить, и с помощью костылей, мамы и меня он мог довольно неуклюже передвигаться. Было удручающе тяжело наблюдать, как этот когда-то полный жизни, веселый человек, находившийся в центре нашего внимания, вынужден вести существование калеки. Доктор сказал, что у отца была закупорка сосудов головного мозга, что вызвало паралич правой стороны тела. По крайней мере тогда отец мог разговаривать, хотя искра жизни пропала и, казалось, он сразу же постарел на несколько десятков лет. И все-таки отец еще перелистывал газеты и понимал кое-что из того, что читал.

В действительности, несмотря на свой всегдашний здоровый вид, он никогда не избавился от увечий, которые подорвали его здоровье в результате пыток. Он подвергся им в японском плену во время Второй мировой войны. Я часто видела, как он кололся, чтобы снять боль, оставшуюся, как память лет, проведенных в концентрационном лагере. То его состояние было еще неплохим по сравнению 1966 годом, когда я покинула Голландию. Отец к тому времени потерял много в весе и был почти полностью парализован. Возможно, с моей стороны это было проявлением трусости, но постоянное ухудшение его здоровья частично и ускорило мой отъезд. Я просто не могла видеть, как отец, которого мама когда-то называла «Львом» (я же звала «Пипадокси»), на моих глазах превращался в человеческую шелуху. Его единственная радость состояла в том, что он все еще мог узнавать своих близких и приветствовать их глазами и жалким подобием улыбки.

Сейчас, после шести лет отсутствия, я вернулась и пыталась собрать все свое мужество для новой встречи с отцом. По пути домой мама исподволь готовила меня к шоку, но никакие слова не могли подготовить к тому зрелищу, когда я впервые за шесть лет увидела отца.

Сразу же, как только я поставила чемоданы, мама открыла дверь в его спальню, и хотя я представляла себе все самое плохое, увиденное напоминало сильный удар по лицу. Слезы потекли из моих глаз. Он был просто скелетом. Если бы я не подошла к нему так близко, что могла услышать дыхание, я бы подумала, что он мертв.

Скулы резко выступали. У него все еще сохранились густые, черные с проседью волосы, аккуратно причесанные, но кожа была лишена цвета. Его нос был в два раза больше, чем я помнила, потому что лицо сморщилось и высохло. Рот напоминал клюв птицы, а большая часть зубов отсутствовала.

Когда я подошла, он даже не видел меня. Большие карие с бархатной поволокой глаза апатично глядели в потолок. В конце концов мне удалось привлечь его внимание и примерно с минуту он смотрел на меня, пока я стояла перед ним. Он попытался вытащить руку из-под одеяла, и хотя его глаза снова уставились в потолок, я знала, он узнал меня.

Отец был укрыт одеялами, верх пижамы свободно лежал на его плечах. Я осторожно сняла одеяла. Мать хотела удержать меня, но поняла, что я все равно увижу его бедное тело. Оно было похоже на тела голодающих в Индии, которые я видела на фотографиях. На нем совершенно не было плоти, одни кости, прикрытые тонкой кожицей. Маме приходилось вставать ночью три раза, чтобы перевернуть его, сменить положение, чтобы кости при длительном давлении не прорвали кожу.

Правая рука отца, лежавшая поверх одеяла, превратилась в подобие клешни; два ногтя уже посинели, а чтобы пальцы не вросли в руку, мать подложила ему в кулак свернутый платок.

Видя этот неподвижный каркас, я стала вспоминать, как мы отдыхали во время отпуска в Италии. Отец, бывало, вышагивал впереди или шел позади нас с мамой. А молодые очаровательные, заводные итальянцы, следовали за нами, двумя женщинами, крича при этом: «Прекрасные белокурые сестренки! Ах, какие красивые ножки!». Отец улыбался, зная, что он все еще хозяин, и не боясь соперничества.

Сейчас этот мужчина – когда-то такой энергичный в словах и делах – беспомощно лежал передо мной. Все, что казалось в нем живым, его глаза, но и они были почти лишены выражения. Если бы мне пришлось, как маме, ухаживать за ним восемь лет, я бы, наверное, сошла с ума. Я хотела помнить его веселым и сильным.

Не могу выносить, когда страдают другие. И я знаю: мой отец предпочел бы быструю смерть.

Однажды днем, это было через две недели, как он попал в городскую амстердамскую больницу после первого удара, мама и я поехали навестить его. Так как я в то время имела постоянную работу, а у мамы были различные дела, мы могли ездить к отцу только через день.

Пока мама парковала машину, я направилась в больницу. Проходя через коридор в палату к отцу, я видела главным образом стариков в колясках, беседующих друг с другом. Недалеко от двери я заметила женщину лет сорока, почти полностью разбитую параличом; слабым голосом она просила помочь ей добраться до ванной, но сестры в это время обедали, поэтому ей пришлось ждать и ждать.

Когда мать подошла ко мне, я сказала:

– Послушай, мама, этой женщине нужно в ванную. Может быть, ты поможешь ей, ты ведь так хорошо ухаживаешь за папой. Помоги ей или позови сестру, а я схожу к отцу.

Мама, сердобольность которой всегда распространялась на окружающих, отвезла женщину в ближайший туалет. Потом я узнала, что эта женщина перенесла удар вскоре после рождения первого ребенка, когда ей было тридцать пять лет. Сейчас ей стукнуло тридцать восемь, и она была почти полностью парализована.

Пока мать занималась с этой женщиной, я вошла в палату отца и сразу же почувствовала: что-то не так. Он очень высоко натянул на себя простыни и одеяла, они почти скрывали его подбородок. Он глядел на меня с видом побитой собаки, с очень виноватым выражением в глазах. Я никогда не видела у отца такого выражения.

Когда я поближе подошла к кровати, то обратила внимание, что будильник, который я принесла ему в больницу, исчез с тумбочки, стоявшей у постели. Глядя туда, где он был, я сказала папе:

– Ты сделал что-то нехорошее, да?

Он посмотрел на меня с еще более виноватым видом.

Я стянула с него простыню и увидела глубокие порезы у него на шее. Я еще дальше откинула простыни – на запястье правой руки, парализованной, были кровавые царапины. Распахнув пижаму, я нашла порезы и около сердца.

Тогда я поняла, почему исчез будильник. Он был под подушкой. Должно быть, отец схватил его здоровой рукой, попытался разбить о раму кровати стекло и покончить с собой.

Он, должно быть, точно знал, какими продолжительными и ужасными будут страдания, и не только для него, а и для близких. Он не хотел быть ни для кого обузой и совершил этот поступок в приступе отчаяния.

Я помню, как мама рассказывала мне, что он умолял ее сделать ему фатальный укол. Но как многие, выступающие против эвтаназии, она всегда надеялась, что будет найдено исцеляющее лекарство, и не могла превратить себя в орудие смерти. И вот он все еще жил. Какой долгий и жестокий конец.

 

10. ВОСПОМИНАНИЯ: ПИЯ

Будучи с отцом, я вспомнила о близкой подруге по имени Пия, которая когда-то у меня была. С пятнадцати лет мы росли вместе и были неразлучны. Мы учились в одной школе и ежедневно ездили туда и обратно на велосипедах.

Пия не была очень хорошенькой. Ее изюминка заключалась в прекрасных вьющихся на африканский манер белокурых волосах, которые в те дни не были очень-то модны.

– Ты точно знаешь, что в тебе нет негритянской крови? – шутливо спрашивали мы ее. Она пыталась выпрямить свои волосы, но мы уговаривали, чтобы она оставила их так, как есть.

Пия вышла из большой реформистской голландской семьи, в которой было десять детей. Ее родители не были достаточно хорошо обеспечены. Пию одевали просто, но со вкусом.

В один из летних дней, когда нам было шестнадцать лет, мы ехали на велосипедах, и я заметила, что несмотря на хороший загар Пия выглядит очень бледной и усталой. Ее нос и щеки были особенно бледны, и это бросалось в глаза.

– Не принимай близко к сердцу, все пройдет, – сказала я. – Давай слезем с велосипедов и побалуемся мороженым.

Покончив с мороженым, мы пешком отвели велосипеды к школе, потому что Пия все еще чувствовала себя плохо. Я спросила, может, она спать ложится поздно.

– Нет, – ответила она. – Я теперь ложусь спать очень рано. Последние несколько месяцев я чувствую страшную усталость. Я не знаю, что это такое!

Она очень усердно занималась: нам предстояло учиться еще два года. Пия была средней ученицей и не могла выдерживать чрезмерную нагрузку. Наши учителя хорошо относились к ней и делали ей поблажки, если у нее что-то не получалось, за старательность.

Мы с ней великолепно уравновешивали друг друга. Пия была тихоней; я – любознательная непоседа. Она была всегда ласковой – и никогда противной. Я – непослушный и необузданный подросток, всегда откалывала номера, развлекала, как могла, класс, паясничала и вертелась волчком по всей школе.

Несмотря а, может, и благодаря разнице в характерах, мы были хорошими подругами, и я испытывала беспокойство за Пию. Однажды по пути в школу она упала в обморок. Затем это повторилось.

– Пия, – ругала я ее, – ты должна об этом рассказать родителям.

– Нет, – стояла она на своем, – не буду говорить родителям. Не буду пугать их.

– Пия, послушай, мой отец врач, – настаивала я. – Я хочу, чтобы, он посмотрел тебя. Я хочу, чтобы он тебя тщательно проверил.

Я в конце концов победила. Мой отец (а он тогда был в добром здравии и имел обширную практику) подверг Пию тщательному осмотру и был очень удручен результатами. Пия несколько раз обедала у нас, и отец знал, что она одна из моих самых близких подруг. Но он сказал мне правду, ей осталось недолго жить. И он заставил меня поклясться, что я не скажу никому об этом.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Я не дал бы ей больше года, – ответил он. – Ей нужно прийти ко мне на обследование еще раз, прежде чем я поставлю окончательный диагноз. Думаю, что это лейкемия. Я буду вынужден поставить в известность ее родителей.

Он направил Пию в больницу, где она могла пройти курс лечения у специалиста.

Я помню, как угасала Пия. Она худела и худела, становилась все более апатичной. Каждый месяц из-за слабости она не ходила в школу по меньшей мере неделю.

Затем ее стали пичкать лекарствами, в результате чего она лишилась великолепных курчавых густых волос, которыми так гордилась. Они стали вылезать клочьями.

Дальше было хуже; ее шея, бедра и руки стали опухать, а тело оставалось худеньким. Ей объяснили, что это результат инъекций.

Наступил день, когда она наконец сказала нам – одноклассникам и своей любимой учительнице-географичке, что уже нет смысла хранить тайну… она умирает от лейкемии. Все были потрясены и не знали, куда спрятать глаза; осознавали, это может быть правдой, но отказывались принимать ее.

– Ты сошла с ума, Пия? – сказали ей. – У тебя нет никакой лейкемии. Это просто какая-то разновидность гемофилии. Тебе нужно есть как можно больше мяса и яиц и позволить докторам колоть тебя, сколько нужно. Ты разве не заметила, что уже потолстела?

– А как насчет моих волос? И поправилась я странным образом, это только обезобразило меня. Сейчас у меня шея, как у здорового быка.

Это была правда: она выглядела очень плохо. Глаза стали мутными, как у рыбы, и прятались в складках опухших щек. Когда она улыбалась, глаза вообще превращались в узкие щелочки.

– Я знаю, что едва ли доживу до семнадцати лет, – объявила она. – Я сама установила себе этот срок. Лучше, если я скажу об этом врачам, чтобы они не лгали мне больше. Я хочу, чтобы врачи прямо сказали, сколько мне осталось жить. Я читала в книгах о симптомах моей болезни и уверена, что это лейкемия.

Что мы могли ответить ей? А Пия становилась все более религиозной и начала читать Библию днем и ночью.

За месяц до того, как она умерла, у нее в груди и в желудке появились опухоли. Помимо крови, все ее тело было поражено раком. Опухоли появились под мышками и на шее. Она лежала в больнице в ожидании смерти.

Пия неоднократно сравнивала смерть с большими черными грозовыми облаками, столь обычными для Голландии. В этих тучах она видела быстро летящую к ней смерть, причем каждое облако стремилось опередить остальные, чтобы схватить и утащить ее. Однако они никогда не трогали Пию, а проплывали мимо. Эти облака вызывали в ней нездоровый интерес, и часто, навещая Пию, я заставала ее разглядывающей в окно затянутое тучами небо.

Незадолго до того, как она в последний раз легла в больницу, доктора предложили ее родителям увезти Пию куда-нибудь на отдых. Она никогда не выезжала дальше окраин Амстердама. Врачи настаивали, чтобы ее увезли в солнечные края.

Деньги всегда были проблемой для этой семьи, однако школа, родители, ее друзья и знакомые собрали сумму, достаточную для поездки в Рим. Этот город ее родители выбрали по совету агента местного туристического бюро.

Пия не особенно хотела ехать в Рим. Она предпочитала пляжи и леса, где она могла бы сидеть и наблюдать за волнами, листьями, облаками и солнечным светом. Она хотела бы поехать в Испанию или на Ривьеру, однако ее предки сочли, что двухнедельная поездка в Рим принесет больше пользы для образования. Вернулась Пия в еще более подавленном настроении.

– Я не представляла, насколько все это может быть трагично, – сказала она мне. – Рим прекрасен, но это мертвый город, полный обломков омертвелого камня. Родители привезли меня на большое кладбище, думая, что доставляют мне удовольствие показом руин и надгробий. Как они наивны! Неужели не понимают, что через месяц-два я сама буду лежать на кладбище! Почему они не показали мне цветы и леса, пляжи, озера и яхты? Почему они не взяли меня на рыбалку или покататься на пароходе?

Накануне смерти (а она умерла в день своего семнадцатилетия) Пия попросила нянечек почитать над ней, когда она умрет, выбранные ею псалмы из Библии. Она сказала своей матери, что желает быть похороненной в желтой коротенькой пижаме с красиво уложенными волосами. Но она была уже наполовину лысой и хотела, чтобы опухоль на шее была тщательно прикрыта. Она даже выбрала для себя посмертный грим. Слушая, как дочь спокойно готовится к смерти, ее мать была на грани сердечного приступа.

Когда мы с мамой пришли выразить соболезнования, я увидела, что все наставления Пии были аккуратно выполнены. А шею ее обвивала тонкая золотая цепочка с сердечком, мой подарок к шестнадцатилетию. Глядя на Пию, лежавшую в гробу, я забилась в истерическом хохоте. Ее родители, смущенные, не знали, как на это реагировать. Если бы моя мама не объяснила причину моей истерики нервной реакцией, которую я испытываю при глубоких потрясениях, и не извинилась, я сомневаюсь, что они когда-нибудь простили бы меня. На похоронах Пии я и еще три девочки должны были нести темно-красное покрывало, которое кладут на гроб после его закрытия. Я контролировала себя, была молчаливо спокойной и серьезной, но когда органист начал играть выбранные Пией псалмы, я сломалась и горько разрыдалась.

Доставая платок из кармана, я выпустила свой край покрывала, а подхватив его, оглянулась вокруг, смущенная, и заметила, что десятки других мальчиков и девочек, а также взрослые плакали и вытирали платками слезы. Скорбь охватила всех присутствующих.

Это был один из самых значительных по впечатлениям и переживаниям дней в моей жизни. Впервые я хоронила близкого человека. Когда я вижу похоронную процессию, чувство той потери возвращается, и мое сердце разрывается от боли. Но я не скорблю по тому человеку, которого хоронят, он обрел покой, я сопереживаю тем, кто будет продолжать жизнь, утратив любимого.

 

11. ВОСПОМИНАНИЯ: БИББИ

Да, с возвращением в Амстердам на меня нахлынули воспоминания, как хорошие, так и плохие. На ум не один раз приходила знаменитая строчка из Т.С.Эллиота – «Апрель самый жестокий месяц… смесь воспоминаний и желания», и хотя апрель быстро сменился маем, перемена давалась мне с трудом.

Видения и звуки прежних лет постоянно материализовывались, и я провела много дней в мечтах, сопоставляя прошедшие годы с последующими и выискивая в прошлом все, что могло бы предсказать будущее.

Однажды, гуляя по Лейдсестраат, мысленно находясь совершенно в ином мире, размышляя, что же мне с собой делать, беспокоясь о моем бедном отце, я мельком увидела знакомую фигуру на другой стороне улицы. Он не видел меня.

Но я уверена, что это был Бибби.

И какой же поток воспоминаний нахлынул на меня в результате этой встречи! Я вспомнила то первое утро в 1965 году, когда я вошла в контору небольшой амстердамской кофейной компании в качестве девушки на побегушках и была сразу же сражена видом стройного молодого человека. Контраст между густыми темными бровями, черными, слегка вьющимися, волосами и большими синими глазами заворожил меня. Его глаза были не водянисто-голубого цвета, а того оттенка, который предполагал очень эмоциональную, чувствительную натуру. У него небольшой чувственный рот. Когда он улыбался, то обнажались два ряда великолепных белых зубов. Нос был приятной правильной формы. Его звали Бруно; я немедленно дала ему прозвище «Бибби».

Был жаркий солнечный день, и на мне было надето простое черное платье с розовыми и красными цветочками и небольшим вырезом. Платье соблазнительно открывало часть моей груди и было вполне пристойным, хотя и достаточно сексуальным для первого выхода на работу.

Я всегда ненавидела летом чулки и закрытые туфли, поэтому у меня на ногах были домашние туфли. Скоро я стала известна, как «девица в тапочках».

На Бибби, который работал в конторе около года, была возложена обязанность познакомить меня с учреждением, что меня полностью устраивало. В конторе были заняты десять сотрудников, чьи рабочие места разделялись стеклянными перегородками. Помимо меня, в штате находилась еще одна женщина, в обязанность которой входило готовить кофе для сотрудников, но она была старше меня, поэтому я чувствовала, что здесь скучать не придется.

Все другие мужчины были лет на десять старше меня и Бибби и казались весьма общительными. В этой атмосфере расслабленности работа представлялась легкой, а нагрузка ничтожной.

С самого начала между Бибби и мной возникла взаимная симпатия. Мне нравилось, что он совсем не нахальничал. Он вел себя довольно невинно, даже застенчиво, и мы проводили обеденные часы вместе за тихой спокойной беседой.

Постепенно Бибби стал просить меня о свиданиях. Я не могла согласиться, потому что уже гуляла с другим парнем, Феликсом, но я никогда не говорила об этом Бибби. Я просто туманно уходила от прямого ответа. Наконец он стал умолять меня объяснить, почему я не хочу с ним встречаться.

– Послушай, Бибби, у меня уже год, как тянется любовь с одним парнем, – сказала я. – Он очень ревнив, он собственник по характеру. Мы с ним встречаемся почти каждый день и обычно проводим вместе выходные. Честно, мне хотелось бы погулять с тобой. Но сначала мне нужно порвать с Феликсом, только спокойно, без скандала, чтобы никому из нас не было больно. В конце концов, он очень вспыльчив и упрям и может выкинуть какой-нибудь сумасшедший номер.

Бибби был терпелив и готов ждать, сколько понадобится. Пока мы ограничивались тем, что держались за руки во время ланча в задней комнатушке офиса и иногда случайно целовались. Временами, когда мы гуляли вдоль каналов, держась за руки и вдыхая божественный летний воздух, его тело прижималось к моему, но все это еще было очень невинно.

Я была так счастлива, найдя человека, который не разыгрывал из себя супермена, что намеренно вела себя наивно. Я, конечно, не хотела, чтобы он узнал, что мы с Феликсом постоянно трахались.

Странное чувство я испытывала по отношению к Бибби. Мне снова хотелось стать девственницей. И если бы я рассказала Бибби о всех тех вещах, которые мы с Феликсом проделывали, он бы страшно расстроился. Даже разговор о сексе с Бибби казался неуместным. Мы разговаривали на множество других тем, и я наслаждалась чувством духовной общности, но мне также хотелось и телесного общения с ним.

Однажды я пришла к Феликсу домой и сказала:

– Феликс, знаешь, я думаю, что между нами все кончено.

– Что? – вскричал он.

– Между нами все кончено, – повторила я. – Я встретила человека, которого люблю больше тебя и пора расставить все по своим местам. У нас с ним общие интересы – он любит музыку, театр, искусство, и он очень красив.

– Ты с ним спала? – грубо спросил меня Феликс.

– Нет, – призналась я. – Еще не спала. Не знаю, хорош ли он в постели, сейчас это не имеет значения.

– Как же ты уверяешь, что любишь его, если не спала с ним? – спросил Феликс.

– Разве нужно переспать с человеком, чтобы узнать, что ты его любишь? – удивилась я.

– Желаю тебе всякого счастья в мире, малышка, – сказал Феликс, – но он никогда не будет так любить тебя, как я, ты это знаешь. Ты вернешься ко мне, когда разочаруешься в нем.

Это звучало цинично и саркастично. Затем Феликс вынудил меня заняться с ним любовью, но я уже наверняка знала: то, что я чувствовала к нему год назад, ушло безвозвратно. Мое сердце освободилось и желало Бибби.

Когда Феликс достиг оргазма, он внезапно зарылся лицом в подушку и плакал в течение целых десяти минут, крепко, до боли обнимая меня. Затем он резко вскочил и отвернул от меня лицо, но подушка была мокрой от его слез.

Феликс был впечатлительным пареньком и, должно быть, понял, что это наше прощальное траханье. До этого он еще не влюблялся или же не крутил по-серьезному с девушками. Когда мы встретились, то были молодыми, зелеными и чокнутыми, хотя в сексуальном отношении идеально подходили друг к другу. Но умственно я переросла Феликса. Мне был нужен человек, который мог быть интересным как в культурном, так и в физическом отношении. Я любила читать и играла на пианино. У меня была большая коллекция пластинок с классической музыкой. Феликс был абсолютно равнодушен ко всему этому.

Финальная сцена с ним была очень болезненной, но Бибби в конторе сказал мне, что если будет дружить со мной, то только при условии, что я развяжусь с Феликсом и он будет в этом твердо уверен. Он сказал, что не перенесет, если узнает, что я обманываю его или пытаюсь сразу сидеть на двух стульях. Я «Близнец» по гороскопу, для меня, естественно, трудно обходиться только одним партнером, но я искренне жаждала общения с Бибби.

Бибби жил в Буссуме, в часе езды от Амстердама. Он ездил поездом; от станции до нашей конторы пять минут ходьбы.

В начале наши отношения были полностью лишены сексуальной окраски. Мы ходили вместе обедать, в кино или же проводили время с моими родителями, и единственным активным действием был прощальный тайный поцелуй в дверях, почти как в детстве.

В конце концов мы согласились, что я проведу уик-энд в Буссуме, и мои родители не возражали, думая, что мы будем находиться под достаточным надзором.

Буссум очень милый городишко, затерявшийся среди лесов и пашен, его дома окружены деревьями и лужайками. Украшение его улиц – красивые дома, прелестные магазинчики, художественные лавки и выставочные галереи.

Бибби, как я поняла с первой нашей встречи, был очень эмоциональным человеком, это свойство скрывалось за его большими синими меланхолическими глазами. Он был также легко ранимым и беззащитным в отличие от Феликса с его широкой ухмылкой и маленькими карими глазками, которые при улыбке терялись в морщинах.

Не удивительно, что Бибби почти все свое нерабочее время проводил дома. У него было великолепное собрание записей классической музыки и пианино. Я знала об этом, но огромной радостью было обнаружить, что он великолепно играет. У меня за спиной было двенадцать лет музыкального воспитания, но все-таки музыка в его жизни имела гораздо большее значение, чем в моей. На первый уик-энд в Буссуме я приехала ранним субботним утром. Бибби встретил меня на станции и привел домой, где нас ждала его мать. (Отец умер от рака, когда Бибби исполнилось шестнадцать.) Ей было около шестидесяти пяти, она была простенько одета, без всякой косметики, то есть была типичной милой старой мамой, принадлежащей к средней буржуазии. Также меня представили двум его братьям, которые производили приятное впечатление.

Бибби познакомил меня с домом и в конце концов привел к себе в комнату. Она находилась на втором этаже и была довольно большой, с громадным окном, откуда виднелись деревья. Внутри стоял деревянный квадратный стол с четырьмя стульями, пианино, кровать у стены, был также открытый камин – уютная, приятная комната.

Над кроватью висел большой персидский ковер, а рядом с ним пять различных мечей. Я немного испугалась.

– Ты не боишься, что они упадут? – спросила я.

– Нет. Я собираю мечи. Это старинное оружие, имеющее свою историю. Этот меч – из Китая и на нем до сих пор видны следы крови и волосы одной из жертв.

Возможно, так и было, я не стала проверять. Мне понравился контраст между солнечным, содержавшимся в идеальном порядке домом Бибби и по-холостяцки запущенной комнатой Феликса, в которой мы так много баловались. Неопрятность Феликса и его грязная захламленная комната вызывали во мне брезгливость. Я издала вздох облегчения, потому что мне понравился дом, братья и мать Бибби, а больше всего сам Бибби и его комната.

В тот полдень мы были одни в доме и, наконец-то, кажется, созрели для любви. Ожидание было таким томительным. Занялись ли мы этим делом сразу? Нет…

Сначала он сыграл для меня на пианино несколько этюдов Шопена, и я была настолько романтично настроена, что думала, вот-вот растаю. Однако как бы я ни любила фортепиано, на самом деле мне хотелось увидеть его орган.

В конце концов он подошел и обнял меня. Я ощущала себя такой невинной… Жалела, что не девственница. В нем чувствовалась большая нервозность.

Он уставился на мои загорелые ноги, затем на пальцы ног с покрашенными в бледно-розовый цвет ногтями, а затем на мои руки. Его руки крепко обхватили мои, сжимая пальцы и в то же самое время нежно лаская подушечки.

– У тебя такие красивые пальцы, – прошептал он, прижимаясь ко мне.

Я начала теребить его галстук. Он снял его, и тогда я провела пальцами по его спине. Он вздрогнул. Его глаза вопросительно взглянули на меня. Бибби был слишком застенчив, чтобы сделать первый шаг.

– У тебя есть хорошие пластинки, под которые мы могли бы потанцевать? – спросила я.

Он поставил на проигрыватель диск Серхио Мендеса и Аструд Гильберто и в течение получаса мы танцевали, тесно прижавшись друг к другу. Я почувствовала, как что-то прекрасное поднимается у него в брюках, его тело было тесно прижато ко мне, его дыхание трепетало на моих ушах, волосах, шее…

Потом напряжение стало невыносимым для меня, я потянула вниз его голову и крепко поцеловала в губы, гораздо более страстно, чем когда-либо целовала его в офисе или у дверей. Мой язык проскользнул в его теплый, ищущий рот, исследуя его зубы и губы. Затем его язык встретился с моим.

Сплетясь в танце и поцелуе, мы по моей инициативе двигались к кровати, а там присели, и я предложила ему расслабиться и прилечь. Музыка все еще играла, я медленно провела рукой по его волосам на груди и голове. Его руки были неподвижны; он не знал, что с ними делать.

Я наклонилась и сняла с него носки и туфли. Когда он лежал, я обратила внимание на выпуклость у него в штанах. Он покраснел, заметив, что я гляжу на нее, подтянул ноги и попытался прикрыться рукой.

– Нет, Бибби, не надо, оставь, как есть, – умоляла я, дай взглянуть на тебя.

Я покрыла его лицо поцелуями и так завелась, что могла кончить только от одних тесно сжатых ног. Но я терпеливо ждала. Хотя я и ласкала моих предыдущих парней, на этот раз все было по-другому. Я чувствовала настоящую любовь к Бибби.

Обычно более агрессивен мужчина, но неумелость Бибби возбудила меня. Неожиданно я догадалась о ее причине: он был девственник. Но я не спрошу у него об этом до тех пор, пока мы не полюбимся. Я расстегнула его ремень, а затем и ширинку. Под трусиками его эрекция выглядела восхитительной белоснежной горной вершиной. Но он застеснялся и попытался застегнуть брюки.

– Ну давай же, – просила я, – мы ждали этого момента неделями. Позволь мне сделать это!

– А как же занавески? Соседи? – спросил он нервничая. Я хотела сказать: «Черт с ними!», но вместо этого ответила:

– Хорошо. Минутку. А ты пока разденься. Зашторив окна, я прошла по затемненной комнате и увидела его лежащим в полусвете, одетым только в короткие белые трусы. У него была сильная эрекция и, казалось, он нервничал уже меньше. На кровати не было подушек, потому что на день она застилалась, как софа. Я сказала:

– Давай снимем покрывало и разберем постель. Скажи, где лежат подушки.

Бибби показал на стенной шкафчик. Я подошла к шкафчику и вынула подушки, а он в это время снял покрывало и сложил его. Я сняла туфли, а потом и платье.

Бибби с восхищением глядел на меня. Он никогда не видел меня в сексуальных французских трусиках и лифчике. Возможно, он никогда не видел настолько раздетую девушку; более того, судя по бледному цвету его тела, я сомневалась, что он когда-нибудь ходил на пляж.

Не отрывая взгляда, он потянулся ко мне, дотронулся и поцеловал, будто я была не из плоти и крови. Постепенно он становился более смелым. Он поцеловал мой живот, а затем попытался снять с меня лифчик. Из-за отсутствия опыта у него это заняло, как мне показалось, по меньшей мере полчаса.

Когда лифчик наконец-то упал, он с жадностью схватил мои упругие груди и начал их любовно ласкать. Мои соски стали твердыми, как пули. Я прижалась к нему. Бибби снова застеснялся, и я решила еще раз взять инициативу в свои руки.

Я освободилась от трусиков-бикини темно-красного цвета и небрежно бросила их у кровати. Взяв одну его руку, которая нежно ласкала мою грудь, я положила ее на густой коричневый треугольник между ног. В то время я еще не умела ровно подстригать волосики, поэтому растительность внизу была весьма богатой. Хотя я вообще-то натуральная блондинка с мягкими шелковистыми волосами, мои брови и растительность внизу живота всегда были темными.

После того, как Бибби наивно потрогал мою киску, не зная, где точно отыскать клитор, я мягко направила его указательный палец в нужное место. Я уже была очень мокрой и очень готовой для него. Одновременно другой рукой я стянула с него трусики. Мне доставило удовольствие видеть его прекрасный толстый член с парой великолепных яиц.

В то время, как он играл с «мужчиной в моей лодке» – клитором, я поглаживала его твердого «мужчину в моей руке». Бибби не подвергался обрезанию, но его член был очень чистым. Передняя плоть легко скользила по головке. Я начала двигать ее вперед и назад и могла ощущать, каким чувствительным был его член. Поскольку все это было так ново для него, он готов был взорваться.

Я высвободилась из его рук, стала двигаться вдоль его тела вниз, легла у него между ног и без всяких колебаний взяла в рот его член, одновременно слегка лаская его яички, обхватив мошонку ладонями. Затем я поцеловала его прелестный член.

Бибби очень возбудился и стал умолять любить его так, как мне хочется, предоставляя мне тем самым лидерство.

Поскольку я лежала на животе у него между ног, я решила подтянуться чуть-чуть повыше и подразнить его член своей киской. Моя вульва была горячей, скользкой и с нетерпением ожидала его пульсирующий член. Я жаждала, чтобы он заполнил меня.

Наконец-то Бибби был внутри меня – с небольшой помощью своей подружки – но он мог закончить в любой момент. Мне пришлось преподать ему пару уроков самоконтроля, удерживая его в полной неподвижности во время объятия.

Когда я убедилась, что Бибби способен продержаться некоторое время, я возобновила траханье.

Тесно прижимаясь к его разгоряченному телу, я начала медленно двигаться вперед-назад, обняв его ноги своими ногами и находясь сверху. Через несколько мгновений я уже была готова. Если честно, у меня как раз хватило времени сообщить об этом Бибби, который крепился изо всех сил.

– Ну давай же, Бибби, глубже, глубже, пожалуйста! Отдай мне его на всю длину! – стонала я в экстазе.

Мы одновременно достигли высшей точки наслаждения. Это было долгое, восхитительное чувство, и я ощущала, как его семя вливается в меня. Да, ради этого следовало подождать столько времени, сразу же сказала я себе.

Мы долго лежали в этот полдень, изнемогшие, счастливые, в высшей степени удовлетворенные. Отдых после акта был таким же чудесным, как и оргазм. Мы шептали нежные слова, ласкались с закрытыми глазами, нежно трогая лица, груди, руки, пальцы друг друга.

Как маленькие невинные подростки, мы были ошеломлены свершившимся актом любви. Я чувствовала, будто никогда ни с кем не спала до этого.

А затем я задала Бибби вопрос, который собиралась задать. Это было примерно через час, после того, как мы совокупились, и у него опять начала появляться эрекция.

– Бибби, скажи: ты в первый раз имел дело с девушкой? Он застенчиво кивнул.

– Да. Ты моя первая девушка.

Меня взволновало, что со мной человек старше меня на несколько лет, который был девственником до нашей встречи и который выбрал меня в качестве своей первой любовницы и постоянной подружки. Мы оба надеялись, что наше знакомство будет долгим и счастливым. Я твердо вознамерилась стать самой лучшей наставницей, о которой он только мог мечтать и ожидала, что наша сексуальная жизнь будет становиться более интересной с каждым днем. Я знала, мне предстоит здорово потрудиться, но Бибби был усердным и способным учеником. Если бы он научился также играть на моем инструменте, как на пианино, то не было бы никаких проблем.

Спустя несколько недель при выполнении позы «69», которой я его обучила, произошел ужасно неприятный случай. Я показала ему, как надо есть меня, лаская и стимулируя мой клитор пальцами и языком. Любя друг друга таким способом, мы оба очень сильно возбуждались и буквально зверели, и хотя Бибби был довольно осторожен, не кусал и не причинял мне боли, я настолько поддалась страсти, что укусила его член до крови.

В тот же день Бибби сходил к семейному врачу, который с улыбкой сказал, что я почти сделала ему обрезание. Доктор перебинтовал член, приложил мази и рекомендовал холодные компрессы.

Когда Бибби поправился, мы снова, правда, осторожно начали заниматься любовью. Однако, это было больше, чем траханье и вылизывание, которыми я занималась с Феликсом и могла бы заниматься с Бибби или любым другим мужчиной. Здесь было более глубокое чувство… любовь.

Бибби и я стали неразлучны… днем в офисе, вечером в кафе, на концертах, в театре, в парках, а в конце недели – в его комнате.

Иногда мы даже ухитрялись устраивать ночь любви на неделе, но чаще всего любовные встречи приходились на уик-энд. И можете себе представить, насколько взрывными были наши секс-встречи, когда мы давали выход любви и плотскому вожделению, накопившимся за неделю, проведенную в воздержании.

Одно время мы увлеклись театром; сама идея лицедейства и сопровождающая его возбуждающая обстановка заинтриговали меня. К счастью, мне удалось пристроиться к одной из американских кабаре-групп, которая тем летом выступала в Амстердаме. Несколько вечеров в неделю я работала там девушкой на побегушках и объявляла номера, одетая в национальный голландский костюм (включая деревянные башмаки!). Тогда я действительно чувствовала, будто являюсь частью труппы, и это было настолько восхитительно, что вскоре я вступила в еще одну театральную компанию. Там мне пришлось заниматься различного рода мелкой театральной работой, включая гримировку, что мне очень нравилось, и в конце концов я стала даже писать небольшие комедийные скетчи для шоу.

Бибби, бывало, с горделивым видом сидел в зале во время представлений или же просто встречал меня у входа на сцену, всегда с любовью подбадривая меня.

Мы дружили уже около года, и Бибби начинал проявлять все более и более серьезные намерения касательно наших отношений, что как-то пугало меня. Я знала, что еще не готова к пожизненному заключению.

Это было примерно в то время, когда моего отца хватил первый удар. Бибби страдал почти, как и я, от потери общения с моим отцом. Он сильно привязался к нему, испытывал почти сыновние чувства, и изо дня в день, из месяца в месяц ходил навещать отца и катать его в коляске. В жару и в холод, в дождь и в снег Бибби с такой преданностью относился к нему, что временами я, хотя это нелогично и глупо, чувствовала себя заброшенной.

И все же это было прекрасное, беззаботное и счастливое время, я была молода и любила Бибби. Когда я слышу музыку Чайковского, Баха, Брамса или Шопена, эти прекрасные часы всплывают предо мной и я могу разрыдаться, вспоминая, каким добрым, преданным и верным по отношению ко мне был Бибби, как сильно меня любил.

Но все хорошо кончается только в сказках. Бибби был очень чувствителен и слишком легко раним. В результате это начало меня раздражать. Я стала ощущать почти то же, что и в конце моего романа с Феликсом. Однако в то время как Феликс вел себя слишком по-мальчишески, Бибби был излишне серьезен.

Бибби всегда выступал как истинный джентльмен. Сомневаюсь, что у него когда-нибудь были голубые джинсы. Даже по уик-эндам он надевал рубашку, галстук и пиджак или же костюм с жилеткой. Я отдавала должное его изысканности, но иногда мне хотелось встряхнуть его и заставить вести себя по-юношески, быть для разнообразия менее чопорным.

Итак, он продолжал оставаться идеальным джентльменом с безукоризненно подобранной одеждой, чистюлей, всегда добрым и внимательным по отношению к своей матери и братьям и любящим меня, а я чувствовала возраставшую подавленность. В его мире я не могла совершить какой-нибудь неправильный поступок. Он водрузил меня на пьедестал, а мне там не хватало воздуха. Он не давал возможности расслабиться. Я должна была обещать выйти замуж за него, а я еще не была готова к оседлому образу жизни.

Хотя я и не хотела быть разрушительницей нашего счастья, я вскоре поняла, что наши отношения угасают. Однажды под влиянием настроения я заявила:

– Думаю, что поеду в Америку, Бибби. Я решила, что на сегодняшний день между нами все кончено.

Он ничего не сказал. Он побледнел. Затем сел на свою «Веспу» и поехал домой.

В два часа ночи мне позвонил его старший брат.

– Бибби чуть не погиб в аварии. Ночью в темноте он врезался на мотороллере в дерево. Чтобы поправиться, ему придется провести в больнице несколько недель.

Узнав об аварии, я чувствовала себя отвратительно. Я знала, что он не заслуживает такого расставания со мной. И, что было еще хуже, пока Бибби лежал в больнице, я спуталась с сильным властным мужчиной, которого звали Питер. У него была комната в городе, и вскоре мы уже регулярно трахались. Кроме того, я ушла из кофейной фирмы.

Бибби поправился, и я снова стала его девушкой, хотя все чаще и чаще встречалась с Питером, и делала вид, будто продолжаю любить Бибби, что в какой-то степени было правдой. Но я уже разрушила все его надежды с женитьбой. Я просто не была женщиной, удел которой тихая спокойная жизнь на окраине города в окружении соседок, сплетничающих о погоде. Из нашего общения исчезло чувство возбуждения, радости, ощущение молодости; общей осталась только привязанность к музыке и искусству.

После нашего примирения Бибби еще больше привязался ко мне, а я бессознательно причиняла ему боль. Мы с Питером продолжали трахаться и вылизывать друг друга досуха чуть ли не каждый день, как это делают монашки в своих кельях по ночам. Бибби же был в Буссуме со своей матушкой и братьями.

Я все еще не рассказала Бибби о существовании Питера.

Однажды Питер и я, обнявшись, гуляли по набережной. Я забыла, что наступил час ленча, и мы прохаживаемся поблизости от конторы Бибби, который также мог выйти на прогулку. Когда я его увидела, было уже поздно. Он заметил нас и изменился в лице. Мне ничего не оставалось делать, как познакомить обоих моих любовников.

Питер пожал Бибби руку и вопросительно взглянул на меня. Бибби сник от крепкого рукопожатия, извинился и сказал, что ему нужно срочно уйти, а затем со слезами на глазах попросил позвонить ему попозже. Я позвонила, и мы договорились встретиться вечером. Подразумевалось, что это будет наша прощальная встреча.

Мы встретились в доме его дядюшки в Амстердаме, потому что мне не хотелось ехать в Буссум. В нашем распоряжении была тихая комната на шестом этаже. Стоял теплый, спокойный вечер, и окно, выходящее на улицу, было открыто.

Бибби стоял у окна. Он тихо плакал, когда я ему говорила, что наша связь практически кончилась. Неожиданно он бросился к окну. Я схватила его за пиджак, но он высвободился. Одной ногой он влез на подоконник и почти полностью свесился наружу.

– Бибби, пожалуйста, не делай этого, – умоляла я, – не делай глупостей.

– Мне незачем жить, – хныкал он. – Я потерял тебя. Ты женщина моей мечты. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей женой и матерью моих детей. Но ты отвергла меня. Для чего же мне жить?

– Бибби, – сказала я, – я не достойна этого, не достойна, чтобы ты умер из-за меня.

Сейчас уже рыдали мы оба. Я просила его простить меня за ту боль, которую причинила ему.

– Не в моей натуре причинять боль людям, потому что мне не нравится, когда причиняют боль мне, – объяснила я. – Но хотелось, чтобы хоть иногда ты обращался со мной, как сильный, взрослый мужчина!

Бибби глядел на меня, и в его больших синих глазах стояли слезы. Он походил на побитую собаку. Он наконец-то понял, что наступил конец. Он отвез меня домой, и я не могла уснуть всю ночь. Чудились кошмары. Интуиция подсказала, что в Буссуме не все в порядке. Бибби совершил что-то страшное. Во сне я чувствовала острую боль в запястьях, как будто мне их порезали острой бритвой. Потом приснилась разбрызганная повсюду кровь, и в ужасе я проснулась.

Когда Бибби не позвонил на следующий день, я сказала Питеру, что очень волнуюсь.

– Не звони ему, – велел Питер, – пусть он переживет все это сам.

Через два дня от Бибби все еще не было никаких известий, и я позвонила ему на работу.

– Бибби здесь нет, – сказали мне, – он заболел. Мы не знаем, что с ним, но его не будет довольно долго.

Я продолжала волноваться. Наконец я позвонила ему домой. Ответила мать, ее голос был тускл и печален.

Она сказала, что я не смогу поговорить с Бибби. Я умоляла рассказать, что же случилось.

– Ты превратила нашего Бибби в развалину, – пожаловалась она.

– Что вы имеете в виду? – спросила я.

– Ты помнишь, что случилось в тот вечер, когда ты в первый раз порвала с ним, тот вечер, когда произошла авария с мотороллером? Бибби не хотелось жить. Авария не была случайной. Он сделал это сознательно… А в этот раз, когда ты порвала с ним окончательно, прошлым вечером, он…

– Не надо говорить! – вскричала я. – Это – меч?

– Как ты узнала?

– У меня ночью был кошмар. Я знала, что он делает что-то ужасное, я хотела позвонить ему и остановить.

– Ксавьера, – вздохнула она, – повзрослеть очень трудно. В молодости у меня не было таких переживаний. Я вышла замуж, когда мне исполнилось семнадцать, и муж был для меня единственным мужчиной. Но, вы, молодые, предпочитаете прыгать с одних коленок на другие. Знаешь ли ты, как хотел жениться на тебе Бибби? Он неплохой парень, а ты нам нравилась. Ты у него была первой девушкой, и он был счастлив с тобой. Зачем ты заставила его так страдать?

Когда она выговорилась, я попросила у нее прощения.

– Я не хотела сделать ему больно, но я была вынуждена прекратить наши отношения. Я не настолько любила его, чтобы выйти за него замуж. У нас все шло не так, как надо.

– Я позволяла вам делать все что угодно во время уик-эндов, – сказала она. – Ты могла ночевать у нас в доме. Я никогда не выпроваживала тебя. Я никогда ничего не запрещала Бибби. Вы запирались в его комнате с пятницы до воскресенья. Иногда это ставило нас в неловкое положение! Но должна сказать, что ты пришлась нам по душе, ты была, как счастливая искорка, в этом доме. Почему же ты бросила моего Бибби? А вообще-то, Ксавьера, ты хозяйка своей жизни.

– Скажите же мне, – умоляла я, – что случилось с Бибби?

– Братья отвезли его в больницу. Он порезал себе руки и истекал кровью. Хорошо, что он не до конца выполнил свое намерение умереть. Он сильно порезался. Теперь у него на всю жизнь останутся шрамы на руках. Сейчас он почти псе время лежит в своей комнате в полной темноте.

Я чувствовала себя очень виноватой, будто это я втянула его в жуткую историю.

– Пожалуйста, Ксавьера, – упрашивала его мать, – будет лучше, если ты исчезнешь из его жизни. Дай ему поправиться. Дай ему возможность обрести себя. Иди своим путем, Ксавьера, но не разрушай чужие жизни. Не позволяй влюбляться в себя, если не полюбишь также крепко, иначе ты только причинишь боль возлюбленному.

После этого я долгое время ничего не слышала о Бибби. Как-то наши общие знакомые сказали, что он выздоровел, но он сторонился девушек и полностью ушел в себя. Помимо работы его единственным увлечением была музыка.

Иногда я писала Бибби оттуда, где находилась… Южная Африка, а затем Соединенные Штаты… но почти безответно. Если же он и отвечал, то это было просто вежливое признание получения моего письма. Тон его ответов оставался холоден и отчужден или заведомо нейтрален. Временами между строчек проскальзывала сентиментальность, но общий смысл письма сводился к тому, что ему нечего сказать мне. Возможно, страдания его были так сильны, что ему было стыдно признаться в этом? Надеюсь, что дело было не в последнем.

Он все еще продолжал общаться с моей матерью и добросовестно навещал отца в больнице.

Мама сообщала мне, что он добился больших успехов в бизнесе и обзавелся любовницей, которая была старше его на пятнадцать лет.

Бедный дорогой Бибби… каждый из нас мог так много дать другому, но просто у нас был разный химический состав.

Через несколько лет я влюбилась в Карла, моего американского жениха, и когда он бросил меня, я очень сильно переживала и только тогда поняла, что сделала с Бибби.

Если бы я знала тогда, то что знаю сейчас, думала я… и все же я поступила бы точно так же. Идеалы Бибби были нереальны для меня, и если бы мы поженились, то все равно наш брак был бы обречен на неудачу. Где-нибудь и когда-нибудь произошел бы срыв, и чем раньше мы расстались, тем лучше. Ведь между любовью и ненавистью, хорошими и плохими чувствами такая тонкая грань. Я всегда буду сожалеть о том, что наша любовь с Бибби в конечном счете принесла только боль.

 

12. СОВСЕМ НЕ ГОЛЛАНДСКОЕ ГОСТЕПРИИМСТВО

Возвращение в Голландию и жизнь там после столь долгого отсутствия воистину привнесли значительные изменения в мое существование.

Болезнь отца, воспоминания о таких друзьях, как Пия или Бибби, а также мрачная и тоскливая погода, все, казалось, объединилось, чтобы привести меня в состояние депрессии. К тому же Амстердам представлял собой разительный контраст по сравнению с Нью-Йорком, так что моя социальная жизнь стала совершенно иной. Конечно, я много времени проводила дома, и матушка баловала меня, счастливая, что ее беспутная дочь наконец-то очутилась у нее под крылышком.

Большинство моих друзей, как я узнала, счастливо устроили свою судьбу, и у нас мало что оставалось общего. Но Мария, девушка, с которой я вместе ходила в школу, все еще оставалась незамужней и однажды вечером пригласила меня прогуляться по городу. Я была рада сбежать из дома на вечерок, поэтому сразу же согласилась. Мы назначили свой выход в свет на следующий день.

Мама предложила нам свою машину, и я этим воспользовалась, чтобы проехаться по родному городу. Я слышала, что он сильно изменился, но сейчас у меня появилась возможность убедиться в этом воочию. Я заехала за Марией, и во время поездки она вновь знакомила меня с городом.

Если вам известна история США, то вы помните, что первоначально Нью-Йорк назывался Новым Амстердамом. А сам Амстердам звали Северной Венецией. Некоторые сравнивают его с Бостоном из-за кривых улочек и стиля барокко в архитектуре. Но Амстердам неповторим – это Амстердам.

Аналогия с Венецией основывается, конечно, на главной достопримечательности города, которой является сеть многочисленных каналов, пронизывающих весь город. Лучшее средство для туристов осмотреть их – поездка в застекленных речных трамвайчиках, где гид-полиглот познакомит с различными историческими и архитектурными памятниками.

До того, как отцы города воздвигли вдоль каналов ограждения высотой в один фут, любимым занятием амстердамцев было вылавливание из каналов машин… особенно после бурно проведенных пятниц.

Первые каналы прорыли около четырехсот лет тому назад, и иногда я задаю себе вопрос, не сохранилась ли в них вода еще с тех времен. Самое вежливое, что я могу о ней сказать, это то, что она имеет цвет кофе. Говорят, по ней, яко посуху может пройти даже безбожник!

Каналы показались мне знакомыми, но я забыла про шумное, неорганизованное движение транспорта. В Амстердаме гораздо безопаснее передвигаться пешком, чем ехать на машине или, что еще хуже, на велосипеде. Поэтому я припарковала машину, и дальше мы пошли пешком.

Когда мы оказались на площади Рембрандта, одной из главных площадей города и наиболее любимой мною, я просто не могла узнать ее. Куда ни посмотри, везде хиппи всех рас и народов, молодые мужчины и женщины; это неудивительно, поскольку я слышала, что Амстердам стал мировой столицей хиппи. Когда мы шли по площади, я заметила, что многие из них, несмотря на длинные волосы, были довольно привлекательны, казалось, им было на все наплевать, и они были настроены добродушно. Еще я заметила, что некоторые были не старше шестнадцати – семнадцати лет, что сначала меня поразило, но затем я вспомнила свою юность и тягу уехать куда глаза глядят. Я даже смогла частично восхититься их находчивостью и способностью путешествовать так далеко при столь ограниченных финансах.

– Ну и какие чувства испытывают добрые отцы города к толпам этих юнцов? – спросила я Марию.

– О, конечно, сначала их не встретили на «ура», однако вскоре к ним привыкли и подозреваю, что некоторые горожане даже втайне гордятся, что эти юнцы избрали Амстердам в качестве своей Мекки… Сейчас в нашем городе чего только не встретишь.

Я могла убедиться в этом своими глазами, потому что Амстердам помимо того, что служил для хиппи местом промежуточной остановки, как и для ласточек, перелетающих в Капистрано, быстро превращался в столицу «веселых» всего мира. Мария рассказала мне, что каждую неделю в аэропорт прибывают самолет за самолетом, битком набитые «веселыми» парнями и девушками, жаждущими насладиться свободой, которую предоставляет город тем, кто разделяет их наклонности. Их присутствие ощущалось всюду: десятки «веселых» баров, клубов, отелей по всему городу, и, казалось, никто не приходил в расстройство при виде всех этих весельчаков и явно не голландских лесбиянок. К стандартным определениям, характеризующим голландцев – «надежные, честные, стоические, опрятные, предприимчивые» – по моему мнению, нужно добавить – «терпеливые».

– Наркобизнес тоже процветает, – сказала Мария, – с нашествием хиппи и опять-таки в связи с терпимой полицией Голландии.

С чувством удивления Мария добавила, что ежедневно по голландскому радио передают цены на наркотики на черном рынке!

Я поняла, что для одного дня встреченной антикультуры вполне достаточно. Амстердам также является крупным центром торговли, и поскольку время было еще раннее, я предложила Марии пройтись и посмотреть витрины – и, может быть, даже купить что-нибудь – на любимых мною торговых бульварах Калверстраат и Рокин Лейдесестраат. Поэтому мы туда направились и приятно провели там час или около того. Мы засматривались на выставленные в сверкающих витринах торгового дома Бонебаккера бриллианты, которые в Амстердаме можно купить с выгодой для себя, если в них понимаешь толк; эта фирма уже в течение трехсот лет специализируется на торговле бриллиантами. Мы восхищались великолепным делфтским фарфором в витринах магазинов фирмы Фоке и Мельцер, особенно необычными, уникальными изделиями. Цены на некоторые из них были предельно высоки, но надо иметь в виду, что каждое делфтское изделие раскрашено вручную по глазури.

После такой длительной прогулки нам с Марией захотелось немножко отдохнуть, поэтому мы вернулись к автомобилю и доехали до главной площади Амстердама Лейдсплейн. Там мы прошли в кафе при гостинице «Америкой Хотел», когда-то любимом месте встречи подающих надежды молодых моделей, писателей, художников, журналистов, стюардесс и секретарш. Я скоро поняла, что состав толпы изменился. У входа стоял пожилой крутого вида мужчина, проверявший посетителей; когда-то преобладавшая здесь богемная обстановка была уничтожена требованием для мужчин обязательно быть при галстуке.

Но несмотря на требования к одежде, находившиеся внутри юнцы вели себя в основной своей массе шумно и развязно, у них отсутствовала «изюминка». Главным образом они были заняты разглядыванием посетителей и отпусканием глупых шуточек в их адрес.

– Привет, как поживаете, мадам X, – обратились они ко мне. – Снова в Голландии? Не кажется ли вам, что вы рискуете своей удачей?

Я презрительно улыбнулась им в ответ.

Мария, будучи приятной в компании, но не самой яркой из моих знакомых женского пола, вскоре начала флиртовать с одним из этих болтунов, выглядевшим более-менее прилично. И вскоре два повесы без всякого приглашения подсели за наш столик.

Один из них, с длинными, жирными волосами, в рубашке с грязным воротничком и закапанном кофе галстуке, перегнулся через стол и неподвижно уставился на меня. Когда вернулся официант с нашими напитками, мой остолбеневший почитатель пошевелился настолько, чтобы громко заказать порцию виски для себя и более крепкий напиток для своего приятеля.

Затем к нам присоединился третий тип и заявил, что учился со мной в школе. Я не могла вспомнить его имя, но лицо показалось мне слегка знакомым. Он тоже уселся за стол, и вскоре мы с Марией очутились в окружении толпы парней в возрасте от 25 до 35 лет, и ни один из них не отличался робостью или вежливостью.

Кое-кто из них был знаком с моей книгой или читал в журналах о моих похождениях, и они втянули меня в глупый разговор.

– Мы твои большие почитатели, большие! Ты уже сейчас, наверное, миллионерша, а? Потрясная книга, но бьюсь об заклад, что ты и гроша ломаного здесь не заработаешь, занимаясь древнейшей профессией!

– Вам, парни, не по карману мои цены, – рассмеялась я в ответ. – Поэтому я и делаю ставку на сочинительство сексуальных книг. Однако чихаю я на ваши мнения, – добавила я. – Почему бы вам не оставить меня в покое?

К этому времени стол ломился от выпивки и закуски, заказанной парнями. Мария, казалось, получала удовольствие от всего происходящего, я же хотела побыстрее избавиться от этих подонков. Если они не исчезнут, тогда уйду я.

Ну и вот, как только я предложила Марии оплатить наш счет и пойти куда-нибудь в другое место, длинноволосый юнец вскочил и сказал:

– Ох, одну секунду. Мне нужно позвонить, однако я скоро вернусь, хорошо?

– Эй, а мне нужно сходить отлить и заодно купить газету, – воскликнул второй и последовал примеру первого. Третьему нельзя было отказать в прямолинейности.

– Встретимся попозже. Спасибо за выпивку и закусь, – и он возглавил массовое бегство из-за стола.

– Что же это такое? – воскликнула я. – Что здесь происходит?

Официант подошел и рассмеялся.

– Они вас надули, не так ли?

– Что вы имеете в виду?

– Это в их стиле. Мы не можем не пускать их, потому что они одеты, как требуют правила, даже если их одежда иногда и грязная. Но это шайка паразитов, наживающихся за счет девушек. Сейчас я узнал вас. Вы Ксавьера, которая недавно приехала из Штатов! Правильно?

Я утвердительно кивнула.

– Должно быть, они вообразили, что вы миллионерша, – мягко сказал он. – Во всяком случае, они оставили вам свой счет для оплаты.

Я была дружелюбно расположена к этому приятному пожилому мужчине, который относился ко мне с уважением и пониманием, но затем и он огорчил меня.

– Извините, мисс Холландер, – сказал он двусмысленно ухмыляясь, – поскольку я был уверен, что вы за них заплатите, я все включил в один счет.

Я выхватила счет из его руки и взглянула на него – около семидесяти гульденов или двадцати пяти долларов; к счастью, у меня в кошельке было достаточно денег, чтобы заплатить. Но этот урок знакомства с паразитирующими голландскими парнями обошелся мне дорого. В хорошие старые времена им бы это даром не прошло. Я чувствовала себя вправе вывалять этих дешевок в дерьме с головы до ног. Да и себя с Марией тоже за то, что мы так дешево купились.

Мы немедленно ушли, и я предложила Марии сходить в «Парадизо» («Рай»), который когда-то служил местом сбора амстердамской богемы. Но она сказала, что все переменилось и бар превратился в любимое пристанище хиппи всех мастей. Мы завершили свой поход в «Шерри Бодега», пропахшем вином трехэтажном заведении, открытом с четырех до семи вечера. Затем Мария привела меня в дискотеку отеля «Хилтон». Велосипед являлся главной темой в оформлении дискотеки: даже вход был выполнен в форме велосипедной рамы. Это хороший бар с хорошей дискотекой, привлекающий хорошую публику. Мы потанцевали там с несколькими одиночками-мужчинами, ожидавшими приключений, но, должна признаться, большинство из них не показалось мне привлекательными. Я узнала кое-кого, знакомого по дням моей юности и кто, как мне сообщили, был женат или по меньшей мере был когда-то женат, а сейчас вышел на охоту. Вскоре мы покинули дискотеку и пошли в другую – «Вум-Вум».

Хотя в Амстердаме клубы открыты допоздна, мы не получили фантастического удовольствия от их посещения, поэтому закруглились пораньше, и я подвезла Марию до ее дома.

Вернувшись вечером домой, я чувствовала себя подавленной – подавленной тем, как ко мне отнеслись люди, которым я не причинила никакого вреда, эти грубые, неопрятные и непривлекательные типы в барах и на улицах. Голландцы, казалось, ничуть не изменились и продолжали оставаться такими же, неуклюжими, как подростки, в отношениях с женщинами; и я сомневаюсь, что они когда-нибудь повзрослеют и поумнеют.

Несколько следующих дней я провела дома, занимаясь чтением и сочинительством. Я наслаждалась тишиной и покоем и в то же время скучала по многочисленным друзьям, телефонным звонкам и вечеринкам, к которым привыкла в Нью-Йорке.

В пятницу я опять выбралась в город и встретила Неда, чей телефонный номер мне дали друзья в Нью-Йорке. А Нед привел меня к Лео.

Остальное вы знаете. Хоффманы и я быстро стали большими друзьями, а вскоре мы отбыли в Париж.

Мы вернулись в Амстердам и почти месяц регулярно встречались друг с другом. Но я все еще продолжала жить дома, что, честно говоря, действовало на меня угнетающе. Май сменялся июнем, и мне нужна была отдушина. И Лео с Марикой снова оказали мне услугу.

 

13. КСАВЬЕРА НА РИВЬЕРЕ

Сен-Тропез на французской Ривьере!

Кем бы ни был старый добрый святой Тропез, я сомневаюсь, что он когда-нибудь мог вообразить, что его имя украсит один из самых фешенебельных курортов Европы.

Он был, как я выяснила, христианином-центурионом в первом веке нашей эры. За свою веру он был обезглавлен по приказу императора Нерона, затем его тело вместе с собакой и петухом бросили в лодку. Замысел заключался в том, что петух и собака сожрут останки христианина… но они этого не сделали. Лодку, обезглавленное тело, собаку и петуха выбросило на берег французской Ривьеры. Тропез был немедленно возведен в ранг святых за мученическую кончину и успешный вояж, а место, куда была выброшена лодка, назвали Сен-Тропез.

В начале июня Лео и Марика взяли меня с собой из Амстердама на юг Франции, и мы провели целый месяц в доме их друзей, известной французской свинг-пары, которую звали Марсель и Брижитт. У них была сказочная вилла в Раматюэлле, в двадцати минутах езды от Сен-Тропеза.

Французская Ривьера, как вам известно, представляет собой южную часть страны на побережье Средиземного моря. В нескольких сотнях миль находится уютное княжество Монако и итальянская граница, а к югу, в море, лежат острова Корсика и Сардиния.

Климат Лазурного Берега, отражающий все великолепие Средиземноморья, субтропический и пользуется успехом круглый год. Трудно поверить, что здешние места расположены на одной широте с Чикаго и Торонто! Причиной такого контраста является сирокко, горячий ветер, дующий через все Средиземноморье из Северной Африки и круглый год поставляющий туда горячий воздух.

Мы приехали в Сен-Тропез до открытия «горячего» сезона, поэтому он не был так переполнен отдыхающими, как летом. Город сам по себе невелик и является центром притяжения для богатых умников, свингеров-владельцев яхт и прекрасно сложенных тел любой наклонности.

В Сен-Тропезе возможно все и всякое; самое выходящее за рамки приличия поведение не вызовет даже удивленного поднятия бровей.

Наши хозяева, Марсель и Брижитт, были изящны и приветливы. Марсель спокойный, уравновешенный бизнесмен, в возрасте пятидесяти лет, а его веселой жене – около тридцати восьми. Хотя они женаты давно, дети у них появились довольно поздно – мальчик пяти и девочка двух лет.

Всю неделю Марсель и Брижитт ведут относительно спокойный образ жизни со своими детишками в Ницце, фешенебельной столице Ривьеры. По уик-эндам они выезжают в загородную виллу в Раматюэлле на окраине Сен-Тропеза, там и происходит главное действо.

На протяжении всего уик-энда их дом с обильными ленчами и обедами для друзей открыт настежь. Иногда приемы переходят в игры на свежем воздухе на террасе или вокруг бассейна, а марокканский садовник предпочитает делать вид, что не замечает творящееся вокруг. Все расхаживают голышом, и атмосфера весьма непринужденная и расслабляющая.

Марсель и Брижитт могли побыть с нами ровно столько, сколько потребовалось, чтобы убедиться, что мы чувствуем себя как дома, а затем им нужно было возвратиться в Ниццу. Поэтому, к несчастью, я не смогла близко узнать их.

В наш первый вечер Лео и Марика повели меня пообедать в весьма известный в Сен-Тропезе ресторан «Лестница», расположенный у самой кромки воды. Они даже приготовили для меня сюрприз – к нам присоединился Гюнтер.

Я была очень рада вновь встретиться. Мы с ним уже трахались (пятью или шестью различными способами) во время массовой оргии в Париже. Из-за анонимности всего там происходившего, он был для меня всего-навсего еще одним членом в толпе, но позднее я призналась Марике, что он был вежливым и привлекательным мужчиной, и я не возражала бы против того, чтобы узнать его получше. Она заметила, что частенько встречала его в Сен-Тропезе и предположила, что, по всей вероятности, мы наткнемся на него.

Очевидно, у Марики была не только хорошая память, но и склонность к сводничеству, потому что она связалась с Гюнтером и пригласила его на обед.

Это приятной внешности, стройный немец с прекрасными чертами лица. Ему где-то около тридцати пяти лет, он свободно изъясняется на пяти языках; его репутация всемирно известного дизайнера мебели прочно устоялась.

Когда мы вчетвером болтали у стойки бара, подошла сногсшибательная блондинка. На ней болтался легкий хлопчатобумажный костюм, под которым явно ничего не было. Она остановилась позади Гюнтера и начала обрабатывать его, как это делается в старых фильмах. Она погрузила пальцы в его волосы, обняла за плечи, налицо весь набор трюков! Казалось, она серьезно втрескалась, но он остался совершенно безразличным к ее приставаниям. Зато Хоффманы и я, естественно, не остались безразличны к ее красоте, и поэтому не могли не пригласить ее присоединиться к нам.

Ее звали Фреда. Ей было лет тридцать, она родилась в Гамбурге, и в ее лице было нечто славянское. Фреда великолепно говорила по-французски, по-немецки и по-английски с милым произношением. Работая две трети года профессором биологии в Гейдельбергском университете, она остальное время проводила в путешествиях по Европе – главным образом по южным районам Франции, Италии и Испании.

Время шло, и мы обнаружили, что несмотря на попытки быть на дружественной ноге, Фреда продолжала оставаться немножко натянутой и холодной. Как и большинство немцев (если я имею право на обобщения), она была лишена чувства юмора. Лео, типичный голландско-еврейский комик, весь вечер подразнивал ее и многое, о чем он трепался, она приняла за чистую монету. Однако она была чертовски привлекательна и ухитрилась заинтриговать всех нас за исключением Гюнтера, который, казалось, уже знал ее достаточно близко.

Затем дела пошли хуже: Фреда выпила слишком много бордо и стала вести себя чересчур развязно, поэтому мы решили закруглиться. Но поскольку все хотели познакомиться с ней поближе, Марика пригласила ее на завтрашний ленч в Раматюэлль. Она сразу же узнала адрес, оказалось, она знакома с хозяевами. Это было хорошей рекомендацией, любой друг Марселя и Брижитт был бы с радостью принят в нашем кругу. Как говорят во Франции, друзья моих друзей – мои друзья.

После обеда мы расстались – Лео с Марикой направились домой, Фреда – к себе, а Гюнтер и я – пошли к нему, потому что нам не удалось как следует поговорить за обедом.

Ту ночь мы провели в его уютной квартире и любились, не замечая времени, до восхода солнца следующим утром. Однако проблема с Гюнтером (хотя не думаю, что она его беспокоит) заключается в том, что он в сути своей безлик. В кровати он нежен и эмоционален, но на следующий день полностью теряет к вам интерес и, более того, ищет себе новую женщину. И что еще хуже, он один из тех мужчин, которым не надо об этом беспокоиться, потому что бабы липнут к нему, как голуби к кукурузе. И все же несмотря на то, что он делает утром, он безусловно знает, как следует вести себя с дамой в постели.

Я до сих пор вспоминаю то фантастическое траханье, которое у нас было в ту ночь. Я стояла на коленях и локтях и позволила моим рукам и ногам медленно разъезжаться до тех пор, пока не прижалась животом к постели, а лицом не уткнулась в подушку. Гюнтер стоял позади, пока мой зад был поднят, а затем опустился на колени, входя в меня сзади.

Несколько мгновений после того, как он вошел в меня, я оставалась неподвижной, а затем с помощью длинных медленных качков вперед и назад он начал трахать меня, при этом его член погружался на всю длину с каждым новым ударом. Цикл восхитительно замедлялся на выходе и ускорялся на входе. А как я отвечала на это! Однажды при входном пике он, должно быть, почувствовал, как сжимается моя вагина в предоргазмном состоянии, поэтому невообразимо медленным, движением вытащил свой член из меня, великолепно продлевая чудесные предварительные спазмы моего оргазма. Потом он снова вонзился на всю глубину!

Мои бедра судорожно, неистово вертелись, без всякой синхронности с судорожно сокращавшимися мускулами спины и ног. Хм-м-м-м! Я до сих пор ощущаю тот момент, когда я начала исходить. Гюнтер оставался спокойным, его член был глубоко во мне, а тестикулы расплющены о мои ягодицы. Он наполнил меня своим теплом, и я дрожала, как глупышка, от каждой капли его спермы. Мы оставались в таком положении некоторое время, пока его член не обмяк внутри меня.

Гюнтер уснул, и я охраняла его покой. Я прижала к себе его белокурую голову и наслаждалась тем, что лежала рядом с ним, в то время как его жидкость высыхала у меня между бедер; я ощущала удовлетворенность в моих сосках, груди, во впадине щеки, в ресницах от того, что меня окружали мягкие и густые запахи любви. Я тоже провалилась в сон, который отнял у нас около часа времени.

Мы лежали прижавшись друг к другу наподобие ложек, его шея отдыхала на моем животе. Я обняла его одной рукой и нащупала его соски, поглаживая и вдыхая в них жизнь и одновременно возбуждая эрекцию в его паху. Он прижался задом к моим половым органам, снова вызывая ни с чем не сравнимые ощущения. Я перевернулась и сползла вниз, чтобы поцеловать его член. Мой язык начал свою работу у основания, затем пошел вдоль ствола, вылизывая, целуя и дразня. Рот скользнул вдоль набухшей головки, всасывая все глубже и сильнее и вбирая в себя все, что я могла проглотить из его восьми дюймов. Я жадно пожирала его, набивая рот и издавая нечленораздельное бормотание. Гюнтер тесно сжал бедра, напряг мускулы и застыл. Я знала, что он близок к тому, чтобы кончить.

Я лихорадочно сосала его, зарывшись носом в его волосяной куст и крутя головой, мой рот скользил вверх и вниз вдоль его ствола; с внезапным рывком бедер Гюнтер стал эякулировать, а я продолжала сосать, проглатывая каждую каплю его сока, пока он не кончился.

Я неохотно поцеловала на прощание его пенис, подхватив языком последнюю жемчужную каплю. И мы снова заснули.

В восемь часов наша комната была полна средиземноморским солнцем. Хотя мы и провели бурную ночь с очень малой толикой сна, я чувствовала себя свежей и с радостью пошевелилась. Гюнтер, прохладный и прекрасный, продолжал спать. Мне хотелось приласкать его и расцеловать с ног до головы, что я и сделала, тем самым разбудив его. Затем мы целовались, снова целовались, пожирая друг у друга языки, как будто это были члены. Гюнтер был худощав, но я могла чувствовать его силу во время поцелуев. Я настроилась на хорошее, неистовое прощальное траханье.

Фактически, после Парижа я еще ни с кем хорошо не трахалась, поэтому я дразняще взглянула на него и сказала в своей лучшей Мэй-Вестовской манере:

– Ну давай, половой гигант, покажи мне, где раки зимуют. Гюнтера мои слова отнюдь не позабавили. Возможно, что его германская гордость была уязвлена моей агрессивностью.

Однако он возбудился.

– О'кэй, леди, тебе здорово этого хочется, и ты получишь на полную катушку, – сказал он и прыгнул сверху на меня.

Мои ноги были широко раскинуты, и я едва успела подпихнуть под зад подушку, как он вонзил в меня свой длинный член.

– Ты хочешь трахнуться по-настоящему, голубушка, и тебя сейчас будут трахать, как следует, – решительно сказал он.

Приподняв свой зад, он пригвоздил мои запястья своими вытянутыми на всю длину руками; его таз был все еще прижат к моему, а его член прямо-таки насаживал меня, как вертел.

– О, боже, Гюнтер, ты делаешь мне больно, – запротестовала я, но его пальцы впились в плоть моих рук, а кость его таза уперлась в мою, когда он стал вколачиваться в меня.

– Ну давай, сука, покажи, на что ты способна, – зарычал он, и я стала работать бедрами в такт его движениям. – Что ты хочешь, чтобы я сделал? – требовал он. – Скажи мне, Ксавьера?

– Трахай меня, я хочу, чтобы ты трахнул меня!

– Повтори еще раз!

– Оттрахай меня, Гюнтер!

– Я хочу тебя, хочу тебя, сука, – прорычал он, и стал колотиться своим телом о мое, вгоняя внутрь меня свой член все глубже и сильнее, выбивая дыхание из моего тела. Он рыл так силен, что все мои чувства, мысли и фантазии уступили место одному невообразимому ощущению. Все мое тело стало одним сплошным траханьем – и ничем больше.

Я едва успела перевести дыхание, как его живот стал с силой обрушиваться на мой, все быстрее и быстрее, и только подчиняясь его убыстряющемуся ритму, я могла вдохнуть несколько глотков воздуха.

Казалось, его член из стали, и он неоднократно делал больно не только моей вагине, но и моему сознанию, и всему телу. Кровать тряслась, как хижина во время урагана, а наши тела ударялись друг о друга с невероятной быстротой и силой.

– Не надо, Гюнтер, ты убьешь меня, – услышала я свой голос, когда его энергия еще возросла, если это вообще было возможно.

Я опасалась, что в своей ярости он переломает мне все кости.

Но он не отвечал, даже не показывал, что слышит мои просьбы, настолько он был занят своими таранными действиями. Мои глаза под воздействием этой непрерывной атаки закрылись, нижняя часть тела выгнулась невероятным образом и стала жить абсолютно отдельной жизнью от верхней половины, и теплая волна заполнила меня. Мои собственные спазмы заставили Гюнтера совершить последнюю атаку, он напрягся и был готов кончить.

Мои спазмы продолжались, слезы залили лицо, и я начала умолять:

– Еще, Гюнтер, ну не останавливайся же!

Он сдержался, затем грубо вынул член и подтащил меня к краю постели. На этот раз он стоял на полу, а я лежала на животе. Он прижал одной рукой мое бедро, а второй сзади вставил мокрый член в мою вагину.

Его разъяренный стоячий член был темно-красного цвета и после всего этого насилия должен был чуть-чуть смягчиться. Однако, когда он воткнул в меня сзади (а это одна из моих любимых поз), он был еще больше, чем раньше.

Мои внутренности напоминали густой горячий суп или же теплый сбитый крем, и меня захлестывали медленные волны с каждым новым движением. Он не торопясь довел меня до преддверия оргазма и держал в этом состоянии до тех пор, пока во мне накапливалась огромная масса энергии. Затем он начал неистовые качательные движения, его бедра бились в мои ягодицы, вызывая цепную реакцию оргазмов, при которых каждый удар члена вызывал новую судорогу.

Я трепыхалась, как рыба, нанизанная на вертел его члена. Мои пальцы судорожно ухватились за простыни и пытались впиться в матрац. Спина изогнулась, как радуга, и дергалась от наслаждения при каждом ударе. Внезапно мне захотелось, чтобы меня физически наказали.

– Сделай мне больно, Гюнтер, – произнесла я задыхаясь, но моя голова была укрыта подушкой, поэтому он поначалу не расслышал.

– Гюнтер! Побей меня. Сделай мне больно. Пожалуйста, Гюнтер!

И он сделал это, ударяя меня рукой, телом и членом, и я заполнила постель приглушенными стонами, а когда боль стала невыносимой, стала кричать при каждом новом ударе.

Он доводил себя и меня до кондиции, наконец его тело плотно прижалось сверху, и его член извергнул струю и затопил меня до предела.

В изнеможении мы рухнули на постель. Однако через несколько мгновений состояние усталости исчезло. Мы тихо помылись, оделись и распрощались.

Мы больше никогда не встретились. Какая жалость! Он был таким великолепным любовником… но на этом все и кончилось. Он пошел к себе в контору, а я взяла такси до дому, и не уверена, что он когда-нибудь еще вспомнил обо мне.

 

14. ХОЛОДНАЯ ФРЕДА

Лео и Марика все еще спали, когда я вернулась на виллу в Раматюэлль. Я приняла горячую ванну для того, чтобы расслабиться и отдохнуть. Утро было прекрасным, и из ванны я вышла наружу, чтобы солнце обсушило меня. Затем я смазалась кремом и легла на матрац на краю бассейна.

Я должна была быть полностью удовлетворенной, однако, как ни странно, все еще чувствовала себя на взводе, готовой к дальнейшим действиям – нет, не с Гюнтером, и даже не с мужчиной. Позднее к ленчу собиралась подъехать Фреда, и я не могла перестать думать о ней, о ее прекрасном теле и сложной натуре.

Гюнтер сказал мне накануне вечером, что он и Фреда родом из одного города, что она в самом деле сложная натура, и он так и не добрался до нее. У нее были сексуальные проблемы, сказал он. Когда она однажды участвовала в свинге вместе с четырьмя партнерами, ни одному из них не удалось довести ее до оргазма.

И вот, раздумывая о том, как соблазнить прелестную Фреду, и тешась похотливыми воспоминаниями о ночи с Гюнтером, я задремала под теплыми лучами средиземноморского солнца.

Скрип шин на песчаной подъездной дорожке разбудил меня. Это был «фольксваген» Фреды. Она обошла бассейн и, улыбаясь, села рядом со мной. На ней были розовые легкие в обтяжку брюки и розовая рубашка, застегнутая на пуговицы спереди.

Пока мы болтали – в основном о Сен-Тропезе – к нам присоединились Лео и Марика. Еще немного поболтав, мы с Марикой пошли на кухню готовить ленч – легкий салат с большим количеством сочных европейских помидоров и таким же количеством пряного соуса. Вернулись с блюдами и вином, а для меня – соком, и это был весьма приятный, расслабляющий ленч.

После ленча я завела разговор о завершении второй моей книги, и о необходимости подобрать материалы, необходимые для третьей книги. Фреда проявила интерес к работе, которую я делала, и спросила, не может ли она познакомиться с рукописью.

Была только одна копия, и она находилась в моей комнате, поэтому мы извинились и прошли в дом. Лео с Марикой вопросительно взглянули на меня, и Марика сказала по-голландски:

– Ты собираешься совратить нашу немецкую подругу, да?

Я покачала головой. Я не собиралась делать это подобным образом. Фреда была не проста, и для этого требовалось время. Она была не из тех, с кого можно сорвать одежду без предварительного завоевания доверия и любви.

По мере чтения рукописи Фреда расслабленно прилегла на кровать и весьма соблазнительно вытянулась. А я, пока она читала, устроилась на краешек постели и стала начитывать в диктофон ответы на письма, полученные от читателей.

Некоторые письма явно заинтриговали ее – письма людей, нуждающихся в помощи, имеющих проблемы в области секса или же определенного рода фантазии, письма одиноких, отчаявшихся, доведенных до предела людей, а также преуспевших в жизни, которые посылали мне свои одобрения, поздравления или же просто ершистый привет. Когда я диктовала, Фреда пододвинулась ко мне чуть-чуть поближе. Она положила свою голову на мое плечо, и тут пуговица на ее рубашке расстегнулась.

Я догадывалась, что у нее великолепное тело, однако, когда ее рубашка распахнулась, обратила внимание на легкие пигментные пятнышки на животе. Я заинтересовалась и попросила показать их мне. Она совсем по-детски улыбнулась.

– Не беспокойся, – сказала я, – дай мне взглянуть на твою пузеню.

Я тихонько расстегнула ее рубашку, обнажив пару прекраснейших грудок – сильных, не очень больших, с интригующе белой кожей вокруг крупных сосков.

Она бывала на пляже в Сен-Тропезе, и ее тело приятно загорело. Однако такие же неяркие пигментные пятна были у нее и на груди, что выглядело довольно странно и одновременно достаточно сексуально. Она сказала, что пятна у нее по всему телу, и я захотела их увидеть. Фреда расстегнула брюки и спустила их до колен, открыв прекрасный коричневый от загара живот с белыми пятнышками вокруг паха.

Я намеренно не стала проявлять излишний интерес к этой части тела, но не могла удержаться, чтобы не потрогать ее живот.

Она слабо вздохнула и с неловкостью девственницы сняла рубашку, совсем открыв свои чудесные груди и плечи. Ободренная этим, я осмелела и стянула с нее брюки. На ней не было трусиков, но на ее бедрах и попке остался след от бикини. У нее были узкие бедра и маленькие ягодицы, а прозрачная как у ребенка кожа в лишенных загара местах делала ее мальчишеские чресла еще более восхитительными.

В доме стояла тишина. Я стала подозревать, что Лео и Марика уединились в своей комнате для полуденного сеанса, думая, что я в это время соблазняю Фреду. Наоборот, это она соблазняла меня!

Я почувствовала, что ждать дальше не стоит. Она еще не сообразила, что же происходит, как я покрыла ее тело поцелуями, начиная от длинных белокурых волос на голове и кончая пушистой растительностью внизу.

Фреда не знала, что ей делать, и прикрыла руками свое лоно, вопросительно глядя на меня. Я попросила ее расслабиться, лечь на спину и довериться мне.

До сих пор мне всегда удавалось заставлять женщин кончать быстрее, чем это мог сделать любой мужчина. Но нельзя было спешить с Фредой. Я погрузила свое лицо в ее лоно, очень нежно, и язык начал искать клитор. Когда я наконец нашла его, глубоко запрятанный, он не оказался таким уж отзывчивым на ласки, как я ожидала, поэтому я продолжала лизать, сосать и ласкать его. Затем медленно, мучительно медленно я ввела палец в ее вагину, но, к моему удивлению, она была абсолютно сухой. Казалось, она наслаждается тем, что я с ней делаю, но тело ее никак не реагировало на это, хотя по лицу бродила теплая улыбка, и она временами хихикала, как подросток.

Грубо выражаясь, я набила на руках кровавые мозоли, а она все никак не могла завестись, и наконец я уразумела, что девушка действительно была фригидной.

Она продолжала твердить мне, что ей нравится все, что я делаю, но ей просто не доступен оргазм. Она никогда не испытывала его, а ей тридцать один год.

Мне было жаль ее, я начала понимать кое-что из того, что она рассказала мне. Она могла наслаждаться сексом только с тем, кто мог предложить ей продолжительные отношения. Но Фреда знала, ей не найти таких людей в Сен-Тропезе. Здесь все напоминает порхание бабочки с одного цветка на другой. Это обычно для таких курортов, как Ривьера. И это тем более справедливо, потому что на свете существуют такие люди, как Гюнтер, которые славятся своими разовыми, на одну ночь похождениями.

Гюнтер, в действительности, был единственным мужчиной, с которым Фреда получала подлинное наслаждение от секса. Но даже трахаясь с Гюнтером, несмотря на его большой опыт в этом деле, она не могла испытать оргазм. По моему мнению, корни ее фригидности гнездились где-то глубоко в ее психике, и ей придется пройти большой путь, пока все образуется. Она, безусловно, была хорошо образованной, но на эмоциональном уровне сущим ребенком.

Здесь не было ни времени, ни места, чтобы ударяться в длительные и трудные дискуссии по поводу ее проблем. Я подумала, что могу, по меньшей мере, скрасить для нее этот полдень. Хотя она не была способна получить оргазм, я могла заставить ее почувствовать наслаждение – поскольку в сексе есть различные стадии наслаждения. Если до конечной остановки добраться и не суждено, все же можно получить удовольствие от самого путешествия. А до того, как слезть с поезда, нужно обязательно сесть в него!

Бедная Фреда, ей так хотелось быть трахнутой по-настоящему. Когда я подогрела ее, я засунула палец ей во влагалище, затем еще один, а потом она пыталась запихнуть вовнутрь весь мой кулак. Она в самом деле втиснула туда мою пятерню, работая моими пальцами взад и вперед, как будто бы я была мужчиной, трахающим ее рукой.

В тот момент, должна признаться, я нашла ее столь восхитительной, что даже пожалела, что у меня нет крепкого, сильного пениса. Как я желала, чтобы у меня вырос член – толстый, твердый член, который я могла бы использовать, чтобы добиться ее оргазма. И хотя меня часто одолевает зависть к пенису, я должна помнить, что я женщина и должна удовлетворять своих сестер по полу с помощью рук.

Все это было в новинку для Фреды, что порадовало меня, потому что девушки, которые больше всего нравятся мне в любви, обычно относительно невинны и не искушены в лесбиянстве. Мне не нужно, чтобы она лезла на меня, и, как вы, вероятно, заметили, я предпочитаю, чтобы они этого не делали – я люблю быть агрессором, выполнять мужскую роль.

Фреда снова пыталась заставить меня рукой трахать ее, и я расшифровала сообщение: ей был нужен мужчина. Я извинилась и на цыпочках на минутку спустилась вниз к Лео и Марике. Я постучалась и толкнула дверь. В комнате было темно и они спали, но Лео тут же проснулся и быстро встал около постели – бодрый, как всегда. Для человека пятидесяти одного года он был удивителен. Он мог трахаться часами с удивительным самоконтролем и кончать, когда этого хотел. У него бывает восхитительная эрекция в любое время дня и ночи – дар, которому могут позавидовать многие молодые люди, находящиеся в расцвете своей половой зрелости.

Марика тоже проснулась и уяснила, почему я навестила ее мужа.

– Валяй, – сказала она сонным голосом, – и получи удовольствие. Если ты не против, я посплю еще немножко.

Итак, с благословения своей жены Лео сопроводил меня обратно.

Мне была отведена роль стороннего наблюдателя. Лео начал «есть» ее и руками ласкать груди. Затем он вставил один палец в ее задний проход, а второй – во влагалище, и если ее это не завело, то меня-то уж, по крайней мере, возбудило. В общем, я не могла оставаться равнодушной, поэтому я губами взяла его твердый член. Из нас почти что получилась цепочка за исключением того, что Фреде нечем было занять свой рот и руки. Она просто лежала и получала удовольствие, и когда она была достаточно разогрета происходящим, Лео высвободил свой орган из моего рта и засунул в ее вагину.

Справедливость должна торжествовать: Лео старался, да еще как старался. Он трахал Фреду шестью способами – ее руки у него на плечах, а ноги на шее; с подушкой под попой и ногами на его талии, а также способами, которые могли бы облегчить нашу задачу. И все-таки единственная эмоция, проявленная Фредой, заключалась в случайных приступах истерического смеха, который, к несчастью, только расхолаживал Лео. Бедная – ей следовало бы быть одной из самых фантастических любовниц в Сен-Тропезе, а вместо этого перед нами была разочаровавшаяся в жизни женщина.

После более чем. получаса непрерывного траханья Лео поднял белый флаг и слез с нее, чтобы заняться любовью со мною. Конечно, у меня не было проблем с оргазмом, и все это время Фреда с удивлением следила за нами, пораженная моей гибкостью в постели, между тем, как я и Лео пробовали различные позы. Она убедилась, что мы не оставили без внимания какую-либо часть тела друг друга.

По ее глазам было видно, что ее заинтересовал Лео и она хотела бы поближе познакомиться с ним. В этот раз с ней не произошло никакого волшебства, и мы на этом остановились. Лео возвратился в свою комнату, а я и Фреда помылись под душем, а потом спустились к бассейну и стали наслаждаться полуденным солнцем.

Позднее Лео сказал мне, что, по его мнению, Фреде нужны более простые сексуальные упражнения и опыт, исключающие какие-либо эмоции. Он считал, что несколько хороших траханий просто так, для смеха, возможно, помогут разрешить некоторые ее проблемы. Я согласилась с этим и добавила, что ей также придется столкнуться с действительностью и расстаться с некоторыми своими иллюзиями относительно мужчин и Настоящей Любви.

 

15. ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ…

Я находилась в Сен-Тропезе уже две недели и все-таки ухитрялась находить каждый день что-то новое, что удивляло и восхищало меня своей красотой.

Я чудесно проводила время, потому что активно искала щекочущих нервы и возбуждающих развлечений – возбуждающих в любом смысле этого слова. Встреча с интересным, умным человеком, красивый пейзаж, удовлетворяющий тело и душу секс, хорошая еда – вот что меня занимало. Я хотела жить в свое удовольствие, чтобы насладиться в полной мере свободой, которую я фактически так и не узнала за все годы жизни в Штатах. Справедливо также, что это было моей реакцией на угнетенное и подавленное состояние, в котором я находилась в течение нескольких последних месяцев. У американцев, естественно, есть свои места для развлечений, такие как Майами, Лас Вегас или некоторые уголки Калифорнии, но ни одно из них не идет в сравнение с бесшабашной, веселой жизнью Французской Ривьеры, где разрешается делать все, что вздумается!

Сегодня меня приводит в трепет вид платья смелого фасона в какой-нибудь лавочке, завтра я получаю наслаждение от беседы с парочкой молодых туристов. Магазины одежды хранят в себе такие вещи, которые вы не увидите в целом свете, это та одежда, о которой мечтают женщины – суперсексуальные шелковые и сатиновые наряды. Я не могла сдержать себя! Если мне попадался на глаза хорошенький, ручной работы халатик или же брючный костюм, я обязательно должна была иметь их! Совершенно так же, как однажды в Париже – мои аккредитивы исчезали со скоростью звука.

Один раз я была у яхт-клуба, когда привлекательная молодая парочка обратилась ко мне с просьбой объяснить, как пройти по городу. У нее были серые глаза, и вообще она была копией Барбары Стрейзанд (но гораздо симпатичнее), а он был мужчиной с лицом, сказочного эльфа и живыми блестящими глазами. Они обратились ко мне, тщательно подготовив французские фразы, взятые из разговорника, но я сразу же распознала североамериканский акцент. Чтобы подразнить их, я ответила по-итальянски, но они только что приехали из Флоренции, где провели неделю, поэтому произнесли несколько итальянских фраз. Я пыталась проверить на них мой голландский, а они ответили по-немецки! Наконец, увидев, что они находятся в замешательстве, я стала говорить с ними по-английски и было забавно наблюдать чувство облегчения, с которым они встретили родную речь. Как раз в то утро они приехали в Сен-Тропез на нанятой машине, которую называли «Мельмут». (У них своеобразное чувство юмора! Именно это имя выбрал себе Оскар Уайльд при переезде во Францию.) Эта небольшая машина была битком набита палатками, спальными мешками, рюкзаками, и они интересовались, как проехать в кемпинг для ночлега.

Случилось так, что я как раз позавчера проезжала мимо одного кемпинга на велосипеде с моторчиком; это была прелестная площадка на вершине холма, откуда виден не только Сен-Тропез, но и вся Ривьера, включая Ниццу. Вид был просто великолепен, а особенно захватывающее зрелище можно было наблюдать ночью, когда побережье представляет собой сплошную цепочку огней простирающуюся настолько, насколько видит глаз.

Я стала объяснять, как туда проехать, но скоро запуталась, поэтому они, раскидав багаж, освободили для меня место в машине, и я смогла проводить их до места. Они зарегистрировались у администратора (плата за место для палатки составила всего несколько франков), а затем повезли меня в город.

Они сгорали от нетерпения залезть в воду, поэтому мы втроем поехали к пляжу Памплона – он более охотно посещается туристами, и я не была уверена, как они отнеслись бы к таким рисковым пляжам, как пляж Таити. Возможно, что для них пляж Памплона не был лучшим знакомством со свинг-кругами на Ривьере из-за толстопузых бизнесменов с усталыми, оплывшими телами и их приземистыми, потерпевшими в борьбе с собой и временем поражение женщинами. Однако, там было много аппетитных одиночек и парочек. У Кена и Валентины не было при себе купальных костюмов, однако на нем были вполне приличные нижние трусики, а ее трусики легко сходили за бикини. Хотя на пляже Памплона и не было принято ходить с открытым верхом, ни на мне, ни на ней не было лифчиков (на нем, кстати, тоже!), и Валентина не могла удержаться от хихикания, понимая пикантность ситуации. Кен был достаточно возбужден и не только от созерцания голой груди своей супруги и моей, а потому что на пляже было множество других хорошеньких девушек с голой грудью, и мне показалось, при виде всей этой прелестной плоти трусики стали ему чуть-чуть тесноваты.

Неприятным моментом были пятна нефти на воде от проходящих вдоль берега судов. Они прямо омывали пляж. Когда мы побежали к воде, Кен легонько наступил на то, что он принял за камушек. На самом деле это был большой сгусток мазута. К счастью, большинство пляжей в Сен-Тропезе являются частными, поэтому их содержат в должном порядке, а подобную грязь быстро убирают.

На пляже была сногсшибательная брюнетка, полностью одетая, но выглядящая чрезвычайно сексуально. На ней были шорты в обтяжку, которые не очень прикрывали ее растительность, а также небольшой бюстгалтер под расстегнутой блузкой, все это дополнялось громадной шляпой и экстравагантными очками. Она была в окружении девушек с открытой грудью, имевших красивые фигуры, но все-таки выглядела гораздо сексуальнее!

Надо было видеть великолепную сцену, когда она стала медленно раздеваться. Сначала сняла блузку, затем шляпу, лифчик и очки. А то, как она освободилась от своих шортов, сделало мокрой мою вагину. Однако, когда она осталась в бикини и с голыми грудями, все очарование пропало, она стала одной из многих полуобнаженных девиц.

Кен, Валентина и я провели около часа на пляже, купаясь и болтая о всякой всячине. Хотя Валентина и родилась в Европе, они первый раз посетили подобное место, будучи взрослыми, и были буквально покорены и потрясены всем, что увидели. Они рассказали мне, где успели побывать, а я просветила их насчет тех городов, которые они собирались посетить позднее. Это оказался их первый день на солнце, кожа была еще по-городскому бледной, и они не рисковали получить солнечные ожоги. Они намеревались поставить свою палатку и пройтись по магазинам, поэтому мы попрощались и на этом наше знакомство кончилось.

Мы больше никогда не встретились, однако провели вместе время весело, легко и приятно, между нами возникло чувство открытости, которое так характерно для Европы и так чуждо американцам. Зачем быть робким и запуганным, если так легко обратить незнакомцев в своих друзей?

 

16. ПЛЯЖНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ

Каждый пляж в Сен-Тропезе имеет свою особую, неповторимую атмосферу и свою определенную клиентуру.

Для всех пляжей, за исключением одного, считается совершенно нормальным, когда девушки обнажены до пояса; скорее, это даже общее правило, чем исключение. Как мужчины, так и женщины одеты в трусики, которые, прикрывая главное, все-таки не в состоянии полностью упрятать от глаз хорошее лоно или же пухленькую попку. Единственное исключение, пляж в Памплоне, он главным образом посещается застенчивыми или чопорными, с комплексами, туристами, чувство стиля которых не так свободно, а многие женщины носят лифчики-бикини или же полные купальники; мужчины (с типичным для североамериканцев нежеланием выставлять напоказ свое добро) одеты в бесформенные боксерские трусы до колен.

Нудизм характерен для одного пляжа, расположенного в двадцати минутах ходьбы от пляжа Таити. Так как мне приходилось бывать на нудистских пляжах в США, я подумывала о том, что было бы неплохо посетить этот пляж в Сен-Тропезе с целью небольшой проверки от имени ООН, хотя она и не поручала мне этого. Поэтому я решила сходить туда с Норбертом, канадцем, который приехал в Европу с целью получить удовольствие от здешних шабашей. Ему тоже хотелось посмотреть, что же такое нудистский пляж, но он был слишком застенчив, чтобы пойти в одиночку.

Норберт был высокий, симпатичный юноша с располагающими манерами и дружелюбными карими глазами. Он недавно приехал на юг и еще не успел как следует поваляться на солнце, поэтому кожа у него была бледной, хотя на лице появились забавные веснушки. По дороге к нудистскому пляжу он рассказал мне, что хорошо заработал в Канаде на искусстве, и это дало ему возможность беззаботно провести год или около того в Европе.

Мы пришли на пляж и сбросили купальные костюмы. Я с одобрением и удовольствием отметила, что у него было совершено обрезание и на его круглой правой ягодице имелась маленькая смешная родинка.

Расстелив пляжные полотенца на теплом, мягком песке, мы присели неподалеку от потрясающего вида красавицы. У нее было приятное круглое лицо и длинные светлые волосы, спускающиеся на плечи. Вряд ли ей было больше девятнадцати лет. Ее кожа была слегка смазана кремом от загара и, когда она, слегка расставив ноги, откинулась на спину, то стала похожа на отдыхающего атлета. Ее груди были просто великолепны – мягкие, округлые холмики совершенной пропорции с очаровательно торчащими сосками. Там, где сходились ее бедра мы могли видеть куст прелестных золотистых, коротко подстриженных волосиков, принимающих более темную окраску по мере приближения к пупку.

Норберт не мог оторвать от нее глаз, и я заметила, что его маленький приятель между ног пытается поднять свою головку, чтобы самому разглядеть то, что представляло для него интерес. Большинство людей на пляже никак не реагировали на наготу, потому что привыкли к виду красивых тел, и, казалось, не повели бы глазом, если бы рядом лежала Софи Лорен или Твигги. Но, восхищаясь этой роскошной белокурой красавицей, мы с Норбертом с улыбкой обратили внимание на пожилого мужчину лет шестидесяти с отвислым животом и мягким, висячим членом. Поначалу у него был вид потерявшегося в этом океане плоти, но когда он заметил блондинку, то приблизился к ней настолько, насколько позволяла вежливость (примерно, футов на двадцать), рухнул на песок и улегся на живот, делая вид, что загорает.

На нем были большие темные очки, и мы с Норбертом дружно решили, что его любимое занятие – подглядывание, потому что на лице было выражение тайного возбуждения, и он то и дело поправлял свои солнечные очки, чтобы получше рассмотреть интересующий предмет. Он, казалось, не заметил, что Норберт и я следим за ним, и через несколько минут подполз к девушке поближе футов на пять. Затем он немножко подождал, оглянулся, чтобы убедиться, что за ним никто не наблюдает, опять переместился. Вскоре он был совсем близко, а она, казалось, не замечала его маневры. Затем она расслабленно вытянулась и взяла в руки флакон с жидкостью от загара. Она расставила свои золотистые ноги и начала медленно растирать сначала одну ногу, потом другую.

Это было слишком уж много для нашего пожилого приятеля, но должна признаться, что зрелище возбудило также Норберта и меня.

Девица все еще продолжала игнорировать нашу троицу, но, очевидно, знала о нашем присутствии. Она разыграла великолепную эротическую сцену, начав втирать жидкость сначала в пальцы на ногах, перейдя затем к коленям и ляжкам. После этого медленно и любовно стала растирать мазь около своей кошечки. При виде этого пожилой джентльмен буквально затрясся, а у Норберта сразу же вырос огромный толстый прут красного цвета. Эта девица устроила нам сказочное, дразнящее половые инстинкты представление.

Она продолжала втирать маслянистую жидкость в свои прекрасные груди, делая упругие соски еще более твердыми, наконец вытянулась спиной на матрасе, расставив ноги еще шире. Шесть глаз были прикованы к ее лону: сочетание жидкости и капелек пота в лучах солнца делали его зрелищем века.

Вздохнув, я потянулась, положила голову Норберта к себе на колени и оперлась щекой о его бедро, чтобы почувствовать рядом с собой теплое тело, пока разглядывала этот манящий, полный призыва горшочек с медом. В мечтах я представила себе, будто опираюсь о ее бедро и это ее голова лежит у меня на коленях.

А затем я будто бы начала поглаживать ее тело правой рукой, очень и очень нежно, пока она не замерла на густом золотистом кустарнике. Левой рукой я ласкала свое тело, дойдя до волосяного треугольника. Опустив обе руки вниз, безымянным и указательным пальцами я медленно раскрыла внешние губы настолько, чтобы средним пальцем можно было бы мягко массажировать их.

Средними пальцами обеих рук я растираю как ее, так и свой клитор. Самое слабое ласковое движение там может легко стимулировать сильный оргазм; когда я начала осторожный массаж, мой рот приоткрылся и с сомкнутыми глазами я предалась ожиданию нарастающего ощущения. Мои пальцы стали двигаться быстрее, по мере того, как я трахала ими ее и себя.

С самого первого прикосновения я знала, что она ждала меня. Она не отпрянула от меня и не произнесла ни единого звука. Вместо этого она начала медленно вращать бедрами, понемногу наращивая темп, пока мы не стали двигаться в одном ритме. Вместе мы так хорошо работали, что вскоре забились в диких судорогах обоюдного оргазма.

Норберт тем временем наблюдал все происходящее с пульсирующим стоячим членом, и при виде нашего оргазма начал одной рукой стимулировать свои яички, а второй дергать вверх-вниз член.

Он был у него хорошо подвешен, и в какой-то момент напомнил мне большую змею, выползающую из корзины. Слепой фаллический глаз глядел прямо на меня, и по мере того как Норберт двигал руку вверх и вниз, вены на его члене резко напряглись, а головка потемнела и стала почти черной.

Норберт убыстрял движения, его член увеличивался в размерах и становился все более твердым. Когда я заметила, что глаза Норберта стекленеют, я стала умолять замедлить движения и попробовать сдержаться. Но было слишком поздно. Я наклонилась над ним, и в мое лицо брызнул фонтан жемчужной белой жидкости, а я открыла рот, чтобы поймать горячую струю на лету. Он, должно быть, специально приберегал ее для этого момента, потому что поток никак не мог остановиться!

Норберт совершенно выдохся после упражнения, в котором принимали участие все пять его пальцев, и тихо откинулся на спину почти без сознания. Я вернулась к блондинке, зарыла свою голову меж ее соблазнительно раскинутых ног, тихонечко и нежно подула на ее половые губки и начала языком обрабатывать клитор. Она застонала от наслаждения, и хотя я была полностью занята ею и совсем забыла о существовании любителя подглядывать, я могла слышать, как он, словно эхо, вторил ее стонам. Я вытянула руки, чтобы поласкать ее груди и сжала пальцами ее твердые соски, а язык продолжал, лихорадочно лизать клитор.

Когда я почувствовала, что она вот-вот кончит, а ее клитор напрягся и разбух у меня во рту, я перестала дразнить его и взглянула на нее с садистским торжеством.

– О, пожалуйста, пожалуйста, – взмолилась она по-французски, – еще чуть-чуть… пожалуйста.

Тогда я влезла на нее сверху и просунула свои ноги меж ее раскинутых ног, мои груди касались ее грудей, наши отвердевшие соски упирались друг в друга. Я закинула назад ее голову, осыпала поцелуями ее плечи и легонько покусывала мочки ушей. Одну руку я подсунула под ее плечо, а вторую – под ее кругленькую попку так, чтобы ее коротко подстриженные волосики на лобке терлись о мои. Сейчас я была вне себя от страсти и буквально вдавливала поцелуи в ее лицо, ресницы, брови, нос, лоб, ее сладкие щечки, добралась до ее рта, влажного и трепещущего от возбуждения. Она начала стонать, а я раскачивалась вдоль ее тела, вверх и вниз, забираясь все выше и выше, а ее тело было теплым и скользким. Оххх! Мы вели себя, как два совокупляющихся зверька, издавая стоны и нечленораздельное мычание.

Норберт подошел к нам (все в порядке, он уже ожил) и у него опять появилась чудесная эрекция. И когда я встала на четвереньки перед блондинкой, а мой зад поднялся, Норберт оказался сзади меня. И пока я занималась ею, он стал пальцами исследовать мою вагину, нашел ее горячей и мокрой и начал тереть свой член о место, расположенное между двумя моими отверстиями.

Я наклонилась вперед, погрузив свое лицо в ее лоно, а старый джентльмен с энтузиазмом воскликнул:

– Браво!

Мы вовремя повернулись к нему, чтобы успеть увидеть, как он исходит спермой с улыбкой высшей степени удовлетворения на лице.

Всем нам было хорошо, по крайней мере так мне казалось. Боюсь, что горячее солнце разогрело меня и увело в страну Фантазию, потому что когда я открыла глаза, то поняла, что не сделала ни одного движения и что ничего не случилось. Моя щека все еще покоилась на бедре Норберта, его голова лежала у меня на коленях. Блондинка продолжала растирать себя, а пожилой джентльмен пожирал ее глазами.

Затем девушка посмотрела на часы, встала и пошла прочь – не трахнутая и не обсосанная, а пожилой джентльмен исчез несколько мгновений спустя, следуя за ней. Его мягкий член продолжал жалко болтаться у него между ног.

Хотя мы с Норбертом и остались одни, я подумала, что мы могли бы претворить в жизнь хотя бы одну часть моей фантазии. Поэтому мы нашли укромное местечко в тени и вдвоем очень приятно реализовали ее. Конечно, не так восхитительно, как мне привиделось (очень трудно переплюнуть хорошее воображение), но тем не менее это было прекрасное траханье. Конечно, я скучала по блондинке, коль скоро она была зачинщицей всей этой истории, однако она мысленно все время была с нами.

 

17. ФАНТАСТИЧЕСКИЙ ПЛАСТИКОВЫЙ ЛЮБОВНИК ФРЕДЫ

После восхитительно проведенного на пляже дня я вернулась домой в Раматюэлль около пяти часов вечера. Лео и Марика встретили меня, буквально сгорая от возбуждения.

– Ксавьера! – закричали они, как только увидели меня.

– У нас получилось! – сказал Лео, улыбаясь, словно сказочный гном. Марика стояла прижавшись к нему и раскачиваясь на цыпочках.

– Подождите, подождите. Что у вас получилось?

– О, Ксавьера, Фреда наконец-то сделала это. У нее был оргазм!

– Фантастика. Что же произошло?

– Сегодня днем, после ленча, мы все были в очень хорошем настроении, – начал Лео, – и пошли наверх на полуденный отдых. За одной вещью последовала другая, и скоро мы целовались и обжимались, организовав троечку.

– Лео уже трахал ее не единожды, – вмешалась Марика, – и ей это нравилось, ты же знаешь, но, как всегда, ничего не происходило. Поэтому я принесла свой вибратор – тот, большой.

– Ох ты, это тот, длиной в десять дюймов? – Я не поклонница вибраторов, но я его видела, и он на самом деле был великаном.

– Да, все правильно, – продолжил Лео. Они так горели нетерпением рассказать эту историю, что буквально не давали говорить друг другу.

– Ну и вот, Фреда лежала на спине, и мы старались, как могли. Когда Марика передала мне вибратор, я вышел из нее, и прежде, чем она поняла, что я делаю…

– Он воткнул вибратор в нее, – победоносно прервала его Марика. – И она кончила! Ее бедра стали неистово колотиться, все ее тело сотрясалось, и она застонала в экстазе!

– Ох, Ксавьера, жаль, что ты ушла. Это было чудесно, к ее лицу прилила кровь, все тело раскраснелось. И она кричала, а мы смеялись, и она смеялась, а мы кричали… И это было так прекрасно.

– Я счастлива… бедная девочка дожидалась этого тридцать один год! Где она сейчас?

Мне сказали, что она спала – своим первым послеоргазменным сном! Поэтому я не стала тревожить ее, а просто надеялась, что это первый из множества предстоящих ей оргазмов, и удивлялась. Она наконец нашла себе подходящего любовника – пластиковый конус, который вибрировал и сотрясался от батареек стоимостью в один доллар, стимулируя эротическое возбуждение.

Надо получать от жизни удовольствие всегда и всюду, не так ли?

В тот вечер мы устроили праздничный обед для Фреды в уютном маленьком ресторанчике. Он был совершенно непрезентабелен снаружи, но очарователен внутри, в чем мы и убедились. Там был открытый камин, в котором дружелюбно потрескивали дрова, и много-много счастливых людей. Хотя в Сен-Тропезе, по правде говоря, много грубиянов и мошенников, к счастью, они теряются среди большого количества порядочных людей из всех социальных слоев общества – не только богатых и знаменитых – свободных от комплексов, любящих хорошую шутку и легкость в общении.

Мы начали свой праздничный обед с улиток в горячем масле с чесноком. Марика, Лео и Фреда заказали охлажденное белое вино, кажется, Пулиньи-Монтраше, и выговорили название великолепно. А непьющая Ксавьера поддержала тест яблочным сидром.

В качестве главного блюда я заказала отлично приготовленное мясо, обжаренное на углях и тушеное в беарнском соусе, а на гарнир были поданы кончики спаржи в масле. Фреда заказала цыплячьи грудки в белом вине и сметане с ароматной пикантной травкой. Лео и Марика, как всегда, разделили на двоих блюдо нежной телячьей печенки, которую обильно полили коньяком с нашего стола. Поскольку у всех была довольно-таки плотная еда, мы заказали легкий салат с помидорами. Для мясных блюд взяли бутылку красного бордосского вина, тогда как я осталась верной своему сидру.

К большому неудовольствию официанта мы отказались от десерта, на котором он надеялся сорвать солидные чаевые.

Это был великолепный обед и чудесно проведенный вечер. Возможно, мне только показалось, хотя нет, я уверена, что на лице Фреды прибавилось румянца. Мы не очень много говорили о происшедшем – достаточно и того, что она чувствовала себя отлично, мы были к ней расположены, и она знала об этом. Мы просто хорошо проводили время и наслаждались обществом друг друга. После этого Фреда вернулась с нами на виллу и, поскольку у нее был праздничный день (впрочем, у всех у нас тоже!), мы молча согласились не омрачать его попыткой еще одной сексуальной сцены, которая могла у нее не получиться на этот раз. Поэтому мы сидели в мягко освещенной гостиной и слушали музыку.

Я с удовольствием обнаружила диск с записями Леонарда Козна, а потом звучала самая разнообразная музыка – от Стена Гетца до «Битлз», от Герби Манна до Бетховена. А закончили вечер прослушиванием очаровательной вещицы неизвестного мне до тех пор композитора. Он был современником Баха, и, как я узнала, оказал некоторое влияние на него. Его звали Иоганн Пахельбель, а пьеса называлась «Канон ре-мажор». Это прелестная, текущая сама по себе музыкальная пьеса, мы после нее не могли найти ничего лучше, поставили ее еще раз и решили на этом окончить вечер: Всем нам уже хотелось спать, поэтому мы разбежались по своим спальням и завалились в постели, как принято говорить, усталые, но счастливые.

 

18. ВОЙНА ИДЕЙ

После нескольких недель бурной деятельности в Сен-Тропезе Лео, Марика и я стали уставать от непрерывной беготни в поисках развлечений. Лео предложил съездить и отдохнуть на острове Иль дю Леван.

Это красивый остров, расположенный в тридцати минутах езды на морском пароме от Лазурного берега. Паром на остров выходит из местечка Ле Лавенду в часе езды от Сен-Тропеза. Все путешествие заняло не очень много времени, но мы решили не торопиться и по пути остановились в прелестном маленьком городке Моль, который славится одним из своих ресторанов.

Нас сопровождала Фреда, и именно она предложила сделать остановку в Моле. Вскоре мы уже сидели в тени деревьев и поглощали великолепный хлеб домашней выпечки и паштеты пяти различных видов, один вкуснее другого. Я никогда не встречала таких вкусных паштетов – нигде, ни за какую цену. Мы объелись ими – не могли отказаться от лишней ложки.

После ресторана мы поехали в Ле Лавенду и в конце концов сели на паром. Иль дю Леван был сравнительно большим островом, и первую остановку паром сделал в Порт Крое, симпатичной бухточке, берега которой были усеяны белыми маленькими домиками с оранжевыми черепичными крышами. Наверху, на зеленом холме стоял впечатляющий старинный замок.

Катер на подводных крыльях, за рулем которого стояла живописная диковатая личность по имени Лу, подобрал нас, чтобы доставить к конечной цели нашего путешествия, каковой являлся обычный док. Молодой человек в старом грузовичке встретил нас там, чтобы отвезти в город. Стояла невыносимая жара, поэтому мы сначала задержались в ближайшем кафе и съели по мороженому с прохладным оранжадом. Рядом с кафе находилась небольшая лавочка, в которой продавался комплект-минимум: небольшие кусочки ткани с тесемками, достаточные для того, чтобы прикрыть половые органы. Иль дю Леван – нудистский остров, однако здесь действует правило: в городе, магазинах и ресторанах необходимо появляться в «минимуме».

Лео регулярно приезжал на этот остров в последние двадцать лет.

– Я вспоминаю одну пожилую даму – ей было около пятидесяти, которую однажды выбрали на год мэром города, – рассказал Лео. – Но долго она не удержалась на этом посту. Она не одобряла танцы без лифчиков и даже развила кампанию за ношение одежды сверх «минимума»!

Меня поразило, что она с подобными взглядами вообще была избрана мэром.

Все мы купили по комплекту «минимума» – женские вещички украшала вышивка тамбуром и жемчужинами; мужские, естественно, были несколько больше по известной причине, но все равно они выглядели не чем иным, как шнурками или, в лучшем случае, галстуками. Каждый из нас также купил по паре парусиновых тапочек для экскурсий по каменистым горам острова, мы приехали в кожаных сандалиях, которые для этой цели были слишком скользкими.

Затем мы вернулись к грузовику, предстояла десятиминутная поездка по узкой дороге, которая вела прямо наверх. Так мы очутились в небольшой деревушке на самой вершине горы.

Она гордо называлась Гелиополис, что в переводе с греческого означает «Город Солнца».

Лео заказал номера в «Морском бризе», самом роскошном отеле на острове. Во всех номерах была горячая и холодная вода, стояли биде (ни в одном другом отеле этого не было!), а вход в гостиницу располагался между двумя премиленькими патио, украшенными цветами, деревьями и фонтанами.

Остановившиеся в гостинице гости беззаботно разгуливали голышом. Одним из них был симпатичный старый англичанин, вышедший на пенсию адвокат из Биркенхеда. Еще один гость, толстый и большой, оказался нефтяным королем из Техаса, приехавшим, чтобы отдохнуть в тишине. Он был одиночкой и никогда не покидал отель, потому что карабканье по горам представлялось трудным для него занятием, хотя физические упражнения могли бы пойти ему на пользу. Была здесь и одна сексуальная, но полностью одетая итальянская пара, прибывшая одновременно с нами. Позднее я увидела его голым: он казался не слишком мужественным, а его член висел как-то странно. И еще двое: средних лет хирург из Парижа и его страдающая от избытка веса супруга. Большинство гостей приехали парами; было несколько мужчин-одиночек, а из женщин одиночками были только Фреда и я. Мы с Фредой заняли одну комнату на двоих. Распаковали (вещи, освежились и облачились в новые ужасные хлопчатобумажные одежды – моя синего цвета, у Фреды – цвета лаванды. Мы спустились к Лео и Марике, которые жили этажом ниже, и все вместе отправились в «Минимум». Так называется не только тесемка на бедрах, но и единственный террасный ресторан в Гелиополисе. Мы легко пообедали, еще не успев забыть все паштеты, съеденные нами ранее, и решили пройти в расположенную поблизости дискотеку «Ла Пайотт». Как многие мужчины и женщины, я нахожу знакомства на одну ночь неотразимо привлекательными и волнующими, и поэтому начала высматривать симпатичного мужчину. Я нуждалась в надежности прочных отношений, уверенности, что обо мне постоянно заботятся и любят, но в то же самое время часто ловила себя на сумасбродном желании поездить вверх-вниз на каком-нибудь человеке, которого я раньше никогда не знала и, по всей вероятности, больше никогда не встречу. Эти ситуации абсолютно свободны от какого-нибудь давления, обязательств и эмоций, и временами они мне просто необходимы.

Лео и Марика не могли понять этот стиль отношений, поэтому мы стали обсуждать его.

– Ты можешь встретить действительно приятного человека, который хочет стать твоим другом, но все, что ты от него хочешь, это переспать с ним один раз, а затем вычеркнуть из своей жизни? Не скучаешь ли ты по настоящим отношениям? – спросила Марика.

Лео выдвинул теорию.

– У тебя все еще осталась реакция после того, как ты была проституткой в Нью-Йорке. Ты привыкла к кратковременным половым связям, лишенным какой-либо эмоциональной окраски.

– Это правильно, – согласилась Марика. – Это также приучило тебя иметь большое количество мужчин.

Конечно, частично они были правы. Не прошли даром все эти мужчины, появлявшиеся в моей жизни на несколько часов или от силы на день, и мои отношения с ними, построенные на комбинации бизнеса и удовольствия. Черт возьми, несомненно, это наложило на меня отпечаток.

Но все-таки я реагировала на отсутствие постоянной эмоциональной теплоты. Прошло два месяца, как я покинула Нью-Йорк, и несмотря на характер моего романа с Ларри, я скучала по нему. Даже если мы ссорились каждый день, это все-таки были постоянные отношения. Нужно было заботиться хотя бы о том, чтобы возвращаться, пусть просто для того, чтобы опять поругаться! Иногда я испытывала чувство ревности, видя Лео и Марику такими счастливыми вместе.

И что еще хуже, я не помогала их счастью. Наш спор относительно моего порхания привел, как это обычно происходит в спорах, к более основательным упрекам. И действительность заключалась в том, что они разочаровались во мне как в друге. Все это сейчас выплывало наружу.

Лео и Марика рассматривала мои однодневные эскапады, как акт вероломства по отношению к ним. Они считали, что, найдя для себя мужчину или женщину, я не должна замыкаться в рамках парных отношений. Если я находила человека и хотела с ним переспать, то обязана была разделить своего партнера по постели с Лео и Марикой.

Когда я попыталась доказать, что ничего ненормального в отношениях двух человек нет и я совсем не собираюсь постоянно поставлять им партнеров для оргий, они перешли в оборону.

Почти в один голос они заявили:

– Нет, нет, нет! Не говори так. Тебе совсем не нужно приводить сюда кого-нибудь для траханья с нами. Тебе не нужно заниматься свингом.

Но Марика добавила:

– Хотя, если у тебя есть любовник, почему держать его при себе? Почему бы нам не насладиться его компанией в постели и вне ее?

По правде говоря, я была сыта по горло всеми этими свинговыми сценами. Почему эти два человека так отчаянно нуждались в непрерывном параде различных партнеров по постели? Они все время выискивали новые таланты. И, как я полагаю, в этом смысле, я была для них идеальной сводницей, поставляя им свежих девочек и мальчиков.

Когда дело дошло до свинга, то мы сошлись на одном: это совсем не интересно появиться на вечеринке, раздеться догола и затем уединиться с кем-либо. Должно быть что-то большее, чем просто возможность заниматься сексом – или интересные люди, или отвечающая настроению атмосфера, или что-нибудь щекочущее нервы. Оргии могут быть хороши для удовлетворения чьих-либо сексуальных вожделений, но с точки зрения эмоций они могут быть убийственно скучны.

Я решила, что все аргументы исчерпаны, но нет, появились новые.

Хоффманы, Фреда и я сидели за обеденным столом. Лео и Марика вспоминали старые времена, говоря о людях, которых я не знала, и, признаться, мне это немного наскучило. Фреда, казалось, была знакома с теми, о ком шла речь, поэтому она приняла участие в беседе. Мы ждали, когда нам подадут следующее блюдо, поэтому я без всяких угрызений совести воспользовалась возможностью написать несколько открыток друзьям в Европу и Америку.

Увидев это, Фреда пришла в страшное возбуждение и проявила свои гестаповские замашки, заявив, что неприлично сидеть здесь с ними и писать открытки и что мне следует научиться хорошим манерам и принять участие в разговоре.

– Очень плохо, что ты все время сидишь одна и что-то наговариваешь в свой диктофон! Сейчас мы будем вместе обедать, а ты обращаешься с нами, как с куском дерьма!

Я уже ожидала, что она вот-вот щелкнет пальцами и вызовет взвод солдат, чтобы они забрали меня. К сожалению, сочетание ее холодных, грубых манер и гортанного акцента делали ее похожей на героиню фильмов военного времени. Я не хотела принимать ее выходку всерьез и поэтому, пытаясь пропустить слова Фреды мимо ушей, не стала давать отпор. Но тут ввязались Лео и Марика, которые громко согласились с ней. Гости, которые знали несколько языков, стали прислушиваться.

Швейцарец за соседним столиком пробормотал, что меня следует наградить за то, что я мирюсь со всей этой чепухой. Хорошо, что они не услышали его слова, а то бы втянули в ссору и его.

Возможно, что с моей стороны было не совсем вежливо писать открытки, но точно так же неприлично заводить разговор о неизвестных мне людях, даже не пытаясь втянуть меня в него.

Крики и вопли продолжались и продолжались… и так было примерно в течение двадцати минут, хотя мне казалось, что прошла целая вечность. Мне это стало действовать на нервы, и примерно раз пять я приказывала Фреде заткнуться, но, конечно, безрезультатно. Она продолжала обличать меня, я извинилась перед Лео – человеком, который пригласил меня сюда – и присоединилась к симпатичной паре, наблюдавшей эту сцену и пригласившей меня к себе за столик.

Они были австрийцами. Ей было тридцать пять, а ему на десять лет больше, и это была очень приятная пара. Пока я сидела с ними, Фреда удалилась – безрезультатно поиграться с собой, подумала я злорадно – поэтому я с новыми друзьями, Леопольдиной и Густавом, присоединилась к Лео и Марике. Впятером мы уселись на террасе, и сейчас, когда мир был восстановлен, расслабились и стали болтать.

Густав с усмешкой сказал, что в нем течет королевская кровь и он граф, но это не очень много значит в наши дни. Он был владельцем зимнего курорта в Австрии, хотя ненавидел снег и холодную погоду и ни разу в жизни не надевал лыжи. Ему нравилось принимать гостей, однако не всех, а избранных преуспевающих любителей зимнего спорта, в основном богатых немецких промышленников.

Леопольдина в его офисе отвечала за связи с общественностью и была его любовницей. Она была молодой темпераментной особой с великолепным телом. И она тоже не умела кататься на лыжах.

– Полагаю, что никто из твоей конторы тоже не умеет кататься на лыжах? – не удержалась я от ехидного вопроса.

– Ну, по правде говоря, Ксавьера, я и не требую от них этого. Найти и подобрать компетентный персонал настолько трудно, что я не могу позволить, чтобы мои люди раскатывали в свое удовольствие на лыжах, рискуя поломать ноги. Такое уже случалось.

Они оказались настолько милыми людьми, что мы провели за болтовней большую часть вечера, и те неприятные моменты, которые я испытала во время обеда, были забыты. Наш разговор абсолютно ни к чему не обязывал и не будоражил, но он был теплым и дружественным, а именно это нам и требовалось в тот вечер.

Хотя возможность свинга, а Леопольдина явно была расположена к нему, витала в воздухе, мы все как-то осознали, что сегодняшний вечер можно хорошо провести и без него. И это отлично. Свинг ради свинга просто бесцелен.

Перед тем как расстаться, Густав и Леопольдина удостоверились, что у нас есть спичечные коробки, рекламирующие их курорт, а мы дали им наш номер телефона в Сен-Тропезе.

Пока что остров Иль дю Леван дал мне много солнца, несколько ссор и еще кое-что. Нельзя сказать, что я слишком хорошо провела здесь время. Поэтому я решила отправиться на поиски развлечений или самой создать их, если на то пойдет дело. Возможно, найду себе нового друга…

Как же будет имя моего нового коллеги по развлечениям? А вдруг его имя будет – Мустафа?

 

19. МАРОККАНЕЦ НА СКАЛАХ

Мустафе было двадцать два года, и он работал прислугой в нашем отеле на острове Иль дю Леван. Меня уже однажды предупреждали, чтобы я держалась подальше от марокканцев, потому что у них необузданный нрав, но, как и большая часть обслуживающего персонала в «Морском бризе», Мустафа был вежлив, по-своему ярок и великолепно говорил по-французски.

Кроме этого он был очень мил: крепкое коренастое тело и славненький поджарый зад. После созерцания всех расхаживающих по отелю голышом мужиков – старика англичанина с отвислым членом или вызывающего отвращение толстого американца, половые органы которого были упрятаны под складкой жира и скрыты волосами, или же итальянца со следами огнестрельной раны на спине и большими шрамами на заднице, или врача-хирурга со своей толстой подругой, меня отвратило от секса, и единственный, кто понравился мне, был этот приятный юноша, разгуливающий в плавках. У него было красивое смуглое лицо с черными горящими глазами, чувственный рот, густые черные волосы, а руки большие и сильные, как и обутые в кожаные сандалии ноги.

Каждый раз, когда он проходил мимо, его руки всегда были готовы прикоснуться ко мне – погладить волосы, нежно провести пальцем вдоль спины, где самое чувственное место, или же тихонько ущипнуть за ляжку. С того момента, когда я увидела его в первый день в отеле – он вносил наши чемоданы – я воспылала к нему вожделением.

– Не трогай его, Ксавьера, – предупредил Лео, поняв, что у меня на уме.

– Почему? Ты думаешь, он заразный?

– Да нет, помимо венерических заболеваний есть еще кое-какие проблемы, которых ты не знаешь. На этом острове владельцы отелей в основном «веселые», а мальчики, которых они нанимают, в большинстве своем подростки, подобранные ими в Марракеше, Касабланке или Эссафии. Они их собственноручно отбирают и не только для работы в отеле, а также для удовлетворения собственных прихотей. Это наемные мальчики для любви и битья, Ксавьера, из которых делают послушных рабов.

Казалось невероятным, что все это происходит в середине двадцатого века.

– Слушай, есть такая французская территория – Джибути, она находится в Северной Африке к востоку от Эфиопии. Там продают молодых мальчиков в качестве рабов покупателям из Европы. И продают не только, как домашних рабов, но и рабов сексуальных. Примерно за девятьсот фунтов стерлингов ты можешь купить там мальчика, и он будет твой на всю жизнь!

– Но, Лео, спросила я, – ты предполагаешь, что Мустафа здесь раб?

– Я предполагаю, моя дорогая, что, если его услуги будут выходить за рамки обычной гостиничной работы, то есть в случае его совращения, хозяин будет очень взбешен. И что еще хуже, Ксавьера, марокканцы очень ревнивы. Если у тебя случится роман с юношей, и ему это понравится, что весьма вероятно, а затем он увидит, как ты ведешь к себе в комнату другого мужчину, вполне возможно, он настолько воспылает ревностью, что вонзит ему кинжал в спину.

– Ох, Лео, ты живешь в мире фантазий. Это происходит только в кино, – предположила я.

– И на островах, подобных этому. Слушай, три года тому назад приятельница Марики завела здесь интрижку с барменом-марокканцем. Через несколько дней она привела к себе в номер нового любовника, и бармен это увидел. Он устроил безобразную сцену, и нас буквально вышвырнули из отеля. Так что я предупреждаю тебя, не следует так рисковать из-за какого-то паренька.

Это, безусловно, была хорошая история, и я поверила ей, однако никак не могла представить себе Мустафу с хозяином отеля. Зато мне грезилось другое: Мустафа и я вместе, вдвоем, в чарующей темноте.

Однажды друзья пригласили Лео и Марику отобедать у них. Фреда, которая продолжала жить со мной в одной комнате, тоже уехала с ними, и я знала, что они будут отсутствовать несколько часов. Поэтому я договорилась с Мустафой о встрече. Чтобы подстраховаться, мы решили встретиться сразу после закрытия ресторана, когда его хозяин уезжает из гостиницы домой. Каких-либо усилий соблазнить Мустафу не потребовалось, очевидно, наши сладострастные, похотливые желания были обоюдными.

Он появился у моей двери полностью одетый, уже не в своих ставших традиционными плавках. На нем был коричневатый свитер и черные в обтяжку брюки, которые великолепно обрисовывали его чудесный зад. Как только я открыла дверь, он сразу же вошел и, не мешкая, обнял меня.

– Вы хотите потрахаться? – спросил молодой человек, который любил приступать сразу к делу.

Я не могла не рассмеяться его прямолинейности. По крайней мере, его член все еще был в штанах.

– Во-первых, Мустафа, поскольку мы можем быть честными друг с другом, позволь мне спросить тебя – ты когда-нибудь трахался со своим боссом?

– Нет. Никогда. – Казалось, он возмутился при этом предположении.

– А твой хозяин, случайно, не влюблен в тебя?

– Нет, совсем нет. Не в меня. Если что-то и происходит, то между ним и поваром. Думаю, что они дружат уже около одиннадцати лет.

– Тогда – давай трахаться! Ну, дай я тебя раздену… Сейчас я расстегну ремень и сниму брюки. О, только посмотри, какой он красивый и большой, о-х-х-х-х… У него такой темно-красный цвет, и он так аккуратно обрезан… и такой толстый… погляди-ка, он делается больше! Я, должно быть, нравлюсь ему! Ох, Мустафа, я уже вся мокрая, дай мне раздеться… вот здесь, спасибо… ох, бэби!

Мы трахались глубоко, быстро и сильно. Он был как динамит. И такой суперчлен! По размерам он намного превосходил обычный и был такого темно-красного оттенка!

После всего Мустафа вылез из постели и пошел в ванную помыться на биде, и Мисс Гигиене очень понравилась его чистоплотность. Чистый, как свисток (а как в него хорошо дулось!), он опять растянулся на кровати, и теперь уже я пошла подмыться.

Затем мы ласкали и исследовали друг друга. Он стал втирать крем в мою спину, которая еще побаливала после загара на пляже, и одно только ощущение сильных рук на коже вновь возбудило. Прикосновение к моему телу тоже завело его, особенно когда я стала приближать голову к его животу, а мои губы мягкими кругами стали двигаться вокруг верхней части его живота, а затем стали описывать все большие и большие круги, пока не коснулись курчавой растительности внизу живота. Я взяла в губы головку члена и согнулась на постели, вбирая в себя все глубже и глубже его твердый стержень.

Стоя на четвереньках с низко опущенной головой и с высоко поднятой вверх загорелой на солнце задницей, я стала быстро работать ртом вверх и вниз вдоль его члена, вбирая в себя вкус его кожи. Мой язык чувствовал малейшие складки мошонки, шрам после обрезания и ствол с набухшими кровеносными сосудами.

Когда его член стал таким большим и твердым, что я просто не могла больше ждать, я села на него, раскинув ноги по обе стороны его тела, и с размаху опустилась. Своими руками он поднимал и опускал меня, все убыстряя темп, и я чувствовала, как он заполняет меня. С криками наслаждения он изверг фонтан семени, слегка удерживая меня на кончике члена. Сильные руки крепко обхватили мою талию. И когда я содрогалась, находясь на нем, моя вагина в одном большом глотке сжалась вокруг его члена.

Он не мог не застонать от удовольствия, а я, находясь на вершине оргазма, рухнула ему на грудь.

Полностью удовлетворенные, мы немножко отдохнули, помылись, оделись и вышли, держась за руки. Мустафа настоял, чтобы мы пошли в «Ле Куфэн», дискотеку, которая была гораздо забавнее, чем «Ла Пайотт». Музыка в «Ле Куфэне» была гораздо лучше, посетители казались более оживленными и дружелюбными; временами музыка прерывалась, и тогда перед публикой разыгрывались короткие сценки с переодеваниями. Ничего особенного, но достаточно, чтобы удерживать публику в подогретом состоянии.

К счастью для меня, Мустафа был так же хорош в танце, как и в постели – он действительно умел пользоваться своим телом. Скоро мы опять терлись друг о друга, мои руки у него на шее, его руки на моих ягодицах, а его пенис вплотную прижат ко мне.

У края танцевальной площадки стояли два молодых паренька – от силы по восемнадцать лет – одетые в форму французских морских пехотинцев, база которых находилась на острове. Один из них совсем мальчик, с детским личиком, широко раскрытыми глазами глядел, как Мустафа и я терлись друг о друга, к тому же Мустафа иногда теребил мои соски, запуская руку в чересчур открытую блузку. Явно, это доводило молодого моряка до умопомрачения.

Когда диск закончился, я. спросила у Мустафы, не будет ли он возражать, если я станцую с парнишкой.

– Конечно, нет, – сказал он.

Я подошла к пареньку, взяла за руку и увлекла его танцевать. Он был так юн и так костляв, что было ощущение, будто я обнимаю младшего брата-подростка. У него было остренькое, как у птички, лицо и тощая длинная шея с выступающим кадыком. Коротко подстриженные прямые волосы он густо смазал бриолином, руки тряслись и нервничали, а громадные ботинки пехотинца почти каждый четвертый шаг наступали мне на ноги.

Прижимаясь к его белым штанам, я чувствовала, как у него поднимается пенис. Я опустила руки с его плеч на спину, затем сдвинула их к позвоночнику, бедрам и потом чуть-чуть вперед. И тут я ощутила его застывший по стойке «смирно» член. Я сжала конец члена пальцами и потерлась лобком о то место, где, как я считала, находятся яйца. Когда мы танцевали, его голова была прижата к моей, а нос уткнулся в мои волосы, он произнес по-французски не менее тысячи слов, из которых я не поняла ни одного, потому что он говорил на диалекте и очень быстро.

Он хотел поцеловать меня, но я вежливо уклонилась. Бедняжка, я просто хотела подразнить его. В конце концов я ведь была с ревнивым марокканцем и не хотела делать все и всем за так. Помимо этого, если бы даже я и хотела лишить юнца невинности, не могла же я это сделать прямо здесь, в танцевальном зале. Не так ли?

Он, должно быть, прочитал мои мысли, потому что прошептал:

– Выйдем на улицу, подышим свежим воздухом!

Я улыбнулась ему, а тут как раз кончилась музыка, и я повела его обратно к другу. Несколько танцующих зааплодировали, потому что бугор в его штанах сильно выдавался.

Он начал умолять:

– Пожалуйста, мадемуазель, десять минут. Нет, пять. Только пять минут, там, снаружи, пожалуйста, я так возбужден, вы не можете отказать мне.

Мне хотелось сказать, чтобы он возвращался к себе на базу и вспоминал меня, когда будет онанировать, но я сама все это затеяла и только я должна была завершить дело. Кроме того, что значат пять минут? Мустафа вряд ли узнает, еще в гостинице я ему велела не быть ревнивым.

Я вывела пехотинца на улицу. Мы не долго искали подходящую скалу, на которую он смог опереться. Мне не хотелось трахаться с ним, но, я должна была как следует отсосать его. Ощущая выпирающий из брюк член, я расстегнула ширинку. Член с готовностью выпрыгнул на свободу. Я даже позволила ему снять с меня блузку и пощупать груди. Он прижал свой пенис к ним, а кончик его уже блестел и был мокрым, настолько он был возбужден. Я сказала, чтобы он откинулся назад и расслабился. Встав перед ним на колени, я тихонечко взяла в губы кончик его члена. Он становился все больше, и я потратила много времени, покусывая легкими поцелуями основание, головку и пенис по всей его длине. Каждый раз, когда я целовала его этими быстрыми, легкими поцелуями, он стонал он наслаждения. Затем я дотянулась до его промежности, чтобы добраться до яиц, и также хорошо поработала с ними. Он держался за мои плечи, и я ощущала судороги, бегущие по его члену, а когда он задрожал по-настоящему, принялась за дело всерьез.

Через минуту после того, как я начала сосать его член, слегка покусывая то место, где он был обрезан, я почувствовала его спазмы, он был готов спустить у меня во рту. Он так и сделал, а его яйца распухали и отвердевали, когда я пальцем нажимала на его промежность, ощущая его оргазм как руками, так и ртом.

Когда все было кончено, он рассмеялся и несколько раз поцеловал меня в благодарность за то, что я для него сделала. Он признался, что еще ни разу не был с женщиной и хотя ему хотелось бы трахнуться со мной, для него эти моменты были самыми сильными ощущениями в жизни, и он надеется как-нибудь встретиться со мной и потрахаться, как следует.

Я сказала, что не против преподать ему хороший урок, зная, конечно, что этого никогда не случится. Одно упоминание о такой возможности сделало его счастливым.

Когда я вернулась в дискотеку, Мустафа уже искал меня. Он совершенно не расстроился, когда я ему поведала о случившемся. Он, по всей вероятности (и слава Богу!), не был одним из тех ужасно ревнивых марокканцев. Он знал, что это был мой каприз и мне нравится помогать и сострадать молодым парнишкам, хотя сама я и не испытала оргазма.

Я с Мустафой этой ночью снова трахалась, на той же самой скале, когда клуб закрылся и все разошлись. Советую когда-нибудь попробовать марокканцев на скалах. Очень освежает!

По ночам мое желание секса на Иль. дю Леван было экстравагантным. Днем же мне даже не хотелось о нем думать. Странно!

Я составила расписание для отдыха, поставив задачей ложиться спать рано, а вскакивать в семь с половиной утра. Мне нравилось сидеть на террасе с записями и диктофоном и работать над книгой. Около десяти часов я завтракала, а потом шла на пляж.

На Иль дю Леван есть только один песчаный пляж, да и то грязный, поэтому я привыкла ездить в Лес Пьеррес Плате, что значит «плоские скалы» или, буквально, «каменная платформа». С того момента, как входишь в Лес Пьеррес Плате, ты должна полностью раздеться, а если нет, то можно ожидать выходок со стороны какого-нибудь истового нудиста. Однажды утром на скалах появился незнакомец в плавках, которого немедленно атаковали истошными воплями.

– Убирайся прочь! Соглядатай! Сними одежду или уматывай отсюда! Никогда не приходи сюда!

То же самое случится и с отдыхающими на байдарках, полностью одетыми, которые невольно замедляют движение, чтобы поглазеть на нудистов, валяющихся на солнце. Я не могла вообразить, насколько агрессивны могут быть любители природы, пока собственными глазами не увидела, как один из нудистов забрасывает лодку камнями. Им все прощается, им даже можно изливать свой гнев на находящихся поблизости одетых людей.

Несмотря на это, на всем нудистском острове царит очень непринужденная обстановка, которой я не встречала нигде в мире. Почти мгновенно каждый становится тебе другом, и вся нудистская колония походит на одну большую счастливую семью. Если у кого-то есть бутылка вина или кока-колы, он обязательно поделится ею. Если же рядом проходит мороженщик (полностью одетый, кстати), люди угощают друг друга его товаром. И еще они всегда убирают за собой бутылки, обертки и другой мусор. Никогда не видела на острове мусор или хлам.

Мне нравился остров, там у меня было несколько приятных моментов, и, без всякого сомнения, он помог мне расслабиться. Но я не смогла бы оставаться там все лето. Думаю, что я слишком непоседлива для такого тихого и мирного места. А возможно, и потому, что мои отношения с Хоффманами и с Фредой не были безоблачны. Я была счастлива, когда возвратилась в Сен-Тропез.

 

20. ПРОЩАНИЕ СО СВИНГОМ

По возвращении на виллу в Раматюэлле обстановка все больше накалялась. Время, проведенное на Иль дю Леван, было омрачено вспышками непонимания, агрессивности и истерии у всех нас четверых. И дела не улучшились, отчасти из-за упрямых и глупых замечаний Фреды. Полное отсутствие у нее чувства юмора заставляло Лео и меня лезть на стену, поскольку мы оба природные шутники. В конце концов она выходила из себя от наших шуточек. Должна также признаться, что, возможно, и ревновала ее к Лео и Марике, потому что они приняли ее в свой круг, как и меня, и, полагаю, что мое «я» было этим в какой-то степени ущемлено.

Я уже упоминала, что свинговые сцены все меньше привлекали меня. Я стала проводить много времени в одиночестве у себя в комнате, и если случалось приводить домой партнера, я, честно говоря, не хотела делить его с Лео, Марикой и Фредой, которые, словно специально в это время сидели дома.

По крайней мере одним хорошим свойством в наших отношениях была честность. Мы никогда не пытались провести друг друга, и я никогда не лгала им. Однако наши отношения не были счастливыми, и я реагировала на это.

Я ушла из Раматюэлля на пару дней, когда встретила Андреаса, по-настоящему привлекательного мужчину из Межеве, лыжного курорта во Французских Альпах. Он оказался богатым швейцарским банкиром. (Позднее вы встретитесь с ним на страницах этой книги.) Мне захотелось провести с ним какое-то время и узнать поближе – без того, чтобы делить его с кем-нибудь, поэтому я переехала к нему на пару дней в отель «Библос».

Вернувшись к Лео и Марике, я не была готова к столь резкой перемене обстановки. Лео явно чувствовал себя не в своей тарелке и с трудом произнес то, что должен был. Но он встал, взглянул на меня и начал говорить твердо и не повышая голос.

– Ксавьера, мы хотим, чтобы ты покинула этот дом. И чем раньше, тем лучше.

Мы смотрели друг на друга, но я ничего не сказала. У Лео, очевидно, было еще что-то, поэтому я села и стала ждать продолжения.

– Ты не лояльна по отношению к нам. Возможно, в твоей жизни не было настоящих друзей. Когда они у тебя есть, у тебя есть корни в жизни. Надо беречь эти корни и охранять свою дружбу. Мы приехали сюда вместе, потому что хотели быть вместе, а ты исчезаешь на несколько дней. Ты отказалась от нас, ты отвергла нас. Ты слишком долго жила по своей воле и привыкла все делать по-своему. Понимаешь, все, что мы здесь делали, делалось по твоему выбору, а не по нашему. Ты никогда не обращала внимания на наши заботы. Ты просто решала, чем мы все будем заниматься, независимо от наших чувств и желаний.

Тут я вынуждена была остановить Лео. Наступила моя очередь взять слово.

– Лео, – сказала я, – я очень хорошо узнала тебя и Марику за последние несколько месяцев. Ты знаешь, как я вас люблю… вы оба встретили меня с распростертыми объятиями, взяли с собой путешествовать, привлекли меня к себе, вашим друзьям, я с вами провела много хороших часов. Я ценю все это, и поверь мне, я очень признательна. В жизни существуют две вещи, которые мне трудно сделать. Одна из них – отблагодарить вас. Пятнадцатого июня, например, в день рождения, вы принесли мне цветы, сладости и подарки… и я была так признательна, но подумала, что, наверно, никогда не смогу должным образом отплатить вам. Честно говоря, уже долгое время я была лишена возможности получать добро от других и, видимо, забыла, что значит быть благодарной. Сожалею. Пожалуйста, верьте мне, я не хотела быть грубой или неблагодарной. Еще я ненавижу прощаться. В любом языке это самые тяжелые слова. Их трудно говорить вслух… потому что они означают конец, потерю… и каждое небольшое «до свидания» прибавляется к громадному большому «прощай». Не знаю, можете ли вы принять мое объяснение, но боюсь, это часть меня… когда я покинула вас на несколько дней, чтобы побыть с Андреасом, я совсем не хотела отвергнуть вас. Мне следовало поблагодарить вас и попрощаться. Но прошло не так много времени с тех пор, как у меня завелись друзья, которым, действительно, не безразлично мое общество. Возможно, я забыла и об этом. Кроме того, наверное, меня подвело чувство неуверенности. Я думала, что вы начали уставать от меня и стали все больше привязываться к Фреде. Я почувствовала, что вы не будете по-настоящему скучать, если я исчезну на несколько дней с мужчиной. И еще одно… сколько раз я слышала, как Марика говорила: «Ох, Ксавьера, ты опять исчезаешь вдвоем», когда я хотела назначить свидание мужчине. Да, я понимаю, вы оплатили мою поездку, вы очень великодушны и щедры… но какую цену я должна за это заплатить? Поставлять партнеров по постели?

Тут я остановилась. В подобных случаях стараешься защитить себя, и скоро складывается ситуация: «Леди протестует слишком много». Но меня серьезно задели замечания Лео. Догадываюсь, их тоже задело и обидело мое поведение.

– Ксавьера, нужно жертвовать, если хочешь сохранить друзей, – ответила Марика. – Возможно, это похоже на набор избитых фраз, но они справедливы. Друзья должны оставаться в хорошие и плохие времена. Разве неудобства, которые приходится испытывать из-за друзей, сравнимы с теми моментами, когда ты нуждаешься в них и знаешь, что можешь на них положиться.

Потом снова вступил в разговор Лео:

– Именно это мы имеем в виду, когда говорим о лояльности. Мы хотим, чтобы ты была нашим другом, но, наверно, ты не понимаешь, что же такое дружба. Мы видим, как ты находишь людей, пользуешься ими, получаешь от этого удовольствие, а затем бросаешь их или швыряешь их нам, как объедки. Ты хуже самого бессердечного плейбоя. Ты фактически вытираешь ноги о мужчин, будто они дверные коврики. Мужчины, которых ты в последнее время приводила в дом, были привлекательны, интеллигентны, молоды, но ты все равно вышвыривала их. Не осталось ли это от тех дней, когда ты была шлюхой? Не это ли твой способ отомстить – найти мужчину, использовать, а затем выбросить его, не обращая внимание на его чувства?

Это был вопрос, требовавший ответа, и мне еще никогда не приходилось задумываться над ним. Но ведь в самом деле, я использовала мужчин, большинство из них я считала своими «жертвами», а не любовниками.

Может быть, я, действительно, мстила, может быть, я хотела походить на агрессивное животное мужского пола. Чтобы не быть обиженной, я предпочитала прервать отношения до того, как это сделает мужчина… особенно на таком курорте, как этот, где, я знала, мы разойдемся, как в море корабли, без всякого шанса на продолжение знакомства.

Это один из многих кризисов личности, через что мы все проходим, особенно когда в нашей жизни перевертывается новая страница. Это лето было для меня летом перемены. Я была застигнута между моим прошлым и моим будущим, а настоящее я никак не могла понять.

Итак, я упаковала свои чемоданы и приготовилась покинуть виллу. Но сначала на велосипеде я поехала в город и купила торт и сладости, которые любили Лео и Марика. Я также купила открытку с забавной маленькой обезьянкой, на которой было написано «Останемся друзьями и забудем плохие дни нашей жизни». Открытка говорила сама за себя, поэтому я просто подписала ее своим именем и тихо оставила на обеденном столе вместе с тортом и сладостями.

Лео казался более чем подавленным, когда помогал мне погрузить чемоданы, сумки и книги.

– Лео, я надеюсь, что вы с Марикой не будете против, если приедет Ларри и мы все соберемся пообедать. Я писала ему о вас и знаю, что вы понравитесь друг другу.

– Конечно, Ксавьера, – ответил он. – Обязательно. Давай не будем терять друг друга из виду. Очень жаль, что так получилось, но, сама видишь – так будет лучше для нас всех. Все встанет на свои места, и мы снова станем близкими.

В лучах яркого средиземноморского солнца мы обменялись поцелуями, и я велела таксисту отвезти меня в отель в Сен-Тропез.

 

21. ПОПУТНЫЙ СЕКС

Мне нужен был хотя бы один день вне Сен-Тропеза, день наедине с собой, чтобы разобраться, как дальше жить. Я взяла на прокат автомобиль «Симка» и поехала по Лазурному берегу через Монако в Италию и элегантный, баснословно дорогой Сан-Ремо. Вести машину было одно удовольствие, которое помогло мне избавиться от тягостных мыслей. В тихом итальянском городке я провела вечер и в одиночестве пообедала, наслаждаясь восхитительной телятиной с сыром и ветчиной, на гарнир был подан зеленый горошек в масле, слегка приправленный чесноком. И поскольку мне было немножко жаль себя, я разорилась на итальянское мороженое двух видов в качестве десерта. Одно из них – мое любимое «спумони» с мелко нарезанными фруктами и орехами внутри, а второе (я не могла устоять) – соблазнительная, густая комбинация шоколада с ванилью.

Затем последовал столь же спокойный вечер с такой же спокойной ночью. Я легла спать рано, и думаю, что именно это мне было нужно – ночь с крепким сном, в одиночестве – чтобы разобраться в себе. Утром я встала свежей, в хорошем настроении и повела свою «Симку» в направлении Сен-Тропеза. Я была столь оптимистично настроена, что даже не заметила отсутствие бензина в баке, пока не пересекла итальянскую границу. Ближайшая заправочная станция была в Ментоне, поэтому я свернула с главной дороги, сделав правый поворот, и поехала вниз, в город. Спуск был крутой и извилистый, я ехала осторожно. Тут я и увидела двух голосующих ребят, «хичхайкеров», сидящих на обочине дороги. Один из них темноволосый парнишка, а второй – блондин. Но я была Слишком занята дорогой, чтобы по-настоящему разглядеть их.

В Ментоне мне заполнили бак, я купила несколько персиков, плитку шоколада и кое-какую выпечку для ленча, а затем вернулась на шоссе. Оба парня продолжали сидеть на обочине, и хотя я обычно неохотно подбираю попутчиков в незнакомой местности, я затормозила. Парнишки выглядели честными и усталыми, и когда я снизила скорость, казалось, что они с облегчением вздохнули и обрадовались, что кто-то наконец подберет их.

Темноволосый юноша говорил с испанским акцентом.

– Спасибо, мадам. Вы едете до Ниццы?

– Конечно. Залезайте. – Я открыла дверь, и они забрались в машину вместе со своими спальными мешками и рюкзаками.

– Это Рейнольд, он из Германии, – сказал темноволосый, когда Рейнольд взгромоздился на заднее сиденье. – А меня зовут Мигель, я из Мексики.

– Хай, меня зовут Ксавьера, и я из… Голландии. Но сейчас я живу в Сен-Тропезе.

Выяснилось, что «хичхайкинг» весьма трудное занятие, как в Италии, так и во Франции. Оба парня сидели на дороге уже целый день в ожидании, что кто-нибудь их подбросит. И они не мылись в ванне или под душем по меньшей мере три недели.

Все же Мигель был приятным парнишкой с тонкими чертами лица, и по мере того, как мы ехали, он все больше мне нравился. На нем были надеты темно-красные штаны с черными и белыми полосами и розоватая рубашка. Его длинные черные волосы (как у хиппи) явно нуждались в мытье. Однако он не хотел, чтобы его принимали за хиппи. Он не отличался особой эрудицией, и его взгляды на войну и мир были чрезвычайно расплывчаты. Он не был связан с каким-либо политическим движением и хотел только одного – чтобы его оставили в покое и он мог оставаться честным и дружелюбным по отношению к людям. Он очень хорошо загорел. Карие глаза слегка косили, у него был большой узкий нос и высоко поднятые мексикано-индейские скулы.

На Рейнольде было надето то, что когда-то называлось белой марокканской рубашкой и серыми замшевыми штанами. Уверена, он задыхался от жары в своих брюках, но, видимо, кроме них нечего было надеть. На нем были тяжелые ботинки, тогда как Мигель был обут в открытые сандалии, сквозь дырочки виднелись грязные ноги.

Но мне было все равно, как давно они мылись. Это были хорошие парни, и мне нравилось их общество и то, что я могла им помочь.

– Когда вы в последний раз как следует поели? – спросила я.

– О, это было так давно, что я уже не помню, – ответил Мигель.

– Хорошо, вот здесь фрукты, печенье и шоколад, если вы голодны… – Я даже не успела закончить. Они были зверски голодны, и как только я предложила еду, с жадностью проглотили ее. Мы остановились у придорожного киоска, чтобы напиться, и они охотно это сделали.

Мигель отличался словоохотливостью, а Рейнольд (он не говорил по-английски) молчаливо сидел сзади. Оба юноши были милы и интеллигентны, поэтому я убедила их ехать до Сен-Тропеза, а не в Ниццу. Поскольку у них нечем было заплатить за гостиницу, я предложила Рейнольду заночевать в машине. Он согласился и обещал утром закрыть машину и оставить под стеклоочистителем записку, где мы сможем его найти. Мигель же останется в гостинице со мной.

Когда мы вошли в гостиницу, консьержка вопросительно посмотрела на меня. Я забыла, как странно выгляжу в сопровождении неопрятно выглядевшего, заросшего хиппи в рваной одежде. Однако, она любезно согласилась обменять мой одноместный номер на двухместный на две ночи. Отель был переполнен, поэтому мне нужно было через двое суток снова вернуться в одноместный номер.

Когда вошли в комнату, Мигель на сорок пять минут скрылся в ванной. Появился он совершенно другим человеком – добела отмытым и мокрым после купания. Он не только тщательно отскребся, но даже чуть-чуть укоротил шевелюру, обстриг ногти, побрился и почистил зубы. Но что за зрелище после этого представляла ванна! На полу настоящее половодье, всюду песок и волосы.

Чистый и свежий, Мигель стоял на пороге, робко улыбаясь мне. У него было гибкое, золотисто-коричневого оттенка тело с легкой светлой полоской вокруг чресел, куда сквозь плавки не смогло добраться солнце. На теле почти не было волос, а его пенис был небольшим, очень деликатным.

Пока он вытирался досуха, я убрала ванную и приняла душ. Затем мы вздремнули. Он заснул сразу же, как только его голова дотронулась до подушки. Мне доставляло удовольствие наблюдать за ним, спящим и удовлетворенным, а затем через несколько минут уснула и я, размышляя, как приятно доставить удовольствие другому не только своим телом, но и ласковым словом, поездкой, сладостями и сном в уютной постели.

Мы проснулись около восьми утра, оделись и нашли записку от Рейнольда, в которой он просил встретиться с ним в «Ла Горилле», одном из припортовых ресторанчиков. Это одно из тех местечек, где собираются хиппи и торговцы наркотиками, оба паренька хотели сброситься и на весь имеющийся у них капитал купить мне какой-нибудь травки. Я настояла вместо травки купить фруктового сока и в свою очередь угостила их хорошим жарким с картошкой и салатом.

Рейнольд, голодный как волк, проигнорировал приличия и в один присест проглотил мясо с помощью пальцев, а затем то же проделал и с овощами.

Я шепнула ему по-немецки.

– Не торопись, мужик. Порежь мясо и веди себя, как человек.

Но было поздно, он уже все съел! Похоже, он по-прежнему был голоден, поэтому я отдала половину своего бифштекса и овощи, и на этот раз он ел медленно и цивилизованно. Мигель вел себя несколько лучше, но все равно чувствовалось, что он не менее голоден, чем его приятель. Вдвоем они подчистили все, что было на столе – пикули, булочки, даже крошки.

В тот день, когда стемнело, мы гуляли вокруг яхт-клуба и наслаждались звуками ночного Сен-Тропеза: юноши на улицах, поющие и играющие на гитарах, музыка, раздающаяся из дискотек, обеденный шум, доносящийся из ресторанов и яхт. Куда бы мы ни шли, везде были музыка, смех и счастье.

Ночью мы с Мигелем занимались любовью. Между нами возникло своего рода притяжение, и мы знали, что можем стать хорошими друзьями и доверять друг другу. Он был не ахти какой любовник, но нам было хорошо вместе, и я чувствовала себя покровительницей по отношению к нему.

Это была первая и последняя ночь, когда мы любили друг друга. После нее мы спали вместе, обнимались и разговаривали, но без секса. Когда мне пришлось переехать в свой одиночный номер, он спал на полу, и это ему, оказалось, нравилось больше, чем кровать.

Еще через день парням нужно было уезжать. У них были друзья в Париже, поэтому они покинули Сен-Тропез со спальными мешками и рюкзаками на спине и с двумястами франков (пятьдесят долларов), которые я засунула в кошелек Мигеля. Мы вместе хорошо провели время, но как всем странникам, которыми мы трое были, пришла пора сказать «прощай» и продолжить свой собственный жизненный путь.

 

22. МАМА, ПОСМОТРИ… ОНИ ГОЛЫЕ!

Последний и короткий роман в Сен-Тропезе был у меня с обыкновенным бельгийским предпринимателем, которому было около пятидесяти лет. Однажды в полдень мы встретились в «Лестнице», когда он по-старинному галантно отпустил мне комплимент и осведомился, не буду ли я так любезна, чтобы принять приглашение отобедать. Я чувствовала себя одинокой, он тоже был одинок, поэтому я с удовольствием согласилась. Он был одет, как одеваются банкиры, не очень изысканно, но он был симпатичен и привлекателен, а главное, мужественен, и я сразу же поняла, что это открытый, прямой и честный человек. Его звали Фердинанд (и это не шутка!).

Обед для нас выбирал Фердинанд. Мы начали с супа по-фламандски (луковичный сок с картофелем), густо заправленного сливками и маслом. Суп был прост и превосходен. Но мне захотелось чего-нибудь необычного, поэтому для меня Фердинанд заказал турецкое блюдо, включающее в себя баклажаны, помидоры, лук, смородину и пряности. Подали его на манной лепешке, пропаренной на бульоне. Еда оказалась великолепна – неповторимый вкус.

Для себя же Фердинанд заказал мелко нарубленные цыплячьи грудки с сушеными персиками, миндалем, изюмом без косточек, помидорами, перцем, луком, чесноком и морковью. Я не могла удержаться от соблазна, чтобы не попробовать, и на вкус это было так же прекрасно, как и на вид. Что касается вина, то Фердинанд заказал сладкое белое бордо «Шато д'Икем» и был особенно доволен, что оно урожая 1967 года. Он огорчился, когда я отказалась отведать вина, но когда я объяснила, что не пью, он это понял и больше не настаивал, чтобы я выпила с ним, как это делают многие пьющие.

Мы испытывали соблазн взять мороженое со свежей малиной, но в конце концов умеренность одержала вверх, и мы попросили счет. Естественно, счет был довольно внушителен, но одним из самых любимых удовольствий для Фердинанда было хорошо и плотно поесть, и он сказал, что обед стоил каждого заплаченного за него сантима.

Мы остановились в одном и том же отеле, и поскольку нам было уютно вместе, мы решили и ночь провести вдвоем. Фердинанд был гурманом не только в еде и приятно удивил меня своим искусством любить. Он не выглядел Дон Жуаном, по которому стали бы сохнуть все, встреченные им, женщины (я в том числе). Он был обычен, молчалив, сосредоточен. Но под маской обыденности скрывался опытный любовник, воспринимающий секс со вкусом и фантазией. Он за одну ночь трижды довел меня до оргазма, что было превосходно для того, кто был со мной в первый раз.

Следующий день мы провели вместе, но он предупредил: через сутки к нему приедет семья.

– Давай как можно лучше проведем оставшееся у нас время, – предложил он, и я была довольна его прямотой и хорошим отношением ко мне.

В объятиях друг друга, когда наслаждение перемежалось с душевными разговорами, нас застало солнечное утро. А в полдень мы встретили друга его детства, Клода, который отдыхал в Сен-Тропезе с женой, сыном и дочерью.

Вшестером мы пообедали в тот вечер, правда, с меньшим присутствием экзотики, чем с Фердинандом накануне. Клод был невысокий, крепкого телосложения мужчина, глаза которого лукаво искрились. Аннет была выше мужа и очень красива со своими блестящими черными волосами, светившимися счастьем зелеными глазами и не исчезавшей улыбкой. Их сын Марк, десяти лет, походил на Клода, а дочь Мишель была вылитой копией Аннет.

Это была счастливая семья, веселая и дружелюбная. Было очень приятно сидеть с ними за обеденными столом. Дети оказались хорошо воспитаны и смышлены, и наш обед проходил радостно и оживленно.

После обеда Аннет отвела детей в гостиницу. Потом мы, четверо взрослых, расслабились часок за напитками на террасе кафе и решили поехать на пляж в Памплону.

Стояла одна из тех летних, прелестных теплых ночей в Сен-Тропезе, когда луна и все звезды высыпают на небо. Море днем было очень бурным, и сейчас еще волны не успокоились и взлетали выше обычного. С легким шумом они выплескивались на берег.

Пляж был совершенно пустынен, поэтому мы припарковали машину Клода поблизости от нескольких других оставленных машин и разделись донага. В таком виде, только с полотенцами, а я еще и с сумочкой в руках, в которой находились наши немногочисленные ценности, мы направились к воде.

На пляже в спальных мешках лежали хиппи и, казалось, крепко спали. Было около двух часов ночи, когда мы добрались до воды, начали брызгаться и шалить друг с другом. Море было относительно теплым, однако ветер дул сильный и пронизывающий. Мы, борясь с волнами, заплыли довольно далеко.

В свете полной луны, плывя в море, я увидела смутные силуэты, маячившие на пляже. Я позвала Аннет, которая была ближе всех ко мне, а затем Фердинанда и Клода. Мы поспешили на берег, но было уже поздно.

Тени на пляже оказались одетыми людьми, которые при нашем приближении обратились в бегство. И не зря. Моя сумочка исчезла вместе с ключом от взятого напрокат мопеда, двумястами франков (пятьдесят долларов), часами Клода, кольцом Аннет и четырьмястами франков, принадлежавшими Фердинанду.

Оба мужчины исчезли очень быстро, а мы не были одеты, чтобы пуститься за ними в погоню, правда, кричали им вслед:

– Дерьмо, ворье поганое!

Французское слово «merde» – «дерьмо» – очень удобно, когда хочется произнести английское слово «shit» – «говно» в порядочном обществе. Люди сцены желают друг другу «merde» на счастье в день премьеры, а несколько лет тому назад газеты облетело заявление премьер-министра Канады Пьера Трюдо толпе заговорщиков – «mange la merde» («жри дерьмо»), хотя один из репортеров предположил, что Трюдо просто напомнил им, что уже наступило время ленча!

К счастью, воры оставили наши полотенца, поэтому мы быстро вытерлись и бросились к машине в надежде, что сможем догнать их. На нашу удачу Клод спрятал ключ зажигания в бардачке, а не в моей сумочке. Но мы оставили дверь открытой, и вся одежда пропала.

Полотенца едва сходились на наших талиях, поэтому можно представить, в каком виде нам предстояло вернуться в отель в три часа утра. Кроме этого, Фердинанда ожидало неприятное объяснение с супругой, прибывающей завтра, по поводу исчезновения костюма.

Машина, к счастью, завелась, однако огни не загорелись. Эти подонки, очевидно, пытались включить зажигание и угнать машину. Это им не удалось, но они повредили электропроводку.

Несмотря ни на что, в нас еще сохранилось чувство юмора, и это было кстати. Нам предстояло совершить обратную поездку в Сен-Тропез без огней. Единственное, что мы могли придумать – ехать медленно и очень осторожно, с приоткрытой дверцей, так как освещение салона действовало и хоть в какой-то мере могло обозначить нас для встречных машин.

У нас было несколько опасных моментов, должна признаться, и мы испытывали огромное напряжение, пока не подъехал молодой мужчина в «рено» и не предложил свою помощь. Хотя он направлялся в другую сторону, но любезно развернулся и довел нас до Сен-Тропеза (ехали за ним). Мы испытали невероятное облегчение и были очень благодарны.

Добравшись до городской площади, где находился наш отель, мы ощутили замешательство – предстояло выйти из машины почти голыми. Мужчина, сопровождавший нас, при одном взгляде на эту картину истерически расхохотался. Мы рассказали все, что с нами случилось, и хотя он явно сочувствовал, все же не мог удержаться от гогота, похлопывания себя по ляжкам, а нас – по голым плечам. Он очень торопился домой и собирался поведать эту историю жене, хотя, вероятнее всего, она обвинила бы его в сочинении небылиц, чтобы оправдать позднее возвращение.

Мы были в идиотском положении, поэтому не могли пригласить его опрокинуть с нами стаканчик-другой, но зато, от всего сердца поблагодарили и пообещали отплатить сторицей при следующей встрече.

Мы больше не увиделись, но если, дорогой сэр на красном «рено-12» 1972 года, вам придется читать эти строки, мы снова благодарим вас. Если жена до сих пор не верит в ваше алиби, представьте ей доказательство в печатной форме!

 

23. ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛАРРИ

В течение всего времени, пока я находилась в Европе, я приглашала приехать ко мне старого дружка Ларри, но дела не позволяли ему. По-своему я скучала по его обществу – он был моим большим и преданным другом в Нью-Йорке – и я, естественно, хотела увидеться с ним снова. Наконец, в начале июля, он смог вылететь и провести со мной целых три недели. Это была его первая поездка в Европу, и, полагаю, я была взволнована точно так же, как и он.

К этому времени я ощущала себя чуть ли не уроженкой Сен-Тропеза и была хорошо подготовлена, чтобы стать его гидом и переводчицей. Мы с Ларри целыми днями валялись на пляжах, исследуя их, попивая напитки в кафе и разъезжая по окрестностям в арендованном «фольксвагене». Вечерами я знакомила его с достопримечательностями французской кухни, позднее мы возвращались в нашу комнату и уже на свой манер практиковались во французской кухне. В конце концов мы два месяца не были вместе, и у нас было достаточно времени, чтобы наверстать упущенное. Что мы и делали!

Некоторые дни мы практически все время проводили на пляже, возвращаясь в гостиницу только для полуденного часового отдыха (ложились в постель, это точно, но очень редко спали!), а затем снова шли на пляж.

В другие дни мы объезжали некоторые укромные уголки в городе. Например, старая церковь, ставшая музеем, где размещается хорошая коллекция живописи, в том числе и работы импрессиониста Анри Матисса, приемного сына Сен-Тропеза конца прошлого столетия, есть и сельские пейзажи Мориса Утрилло. Замечательно также собрание мраморных скульптур и бронзовых статуй. Ларри был в восхищении от морского музея, который является частью средневековой цитадели. Помимо морских пейзажей и различных диковинок, мы были заворожены моделями парусников и пароходов. С цитадели открывался великолепный вид на сверкающее в лучах солнца Средиземное море и покрытые лесами вулканические сопки Эстерель и Маурес.

Дни текли прекрасно. Пляжи, лодки, тела – все это возбуждало Ларри, и, поскольку это так много значило для него, я словно бы тоже все это переживала заново. Как всегда, люди были гостеприимны и дружелюбны, и Ларри с трудом привыкал к той разительной перемене, которую он испытал в один день, покинув громадный безликий Нью-Йорк и очутившись в Сен-Тропезе, где его встретили как старого и давно потерявшегося друга.

Я познакомила его с Лео, Марикой и Фредой, и мы даже пообедали с Хоффманами, как я и надеялась. Это был хороший вечер, и, наверное, он помог понять, до какой же степени они мне нравились. Хорошо, что у нас состоялся душевный разговор, и мы расстались под впечатлением его. Ежедневное общение иногда слишком трудно регулируется на ранних стадиях дружбы, и возможно, пытаясь убыстрять события, мы разрушаем что-то очень редкое и ценное.

Однако пройдя сквозь неурядицы и непонимание, мы сейчас, кажется, находились на вершине нашей дружбы. Лео и Марика скоро собирались уехать из Сен-Тропеза, я и Ларри тоже. Они решили закатить в Раматюэлле отвальную вечеринку, и, безусловно, мы были в числе приглашенных. Я знала, что это будет больше, чем обычная вечеринка, и сомневалась, что захочу делить Ларри с кем-нибудь во время свинга, потому что все это время ревниво наслаждалась им сама. Я знала, что и Ларри не нравятся массовые оргии. Но мы с удовольствием и охотой пошли. Боже, какая была ночь!

Я сама уже написала об этом фантастическом свинге, но когда Ларри, Серебряный Лис, решил несколько месяцев назад написать книгу «Моя жизнь с Ксавьерой», я позволила ему использовать эту историю, так что не буду повторять ее здесь. Достаточно сказать, что эта оргия не походила ни на одну, в которой я участвовала. Ларри и я чувствовали себя очень близкими, мы кричали, стонали, смеялись и безумствовали на протяжении многих часов.

 

24. НАПРАВЛЕНИЕ НА ПЕНТХАУЗ

Можно вообразить себе, что открыть роскошный отель и казино на югославском острове коммерчески так же выгодно, как, к примеру, открыть кошачий отель на Файр Айленд. Возможно, место выбрано хорошо, но рынок ограничен.

Однако игра против правил это именно то, чем занимается Боб Гуччионе, издатель журнала «Пентхауз», и его клуб «Пентхауз Адриатика на острове Крк (да, именно так пишется и произносится название этого острова – Кррррррк!) предназначен для привлечения игроков самого высокого класса из Соединенных Штатов и Европы.

Место здесь превосходное: укрытое от ветров и стихии побережье с пляжем, «всегда купающимся в лучах солнца.

Боб пригласил меня приехать на открытие клуба, в котором помимо меня должны были принять участие люди, способные повлиять на привлечение игроков, рыскающих по всему миру в поисках объекта, достойного приложения их усилий.

Остров Крк упрятан в северной части Адриатического моря. Добраться сюда не очень легко. Ларри и мне пришлось лететь на восток через северную Италию до Венеции, а затем до Триеста. А уже оттуда на машине мы пересекли югославскую границу.

В конце нашего изнурительного путешествия, которое включало переправу на остров на пароме, нам оказали прием, все чаще практикующийся в отелях в наши дни. Нам было отказано в комнате. Потребовались звонок Гуччионе и вмешательство одного из его помощников, чтобы мы получили шкаф для белья, в котором должны были жить. Не зря они вывесили надпись: «Без животных», потому что, поверьте мне, там негде было даже поместить кошку, не говоря уже о «кошечке».

Шкафы оказались маленькими для наших чемоданов, поэтому значительная часть пожиток валялась кучей на полу. В большинстве комнат стояли односпальные кровати, а стенки были настолько тонкие, что малейший храп был слышен на любой из них. Все это не могло не беспокоить нас. И не только это. По комнате нельзя было пройтись, чтобы не наткнуться на стул и не своротить со стола всякие безделушки. Впервые я ночевала в подобном отеле, который числился как «первоклассный».

Однако рекреационная зона отеля была великолепной и полностью возмещала все недостатки жилых помещений. Огромное лобби было роскошно обставлено, а потолок очень высок. Два бассейна – один внутри, а второй – снаружи – были олимпийских размеров и оборудованы саунами. Фасад отеля поражал красотой белого камня, который нельзя найти в Средиземноморье, и великолепно вписывался в синеву моря и голубизну неба.

Сады, украшенные скульптурой, тоже производили впечатление; над ними, очевидно, изрядно поработали; их происхождение можно объяснить только за счет дешевой рабочей силы. Для спортсменов имелись теннисные корты, а для прочих – сказочная страна развлечений – столы для игры в пул, кегельбаны и игральные автоматы.

Из-за языкового барьера обслуживающий персонал не соответствовал норме. Но свой недостаток они восполняли обхождением и желанием угодить.

Вы попросите хлеба, а вам принесут соль. Попросите соль – принесут бутылку вина. Попросите вина, и, кто знает, может быть, вам покажут, как пройти в туалет. Это забавно. И нельзя гневаться на того, кто явно хочет услужить. Мы просто расслабились и перестали обращать на это внимание.

Азартная игра происходила в казино, открытом до четырех утра. Туда вел вход из лобби. Нет, это не для меня. К четырем утра мне хотелось иметь под рукой нечто другое, а не копейки (или большую сумму). Здесь были рулетка, столы для игры в блэкджек, крепе и шемин де фэр, пользовавшиеся такой популярностью, что места за столом для игры в крепе продавались барыгами.

Все крупье были англичане, притом с лондонским воспитанием, многие из них – женщины или, как называл их Боб, хозяйки, любимицы «Пентхауза». Их костюмы не давали пищу для воображения. Или, сказала бы я, оставляли много места для воображения. Одежды, прямо скажем, было на них мало, поэтому многие мужчины стояли у столов с очень возбужденными членами.

Во время открытия клуба в отеле не работал кондиционер, и было невыносимо жарко. Однако, мужчины толпились у столов, пот скатывался на их обеденные костюмы, а в это время их жены сидели на террасе и услаждались прохладительными напитками до рассвета.

Менеджер казино сказал мне, что они пытались достать электрические вентиляторы для казино, чтобы не взыскивать каждый вечер штрафы за нарушение общественного порядка. Один или два раза было настолько жарко, что некоторые мужчины, стоявшие у столиков, разделись до пояса, побросав одежды на пол.

Впрочем, казино находилось в младенческом возрасте и существовали планы (не только на бумаге) оборудовать каждую комнату кондиционером. Кроме того, планировали поставить игральные автоматы и обустроить для игроков кинозал, которым они могли бы пользоваться в дождливые дни.

Великолепный пляж находился всего в пяти минутах ходьбы от отеля и обычно не посещался местным населением. Он был расположен довольно далеко от нудистского пляжа, который – вы не поверите – я так и не посетила. Одной из причин этого был бассейн. Он настолько расслабляюще действует, когда сидишь на его краю, а тебя угощают напитками со льдом, что нет желания куда-либо идти.

Казино являлось попыткой югославского правительства вступить в большой туристский бизнес. Боб Гуччионе формально возглавлял казино и отель, а фактически он принадлежал г-ну Тито и его подчиненным, которые очень быстро объявлялись, когда требовалось принять какое-либо решение. Подозреваю, что Боб, который заключил сделку с целью извлечения прибылей из казино и определенного процента прибылей от помещений, построив их за свой счет, медленно сходил с ума от очередной встречи с бюрократами, каждый раз требовавшими починки какого-нибудь водопроводного крана.

Возможно, они были чересчур осторожны и осмотрительны. Но поскольку Югославия коммунистическая страна, к тому же единственная, порвавшая с Москвой, наверно, у них есть основания быть осторожными и осмотрительными. Но все-таки тяжело наблюдать, как эти люди стараются делать бизнес с Западом, где время – деньги.

Понятно, почему они пошли на сделку с Бобом. Он собирался создать здесь нечто вроде Лас-Вегаса, приманку для всемирно известных игроков, таких же выгодных и заманчивых условий для них. Они бы не только занимались игрой и снимали комнаты в отеле, с их приездом на страну обрушился бы золотой дождь, ведь попутно они стали бы посещать такие великолепные курорты на югославском побережье, как Дубровник.

Идея великолепна. Но Восток есть Восток, а Запад есть Запад. Например, мысль втиснуть местных красивых девушек в костюмы, которые без всякого сомнения, были обязаны своим происхождением Чикаго, была не столь уж блестяща. Эти девушки должны быть одеты в национальные костюмы, которые производят просто ошеломляющее впечатление и более привлекательны для туристов, впервые приехавших в страну. По той же самой причине они не нуждаются в макияже и приклеенных ресницах, которые их обязывают использовать.

Затем, проблема финансов. Официанты зарабатывают в месяц около шестидесяти долларов. Это цена хорошего обеда для двоих в ресторане отеля. Но официанты казались счастливыми. Возможно, им нравилось играть в капиталистов. Кто знает? Мы скоро обнаружили, что, если хочешь оставить чаевые и быть уверенным, что официант их получит, не надо вписывать их в счет. Мы давали их наличными. Все чаевые, включенные в счет, никогда не доходили до обслуживающего персонала, и, вероятно, шли в доход государства.

Официанты были так раболепно преданы системе, что никогда не рассказывали нам о тонкостях с чаевыми. Мы узнали это из других источников. Когда мы в конце обеда или ужина включали чаевые в счет, они только улыбались, зная, что в их карман не попадет ни динара.

Потом нас научили оставлять чаевые наличными, как это делало большинство американцев; чаевые за один вечер часто превышали месячный заработок официанта. Но все выглядело по-другому, когда обедать приходили югославы. Они наедались до отвала и оставляли в качестве чаевых четыре динара – около четырех центов.

Обслуживающему персоналу, не занятому в этот день на работе, запрещалось расхаживать по отелю. Дружеское общение с иностранцами не разрешалось. И даже девушки – продавщицы лавочек в фойе отеля не могли свободно общаться с дружелюбно настроенными покупателями. С высокопоставленными гостями выпить рюмку или даже отобедать разрешалось только менеджеру или другим высоким чинам администрации.

Нельзя сказать, что у обслуживающего персонала было много свободного времени. Казино, например, открывалось в четыре дня и работало двенадцать часов. Когда у них выпадало свободное время, они обычно направлялись к морю и солнцу, чтобы подзарядиться энергией. Другие предпочитали соснуть часок в полдень, что крайне необходимо при напряженном рабочем дне.

Многие гости проводили время не только в казино или бассейне, а увлекались водными лыжами, подводным плаванием, парусным спортом, рыбалкой, теннисом или пинг-понгом. Некоторые приезжали сюда даже со своими клюшками для гольфа. Однако, возможности для игры в гольф на острове были ограничены, и по возвращению домой туристам нечем было особенно хвастаться. А что за отдых без хорошей дырки, извините за выражение?!

Как-то вечером два высокопоставленных служащих отеля – Лу и Златко – пригласили Ларри и меня в ресторан небольшой рыбацкой деревушки Малинска. Она состояла из нескольких крохотных домишек, ютившихся у волнореза, где на якоре стояли рыбацкие суда, и симпатичной гостиницы, там и находился ресторанчик. Внутри он был отделан резьбой по дереву, а деревянные скамейки с подушками выглядели по-настоящему старинными, отражая крестьянское происхождение живущих здесь людей. Все это было прелестно.

Никакой неразберихи с заказом блюд не было. Лу со скоростью звука на местном наречии объяснился с официантом, в то время как Ларри и я просто сидели и ждали. Ресторан специализировался на креветках, которые всего полчаса тому назад наслаждались безмятежной жизнью на дне моря.

Златко был гурманом – в вине, пище и женщинах, как позднее я узнала. Но, если бы в данный момент он был поставлен перед выбором – я или креветки, вероятно, верх одержали бы последние.

Креветки и в самом деле были нежными и отлично приготовленными, а принесли их хорошенькие официантки с улыбкой на милых славянских личиках.

Вы помните сцену из фильма «Том Джонс», где Том ужинает со своей подружкой по постели и каждый их смачный, аппетитный глоток свидетельствует о получаемом наслаждении? Нечто подобное увидела я, наблюдая за Златко.

– У меня можно в любое время отобрать женщину, – сказал он, вытирая подбородок, – но креветки – никогда.

Эта фраза одновременно и понравилась мне, и вызвала раздражение. Его манера есть заключала в себе что-то экзотическое, однако я, по какой-то странной причине никогда не увлекалась рыбой или дарами моря. Поэтому я и сидела перед громадным дымящимся блюдом с цыпленком в паприкаше.

В то время как я следила за Златко, поглощавшим креветки дюжинами, Лу рассказывал нам истории об острове, когда-то носившем название Веглиа, пока его берега не захлестнула одна из многочисленных войн…

За пятьсот лет до этого островом владели греки, и одно время он назывался Курикта. Следующую тысячу лет он принадлежал римлянам, которые покинули его, чтобы защищать свою умирающую империю. Потом островом завладели славяне. Он был под их господством с 500 г. н.э. примерно до 1100 г. н.э., когда на нем высадились венецианцы и водрузили свой флаг, а потом эстафету перехватил Наполеон, включив остров в состав своей империи в конце XVIII века.

В 1814 г. в результате очередного дележа остров перешел к Австрии. Затем, когда Австрия в 1914 выбрала себе неудачного союзника и потерпела военное поражение, он перешел к итальянцам. А в конце Второй мировой войны остров достался людям, которые на нем живут, югославам. Однако, бьюсь об заклад, что жгучее средиземноморское солнце сделало свое дело, и в жилах местных жителей течет греческая, римская, итальянская и австрийская кровь. Одно время остров и большая часть Югославии управлялись семейством Франко Пани, которое в 1739 году было зверски вырезано за неудачную поддержку австрийского короля Фердинанда. Сегодня на острове 14 тысяч человек, есть школа, выпускники которой отправляются продолжать образование в университет на материке.

Я спросила у Лу, почему остров выглядит таким скучным и заброшенным. Он сказал, что морские ветры разносят соленую пыль, а соль убивает все живое. Когда-то Крк был покрыт деревьями, которые давали укрытие от ветров, обеспечивали жизнь растений. Но венецианцам была необходима древесина для восстановления Венеции, поэтому они подчистую вырубили все деревья – ранний пример бездумного использования естественных богатств. Во время их господства остров приобрел нынешний безжизненный вид, хотя, если теперешнее состояние Венеции свидетельствует о чем-нибудь, то, очевидно, боги мстят за это надругательство – Венеция медленно опускается в море.

После обеда, когда мы возвращались в гостиницу, я спросила, как настроены местные жители – югославы относительно казино и отеля – капитализм в коммунистической стране. Он ответил, что они не против. Им нравится получать большие деньги и они относятся с завистью к приезжающим сюда богатым американцам. Они не стали жадными или нахальными – пока еще – и с таким же усердием обслуживают югославов, как и иностранных туристов с толстыми кошельками. (Хотя Лу считал, что они в конце концов станут уделять больше внимания американцам.)

В самом отеле останавливалось большое количество европейцев – итальянцы, французы, немцы и даже отдельные русские. Однако, в игре, главным образом, участвовали американцы и несколько немецких толстосумов, поскольку югославам было запрещено посещать игорную зону; и в самом деле, местная валюта там не принималась. За столиками царствовал доллар.

Совсем стемнело, когда мы шли через пляж к отелю. Воздух был наполнен криками, стонами, всхлипываниями. Златко объяснил, что ночные часы на открытом воздухе очень популярны, и этот пляж видел такую поршневую работу, какая не снилась и старинному паровому молоту. Возможно, это был единственный пляж в мире, где песок получался не только за счет постоянного воздействия волн на скалы.

Я не могла по достоинству оценить эту сексуальную деятельность, потому что никогда не имела дела с югославами. Но затем я познакомилась с Владимиром…

 

25. МУЖЕСТВЕННЫЙ ВЛАДИМИР

Владимир был фотографом из Монтенегро, что на юге Югославии… Невообразимо красивый мужчина, с телосложением медведя, черными блестящими волосами, высоко поднятыми славянскими скулами и улыбкой, которая заставляла любую женщину сказать: «Возьми меня!». Мы поехали в удаленную часть острова, чтобы сделать несколько моих снимков – как в одетом, так и в раздетом виде, одни из них предназначались для «Пентхауза», а другие для моей частной коллекции. (Когда-нибудь я подарю их Смитсонианскому институту исключительно для того, чтобы увидеть их реакцию.)

Я лежала на пляже, голая, стимулируя соски, дабы они выглядели на снимках возбужденными и стоячими, когда Владимир посмотрел на меня и сказал по-итальянски:

– Если я когда-нибудь буду с вами в постели, я разрушу вас своей страстью и неистовством.

– Нечто подобное говорили мне многие мужчины, – ответила я.

– Но никто из них не был родом из Черногории. Я взглянула на него – длинные, черные, как воронье крыло, волосы, сильная, черная, заросшая грудь и чувственный рот, окаймленный свисающими усами – и мне захотелось узнать, правда ли это или просто обычное латинское бахвальство.

Тогда я еще не знала, что район Монтенегро славился как родина страстных людей, неистовых любовников, которые буквально разрывали друг друга на части в пароксизме страсти. Они казались спокойными, очаровательными, послушными до тех пор, пока не касались пружин кровати – тогда они теряли разум.

Несколько дней спустя Владимир сидел рядом со мной у бассейна, Ларри отсутствовал, а на Владимире были короткие трусики, которые даже не прикрывали высовывавшиеся шелковистые волосы. Я лежала и потягивала апельсиновый сок.

– Ты просто бахвалился, – сказала я.

– О чем ты? – спросил Владимир, вздрагивая. Женщины обычно не говорят подобным тоном с мужчинами на его земле.

– О том, что жители Монтенегро сверхлюбовники. Я побеседовала с одной из здешних девушек, и она сказала, что все это сущая болтовня.

– Это которая девушка? – возмутился он, обводя вспыхнувшими глазами выполняющих свою работу девушек, как будто мог показать обидчице, где раки зимуют.

– Неважно, которая. А вот то, что она так говорила, это точно.

– Я ее сломаю пополам.

– Как же я узнаю, что это не просто болтовня?

– Приезжай ко мне на виллу… если только осмелишься, – ответил он.

С этими словами он прыжком поднялся на ноги и на цыпочках, будто ожидая нападения врага в любую минуту, отправился домой. Я полагаю, что у него на уме уже был враг. И им была я.

Я подумала, не пойти ли за ним. Дразнить мужчин – занятие, в которое я никогда не верила. Но для большинства женщин в моей родной стране это естественное времяпрепровождение. Сейчас я была поставлена перед дилеммой – если я не пойду, то буду виновата в чем-то, во что не верю. Если же пойду… Хорошо, возможно, он не пытался обмануть меня, и я получу то, что мне причитается.

Я приняла решение извиниться и объяснить, что я просто пошутила. Его вилла находилась неподалеку, мы недавно побывали там. Поэтому я прошла к ней, постучала в дверь и окликнула его по имени. Дверь быстро открылась, и на пороге стоял он – абсолютно голый.

Я сказала:

– Послушай, Владимир…

Это были мои последние слова в течение следующего часа. Он просто выкинул вперед длинную волосатую руку и втащил меня в дом и на кровать. Случившееся несколько смазано в моей памяти. Я обрывочно вспоминаю, как с меня с треском срывают платье и перед моими глазами маячит огромный стоячий пенис. Раздевал он меня со сноровкой Атиллы, вождя гуннов. Я всегда доверяла старинной пословице:

«Если насилие неизбежно, лежи спокойно и получай от него удовольствие». Именно так я и сделала.

Я никогда не была искусна в акробатических трюках во время траханья, но на этот раз не было выбора. Меня швыряли, как тряпичную куклу. Он держал меня головой вниз, обсасывая мою промежность. В следующий момент я уже стояла на четвереньках, и меня толкали по всей комнате, как будто сзади находился бульдозер. Затем, помню, я сидела на постели в позе орла, а в меня, потрясая мои легкие, вколачивали длинные, громадные сваи; затем я уже была на боку, а он держал меня горизонтально своими длинными сильными руками. У него был член, как у быка, и даже при моих вагинальных способностях он входил в меня, как громадный кол.

Неожиданно я оказалась повернутой лицом к стене и буквально (и иносказательно, тоже) поползла по ней вверх. Он в это время выкрикивал что-то в высшей степени романтическое на своем родном языке. Я думаю, что фразы были именно романтические – ведь не спрашивал же он у меня, который час.

Потом я глядела в окно, хотя на улице меня ничего не занимало. Моя голова дергалась в окне, как взбесившаяся механическая кукушка в часах. Затем он скатился на спину на пол, увлекая с собой меня, и мы совершили обратное путешествие на кровать, а Владимир все продолжал трахать меня с остервенением маньяка. Неожиданное, резкое движение тела, и мы снова в постели, и все это ни на секунду не вытаскивая свой член из меня.

В первый раз за все время он взглянул мне в глаза.

– Ну как, это все вранье? – спросил он.

– Ну… – сказала я. Мне не следовало выказывать сомнение. Он подсунул руки под мои ягодицы, оторвал мои бедра от пола и с силой насадил меня на свой член, как игрушку… которой, полагаю, я и была.

Это продолжалось бесконечно. До тех пор, пока мы не кончили с таким неистовством, что одна из ножек кровати отлетела, и мы оба очутились на полу, все еще не разжимая объятий. Я была избита, измята, исцарапана и буквально разодрана на куски, когда громадной силы поток его спермы, как из пожарного ствола, излился в мои внутренности.

Я была полностью опустошена. Владимир вытащил свой член, он был таким же большим, как и вначале.

– Сейчас ты веришь? – спросил он.

У меня уже не было сил спорить с ним.

– Верю, – сказала я.

– Хорошо.

Он бережно поднял меня, отнес на кровать и медленно, мягко и нежно стал любить, как будто массажируя всё раны и ссадины, нанесенные ранее.

После всего он умело одел меня, похлопал по ягодицам и сказал:

– Если кто-нибудь будет у тебя спрашивать, какие же любовники уроженцы Монтенегро, что ты им ответишь?

У меня не было ни желания, ни сил пройти все это сначала. Ни сейчас, ни позже.

– Фантастические, – выдохнула я.

– Хорошо. А сейчас тебе надо уходить. Он выпроваживал меня, и причина была очевидна. Раздался стук к дверь. Когда я выходила, он впустил в дом местную крестьянскую девушку, широкобедрую славянку с неимоверно большими грудями.

Я не могла поверить этому, но не собиралась болтаться где-нибудь поблизости, чтобы узнать правду. Я была просто закуской, так, чтобы заморить червячка: главным блюдом была она.

С дрожью в коленях, с сильной слабостью я добралась до отеля; все мое тело болело, а одежда имела жалкий вид. Трусы превратились в клочья, словно были зажаты вращающейся дверью.

Я плюхнулась на постель почти без сознания. Во мне находилось около шести галлонов спермы и при каждом движении тот или иной мускул буквально молил о пощаде.

К приходу Ларри я уже немного пришла в себя. Но вряд ли было похоже, что я вернулась с чаепития у викария. Ларри обозлился, как черт, требуя ответа, кто это был и почему я это сделала.

Поверил бы он, если бы заявила, что меня изнасиловали? Никоим образом! Поэтому у нас произошла одна из тех глупых ссор, которые являются частью любых отношений, но к обеду мы помирились, и я с такой жадностью его поглотила, будто не ела три дня.

Позднее, за прохладительными напитками на террасе, к нам присоединился Лу, и разговор постепенно перешел на мужские журналы в Югославии. Он представил нас издателю одного из них, под названием «Адам и Ева», издатель в это время гостил в отеле. Его журнал, который он показал, имел фотографии высокого качества, и по формату они были схожими с фотографиями «Пентхауза».

Издатель рассказал, что пять лет тому назад и речи не могло быть о выпуске журналов подобного рода. Однако, в последнее время обстановка смягчилась, а власти стали более либеральны. Сейчас информативные колонки и фотографии на сексуальные темы стали весьма модными.

Во время разговора мы услышали первую югославскую сексуальную шутку. Очень часто анекдоты не переводимы, но, посмотрим, что вы скажете об этом:

Три югославские девушки хотели стать деревенскими проститутками, и хотя поле деятельности было обширным, они чувствовали, что им недостает опытности парижских шлюх. Поэтому они отправились за наукой в Париж, обещая вернуться с приобретенными знаниями.

Все жители деревни проводили их и пожелали удачи. Через несколько месяцев только две из них вернулись домой.

– А где же третья? – потребовали ответа сельчане.

– Она осталась в Париже для дальнейшего обучения.

– Как так?

– Она завалила французский устный!

Однако, я отклоняюсь от темы. Наша идиллия на острове скоро пришла к концу, и мы с Ларри на машине, взятой напрокат, отправились на север.

Покидая паром, мы бросили прощальный взгляд на остров… угрюмый, скалистый Лас-Вегас на Адриатике, принадлежащий коммунистам, управляемый капиталистами и посещаемый первоклассными игроками со всего света. Странное сочетание, которое никогда не ставилось под сомнение местными жителями… добрыми, приятными людьми, которые казались довольными и счастливыми своим местом в жизни.

Это был большой праздник. Странный, но хороший. В то время, как Ларри вел машину на север, я подумала, а не предложить ли сделать небольшой крюк с заездом в Монтенегро. Затем я взглянула на свой расцарапанный локоть и решила не возникать!

Мы все дальше углублялись на север, возвращаясь в Италию, – вначале в древнюю и красочную Верону (где можно увидеть подлинные дома семейств Ромео и Джульетты), а затем в Милан.

Мы с Ларри провели несколько дней в Милане, где в то время жила моя прелестная подруга Фиона. Времени на обстоятельное знакомство с городом не оставалось, поэтому я решила вернуться одна позднее.

А сейчас мы направлялись в Швейцарию.

 

26. КСАВЬЕРА ПОДНИМАЕТСЯ В АЛЬПЫ

Помните великолепный фильм Орсона Уэллса и Джозефа Коттона «Третий мужчина»? Помимо всей этой цитровой музыки я отлично помню персонажа по имени Гарри Лайм, который обронил следующую остроту: «Швейцария существовала вечность… и все, что она когда-либо произвела на свет стоящего, это часы с кукушкой!».

Грубовато, но в высказывании имеется зерно истины. Подобно голландцам, швейцарцы вялы и флегматичны; они не случайно стали мировыми банкирами. Хотя в этом есть свои преимущества и недостатки. Швейцарцы предприимчивы, бережливы и испытывают почтительное уважение к закону, как бы мелочен он не был. А это, в свою очередь, приводит к определенному отсутствию «божьей искры» в мышлении.

Однако выше сказанное с лихвой компенсируется почти вылизанной чистотой страны и полным отсутствием политических беспорядков, которые время от времени на части раздирают другие европейские страны.

Поэтому, когда Ларри и я вынырнули из туннеля под Мон-Бланшем по пути из Милана в Цюрих в той же самой нанятой нами машине, мы очутились в совершенно ином мире. Впереди нас ожидала встреча с народом, обладающим спокойным темпераментом, мягкими манерами и цветущим, здоровым видом.

Девушки были опрятны, милы и все еще носили мини-юбки, открывающие их стройные, бронзовые от загара ноги; их пышущий здоровьем вид говорил о том, что они много времени проводили на открытом воздухе. Немногие из них были толстушками, отличались слишком пухлым бюстом или задом, столь характерными для большинства женщин в Италии… Швейцарские мужчины в большей степени джентльмены, чем их южные коллеги, но не так очаровательны и не бывают столь же счастливы, когда им удается ущипнуть или потискать бабенку, должна я сказать.

Город Цюрих светлый и чистый, с кружащим голову горным воздухом, который переполняет его широкие, красивые улицы. Магазины великолепны, а цены, особенно на кожаные изделия и часы всех видов и типов, чрезвычайно благоразумны. Однако, магазины женской одежды принадлежат богатым старым матронам и в них отсутствует изюминка.

После нескольких быстро пролетевших в Цюрихе дней Ларри предстояло вернуться в Штаты. Честно говоря, я была счастлива снова очутиться одна, свободная как птица. Весь мир принадлежал мне. Со времен Югославии мы были на ножах с Ларри, и я почувствовала, что мы по-настоящему начинаем расходиться в разные стороны.

Я имела экспериментальную встречу с Джиорджио, швейцарским приятелем, когда Ларри еще находился здесь, и это привело к безобразной ссоре. Но когда Ларри уехал, я позвонила еще одному швейцарскому знакомому, и он, подумав, сказал, что сможет провести со мной некоторое время. Однако, оставались еще один или два дня пребывания в Цюрихе, поэтому я объездила прекрасные озера в окрестностях города, беспечно наслаждаясь свободой, как повсюду играющие на гитарах хиппи, не такие, правда, грязные, как их американские братья и сестры; некоторые из них пытались заработать доллар-другой, продавая свои поделки у обочины дорог.

Я ненадолго задумалась о том, как хорошо пожить здесь по-туземному, наедине с природой, однако, я отлично знала, что такое роскошь и слишком сильно к ней привязалась. Кроме того, я жила ожиданием будущей встречи с Андреасом, швейцарским банкиром, с которым познакомилась в Сен-Тропезе.

Он был очень высокого роста – около шести футов и трех дюймов – широкоплечий, хорошего сложения, лет сорока. Через его руки проходит большое количество денег для международных банков, поэтому он, как челнок, снует по всей Европе. У него голубые глаза, сравнительно длинный итальянский нос, он наполовину лыс – результат, как он считает, работы в море и ношения военной фуражки во время службы в армии.

Спокойный и исключительно приятный в общении, он обладает хорошим чувством юмора, но долгие годы работы в международном банковском деле превратили его в циника, никому не верящего на слово. Фактически, он оградил себя чем-то вроде стены, защищающей его. Но если вам удастся пробиться сквозь нее, с ним легко общаться. Тогда шрамы двух его неудачных браков становятся менее заметными.

Он женился первый раз в двадцать лет, а вторично, когда ему было тридцать два года, и каждый брак заканчивался разводом. Он все еще сохранял хорошие отношения со второй женой и очень близок с сыном и дочерью от первого брака.

В Андреасе чувствовался характер, который можно ожидать в человеке, связанным с этим странным миром больших денег. Однако, это не мешало ему оставаться страстным и необузданным любовником. Он занимался делами, как финансовыми, так и постельными, в своем, напоминающем дворец, доме в Мегеве, эксклюзивном и дорогостоящем курорте на французской стороне Альп.

Мы встретились в Сен-Тропезе и общались всего несколько дней. Кое-что о себе рассказал он, кое-что я выяснила сама. Он был богат, знал в совершенстве несколько языков и жил, не стесняя себя в средствах. Он любил все самое лучшее, потому что высокие цены и курортов, и отелей ограждают от компании обычной публики.

Андреас был знатоком женщин, литературы, искусства, музыки, горных вершин и лыжного спорта – пожалуй, его увлечения перечислены в правильном порядке. Он презирал попрошаек, авантюристов, и типов, сшивающихся на игорных площадках и пытающихся жить за чужой счет.

Чтобы убедиться в том, что назначенная у нас встреча состоится, я позвонила Андреасу накануне выезда из Цюриха.

– Андреас, это Ксавьера, – сказала я по-французски. – Я готова выехать.

– А, да, мадам, портфель для вашей тетушки. – Он принял меня за другую Ксавьеру. Или нет? – Я думаю, что несколько дней обсуждения этой проблемы в Мегеве лучше всего помогут принять решение. Вне стен офиса.

Он, несомненно, осторожничал. Имелись ли в его конторе подслушивающие устройства? Или же подслушивали телефонистки? Всегда осторожный Андреас предпочитал не рисковать.

– Я встречу вас в отеле «Президент» в Женеве, – сказал он мне.

– Туда ехать по меньшей мере три часа, – предупредила я.

– Отлично. Я встречу вас в шесть часов вечера. И спасибо за звонок.

Мой скромненький «фиат» устремился на юг со скоростью 150 км в час, со свистом оставляя позади весь транспорт, за исключением редко попадавшихся аристократических «мерседесов», «феррари» или «ягуаров». Внезапно на повороте я очутилась на двух колесах рядом с тысячефутовой пропастью. Я сбросила скорость, пользуясь тормозами, как меня учили; и управление машиной и то, как она меня слушалась, доставили мне удовольствие, которое я раньше никогда не испытывала в огромных американских машинах. Это была такая встряска, что когда я въехала на окраины Женевы, я ощущала себя чувственно возбужденной.

Это наводит меня на другую мысль. Что же такое заключено в движении, если оно располагает женщину к эротике? Я знавала девушек, которые на суше были также активны, как испорченные стиральные машины, а стоило им только ступить на палубу корабля, как они превращались в бредовых нимфоманок. По одной теории, слышала я, это объясняется постоянной ритмичной работой судовых двигателей, которая синхронизирована с собственным ритмом цикла женщины, что вызывает в ее подсознании цепную реакцию раскрепощения от всех подспудно хранившихся запретов. Возможно, то же самое для стюардесс представляют собой реактивные двигатели, чем и объясняется их легендарная возбудимость.

Однако, вернемся к Женеве: я ехала так быстро, что оказалась там на два часа раньше, припарковала машину, прошлась пешочком и посмотрела витрины магазинов.

Женева – традиционная международная столица, остаток тех времен, когда в ней располагалась Лига Наций; тогда считали, что центральное всемирное правительство сможет предотвратить все войны на свете. Одновременно с Лигой Наций в городе обосновались многочисленные международные организации, и вот они вкупе с банками и являются основой города. Городские виды и витрины были так привлекательны, что я опоздала на пятнадцать минут к назначенному сроку. Андреас ждал меня в баре, и его нетерпеливые пальцы нервно отстукивали дробь по стойке. Он уже выписался из гостиницы и ожидал, когда же отправится в Мегеве.

Он поцеловал меня в щеку (в монастырских холлах отеля «Президент» любое другое проявление чувств рассматривалось бы как недозволенное проявление сексуального эксгибиционизма), и мы оба пропустили по рюмочке – для меня обычный апельсиновый сок со льдом.

Я чувствовала себя измотанной после дороги и хождения по магазинам и умирала от желания принять душ и освежиться. Но поскольку Андреас уже сдал свой номер в гостинице, я была вынуждена сесть в машину и продолжить путешествие под лучами палящего солнца. До Мегеве поездка через французскую границу заняла час и пятнадцать минут.

Он ехал в своем автомобиле, а я следовала за ним в своем «фиате», стараясь благополучно миновать опасные скалы на горной дороге и в то же самое время не отставать от мощного «мерседеса». Я совсем была не в форме для конечного этапа путешествия в этот день, и когда мы наконец добрались до Мегеве, мои нервы были расшатаны, как пружины в кровати. (Ну вот, опять я только и думаю о кровати!)

Но я несколько была утешена самим видом города Мегеве, красивого, как на почтовой открытке, и даже отличающегося некоторым шиком. Он был расположен на склоне горы, откуда открывался захватывающий дух вид. (Если вы когда-нибудь видели фильм «Шарада», то начальная сцена была отснята в Мегеве.)

Узкие улочки, застроенные домами из дерева и черепицы в типично альпийском стиле, давали ощущение изнеженной роскоши. А гостиницы, наполненные изощренными приспособлениями для катания на лыжах, и ожидающие вскоре любителей зимнего спорта, светились аурой дорогостоящей простоты. Здесь было не менее девяноста двух отелей и одно казино. Некоторые из отелей были закрыты на лето с тем, чтобы позднее, с началом лыжного сезона, распахнуть свои двери. Их хозяева одновременно владели некоторыми заведениями в Сен-Тропезе и поэтому могли извлекать прибыль как летом, так и зимой. Обычно обоими городами распоряжалась одна и та же теплая компания, хотя Мегеве почти в два раза дороже и шикарнее, чем Сен-Тропез. Пенсионерам там делать нечего.

Хотя мы и приехали в период межсезонья, все-таки это было чудесное место для отдыха – жар летнего солнца уравновешивался настолько бодрящим, до звона в ушах насыщенным кислородом воздухом, что было трудно удержаться от послеобеденного отдыха. А обед был всегда обилен, потому что в такой обстановке развивается бешеный аппетит. Прозрачность и чистоту воздуха следовало ожидать – мы находились на высоте 1500 метров – почти пяти тысяч футов – над уровнем моря; та высота, на которой ваши легкие начинают жаловаться на лишнюю работу, которую им приходится выполнять для вдыхания кислорода.

Андреас и я остановились, чтобы выпить, в гостинице «Мои Блан» (название взято от горной вершины того же имени), и хозяин очень тепло встретил нас, расцеловав меня в обе щеки. Очевидно, что Андреаса здесь хорошо знали и уважали. Хотя он и жил здесь уже в течение трех лет, местные жители все еще считали его загадкой. А тихие, спокойные люди, окруженные тайной, всегда пользуются наибольшим уважением. Никто не знает, насколько важными персонами они могут оказаться.

Андреас получал удовольствие от своей анонимной жизни в горном замке.

– Ксавьера, есть только одна вещь, о которой мне следовало бы предупредить вас, – пробормотал он за коктейлем. – В доме будет жить недолгое время моя мать, где-то около недели. Но пусть это вас не беспокоит.

– А почему я должна беспокоиться об этом?

– Просто мы с ней не виделись четырнадцать месяцев. И вы знаете, как чувствительны матери на этот счет.

Он сказал это таким образом, что было ясно: он явно неодобрительно относится к матерям. Он сказал, что она живет в городе Комо в Италии, присматривая за своей матерью, которой было девяносто семь лет. Он никогда не был в хороших отношениях со своей семьей, особенно после смерти отца. Тот умер, когда Андреасу было всего тринадцать лет.

– Я испытывал страшное одиночество. У меня не было ничего общего с двумя женщинами, матерью и бабкой, живущими со мной в доме. И хотя я рад, что они мне дали самое лучшее образование, какое могли, не думаю, что сумею простить матери ту католическую чепуху, в которую я должен был верить и которая разрушила оба моих брака. Это пуританский бред. Потребовались годы, чтобы очиститься от него, и мне трудно оправдать мать.

Я позволила разговору на эту тему умереть естественной смертью, потому что сама тема не вызывала во мне охоты продолжать ее; мы покончили с напитками, покинули отель и направили наши автомобили к дому Андреаса, расположенному высоко в горах.

По обе стороны извилистой дороги стояли прелестные дома, принадлежащие известным предпринимателям, кинозвездам и прочим знаменитостям, для которых налог на землю значил не более, чем сдача мелочью.

Вскоре мы прибыли в самый высокий и большой шале – Андреаса. Когда въезжали в проезд, в котором уже стояли джип и белая спортивная машина, его мать открыла дверь и приветствовала нас. Это была здорового вида приветливая женщина в новом до колен платье, которая сразу же обняла сына, явно проявляя большую любовь к нему.

Он к ней отнесся с прохладцей, и это огорчило меня, потому что она казалась очень доброй и любящей. Я чувствовала, что он должен позволить кануть в Лету ошибкам прошлого.

Дом был превосходен! На втором этаже имелось пять спален, каждая со своей ванной, туалетом, душем и биде. Из любой спальни можно было обозревать панорамный вид на долины. Кровати были воистину королевского размера, на чем Андреас при его богатырском росте, естественно, должен был настаивать, и они были покрыты не одеялами, а пуховыми накидками. Эти пуховики, давно уже распространенные в Европе, только сейчас стали находить признание в Северной Америке, и, я думаю, они во многом превосходят обычные одеяла. Они теплее и в то же время более удобны, поскольку легкие.

С первого этажа наверх, на открытую галерею, вели две узкие винтовые лестницы; с галереи открывался вид на гостиную, коридор и общие жилые апартаменты. Обстановка, здешняя – смесь антиквариата с тяжелыми деревянными столами, скамейками и креслами, которые традиционны для данной местности.

Помимо этого имелись медные кувшины, подсвечники и железные умывальники, все очень старые, однако, хорошо гармонировавшие с окружающим и создающие ощущение простоты и современной роскоши.

Мы с Андреасом распаковали вещи, а затем присоединились к его матери для позднего обеда – салата с холодным филейным мясом. Потом втроем прошли в затемненную гостиную, чтобы отведать горячего шоколада рядом с пылающим камином. Я могла представить себе в этом доме детский шум, семейный смех и, подозреваю, что глубоко в своем сердце мать Андреаса таила надежду, что эти времена еще возвратятся.

Позднее, после ванны и короткого отдыха, Андреас и я спустились в долину, чтобы ознакомиться с ночной жизнью в межсезонье, а его мать отправилась в постель, очевидно, довольная тем, что несколько дней будет жить с сыном в его доме.

В городе мы направились в «Ле Глямур», дискотеку, владельцем которой был известный французский кинотрюкач Жак Бесар. Там же находился длинноволосый американский юнец, выступавший в роли диск-жокея, и он, безусловно, знал, как надо «завести» публику. Он ставил много записей Элтона Джона, Кэта Стивенса, а также особой симпатией у него пользовались две записи, популярные в то время во Франции – «Декаданс» и, хотите верьте, хотите нет, «Пышная кукуруза, анархистская система». Два последних номера воистину дикие, и единственный способ танцевать под них – уподобляться возжелавшему самоубийства цыпленку, обладающему, к тому же, расстроенной координацией движений. Это было очень утомительно и спустя немного времени, Андреас и я оказались слишком обалделыми для дальнейшей «кукурузы», поэтому направили свои усталые тела к его шале и после чудесно щекочущего душа уснули в объятиях друг друга.

 

27. ВЫСОКО ПОД САМЫМ НЕБОМ

В свое первое утро в Мегеве я проснулась с солнечными лучами, ворвавшимися в комнату. С постели я могла видеть горы, окружавшие шале, – великолепные снежные вершины, расположенные так красиво, что приходило на ум, что вся эта красота была создана руками голливудских декораторов.

Андреас спал, и, наверное, ему хотелось писать или же он находился в той стадии сна, когда у мужчин наблюдается неполная эрекция. Результат один и тот же: в нижней части его тела под простыней возвышался небольшой альпийский пик. Я сползла вниз и начала нежно его трогать.

Он застонал во сне, а я наблюдала за выражением его лица. Нет ничего приятнее, чем заставлять кого-то испытывать эротические ощущения во сне и наблюдать за его лицом, когда он начинает понимать, что с ним происходит. Или уже произошло.

Глаза Андреаса открылись, и, клянусь, что его член вырос до самых его ресниц. В одно мгновение он превратился из спящего молчуна в большого, твердого, готового к действию зверя. Я начала работать ртом, жадно заглатывая член и сжимая губы вокруг увеличившейся головки. Андреас положил свои руки мне на голову и, удерживая ее в неподвижности, стал двигать бедрами и ягодицами вверх и вниз, трахая мой рот. Очень сильно. Неожиданно я поняла, что значит «Глубокая глотка». Рот был забит до отказа.

Он ездил во мне, делал круговые вращательные движения, которые задевали внутреннюю полость моего рта с восхитительным скользящим ощущением. Одним сильным выбросом он выплеснул в меня струю. Обычно по утрам я предпочитаю для начала апельсиновый сок, однако, на этот раз не собиралась жаловаться на подобное обслуживание.

Мы вместе помылись под душем, а затем спустились вниз поздороваться с его матерью. Был теплый день, но в бризе уже угадывались первые признаки зимних холодов. К счастью, жаркое летнее солнце еще не утратило своей силы. За завтраком мать Андреаса, которой, казалось, я понравилась, предложила сыну взять ее джип и съездить в горы по тем местам, куда не сможет пройти обычная машина.

Джип, хотя старенький и побитый, был в хорошем механическом состоянии, с высоко расположенной подвеской, четырьмя ведущими колесами и многочисленными передачами. (Бьюсь об заклад, что вы не подозревали, что я столь эрудирована в этих вопросах!) В способности карабкаться в гору машина не уступала горному козлу, и у меня было неловкое ощущение, что ей придется этим заниматься.

Наша первая остановка, пока на асфальтированной дороге, произошла у еще одного заведения Жака Бесара, ресторана под названием «Дю Кристоме», при котором имелась школа верховой езды. Жак был занят со своими учениками и не смог выпить с нами, зато Андреас выпил крепкий коктейль. Он знал, что нас ожидает впереди.

Андреас сказал, что мы поднимемся на гору Мои Жайлье, которая соседствует с Мон Бланом. Мы ехали все дальше, а дорога сужалась и делалась все ухабистей. В конце концов она превратилась в две грубые колеи, и к этому времени мы уже так высоко поднялись над уровнем моря, что мои уши заложило, как будто я была в самолете.

Чем выше мы поднимались, тем фантастичней становился вид, хотя я стала волноваться из-за состояния дороги и большой высоты. Я с тревогой смотрела на крыши расположенной внизу деревни, а мы все продолжали карабкаться вверх. Когда Андреас говорит, что он куда-то едет, то он действительно едет. Именно эта его решимость сделала его богатым.

Чтобы отвлечься от опасного подъема, я взглянула на работающих внизу на полях людей – маленькие коренастые фигуры с орудиями в руках и на плечах, зарабатывающие себе на жизнь. Хриплоголосые, загорелые до черноты молодые юноши, чьи мускулы являются результатом исключительно тяжелого труда на фермах. Когда мы еще раньше проезжали мимо них, я удивилась что они махали нам и даже слали дружеские поцелуи – нам, прожигателям жизни в дискотеках, на курортах, ведущим образ жизни, который им недоступен. Можно было ожидать, что они будут презирать нас.

Однако, моим фантазиям наступил конец, их прервало облако. Да, это так – вершина горы была покрыта облаками, и мы въезжали в них, ввинчиваясь все выше и выше, с упрямым Андреасом за рулем. Внезапно долина исчезла в полосе тумана, а бриз стал предвещать «ораж» – местный шторм. Мы очутились на высоте двух тысяч метров над уровнем моря на медленно исчезающей дорожке, которая по ширине могла пропустить только одну машину и которая заставила меня испытывать неприятные эмоции.

Я почувствовала себя еще хуже, когда Андреас, вознамерившийся доставить меня на самую вершину горы, обхватил рулевое колесо добела сжатыми руками.

Пытаясь скрыть свой страх под улыбкой бравады, «я приказала себе забыть о том, что сильный ветер может сдуть нас вниз или же дождь может смыть. Андреас пытался развеять мои страхи рассказом о совершенной тормозной системе и очень низкой передаче, при которой двигатель работал сильно, хотя мы и двигались медленно. И о четырех ведущих колесах, которые позволяли машине выкарабкиваться из опасности, даже если два из них будут пробуксовывать.

Его убежденность помогла. Но не очень сильно.

Джип был открыт для стихии и приближающийся дождь пугал меня, я дрожала в своем тонком летнем платье. Мой швейцарский банкир медленно замораживал все мое естество. Чем выше мы забирались, тем холоднее становилось, наконец, мы добрались до пояса эдельвейсов, цветов, которые растут на верхних склонах Альп.

В любой момент я ожидала появления из тумана Джули Андерс со своими лучшими песнями из диска «Звуки музыки». Вместо этого мы получили «Капли дождя падают мне на голову».

В конце концов дорога совершенно исчезла, мы погрузились в мокрый, мягкий торф и стали пробиваться сквозь него. Я вспомнила дни, когда пробиралась в «лендровере» по Южной Африке сквозь густые кустарники. В ту поездку джип тоже ехал по девственной территории.

Должна сказать, я предпочитаю совершенно иную девственную территорию, и когда дело доходит до карабканья на пики, то мне больше нравятся те, которые кончаются оргазмом.

Все же я чувствовала симпатию к джипу, которому мы вручили наши судьбы, и к дорогому упрямому Андреасу, который хотел доставить меня на вершину горы, даже если она убьет его – тут я быстро сменила ход своих мыслей.

В конце концов я не могла больше сдерживаться.

– Поедем обратно, Андреас, – взмолилась я. Дождь уже лил, как из ведра, и мне очень хотелось писать. Возможно, от страха.

Как только я сказала это, Андреас нажал на тормоза, джип пошел юзом, бесконтрольно. Я услышала чей-то крик. Кричала я! И мы остановились.

– Я должна пописать, – робко сказала я.

– Тогда давай!

К этому времени я уже могла оценить комичность ситуации.

– А может быть, не стоит, – хихикнула я. – Зачем смешивать свои золотистые соки с бесцветной дождевой альпийской водой?

При этом мы оба расхохотались, и по мере того, как напряжение исчезало, Андреас расслаблялся. С помощью дроссельной заслонки и тормоза он развернул джип на 180 градусов, и мы отправились в обратный путь – к цивилизации, дискотекам и смывным туалетам.

Обратно ехали осторожно, но и тогда колеса скользили, и однажды мы даже застряли. Мало-помалу дорога стала улучшаться, и когда мы вынырнули из облаков и попали на главную дорогу, ведущую в город, я поблагодарила свою счастливую звезду. Я была смелой гостьей и отчаянной пассажиркой.

Дорога была очень ухабистой, и я пошутила, что ее вполне можно использовать для самодеятельных абортов, если есть подходящая кандидатура для испытания.

Он сказал, что будет иметь это ввиду.

Мы припарковали наш забрызганный джип перед отелем «Мон Блан» и потащились к дверям, напоминая двух водяных крыс после наводнения.

Мы сходу направились в ближайший туалет, где я вздохнула с чистой, ничем не омраченной радостью, опорожняя мочевой пузырь. Затем, поскольку мы были мокрыми с головы до ног, Андреас предложил сходить в сауну и на массаж.

Его постоянный массажист, Нантель, приветствовал нас. Ему было около двадцати шести лет; мускулистое тело, перевитое мышцами, было, как у быка. Он устроил нам хорошую встряску, которая полностью сняла напряжение.

Затем мы с Андреасом пошли поразвлечься в сауну. Все эти кувыркания по горной дороге возбудили меня, а крепкие пальцы Нантеля еще больше настроили на любовь.

Конечно, я читала книги, в которых секс происходит в сауне или в парной, и позвольте сказать вам, что он просто невозможен без подготовки, как бы сильно вы не желали его. Причина – сильная жара – не позволяет мужчине удерживать эрекцию долгое время. Это каким-то образом связано с кровообращением.

Не скажу, чтобы Андреас не старался, как в старые студенческие времена. Мы провели время, ныряя в холодный душ, чтобы сохранить ему эрекцию и тем самым получить удовольствие от секса.

Наконец нам повезло, член Андреаса принял хорошую спортивную форму; я встала на нижнюю из двух скамеек, а Андреас стоял на полу. Из-за его высокого роста член был на уровне моего влагалища. Согнув колени, я опустилась на него. Я чувствовала, как пот Андреаса струится по моему телу и смешивается с моим.

Однако долго это не продолжалось. Член Андреаса потерял твердость как раз в самый интересный момент. Опять потребовались холодные водные процедуры и опытное поглаживание, чтобы вернуть член к жизни. Потом мы бросились обратно в сауну и сразу же занялись делом.

На этот раз мы не теряли время даром. Я уложила Андреаса спиной на скамейку и уселась на него.

Нам приходилось «ковать железо, пока горячо», поэтому я ездила на нем вверх и вниз, как старая дева на огурце. Потные и скользкие, мы шумно возились, производя хлюпающие, всасывающие звуки, которые были так же сексуальны, как и само траханье. В считанные секунды он кончил с сильными мучительными спазмами, что меня окончательно вывело из равновесия. Я ездила на нем подобно наезднику из родео, пока он не превратился подо мной в жидкую, вязкую массу.

Очевидно, мы наделали много шуму, потому что в этот момент Нантель открыл дверь, чтобы посмотреть, все ли с нами в порядке. Я увидела, что его спортивные шорты оттопыривались из-за эрекции, и заподозрила, что он наблюдал за нами.

К этому времени я была настолько мокрой, что могла бы обслужить весь экипаж «Катти Сарк» после трехмесячного плавания. Поэтому я покинула Андреаса с тем, чтобы он пришел в себя, и подошла к Нантелю завершить массаж. Быстрый душ, и вот я уже лежу на спине, а Нантель втирает чудесную ароматную мазь в мое тело и между ног; вот уж там-то смазка была совершенно не нужна.

Я протянула руку, расстегнула молнию на его шортах и извлекла наружу его короткий, но необыкновенно толстый член.

В свое время я видела толстые члены, но эта прелесть была похожа на ствол дерева. Когда Нантель потянулся, чтобы заняться массажем моих грудей, я положила голову на бок и взяла в рот его член. Он был настолько толст, что я с трудом вместила его.

Я работала над ним изо всех сил, когда Андреас вернулся из сауны. Даже не моргнув, он разлегся на соседней кушетке, накрылся простыней и стал изображать из себя постороннего. Он знал, что для меня это просто игра, и поэтому не ревновал. Но должна признаться, знание того, что Андреас наблюдает, как я сосу этот гигантский толстый член, в то время как его хозяин втирает мазь в мои груди и влагалище, и гладит их, доставляла мне неизъяснимое удовольствие.

В конце концов Нантель вспомнил, что у меня есть клитор, и массажируя одной рукой бедра, дрожащими пальцами другой стал ласкать и его; испытывая сильнейший удушающий оргазм, я была вынуждена, чтобы не задохнуться, выпустить изо рта его член.

После этого Андреас и я лежали на этой же самой кушетке, укрывшись простыней и играя друг с другом, а Нантель в это время расхаживал по комнате, занимаясь своими делами, и посвящая нас в сплетни, связанные с массажным бизнесом.

Он рассказал нам о кинозвездах, которых ему доводилось обслуживать за годы работы в Мегеве. Больше всего он восхищался Бриджитт Бардо, которая, как он сказал, имела самое лучшее для своего возраста тело.

Затем он познакомил нас со следующей информацией из первых рук. Очень немногие женщины-кинозвезды улучшают форму своей груди с помощью силиконового лечения. Операции на лице, однако, частое явление и стоят дешево.

Большинство французских киноактеров – «веселые» или же, в лучшем случае, бисексуальны. Существовали и исключения вроде Жана Поля Бельмондо, который был всегда сексуально голоден и рыскал в поисках женщин, уподобляясь тигру.

(Я встречала Бельмондо в «Папагайо» в Сен-Тропезе. Это фантастический мужчина, один из тех кинозвезд, которые выглядят наяву так же, как и на экране. Он был равнодушен, груб, безобразно привлекателен и сверхсексуален. Что видишь, то и получаешь! Примерно в то же самое время я встретила Джорджа Хамильтона, актера, который однажды был помолвлен с дочкой президента Джонсона. Рядом с Бельмондо он выглядел типичным маменькиным сынком. Очень хорошо одетый, с великолепными манерами, он казался слишком красивым, чтобы его воспринимали всерьез. Нечто странное есть в психологии женщин, если они предпочитают грубую, жесткую безобразность Бельмондо. Конец отступлению.)

После того, как мы восстановили энергию, достаточную, чтобы слезть с кушетки, Нантель весьма душевно попрощался с нами, и мы отправились домой обедать. Позднее вечером, придя в дискотеку Жака Бесара, мы встретили там, представьте себе, Нантеля!

Это не было чистым совпадением. Он выследил нас, и Андреас, подозревавший о его намерениях, обошелся с ним более, чем холодно. Но это не остановило Нантеля. Он присел за наш столик, и Андреас, вопреки своему желанию, счел обязанным угостить его рюмкой. Естественно, что Нантель с удовольствием согласился… и моментально пригласил меня на танец.

Не надо обладать большим воображением, чтобы представить сцену, которая за этим последовала.

Я встала и пошла танцевать с Нантелем; это была «Кукуруза», и мне она понравилась. Я уже начала таять, но вдруг почувствовала спиной пронзительный, ревнивый взгляд Андреаса. Я повернулась к нему. Он весьма болезненно реагировал на поведение своей златокудрой зеленоглазой богини.

Быстро прервав танец, я вернулась к Андреасу, обняла его за шею и спросила, что же было не так. Он настоял на том, чтобы мы ушли, поэтому мы отправились в машину, и там он моментально высказал все, что думает о людях, подобных Нантелю:

– Он паразит. Возможно, он хороший массажист, но он использует свои деловые связи, чтобы вмешиваться в личную жизнь клиентов.

Затем он прочитал мне весьма подробную лекцию о том, как, по его мнению, должны вести себя мужчины и женщины по отношению друг к другу, и я поняла, что Андреас, при всей его интеллигентности и обаянии, не может быть терпимым к другим людям. Я знала, что он испытывал ревность, я любила его за это, а еще поняла, что не могу быть его избранницей. Но я не хотела портить хороший вечер и поэтому предложила ехать домой и заняться любовью. Это оказалось весьма хорошей идеей.

Скоро наступило время покинуть роскошное горное жилище Андреаса и отправиться туда, куда позовет меня моя неуемная тяга к путешествиям. Андреас и его матушка хотели, чтобы я еще погостила, но я уже настроилась на отъезд; во мне есть некий внутренний механизм, который подсказывает, когда наступает самое время возобновить движение.

Они оба стояли у ворот, когда я направила свой «фиат» в сторону гор. Они махали мне на прощание и говорили «Adien». Они заставили меня пообещать навестить их в январе или феврале, чтобы научиться кататься на лыжах и увидеть Мегеве в самый лучший сезон.

Я никогда в жизни не каталась на лыжах из опасения поломать ноги. Но тут подумала, что, может, стоит попробовать.

Машина проехала мимо молодых красивых мужчин, работавших на полях, и я снова начала спускаться на равнину в поисках более жаркого солнца.

 

28. АРТИСТИЧЕСКАЯ ЛИЦЕНЗИЯ

Если ехать из Мегеве на юго-восток, то можно очень быстро добраться до Италии. На том же нанятом «фиате» я катила обратно по крученым альпийским дорогам – я, Ксавьера, королева дороги!

Через несколько часов я уже была в душном и влажном Милане. Это второй по величине город страны с населением около 1,5 миллионов человек, но явно не типичный итальянский город – он, в основном, является деловым центром; практически все население живет в сдаваемых в наем домах, что придает городу странный американский привкус. Однако кое-где все еще сохранились остатки былых сокровищ и красоты, выполненных с чисто итальянским вкусом. Но даже если бы этого ничего не было, Милан прославился бы на весь мир тем, что был родиной «Тайной вечери» Леонардо да Винчи, а также тысячи других работ великого художника эпохи Возрождения.

Я позвонила Фионе, с которой когда-то жила вместе в одной комнате в Нью-Йорке. К несчастью, у нее на этот вечер было назначено свидание, а на следующее утро она должна была уехать на несколько дней в Рим. Но у нее нашлось время познакомить меня с ее хорошим приятелем, который был одним из самых знаменитых итальянских художников-сюрреалистов. Этого круглолицего медведя я буду в дальнейшем звать Домиником.

Фиона привезла меня в роскошную квартиру, в которой царила почти полная темнота. Когда мои глаза привыкли к ней, я поздоровалась с маэстро и увидела его творения. Воистину сюрреалист! Большинство картин изображали причудливые мутации женского тела.

У него были черные до плеч волосы и большие темно-карие глаза, которые нервно бегали с предмета на предмет, не останавливаясь на мне во время разговора. Из-за его веса и бороды я не могла точно определить возраст, но решила, что ему было от тридцати восьми до сорока восьми лет. Он экспромтом предложил мне гостеприимство на одну ночь, и точно также, экспромтом, я приняла его предложение. Из-за назначенной встречи Фиона должна была уходить немедленно, а я осталась наедине с Домиником.

Измученная долгой, душной поездкой я захотела освежиться и отдохнуть, поэтому пошла помыться под душем. Я только начала раздеваться, как Доминик неожиданно появился в моей комнате и напал на меня. Боже мой, не успела я понять, что происходит, а он уже хрюкал и стонал, грубо трахая меня. Это было очень неприятно, а он, казалось, получал удовольствие. Я снова ощутила себя проституткой, обменивающей свое тело за ночлег.

Хорошо, подумала я, теперь-то уж, наверняка, он должен выказать свое гостеприимство!

Я говорила себе: «Чем быстрее и чем дальше ты окажешься от этого человека, тем для тебя будет лучше», но у меня не было больше никаких знакомых в Милане, я устала после поездки и, кроме всего, сейчас, когда он вел себя как типичный подонок-мужлан, я чувствовала потребность выступить в роли ангела-мстителя и хотела подзадержаться здесь еще некоторое время, чтобы определиться, как и чем могу отплатить ему. Поэтому я осталась.

После душа я почувствовала себя лучше, сменила белье, и когда спустилась вниз, Доминик уже сидел в гостиной, потягивая коктейль и читая газету.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он, будто его хамство в сочетании с душем должны были привести меня в благодушное настроение. Ну что за свинья!

– Доминик, вам действительно было так нужно нападать на меня? – резко сказала я на своем лучшем итальянском языке.

– Ну, моя дорогая, я слышал о вашей репутации и подумал, что вы, возможно, в свою очередь слышали обо мне, как о дамском угоднике, может быть, даже от Фионы, и я хотел, чтобы вы знали, что это истинно. А что, вам не понравилось наше небольшое любовное приключение?

– Я хочу иметь право голоса в подобных вопросах, я слишком люблю заниматься любовью, но не тогда, когда направляюсь в душ и на меня набрасываются мужчины. – Типичный образчик мужской самонадеянности: все, что я должен сделать – впихнуть в бабу член, и это должно унести ее на небо. С этим мне доводилось сталкиваться, поэтому я добавила: – Вы многое потеряли… я могу быть тигрицей в постели, когда соответствующим образом подготовлена и разогрета. А вам хотелось доставить удовольствие только себе – просто перепихнуться, без всякой любви…

Доминик страшно возмутился тем, что я отчитала его за свинское поведение, и я бы не удивилась, если бы он вдруг вскочил и стал бить меня – но в это время зазвонил телефон, он взял трубку и стал разговаривать. (Спасительный звонок!)

Оказалось, звонила Фиона. Она чувствовала себя неловко из-за невозможности уделить мне время, поэтому отменила свидание и сказала, что присоединится к нам вечером. Я была благодарна ей, и не только из-за вежливости по отношению ко мне.

Доминик предложил Фионе встретиться в каком-то ресторанчике, чтобы вместе пообедать, а затем весьма настойчиво стал выяснять, собираюсь ли я одеться к обеду.

– Я одета, – заявила я. – Вы не одобряете мой туалет?

– Вполне, вполне, – сказал он, а затем добавил, – послушайте, я не так все истолковал – и извиняюсь за случившееся. – По его виду я могла понять, что он не привык к извинениям, поэтому я почувствовала себя гораздо лучше, предвкушая встречу вечером. В самом деле, я была уже на взводе, в готовности к весьма приятному времяпрепровождению.

Я не была разочарована. Мы втроем отобедали в прелестном ресторанчике на Виа Сант Андреа, отделанном деревом теплых тонов и кожей, с отличной кухней. Нам подали языки с устрицами, маслом и чесноком – наплевать на дурной запах – и великолепные сладости – на диету тоже наплевать, – а Доминик был само очарование. Его рассказы из жизни артистического мира доводили до гомерического хохота.

Доминик был вынужден покинуть нас на некоторое время (он должен был присутствовать на открытии художественной галереи) и пригласил нас с собой, но мы отказались, потому что хотели поделиться друг с другом всем, что с нами произошло за эти годы. Около одиннадцати часов вечера Доминик снова присоединился к нам и пригласил посмотреть его студию.

Студия превысила всякие ожидания – четыре громадных, с высокими потолками помещения в старинном миланском здании; обстановка состояла из антиквариата, соседствовавшего с современной скульптурой и, конечно, его собственными работами. Доминик был чокнут на животных и женщинах (он был женат несколько раз) и комбинировал их в своих картинах самым необычным образом.

Рабочая студия Доминика была большой, хорошо освещенной и по-своему веселой. Но наибольший интерес представлял его офис – стены, уставленные тысячами книг, в основном по искусству. В нише из-под потолка свешивалось черное яйцеобразное кресло. Это было одно из его изобретений; Фиона села в кресло и стала раскачиваться, поставив ноги на подставку, заявив, что оно сделано как раз для нее. Оказалось, что Доминик собственноручно изготовил кресло. Я же удобно разместилась в цвета тигровой кожи шезлонге, в цветовую гамму которого очень хорошо вписывалась в своем бежевом платье. Доминик занял место за своим внушительных размеров столом, и мы провели несколько часов, беседуя о его жизни, картинах и чувствах. Он был родом из состоятельной семьи и смог удовлетворить любовь к искусству без побочных заработков. Его карьера как художника началась около пятнадцати лет тому назад, и с тех пор цены на его произведения достигли бешеных размеров. Я спросила его мнение о некоторых современных художниках.

– Они хороши, – с энтузиазмом ответил он. – Пусть они работают как хотят, они все великие художники.

Я немного надавила на него, чтобы он выразился более конкретно.

– Послушай, я не хочу излагать свое личное мнение, – в конце концов признался он. – Все они воображают себя великими мастерами – пусть они будут счастливы этим. Мне не нужно покупать их картины. Но я скажу тебе одну вещь. Меня не интересуют жестянки из-под супа или почтовые штемпеля и конверты, как объекты искусства. Я – неоклассицист и сюрреалист. Иногда мне хочется написать что-нибудь в традиционной классической манере, в том числе тщательно выписать поясок на талии, накидку или роскошное боа. А иногда мне хочется рисовать голым, абсолютно голым в лунном свете! Однако, вернемся к этим «поп»-художникам; я скажу так: обиженным природой и воображением людям нельзя прикрывать свою ущербность прекрасным словом «искусство».

Черт возьми, по крайней мере хоть это заявление стоило того, чтобы его запомнить. Он в конце концов раскрылся и изложил свое мнение. Но когда он говорил об уродстве, Фиона заметила, что не понимает, как Доминик может ценить уродство – уродливых людей, уродливые ситуации.

– В уродстве есть своя прелесть – заметил он. – Все зависит от того, как взглянуть на него. Большинство художников смягчают уродство в своих картинах. Но иногда нужно изображать уродство. Оно может быть жестоким, но покажите его правдиво.

Его совет молодым художникам сегодня: «Позабудьте о времени, в котором вы живете, и современном искусстве. Будьте академичны».

Доминик зарабатывает бешеные деньги на своих произведениях, в его распоряжении даже небольшая международная юридическая контора, стоящая на страже его интересов. Он ведет исключительно интересный образ жизни, много путешествуя, а его хобби являются классическая музыка, теннис и фехтование, хотя если бы двум последним увлечениям он уделял больше времени, то был бы в гораздо лучшей форме.

В три часа утра наш «вечер» кончился. Фиона поехала к себе, а Доминик и я вернулись к нему в номер. Он гостеприимно выделил мне отдельную комнату, к моему облегчению и радости, и объяснил, что утром уезжает в Западный Берлин для участия в большой выставке своих работ, и не знает точно, когда вернется.

– Все в порядке, – сказала я. – Я не против побыть в одиночестве. Хотела бы как следует познакомиться с городом. Я всего лишь на несколько дней задержусь здесь.

– Нет, нет, тебе не следует быть одной. У меня есть молодой приятель, с которым я хотел бы познакомить тебя – с твоего разрешения, конечно, – от знакомства с ним ты наверняка получишь удовольствие. Его отец приобрел несколько моих работ, да и он тоже. Он несколько скован, а в остальном в высшей степени интеллигентный молодой человек.

– Хорошо, если ты думаешь, что я получу удовольствие от знакомства с ним…

– Да, думаю, что так. Он необычен для своего возраста… Молодого человека звали Антонио, и я удивлялась, что же в нем такого необычного. Неужели у него две головы или же у его пениса две головки? Гм-м, это было бы и в самом деле необычно.

 

29. МИЛАНСКИЙ ЛЮБОВНИК

Когда на следующее утро я проснулась, хорошо отдохнув после долгого, крепкого сна, Доминик уже уехал. В столовой лежала записка, объясняющая, что где лежит. В ней также говорилось, что около полудня позвонит Антонио, чтобы познакомиться.

Я побаловала себя поздним завтраком (или же ранним ленчем, в зависимости от того, как его расценивать), а почти ровно в полдень зазвонил телефон, и Антонио (для меня пока просто элегантный голос на другом конце провода) спросил, не буду ли я так любезна провести с ним некоторое время для экскурсии по городу.

Я поблагодарила за вежливое приглашение и сказала, что буду готова через двадцать минут. Я прямо сгорала от любопытства познакомиться с молодым человеком – обладателем такого приятного, интеллигентного голоса.

Как оказалось, мой полуденный новоявленный знакомый совсем не был заколдованным чудовищем из «Аленького цветочка». Его надменное лицо с тонкими чертами выдавало нервный характер. Ему было около двадцати четырех лет, он был высокого роста, худощав и очень хорошо воспитан. Но более всего впечатляло лицо: полные чувственные губы, заостренный нос, большие зеленовато-коричневые глаза и густые черные волосы, опускавшиеся завитками на уши. Действительно, интересное лицо!

Мы немного посидели за чашкой кофе, и Антонио показал себя приветливым и охотно идущим на сближение. За короткое время я узнала о нем очень много. Во-первых, он ненавидел полицию – результат проживания в странах коммунистического блока. Его отец, итальянский еврей, которому удалось избежать нацистских концлагерей, вскоре после войны выехал из Италии в Румынию с целью открыть там фабрику. Тем временем Антонио с матерью оставался в Милане, пока отец пробовал найти счастье в Бухаресте. Его счастье включало и то, что он обзавелся молодой любовницей-румынкой.

В то время отцу Антонио было 63 года, а его любовнице – 18. В течение нескольких лет их отношения были нормальными, а затем девица стала предъявлять требования. Она, хотела, чтобы он тайно доставил ее вместе с матерью в Италию. Он согласился, тут-то и начались неприятности.

Румынская полиция выследила и стала настойчиво преследовать его, поэтому он вернулся в Италию и послал вместо себя в Бухарест сына, чтобы он возглавил там дело.

Антонио очень быстро ухитрился попасть в беду и жил в постоянном кошмаре, опасаясь, что в любой момент коммунистическая полиция арестует его и бросит в тюрьму. Я так и не узнала, что же он совершил, что так боялся ареста, или это был просто плод расстроенного воображения?

Кроме этого, он презирал свою мать-католичку за то, что она третировала отца во время войны – фактически, до момента рождения Антонио. Очевидно, она стала антисемиткой и чуть ли не отправила своего мужа в концлагерь.

Он сказал также, что до войны Милан был одним из первых итальянских городов, оказавших поддержку Муссолини и в то же время встал на борьбу против немецкой оккупации. В войну город понес большие потери, многие прекрасные здания были разрушены.

– Однако, красота все еще сохранилась, – сказал Антонио, предлагая совершить прогулку в Брера, району вокруг школы изящных искусств и музея Брера. Также в этом районе процветали черный рынок и торговля наркотиками, а бары, расположенные там, часто посещались студентами-художниками и молодой элитой города. Двумя наиболее популярными барами были «Бар дель Анголо» на Виа Форментини и «Иль Негро». Антонио не знал, почему, но ему больше нравился «Бар дель Анголо», туда мы и направились.

«Бар дель Анголо» занимал два этажа. На первом был только ресторан, а на втором – бар и ресторан. Прямо с улицы мы попали в большое помещение с деревянным полом и стойкой бара, а в дальнем углу расположилась небольшая ресторанная зона, очень небольшая, примерно на десять столиков. Все было выдержано в белых тонах, а на стенах висели старые плакаты, рекламирующие кока-колу и различные старинные безделушки. В помещении находилось около ста человек, всех их ловко и без задержки обслуживал круглолицый буфетчик, который, казалось, любил и знал каждого.

Обстановка была очень приятной, должна признаться. Мы провели очень мило два часа, беседуя со студентами и некоторыми хорошо подкованными молодыми друзьями Антонио; казалось, что в этой смеси нищих студентов-художников и молодых процветающих коммерсантов нет ничего необычного. Правда, разница между ними все же была – студенты пили самое дешевое красное вино, а коммерсанты – шотландское писки или выдержанное итальянское шампанское. Оно по американским меркам было дешевым (около 2,5 долларов за литр в магазинах). Дешевое красное вино (разливное) стоило 45 центов за литр. Миланцы обычно ходят за вином в магазин с пустой посудой.

Трезвенница Ксавьера, конечно, и в этот раз довольствовалась минеральной водой и лимонадом.

Когда подошел час обеда, Антонио повел меня в расположенный рядом ресторанчик, который ему очень нравился. Там было не более шести столиков со скатертями в красную и белую клетку; хозяева – сицилийцы и их родственники – стряпали и обслуживали посетителей, причем блюда были приготовлены изумительно. Антонио заявил, что поданная ему рыба-меч явно неземного происхождения, а я занялась потрясающими спагетти с «сальса верде» – зеленым соусом, включавшем оливковое масло, чеснок и свежую петрушку. Восхитительно!

После этого Антонио провел меня на Виа Фиори Чиари, узкую улочку в районе Брера, упирающуюся в небольшую площадь, где происходили все главные события. Там были хиппи всех стран и народов в своей обычной униформе – поношенных синих джинсах, с немытыми и нечесаными волосами и в сандалиях. Некоторые из них рисовали на холстах, другие прямо на тротуаре; кое-кто набрасывал карикатуры на прохожих. Тут же были итальянцы, приторговывающие сигаретами с «черного рынка», выпивкой и пластинками; были и нищие всех национальностей с протянутой рукой и стандартной просьбой подать им шестнадцать лир, что равняется десяти центам.

Там и сям виднелись кучки молоденьких девушек, изготавливавших на продажу бусы и другие ювелирные поделки. Широко были представлены эротические плакаты, фаллические символы и трубки для курения наркотической смеси.

Антонио познакомил меня с безобразным парнем по имени Нино, он являлся главной фигурой на площади и местным вожаком, который отвечал также за большинство сделок по купле и продаже гашиша и марихуаны в районе. Нино как раз отдыхал. Он рассказал нам, что полицейские рейды участились и всех замучили. Полицейские приезжали со слезоточивым газом, избивая дубинками подростков и круша все встречающееся на пути.

Когда мы покидали площадь, то чуть не сбили с ног одну пожилую даму. Ей было по меньшей мере шестьдесят пять лет, под тяжестью которых она слегка согнулась; на ней болтались старые мешковатые панталоны, а сандалии казались меньшего, чем нужно, размера. Ее волосы были коротко подстрижены, а толстые стекла очков почти полностью закрывали маленькое, мышиное личико. На голой руке виднелась знакомая татуировка. Она, должно быть, была одной из тех, кому посчастливилось уцелеть от зверств военного времени.

Но она, несомненно, помнила о войне и решила, что самое лучшее средство уничтожить тяжелые воспоминания – это как можно чаще принимать наркотики. Проходя мимо нас, она вскинула левую руку в приветствии «да здравствует коммунизм», столь знакомом в Европе.

– Это местная достопримечательность, – отметил Антонио, и из чувства любопытства мы решили немножко последить за ней. Она остановилась у подростков, продававших популярные пластинки, и, не говоря ни слова, жестом показала, что хочет найти «травку». Она вытащила из рваной сумки пачку сигарет и изобразила, как курят наркотик. Хиппи расхохотались и указали на ближайшую забегаловку за углом. Она медленно побрела прочь, но, я думаю, она уже была сильно обалдевшей. Когда она прошла мимо забегаловки и скрылась в боковой улочке в поисках своего снабженца, мы решили оставить ее в покое.

Потом мы зашли в кафе, где было полно молодежи, играющей в шахматы. Это кафе знаменито тем, что там собираются художники, писатели и хиппи из высшего общества со всего света, и хотя многие из них не могут общаться друг с другом из-за языкового барьера, они находят понимание за шахматной доской.

Антонио познакомил меня с барменшей, приветливой девицей, очевидно, активной лесбиянкой. Она заулыбалась, дружески обняла его, очень крепко пожала мне руку и предложила выпить.

Мы пробыли в этом заведении около получаса, наслаждаясь царящей атмосферой, а затем прошли несколько кварталов до дома Антонио.

Он привел меня в большую комнату-спальню с мраморным полом, белыми коврами, белой кожаной кушеткой, современной мебелью и картинами Доминика на стенах. Покрывало на кровати было многоцветным, а сама спальня очень уютной.

Минут тридцать мы смотрели телевизор, а затем Антонио показал мне на постель, естественно полагая, что любовь входила составной частью в программу вечера. Я не имела ничего против, поскольку после такого чудесно проведенного дня вполне созрела для этого.

У Антонио было приятное жилистое тело, но, видимо, из-за молодости или нервозности он не мог управлять своим сексуальным поведением и сразу же эякулировал, как только пошел в меня. Поэтому, чтобы угодить мне, он просунул голову между моих ног и начал работать над моей пусей, но гак неловко, что мне даже стало больно. Он не только болезненно жевал мой клитор и сосал его с излишним усердием и силой, но и его борода сильно раздражала кожу.

– Антонио, пожалуйста, – попросила я, – я не против того, чтобы потрахаться с тобой, но давай делать это как следует. Успокойся, не волнуйся. Давай не будем торопиться… мы просто можем отдохнуть сейчас и немножко поболтать.

Он несколько исправился позже, ночью, но подозреваю, что зря теряла с ним время в постели.

На следующий день Антонио настойчиво просил меня встретиться с некоторыми его друзьями, особенно с Ило.

– Это мой хороший друг. Я знаком с ним с раннего детства и люблю его. Я делаю все, что скажет Ило.

Он позвонил Ило и сказал, что мы приедем к нему. Когда мы вошли, Ило все еще находился в постели, выглядел он, как особо опасный преступник с плаката, за поимку которого объявлено приличное вознаграждение. Ило заведовал отделом искусства в рекламном агентстве и, хотя был ровесником Антонио, казался взрослее его, более собранным, циничным и безразличным.

Антонио говорил мне про себя, что занят оформлением одной сделки и это займет у него весь конец недели. А потом он предложил поехать в Позитано, морской курорт, который, как он думал, понравился бы мне больше, чем Сен-Тропез. Мы с ним даже обсуждали его недельный отпуск. Сейчас он поделился этими соображениями с Ило, будто ожидая его одобрения.

– Послушай, а почему тебе надо уезжать так надолго? – подал реплику Ило. – Почему бы не обойтись короткими поездками туда-сюда?

Я была искренне поражена поведением Антонио. Создавалось впечатление, что он не мог принять решения без согласия Ило, а тому, похоже, это очень нравилось. Ну и дружба же это была!

Они продолжали разговаривать, словно меня здесь не было, и вдруг – к моему удивлению – Антонио впрыгнул в постель Ило и обнял его за плечи более чем дружеским объятием. Затем – к моему полному изумлению – внезапно стянул с себя джинсы, вывалив наружу свой член, и одновременно стянул с Ило простыню, обнажив его голое тело.

И вот они лежали рядом, с выставленными наружу членами – обрезанным у Антонио и нетронутым у Ило, но оба члена были хорошими, твердыми и неплохих размеров; зрелище двух фаллосов было забавно, пусть даже и не очень сексуально – что-то вроде трехсекундного стриптиза при отсутствии предварительной распаляющей воображение подготовки.

Ило тут же встал и пошел в ванную для утреннего мочеиспускания, а пока его не было в комнате, Антонио спросил, не возражаю ли я против того, чтобы пососать член его друга в знак особого к нему расположения. Ну и дружба, в самом деле; мне, естественно, не хотелось распространять свое расположение столь далеко, но Антонио так умолял, что, в конце концов, неохотно, но все же я согласилась. Ило, со своей стороны, должно быть, ожидал, что я помогу ему, потому что вернулся из ванной чисто вымытым, а его необрезанный член был свеж и приятен. Я начала сосать, в то время, как Антонио сидел в кресле в роли наблюдателя.

Ило был совершенно пассивен, и потребовалось не менее двадцати минут, чтобы заставить его спустить… всю работу он взвалил на меня. Позже он признался, что бурно провел предыдущую ночь с проституткой, которую подцепил на улице за десять тысяч лир (примерно 16 долларов) – хорошая сделка за такую цену! Они трахались несколько раз, и поэтому, хотя он и оценил мое искусство, он был сексуально истощен.

Таким образом, я не получила никакого удовольствия от секса ни с ним, ни с Антонио накануне вечером, и когда задала себе вопрос – к чему все это? – не смогла найти удовлетворительного ответа. Я все давала, давала и ничего не получала…

После того, как Ило помылся в душе, мы отправились в кафе, где встретили их общего знакомого – Пауло с его сожителем по комнате Витторио. Было жарко, душная и влажная суббота, поэтому четыре мальчишки и я решили поехать в Лаго Маджжиоре, где можно было избавиться от удушающей атмосферы и получить чуть-чуть солнечного тепла.

Лаго Маджжиоре – большое чарующее озеро в краю итальянских озер к северу от Милана, в районе Альп. Часть его находится в Швейцарии. Ландшафт, как вы можете себе представить, прекрасен, и по уик-эндам здесь обычно масса народу – ничего сверхобычного, просто нормальная, отдыхающая публика.

Очень трагично, но многие итальянские озера, как и североамериканские, страшно загрязнены и небезопасны для купания. И хотя вода не была идеально прозрачной, она действовала освежающе, и мы с удовольствием поплавали, а затем с не меньшим удовольствием выпили в «Вилле Амита», в старинном доме, который использовался как отель. Пауло и Витторио должны были этим же вечером вернуться в Милан, и когда они об этом заговорили, Ило заявил, что поедет вместе с ними. Тут же Антонио подпрыгнул и сказал:

– Отлично, мы с Ксавьерой поедем за тобой в ее машине, так что тебе не придется ехать обратно одному.

Это меня взорвало.

– Антонио, мать твою, возьмись за ум! – вскричала я, стуча кулачками об стол. – Ты сказал мне, что мы пробудем здесь с неделю, поэтому давай выполнять наши планы. Уже поздно, я выдохлась, и мне не выдержать двухчасовую поездку, чтобы потом задыхаться в городской жаре.

Антонио взглянул на Ило в ожидании совета, если не согласия.

– Оставайся, – разрешил Ило, – я хочу, чтобы ты остался здесь. Зарегистрируйся в отеле, отдохни и вернись, хорошо отдохнув, завтра. Позагорай, поплавай… тебе это нужно, ты выглядишь бледным.

Таким образом решение было принято. Когда Ило и парни садились в машину, он и Антонио нежно попрощались, как будто были любовниками. Но к этому моменту у меня уже были подозрения относительно их отношений… неужели они гомики? Ведь Антонио и я хорошо провели время в Лаго Маджжиоре, а его способность любить несколько улучшилась той ночью. Он явно был более расслаблен.

 

30. ЛЮБОВЬ (НА ПРОДАЖУ) ПО-ИТАЛЬЯНСКИ

Воскресенье был прелестный день, полный солнца и купанья, а в пять часов дня мы выехали из отеля и вернулись в Милан. Сразу же, как въехали в город, Антонио позвонил Ило и договорился пообедать в девять вечера.

Было только семь часов, и до обеда еще оставалось время. Антонио открыл бутылку водки, я попивала горьковатый лимонад. Он сказал, что ему хотелось бы побаловаться гашишем, но поскольку жара оказывала определенное действие на торговлю наркотиками, то было трудно купить их. Антонио опустошил бутылку водки до дна и распечатал вторую. Он пожаловался, что боится стать когда-нибудь алкоголиком, и я поняла, почему. К девяти часам он уже отрубился, будучи мертвецки пьян.

И вот с мертвецки пьяным Антонио, храпящим на кушетке, я решила занять себя музыкой и остановилась на кассете Нины Симоне. Она называлась «Любить кого-то». Композиция включала в себя мелодии Кохена, Дилана и «Битлз», в том числе «Сюзанна», «Я буду свободна», «Революция» и другие. Она великая певица и привела меня в хорошее настроение.

Было уже около десяти (Антонио все еще спал), вдруг зазвонил телефон. Конечно, это был Ило, вопрошавший, что с нами. Я объяснила ситуацию и предложила, чтобы он приехал. Возможно, Антонио оживет, и мы все-таки сможем выбраться пообедать.

Ило приехал через несколько минут вместе с Пауло и Витторио, и все они были уже навеселе. Ило выглядел гораздо лучше, чем при нашей первой встрече – он был выбрит и со вкусом одет, поэтому я сообразила, что в субботу утром застала его в не самом лучшем виде. Три парня привели в чувство Антонио, и вскоре мы все были готовы выползти наружу, чтобы хорошо провести время.

Поскольку их было четверо, я подумала, не пригласить ли Фиону. Она должна была вернуться после отдыха в Риме с кинопродюсером. Я позвонила, она оказалась дома и согласилась присоединиться к нам. Но она очень четко выразилась: ей не нужен никакой секс – у нее только что начался период.

Я сказала парням, что Фиона приедет, и они встретили эту новость восторженно.

– Она моя хорошая подруга, – сообщила я, – поэтому не выпендривайтесь с ней. И не пытайтесь изнасиловать ее… не нужно сексуальных сцен. Если кому-то хочется трахаться, это буду делать я. Но, пожалуйста, оставьте ее в покое!

Казалось, они все поняли, мы выбрались из дома, подобрали Фиону и направились в расположенный поблизости трактир. На закуску мы взяли спагетти, телятину по-милански и громадное блюдо зеленого салата с растительным маслом и уксусом. А в качестве десерта великолепное итальянское мороженое. Мы ели на террасе, под крышей из грубо обтесанных бревен и крон деревьев. Клиентура ресторана была весьма разнообразной, включая молчаливые романтические местные парочки и явных туристов; в одном углу за столом сидела шумная компания драчливых типов со своими чрезмерно накрашенными женами.

Ило указал на одного из мужчин, человека могучего сложения, и сказал, что это самый знаменитый контрабандист в городе и раньше он пользовался славой самого известного грабителя. Этот гангстер провел много времени в тюрьме, но все еще не бросил свои подпольные операции.

После обеда Ило обещал нам сюрприз – поездку в Парка Равицца – центр мужской проституции. Пауло и Витторио сказали, что предпочли бы не присутствовать при этом зрелище, и это было весьма кстати, так как машина не могла вместить шесть человек. Они пожелали нам «спокойной ночи», и мы уехали. Поездка от Милана заняла двадцать минут по тихим окольным путям. Чтобы добраться туда, нужно знать дорогу.

Там были не просто мужские гомосексуальные проститутки, а переодетые в женское платье и готовые отдаться чуть ли не бесплатно мужчины. «Девушки» выглядели в самом деле великолепно, и, честно говоря, были более привлекательны, чем их узаконенные конкурентки слабого пола в пригородах Милана, большинство из них были уже старыми и задавленными заботами.

Ило объяснил все тонкости происходящего. Разница между переодетыми мужчинами и настоящими женщинами-проститутками заключается в том, что женщины выполняют меньше услуг за большую сумму денег. Обычный доход проститутки, пристающей к мужчине на улице – три тысячи лир (пять долларов) и еще пять тысяч лир (восемь долларов) за комнату. Как и их голландские сестры, итальянские проститутки столь же опытны в незаметном натяжении кондома на член своего клиента, когда он у них во рту.

Кстати, если вы торопитесь, то можете подобрать проститутку, дать ей три тысячи лир, припарковать машину в боковой улочке, и она отсосет вас в полное ваше удовольствие прямо у колеса машины. Затем вы можете отвезти ее обратно – и все! Никаких претензий. В 1948 году, сказал Ило, в Италии бордели закрыли, но уличная проституция была широко распространена в таких городах, как Неаполь, Рим, Генуя, Милан и Венеция. А Болонья известна, как город сосунов, при этом непрерывно увеличивающуюся клиентуру обслуживают шлюхи как мужского, так и женского пола.

После того, как в 1948 году был принят закон, запрещавший проституцию, тысячи студентов и другие люди, симпатизировавшие профессионалкам, вышли на улицы с протестом, но безрезультатно. Бордели сейчас ушли в подполье, и их можно найти только по рекомендациям, которые даются чрезвычайно осторожно. Как обычно, вследствие лишенного реальности отношения к профессиональному сексу в этой стране, венерические заболевания стали одной из главных проблем Италии.

Еще одна разница между женскими и мужскими проститутками, продолжал Ило, заключается в том, что переодетые мужчины никогда не пользуются презервативами, и, что более важно, они оказывают своим партнерам и клиентам услуги с совершенно особыми чувственными ощущениями. Клиент, посещающий переодетого в женское платье мужчину, не ощущает себя гомосексуалистом, потому что мысленно представляет себе, будто имеет дело с приятно выглядящей женщиной; очень часто клиент сношает свою «подругу» через задний проход или договаривается о том, чтобы «она» обработала его ртом. Однако, чтобы сохранить иллюзию, часто «девочка» остается одетой. В Италии (как и во Франции, особенно в районе Булонского леса в Париже) большой части так называемых «прямых», гетеросексуальных мужчин кажется нормальным получать удовольствие от секса с переодетым мужчиной, не испытывая угрызений совести, сопряженных с гомосексуализмом. Возможно, что клиенты являются скрытыми бисексуалами, но не настолько раскрепощенными, чтобы открыто заниматься сексом с мужчиной. Вообще-то это очень забавное и нелепое зрелище.

Ребята чувствовали себя на Парка Равицца, как рыбы в воде, и мы даже несколько раз приставали к «девочкам», шутя, конечно. Хотя в машине нас было четверо, мы пригласили к себе одно чрезвычайно экстравагантное существо. Ее звали Жизель, на ней был свитер в обтяжку с большим вырезом, мини-юбка, черные чулки и туфли на высоких каблуках. Ее груди были огромны, пожалуй, раза в два больше, чем у меня. Фиона и я глядели на нее, как завороженные. Ее нос подвергся пластической операции, лицо было очень женственным и хорошеньким, без какого-либо намека на растительность. Ее волосы – не парик – опускались до плеч и были сзади перевязаны розовой лентой. На глазах искусственные ресницы, а вообще на лице не очень много макияжа. У нее были стройные ноги и тонкая талия. И что интереснее всего, она рассказала нам захватывающую историю.

– Звучит странно, я знаю, – начала она, – но когда-то я работала секретарем в Букингемском дворце в Лондоне. Всю жизнь я чувствовала себя женщиной, хотя мое тело было мужским. Я транссексуальное существо, а не просто переодетое, и хочу продолжать жить, как настоящая женщина. Я прошла курс лечения, чем объясняется исчезновение волос у меня на теле, округление лица и появление грудей. У меня все еще остались мужские половые органы, но как только я буду достаточно материально обеспечена, мне сделают последнюю операцию, и наконец-то у меня будет вагина!

Я нашла, что попасться на удочку и поверить в ее россказни про связь с королевским дворцом довольно-таки трудно, хотя, если ты хочешь стать «королевой», лучшего места для старта не найти. Я также подавила в себе желание попытаться разговорить ее относительно интимной жизни королевской семьи.

Жизель вела себя и болтала, как элегантная женщина, и я поняла, что мужчины могли получать удовольствие от любовных занятий с нею. Как и многие мужские шлюхи, она была приветлива, обладала чувством юмора и была менее черства, чем ее женские коллеги по ремеслу. Женщины-проститутки более ожесточены и грубы, всегда торопятся побыстрее развязаться с клиентом, в то время как их мужские коллеги по профессии, похоже, по-настоящему наслаждаются жизнью.

Один из регулярных клиентов Жизели платил свыше шестидесяти тысяч лир (около ста долларов) за то, чтобы провести с ней два часа, куря гашиш и трахая ее в задницу. С моей точки зрения это не очень большие деньги, но для Италии, очевидно, это даже очень хорошо, если сравнить с уличной ценой – десять долларов за сеанс.

Из-за своей привлекательности и большого спроса Жизель никогда не соглашалась на менее, чем двадцать пять долларов, а за обычные услуги брала пятьдесят долларов. Ее коттедж находился в пяти минутах ходьбы от улицы, где она отиралась, поэтому она обычно приводила клиентов к себе домой.

Она сказала, что временами полиция бывает очень груба, настолько же жестока, как в Брере, во время разгона черного рынка и ареста торговцев наркотиками. Часто они совершают налеты и задерживают шлюх – особенно переодетых мужчин, но, конечно, как и во всем мире, все решают деньги, врученные в нужное время и в нужном месте.

Милан в летние месяцы не самое лучшее место для настоящей, выгодной проституции, сказала Жизель, поэтому она собиралась съездить на несколько недель в Геную.

Генуя – город на итальянской Ривьере и главный порт страны. Там родился Христофор Колумб, история города ведет свое начало с древних времен. В наши дни, по сообщению Жизели, в городе буйно процветает проституция различных видов: транссексуалы, беременные женщины, переодетые в женское платье мужчины, усталые, старые профессионалы обоего пола – только назови, сказала Жизель, и вот они уже стоят в подъездах, дверях, на крыльце – всюду, на всем протяжении крутых портовых улочек или же сидят в припортовых барах. Этот район настолько переполнен пьяными, чокнутыми на траханье моряками, что стал известен как Барбарисовый берег – и он оправдывает свое название.

Каждая уличная шлюха имеет свою территорию, на которой она может заниматься ремеслом, но за пределы ее не имеет права высовываться. Существует жесткая система рэкета, контролируемая с помощью железного кулака целым легионом сводников и сутенеров, которые полностью распоряжаются жизнью девушек. Сутенеры могут быть и очень злобными и нередко грабят и избивают клиентов; как следствие, здесь часты драки и убийства.

Жизель, однако, была в более выгодном положении, поскольку могла работать в качестве девушки «по вызовам», поэтому ей никогда не приходилось сталкиваться с совсем уж мрачными и темными сторонами ее профессии. Ей нравилось ее занятие, хотя, как она объяснила, ей нужны были и деньги для оплаты счетов врачам, ей надо было накопить восемь тысяч долларов.

Ее рассказ буквально захватил нас, и когда через полчаса подошло время расставания, мы очень сожалели об этом. Будучи дружелюбно расположены к ней, мы поблагодарили ее за проведенное с нами время и от всего сердца пожелали успехов и счастья.

Какая трансформация от помощника королевы до «королевы на любой случай!».

Еще одной интересной особенностью Парка Равицца являются любители наблюдать за мочеиспусканием.

Антонио сказал:

– Давайте-ка выйдем из машины на несколько минут, и ты увидишь нечто странное, Ксавьера.

Фиона решила остаться в машине, а парни и я прошли в парк. Там Антонио и Ило подошли к дереву и стали мочиться.

Как только они расстегнули ширинки и вытащили наружу свои члены, то тут же привлекли внимание кучки мужчин, ожидавших в кустах. В то время, как они мочились, примерно дюжина этих мужиков начала яростно дрочить свои члены, будучи до предела возбуждены зрелищем извергающейся на землю мочи.

И нужно ли говорить о том, что кому доставляет наслаждение!

Я уже была переполнена впечатлениями о самых нетрадиционных с точки зрения общепринятой морали уголках Милана, поэтому мы поехали домой к Антонио. Он все еще не отрезвел и лепился к Фионе, которая, должна сказать, выглядела великолепно. Когда добрались до дома, она согласилась подняться наверх и принять участие в вечерней выпивке.

Почти сразу, как только мы вошли в квартиру, Антонио схватил Фиону за руку и потащил в спальню. Я подождала пять минут, и поскольку она не вернулась, пошла убедиться, что он не принуждает ее к сексу. Антонио лежал на постели голым. Его тело слегка поджарилось после дня, проведенного на озере, член вяло свисал, а выражение лица было весьма сердитым. Он мрачно взглянул на меня.

Фиона стояла у кровати, с циничной улыбкой на лице, полностью одетая. Я поняла, что Антонио пытался завалить ее на постель, и Фиона не знает, как поступить в этой ситуации без того, чтобы не рассердиться, поэтому вместо нее разозлилась я.

– Антонио, – закричала я, – ты, дырка от задницы! Я предупреждала тебя держаться подальше от моей подруги!

А он начал орать на меня:

– Ты, ревнивая сука! Зачем ты появилась здесь, разрушив то прекрасное, что возникло между нами? Фиона великолепна, я по-настоящему втрескался в нее, она только что собиралась раздеться, не так ли, а?

Фиона быстро сказала мне, что он врет, а она хочет как можно быстрее избавиться от этой сцены.

– Антонио, ты глуп, пьян и сексуально чокнут, – сказала я. – Если бы я сама не позаботилась о тебе и твоем дружке, я еще могла бы все это понять. Но ты не был лишен секса, почему ты нападаешь на Фиону? Кроме этого, взгляни на себя, ты же похож на выжатый лимон со своим загаром и пьяным висячим членом!

Затем я позвала Ило.

– Ило, Фиона чувствует себя плохо, а Антонио не отстает от нее. Не мог бы ты отвезти ее домой?

Ило ответил тем, что спустил штаны до колен и подошел ко мне.

– Возможно, если мы сначала подадим им хороший пример, – злобно взглянул он на меня, – Фиона может еще прийти н отличное настроение.

Я была так взбешена, что схватила Фиону за руку и зашипела на нее:

– Послушай, ты тоже виновата! Тебе не нужно было оставаться в спальне и выглядеть несчастной и смущенной. Почему ты не встала и не ушла в гостиную?

Пьяный Антонио изрыгал в наш адрес непристойности, и происходящее напоминало какой-то кошмар. В конце концов все успокоилось, и Ило повез Фиону домой. Я поехала бы к ней, но у нее не было лишнего спального места. Мне пришлось остаться здесь, но, естественно, без того, чтобы спать с Антонио.

К сожалению, Антонио, который выглядел таким интересным, оказался просто испорченным, незрелым мальчишкой. Ни деньги, ни воспитание не научили его элементарному уважению и приличию в личных отношениях. Утром я заявила ему, что уезжаю. Он глядел на меня, как побитый маленький щенок, а я быстро упаковала свои вещи и отправилась на поиски гостиницы, чтобы провести там последний день в Милане.

 

31. ДРУЖЕСТВЕННЫЙ ФИНАЛ

Я зарегистрировалась в гостинице «Эксцельсиор Галлия Отель» на площади Пьецца Дука д'Акоста. Это был большой комфортабельный отель и, что лучше всего, он был оборудован кондиционерами. Затем, поскольку я вылетала из Италии самолетом, я вернула в агентство взятую напрокат машину. Когда я обратилась в бюро C.I.T., меня ждал еще один приятный сюрприз. Там, за окошком с небольшой вывеской «Говорят по-английски», сидела девушка, которую я знала. Она была родом из Чикаго, и все обычно называли ее «La Divina» («Божественная»). Небольшого росточка, хорошенькая, с красивыми глазами и длинными, струящимися волосами девушка, и хотя она была расположена к полноте, но являлась одной из самых счастливых и пользующихся успехом «колл-герлз» («девушек по вызову») в Уинди Сити. Она обычно приводила в восхищение всех присутствующих своими фантазиями о том, как станет европейской принцессой или следующей невестой Фрэнка Синатры; кроме того, она знала всех и все, связанное со съемками новых фильмов. И еще, я слышала, она была изумительно способна в постели.

Девушка бросила на меня только один взгляд и вся засветилась от радости.

– Ксавьера! – вскричала она, обнимая меня. Выражаясь ее словами – она до самой глубины титек обрадовалась встрече со мной.

Это был именно тот прием, в котором я нуждалась после той угнетающей ночи, и я была страшно рада увидеться с ней. Кроме того, было приятно снова говорить на хорошем английском. Она быстро приняла от меня машину и сообщила своему шефу, что отлучится на несколько часов.

– Ну уж нет, – отрубил он, – у нас слишком много дел. Об этом не может быть и речи.

– В таком случае я беру отпуск на всю неделю. Ищите дне замену.

Это заявление ошарашило шефа, и пока он размышлял, как на него отреагировать, она быстренько повесила табличку «Закрыто» над своим рабочим столом, подхватила сумочку, взяла меня под руку, и мы с гордым видом выплыли на улицу.

Выяснилось, что она накопила кучу денег, причем честным путем. Она переехала в Монреаль, затем в Торонто, а сейчас жила в Милане с двумя подружками.

Она привезла меня к себе домой – в уютную квартирку на последнем этаже дома на площади Пьяцца Пьемонти. Здесь была большая гостиная с французскими окнами, ведущими на «балкон Муссолини» – каменный мешок, способный вместить от силы трех человек. Кроме того, в квартире была маленькая кухня опять же с французскими окнами, откуда имелся выход на более просторный балкон, на стенах которого были нарисованы желтый кит, пурпурный спрут и большая голубая рыба – художество Луизы, одной из подружек, с которыми Ла Дивина снимала жилье. Третьей девушкой была Лена, уроженка Милана. Все трое встретились в Торонто, когда работали на телевизионной станции, и каждая из них скопила достаточно денег, чтобы взять годичный отпуск и провести часть его в Европе.

Их небольшая квартирка – они шутя называли ее «Каса Тарта» – была опрятной и теплой. Поскольку все девушки пользовались одной спальней, она была идеально оборудована для оргий, хотя Ла Дивина призналась, что последние несколько месяцев она работала на выезд.

Лена и Луиза отсутствовали, поэтому Ла Дивина оставила им записку, в которой сообщала, что к ужину будет четвертая персона, и решила сама познакомить меня с городом. Помимо районов Брера и Парка Равицца я уже частично осмотрела его, когда была здесь с Ларри (в промежуток между Югославией и Швейцарией). Но Ла Дивина сгорала от нетерпения показать мне «свой» город и проявила столько энтузиазма, что заставила меня увидеть его свежим, новым взглядом.

Мы прошлись вдоль улицы Виа Манцони и попили чаю в «Гран Отель Континенталь», затем прогулялись по улице Виа Монте Наполеоне, своего рода торговому ряду, где расположены все огромные магазины – Кардена, Диора, первоклассные магазины и лавочки, в которых торговали антиквариатом.

И, конечно, был театр «Ла Скала», который я никогда раньше не видела, самый большой оперный театр в мире. К несчастью, театральный сезон закончился, но Ла Дивина прямо бредила театром. Она с Луизой посетила несколько представлений, хотя каждый раз они вынуждены были стоять и все время боялись или свалиться в оркестр, или задохнуться. Мы вошли вовнутрь, там царила неописуемая красота и пышность – кремового и красного цвета бархат и позолота. Я быстро представила себя сидящей в одной из лож около сотни лет тому назад, в то время, как великий герцог Блахский, приняв меня по ошибке за герцогиню де ла Помпа, заигрывал со мной через весь зал, посылая цветы и шоколадки и умоляя о благосклонности!

Затем мы пересекли стоянку для автомашин и попали в Галерею, крытый торговый центр под огромным стеклянным колпаком, откуда был выход на улицу Корео Витторио Эммануэля. В Галерее располагаются отличные кафе, шикарный ресторан («Савиньи») и магазин, демонстрирующий платья от Леонардо. Я уже испытала однажды их очарование, побывав здесь вместе с Ларри, и все же не смогла удержаться, вошла вместе с Ла Дивиной и купила себе еще одно. (Кстати, это именно то платье, в котором я сфотографировалась на обложке книги «Письма к счастливой шлюхе».) Мы договорились забрать его на обратном пути, а затем направили свои стопы на площадь Пьяцца дель Дуомо.

Ну до чего же красив Домский собор! Представьте себе готический собор, построенный из белого мрамора и ощетинившийся колоколенками, шпицами, коньками и статуями. Это один из самых больших храмов в мире и, чтобы его построить, потребовалось пять веков. Величественно возвышаясь в конце большой мощеной площади в лучах солнца, отражаемого золотой мадонной, собор являет собой потрясающее зрелище, которое заставило меня задуматься, какие вера и преданность были вложены в строительство этого великолепного храма. Начиная с XIV века тысячи и тысячи мастеров посвятили свои жизни возведению Домского собора, и сегодня он стоит – в гораздо менее благочестивом мире – как памятник их искусству и таланту.

Кроме этого, собор служит пристанищем для голубей, продавцов воздушных шаров, жареных каштанов и торговцев сувенирами. В его стенах имеется свыше двух тысяч статуй, а также самые прекрасные в мире витражи из цветного стекла. Ла Дивина, которую воспитали католичкой, показала мне любопытную статую святого Варфоломея, который, как она рассказала мне со странной радостью, был замучен особенно жестоко – с него живого содрали кожу…

Наступал вечер, к тому же в один день можно воспринять довольно ограниченное количество истории и красоты, поэтому мы направились домой в Каса Тарта, сделав короткие остановки в Галерее и в моей гостинице, где я освежилась и переоделась.

Луиза и Лена, соседки Ла Дивины по комнате, были уже дома, когда мы пришли; их страшно заинтриговало, кто же будет их таинственный гость.

Лена представляла собой крошечный комочек миланской радости и веселья – ростом менее пяти футов, с густыми вьющимися волосами, фантастическими грудями и поразительным голосом. Временами она звучала, словно с пленки мультфильма о Микки Маусе. Она родилась и выросла в Милане, но ей пришлось жить в Нью-Йорке и Торонто; когда она была в Италии, то скучала по Северной Америке и наоборот. Девушки представили ее как мини-наркоманку – она пристрастилась баловаться наркотиками, но была достаточно умна, чтобы понимать, что делает и чем это может кончиться.

Луиза была стройной, худощавой девушкой с дерзкой, хорошенькой мордашкой, скрытой наполовину под густыми рыжими волосами, аппетитным задком и смеющимися глазами. Она была испорченной до мозга костей, деревенской девчонкой без комплексов из окрестностей Торонто, и она была художницей.

Все девушки были примерно моего возраста. Самые лучшие их качества – заразительная любовь к жизни и чувство юмора. Они праздновали торжество жизни в каждом своем движении, и я просто влюбилась в них.

Пока Ла Дивина и я вспоминали старые времена, Лена и Луиза скрылись на кухне и приготовили обед: салат с грибами, изумительное блюдо из цыпленка, запеченного с чесноком в соевом соусе, с лимоном и грибами в масле. На десерт у нас были хрустящие яблоки, причем добавки были щедрыми, от всего сердца. Во время обеда мы щебетали, как школьницы, хорошо проводящие время; было такое ощущение, словно мы знали друг друга всю жизнь.

После всех моих ошибок в Милане я наконец нашла людей, которые были искренними, и одно это оправдало все путешествие. Они ничего от меня не требовали, и поскольку не было никакого давления, мы поняли, что у нас есть все, чем можно поделиться друг с другом. Закончили вечер прослушиванием хороших пластинок, своего рода, наркотика.

На следующее утро нужно было ехать в аэропорт и прощаться с Миланом. В самолете я проверила свои заметки, касающиеся некоторых странных вещей, которые я слышала.

Одна из них о проституции в Риме.

Зимним вечером по дороге в Рим, в поле недалеко от шоссе, можно видеть огни костров… У этих огней джентльмен может погреть руки, да и не только руки.

Эти огни разжигаются и поддерживаются хозяевами проституток – сутенерами. Сами девушки живут в домишках неподалеку, водителям остается только затормозить при виде костра. Они согревают руки, а затем получают то тепло, которое ищут: или в своих машинах, или в домиках девушек.

Среди всего остального это любопытное и красочное зрелище.

Человеческий оттенок этому придает тот факт, что иногда девушки при этой встрече договариваются с клиентами о новой, но уже на другом уровне. Вместо быстрого перепихона девушки зачастую предлагают мужчинам обильную еду с выпивкой в коттедже, конечно, за плату, но без всякого секса. Некоторым мужчинам просто необходима женщина, с которой можно поговорить и которая умеет слушать. А сутенеры не против этого, лишь бы текли денежки.

Другие записки касались соленых итальянских пословиц. Одна из них переводится так: «Твердый член плохо думает».

Еще одна: «Когда член в силе, валяй трахайся. Когда его сила иссякает, пользуйся языком. Когда силы почти не осталось, работай пальцем. Когда же совсем выдохся, пользуйся задницей. Но никогда не останавливайся, иди вперед».

За подобными размышлениями полет из Милана в Лондон прошел почти незаметно и не оставил каких-либо ярких воспоминаний. Он не занял много времени… я задремала в кресле к проснулась, когда колеса самолета коснулись взлетной полосы в аэропорту «Хитроу».

 

32. СЛАВНЫЙ ЛОНДОН

Мое сумасшедшее лето в Европе подходило к концу. После нескольких месяцев путешествий по Франции, Югославии, Италии и Швейцарии, я была готова осесть в единственном городе – Лондоне. А сентябрь, пожалуй, один из самых приятных в Лондоне месяцев: туристы разъехались по домам, Англия приняла свой естественный вид, а погода мягкая – или мягко солнечная, или мягко дождливая.

Для посетителей из стран с более суровым климатом английская осень кажется неотличимой от всех остальных времен года. Мужчина, с которым я когда-то была знакома, сказал мне, что он провел в Лондоне целых два года в ожидании смены времен года! Не то, чтобы погода так уж много значила для него: он наблюдал окружающий мир из баров и спален, а иногда объединял то и другое, если ему удавалось. Это был единственный знакомый мне мужчина, который мог делать свое дело, держа в одной руке бутылку, а в другой ягодицу. Но это уже из другой главы в другой книге.

Одной из главных причин моей остановки в Лондоне был Боб Гуччионе со своим журналом «Пентхауз». Я вошла в состав редакции журнала в качестве регулярного автора колонки с советами, которую я хотела назвать «Избавьтесь от ваших комплексов», но Гуччионе со своим безошибочным чутьем рынка назвал ее «Зовите меня Мадам».

Я с нетерпением ждала, когда же начну писать свою колонку сексуальных советов, потому что считала себя хорошим специалистом в области траханья. По сравнению с многочисленными психиатрами, консультантами в области секса и брака, которые зависят от книжного опыта, я имела одно преимущество – большую практику.

Я отвечаю на письма как можно честнее и, надеюсь, не без чувства юмора, этого неотъемлемого элемента жизни, которым люди очень часто пренебрегают. На мой взгляд, сексом можно наслаждаться полностью только тогда, когда нет напряженности, когда обе стороны полностью расслабились, а юмор – верное средство снять напряжение.

Одна женщина рассказала мне, что встреча с новым мужчиной, на которую она возлагала огромные надежды, окончилась полной неудачей из-за того, что ее партнер издал неприличный звук в очень ответственный момент. А если бы она увидела в этом смешную сторону – ведь он всего лишь слабо колыхнул воздух, а не вызвал шторм, – рассмеялась и тем бы закончился инцидент!

Но вернемся в Лондон, любимый город всего мира. Мне нравятся небольшие размеры Лондона… подразумеваю не город в целом, а его уют. Глазам, привыкшим к североамериканским улицам, даже самые главные магистрали Лондона покажутся маленькими.

Например, возьмите улицу Треднидл Стрит, расположенную в центре Сити (так называют лондонцы финансовый центр города площадью в одну квадратную милю). Она недостаточно широка даже для того, чтобы на ней могли разъехаться два автобуса, и все же Треднидл Стрит – главная улица, соединяющая официальную резиденцию лорда-мэра Лондона Мэншн Хаус с вокзалом на Ливерпул Стрит и районом Ист-Энд. (Кстати, именно на улице Треднидл Стрит вы обнаружите один из лондонских филиалов вашего национального банка. Прогулка вдоль этой узкой улочки походит на быстрое путешествие по всему миру.)

В Уэст-Энде узкие улочки иногда называются «мьюз» («конюшни», «стойла»), в средневековом Лондоне они служили подъездами к конюшням, расположенным позади господского дома, который выходил фасадом на шикарную площадь или улицу. Сейчас эти подъезды и переулки выглядят интригующе и содержатся в хорошем состоянии (некоторые до сих пор сохраняют булыжное покрытие), а сами конюшни переоборудованы под комфортабельные и весьма престижные квартиры.

Самым лучшим районом для созерцания этих бывших конюшен является район Мэйфейр, ограниченный улицами: с запада – Парк Лейн, с востока – Бонд Стрит, с юга – Пиккадилли, а с севера – Оксфорд Стрит. Я гуляла по этому району часами и все равно не познакомилась как следует с сотнями улочек, переулков и тупиков. Возможно, тот факт, что в этом районе расположены некоторые самые прекрасные в мире магазины и лавки, несколько замедлил темп моей экскурсии, но зато эти магазины помогли наполнить мои прогулки в этом районе в теплые солнечные дни самыми счастливыми впечатлениями, какие я имела в каком-либо городе.

Еще мне бросилось в глаза, как стареют англичанки: красиво и изящно. Англичанка воспринимает старение, как неизбежность, с которой приходится не только сталкиваться, но которую надо и приветствовать, как естественную стадию жизненного цикла. И с таким отношением она создает вокруг себя атмосферу обаяния.

Североамериканки воспитаны иначе, они благоговеют перед юностью, как будто она единственно стоящий период жизни. Постоянно воюя с временем, североамериканская женщина являет собой поистине печальное зрелище. Не потому ли это, что старение обычно связывают с упадком сексуальной активности? Не потому ли, что привыкли считать: раз уже сорок, пора браться за вязание, а не увлекаться юношескими забавами.

К счастью, сексологи и их последние исследования в области возрастной сексуальности ставят конец этому устарелому мышлению. Все больше и больше газет и журналов уделяют много внимания этой теме. Результаты исследований почти единодушно показывают, что нет никаких оснований для того, чтобы не наслаждаться полнокровной сексуальной жизнью в возрасте восьмидесяти лет.

Возможно, англичане знали это всегда. Что же они знают о сексе? Почитайте. Оказывается, у англичан есть еще кое-что, кроме надменно вздернутой верхней губы.

 

33. ГУЗКА, СМАЗАННАЯ МАСЛОМ

За месяц я основательно познакомилась с главными, представляющими для меня интерес, местами и стала считать Лондон своим родным городом. Мне повезло, я завязала нужные связи и узнала нужных людей; я даже стала членом клуба «Трэмпс» («Странники»), наиболее элегантного частного клуба с рестораном и дискотекой. Это большая честь – получить членство в течение четырех недель, тогда как существует громадная очередь желающих вступить в него и большинству из них приходится ждать не менее года.

Ночная жизнь в Лондоне представляет собой странное зрелище – пивные закрываются в 11 вечера, а метро – в 12; даже автобусы после полуночи ходят не все. Однако, для тех, у кого есть деньги и связи, ночь длится бесконечно и бесконечен выбор мест развлечения: «Аннабел 3», «Плейбой», «Трюфели», «Пентхауз» – и это только немногие из них.

Однако, чтобы провести в Лондоне «необычный» вечер, не обязательно посещать ночные клубы. Я вспоминаю один вечер с Винсентом, красивым кареглазым мужчиной, с которым познакомилась в «Пентхаузе». Он был более шести футов ростом, имел мускулистое тело и длинные ноги. Когда он улыбался, под глазами собирались симпатичные морщинки (а улыбался он часто), и хотя он был темный шатен, его усы и виски были рыжеватого цвета.

Винсент был из титулованной семьи, но зарабатывал себе на жизнь помощником директора школы высшей степени в Манчестере. Школьные занятия еще не начались, поэтому была возможность наслаждаться романом несколько недель, пока его работа не разлучила нас.

Мы были приглашены на открытие новой картинной галереи – приглашение поступило от Марии и Казимира – прелестной молодой польской княгини и ее столь же приятного спутника, поляка. Открыть галерею они решили демонстрацией фильмов датского художника с явными патологическими отклонениями – «Грязного датского Оскара», как они называли его. Мы спустились в подвал, где собирались показать фильм, растянулись на ковре – Мария, Казимир, Винсент и я, а также целая группа преуспевающих, скромно выглядевших мужчин и женщин; некоторые из них были коллекционерами, другие – дилерами, а остальные, как и мы, друзьями друзей.

Фильм, который с первого кадра был сюрреалистским, начался с показа двух занюханного вида мужчин, сидящих на столе, один из них был босой и под ногой у него лежала французская булка. На следующем кадре появилась женщина с короткой стрижкой и гримом 30-х годов. Она лежала на столе, а двое мужчин стояли сзади нее. Затем было несколько наплывов на батон, который выскользнул из-под ноги мужчины, а тот, в свою очередь, пошел и лег в углу ванной, стены которой были обрызганы мочой. К этому времени я уже не знала, смотрим ли мы фильм о гигиене или же о рехнувшемся гурмане.

В другой сцене женщина лежала на спине, а батон, подобно стоячему пенису, торчал у нее на животе. Оба мужчины, стоя рядом, наблюдали за ней. На одном из них был монашеский клобук, закрывавший лицо и глаза.

Дама перевернулась на живот, один из мужчин выступил вперед, раздвинул ее ягодицы и впихнул длинный, узкий батон в задницу. Нет, это был не чокнутый гурман, а совсем наоборот! Другой мужчина тоже сделал шаг вперед и острым ножом располосовал ее спину. Оттуда потекла густая, медузообразная масса. Мужчины начали пожирать этот соус – человеческий соус.

Сначала они обходились вилками и ложками; затем, поняв, что соблюдая приличия, они никогда не добьются успеха в Голливуде, стали черпать жидкую плоть руками, все глубже и глубже погружаясь в женское тело. Тут же крупным планом было показано искаженное болью лицо женщины, а затем последовала заключительная сцена, явно не принесшая премию создателям фильма – один из мужчин закатал рукав рубашки и запустил руку глубоко внутрь тела женщины, извлекая злополучный батон. В этот момент я подумала, что кто-то познакомил датского сценариста и режиссера с английским выражением «сладкая булочка в печке», но при этом в процессе перевода что-то исказилось.

Наконец, наступил последний кадр – и если у вас слабый желудок, закройте глаза и пропустите эти строки. Сверкнул нож, разрезавший буханку напополам, и на стол медленно вывалились человеческая печень и другие внутренности. Наконец-то, к счастью, на экране появилось слово «конец». По-моему, очень своевременно.

Что за безобразное и болезненное искусство! С известной долей критики все это можно кратко обозначить одним словом: чушь собачья!

Молчаливая, несколько позеленевшая от полученных впечатлений, публика стала выходить из подвала, а Винсент и я поторопились к его красной спортивной машине. Мы опустили верх и поехали вдоль Парк Лейн, вдыхая свежий воздух, который помог нам восстановить нормальный цвет лица.

Ветер развевал мои волосы, когда мы ехали на юг по Парк Лейн; справа, в темноте, простирался Гайд Парк, а слева величественно вырисовывался отель «Дорчестер», знаменитый на весь мир еще с 30-х годов. Затем в поле зрения возник новый лондонский «Хилтон», тридцать этажей которого нависали над Гайд Парком (к большому неудовольствию консервативных лондонцев).

Мы свернули на углу Гайд Парка (по воскресеньям место свободного словоизлияния) и направились по Найтсбридж вдоль одних из лучших магазинов мира, затем по Бромптон Роуд, свернули направо на Кромвелл Роуд, пронеслись мимо великолепного музея Альберта и Виктории, музея истории естествознания и с левым поворотом въехали в район маленьких улочек, который нравился Винсенту больше всего. Мчась по ним со скрипом тормозов, огибая аккуратные скверы и площади, мы оказались в Челси, откуда со своей сногсшибательной модой на мини-юбки начала свое победоносное шествие Мэри Куонт. Это знаменитое место, где по вечерам собираются уважающие себя свингеры и новички, мечтающие примкнуть к ним.

Когда-то Челси был артистическим центром Лондона, но сейчас он притягивает к себе лиц со специфическими наклонностями, сшивающихся на телевидении особ, рекламных агентов, киноактеров вторых и третьих ролей (иногда и кинозвезд) и, конечно, модников, единственным достоинством которых является одежда. Я всегда ощущала их постоянный трепет, боязнь, что к полудню мода изменится: юбка сделается чуть-чуть не того оттенка, а отвороты на брюках на полдюйма шире. Но это их проблема. Давным-давно я обнаружила, что человек красит одежду, а не наоборот.

Подавив желание опрокинуть живительный стаканчик в великолепной старинной «Пивнушке шести колоколов», Винсент решил привезти меня прямо в славненький маленький чехословацкий ресторанчик, где, почувствовав вернувшийся аппетит, мы заказали по порции гуляша. После этого мы снова прогулялись, на этот раз пешком, по Кингз Роуд, наблюдая людей и впитывая окружающую обстановку.

В этот вечер Винсент поехал ко мне домой, чтобы насладиться любовью. После первого раза, более-менее традиционного, – способы, которыми мы пользовались, одобрили бы даже миссионеры – Винсент решил расслабиться и доказал, что он достаточно подкованный любовник. Хотя он и был в глазах своих учеников абсолютным джентльменом, он оказался приятным англичанином не без фантазий.

За те несколько недель, что я пробыла в Лондоне, я провела некоторые исследования в области мифического холодного английского темперамента и обнаружила, что по меньшей мере каждый из четырех англичан из высшего общества не без завихрений. Они весьма подвержены преклонению перед физическим насилием и склонны к приятному и здоровому отбиванию своих хорошо упитанных задниц. На этот счет имеется две теории.

Одна из них гласит, что любовь к физическому наказанию восходит к семейному укладу, где гувернантки прибегали к этому методу воспитания. Но нянька (гувернантка) в то же самое время являлась и объектом домашнего обожания, в то время как мама с папой были весьма заняты другими делами и не проявляли особые чувства к своим отпрыскам. Поэтому в отрочестве физическое наказание и привязанность психологически связывались друг с другом.

Согласно второй теории это объясняется системой воспитания и обучения англичанина, принадлежащего к высшему обществу. Как правило, его посылали в чисто мужское учебное заведение, где трость была средством воспитания и наказания и широко применялась как преподавателями, так и учащимися старших классов. Большое количество учеников были вовлечены в гомосексуальную деятельность, что не удивительно для среды, в которой подростки и юноши не имели никакой реальной возможности познакомиться с девушками.

Многие мужчины, попадающие в тюрьму, занимаются гомосексуализмом вынужденно – из-за отсутствия особей женского пола – зато потом, после освобождения из тюрьмы, они могут продолжать свою половую жизнь нормальным гетеросексуальным образом. Но для школьников, чей первый опыт в сексе был гомосексуальным, благополучный результат может наступить очень не скоро, и обстановка физического насилия – так утверждает вторая теория – помогает им идеализировать гомосексуальные наклонности.

Что касается Винсента, то весь вечер он был странно заинтригован золотой цепочкой, которую я носила на талии. После нашего первого – и весьма нежного – траханья, он взял цепочку, обвязал ее вокруг моих грудей, а затем начал сосать мне соски. Делая это, он засовывал и цепочку, и по мере того, как она врезалась в мои соски, он все более и более возбуждался.

Потом он занялся клитором, и мне это доставило подлинное удовольствие, особенно после того, как я ему точно объяснила, что от него требуется: сосать не слишком сильно, быстро работать языком вверх и вниз по клитору. Я почувствовала раннюю стадию оргазма и обхватила ногами его шею. Вдруг он прекратил свое восхитительное лизание, перевернул меня на живот, приказав не задавать лишних вопросов.

Я была все еще сильно возбуждена и жаждала оргазма. Глядя через плечо, я увидела, что он взял галстук, ремень и опытными руками привязывал мои лодыжки и ноги к кровати. На какой-то момент я испытала страх – страх незнания того, что последует, однако, этот страх только добавил новые ощущения к моему возбужденному состоянию.

Винсент отошел от кровати, и я терялась в догадках, какой же экзотический предмет он выберет для бритья. Им оказались полфунта новозеландского соленого сливочного масла. Он медленно разорвал упаковку и, держа содержимое в правой руке, стал медленно втирать его между моими ягодицами левой. Масло, естественно, быстро таяло, и по мере того, как оно таяло, я, будучи со связанными ногами, ощущала себя индейкой, в гузку которой влили изрядную порцию жира.

С затуманенным взглядом Винсент отложил остатки масла в сторону, взобрался на постель и начал медленно тереть свой член вверх и вниз между моими ягодицами, очень медленно и очень нежно. Это было страшно чувственно, и возбуждение нарастало во мне. Он сел, обхватив коленями мои бедра и держась руками за мои плечи и возобновил те же движения, но более энергично. Сейчас я могла чувствовать, как его напряженная мошонка трется о меня и вжимается в мокрую вагину.

Движения Винсента участились и стали более сильными. Я попробовала изменить свое положение, чтобы получить большее удовольствие, но при связанных ногах, пришпиленных его руками моих руках и давящем на меня теле, это было почти невозможно. Я забилась в попытках изменить и облегчить свое положение, и именно эти попытки по-настоящему возбудили Винсента.

Сейчас он с силой сжимал мои плечи, пальцы впивались в мою плоть, и при движении вверх он, казалось, хотел тянуть меня за собой. Ритм движений участился, он рычал и стонал – он до сих пор еще не вошел в меня, когда оргазм неожиданно обрушился на нас. Это было фантастично. Когда я была в состоянии полуоргазма, Винсент вонзил вглубь моей вагины свой уже сочащийся член.

Невероятно – оргазм, казалось, повторил себя с самого начала. Я дергалась с такой силой, что галстук, привязывающий правую ногу, оборвался, но это уже не имело значения. Винсент внезапно в изнеможении упал на меня, и мы лежали в таком положении, казалось, целую вечность, прежде чем обрели возможность пошевелиться. Он отвязал мою вторую ногу, и мы с трудом залезли под простыни, чтобы погрузиться в сладкий сон. Наконец-то мне попался мужчина, который знал, с какой стороны нужно было намазывать маслом булочку!

Назавтра было воскресенье, и Винсент, голодный, как волк, занялся яичницей с беконом. Было приятно проснуться в своей уютной квартирке в Челси Куортерс. Там, на кухне, был голозадый Винсент со своим великолепным молодым телом и сильными ягодицами, похожий на Нуриева в современном балете. Яичница с беконом на сковородке, помидоры с луком в тарелке – все это выглядело как завтрак для турманов. Винсент повернулся и улыбнулся мне.

– Все хорошо, дорогуша, – сказал он, – у нас только нет масла!

 

34. ПОВЕСТВОВАНИЕ СПИРО

В журнале «Ридерз Дайджест» была ежемесячная рубрика под названием «Самая незабываемая личность, с которой я когда-либо встречался». Так вот, незабываемой личностью, с которой я встречалась в Лондоне, был джентльмен по имени Спиро. Но, думаю, я не смогла бы рекомендовать его кандидатом для «Ридерз Дайджест». Боюсь, что редакторы журнала нашли бы его несколько неудобоваримым.

Спиро – мужчина, которого не так-то легко описать. Он выглядел ни молодым, ни старым, однако, ему было по меньшей мере сорок лет, поскольку его сыну уже стукнуло двадцать. Его привлекательность была совершенно отлична от того, с чем я сталкивалась ранее.

Я слышала очень много о Спиро от Винсента, который познакомился с ним в Австралии, на родине Спиро, куда эмигрировали его родители-греки после Первой мировой войны. Когда мы ехали к Спиро в его двухкомнатную квартиру, расположенную в одном из самых фешенебельных районов Лондона, Винсент так расхваливал его, что я уже ожидала встретить настоящего греческого бога с восемью пенисами по меньшей мере. Вообразите мое изумление, когда дверь открылась и на пороге появился мужчина, ростом не выше моего плеча. Я взглянула на Винсента, чтобы удостовериться, не шутит ли он, и тот ли это человек, о котором он так распинался. Винсент не понял мой взгляд и представил нас друг другу.

Однако мне не потребовалось много времени, чтобы разобраться, почему Спиро завоевал такую репутацию. Это был тот тип мужчины, который в считанные минуты настолько располагал к себе, будто вы были знакомы с ним десятки лет.

Да, он не отличался высоким ростом и красивой внешностью – обычный человек. Но это была артистическая натура с большим чувством юмора. Он оказался всего-навсего прекрасным человеком… и все это в десять раз дороже, чем приятная внешность, хотя нельзя сказать, что Спиро не был чертовски привлекателен для женщин.

Часть удивительного обаяния Спиро заключалась в том, что он был одним из самых одаренных рассказчиков в мире. В тот первый вечер у себя дома он буквально заставил меня «описаться» от хохота (полагаю, что это несколько вульгарный способ для передачи потрясающего эффекта, который производят на слушателей воспоминания и анекдоты Спиро).

Кроме того, он гостеприимный хозяин. Вы тут же ощущаете, что и кухня его, и бар в вашем полном распоряжении. И он всегда предлагает, поэтому нет никакой необходимости что-либо просить.

И самое главное, Спиро отдает самого себя полностью – поистине великий дар. Вот, что я имею в виду, когда говорю о моментально возникшем предчувствии длительной дружбы с ним. С того первого вечера он дал мне почувствовать, что я у него дома желанная гостья и буду оставаться таковой всегда, когда захочу увидеться с ним.

Когда я навещала Спиро – а это было очень часто – всегда в его доме была девушка (или «птичка», как говорят в Лондоне), которая хлопотала, занимаясь стряпней, уборкой и вообще проявляла всяческую заботу о нем и его сыне. Нельзя сказать, чтобы Спиро нуждался в помощи – он сам был великолепный повар (греческая кухня была его специальностью, хотя он мог справляться с кухней других стран с таким же успехом). Другими его любимыми занятиями были шахматы и гитара. В его огромной современной гостиной у стены стояли две великолепные испанские гитары. Он относился к ним, как к любимым женщинам… не позволяя их трогать никому.

Что касается женщин, они тоже были драгоценны для Спиро, который когда-то был ярым участником группового секса, но в последнее время обнаружил, что может получить больше удовольствия, проводя время с одной девушкой (правда, варьируя их).

Винсент, который все еще увлекался оргиями, всегда был начеку и, если встречал подходящую девицу во время свинга или оргии, посылал ее к Спиро. Личность Спиро была достаточна для того, чтобы эти девицы в свою очередь рекомендовали своим подружкам навестить гнездышко Спиро.

Что касается меня, то это была только дружба. Мне нравилось быть рядом с ним, пользоваться его обаянием, теплотой и, прежде всего, слушать восхитительные рассказы.

Здесь я приведу несколько историй, которые поведал Спиро.

«В Австралии я был знаком с приятной, не очень хорошенькой, но довольно невинно выглядевшей девушкой. Я знал ее очень много лет – мы встречались на пляже, в кофейных барах и где только придется. Но я никогда не назначал ей свиданий. Ну и вот, в конце концов, благодаря стечению обстоятельств, мы, к моему удивлению, оказались в одной постели, честно говорю, она была чистой девицей, у которой даже масло не растаяло бы во рту. Но тот факт, что мы очутились в одной постели, явился только половиной сюрприза. В то время, когда мы занимались любовью, она взахлеб рассказывала про себя самые фантастические, необузданные и непристойные истории, которые я когда-либо слышал в жизни, а уж я вел отнюдь не монашескую жизнь. Когда мы закончили заниматься любовью и сели попить кофе и перекурить, она заявила мне: „Я просто так это рассказывала“. Все хорошо, что хорошо кончается.

Следующая ночь – то же самое: снова любовь и новая порция любовных историй. Через семь месяцев… та же самая ситуация. И что самое удивительное – девица никогда не повторялась! И всегда при этом один и тот же рефрен:

«Я это просто так рассказала». Ну и я настолько привык ко всему этому, что, если бы она не сказала: «Я просто так это рассказала», я бы упал в обморок.

Конечно, она была удовлетворена тем, как изображала из себя секс-символ, потому что после всех месяцев нашего интимного знакомства, я все еще хотел затащить ее в постель. Но вот что я никогда не сказал ей: я трахал ее просто потому, что хотел слушать ее россказни!»

«Это случилось опять-таки в Австралии, когда я жил в очень скромной квартире с очень тонкими стенками. У нас был знакомый итальянец, который трахал любое существо, стоящее на двух ногах. Мы были счастливы, что ему не пришлось встретить на своем пути танцующего медведя! Но его специфичной особенностью был звук, который он производил в момент оргазма – настоящий рев. И он часто занимался любовью в моей квартире.

Ну и вот, не было никакого способа, чтобы утихомирить его, чтобы стоны и рев не беспокоили соседей. Единственное, что мы придумали, а мы – это я и Марк, мой друг – во время звериного рева играть на обеих гитарах в бешеном ритме фламенко, и если его рев заглушал нас, то мы были вынуждены топать ногами и вопить истошным голосом.

В конце концов сосед постучался к нам в дверь и пожаловался: «Слишком много звуков е.., приятель!» Мой немедленный ответ был: «А что ты думаешь об игре на гитарах?»

«Была еще одна хорошенькая глухонемая австралийская девушка. К тому же нимфоманка. У меня с ней была немного необычная договоренность: когда ей захочется, она позвонит мне по телефону. Естественно она не могла говорить и даже слышать, когда я сниму трубку, она выжидала несколько секунд и затем царапала ногтем по микрофону трубки. Это был для меня сигнал прыгать в машину и заезжать за ней. Она жила в тридцати минутах езды от города и обычно ожидала вне дома, несмотря на погоду – лето или зима, солнце или снег.

Ну и вот, однажды вечером – в середине зимы – у меня в доме собралось на вечеринку двенадцать гостей. Все мы были игроками в карты, здорово выпили и были на взводе, как говорится. Они все спрашивали, не могу ли я достать каких-нибудь баб, но в то время у меня еще не было достаточно знакомств для этого. Я был в кухне и готовил выпивку, когда зазвонил телефон. Трубку снял тот, кто был рядом – мой приятель, которого прозвали Мендрейк, из-за большой любви к американскому комическому сериалу о волшебниках. Это был толстый болван с членом, как у жеребца.

Подняв трубку, Мендрейк услышал царапанье, и, думая, что звонит какой-то идиот, у которого не нашлось монеты для телефона-автомата, бросил трубку. Мы уселись за карточный стол и за выпивкой часа через два я рассказал им о своей девушке. Мендрейк подпрыгнул. «Святая скумбрия, это, должно быть, была она… в телефоне… до этого… я слышал только царапанье…»

Не теряя времени, я на машине полетел к ней. Она стояла на своем месте как всегда. Ожидая меня почти два часа, она превратилась в сосульку. Я обнял ее и привез к себе домой, где, как я знал, она отогреется, но как – неизвестно. Эта проклятая дюжина ждала нас, сексуально голодная и горячая. Один вид мужиков смягчил ее и не прошло много времени, как она была трахнута в моей спальне всеми по очереди.

Мендрейку, однако, захотелось выпендриться. Он должен был сношаться последним. И он ждал со стоячим членом в руках и лукавой улыбкой на лице. Поскольку много гостей входили с главного переднего подъезда, он решил выполнить свою миссию по-гречески, и когда подошла его очередь, поставил бедную девушку на четвереньки на кровати и прежде, чем она поняла, что происходит, всунул свой толстый член в ее девственный зад. Лицо девушки побледнело от боли, и она издала стон «А-а-а-а-х!». Это был первый звук, который мы услышали от нее.

Мендрейк, не теряя ритма, вскричал: «Ну вот, ребята, я нарушил ее. Теперь она будет болтать об этом по всему городу!»

Как бы то ни было, в этом и заключалась изюминка рассказов Спиро. И он никогда не повторялся.

 

35. КАК МОЖНО ОКАМЕНЕТЬ В СТРАНЕ «РОЛЛИНГ СТОУНЗ»

В конце августа, когда Винсент должен был провести несколько дней в Манчестере, готовясь к новому учебному году, мужчина по имени Эрик, с которым я до этого разговаривала только по телефону, пригласил меня на воскресный ленч вместе с его друзьями. Все сходилось великолепно. Винсент уехал, и он бы не возражал, если бы узнал, что я отправлюсь в путешествие со своими новоприобретенными знакомыми. Я же не догадывалась, опуская трубку телефона, кого рода поездка меня ожидает.

Эрик был другом Андриана, довольно скользкого сорокапятилетнего австрийца, который был известен всей Европе в качестве свингера высокого пошиба. Андриан и вся его семья, включая семнадцатилетнего сына и дочерей, тоже были свингерами. Кажется, это доказывает то правило, что семья, ложащаяся спать вместе, и встает вместе. Андриан всегда знакомил меня только с приятными людьми, этому у меня не было никаких сомнений насчет Эрика. Мне он понравился даже по телефонному разговору. В час дня он заехал за мной на машине.

Его густые каштановые волосы обрамляли довольно вытянутое лицо, на котором сияли большие смеющиеся карие глаза. Одет он был со вкусом: коричневые вельветовые брюки с белым ремнем, белые ботинки, коричневатая прозрачная рубашка с цветочным рисунком и коньячного цвета пиджак. Его глаза улыбнулись мне сквозь темные очки. Когда он позднее снял их, то напомнил мне Уоррена Битти, с которым я встретилась несколько дней тому назад на вечеринке, организованной Хью Хеффнером в Клэрмонт Клубе, принадлежащем журналу «Плейбой». Уоррен был со своей подругой Джулией Кристи, одной из моих киноидолов. Список включал Питера Селлерса, Майкла Кейна, Берни Корнфелда (еще до того, как он угодил в тюрьму), Джорджа Хэмилтона и Хантингтона Хартфорда, который, казалось, успевал быть одновременно на всех званых вечерах в мире. Там же показался и Том Джонс в окружении своих парикмахерш.

Но вернемся к Эрику. Он был одновременно дружелюбен и деловит. Он намеревался отвезти меня в Хэмпстед на ленч месте с его друзьями и обсудить там свои планы организации новой конторы, которую он предлагал мне возглавить, то есть стать ее директором.

Суть работы конторы: бизнесмены из США будут платить его компании пятьсот долларов, а за это гарантируется для них или их жен обеспечение обществом лондонской девушки, вторая станет сопровождать их во время посещений магазинов, охоты за антиквариатом или же визитов к парикмахерам. Или вообще знакомить их с городом. В мою задачу входило поставлять девушек без всякой договоренности о том, что они будут выполнять какие-то побочные обязанности. Если же, однако, мужчине захочется пригласить девушку переспать, то он должен будет договариваться об этом с ней индивидуально.

Эрик хотел использовать мое имя для рекламы из своих книжек в Америке и, конечно, хотел, чтобы я возглавила упомянутую выше службу в Лондоне. К лучшему или худшему, но из этого ничего не вышло.

Мы обсуждали эту проблему по пути из Челси Клойстера в Хэпмстед, весьма респектабельный район Лондона. После двадцатиминутной расслабляющей поездки добрались до места назначения, где нас приветствовали две весьма симпатичные девушки. Одна из них блондинка с классическими нордическими чертами лица; ее звали Джойс. Она действительно производила ошеломляющее впечатление, очень гладкая кожа, бледное лицо, искусственные брови и ресницы, закрывающие ее чистые синие глаза. И зубы, которые выглядели так, будто были только что вставлены. Естественные светлые волосы спадали на красного цвета свитер и жакет из змеиной кожи. Интересно, что ее возраст было трудно определить – ей могло быть от двадцати пяти до тридцати пяти.

Вторую девушку звали Габриэла или сокращенно Гэй. Она обладала хорошеньким круглым личиком, большими карими с зеленоватым отливом глазами (почти, как у меня), великолепными длинными ресницами и длинными пушистыми рыжими волосами. Ее сочное тело было заковано в черного цвета одежду – свитер и брюки, широкий пояс сверкал позолотой. У нее был чувственный рот, вздернутый кверху нос, и вообще она была милой особой и с гордостью познакомила меня со своим резвым любимцем – колли по имени Докси.

А потом меня представили Патрику – высокому, симпатичному мужчине с небольшими пронзительно-коричневыми глазами и седыми волосами. Он был президентом солидной фирмы и владельцем дома с пятью спальнями, в котором мы находились.

Я смогла уяснить взаимоотношения этих людей только позже. Мне было известно только то, что Патрик жил в этом доме с двумя девушками, а Эрик часто навещал их.

Однако, вскоре я выяснила, Джойс была постоянной подружкой Патрика, к тому же очень ревнивой. Хотя она выдела в десять раз лучше и красивей, чем Гэй или я, у нее был один недостаток – отсутствовало чувство юмора. Когда-то она работала танцовщицей, а сейчас была манекенщицей. Гэй, которая до последнего времени подвизалась в съемках порно-роликов, сейчас помогала своему шефу затыкать разного рода дырки, выступая в роли «помощника».

Как только мы вошли в гостиную, Патрик включил хорошую джазовую музыку. Затем появилась Джойс с кусками фруктового торта и с завлекательной улыбкой предложила нам отведать его. Это угощение показалось мне странным, и я не могла понять, в чем дело, пока внимательно не посмотрела Джойс в глаза, после чего она призналась, что съела уже четыре куска. Она обалдела от сочетания фруктов с гашишем, и глядя, как она удалялась с детской улыбкой во весь рот, я сообразила, что торт действовал весьма эффективно. Эрик и я решили приобщиться к торту тоже и съели каждый по кусочку. Патрик и Гэй, будучи, очевидно, под воздействием принятого несколько часов тому назад гашиша, решительно отказались от еще одной порции столь действенно блюда.

Затем все втиснулись в машину Патрика, и он на самой большой скорости повез нас в Хот Рок, напротив Гайд Парка. Хот Рок одно из тех мест, которые вы скорее встретите в Нью-Йорке, чем в Лондоне – перекресток между Максвеллз Плам и П.Дж.Кларкс – он переполнен молодыми хиппи. Это большое пространство, уставленное деревянными столами и скамейками; некоторые из них стояли на возвышении, а другие образовывали галереи по бокам. Самым главным была пища по-американски. Официантками работали хорошенькие английские девушки, трепетно шевелящие своими аккуратными попочками. Они приносили клиентам гамбургеры, жареное мясо и грудинку.

Именно тогда я почувствовала специфический звон и поняла, что одурманена. Помещение начало вращаться вокруг меня. Гэй сидела на другом конце стола рядом с Эриком и Джойс, все трое пили молочные коктейли и ели гамбургеры. Я сосредоточилась на своем гамбургере, а точнее, я на нем помешалась. Намазала его горчицей, томатным соусом, луком и вообще всякой приправой, которая находилась в пределах досягаемости. Я очень серьезно разговаривала с этим гамбургером и крутила его в воздухе, прежде чем пришлепнуть к куску хлеба, который появился невесть откуда. Затем все это перепачканное специями чудище я запихнула себе в рот и стала жевать.

Я решила заказать клубнично-молочный коктейль, смесь различных ощущений на языке и в горле стала невероятной. Чувствительность моих клеток была в десять раз выше обычной, и я буквально наслаждалась каждым кусочком этого огромного фантастического гамбургера и столь же вкусного молочного коктейля.

Взглянув на сидящую напротив Джойс, я уяснила, что она занята своим блюдом – картошкой. Она ублажала себя, поглощая одну за другой большие картофелины. Она, которая была столь изящной и, очевидно, придерживалась очень строгой диеты, тоже расслабилась, положила три кусочка масла на картофелину, затем сметану и перец с солью, а также все, что было под рукой. Наверное, количество еды нас не удовлетворило, на середину стола поставили огромную плошку с картофелем, чтобы мы расправились и с ним.

И мы сидели, обжираясь, будто завтра наступал конец света. Мне было на все наплевать, чем больше я ела, тем больше хотелось.

А затем последовал десерт! Я сожрала банан, начиненный шоколадом, и все поданное с ним. Когда ты одурманен наркотиком, то такая вещь, как калории не существует.

Джойс заказала себе еще один шоколадный коктейль с двойной порцией мороженого, Эрик выпил фирменный коктейль «Хот Рок Пэрфейт», а Патрику захотелось попробовать яблочного струделя со сметаной. Количество калорий достигло миллионов, но мы были выше всяких цифр.

В конце концов мы наелись, до отвала и решили возвратиться в Хэмпстед, пока не взорвались в буквальном смысле этого слова.

Мы втиснулись в машину, Патрик сел на вместо водителя, Эрик рядом с ним, а на коленях у него поместилась прелестная Гэй. Джойс и я были на заднем сиденье. Такое расположение явно было не моей идеей, поскольку Джойс трясло в рвотных порывах, а я чувствовала кружение в голове и была словно пьяная.

Когда мы ехали, я ощущала на себе одеревеневший взгляд Джойс, но встречала и дружественные, теплые глаза Гэй, которая то и дело поворачивалась ко мне с улыбкой на лице. Мне до смерти хотелось дотронуться до нее, поцеловать ее прелестный ротик; но это нужно было отложить до приезда домой.

Вдруг возникла Джойс со своим скандинавским акцентом:

– Да-гой, к-да мы е-дем?

– Мы едем в Риджентс Парк, до-огая, – ответил Патрик.

– Што мы собрамся де-лать в Риджентс Парк?

– Мы проедем сквозь него и будем смотреть на прохожих.

– П-ч-м-у?

– Сейчас чудесный полдень, не так ли? – Патрик в своих ответах, чувствовалось, был несколько раздражен. – Сейчас осень, если ты помнишь? Тепло и приятно, поэтому мы-ы е-д-е-м просто прогуляться.

– А ш-т-о мы б-у-де-м после?

– Поедем домой, чтобы отдохнуть.

– Отдохнуть? Ш-то ты имеешь в виду?

– Я имею в виду завалиться друг на друга. Мы все под балдой, и поэтому нам в самый раз завалиться друг на друга.

– О, а затем что?

– Затем, – медленно ответил Патрик, как будто бы разговаривая с ребенком, – затем все кончится, Эрик и Ксавьера на такси поедут домой. Но до этого мы проведем полдень у нас дома.

В его последних словах чувствовалась твердость, которую ясно ощутила и Джойс. А я начала понимать, что в наши планы входит нечто мною непредвиденное, у Патрика на уме был сдвиг, и мы ехали не на площадку для игры в гольф.

Мое ощущение времени было нарушено, я даже не могу вспомнить, когда мы добрались до дома. Казалось, прошла вечность. И когда мы возвратились, не сознавая, что делаем, еще раз отведали торта…

Судя по всему, это был привычный образ жизни в этом доме. Гэй и Эрик были готовы для свинга в наркотическом состоянии, а Патрик тем более. У Джойс на этот счет, однако, оказалось свое мнение, и когда мы все ввалились в спальню Гэй и начали раздеваться, она прошептала несколько слов на ухо Патрику. Не знаю, что она ему сказала, но это произвело впечатление. Он слегка побледнел, снова натянул на себя свитер и вместе с ней вышел из комнаты с расстроенным видом.

У Гэй была двуспальная кровать с легким пуховым покрывалом. Гэй, Эрик и я одновременно нырнули под него – раздетые – чтобы согреть друг друга.

У Эрика было великолепное тело – не слишком большой член (около 13 см в состоянии эрекции), но крепкий, сильный и правильно обрезанный. А Гэй выглядела очень аппетитной – так и хотелось полакомиться ею. Мы сразу же начали обниматься, тискаться и целоваться без каких-либо задних мыслей и не отдавая кому-либо предпочтение. Это было просто прелестное теплое чувство обмена любовью между приятными друг другу людьми.

Мы занимались Гэй, не оставляя без внимания даже самую крохотную частичку ее тела, когда Эрик неожиданно взгромоздился сверху и стал трахать меня. Для разнообразия в этот раз я спокойно лежала и просто принимала удовольствия, которые они мне вдвоем доставляли: Гэй целовала мои уши и шею, в то время как Эрик стоял на коленях, а я ногами обхватила его шею, подложив под зад подушку.

Его помпообразные движения становились все более неистовыми, а Гэй откинулась назад, чтобы наблюдать и мастурбировать. Я смотрела, как она следит за нами, и это еще больше распаляло меня.

Эрик просто трахал, трахал, трахая, вонзаясь в меня, и каждый раз, когда мне казалось, что дальше в меня входить уже некуда, он все-таки делал это. И с каждым его толчком я все больше и больше цепенела.

Сейчас к нам присоединилась и кровать, поддавая жару своим ритмичным скрипом, и сочетание звучащих пружин, бьющегося глубоко во мне Эрика и возрастающего действия гашиша заставили меня совершенно потерять контроль над собой, и я погрузилась в немыслимый оргазм, который наконец-то наступил. Это было великолепно! Я летела, я парила! Казалось, никогда не смогу остановиться.

Эрик, возможно, и не был самым изобретательным любовником, но для меня в том моем состоянии, он был именно тем, что нужно. Он тоже был где-то на седьмом небе и после небольшого отдыха начал все с самого начала. На этот раз н обняла его ногами за талию, что давало мне большую свободу в движении. Мои руки обхватывали его бедра и то отталкивали, то притягивали его, контролируя ритмичность движений.

Внезапно Эрик начал истерически хохотать и колотиться головой о стену, испытывая второй оргазм. Даже после окончания семяизвержения он продолжал вести себя ненормально. Мне даже стало немного страшно от его безумных выходок.

Я выбралась из-под Эрика и вместе с Гэй попыталась утихомирить его, но это было очень трудно. Он продолжал питься и дергаться в экстазе, причем все сильнее и сильнее.

Наконец нам удалось уложить его голову на подушку и прикрыть его тело нашими. Мы были его одеялом, и он в конце концов признал наше присутствие. Мы с облегчением улыбнулись ему, и он сказал, что не может даже поверить, какое потрясающее путешествие совершил. Это было самое восхитительное и удивительное ощущение, какого он до этого никогда не испытывал.

Гэй и я укрыли его одеялом и прижались к нему, но он псе еще не мог лежать спокойно – ему нужно было двигаться. Н конце концов он выпрыгнул из кровати и выбежал из комнаты.

Во время отсутствия Эрика мы с Гэй занялись мягкой и нежной любовью, а затем попытались заснуть. Внезапно я очнулась от противной сухости во рту. Мне пришлось встать, чтобы прополоскать рот чем-нибудь холодненьким. Голова моя кружилась, и это головокружение вызвало у меня рвоту. Не спрашивайте, как я добралась до кухни. Добраться до стакана я не успела и облевала всю раковину.

Я, наверное, наделала достаточно много шума, потому что откуда-то возник Эрик и взглянув на мое лицо, вежливо извинился за то, что дал мне слишком много торта. Он и в самом деле оказался симпатягой и крепко обнял меня. Потом он поставил кипятить чайник, и предложил стакан апельсинового сока, чтобы я утолила жажду.

Я прошла в ванную комнату, умылась, почистила зубы и вернулась в спальню, где лежала Гэй – в полусне и в то же самое время в полном сознании происходящего. Свет из коридора освещал ее достаточно, чтобы я заметила улыбающееся лицо и по-детски удивленные глаза.

Я быстро забралась к ней в постель, рассказывая, как плохо мне было, и в ответ на это она крепко обняла меня. Так мы лежали, как мне показалось, очень долго.

В какой-то момент дня или ночи – я потеряла всякий счет времени – в комнату вернулся Эрик и присоединился к нам. Все еще витая в облаках, мы снова полюбились или, по крайней мере, попытались; но были все еще оглушены наркотиком, чтобы понимать, кто что должен делать с кем, как и почему. Все казалось вышедшим из-под контроля и лишенным всякой логики.

В какой-то момент я поймала себя на том, что горько сожалею о том, что Эрика кастрировали, а затем с трудом осознала, что разглядываю не Эрика, а вагину Гэй. Эрик держал одной рукой мою левую грудь, а второй – правую грудь Гэй и никак не мог сообразить, как это у одной женщины груди могут быть расположены так далеко друг от друга. Гэй все еще была под балдой, ее половые губы были широко распахнуты, когда она твердила:

– Ксавьера, вылезай. Я знаю, что ты там внутри.

В конце концов мы разразились неудержимым хихиканьем. Понемногу мы угомонились и погрузились в полусознательное состояние, руки на грудях, ноги переплетены, тела перепутаны. Так мы и лежали, обмякшие, тихо дыша, слыша и ощущая все вокруг и не в состоянии пошевелить даже пальцем.

Я проснулась уже не помню когда, рядом с Гэй. Эрик, к моему удивлению, стоял у кровати полностью одетый.

– Ты хочешь поехать домой или останешься здесь? – мягко спросил он.

– Я хотела бы поехать домой, если ты мне поможешь. Я встала, чувствуя себя почти нормально, но ощущая слабость в коленях, оделась и нежно поцеловала Гэй в лоб. Она все еще крепко спала. Мы закутали ее в одеяло и тихонько удалились, осторожно прикрыв за собой дверь.

Джойс и Патрик смотрели телевизор, уподобляясь нормальной семейной парочке. Он выглядел несчастным, она – торжествовала. Все выглядело так, как будто в доме ничего не происходило. Мы попрощались, в дверях я им заявила:

– Громадное спасибо за великолепно проведенный вечер.

Когда я приехала домой, было уже за полночь. А ощущение было такое, что прошло не меньше недели. Я медленно разделась, приняла горячую ванну и забралась в постель, пытаясь как-то разобраться в своих лондонских приключениях, рассортировать их. Состояние, которое, к счастью, не очень часто повторяется. Как сказала мне Гэй:

– Хорошо вылезать из своей шкуры, но как часто можно заглядывать в свою душу?

 

36. ЧУВСТВЕННАЯ ДРЕЛЬ

Когда Винсент возвратился из Манчестера, мы пошли поедать вместе с нашим знаменитым рассказчиком и другом Спиро. Чтобы сделать вечер более интернациональным, мы заказывали только итальянские блюда. Лондон, что весьма интересно, является одним из городов, котором лучше всего представлены итальянские рестораны. Их в городе неисчислимое количество; только в Сохо можно деть улицы, на которых итальянские ресторанчики буквально стоят впритык друг к другу!

В течение всего вечера Винсент трогал и щекотал меня. Было очевидно, что он собирался что-то сообщить мне. К несчастью, я знала, что он хотел мне поведать, и именно это сделало мою беседу со Спиро весьма трудной и, временами, абсурдной.

– Скажи мне, Ксавьера, – спросил Спиро, – ты в самом деле хорошо переносишь эту поганую английскую погоду?

– Конечно. Если ты находишься в таком стимулирующем городе, как Лондон, кто обращает внимание на кожу?

– Кожу?

– Какую кожу?

– Ксавьера, ты сказала «кожа» вместо «погода».

– Неужели? Не знаю даже, почему. Этот суп великолепен, как вы думаете?

– Да, совершенно согласен.

– Такие пальцы можно встретить только в Лондоне.

– Пальцы? – Спиро начал чуть-чуть волноваться.

– Пальцы? – повторила я, отодвигая Винсента на полдюйма от своей вагины. – Извините, Спиро, я имела в виду лапшу.

Винсент крепко держал мою руку под столом.

– Ксавьера, кажется, ты сегодня не с нами, а где-то в другом месте, – Спиро выглядел озабоченным.

– Да нет, со мной все в порядке, Спиро. Просто думаю о следующем блюде.

– А ты его выбрала?

– Да, замечательного… петуха.

– Петуха? Петух – ох, да… петух в винном соусе, – пробормотала я, злобно глядя на Винсента.

– Но ведь это же итальянский, а не французский ресторан, – заметил Спиро. – У них нет петухов в винном соусе, Ксавьера!

Винсент ангельски улыбнулся мне и по его движениям под столом я поняла, что он застегивает молнию на своих брюках.

Во время разговора со Спиро о его пребывании в Австралии, я краем глаза заметила, что Винсент полез в карман и вытащил маленький предмет из замши, один конец которого бахромился. Держа его в правой руке, он стал небрежно постегивать им по левой руке. Вот тогда я поняла, что это не что иное, как миниатюрная плетка-семихвостка.

После этого разговор стал почти невозможным, а результат, произведенный легким шлепаньем, лишил меня аппетита. Я грубо толкнула Винсента под столом, но он в ответ одарил меня нежной улыбкой.

Спиро почувствовал – что-то происходит, но отнес это за счет моего плохого самочувствия. Я согласилась, что, действительно, немножко не в себе – при этом быстро взглянула на Винсента, дабы убедиться, что он понял двойной смысл сказанного – и, возможно, мне следует поехать домой и лечь в постель. При моих последних словах рот Винсента растянулся в самой широкой улыбке, на какую он был способен, затем он весьма галантно предложил отвезти меня домой. Когда мы покидали Спиро, мужчины обменялись заговорщицкими улыбками. Хм-м-м-м… Я думала, что Спиро проявил наивность…

У меня дома Винсент открыл саквояж, который взял с собой из машины, и осторожно положил на пол целый комплект кожаных ремней, плеток и кнутов. Я была загипнотизирована всем этим и стояла, как была в пальто, глядя на него.

Осторожно и бережно он раздел меня. Снимая платье с плеч, Винсент заметил, что соски у меня были твердыми и натянутыми – больше от страха, чем от чего-либо. Он не мог устоять, чтобы не ущипнуть их.

Я была готова к действию. В конце концов прелюдия продолжалась уже два часа и моя нижняя скважина уже была достаточно мокрой. Но траханье не входило в планы Винсента на ближайшее время, а, судя по выражению его глаз, планы у него были.

Он бережно положил меня на кровать, на бок, и с опытностью морского офицера (или же бойскаута) связал за спиной мои руки мягкой замшевой лентой. Затем он нагнулся за кожаным ремнем и, поднимаясь, резко и сильно ударил меня рукой по заду. Именно неожиданность удара, а также боль, заставили меня закричать и потерять самообладание.

Я начала бороться изо всех сил и дрыгать ногами, а это было именно то, чего добивался Винсент. Он спикировал на мои ноги и, удерживая их, связал быстрым движением, как что проделывает ковбой во время родео с пойманным бычком. Связав мои ноги, он с помощью еще одного длинного ремешка соединил в одно целое лодыжки и запястья. А вот это, подумала я, значительно усложнит траханье.

Затем он взял электрическую дрель! По-настоящему испуганная, я попыталась заговорить. Но горло пересохло, и я не могла произнести ни звука. Потом он взял что-то вроде длинного шампура, вставил его в дрель и начал привязывать гонкие кусочки кожи по всей его длине.

Включив дрель в розетку, Винсент надел резиновую перчатку на левую руку и взял дрель в правую. Он нажал на кнопку и стрежень дрели начал вращаться, заставляя вращаться вокруг себя и кусочки кожи. Замедляя левой рукой скорость вращения, он расположил дрель примерно в тридцати сантиметрах от моего тела, и кусочки кожи начали биться о мои ягодицы.

Это было мягкое, чувственное, почти неосязаемое ощущение, своего рода кожаный массаж. Он прошелся вдоль моих ног, пока вращающиеся кожаные лепестки не начали трогать подошвы. Винсент слегка ускорил вращение, еще прибавил скорость, а затем вообще убрал руку и тем самым позволил дрели вращаться на полных оборотах. Лепестки стали впиваться в подошвы и укусы стали чувствительно болезненны.

Винсент стоял абсолютно прямо, и я могла видеть его пульсирующий член, в то время, как он следил за выражением боли на моем лице. Вскоре он замедлил обороты дрели и поднес ее к моим грудям. И снова лепестки начали свой электрический массаж, сначала слегка покусывая соски, которые начали расти и удлиняться, делая мое желание более неистовым.

Он увеличил скорость, а затем снизил ее, повторяя этот процесс до тех пор, пока мотор дрели не завыл, как полицейская сирена. Ритм вращения дрели соответствовал ритму траханья, и тело начало по-настоящему изнывать по члену в моей вагине, но коварный Винсент заготовил еще один трюк.

Он просунул правую руку между моими бедрами и снова взял дрель; рука прижималась к губам вагины, а шампур с лепестками был направлен в сторону моей головы. Он снова нажал кнопку и вибрация через его руку передалась на мою вагину. Лепестки бились о мой живот и груди, и я стала извиваться, словно червяк, почувствовав, как весь мир начал смещаться вниз по направлению к моему тазу.

Я прижималась к его руке судорожными, безудержными рывками. Видя, что я приближаюсь к оргазму, он начал с силой массажировать кольцевой мускул моего заднего прохода. Мне уже было наплевать, что я связана по рукам и ногам. Мне было начхать на все, кроме той силы, которая властно вела меня к оргазму.

Дрель работала на полную мощь, лепестки хлестали все мое тело, в то время как рука Винсента все глубже забиралась и мое заднее отверстие. Оргазм уже почти настиг меня, и я задергалась в финальной судороге, как вдруг Винсент выключил мотор и отложил в сторону дрель. Раздвинув мои колени, он просунул меж них голову и начал языком обрабатывать клитор так, как я его учила.

Его сочащийся член был рядом с моим лицом, и не пользуясь руками я ухитрилась заполучить его в рот и стала сосать, как никогда раньше, двигая голову вперед и назад в том же ритме, в каком работал его язык. Я стала исходить раньше, чем он, и это было настолько сильно, что мне хотелось вопить истошным голосом, но я не желала открыть рот и хотя бы на секунду выпустить его член. Поэтому я закричала изо всех сил со сжатым ртом, твердо закусившим его член; это был долгий, звериный вопль, колебания которого, как по телефону, передались Винсенту через его член.

Я ощутила, как напряглось его тело, и испытала огромный силы удар его члена в мое горло, за которым последовала нескончаемая серия спазм по мере излияния спермы. В конце оргазма Винсент все еще сохранял эрекцию – по крайней мере, его член, все остальное в нем обмякло.

Я уговорила его снять с меня кожаные путы, что он сделал довольно неохотно. Даже не растерев лодыжки и запястья, я перевернула Винсента на спину и уселась на нем, вставив силком его член в вагину, как можно глубже. А затем я начала медленно вращать бедра таким образом, чтобы его член массажировал бочок моего клитора.

Мне нравится эта властная поза, потому что она дает мне возможность двигаться так, как я этого хочу, и добиваться максимального наслаждения. Кроме того, она позволяет наиболее глубокое проникновение. Я чувствовала, как желание вновь овладевает мной, но Винсент уже скис и ни на что не годился.

Так вот, мне нравится эта поза, но если мужчина не может меня удовлетворить, то я с таким же успехом могу сидеть верхом на вибраторе. Что-то нужно было делать. И тогда я вспомнила золотое правило: поступай с другими так же, как делали они, трахая тебя.

Я потянулась вверх и легла на Винсента, вытянув ноги, а затем рывком перевернулась под него – мы все еще были соединены (он во мне). И не дав ему заметить, что я делаю, схватила тяжелый кожаный ремень из кучи, которая лежала на постели.

Я ударила ремнем Винсента по ягодицам изо всех своих сил. Его глаза чуть не вылезли из орбит от изумления, а рот раскрылся во всю ширь. Он хотел что-то сказать, но в это время я еще раз его ударила, и ударила так, что его ягодицы сжались и послали член прямо мне в вагину. Это было открытие, перед которым померкло даже изобретение колеса. Я повторила маневр. Да, в этом было что-то от третьего закона Ньютона: на каждое действие есть равное по силе противодействие. Готова биться об заклад, что этот закон никогда не проверялся подобным образом ни в одной лаборатории.

Мои ноги обхватывали ноги Винсента, прямо под коленями, и я крепко прижимала его к себе. Я начала ритмично шлепать его по ягодицам и обнаружила, что сила удара не играет здесь главную роль, ибо основное заключается в самой идее. А Винсент крепчал, его тело изгибалось и напрягалось от каждого удара.

Когда я увеличила скорость, он потерял контроль над собой. Его дыхание напоминало звук работающей пилы и по мере того, как он старался все глубже и глубже вколотиться в меня. По собственной воле он увеличил ритм, чтобы достигнуть оргазма. Не сознавая, что делаю, я отбросила прочь ремень и ухватила руками его ягодицы, с силой вонзив в них ногти.

Он кончил почти сразу, а я на какие-то доли секунды позднее. Это был еще один мощный оргазм, один из самых сильных, когда-либо испытанных мной. Мы бились, кричали, стонали, метались, качались и бросались друг на друга, как будто речь шла о нашем спасении. Но даже во время всех этих метаний я удерживала его в себе, ни на секунду не выпуская из рук его великолепные, твердые ягодицы. Когда страсти утихли, Винсент нежно поцеловал меня в тубы и сказал:

– Ксавьера, если бы все женщины мира были такими как ты, психиатры остались бы без работы.

Я тоже поцеловала его, и мы были слишком усталы для чего-нибудь, кроме сна.

Такую ночь очень трудно повторить, поэтому мы в дальнейшем и не пытались это сделать. Школьные дела Винсента вскоре надолго увели его в Манчестер, он был также привержен карьере, как и удовольствиям. Всему должно быть свое время, считал он, а во время школьных занятий он не мог приезжать в Лондон для таких сумасшедших уик-эндов.

Вот почему это был последний раз, когда я видела Винсента с его экзотическими орудиями. И это к лучшему, я уверена, что не обладаю достаточной силой, чтобы продолжать знакомства подобного рода.

К тому же «взбитая сметана» в самом деле «не моя чашка чая».

 

37. Я ЛЮБЛЮ ОСЕННИЙ ПАРИЖ

Я не виделась с Ларри с тех пор, как мы с ним расстались шесть недель назад в Швейцарии. Он был в Нью-Йорке, занимался бизнесом, и мы поддерживали связь в основном по почте. Конечно, не стоит труда покрутить диск телефона в Лондоне и вызвать Нью-Йорк, но к тому времени, как ваш вызов продерется через внутренние телефонные сети Англии, можно написать письмо, отправить его и получить ответ. За исключением ответа от Лари, который был слишком ленив для писания писем. Что было ясно, когда мы с Ларри находились вдали друг от друга, так это то, что расстояние – помимо всяких других причин – накладывало суровый отпечаток на наши отношения.

Кроме того, мое прощание с Нью-Йорком (и с проституцией, и с Америкой) означало больше, чем переезд в другую страну. Я оставила позади целый мир и после трех лет снова начала открывать себя для себя в Европе. Думаю, женщина, которую любил Ларри, была Счастливая Шлюха… а совсем не обязательно Ксавьера Холландер.

Наша совместная жизнь в Европе – в Сен-Тропезе, Югославии, Италии и Швейцарии – протекала в основном хорошо, почти без ссор, за исключением последней недели. Уже одно это должно было подсказать нам, что времена меняются.

Тем не менее у нас были хорошие моменты и хорошие воспоминания. Поэтому, пожалуй, чисто импульсивно я позвонила ему и пригласила приехать в Лондон, чтобы принять участие в журналистской вечеринке, организуемой «Пентхаузом», на которой состоится презентация моей первой колонки «Зовите меня Мадам».

Наше времяпрепровождение в Лондоне было поистине сумасшедшим. Ларри никогда до этого не бывал здесь, поэтому мне хотелось показать ему несколько веков стиля, красоты и традиций, и все это за какие-то несколько дней. Ритм был невероятным, но доставлял нам удовольствие. Ларри был так ошеломлен всем увиденным, что я не могла не показать ему и Париж. В конце концов мы так близко находились от столицы Франции и вряд ли была возможность посетить ее еще раз вместе, поэтому мы на самолете отправились в этот чудесный город на Сене.

Мы великолепно провели время. Я показала ему все свои любимые места, и для нас это было сплошным праздником. Кстати, вспоминаю, что наша сексуальная жизнь обрела новое цветение. Я никогда не выпихиваю из постели новое волнующее меня тело, и, конечно, не делаю это со знакомым и любимым. А тело Ларри было для меня именно таким.

Однажды вечером мы были вместе с моим приятелем журналистом Максом. Он работал в одной из крупных компаний и в то время освещал мирные переговоры Киссинджера в Париже. Он был аккредитован в Париже, и я знала его уже довольно длительное время – еще с тех старых дней, когда я была порядочной девушкой в Нью-Йорке. Американец по национальности, Макс жил в нескольких европейских городах и был очень сложным человеком. Кроме того, с незапамятных времени он увлекался свингом, и мы вместе присутствовали на нескольких оргиях в Нью-Йорке.

Нас также познакомили с девушкой по имени Сесиль, которая оказалась высокой очаровательной француженкой – часть времени она работала девушкой по вызовам, а остальное время – манекенщицей. Она была настоящей леди и одинаково свободно чувствовала себя в театре, ресторане или же во время оргии. Сесиль и в самом деле была королевой – очаровательной, элегантной и умной. Ларри она очень понравилась, и должна сказать, что находиться в ее обществе доставляло удовольствие.

Макс отвез нас (Ларри, Сесиль и меня) в приятный ресторанчик под названием «Лягушка» на улице Гран Августине, 26. Это малопосещаемое местечко, укрытое на короткой улочке около Сены, и оно славится своей клиентурой. Владелец целует вас у входа, а официантки хватают мужчин за брюки и щиплют женщин за задницу, как только те входят вовнутрь. Если на вас надето платье или блузка с глубоким вырезом, вы рискуете, что в какой-то момент во время еды ваши титьки будут вытащены из бюстгальтера, а нос украшен нашлепкой из мороженого!

Стоит ли говорить, что атмосфера в ресторанчике была весьма непринужденной, и хотя он известен шатающимся по всему миру туристам, большинство находившихся здесь пар были парижанами. Пища оказалась отличной, а настроение, безусловно, подогревала окружающая атмосфера. Я никогда до этого не слышал столько смеха и не проводила так хорошо время в ресторане. За те два часа, что мы были там, я просто наслаждалась жизнью.

Единственное исключение представляла чопорная пара, чинно сидевшая за столом и в полном Молчании поедавшая лягушачьи ножки с гарниром без всякого выражения на лице. Иногда к ним подходила официантка и пыталась шуткой развеселить их или даже пофлиртовать с мужчиной, но это совершенно не помогало. Как только им подали счет, они встали и пошли к выходу, но там у двери сгрудились все официантки с провокационно вытянутыми руками. Мужчине ничего не оставалось, как изобразить жалкое подобие улыбки и дать им на чай лишнюю горсть франков.

На десерт я договорилась о свинге. Я надеялась, что смогу ввести Ларри в Шато Рошер, поскольку он уже слышал о моих приключениях в танцевальном зале, но, увы, клуб был недавно закрыт из-за фатального банкротства владельца.

Однако, я знала о существовании еще одного свинг-клуба в VI округе, и оказалось, что он находится неподалеку от ресторана. Предполагалось, что это частный дом, но больше он походил на старомодный бордель. Наша хозяйка – идеальная в роли Мадам – и три хихикающих служанки осторожно попросили нас идентифицировать себя и извлекли из нас «членские взносы» в размере 200 франков или 50 долларов на всех. Нас провели в коктейль-бар, где одна из девушек попросила снять верхнюю одежду и оставить ей все ценные вещи на сохранение. После этого мы прошли наверх, а она сопровождала нас с подносом с напитками. Мы все предпочли фруктовый сок, чтобы иметь трезвые головы. Ларри описывает этот вечер, как он ему запомнился, в книге «Моя жизнь с Ксавьерой». Но поскольку он не принимал участие во всем происходящем, то позвольте мне поделиться с вами своими чувствами и впечатлениями.

Наверху смешанный запах спермы и пота буквально висел в воздухе. Ларри не возбудился, насколько я ожидала. Вероятнее всего, он предпочел бы более узкий круг. Макс и Сесиль были, однако, настроены по-другому; а так как по натуре я была эксгибиционисткой и любила подглядывать, то была уверена, что получу гораздо больше удовольствия, если буду присутствовать на большом сборище трахающих друг друга людей.

В клубе находилось много привлекательных мужчин и несколько воистину сногсшибательно выглядящих девушек. Несколько девушек, которых я встречала во Франции, были бисексуальными, и я знала, чувствовала это, что сегодня вечером получу удовольствие от свинга. Мы прошли в одну из комнат, где несколько людей небрежно раздевались, в то время как на кровати в углу четверо занимались любовью, трахаясь и обсасывая друг друга. Всего было три спальни, занятых счастливыми свингерами.

Ларри и Макс стыдливо разделись до трусов, а я и Сесиль уже были абсолютно голыми. Наконец мы убедили мужчин раздеться до конца и вывалить все свое богатство наружу, и Ларри был очень смущен, демонстрируя застенчивый, сморщенный пенис. Макс, однако, гордо расхаживал вокруг, похваляясь хорошей эрекцией и готовностью заняться любовью с Сесиль. Все трое сбились на какое-то время в кучку, а я отправилась в путешествие, чтобы рассмотреть происходящее вокруг, обращая особое внимание на щекочущие воображение подробности.

Как только я вошла в одну из спален, мое появление было замечено пожилым мужчиной (ему было далеко за пятьдесят), который сходу завалил меня на кровать и стал так неистово обрабатывать языком, что это отвратило меня. Тут же он плюхнулся поверх меня и стал сразу же горбатиться. Это безобразие продолжалось минут пять до прихода Ларри, который сразу же взревновал. Я оттолкнула от себя мужика, взяла Ларри за руку и вернулась с ним в комнату, где Макс и Сесиль обжимались на кушетке.

Под моим общим руководством Сесиль начала сосать член Макса, который теребил ее груди, а я занялась деликатесной вагиной. Ее треугольник был густо покрыт не знавшей ножниц растительностью, однако, клитор можно было легко найти, и она была идеально чистой. Лицом я чувствовала мягкость и гладкость ее тела, а белая с молочным отливом кожа пахла клевером и медом. Я сосредоточилась, оказывая все внимание и любовь только ей; мы были вдвоем во всем мире, однако, вскоре я поняла, что мы привлекли внимание публики. По меньшей мере дюжина мужчин и женщин собрались вокруг нас, жадно наблюдая и наслаждаясь нашей любовью. Некоторые мужчины держали в руках свои члены, а другие в это время забавлялись, дразня своих подружек. Вскоре число зевак удвоилось, а затем вообще перевалило за сорок, и все они наблюдали за нашим выступлением. Сесиль, закрыв глаза, упивалась каждой секундой, издавая стоны и охая под воздействием моего волшебного рта. Чем больше и громче она стонала, тем возбужденнее делались наблюдающие за нами, и вот они уже начали трогать себя, меня или Сесиль, а вскоре можно было видеть, как они мастурбируют и лезут друг на друга.

Ларри был несколько не в себе от этого зрелища и досадовал, что я устроила такое шоу. Но Макс был в восторге от него, точно так же, как и я, и прошептал на ухо:

– Ты та же великая Ксавьера, которую я когда-то знал. Ты вызвала настоящий экстаз, и именно поэтому ты всегда будешь лучшей, крошка!

Мой моторчик во рту мягко работал во всю силу, я занималась восхитительной вагиной Сесиль уже минут пятнадцать, когда почувствовала, что ко мне прижимается женское тело, а ее горячая штучка трется о мое бедро, орошая его соками. В этот момент я повернула Сесиль к Максу, чтобы он закончил своим членом то, что я начала, и бережно подтолкнула их друг к другу, пододвинувшись, чтобы освободить место для вновь появившейся дамы. Это была сказочная брюнетка с восхитительным телом, и я страстно хотела угостить ее хорошим лизанием. Ларри все еще дулся и ходил с поникшим членом, поэтому я ухитрилась усадить брюнетку к нему на колени и предложила ему поиграть с ее грудями или заняться чем-либо другим в то время, как я буду обсасывать ее вагину. Я надеялась, что это возбудит его. Однако, все было напрасно. Он расстроился еще больше и в конце концов вскочил, ругаясь, что я просто чертова эксгибиционистка, готовая устроить дешевое представление на потеху сексуально изголодавшихся зевак. Я объяснила ему на вежливом английском языке, чтобы он убирался к такой-то матери, и залезла головой между бедер моей красавицы брюнетки. Кое-кто из стоявших рядом и наблюдавших за нами девушек даже выразил желание занять очередь к моему быстро работающему языку, но в тот момент мне нужна была только брюнетка. Она настолько распалилась, что встала на четвереньки, по-собачьи.

– Ешь меня, ешь меня, – упрашивала она по-французски. А я уже сосала в это время ее вагину и облизывала маленькую розовую попку, но ей явно хотелось чего-то большего. Я глубоко просунула язык во влагалище, затем встала позади и почти инстинктивно вдавила свой пах в ее влагалище и бедра.

Боже, почему у меня нет члена, думала я, а она как будто прочитала мои мысли.

– Трахни меня, трахни меня, – кричала она. – Будь моим мужчиной, взорви меня!

К счастью, одна из девиц, наблюдавших за нами, нагнулась, пошарила под кроватью и извлекла огромный резиновый член с ремешком. Она передала мне его и помогла привязать к талии.

Моя чудо-брюнетка уже была хорошо смазана и задрала вверх свою попку, так что я легко вставила дилдо сзади в ее вагину, как мне самой очень нравится трахаться. Я начала работать тазом взад-вперед, вколачивая в нее искусственный фаллос, одновременно лаская клитор одной рукой и работая пальцами в ее заднем проходе.

Эта тройная операция привлекла еще большее количество зевак, но сейчас Ларри был уже вне себя от гнева и, как пробка, выскочил из комнаты. Какой неисправимый дурак! Своей ревностью он почти совсем оттолкнул меня от себя. Это заставило меня работать еще энергичнее, что довело мою возлюбленную брюнетку до экстаза, и она кончила со стоном, который, казалось, исходил из самой ее глубины.

Она была настолько благодарна, что хотела отплатить мне тем же самым, но, как вы знаете, это не в моем вкусе, поэтому я поцеловала ее на прощание и вернула дилдо его владелице.

Естественно, что я была распалена и мне хотелось большего, но ждать долго не пришлось. Около меня, когда я трахала подружку-брюнетку, постоянно крутились три мужика, толкая меня своими членами, обсасывая и теребя со всех сторон. Поэтому я опять легла на кровать, а они по очереди стали великолепно трахать меня – один, два, три раза – и все по очереди спустили. Каждый из них был опытным любовником, и хотя никто не обладал большим членом или крепким, красивым телом, они, безусловно, знали, как следует удовлетворить меня с помощью того, чем располагали. А это главное в любви. Количество, конечно, хорошо, но качество – всегда лучше. Хотя, должна заметить, сочетание этих двух вещей неотразимо!

Я решила, что в последний раз хожу на оргии вместе с Ларри. Я присоединилась к Максу и Сесиль, которые, по всей видимости, тоже неплохо потрахались пару раз. Я спросила у Сесиль, не будет ли она так любезна принять опеку над Ларри, поскольку произвела сильное впечатление на него накануне вечером. Но ничто не помогало. Была я в комнате или нет, Ларри никак не мог поднять свой член.

Меня это озаботило, и я уже почти собиралась уходить, когда увидела девицу – владелицу дилдо, которым она пользовалась. Она трахала с помощью пальцев прелестную блондинку… вообще-то, я бы даже сказала, что это было кулачное траханье. Она почти полностью засунула руку ей во влагалище, изредка поплевывая на нее для смазки, а второй рукой теребила ее клитор или слегка шлепала по заднице. Зрелище и звуки опять разожгли меня, я увлажнилась, и когда приблизилась к кровати, на которой протекало это действо, то ранее наблюдавшая за мной публика громкими одобрительными криками приветствовала меня, требуя, чтобы я продемонстрировала свое искусство на одной из лесбиянок. Как оказалось, владелицу дилдо интересовала только кулачная обработка подружки, она совсем не собиралась полакомиться ею. Поэтому мне опять пришлось поработать головой; моя знакомая пользовалась рукой, а я языком, чтобы усладить маленькую блондинку. На свет снова появился резиновый член, и я стала трахать ее спереди, привязав дилдо крепко-накрепко к верхней части бедер так, чтобы он возбуждал одновременно и мой клитор. Таким вот образом я оттрахала ее, и мы обе кончили.

Затем кто-то притащил огромный вибратор и двойной дилдо – два больших резиновых члена, соединенных друг с другом. Откуда-то на кровати возникли четыре девицы, они трахались с помощью вибратора, рук, языков и всего, что существует – в любых комбинациях. Я ухитрилась завладеть одним концом дилдо и запихнуть его в себя, а другой конец вставить во влагалище симпатичной брюнетке. От слюны и естественных выделений мы были хорошо смазаны, и подпрыгивая вверх и вниз, мы как бы катались по приливно-отливной волне.

К этому времени я уже порядочно устала. Последняя сцена, действительно, была стоящей, и будь я Ларри, обязательно бы завелась. Только вернувшись в гостиницу, он пришел в нормальное состояние и мы даже ухитрились энергично заняться любовью. Но мы были только вдвоем, наедине, в гостиничном номере.

Рано утром мы покинули Париж: Ларри отправился к себе в Нью-Йорк, а я – в Амстердам, чтобы несколько дней провести с родителями до возвращения в Лондон.

 

38. СЧАСТЛИВАЯ ШЛЮХА НА ГОРЯЧЕЙ СКОВОРОДКЕ

По возвращении в Лондон я вернулась к полностью удовлетворяющему меня образу жизни, когда вдруг мне позвонили по телефону из Канады.

– Не хотите ли принять участие в телевизионном шоу под названием «На переднем крае»? – спросил незнакомый голос.

– А что это такое? – осведомилась я.

– Гость сидит в кресле, – объяснил звонивший, который, как я позднее узнала, был продюсером. – А его поджаривают. Студенты. Вопросами из зала.

Тогда я вспомнила, что видела это шоу во время поездки в Канаду. Это было крутое зрелище. Задававшие вопросы не стеснялись, а те, кто находился под перекрестным обстрелом, должны были быстро соображать и реагировать соответствующим образом.

Я осведомилась у продюсера, можно ли ему перезвонить, и он дал согласие. Это было мероприятие, в которое нельзя было прыгать очертя голову. Поэтому я села, и, уставившись взглядом в стену, стала взвешивать все за и против.

Аудитория, как сообщил продюсер, будет состоять из студентов колледжа, которые, я знала, будут симпатизировать мне. Вместе с приглашением я получу билет на бесплатный перелет через Атлантику и обратно, и это будет хорошей возможностью попутешествовать, что является моим любимым занятием.

Если быть честной, то телевидение самый быстрый путь к славе и, кроме того, самый лучший способ сохранить эту славу, раз уж ты ее добился.

Открытое выступление никак не может повредить моей карьере – подумала я, а наоборот, откроет предо мной новые горизонты. Кроме того, в свое время я обзавелась в Торонто хорошими друзьями. И в этом городе со мной обращались как со знаменитостью… не просто из-за моей книги, но и потому что я участвовала в телешоу вместе с Илейн Каллей. Она пригласила меня в свое шоу «Позвоните Каллей» для того, чтобы дать исчерпывающие ответы на сексуальные вопросы телезрителей. А я всегда была очень смела и откровенна! Я говорила то, что знала, и это взбаламутило воду. Я коснулась чего-то святого и запретного, и количество враждебных до истерики звонков было потрясающим.

Я упомянула такие вещи, как «сосание члена мужа в ванне»; а когда одна женщина спросила меня по телефону:

– Мисс Холландер, что у вас есть такое, чего нет у нас? – я сходу ответила:

– У меня самый быстрый язык и самая лучшая защелка. – Хотите верьте, хотите нет, но она даже не знала, что означает «защелка».

Я ожидала, что эти слова вырежут при показе шоу по телевидению. Но нет. Он прозвучали четко и громко. Так же, как и другие, которые я использовала: мастурбация, клитор, оргазм, членная зависть и перепихон в темноте.

Последний термин я изобрела, чтобы описать те парочки, которые трахаются только при выключенном свете и надежно укрыты от взаимного разглядывания простыней или одеялом.

Догадываюсь, что аудитория была весьма многочисленной, так как телефон не прекращал звонить с той самой минуты, как я начала говорить.

Как же разгневанны они были!

Пресса уцепилась за мои высказывания, и каждый счел своим долгом бросить камень в честную старушку Ксавьеру.

И как будто первого шоу было недостаточно, Илейн на следующий день пригласила меня на вторую часть. К этому времени, однако, продюсер начал отрабатывать задний ход. Давление общественности было так велико, что он даже сделал предупреждение Илейн. Сердитые жалобы поступали еще целых две недели, и телестанция стала даже немножко нервничать.

Позвонила женщина, злая как ведьма. Она сказала, что ее двенадцатилетняя дочь пришла на кухню и спросила у нее, что такое мастурбация и клитор.

Мать бросилась в комнату, «увидела меня на экране, выключила телевизор и немедленно позвонила на станцию с жалобой на „грязную“ программу в эфире.

Я сожалела об этом, потому что знала, что девочка услышала бы от меня больше здравых мыслей о сексе, чем от своей старомодной мамаши.

После этих шоу моя карьера в Канаде в качестве знаменитости резко пошла в гору, и я был приглашена прочитать несколько лекций – более откровенного содержания – в колледжах и даже в мужских клубах.

Мне не пришлось слишком долго раздумывать, чтобы убедить себя, что Канада будет приятным для меня местом, и я полетела в Торонто для участия в шоу «На переднем крае».

Торонто, как я быстро обнаружила, был для меня в то время действительно самым лучшим местом. И не только потому, что там мне предложили интересную работу; оттуда можно было быстро связаться по телефону с моими издателями в Нью-Йорке, не платить бешеные деньги за трансатлантические переговоры из Лондона и избежать никуда не годной английской телефонной службы.

Это также означало, что я буду находиться в нескольких часах полета от редактора, который сейчас работал над моей последней рукописью «Ксавьера!». Он прилетел из Нью-Йорка, и после моего успешного выступления в шоу мы провели несколько недель, внося последние поправки в книгу.

После того, как книга была закончена, я чувствовала себя более чем обалделой. Мне нужен был отдых. Во время своих переездов я не прекращала работать, к тому же ТВ-шоу отняло у меня массу энергии.

Шоу было заснято на пленку в университете недалеко от Торонто, при этом, что удивительно, аудитория состояла из консервативно настроенных студентов. На сцене сидели студенты, среди которых был девятнадцатилетний юноша, женатый два года, и псевдолиберальная крошка, которая покраснела и стала заикаться, когда я осведомилась у нее, девственница она или нет.

Они начали свои нападки на меня с того, что стали использовать прилагательные «грязный» и, «деградирующий» во всех возможных вариациях для характеристики как моих книг, так и моего образа жизни. Они являли собой великолепный пример того, как пуританское воспитание подавляет сексуальную природу человека.

Но, очевидно, я знала предмет гораздо лучше, чем они – я хорошо поработала над домашним заданием! – и довольно скоро завоевала несколько очков в пользу сексуальной свободы.

Когда заканчивалось время, отведенное для вопросов и ответов, один симпатичный молодой человек спросил:

– Мисс Холландер, раз уж вы здесь, не собираетесь ли вы открыть у нас в стране публичный дом?

– Совершенно точно – нет, – ответила я ему. – Я поняла, что могу зарабатывать гораздо больше денег стоя, чем лежа. А почему вы у меня это спрашиваете?

– Ну, по правде говоря, – признался он, – мне надоело каждый вечер заниматься любовью с помощью правой руки.

Я хотела ему посоветовать для разнообразия иногда пользоваться левой, но меня бы ни за что не расслышали из-за того гомерического хохота, которым были встречены его слова.

Помимо всего прочего, я соскучилась по солнцу и теплу после нескольких недель, проведенных в Лондоне и Канаде, и опять свою роль сыграл телефонный звонок, который освободил меня от принятия решения. Хозяева гостиницы в Нассау, в которой я несколько раз останавливалась, предложили мне свое двухнедельное гостеприимство в обмен на рекламу, которую я могу создать им после столь успешного пребывания в роли новой звезды. Понравится ли мне это предложение?

Пердит ли венгр? Ест ли белка орешки?

 

39. ПОЕЗДКА НА КАТАМАРАНЕ

Бесплатный отдых в Нассау!

Я позвонила Ларри в Нью-Йорк, сообщила, куда я еду, пригласив его присоединиться. Затем я снова позвонила в Нью-Йорк знакомой девушке по имени Кирстен и попросила, чтобы она тоже приехала.

Я собиралась активно отдыхать и прикинула, что Кирстен будет хорошо дополнять нашу компанию. Она была красавицей скандинавского типа, которой недавно сделали операцию на груди. Нет, не с помощью силикона, а просто ей приподняли груди. Это была не очень сложная и болезненная операция, но она считала, что ей нужно отдохнуть для восстановления здоровья, и мое приглашение приехать в Нассау идеально совпадало с ее планами. Она согласилась.

Когда Ларри, Кирстен и я в конце концов встретились в Нассау, это напоминало встречу в теплом домашнем кругу. Мы сердечно приветствовали друг друга, и вскоре у нас выработался определенный распорядок дня: мы каждый день отправлялись на остров, принадлежащий отелю, и просто валялись под лучами солнца.

Нет необходимости подробно описывать наш совместный отдых, достаточно сказать, что он был на уровне обычного для Ксавьеры стандарта. За исключением одного – Ларри снова стал занозой в заднице.

Не знаю, ревновал ли он меня к Кирстен, или хотел, чтобы я принадлежала только ему одному, и поэтому чувствовал себя ущемленным? В любом случае я не очень огорчилась, когда он через несколько дней заявил, что ему необходимо вернуться в Нью-Йорк. Он начал следить за мной, как коршун, а я не выношу подобного обращения.

Итак, Ларри уехал, а мы с Кирстен остались продолжать свою великолепную жизнь под солнцем.

В Багамский архипелаг входят семьсот островов, которые начинаются к востоку от Майами и на протяжении шестисот миль буквально усыпают Атлантический океан к юго-востоку. Из них примерно двадцать, наиболее крупных, заселены. Почти половина 131-тысячного населения Багамских островов проживает на острове Новое Провидение, где находится столица Нассау. Остров не богат полезными ископаемыми, не имеет развитой промышленности или сельского хозяйства, поэтому основным источником является туризм.

Все гостиницы, начиная от скромных пансионов до гостиниц международного ранга соревнуются в борьбе за доллары, текущие к ним от американских и канадских туристов, ищущих отдыха от своего более сурового климата.

Гостиница, в которой мы остановились, не являлась исключением. Она была первоклассной, обслуживание на высоте, а в результате моего посещения она приобрела дополнительную рекламу в прессе.

Вскоре после отъезда Ларри, Кирстен и я познакомились с приятной англичанкой по имени Анни, которая с гордостью носила свой восьмимесячный беременный живот. Это была женщина определенного типа, которая безумно хочет иметь ребенка и которой наплевать на то, как она выглядит и что делает при этом.

Она расхаживала вокруг в самом нескромном бикини, а ее разбухшие груди буквально вываливались из лифчика, почти касаясь неимоверно вздутого живота, который не умещался в трусиках размером не более носового платка.

Я нашла ее поведение забавным и по-настоящему привязалась к ней. Ее парень, он же отец будущего ребенка, был банкир по имени Брайан, тоже англичанин. Они познакомились год назад в Лондоне, где Анни вела легкомысленный образ жизни. В течение шести лет она была шлюхой, зарабатывая деньги, чтобы содержать своего незаконнорожденного сына, которому исполнилось сейчас двенадцать лет.

Она официально числилась замужем за кем-то и где-то, но муж давно бросил ее, и теперь она была вторично замужем – увы, без юридического оформления, – за Брайаном.

С первой встречи Брайан и Анни полюбили друг друга.

– Брось свое занятие, – сказал он, – уложи чемоданы и поехали со мной.

Анни не потребовалось упрашивать. Ей надоела до чертиков жизнь проститутки, а Брайан предлагал ей тот образ жизни, о котором она всегда мечтала. Она упаковала чемоданы и сумки в рекордно короткий срок и, как принято выражаться в книгах, направила свои стопы за уходящим солнцем вместе с мужчиной ее мечты.

Солнечный закат привел на Багамы, где у Брайана была куча деловых интересов, и примерно за восемь месяцев до нашей встречи их связь достигла той стадии, когда они решились заиметь ребенка. Первого у Брайана, второго у Анны. Они также пришли к выводу, что это, скорее всего, их последний ребенок – ей было уже тридцать три года.

Брайан был предметом постоянного внимания Анни. Она по утрам привозила его в контору, заезжала за ним во время ленча, доставляла обратно и ждала вечером у конторы после работы.

Однажды в порыве откровенности Анни рассказала мне, что они трахались все время, используя любую возможность. Сейчас, однако, она находилась в той стадии беременности, когда частота и напряженность половых актов должны быть ограничены.

Я поверила ей: когда бы я ни звонила им, у меня создавалось впечатление, будто я что-то прерывала. Я сказала об этом Анни, она проболталась Брайану, и тот каждый раз, когда я звонила по телефону, разыгрывал меня.

– Я занимаюсь с ней любовью, – со стоном и придыханиями заявлял он, услышав мой голос. – Мой Бог, я прижал ее к стене и трахаю… мы занимались этим же самым на кухонном столе, но так нам больше нравится… Мы только что вылезли из машины, где я обрабатывал ее языком… Послушай, не могла бы ты позвонить через часик-два?

Когда он начал шутить подобным образом, я решила, что все это происходило на самом деле, настолько убедительно он говорил. Однако вскоре я поняла, что он разыгрывает меня, и это превратилось в шутку, понятную только нам троим.

Кирстен и я наслаждались обществом Брайана и Анни, и мы много времени проводили на пляже… часто раздевшись догола, на виду у прохожих. В большинстве своем это были туристы обоего пола, и они прерывали свою прогулку, чтобы понаблюдать за тем, как три женщины (одна из них беременная) и мужчина кувыркались в набегающих на берег волнах, Кирстен, гордившаяся своими по-новому вздернутыми титьками, любила плескаться в воде, будто никого вокруг не было… просто, чтобы привести зевак в шоковое состояние. Возможно, это требовалось ей для самоутверждения.

Однако, Нассау не отличался той степенью терпимости, которая была характерна для острова Иль дю Леван и Сен-Тропеза, и если бы во время нашего купания рядом оказался полицейский, нас бы арестовали и бросили в тюрьму за нарушение общественного порядка. Это был риск, и мы ему подвергались.

Мы, бывало, сидели на пляже вместе с Анни, когда Брайан был в конторе, и разглядывали проходящих мимо мужиков. Анни жила в Нассау больше года и показывала нам наиболее привлекательных молодых особ, одновременно пересказывая ходившие о них сплетни.

Имеющих смешанную кровь здесь называли «дезертирами Джо», и многие из них имели большие голубые глаза, светлые волосы и выглядели «белыми». В то же самое время из-под белого обличья у них так и вылезали черные повадки. Это были приятные на вид молодые люди.

Стоит ли говорить, что Ксавьера почувствовала любопытство!

Из-за особенной близости Анни и Брайана мне не удалось посвинговать с ними, а старый надежный Ларри был снова в Нью-Йорке. Поэтому я холостяковала гораздо дольше, чем рассчитывала; сказать, что мне хотелось, было бы явным преуменьшением.

Особенно жадно я следила за одним «дезертиром Джо», у которого был катамаран на одном из пляжей. Это был высокий стройный блондин с чрезвычайно сексуальными зелеными глазами и энергичным лицом. Его дела шли в гору, и он предпочел устоять перед моими недвусмысленными предложениями «прокатиться больше, чем по морю», когда однажды мы с Анни наняли его катамаран. Я надеялась, что он пойдет в лодке вместе с нами, но он наотрез отказался. Он предложил вместо себя одного из помощников, Колина, чтобы тот научил нас, как надо пользоваться катамараном.

И вот Анни и я, облаченные в скандально узкие бикини, отправились вместе с Колином в открытое море. Колин был местный уроженец с иссиня-черной кожей, прекрасно сложенный, и его красно-бело-синие трусы и белая рубашка великолепно оттеняли черную кожу.

Его курчавые волосы защищала от солнца огромная белая полотняная шляпа. Из-под нее сверкали два темно-карих глаза, одновременно полные жизни и разочарования. Лицо не покидала улыбка, которая открывала чувственные губы, идеально белые зубы и великолепный розовый язык.

Когда лодка спустилась на воду, он легко вывел ее в море. Я не очень долго сожалела, что на его месте не оказался хозяин. Замена была стоящей. Когда мы плыли с большой скоростью по воде – катамараны, обнаружила я, могут передвигаться, как настоящие суда – Анни нашла самое удобное место в лодке и легла на спину, явно наслаждаясь, ее беременный живот возвышался в воздухе наподобие горы.

Колин приказал мне сесть между его длинных коричневых ног, чтобы, не дай бог, не сделать мне больно (!), а также чтобы он мог дотянуться до меня и научить, как надо управлять лодкой.

Пробыв в море примерно пятнадцать минут, Анни и я решили избавиться от верхней части наших купальников. Когда мы их сняли, наши груди вырвались на свободу, мои – легко и спокойно, а у Анни – с сильным шлепающим звуком – отяжелевшие от молока груди вдруг лишились поддержки.

В этот момент Колин тесно прижался к моей спине, взял мой лифчик и повесил его на веревку, чтобы его не унесло ветром. Я обернулась и увидела его белые жемчужные зубы и чувственный рот прямо над собой, устроилась поуютнее и махнула на все рукой – чему быть, того не миновать. Проделывая все это, я почувствовала, что его член встал по стойке «смирно», и услышала подавленный вздох облегчения. Было трудно удерживать в повиновении то, что было у него внутри плавок. Мой бог, его член буквально колотился о мой затылок.

Я уже собиралась повернуться и приласкать его, как вдруг Колин преднамеренно или потому, что его мысли были где-то в другом месте, выпустил из рук снасти, и катамаран, потеряв управление, стал беспорядочно прыгать на волнах. Анни и я одновременно закричали от страха. Я завопила:

– Что, черт возьми, происходит? – и повернулась к нему. Колин не слышал нас. Он был слишком занят своими короткими плавками, из которых, как одноглазый питон, выглядывал его чудовищный член. Через какую-то секунду он вырвался наружу… монумент, прославляющий физическую мощь.

Анни в удивлении посмотрела вверх, а затем по ее опустившейся челюсти я поняла, что ее обуяли другие чувства. Она с восхищением уставилась на чудо природы, причем к изумлению примешивалось нечто большее.

– Боже милостивый, – прошептала она, – нельзя быть таким большим. Я считала, что Брайан хорошо экипирован, но… боже мой! Посмотри на него, Ксавьера!

– Я только и делаю, что смотрю, – услышала я чей-то голос. Возможно, это был мой голос.

Колин же стоял наверху, глядя на свой член, а на лице его блуждала улыбка. Ну, подумала я, ничего нет хуже в море, чем капитан на палубе с монументальной эрекцией. Мой рассудок подсказал, что пора что-то делать. Но что? Ответ принес ветер.

Я протянула руку и дотронулась до члена, осторожно потянув к себе Колина. Но как только я это сделала, он вспрыгнул на меня, намереваясь, очевидно, самому прорубить для себя дорогу.

– Полегче, Колин, – сказала я. – Если ты хочешь поиметь меня, то нужно делать это правильно, а то никогда не попадешь, куда хочешь.

Как только он понял, что сопротивления не будет, он расслабился и вручил себя в мои руки. Я сняла штанишки и втерла немного крема во влагалище для смазки. Кстати, на ум мне пришла пословица: «Нужно ли возить уголь в Ньюкасл?» – ведь я и без того уже буквально запрудила палубу своими соками.

Я поставила Колина на колени и взяла его член в рот, только головку, чтобы увлажнить ее. Пытаться заглотить Колина было так же трудно, как телеграфный столб. Когда я почувствовала, что член хорошо смазан, я оседлала его и стала осторожно вставлять головку себе во влагалище.

Мой бог, он действительно был огромен… так вот, что чувствует лошадь! Я ощущала, как раскрылись губы моей вагины и головка с хлюпаньем стала находить свой путь. Затем втиснулся сам стержень, более толстый, чем головка, и я так соразмерила свои движения, что с каждым разом член продвигался в меня не больше, чем на миллиметр. Медленно поднимаясь и опускаясь все ниже и ниже, до тех пор, пока, примерно после двадцати качков, его член полностью не вошел в меня. Я была переполнена и пресыщена, но отнюдь не тем, что ела за обедом.

Я позволила ему быть неподвижным и пульсирующим внутри меня на какую-то секунду, а затем перевернулась на спину, уперлась ногами в сиденье и приказала:

– Давай!

Колин вполне мог быть олимпийским чемпионом по бегу на короткие дистанции, насколько быстро он пустился в путь.

Момент, и его огромный член стал с хлюпаньем вколачиваться в меня. Моя вагина в первый раз в жизни так раздалась вширь, И я могла уже свободно принимать его.

Тем временем вода ласково плескалась о борт катамарана, и мы плыли поистине по воле волн. Н-да, было ли мне хорошо?! Я могла трахаться часами, но с той мотыгой, которая была у Колина, предчувствовала, что не способна совокупляться столь долгое время.

Отдаю себе должное, в то время как гигантский член Колина причинил бы только невероятную боль большинству женщин, я со своим огромным знанием и терпением сделала все правильно и добилась того, что трахалась, как хотела. Никакой боли, одно удовольствие.

Очевидно, так же оценила ситуацию и Анни. Она лежала внизу с лихорадочно блестящими глазами, не веря тому, что происходит.

Парнишка как-то смешно скрючился, и я приняла все, что он мог мне дать, и даже возвратила ему кое-что. Как только он кончил, а кончил он довольно полноводно, он быстренько вытер член, натянул плавки и встал в замешательстве. В конце концов, ему было всего лишь семнадцать лет, и он не знал, как вести себя в подобных ситуациях,

К этому времени Анни обрела речь и сказала:

– Колин, разреши мне еще раз взглянуть на твой член? Я хочу удостовериться, так ли он велик, когда отдыхает?

Колин буквально не знал, куда ему деваться. Поэтому я попыталась помочь ему.

– Ну давай, Колин, – сказала я, – давай взглянем на него еще раз.

Анни, однако, пришла шальная мысль… она испугалась, что он может захотеть трахнуть ее, а этот член-монстр был явно не гож в ее деликатном положении.

– П-п-просто покажи мне его, Колин, – попросила она. – И не подходи ко мне близко.

Робко и смущенно парнишка снова стянул плавки, чтобы продемонстрировать свое хозяйство, правда, не без помощи Ксавьеры. Сейчас член мягко и застенчиво свисал. Он был короче всего на какой-то дюйм, чем раньше! Анни и я восхищались им и голубили его со странной смесью радости, желания и неверия. В полную длину от конца до конца он был не менее одиннадцати дюймов.

С уважением держа в руках это чудо, я спросила у Колина:

– Как случилось, что ты так хорошо вооружен? В ответ он сказал самую смешную вещь, которую я когда-либо слышала.

– Потому, – заявил он с победным видом, – что я не был обрезан. – С этими словами он впихнул свое сокровище в плавки, а затем в красивом прыжке бросился за борт, чтобы охладиться.

Вскоре он вернулся на борт, и мы направились к берегу. Анни и я все еще были без лифчиков, когда вышли на берег, и Колин попросил нас прикрыться. Думаю, помимо врожденной стыдливости и застенчивости, он опасался, что его хозяин может увидеть нас и понять, что произошло.

Позднее, мы с Анни не могли дождаться того момента, когда расскажем Кирстен, какое зрелище она упустила. Сейчас мы поняли, почему птички прилетают на Багамы – чтобы их здесь хорошо оттрахали.

Если Колин обычное явление, то тут действительно было слишком много горячих членов, заслуживающих того, чтобы их использовали на полную катушку!

 

40. ВОСХИТИТЕЛЬНОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ

Мое шальное приключение с Колином имело свои последствия. С бравадой, присущей любому семнадцатилетнему юнцу, он расхвастался перед своими пляжными приятелями, что выделывал со мной, и слухи распространялись все дальше и дальше. Куда бы ни пошли мы с Анни, мы чувствовали, как в наши спины впиваются взгляды аборигенов, и я уверена, если бы нам довелось встретиться с некоторыми из этих джентльменов на одном из отдаленных пустынных пляжей, то нас ожидали бы не очень приятные сюрпризы.

На острове в последнее время прокатилась волна грубых и зверских изнасилований белых женщин чернокожими обитателями, что заставило меня задуматься об отношении цветного населения к белым.

Обычно я чувствовала дружелюбие негров, хотя некоторые ж себя чрезвычайно агрессивно. Даже кое-кто из «дезертиров Джо» вел себя по-скотски с белыми туристами. И если вы заходили в лавку и предлагали американские доллары, то очень часто продавец вдруг смущался по неизвестной причине отказывался принимать их.

При том, что туризм является основным источником их доходов, такое отношение кажется невероятным. Оно заставляет белых толпами бежать с острова, забирая с собой деньги. Положение серьезно ухудшилось с объявления независимости 1973 году, а изнасилование стало разновидностью национального спорта. Обстановка в Нассау не столь удручающа, на так называемых, «воскресных» островах – значительно хуже. Если будет продолжаться в том же духе, поток туристов совершенно иссякнет. Туземцы останутся наедине с собой и нищетой, которой смогут вдоволь наслаждаться.

Нассау, в конечном счете, может потерять свою репутацию рая под солнцем, но при мне город все еще имел мировую известность. Там жило много американцев и англичан – я встречала молодых людей со всего света, которые приехали в качестве учителей, медицинских работников или государственных служащих, чтобы насладиться чудесным климатом и получить необлагаемый налогом заработок. Я, естественно, могла их понять, хотя для меня жить там долгое время без приключений было бы невыносимо. Однако две недели, которые я провела в Нассау, прошли великолепно. Солнце, веселье и дружба двух женщин.

Анни, Кирстен и я любили сидеть и, глядя на море, ворошить прошлое, вспоминая в основном сексуальные истории. Учитывая, что я и Анни были шлюхами, а Кирстен не воспитывалась в монастыре, эти воспоминания были довольно-таки пикантными.

Неизбежно мы возвращались во время наших бесед к местным случаям изнасилования.

– А почему бы нам не попробовать изнасиловать кого-нибудь? – предложила Кирстен.

– Как? – спросила Анни, впрочем, без особого интереса.

– Давайте соблазним какого-нибудь молодого мужика и изнасилуем его.

– Ну, а кто будет настолько протестовать, чтобы это превратилось в изнасилование? – поинтересовалась я.

– Он, – сказала Кирстен. Она показала на юношу-англичанина, которого мы встречали на пляже и который был «голубым», как лазурь. Мы часто видели его в компании его мужских любовников.

Анни и я рассмеялись, но Кирстен была настроена серьезно. Мне стало любопытно, что же руководит Кирстен.

Мы снимали на пляже палатку, чтобы Анни могла найти укрытие от палящего солнца, и Кирстен сказала, что палатка идеально подходит для задуманного.

– Как ты собираешься заполучить его в палатку? – спросила я.

– Смотрите, – ответила она, вскочила на ноги и направилась к гомику.

Издали мы наблюдали, как они о чем-то говорили, и наконец юноша вместе с Кирстен пошел к нам.

– Он сказал, что посмотрит, в чем дело, и постарается починить, – сказала Кирстен, подмигивая нам и показывая на вход в палатку. Я так никогда и не узнала, что же такое она ему наговорила.

– Весьма рад помочь, если это в моих силах, – галантно произнес юноша.

Я вообще-то всегда не прочь поиграть и пошутить, поэтому, как только он вошел в палатку, мы с Кирстен бросились вслед за ним, Анни быстро захлопнула дверцы и встала на стреме.

В палатке мы накинулись на юношу, как тигрицы – я уселась ему на грудь, а Кирстен лихорадочно расстегивала брюки. Сначала он закричал, а потом поостыл, поняв, что происходит.

– Это нахальство с вашей стороны, – сказал он. – Честное слово, большое нахальство.

Я медленно опустилась своей промежностью на его лицо, зная, сзади меня Кирстен вовсю работает с членом. Затем я повернулась таким образом, чтобы видеть Кирстен, которая усаживалась на его на удивление твердый член.

Она стала прыгать вверх и вниз, я в это время сосала ее груди, а внизу под собой чувствовала, что наш пленник начал обрабатывать меня языком.

Затем Кирстен стала сосать мои груди, и это настолько завело нас, что в какие-то секунды она забилась в оргазме и кончила. Мы почти забыли о парне, когда вдруг раздался его голос:

– Всем поменяться!

Будучи хорошо воспитанными девушками, мы выполнили команду и поменялись местами, и я соскользнула на его член, который был еще крепким. Такое траханье привело меня ко второму оргазму… То же самое произошло с Кирстен, которая оседлала лицо незнакомого джентльмена.

В этот момент мы почувствовали, что немножко зарвались, поэтому отпустили его.

Он был очарователен.

Со словами: «Большое спасибо, дамы», он натянул на себя брюки, с великолепной грацией вышел из палатки и весьма галантно попрощался с Анни, приподняв шляпу.

– Я к вашим услугам в любое время, когда вам захочется. Просто сообщите мне, когда пожелаете вы… или ваши мужья!

С этими словами он прошел по пляжу, слегка жеманничая. Все мы изумленно смотрели ему вслед. Затем поняли всю нелепость и комизм ситуации и расхохотались, как безумные.

Только позднее мы узнали, что джентльмена звали «Сид-на-все-вкусы».

 

41. КВАДРАТНЫЕ ГВОЗДИ В КРУГЛЫХ ДЫРКАХ

Очень скоро мои шалости подошли к концу, поскольку наступило время расставаться с Нассау. Я должна была вернуться в Торонто, чтобы вычитать гранки, а также предстояло летать туда и обратно через Атлантику, чтобы закончит свои дела с издателями в Европе. Это позволило увидеть родителей и возобновить дружбу с Лео и Марикой.

После того ужасного дня в Сен-Тропезе, когда они попросили меня уехать из их дома, мы иногда продолжали встречаться. Для начала пообедали, когда приехал Ларри, а позднее неплохо позабавились на их вилле в Раматюэлле во время свинг-вечеринки с использованием наркотиков.

С того времени прошло несколько месяцев; они вернулись в Голландию, а я продолжала вояжировать, но все это время мы обменивались открытками, чтобы показать, что не забываем друг друга и, конечно, когда я бывала в Амстердаме, мы обязательно встречались. Наши отношения восстановились, и мы оказались способны, оглядываясь назад, расценить те ухабистые летние дни, как часть болезненности, которая иногда встречается на пути к подлинной и длительной дружбе. Мы всего только раз коснулись в разговоре Фреды; они продолжали сексуально общаться с ней, но все равно у нее в этой области продолжали существовать серьезные проблемы. Они тоже, в конце концов, были вынуждены признать, что она действительно может надоесть.

Во время наездов в Амстердам помимо свиданий с матерью и отцом, а также с Лео и Марикой, я иногда навещала своих старых знакомых, которых не смогла повидать весной. Так, через несколько месяцев после моего возвращения я наконец встретилась с Фрэнком, который был моим дружком много лет тому назад – когда я была в сладком (и сексуальном) шестнадцатилетнем девичестве.

Было здорово снова увидеться со своей старой любовью. Мы были близкими друзьями, а иногда и любовниками, никогда при этом не ссорясь. По возвращении домой я сразу же позвонила ему, но он уехал куда-то за границу.

Сейчас он вернулся, был как раз день его рождения, и он пригласил меня, разрешив прихватить с собой парочку-другую моих друзей, если уж мне так хочется. Хотя я знала, что это чисто «прямая» вечеринка, я спросила у Лео и Марики, не выразят ли они желание проехаться со мной, и они согласились.

Фрэнку сейчас было тридцать три, его густые черные волосы кое-где были прострелены сединой. Ростом он около 188 см, причем каждый сантиметр его тела необычайно привлекателен, и явно выделяется среди сероликой массы голландских увальней. Днем он работал продавцом автомашин, но его настоящим увлечением и любовью была вечерняя работа – барабанщиком в одном из джаз-оркестриков по типу ново орлеанских. Он все еще играл в футбол, поэтому не удивительно, что многие мужчины из числа присутствующих у него были или футболисты, или музыканты.

По-настоящему веселье началось, когда музыканты достали свои инструменты и начали играть, как они это делают для своего удовольствия.

Я уже давно не была на голландских вечеринках. Оркестр, конечно, был великолепен, но казалось довольно странным (по крайней мере, для меня) находиться в окружении полностью одетых людей. Это напомнило мне те времена, когда я была ученицей старших классов и меня называли Верой – это была моя школьная кличка, которую я страшно ненавидела.

Как же я изменилась, и – о, Боже! – как изменились они! Например, мужчина, абсолютно лысый и с толстыми очками слыл в наше время дон жуаном, имел густую шевелюру и не носил очков. Я узнала его только по голосу и глазам.

Еще один парень, казавшийся лет на пять моложе меня, на самом деле был моим одноклассником и на два года старше. Он стал профессиональным музыкантом и вполне подходяще для этого выглядел – волосы до плеч, заношенный до дыр свитер и синие линялые джинсы, которые, вероятно, могли стоять сами по себе. Хотя мне на такие вещи плевать, но он явно был белой вороной в толпе хорошо одетых мужчин и женщин.

На мне был надет соблазнительный ансамбль из тесно облегающих черных креповых брюк и пестрой блузы с пышными рукавами. Почти крестьянка. Но – и вот именно здесь была изюминка – застегивалась блуза только на одну маленькую пуговичку спереди и, когда обстановка накалилась, я нечаянно расстегнула эту пуговку. Лифчика на мне, естественно, не было, и поэтому все содержимое вывалилось наружу. Именно сочетание крестьянской невинности и Иезавели с окровавленными руками свела с ума многих в этот вечер. Однако все это никак не отразилось на Лео и Марике. Казалось, вечер их немножко утомил, хотя Лео вздрогнул, когда заиграл оркестр; как всякий музыкант, он всегда отдавал должное хорошей музыке.

Марика выглядела довольной. Она встретила девушку, которая работала за стойкой агентства КЛМ, а поскольку Марика сама летала стюардессой на самолетах этой компании, они очень быстро нашли общий язык, вспоминая воздушные линии и знакомых.

Девушку звали Хетти, и она была сногсшибательна! Ей было около двадцати шести лет, шикарные коричневые с рыжеватым отливом волосы спускались у нее вдоль спины. Зеленый в обтяжку свитер очерчивал красивые торчащие груди, а обтягивающие брюки свидетельствовали о том, что мимо ее попки в Италии не прошли бы. В ее миндалевидных глазах было какое-то детское выражение, но если всмотреться, можно было обнаружить в ней явное наличие восточной крови. Она была очень и очень сексуальной особой, кажущейся на первый взгляд холодной, но в действительности имеющей очень горячее сердце.

Из разговора я узнала, что Хетти подружка Ханса, брата Фрэнка. Будучи еще совсем зеленой, я делила постель с обоими братьями и поэтому знала: хотя братья хорошо «вооружены», любовниками они были посредственными. Ханс в те времена скакал от одной девчонки к другой. Я была приятно удивлена, что он жил с Хетти уже два года. Она могла влиять на него только положительно.

Лео и Марика беседовали с Хетти, а я изучала компанию. Я приметила одного очень приятного мужчину, который сидел около оркестра. Длинные прямые волосы свешивались ему на лицо и почти закрывали один глаз. Высоко поднятые скулы выдавали славянское происхождение; его наряд – черный свитер с пиджаком в клетку и черные вельветовые брюки – очень шел ему.

Он заметил, что я уставилась на него и встал, чтобы получше рассмотреть меня, потому что мешали танцующие пары. Я улыбнулась ему, он улыбнулся в ответ и начал очень осторожно пробираться ко мне. У него это получилось изящно, и он сел рядом со мной. Из своего опыта я знала, что мужчины, которые ведут себя непринужденно и двигаются с определенной грацией, обычно хорошо сложены. Да, у этого мужчины было фантастическое тело; даже не прикасаясь к нему, я знала, что быть с ним близкой будет громадным удовольствием.

Он представился как Сергей; это имя ему подходило. Именно его отец, русский по национальности, дал ему славянскую внешность и имя, а мать была датчанкой. Он пригласил меня на танец, и я сгорала от нетерпения убедиться в правильности своей теории о телосложении. Я обвила руками его широкие плечи и, тесно прижавшись, почувствовала, как двигаются мускулы его бедер – не чрезмерно развитые, как у культуриста, но, безусловно, разработанные в результате регулярных длительных упражнений. Я не могла долго сопротивляться искушению и опустила руки на его зад. Прекрасные, хорошей формы ягодицы сразу напомнили мне Рудольфа Нуриева (правда, ребятки, я видела его только в балетном трико и никак иначе).

Когда я сделала Сергею комплимент относительно его телосложения и умения двигаться, он сказал, что семь лет работал танцовщиком при джаз-оркестре и сейчас руководит своей танцевальной школой. Он вызвался давать мне уроки, но я сказала, что окажусь неблагодарной ученицей.

Мы танцевали минут тридцать. Лео и Марика тоже танцевали, то же делали Ханс и Хетти. Вскоре мы воссоединились: три пары в очень тесном и интимном кругу. Но Сергей стал уводить меня из общего круга в довольно темный угол комнаты. Я села к нему на колени и почувствовала, как его поднимающийся член рвется сквозь мое нижнее белье. Я прижалась поплотнее и опустила руку ему на колени, возбуждая его полуспящую красоту. Затем я забралась под свитер и положила руку на его волосатую грудь. Эта тихая ласка очень возбудила нас.

Марика, которая танцевала рядом, поняла, что происходит, и одобрительно подмигнула нам. В свою очередь Хетти несколько раз пронеслась в танце мимо и послала нам несколько воздушных поцелуев, и я была очень признательна ей. Она танцевала очень чувственно, извиваясь как змея, казалось, что она может заставить двигаться любую часть своего тела, оставаясь при этом неподвижной.

Когда музыка кончилась, я жестом пригласила Хетти присоединиться к нам. Она приблизилась с довольно застенчивым видом, не зная, что будет дальше. Я поняла из ее нервных движений, когда она села ко мне на колени, что она никогда не была близка с женщиной. Это не удивительно – большинство знакомых мне в Голландии женщин были «сверхправильными». Я уже успела пошептаться с Сергеем о возможном свинге при условии, что подберем подходящую компанию. Он был полностью за – а почему бы нет, если на его сильных коленях уже сидели две женщины.

Естественно, что свинг должен состояться в доме Лео и Марики. Нужно было только уговорить Хетти присоединиться к нам. Я не думала, что Ханс будет против, поскольку он и Фрэнк когда-то были очень необузданными парнями и трахались налево и направо. Но меня очень долго не было в Амстердаме, и они за это время могли посолиднеть. Кто знает?

Когда я предложила Хетти, которой понравились и Лео, и Марика, поехать после вечеринки к ним домой, она восприняла предложение с охотой и интересом, не отдавая себе отчета, что мы имели в виду. Когда шел разговор, я ласково поглаживала ее спину под зеленым свитером и вскоре расстегнула ее лифчик. Она захихикала и обернулась, чтобы посмотреть не глядит ли кто-нибудь на нас, но Сергей подавил ее робость поцелуем, а я в это время извлекла из-под свитера бюстгалтер и бросила его на кресло. Когда я ласкала пальцами ее спину, Сергей запустил ей под свитер руки и начал гладить от живота до грудей, а потом стал мягко и настойчиво массажировать соски.

Все это было очень эротично, но мы поняли, что не сможем осуществить свои фантазии до тех пор, пока не распрощаемся с компанией. Я решила быть осторожной с Хетти и рассказать ей о наших намерениях; к моей радости она согласилась, хотя призналась, что это будет внове для нее. В этот момент подошел Ханс, разыскивающий ее. Он был больше чем на взводе.

– Ханс, я еду с Ксавьерой и этими людьми к ним домой… чтобы посвинговать.

Его пьяные глаза сузились.

– Ты не сделаешь этого. Я даже не хочу слышать об этом.

– Я хочу поехать, Ханс.

– Ты не поедешь на оргию, Хетти. Мы никогда не делали что-либо подобное раньше и не сделаем этого сейчас. Я не позволю, чтобы моя девушка трахалась с каким-то мужиком, – он сердито взглянул на меня, – или бабой.

Ханс должно быть знал, что у меня очень часто меняются аппетиты – от мальчиков до девочек. Хетти же очень хотелось поехать с нами, ей нравился Сергей, а к тому же она надеялась узнать от меня что-то новенькое. Но ей нужно было получить согласие от своего дружка и, поэтому она пошла, чтобы принести ему еще бутылку пива. В это время мы стали обрабатывать его, используя самые рациональные и дипломатические доказательства. Я говорила ему:

– Послушай, Ханс, мы ведь хорошие друзья. Именно поэтому я могу так говорить с тобой. Мне в самом деле нравится Хетти, но я не хочу и тебя обидеть. Это будет просто безобидная сексуальная игра, без каких-либо эмоций.

Он продолжал трясти головой в знак протеста. Тогда я попробовала подойти к нему иначе.

– Если ты хочешь узнать что-нибудь о свинге, почему бы тебе не поговорить с Лео и Марикой? Они женаты уже давно и занимаются им тоже порядочное время. И знаешь что? Они до сих пор живут вместе. Может быть, свинг как-то освободит вас и сделает менее ревнивыми.

Он начал прислушиваться ко мне, а это уже было хорошим знаком. Я убеждала его еще минут двадцать, и в результате он согласился поехать с нами. Я подумала, не позвать ли нам с собой Фрэнка, но потом отказалась от этой мысли. – Ведь, в конце концов, это был его день рождения, и он должен был занимать своих гостей.

Около двух часов ночи мы удалились, чтобы продолжить удовольствие на свой вкус. Перед уходом Сергей наконец-то познакомил нас со своей дамой – Надей, которая была не старше двадцати двух лет. На лицо она была не очень хорошенькой, а платье, надетое на ней – очень свободное – не могло сказать что-нибудь о ее фигуре. Хотя Надя выглядела . довольно невинным созданием, я почувствовала, что если она дружит с таким сверхсексуальным парнем как Сергей, то это говорит в ее пользу.

Мы приехали в дом Лео и Марики, и я радовалась, что все идет прекрасно. Не знаю, что другие ожидали от людей, уверовавших в групповой секс, но они были очень поражены, с каким художественным вкусом Лео и Марика обставили свое жилище – громадная комната с подшитым деревянными брусьями потолком, многочисленные предметы искусства, разноцветные лампы, эротические картины и скульптуры. Большие кожаные диваны и уютные бра дополняли впечатление.

Последовали напитки, а затем Лео уселся за свою любимую мебель – пианино и сыграл несколько своих композиций, Затем я познакомила наших новых гостей с домом. Проходя мимо ванной комнаты, выложенной голубым и белым кафелем я шутя заметила, что для того, чтобы принять участие в свинге, нужно обязательно искупаться в одиночку или же с партнером.

Я ведь только пошутила, не успев даже догадаться, что происходит, как все начали лихорадочно раздеваться. Я тоже стала готовить ванну – добавила в воду «Бадедас» (или, как называют в Европе – «Витбас»), а потом увидела стоящих в чем мать родила Хетти, Ханса, Надю и Сергея. Естественно, я не могла оставаться одетой и последовала их примеру.

Мы восхищенно смотрели друг на друга, а затем я и Надя первыми нырнули в ванну. Очень быстро к нам присоединилась Хетти, и вместе с ней мы образовали целую толпу; я взяла большой кусок душистого мыла и стала намыливать ее тело. Славная девушка! Она пришла посвинговать, и нужно было, чтобы она не упустила ни одной мелочи.

У обеих девушек были великолепные груди. У Хетти они были особенно твердые и стояли, как каменные, с темными сосками и ореолом, что свидетельствовало о ее азиатском происхождении. Груди Нади были более мягкими, но тоже очень привлекательными, а соски ее были почти такого же цвета, как и остальное ослепительно белое тело.

Процесс намыливания был очень чувственным, поэтому Сергей не мог долго оставаться в стороне. Он подошел к краю ванны со стоящим членом. У него действительно было сказочно красивое тело – с головы до пят. Но я была занята, развлекаясь с густо заросшей киской Хетти и целуя ее соски, от чего она радостно хихикала. Тем временем Надя, это сексуальное молодое создание, осторожно трогала и исследовала мой зад – это был еще тот водяной балет!

В конце концов я вышла из ванны, чтобы уступить свое место в кордебалете Сергею, и как только я это сделала, он упер свой член прямо в мои груди. Это уж было слишком, и я не могла удержаться, чтобы не поцеловать его прекрасный инструмент, прежде чем он опустится в ванну. Он немножко побарахтался с Хетти и Надей, но подошла очередь купаться мужчинам, и они вдруг стали застенчивыми, боясь случайно задеть друг друга членами, и, что самое забавное, стали прикрывать свое хозяйство руками, входя в ванну.

Однако понадобилось не очень много времени, чтобы распрощаться с этим предрассудком, и вскоре мужчины вовсю плескались. Тем временем я нашла стопку полотенец, и мы начали вытираться. В ванную вошли Лео и Марика и сказали, что в спальне готовы мягкий свет и хорошая музыка. После купания все поняли, что свинг – это реальность и почувствовали себя несколько скованно. Ханс даже стал натягивать на себя подштанники, а Хетти нацепила лифчик.

Лео наклонился ко мне и прошептал:

– Похоже, сегодня будет спектакль с любительским составом.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я, будучи настроена оптимистично.

– А увидишь. Так, как мы хотели, не получится.

– Но они так хорошо вели себя в ванной, Лео.

– Подожди и увидишь.

С шутками я заставила Ханса снова раздеться и повела их через длинный коридор в главную спальню, освещенную двумя красными светильниками, имевшими форму фаллоса.

 

42. ПРЕРВАННЫЙ СВИНГ

Колыхающиеся на стенах тени, приводящая в хорошее настроение музыка – очень ритмичная и в то же время успокаивающая – в сочетании с общей чувственной обстановкой, все это создавало хорошую атмосферу для расслабленного секса, и, как я думаю, эта атмосфера служила для того, чтобы снять у всех страхи и опасения, поэтому мы без слов расположились на гигантской кровати. Ханс и Хетти держались друг друга, лежа в центре постели, ее ноги были слегка расставлены, а он крепко сжимал свои. Я не могла больше терпеть и нырнула между ног Хетти, начав с жадностью пожирать ее. А Ханса я оставила для других.

Мне не нужно было беспокоиться. Через секунду Марика стала сосать его член, который, я бы сказала, имел не очень сильную эрекцию. Через пять минут Марика оседлала его крепко держа его член и направляя его в свою подстриженную вагину.

В то время, когда Марика ездила на нем, Ханс повернул голову, глядя в глаза Хетти, как будто бы пытаясь сохранить свою любовь для нее. В другой части постели Лео забавляла Надиными титьками и покусывал ее ушные мочки, тогда как Сергей обрабатывал главное поле, плотно приклеив свой рот к ее съедобной киске. Работа Марики с Хансом и мой язык, который давно уже проложил себе путь сквозь растительность Хетти внутрь ее чудесно увлажненной вагины, казалось, еще более тесно сблизили двух молодых влюбленных, которые страстно целовались.

Я не хочу быть грубой – или не романтичной – но клитор Хетти все больше набухал, и я знала, что она близка к оргазму. Не очень задумываясь о последствиях, в возбуждении я, оттолкнула Ханса, взобрались поверх Хетти и, тесно прижимаясь к ней, стала тереться о нее, сама содрогаясь в оргазме. Но Хетти все никак не могла кончить, поэтому мне снова пришлось приложиться ртом к ее курчавой киске.

Марика слезла с Ханса, и он с каким-то отрешенным любопытством наблюдал, как я поедала Хетти. Настроившись только на одну цель, я продолжала работать языком, и вот уже Хетти не могла удержаться от стонов, а ее таз судорожно прижимался к моему лицу, обхватив руками мой затылок, она пыталась как можно глубже засунуть в себя мою голову, я чувствовала, что задыхаюсь. Затем, с последним криком наслаждения, она откинулась на кровать, выглядя несколько потерянной и утратившей ощущение реальности. Ханс моментально наклонился к ней и обнял ее. Казалось, он был потрясен той силой и неистовством, с которыми она реагировала на мою любовь.

Честно говоря, я была слишком возбуждена, чтобы обращать внимание на его расстроенные чувства – об этом можно будет поговорить попозже. Доставив удовольствие Хетти, я была более чем готова заняться моей другой симпатией – Сергеем. Он сидел в центре кровати в нерешительности, что не должно случаться с мужчиной с такими талантами и такой невероятной эрекцией. Он следил за Хетти и мной и сейчас пододвигался ко мне с явным намерением потрахаться. Но я была в этот вечер в сосательном наклонении, и хотя мне хотелось бы почувствовать внутри себя эту русскую ракету, я все же намеревалась так отсосать Сергея, чтобы он запомнил меня на всю жизнь. Я пристроилась у него между ног и приблизила к себе его член. Ну и зрелище же это было! Он был раздут, кожа напряглась и были отчетливо видны синие вены.

Приняв мой сигнал, Сергей откинулся на подушки и стал внимательно следить за каждым мои движением, как будто бы перед ним разворачивалась хореографическая пантомима. Я начала с того, что разыграла сюиту о Щелкунчике, порывисто двигая языком слева направо, затем вокруг головки и передвигая его вниз к заросшему волосами основанию, а затем длинными медленными, скользящими движениями снова возвращаясь к головке. Затем я полностью заглотила его член и стала молчаливо и торжественно сосать по всей его длине, пока не добралась до обрезанной крайней плоти. Сейчас наступило время играть на флейте из живой плоти. Сергей уже не мог оставаться простым зрителем. Он стал ласкать мою голову и просовывать свой член вглубь моего горла, пока я почти полностью не проглотила его. Я жевала, лизала, сосала, попутно теребя его яички одной рукой и дразня свой клитор другой. Сергей вдруг с силой рухнул на кровать, предоставив дальнейшее природе, что она и сделала – сначала с громким воплем, исторгнутым из глубины его горла, а затем с сильным ударом вглубь моего горла, когда его сперма брызнула мне в рот.

Надя с интересом следила за нами и, судя, по выражению лица, была удивлена, что Сергей так неистово кончил у меня во рту. Не знаю, почему она удивилась, ведь именно в этом и заключалась идея, но в этот момент с ней никого не было и поскольку ей приходилось играть роль постороннего наблюдателя, она, возможно, чувствовала себя одинокой. Но не надолго. Ханс, наконец-то возбужденный происходящим, покинул свое райское насиженное местечко подле Марики и переместился к Наде, которая с удовольствием раздвинула для него ноги.

С чувством и видом пионера-первопроходца Ханс засунул свой член в Надин вагинальный туннель и начал исследовать его. Она показала, что оценила его машину, серией ответных движений и громким стоном – и действительно эти звуки имели основание, а сама сцена подогрела всю нашу четверку за исключением Хетти, которая выглядела так, будто подверглась нападению свирепых пчел. И когда Ханс, не помня себя, закричал, требуя, чтобы Надя полностью приняла его член, Хетти подпрыгнула, оттолкнула Лео, который стоял со стоячим членом у ее лица, и выбежала из комнаты. Не все обратили внимание на эту драму, найдя себе занятие по вкусу, но я-то заметила ее бегство… возможно, потому что ожидала подобное.

Я направилась в ванную комнату и нашла там рыдающую Хетти. От слез весь ее макияж расплылся по лицу. Через пару минут туда же ворвался Ханс, очень растроенный, и стал извиняться перед ней, хотя тут же выказывал недовольство тем, что она занималась сексом с Лео и со мной. Хорошая же парочка лицемеров! – но не время было говорить с ними на эту тему. Я высказала предположение, что поскольку это был их первый опыт участия в групповом сексе, то ревность – нормальное явление.

Что в действительности огорчило Хетти, так это факт, что Ханс получил такое же удовольствие от секса с Надей, как и с ней. А она думала, что только с ней он может получить истинное наслаждение. Какой же наивной дурочкой она была! И вот в ванной уже собралась вся наша честная компания. Марика, которая никогда не была хорошей дипломаткой, сказала:

– Ну, что, влюбленная парочка, не все уж так плохо. После сегодняшнего вечера мы, вероятно, никогда не увидимся, поэтому не принимайте все это всерьез.

Надя тоже обозлилась на Сергея за то, что ему было так хорошо, когда я обрабатывала его… интересно, что же она думала – что он будет мученически страдать при этом?

Все в порядке, нужно было спустить на тормозах, на этот раз – с помощью слов, а не музыки. Лучше всего было бы, конечно, разойтись, предварительно попытавшись смягчить их неприятные впечатления; скоро должно было взойти солнце, и Лео убедил нас, все еще совершенно голых, спуститься в кухню, а Марика тем временем приготовит кофе и накроет на стол.

– Ну хорошо, Хетти, – продолжал Лео, – почему ты плачешь? Что так расстроило тебя?

– Не знаю. Я считала, что мы с Хансом любим друг друга. Я не была против того, что он трахался с Марикой, потому что он в мыслях был со мной. Ну, а потом эта Надя – и он забыл обо мне. Видите ли, все нормально, пока он не кончает внутри другой женщины, ведь именно оргазм является пиком отношений.

– Все это ерунда, – стала объяснять Марика. – Ты сама не веришь в эту белиберду. Если даже мужчина и трахает другую Женщину, все равно он может любить тебя. Это просто сексуальный акт, без всяких эмоций, особенно при групповом сексе, с каждым из присутствующих… какие же можно испытывать при этом чувства? Свинг – это очень честный способ удовлетворить свои сексуальные желания.

– Не думаю, что Бог создал мужчину и женщину для этого, – заявил Ханс. – Мужчина должен любить свою женщину, а она должна любить и уважать его и оставаться ему верной. Надо руководствоваться десятью заповедями. Нельзя обманывать и лгать. Иначе всем будет больно.

Лео не верил ушам своим.

– Ты должно быть рехнулся, Ханс! Какое это имеет отношение к христианству? Ты считаешь, что мужчина и женщина должны быть прикованы друг к другу, даже если сексуально надоели? Скажи, что плохого в еще одной сексуальной связи? Скажи честно… разве ты не изменял Хетти за те два года, что живешь с нею?

– Ну… да. Но только один раз! И это была просто шлюха. Это был разовый заход, без всяких эмоций. К тому же это случилось за городом, во время деловой поездки.

Я, конечно, не преминула укусить его.

– Что ты имеешь в виду, говоря «просто шлюха»? Ты же знаешь, что я занималась проституцией два года. Кроме этого, я содержала первоклассный бордель. Почему ты говоришь «просто шлюха»? Они тоже люди. Или ты хочешь сказать, что раз платишь деньги, то это не считается изменой?

– Да, более или менее. В этом случае исключается привязанность, – ответил он.

Марика буквально прочитала мои мысли, опередив меня.

– Значит, следует понимать так: если ты платишь, то не чувствуешь за собой вину, но если пользуешься любовью бесплатно, то виноват!

Дискуссия была прервана новым взрывом ярости со стороны Хетти, которая не могла оставаться равнодушной к тому, что ее возлюбленный ходил к проститутке. Между ними возникла форменная перепалка на повышенных тонах, вплоть до крика, пока не вступил Лео и не утихомирил их.

Марика же в свою очередь не могла простить Хансу отсутствие логики в его рассуждениях.

– Вернемся к мысли Ханса о христианстве, – заявила она. – Вы знали, что должно произойти, мы честно рассказали обо всем еще на дне рождения. И ты хочешь сказать, что трахая меня и Надю, не получал удовольствия?

– Да, как насчет этого? – ядовито осведомилась Хетти. – Ты противоречишь сам себе, грязный подонок. Я попробовала успокоить ее.

– Ну, послушай, Хетти, не заводись так сильно. Ты ведь тоже любилась со мной, не так ли? И тебе понравилось, ты даже кончила… Ты не притворялась. Так почему же ты так обозлилась на Ханса за то же самое?

– Но это ведь совершенно разные вещи, Ксавьера, – сказала она. – Быть с другой женщиной было для меня в новинку, это совершенно другие ощущения. Это не то что трахаться с другим мужчиной. Когда ко мне приблизился Лео, меня чуть не вырвало.

– А тебе никогда не приходило в голову, – сходу ответила я, – что мужчина иногда может более сильно ревновать свою девушку, когда видит, как ее ублажает женщина? Он знает, как нужно соперничать с другим мужчиной. Но не думаю, что мужчина может соперничать с женщиной. Поэтому можно предположить, что мои любовные занятия с тобой были более опасны для твоих отношений с Хансом, чем его утехи с другой женщиной.

Тут вступил в разговор Сергей, который согласился со мной:

– Если ты получаешь оргазм от того, что Ксавьера целует твою дырку, то почему Ханс не может испытать оргазм, трахая мою подружку? Он делал это нормальным способом, а ты получила его по-лесбиянски. У всех нас имеются гомосексуальные тенденции. Если Ксавьера вызвала их к жизни в тебе… возможно, что в один прекрасный день ты обнаружишь, что женщины тебе нравятся больше, чем мужчины.

Его подруга Надя решила поставить точку над «i».

– Давай я расскажу тебе о наших с Сергеем отношениях. Самое большое, что мы себе позволяем, это пригласить еще какую-нибудь девицу, чтобы переспать втроем… потому что мне обычно не нравится трахаться с двумя парнями сразу. Я предпочитаю Сергея другим мужикам, поэтому у меня нет оснований трахаться налево и направо. Я получаю удовольствие от любовных шалостей с другой женщиной, но в конце концов больше всего мне нравится трахаться с Сергеем. На мой взгляд, самое идеальное сочетание – это счастливая любовь втроем.

Дискуссия, как это обычно бывает, вышла за рамки обсуждения группового секса. Мы затронули проблемы брака и свободы женщины, а также другие вопросы, касающиеся отношений мужчины и женщины.

Вскоре солнечные лучи осветили комнату, и подошло время уходить. Все это было прекрасно, но поскольку мне довольно часто приходилось участвовать в подобного рода дебатах, я бы предпочла действия, а не разговоры о них.

 

43. ДАТСКИЕ УДОВОЛЬСТВИЯ

У Лео и Марики был хороший приятель по имени Хендрик, естественно свингер, которому нужно было на день-два съездить в Данию. Он был одним из тех людей, которые ненавидят путешествовать в одиночку, и поэтому пригласил меня с собой. Он предложил оплатить мне обратный билет на самолет и проживание в гостинице в обмен на мое общество, ко всему этому добавлялась бесплатная поездка по стране, которую я давно мечтала посетить. Он дал мне понять, что секс не входит в условия сделки, и поскольку в свое время в Нью-Йорке я делала гораздо большее за меньшие деньги, то естественно, не отказалась.

Дания состоит из пяти сотен островов, из которых населена только одна пятая часть. Когда начали снижаться над островом Зеландия, где расположен Копенгаген, мы увидели живописные места. На сотни километров простирались луга, леса, плантации цветов, среди которых пятнами выделялись красивые коттеджи и фермы, разделенные искусственными и естественными каналами и речушками, и старинные замки. Сельская Дания просто великолепна.

Копенгаген в вольном переводе означает торговая гавань и является нервным центром маленькой нации, которая дала миру очень много, особенно в области сексуальной свободы.

По пути в гостиницу «Король Фредерик» я раздумывала над тем, какие сюрпризы меня ожидают впереди… в конце концов, викинги всегда славились насилием и мародерством (последнее, правда, не очень привлекало меня).

Пока Хендрик занимался делами, я совершила ознакомительную прогулку по городу. Я знала, что у меня не будет достаточно времени увидеть все, что я хотела, поэтому сразу же отказалась от подобных попыток. Зоопарк Копенгагена один из самых лучших в Европе и, конечно, сад Тиволи всемирно известен как средоточие удовольствий – великолепный отдых с хорошими ресторанами и кафе, концертными площадками и развлечениями для людей всех возрастов. Но вместо посещения главных достопримечательностей города – у меня не было настроения знакомиться с обязательными для туристов объектами – я просто прошлась по городу и получила впечатление о нем именно таким образом.

Что мне лучше всего запомнилось, так это люди… чистые, счастливые, привлекательные люди. Нет трущоб, расовых волнений, уровень преступности весьма низок, а население кажется веселым и беззаботным. Почти каждый житель Копенгагена умеет немножко говорить по-английски, поэтому куда бы вы ни пошли, всюду можно рассчитывать на понимание – в гостинице, магазине, ресторане и даже в порнолавке!

Датские мужчины на удивление красивы и, независимо от возраста, держат себя в хорошей форме. Женщины сплошь хорошенькие и здоровые на вид. Чистота является национальным фетишем (во мне, очевидно, течет какая-то частица датской крови!), а секс и чувство юмора высоко котируются среди датчан. В общем и целом, люди общительны, дружелюбны и всегда готовы прийти на помощь.

С Хендриком мы встретились пообедать в уютном ресторане отеля в шесть вечера, и он пришел со своей знакомой. Инга была приятной блондинкой сорока лет, владелицей книжного магазина. Хендрик не думал встретить ее в этот раз – он считал, что она в Стокгольме – но, случайно проходя мимо ее магазина, он увидел Ингу за прилавком. Она поцеловала меня в щеку и, казалось, была польщена и взволнована встречей, что в свою очередь тоже польстило мне. Она читала датское издание «Счастливой шлюхи», которое, кстати, стояло на полках в ее магазине, поэтому чувствовала себя в какой-то мере уже знакомой со мной.

Во время обеда – датская говядина с ветчиной и вкусно хрустящими овощами – я спросила у Инги, как обстоит дело с сексом в Копенгагене. Я не знала, что эта тема была очень близка ей.

Она сказала, что эротическая ночная жизнь значительно изменилась за последнее время из-за активного вмешательства полиции.

– Вмешательства? Каким образом? – спросила я.

– В свое время были широко распространены хорошо организованные и поставленные живые секс-представления. В некоторых принимала участие даже публика. Но сейчас почти все они закрыты.

Инга гордилась репутацией, которую завоевала ее страна в области сексуальных свобод, но очень огорчалась введенными запретами. Она была в разводе, на ее содержании находилась дочка, а растущая конкуренция в торговле порноизданиями (процветающая отрасль бизнеса в Дании, где эти издания, запрещенные во всем мире, продаются открыто) медленно разоряла ее.

До введения ограничений на ночную жизнь она зарабатывала много денег, организовывая посещения секс-шоу для туристических групп. А сейчас этот главный источник доходов иссяк. Книжная лавка, когда-то игравшая второстепенную роль, теперь вышла на первое место.

Жить становилось все труднее и труднее, объясняла она. Хотя законов, прямо запрещающих секс-шоу не существовало, полиция объявила войну маленьким секс-театрам. Очевидно, многие из них уклонялись от налогов, а другие не соответствовали требованиям пожарной безопасности. Еще одной причиной для полицейских преследований был тот факт, что некоторые из участников представлений занимались продажей наркотиков публике после окончания шоу. Кроме того, официальные власти требовали, чтобы любой посетитель этих театров был членом клуба и вступил туда по меньшей мере за двадцать четыре часа до начала представления.

Естественно, что все это не нравилось туристам, которые приезжали только для кратковременного отдыха и хотели немедленных развлечений.

Большинство этих театриков были весьма скромными и вмещали всего несколько десятков зрителей. Когда полиция начала один за другим закрывать их два-три раза в неделю, они никак не могли оправдать затраты.

Инга знала одну девушку, которая выступала в таких клубах со специально подготовленным номером, на языке шоу-бизнеса это называется «спец-акт». Явная недомолвка! Хендрик однажды был с другом в Копенгагене, и Инга договорилась с девушкой, что та продемонстрирует перед ними свое искусство.

– Она появилась у нас отеле с ведром живых угрей, – вспоминал он. – И к нашему ужасу стала играть в любовь с этими созданиями… глотать их и трахаться с ними.

– Ох, Ксавьера, – усмехнулась Инга, – это было невероятно. Она глубоко засовывала их в вагину, вытаскивала обратно, ласкала, облизывала головки и хвосты, а затем обернула их вокруг своего тела так, что была скрыта сплошной копошащейся массой скользких угрей. На следующий день она их убивала и поедала.

Да, вот это блюдо!

– Каждый раз, когда эта девица получала свежую партию угрей, – продолжала Инга, – она выступала в частном доме или на сцене. Если людям хотелось посмотреть, как она занимается любовью с животными, они могли проехаться к ней на ферму! Она делала все, но номер с угрями был для нее самым любимым.

Я не очень была опечалена известием, что сейчас этой фокусницы не было в городе; она уехала в Стокгольм на съемки порнофильма. С угрями, естественно. Но зрелища подобного рода не возбуждают меня. К тому же мне никогда не нравились дары моря.

После обеда (в конце которого были поданы сказочные датские десерты) Инга отвезла нас в «Клуб 25», невзрачно выглядящее, но пользующееся успехом секс-заведение.

В качестве пролога (или, как выражаются в театре, перед поднятием занавеса) выступила пара лесбиянок, которая наглядно продемонстрировала публике многочисленные способы мастурбации.

После них одна девица, полногрудая, чувственная красавица, засовывала себе вовнутрь самые невообразимые предметы: сначала одну свечу, а затем еще одиннадцать. Последнюю она зажгла, и я стала ожидать, не затянет ли кто-нибудь песенку «Со счастливым днем рождения».

Потом в ход пошло все, что попадало под руку – вибраторы, огурцы, бананы, сигары. Одновременно свободной рукой она так молотила по своим грудям, будто они были ее личными врагами и даже заставила помощницу связать их узлом. Ее сценическое имя было «Мазохистка Мэйси».

Следующей была такая сценка: маленькая женщина (позднее выяснилось, что она мужчина), одетая в кожаные штаны, лифчик «бикини» под цвет штанам и высокие кожаные сапоги, вышла на подмостки и попросила публику принять участие в том, что будет происходить.

Она (он или оно) в конце концов продемонстрировала член, а выбранный из публики зритель стал сильно, почти до крови бить ее по заднице. У нас захватило дух, потому что трудно было представить, что это тощее маленькое существо сможет вынести такое тяжелое наказание.

Я наблюдала представление без каких-либо сильных эмоций. Но когда наступила очередь следующего (и последнего) номера, он по-настоящему завел меня. До этого вся сексуальная возня на сцене выполнялась устало выглядевшими скандинавскими блондинками и блондинами. Представление завершал прелестный юноша с оливковым цветом кожи, великолепно сложенный, с длинными до плеч волосами. Он творил любовь с гибкой, длинноногой девушкой. Она обвилась вокруг его тела ритмичными движениями, которые совпадали с тактами играющей где-то за сценой музыки – «Героической» (эротической?) симфонией Бетховена.

Их вращения, изменяемые позы, изящные промежуточные движения великолепно сочетались с музыкой. То, что происходило на сцене, не было просто траханьем; это был сексуальный балет. Их тела двигались в такт с нарастающим темпом музыки, набирали скорость по мере наступления финала, а при последних звуках этого музыкального шедевра юноша судорожно забился в оргазме.

Зрелище так завело меня, что нужно было что-то делать. Юноша буквально оросил всю сцену, и я поняла, что все это не было игрой, как часто практикуется в подобных шоу. Этот юноша не притворялся. Он был сексуальным музыкантом.

Я была так возбуждена, что не могла больше ждать. Он вышел из-за кулис, хорошо одетый с каким-то отрешенным видом. Я приблизилась к нему и прошептала по-английски:

– Это было великолепно, сэр. У вас что-нибудь осталось для меня на сегодняшний вечер?

Он вопросительно взглянул своими огромными карими глазами, и тут я заметила в его облике что-то восточное. Во время представления я не очень-то обращала внимание на его лицо.

– Как вас зовут? – спросила я. – Откуда вы родом? Могу сказать, что, благодаря вам, вечер не прошел для меня даром.

Я путалась в мыслях и словах. Со мной это случается, когда я очень возбуждена и не знаю, как поступить в данной ситуации.

– Меня зовут Рашид, – ответил он мягким низким голосом.

– Так вы индиец? – спросила я. Он возмущенно посмотрел на меня.

– Разве я похож на индийца? Я родом из Западного Пакистана! Конечно, я могу еще выступать сегодня вечером. И буду, – сказал он со странной усмешкой. – Но, к сожалению, не с вами. Мне нужно ехать на пароме в Мальме для участия в еще одном секс-шоу.

Двужильный парень! Я спросила его, почему он так напряженно работает.

– Здесь, в Копенгагене, сейчас не очень много работы, а мне нужны деньги. Но, возможно, мы встретимся на этой неделе. Вы здесь с родителями или друзьями?

– С друзьями, – ответила я.

– Не думаю, чтобы вашим друзьям еще раз захотелось увидеть это шоу, но, возможно, вы не откажетесь проехаться со мной?

– Не думаю, что могу так внезапно бросить друзей.

– Безусловно. Я отлично понимаю вас.

– Хорошо, я спрошу… узнаю, как они собираются провести остаток вечера.

Я подошла к Хендрику и Инге, которая оглядывала Рашида с более, чем зрительским интересом, и объяснила, что, возможно, выкину номер и отправлюсь с Рашидом на гастроли в Швецию. Не возражают ли они?

– Отнюдь нет, – великодушно сказал Хендрик. – Развлекайся в свое удовольствие.

– И насладись этим прелестным юношей, – добавила Инга, многозначительно подмигнув.

Рашид предупредил, что нужно торопиться на паром, но мы успели вовремя и через двадцать минут пересекли пролив и находились уже в Швеции.

 

44. ЛЕБЕДИНЫЙ ТАНЕЦ

Как только паром пришвартовался в Мальме, мы бегом направились в театр, где должен был выступать Рашид. Мы успели туда как раз, чтобы присутствовать при примечательной любовной сцене, исполнителями которой были девушка и белоснежный лебедь с очень длинной шеей. Занавес открылся: на сцене, на тахте, в застывшей позе лежала прекрасная девушка. Здесь же был лебедь, которого она вскоре начала ласкать, нежно прижимая его голову к своему животу и постепенно поднимая ее выше, к груди. Затем лебедь начал пощипывать ее за мочки ушей, как это делают любовники. Лебедь, естественно, не может целовать клювом, но со стороны все это очень напоминало поцелуи.

Девушка был полностью одета. Внезапно она встала и с помощью лебедя начала выполнять странный и обольстительный стриптиз, в ходе которого лебедь помогал ей снимать одну часть туалета за другой. Сначала она сняла длинные перчатки, и лебедь бережно взял их в клюв и отложил в сторону. Она расстегнула платье и выступила из него; лебедь тоже отложил его в сторону. Затем она опустилась и легла на спину, а лебедь с быстротой и легкостью опытного продавца нижнего дамского белья точным движением клюва снял с нее бюстгальтер.

На девушке оставался узкий черный поясок, но и он не представлял трудностей для нашего пернатого друга. Двумя точными ударами клюва он развязал тесемки на бедрах, и упавший клочок открыл ее сокровище, готовое для завершающего действия.

К этому времени, казалось, девушка действительно воспылала чувствами к лебедю и снова начала ласкать его, только на этот раз более эротично. Она обхватила обеими ногами его белоснежное туловище и стала тереться о его шею, словно это был длинный, белый, пушистый член.

Очень медленно она стала направлять голову лебедя вниз, пока она не оказалась на одном уровне с ее вагиной. Было очевидно, что лебедь не может «есть» ее. Но она была так возбуждена происходящим, что с помощью слюны рукой смочила вагину и просунула в нее голову птицы.

Лебедь, казалось, не испытывая никаких неприятных ощущений выполняя этот трюк перед изумленной аудиторией, погрузил свою голову по самые глаза, а затем в вагине исчезла и вся голова.

Девушка ловко согнула его шею, и шея тоже стала исчезать внутри ее чрева. Птица, хорошо обученная любовному мастерству, начала ритмично всовывать и высовывать голову, вдыхая воздух между нырянием, а девушка извивалась от явного наслаждения. По мере того, как она входила в экстаз, то же самое, очевидно, испытывал, но только по-своему, и лебедь, движения которого все убыстрялись.

Я была поражена происходящим, потому что девушка серьезно рисковала получить травмы от большого клюва. Впрочем, на корридах принято подпиливать рога быкам, видимо, и здесь было что-то предпринято, чтобы клюв птицы не повредил яичники или матку. Этот акт был по-настоящему интересен своей экзотикой… гораздо более «интересен, чем обычные сцены с участием мужчины и женщины или лесбиянок. Только ради одного этого номера стоило посетить Швецию!

Рашид еще раз виртуозно исполнил свою эротическую композицию, во время которой я от вожделения работала пальцами внутри себя, чтобы избавиться от невероятного сексуального возбуждения.

Шоу завершила великолепная с пышными формами и кожей цвета светлого шоколада мулатка. У нее были невероятных размеров груди с огромными темно-коричневыми кругами вокруг сосков. Ее выступление заключалось в том, что она трахала подушку… Да, ребята, обычную подушку. Хотя нет, не совсем обычную. Она была размером с мужчину и могла принимать любую форму.

Звучит неправдоподобно, но поверьте, зрелище заслуживало того, чтобы его видеть. Она отчаянно избивала подушку, тискала, валяла, швыряла, сгибала, подкладывала под себя, переворачивала ее… и все это сопровождалось громкими хлюпающими звуками – бам, бам, бам. Она заставляла подушку принимать любую форму, которую ей хотелось. Когда она наконец оседлала ее, как будто под ней был мужчина, то подушка перестала быть подушкой, а превратилась в огромное мускулистое, воспаляющее воображение орудие, способное трахаться до бесконечности.

Когда мулаточка заколотилась в оргазме, то сидевшая в переднем ряду женщина, казалось, потеряла рассудок от желания. Она вскарабкалась на сцену и стала с криками и воплями вырывать подушку, одновременно срывая с себя одежду. Сначала я подумала, что это было частью представления, но нет, мулатка еще больше распалилась от этого и, предвкушая одобрение присутствующих зрительниц-лесбиянок, сцепилась одновременно с женщиной и подушкой и стала яростно тереться о кричащую во весь голос женщину. Она разорвала на клочки ее бюстгалтер и трусики и начала сосать ее. Женщина окончательно свихнулась, ее стоны и вопли сотрясали воздух в зале, а затем она тоже наклонилась и начала лихорадочно кусать, жевать, есть пурпурно красные вагинальные губы мулатки.

К этому времени с ума посходили не только лесбиянки, но от вожделения сгорали и мужчины. Трое из них ворвались на сцену и начали обрабатывать женщин и подушку; это множественное траханье вокруг подушки походило на действия акул, рыскающих в районе кораблекрушения.

Я тоже походила на обломок, мокрый от желания. Ко мне присоединился Рашид, и мне потребовалась его твердая рука, чтобы выйти на свежий воздух и успокоиться.

Вот это оргия! Представление продолжалось, продолжалось, кажется, до бесконечности…

Рашид и я говорили о нем на пароме во время возвращения в Копенгаген. Он объяснил, что шоу, подобные тому, которые я только что видела, были обычным явлением в Копенгагене до того, как полиция стала закрывать их.

Чтобы сменить тему и уйти от обсуждения секса хотя бы на остаток ночи, я спросила, как он очутился в Дании, и, наблюдая за колеблющимся мерцанием судовых огней в воде, услышала историю его жизни. Он был родом из Западного Пакистана и выучился на инженера, но предпочитал секс и путешествия, поэтому решил на свой страх и риск стать хозяином своей судьбы. В Дании он нашел золотую жилу. Его смуглая внешность произвела впечатление на светлокожих датчанок, жаждавших заполучить его в постель, и почти любая женщина была готова согласиться на его предложения.

Он любил модно одеваться и достал из своего чемоданчика несколько фотографий. На каждом снимке он был в новом, весьма стильном одеянии.

У вас может создаться впечатление, что Рашид был несколько тщеславен. И это верно. Но если он думал о себе, как о великолепном, пользующимся успехом у женщин мужчине, то тут он не обманывался. Он в самом деле был им. Ему было не больше двадцати пяти лет, но поведение выдавало в нем зрелого человека, который знает, сколько он стоит.

Рашид был мусульманин и свято чтил сексуальные обычаи, предписываемые его религией. Например, мусульмане не должны видеть половые органы друг у друга. Ласкать их можно сколько угодно, но не видя их. Согласно традициям, это делает любовь более экзотичной и таинственной. А сперма – поскольку она является семенем человеческой жизни – не считается по мусульманским законам съедобной и заглатывать ее не разрешается.

Мусульмане должны омывать свои половые органы перед сексом – возможно, это старинный способ уберечься от болезней – и обязаны искупаться в течение четырех часов после полового акта. В противном случае они будут не достаточно чистыми, чтобы молиться Богу. Они, кстати, сразу подмывают зад, сходив в туалет. Будучи ярой поборницей гигиены, я с удовольствием услышала об этом.

Я не очень разбираюсь в религиях, чтобы сравнивать их, однако некоторые положения мусульманской веры показались мне глуповатыми. Впрочем, семьсот миллионов людей придерживаются этой веры, и кто я такая, чтобы ставить под вопрос их убеждения?

О своем выступлении Рашид выразился так:

– Это не очень романтично, я знаю, но зато очень денежно, и где еще можно совмещать бизнес с удовольствием подобного рода?

– Именно то же самое чувствовала и я, когда была проституткой, – сказала я.

– Правда, есть и другая возможность заниматься этим доходным ремеслом – стать жиголо. Но у меня никогда ничего не получится со старухами. А сейчас я могу дважды в день трахаться с красивыми женщинами, да еще и бесплатно.

До этого момента я еще не знала, насколько он хорош в постели, хотя, должна сказать, выступление на сцене свидетельствовало, что он был весьма талантлив в этой области.

 

45. РАШИД + КСАВЬЕРА = 3

Вскоре мы прибыли в Копенгаген и прямо с парома пошли в мой гостиничный номер. Его рука нежно ласкала мой зад, уверенно направляя нас к намеченной цели – постели.

Мы еще не успели войти в комнату, как я почти изнемогла от неистового вожделения. Но я сдержалась и приняла горячий душ… в рекордно короткое время. Рашид, одетый лежал на постели, когда я вернулась к нему. Медленными и уверенными движениями я раздевала его, там и сям целуя великолепное тело. Когда я добралась до самого последнего предмета одежды, то пришлось приложить определенное усилие – трусы не хотели сниматься из-за распирающей их плоти.

Наконец я стащила их и взору предстал абсолютно лишенный всякой растительности пах. Не было волос ни на груди, ни под мышками. Это не был каприз природы… бритье волос на теле тоже обязательное правило у мусульман. Он заметил мою улыбку и ударился в объяснения, но я успокоила его. Я была сыта религией на эту ночь… хотя и собиралась встать на колени и не возражала бы против нескольких семяизвержений.

Мы стали целоваться и ласкать друг друга, и он покрыл мои лщо и шею поцелуями. Я пододвинула его голову к моему левому соску, который был более чувствительным. В считанные секунды оба соска сделались твердыми, как вишни, и я стала медленно сдвигать его голову к своему паху.

– Нет, – сказал Рашид, – моя религия запрещает это.

– Для меня, – попросила я.

– Нет, не могу.

– Ну и разик.

– Нет. Это нехорошо.

– Это только для аппетита, главное будет потом, и я абсолютно чистая.

– Извини. Мне нельзя делать это. Я мусульманин, мы не занимаемся такими фривольными вещами. Пожалуйста, извини меня. Но мне бы хотелось трахнуться с тобой.

Я почувствовала приятную теплоту внутри. Но только на секунду.

– У тебя ведь нет венерической болезни, не так ли? – спросил он.

– Ты меня оскорбляешь, черт возьми!

– Наше воспитание требует, чтобы мы задавали такие вопросы. Тут нет ничего обидного.

– Ну, а мне это не нравится! У-ф-ф!… Если бы ты был еврей, я сказал бы, что люблю (почти что) еврейскую кухню, и ты смог бы обойтись молоком или говядиной. А что я могу сказать тебе в этой ситуации, кроме как… давай, валяй, начинай трахаться! Ну давай же… я хорошо смазана. А поскольку мы столько говорили о религии, то начнем со старой, опробованной веками и одобренной миссионерами позы.

Второй раз предложение делать не пришлось. В мгновение он был во мне. Его член был таким, каким я запомнила его на сцене – длинным и твердым.

Пока он вонзался в меня, мои мысли на какое-то время отвлеклись: я обратила внимание на его руки. Они были изящными и нежными. Это разрушило мою теорию о том, что у мужчин с маленькими руками обязательно должен быть хилый член. Соотношение «член-рука» применительно к нему, явно не подтверждало моих наблюдений. У него член был просто великан!

Поскольку мы обошлись без орального блюда, я решила выжать максимум из нашего простого, старомодного траханья и стала издавать страстные крики и стоны, одновременно воздействуя на него монологом примерно следующего содержания:

– …Чудесно… Этот толстый твердый член… он весь там… вызывает мои соки… стучится о мой клитор… я вся истекаю… столько ждала этого момента… момента, когда ты опустишь в меня эту крепкую штуку и будешь не переставая биться… а-х-х-х… давай, детка, давай… сделай это для меня, Рашид, на всю катушку… аххх… ты так меня распалил в клубе, ты, сексуальный выродок… я чуть не изнасиловала тебя прямо там, ты слышишь… чуть не изнасиловала тебя, пока ты трахал ту красотку-блондинку… уххххх… как я завидовала ей… я бы трахала тебя всю ночь напролет. Ущипни меня за задницу… давай, давай… укуси меня за сосок… давай, кусай же… а-х-х-х-х…

Наши тела буквально повисли в воздухе, превратившись в массу колышущейся плоти во время совместного оргазма, который смешал наши соки. Моя вагина высосала из него все до последней капли. С шумом обрушились на кровать наши изнеможенные тела, влажные и скользкие от пота.

Воздух был густо наполнен нашими запахами. Когда я выскользнула из-под Рашида, он, не говоря ни слова, повернулся на бок, взял со столика сигарету и закурил. Он отвернулся от меня и стал медленно качать головой. Что-нибудь было не так?

– В чем дело, Рашид? – спросила я. – С тобой все в порядке?

– Я чувствую себя великолепно.

Прижавшись к его спине, я обхватила руками его за шею.

– Почему же тогда ты качаешь головой? Он коротко рассмеялся с оттенком смущения и замешательства.

– Ты говорила такие вещи, что я ушам своим не верил, – сказал он.

– Но…

– И мне это нравилось. Каждое слово. И не только нравилось. Я был от них просто без ума. За все проведенные на сцене годы я не встречал девушки, которая получала бы такое наслаждение от траханья. Это действительно экзотично.

Я сказала ему, что он для меня всегда желанный гость, в любое время. Мне не нужно было повторять приглашение… До того, как Копенгаген увидел восход солнца, Рашид и я сыграли хет-трик (на языке хоккея это означает три забитые подряд одним и тем же игроком шайбы, но мы считали отнюдь не шайбы!). Это довело общий счет до шести раз для него (если учесть два траханья на сцене. Вот это настоящий сценический талант!).

Утром я позвонила в номер Хендрику узнать, не отзавтракает ли он вместе со мной и Рашидом и, к моему удивлению, трубку подняла Инга! Надеюсь, что она провела такую же восхитительную ночь, как и я.

Мы встретились за завтраком. Инга и Хендрик заказали копченую селедку. Я не ем рыбу, поэтому подналегла на превосходный датский бекон и яичницу. Рашид от всего этого отказался и заказал кучу горячей датской выпечки и свежие фрукты. У него был хороший аппетит как на еду, так и на секс, но, полагаю, что его атлетические выступления на сцене помогали ему держаться в хорошей форме и не полнеть.

Во время завтрака мы опять говорили о сексе (о чем же еще?) по-датски. Рашид утверждал, что решение правительства разрешить продажу порнографии помогло снизить количество преступлений на сексуальной почве. И в то же время оно много сделало для того, чтобы создать совершенно новое понятие сексуальности, разрешив публиковать постоянные рубрики типа «Дорогой Эбби», написанных мужем и женой. Там помещались исчерпывающие ответы на сексуальные вопросы, интересующие читателей. Все это так далеко от пренебрежения, с которым к этим проблемам относится североамериканская пресса.

Мнение датчан таково: все, что нравится взрослым любовникам, должно быть разрешено и, более того, считаться нормой.

В одной популярной газете по понедельникам целые две страницы отведены под «Сексуальную карусель», где люди всех сословий и образов жизни пишут о своих сексуальных желаниях и опыте, приглашая читателей ответить им и разделить их вкусы.

Инга рассказала, что книги о сексе печатаются во множестве, и в год выпускается примерно сто фильмов, посвященных сексу. Многие фильмы специально делаются для сексуальных меньшинств… как и отличного качества фотожурналы. Они продаются в специальных порномагазинах, хотя большинство из них можно купить и в киосках.

– В типичном порномагазине, – объяснила она, – есть все: эротические почтовые открытки, «бесстыдные» карандаши, спички, в общем, множество вещей – все с рисунками самого исчерпывающего откровенного содержания.

Очевидно, у них в ассортименте было все, кроме сомнительных точильных станков и непристойных кухонных раковин.

Порномагазины действуют вполне свободно и обслуживают не только мужчин, но и женщин, торгуя самыми разными вибраторами и массажными аппаратами, предназначенными для того, чтобы удовлетворить любую женскую экзотическую фантазию, направленную на самоуслаждение.

– Там имеются, – сказала Инга, – специальные кольца, которые надеваются на член и продлевают эрекцию, причем многие из них оборудованы узелками, шипами и металлическими наконечниками, которые возбуждают клитор во время полового акта. Для мужчин, которые находят ухаживание слишком утомительным занятием, есть искусственные женские половые органы с растительностью и встроенными вибраторами. Для возбуждения существует бесконечное количество сексуальных предметов туалета. Туфли на высоких каблуках, подвязки, веера, различные цепи и цепочки, наручники, распятия, кнуты и любые другие предметы – все это в широком ассортименте. Кроме того, это оборудование может быть изготовлено по вашему желанию.

В соответствии с личными вкусами там можно купить любое нижнее белье, естественно, акцент делается на традиционные возбуждающие материалы – резину и кожу. Но если вы закажете нечто из дерева, они разобьются в лепешку, чтобы удовлетворить вас. Эти магазины, сказал Рашид, являются поистине раем небесным для сексуальных фанатиков, мазохистов, садистов и любителей щеголять в одежде противоположного пола.

Но самая интересная информация, полученная из разговора с Рашидом, содержалась в его воспоминаниях о морском путешествии секс-клуба. При пересечении пролива между Данией и Швецией на борту судна представлялись секс и порно-услуги, а для особо скучающих особ – азартные карточные игры. На корабле была лавка, которая продавала и сдавала напрокат фотоаппараты, чтобы снимать на пленку все многочисленные сексуальные действа, происходящие на борту. Можно было наслаждаться живыми секс-шоу, фильмами, стриптизом и весьма искусным массажем или же любой другой подобного рода услугой.

– В самом из рамок вон выходящем акте, который я когда-либо видел, – сказал Рашид, – участвовала парочка, где он играл роль мучителя, а она – жертвы. На нем были резиновые брюки и кожаная маска, а спереди искусственный пенис. Девушка была распята на кресте, и во время акта мужчина стащил с нее резиновые трусики и с силой воткнул в ее широко распахнутую вагину дилдо, безжалостно избивая ее плеткой-семихвосткой до крови. Затем он поместил ее на станок для пыток, используемый во времена Людовика XVI. Станок был сделан в виде конского крупа, а ноги девушки были расположены так, будто бы она сидела на лошади. Вся ее нижняя часть прыгала вверх и вниз на искусственном пенисе, а в дополнение ее хлестали до оргазма, к которому она пришла с воплем. Затем девушку в наклонном положении тесно связали и приковали к брусу, мужчина вошел в ее задний проход и добился ее оргазма. Все это слишком невероятно, чтобы можно было поверить.

Рашид углубился в воспоминания о недавно закрытых клубах и сказал, что, по его мнению, они до сих пор тайно работают для членов дипломатического корпуса. Шоу подобного рода обычно начинаются с подношения напитков голыми девушками, после чего следуют стриптиз, порнофильмы, шоу с лесбиянской любовью и с дозволенным для гостей сексом. Позднее устраивалась секс-лотерея, за ней следовали танцы с голыми официантками, которые были готовы к сексу за разумную цену.

– Ай, как мне не хочется, чтобы вы уходили, – огорчился Рашид, когда мы кончили завтракать. И Хендрику и мне было пора уходить. – Ты в самом деле не хочешь задержаться?

– Нет, не хочу, – сказала я с сожалением. – Не знаю, что меня ждет впереди, но я должна это узнать. Моя жизнь сейчас представляет какой-то сумбур и нужно во всем разобраться. Возможно, истина – в путешествиях. И я не узнаю этого, пока не пройду крайнюю точку своих желаний. Но когда-нибудь и, надеюсь, скоро мы снова встретимся.

Он тихо и нежно поцеловал меня и пожелал удачи.

Я скучаю по Рашиду, хотя мы и поддерживаем связь. Когда я пишу эту главу, на моем прикроватном столике лежит его последнее письмо. Пять страниц, написанных убористым почерком и содержащих интимные излияния, заканчиваются так:

«Сейчас полпятого утра и я ложусь в постель. Я устал, но хочу, чтобы ты была рядом. Уф-ф!!! Люблю и целую… Всюду… Рашид».

Я перечитала письмо, потрогала себя и почувствовала, что мокрая. Таково воздействие Рашида, любовника из миллионов.

 

46. ЛЕТУЧАЯ ГОЛЛАНДКА

Я была в Голландии. Начинали сказываться первые признаки ужасной среднеевропейской зимы. После великолепно проверенного лета в Европе и двух счастливых месяцев в Торонто, где я выступала по ТВ и по частным приглашениям, меня явно не прельщали прелести туманов Северного моря.

Как и большинство людей, сталкивающихся с подобной ситуацией, я начала раздумывать… не поехать ли куда-нибудь на солнце. Куда угодно, было бы солнце, пляж и интересный секс. (Обеспечьте мне два первых момента, а уж третий я создам как-нибудь сама!)

Почему-то мои мысли обратились к Акапулько. Этот город славится активной жизнью и там полно богатых бездельников. Другой причиной было то, что в Акапулько не популярны азартные игры. Шумная, назойливая, с набитыми карманами публика, прыгающая из одного казино в другое, избегала этот город. А это мне как раз и требовалось. Азартные карточные игры мне не по вкусу. Возможно, что в своем стремлении обособиться от скопища людей я напоминаю Андреаса. Кто знает?

Я твердо решила улететь первым самолетом в Акапулько и там встретить Рождество.

Я опять попрощалась с родителями, села на реактивный лайнер в аэропорту Шипхол и помчалась навстречу солнцу.

Правда, не совсем прямо навстречу. По какой-то причине, известной Господу Богу и авиалиниям (они очень похожи – также анонимны и также всемогущи!), самолет летел через Монреаль и Хьюстон. Прибыв в Мехико, мне пришлось пересесть на самолет в Акапулько.

Когда самолет взлетел в аэропорту Шипхол, я стала присматриваться к сидящему рядом пассажиру – хорошенькому двадцатилетнему парнишке из Вашингтона. Его светлые волосы были старомодно коротко подстрижены, одет он был в выцветшие голубые джинсы и держал в руках большой, свернутый в рулон ковер.

Он объяснил, что возвращается из Афганистана – чем объясняется ковер – и что узнал меня в аэропорту, потому что брат подарил ему в Стамбуле мою книгу «Счастливая шлюха». Воистину эта книга такая же путешественница, как и я!

Молодого человека звали Фостер, и он рассказал мне весьма занимательную историю.

Она всплыла на свет, когда во время нашего разговора я попросила, чтобы он записал свой номер телефона в моей записной книжке. Он отказался. Я спросила – почему.

Он заколебался, словно не хотел объяснять причину. Но после нескольких минут раздумья, когда он, казалось, оценивал мою сдержанность, он разговорился.

– Будет лучше, если вы забудете мое имя и нашу встречу, – (сказал он.

– Вас разыскивает полиция?

– Нет.

– Так почему вы не даете мне свой номер?

– Если кто-нибудь из таможенников или иммиграционной службы откроет вашу книжку и увидит там мое имя и номер телефона, у вас могут возникнуть неприятности.

– Просто из-за вашего имени и номера телефона? – осведомилась я. Возможно, это прозвучало скептически. Я чувствовала, что он не открывал настоящую причину.

– Меня не разыскивает полиция, – сказал он, – но я занесен в черный список во многих странах. И меня уже изгоняли из нескольких.

Его слова заинтриговали меня настолько, что я твердо вознамерилась выжать из него правду, хотя он был явно не расположен к этому.

И пока наш самолет прокладывал свой путь через бескрайние просторы Атлантики, передо мной неторопливо разворачивалась история его жизни.

Он был сыном дипломата, который находился сейчас в Вашингтоне, но до этого несколько лет работал в Северной Африке. У отца был дипломатический паспорт, и он обеспечивал защиту от местных законов, таможенного досмотра и иммиграционных властей при пересечении границы.

Папиной привилегией пользовались и сыновья, Фостер и его брат, они употребили ее для тайного провоза наркотиков.

Они познакомились с ужасающей коррупцией правительств многих государств, но в конце концов им пришлось столкнуться с Интерполом и другими международными организациями, борющимися с распространением наркотиков.

Все детали происшедшего с ним прояснились позднее, потому что в этот момент наша беседа была прервана вступлением в разговор третьего лица, молодой датчанки, которая сидела в соседнем ряду. Она путешествовала со своим трехлетним сыном по Европе и Среднему Востоку, следуя традиционному маршруту перевозки наркотиков. Она объяснила, что живет со своим мужем очень бедно, единственный источник их существования – продажа гашиша, который они тайно провозят через границу. Это очень опасное занятие, потому что, как она призналась, большее время они были под балдой и выглядели, как люди, перевозящие наркотики, то есть очень подозрительно.

По манере поведения, хорошему английскому и датскому я могла судить, что она происходит из приличной семьи.

Она поведала нам, что восстала против косных традиций своей богатой семьи, решила выйти замуж за нищего канадца и немножко увидеть Средний Восток. Они занимались своим ремеслом, а сейчас летели домой к мужу – в Канаду.

Фостер и датчанка, которую звали Карен, оказались хорошими говорунами и принялись обсуждать жизнь, всякую всячину, а также правительства тех стран, в которых побывали.

Фостер рассказал, что в одной стране – он не назвал ее – к нему и брату пришли правительственные чиновники и спросили, не хотят ли они заработать на перевозе наркотиков.

Гашиш ничего не стоил правительственным чиновникам, ибо они не могли вывезти его из страны. Поэтому они продавали его Фостеру по цене 10 долларов за килограмм. Он мог распорядиться наркотиком по своему усмотрению. Что он и делал.

В одном килограмме около 35 унций, а в Северной Америке уличная цена одной унции 75 долларов. С одного килограмма прибыль была 2440 долларов!

При попустительстве властей Фостер с братом могли вывозить большое количество, как он выразился, «дерьма». Каким образом – он не сказал. Но особо отметил, что никогда не занимался перевозками сам.

Несколько раз его обыскивали с головы до ног, потому что он выглядел очень неопрятно и был похож на хиппи, занимающегося контрабандой наркотиков. По прошествии некоторого времени, однако, тот факт, что он промышляет темными делишками, стал известным полицейским властям, ведущим борьбу с наркотиками. Вскоре его стали подвергать тщательным обыскам, включая снятие отпечатков пальцев.

– Они ничего не нашли, – улыбнулся Фостер. – Но они поставили специальный штамп в моем паспорте. Это усилило подозрения, меня тщательно обыскивали при каждом пересечении границы. Помимо того, Индия запретила мне въезд в страну. То же самое позднее случилось в Англии. Интерпол хорошо потрудился, чтобы объявить меня персоной «нон-грата» на той стороне Атлантики. Даже на родине, в Штатах, у меня были неприятности и трудности с выездом.

Когда отец услышал об аресте сына по подозрению к контрабанде наркотиков, он заключил сделку: Фостера освобождают, но при этом отбирают у него дипломатический паспорт. Это лишило Фостера последней защиты и теперь каждый раз он мог ожидать, что ему будут заглядывать даже в задницу.

К нынешнему времени Фостеру с братом удалось сколотить состояние примерно в миллион долларов наличными и успешно провезти деньги в США. Сейчас стояла проблема, как ими распорядиться. Деньги были заработаны нечестным путем, и поэтому считались налоговым управлением «горячими». Как только они начнут их тратить направо и налево, правительство обратит на это внимание и станет выяснять происхождение денег.

Их родители не верили тому, что сыновья действительно были замешаны в наркобизнесе, и не знали, что у них есть такие деньги. По мнению Фостера, им в общем-то было наплевать на все это.

В промежутках между «деловыми» поездками Фостер, однако, серьезно занимался своим образованием и продолжал писать университетскую работу о безбрачии римских пап. Фостер сказал, что теология и политика очень заинтересовали его и он надеется когда-нибудь стать учителем. Деньги же, он так прямо и заявил, он «протрахает». Просто ему хотелось жить на широкую ногу во время работы преподавателем – эта профессия не могла обеспечить желаемый уровень жизни.

Он вернулся в Штаты около шести месяцев тому назад и все еще недоумевал, почему его насильно выпроваживали из некоторых стран. Он коротко постригся и стал одеваться, как джентльмен. Но к этому времени его имя было прочно занесено в черные списки и новый облик не изменил отношение к нему со стороны закаленных борцов с наркобизнесом, поэтому он вернулся к излюбленным джинсам и ковбойским сапогам, хотя все еще носил короткие волосы. Когда-нибудь он растратит все деньги. В конце концов он для этого и заработал их.

Время шло, и мы подлетели к Монреалю, когда Фостер признался, что уже три месяца не занимался сексом и привык к воздержанию. Однако, тот факт, что сейчас он сидит рядом со Счастливой Шлюхой, освободил все ранее подавляемые сексуальные чувства. Он прямо умирал от желания, как он выразился, «попасть в меня».

Недолго думая, я решила, что этот очаровательный молодой человек заслуживает ласки и утешения. В конце концов, если бы мне пришлось три месяца прожить без секса, я бы наверняка превратилась в истеричную маньячку. Я достала одеяло и прикрыла нас… к счастью, огни в отсеке были выключены.

Все правильно. Я сделала это просто для того, чтобы мы согрелись! Я подняла вверх ручки кресел и, сняв трусики, очень быстро увлажнилась только от одной мысли, что буду трахаться в Боинге-747. Мое первое реактивное траханье.

Я потянулась и направила руки Фостера себе между ног, пусть сам почувствует, что тетушка Ксавьера готова принять все, что он может ей предложить.

Траханье в самолете среди авиаторов ценится как первоклассное времяпрепровождение. Существует даже организация, известная как «Клуб высотой в милю», для любящих трахаться на высоте. Наверняка этот клуб был создан в 20-х годах, когда на милю в высоту забирались немногие, когда же забирались туда, то самолет, на котором они летели, подвергался опасности развалиться на куски от высокоскоростного траханья.

С прогрессом авиации изменялись и условия членства в клубе, и сейчас с появлением многоместных реактивных самолетов клуб перестал быть закрытым заведением. По крайней мере никто не обратился ко мне с требованием уплатить членские взносы.

Кончив размышлять об этих вещах, я вдруг поняла, что уже сижу на коленях у Фостера, спиной к его груди. Какая глупость… у меня это вошло как-то само собой, бездумно! А Фостер уже высвобождал свой член, распухший от скопившейся в нем за три месяца спермы, и вставлял его сзади в мою вагину. Все это было сделано очень тихо и осторожно. Для обычного пассажира со стороны наши действия казались небольшим флиртом во время полета, хотя, возможно, стюардессы догадывались, что в действительности происходит. Кресла рядом пустовали, а девушка в соседнем ряду или спала, или исподтишка следила за нами.

Многие люди спрашивают, как я ухитряюсь заниматься сексом в тесном самолетном кресле. Это очень легко делать в сидячем положении. Два человека, сложившись наподобие двух ложек, занимают не больше места, чем один человек.

Но хватит об этих технических подробностях. Фостер глубоко вошел в меня, и чтобы не кончить слишком быстро, медленно двигался вверх и вниз.

Это было нежное соитие, его член приятно наполнял меня, а я, контролируя свои движения, уцепилась кончиками пальцев ног за стоящее впереди кресло.

Никому из нас не хотелось кончать, настолько это было хорошо, поэтому мы продолжали трахаться, иногда приостанавливаясь, когда к Фостеру подступали судороги оргазма.

Если бы мы летели в Токио, думаю, мы могли продолжать в таком духе всю дорогу. Но тут подошла стюардесса и спросила, что мы хотели бы заказать на обед.

Она, должно быть, посчитала нас за зомби – мы уставились на нее остекленевшими глазами, не в силах вымолвить ни слова. По весьма основательной причине.

Пока мы глядели на нее, Фостер стал извергать семя. А когда я говорю «извергать», то это что-то значит.

Трехмесячные запасы спермы хлынули в меня, сначала быстрым, кратковременным извержением, затем это было длительное, ускоряющее бег половодье, под конец – одна струя, другая, третья… Я ощущала, как они омывают мои внутренности, и это продолжалось бесконечно! Сколько жидкости… Его член работал, как обезумевший от высокого давления пожарный шланг, внезапно вышедший из-под контроля, а головка члена сотрясалась с силой этого шланга. Опять… опять… опять… – Вы хотели бы пообедать? Поток… поток… поток…

Это должно наконец кончиться, подумала я. А что за улыбающееся лицо прямо передо мной? Поток, поток, поток…

– Мясо с жареным картофелем. Или омар в распущенном масле. Или…

Боже милостивый! Наводнение все продолжалось, правда, чуть-чуть о слабнув, но все еще под большим давлением.

– Может быть, вам предложить просто сэндвич? – спросила стюардесса.

А-х-х-х… кажется, наступал конец. Наконец-то пожарный шланг Фостера начал терять давление. Но постепенно. Он все еще соответствовал требованиям, предъявляемым мужчине при хорошем траханье.

– Может, мне прийти чуть позже? – осведомилась стюардесса.

– Что? – спросила я.

– Вам в самом деле хочется пообедать?

– Да, пожалуйста. Фостер, ты хочешь пообедать?

– Что?

– Вы хотите пообедать? – спросила стюардесса.

– А-х-х-х, обед.

– Мясо, – сказала я, – или омар… распущенное масло… или ахххх…

– На завтрак, – сказал Фостер.

– Обед, – повторила я, все еще зациклившись на распущенном масле. Проблема обеда (или завтрака?) принимала немыслимые размеры, но Фостер, будучи человеком активных действий, решил все быстро и окончательно.

– Да, – сказал он.

– Что? – спросила стюардесса.

– Да, – несколько громче повторил Фостер, даже не замечая, что говорит шепотом.

– Он сказал – да, – объяснила я стюардессе. Когда она ушла более, чем смущенная, я слезла с Фостера, насухо вытерла его член шелковым носовым платком, который всегда имею под рукой, засунула платок к себе в вагину и отправилась в туалет.

Я уже почти подмылась, когда услышала стук в дверь. Естественно, что в процессе такого интимного занятия я не могла открыть, поэтому даже не обратила на стук внимание. Закончив мыться и открыв дверь, чтобы выйти, я была буквально втолкнута обратно Фостером, стоявшим снаружи. 300

– Что такое? – удивилась я.

Он лихорадочно закрыл защелку, и когда повернулся, у него в руке… догадайтесь что? Точно! Большой, твердый и красивый, как пуговица. Одноглазая, ухмыляющаяся пуговица.

– Так быстро? – изумилась я.

– Ну, Ксавьера, это было прекрасно, – сказал он. – В кресле. Но, мой Бог, хотелось оттрахать тебя по-настоящему, но я опасался, что нас увидят. Потрахаться тихонечко очень приятно, но не тогда, когда был лишен этого три месяца.

– Ладно, – рассмеялась я, – только не ожидай, что тебя так будут обслуживать на всех авиалиниях. На некоторых тебе попадут только кофе и сладости… но не такие, как Воздушная Голландка. Ну, а сейчас иди сюда.

И я прибегла к небольшому трюку, которому меня научил знакомый командир самолета во время полета по маршруту Париж – Рим.

Я опустила вниз стульчак и встала коленями на него, чтобы зад был повернут к Фостеру. Вся прелесть заключается в том, что в зеркалах можно наблюдать все происходящее.

Это было великолепное зрелище – видеть свой зад, гостеприимно предлагающий себя Фостеру, и его член, вторгающийся в мою курчавую вагину. К счастью, я расслабилась и была хорошо смазана, потому что он стал ломиться в меня, как бык, и я приняла его целиком с первого удара.

Упоительно смотреть, как блестящий мужской член входит и выходит из вагины… моей или чужой, это не столь важно. И в зеркале я могла видеть каждую подробность. Он, как сумасшедший, ходил туда и обратно.

В какой-то момент мы попали в воздушную яму, я уселась на член очень сильно, а он так глубоко прошел в меня, что я даже закричала от боли.

Во второй раз Фостер кончил не так неистово, как в первый. Но все равно он влил в меня столько жидкости, что я подумала, будто он израсходовал еще один месячный запас. Нахождение вдвоем в тесном туалете требовало от нас определенной ловкости, но мы уже приобрели некоторый опыт.

За обедом, который Фостер с жадностью поглощал, разговор вернулся к спрятанным деньгам.

– Через десять лет я без всякого труда смогу перемещать их, – сказал Фостер. – К этому времени истечет срок подсудности.

– Но мысль о деньгах, которые лежат рядом, а их нельзя использовать, должно быть, сводит тебя с ума?

– Не беспокойся, – ухмыльнулся он, – они не просто так лежат. У меня есть богатый дядюшка, он вкладывает их для меня… это на языке мафии называется «отмывкой». Все идет нормально.

– А почему ты летишь в Вашингтон через Монреаль, а не через Нью-Йорк?

Он задумался на минуту.

– Хорошо, – сказал он, – я отвечу. Дядюшка Сэм имеет сейчас компьютеры, которые проверяют подобных мне во время поездок. Если бы я купил билет до Нью-Йорка, ФБР узнало бы об этом в считанные минуты, и меня гостеприимно встречали бы в аэропорту, чтобы спросить, откуда у меня деньги на билет.

Фостер и его брат были предусмотрительны и купили ферму в северной части штата Вермонт, неподалеку от границы с Канадой. Из Монреаля он мог доехать до границы на автомобиле, затем пешком дойти до фермы, не подвергаясь допросу любознательных пограничников.

Его жизнь, казалось, была чересчур усложнена, но, догадываюсь, что это те сложности, которые нравятся в двадцатилетнем возрасте. Тем более в обмен на миллион долларов, которые приносят ежедневную прибыль.

Пока он говорил, я представила себе чудесную реку Святого Лаврентия и великолепный островной город Монреаль – «Париж Северной Америки». В аэропорту Фостер наградил меня прощальным поцелуем и направился к себе на ферму. Я с чувством печали помахала ему вслед, я знала, что никогда больше его не увижу.

Сев в самолет, направлявшийся в Хьюстон, я сразу же уснула, занявший весь день перелет через Атлантику и разговоры с Фостером (и не только разговоры) отняли у меня всю энергию.

 

47. ТИНЕЙДЖЕРЫ РАЗВЛЕКАЮТСЯ

Я прилетела в Мехико Сити выжатая как лимон, к тому же сильно сказывалась разница во времени. Тело думало, что сейчас раннее утро, желудок считал, что была ночь, а голова утверждала, будто в разгаре полдень.

К тому же, как всегда, авиалинии сыграли злую шутку. Пропал один из моих чемоданов, Извинения, извинения, сплошные извинения. Но тот ад, который я им устроила, оказался не напрасным, через полтора часа чемодан нашли. Я благодарила судьбу за то, что знала испанский язык, в противном случае, как мне известно из собственного опыта, я бы никогда не получила чемодан.

На минуту закралось подозрение. Возможно, агенты по борьбе с наркотиками знали, что Фостер сидел рядом, и решили проверить заодно и мой багаж?

Как бы то ни было, служащие авиакомпании устроили мне веселую жизнь своим «маньяна» («завтра»), предлагая, чтобы я сейчас летела в Акапулько, а потом вернулась обратно узнать, не нашелся ли чемодан. Я кричала и вопила, объясняя, что заплатила дополнительно двести долларов, чтобы чемодан летел со мной в этом же самолете, потому что у меня был избыток багажа.

Думаю, до их тупых голов дошло, что голландская скандалистка не отстанет, пока багаж не будет найден. И когда они это поняли, чемодан вдруг обнаружился. Возможно, только так и можно вести дела на территории, где господствует принцип «маньяна».

В мои намерения входило пробыть в Акапулько сорок пять дней, а в феврале слетать в Торонто, где в это время года любят собираться на свои съезды денежные тузы. Прыжком из жаркого климата в холодный и объясняется большое количество багажа, поскольку мне приходилось везти с собой две смены одежды.

Естественно, из-за всей этой перепалки я пропустила свой рейс в Акапулько, а когда снова зарегистрировала багаж, пришлось платить еще тридцать пять долларов за лишний вес. Было одиннадцать утра, и я до чертиков устала. Тут я узнала о второй бесстыжей выходке авиалинии: рейс на Акапулько задерживался на два часа.

Увидев мое состояние, чиновники аэропорта предложили угостить меня обедом в своем ресторане. Я и сидела там, пытаясь уговорить свой желудок принять сэндвич с фруктовым соком и наблюдая за проходящей мимо местной публикой.

Моя голова почти опустилась на стол от усталости, когда подошла стюардесса и сказала, что объявлена посадка на рейс в Акапулько. Я прошла в зал ожидания, где стоял шум, гам, крики, свист и пение.

На этом же самолете в свадебное путешествие отправлялась пара молодоженов. Им было не больше, чем по восемнадцать, и они выглядели прелестно. В прощальной серенаде участвовало не менее двух дюжин родственников и знакомых. Но эта вспышка активности и шум под занавес были в моем состоянии слишком сильной нагрузкой. Я умирала от желания поскорее забраться в большую серебряную птицу и пристроить куда-нибудь свою бедную уставшую голову. На этот раз на подушку.

На авиалиниях существует правило: создавать максимальные неудобства в те моменты, когда вы более всего устали. И среди людей существует определенная закономерность: когда вы дошли до точки и не хочется ни с кем разговаривать, к вам обязательно привяжется какой-нибудь претендент на звание «Самый скучный и нудный человек в мире».

На этот раз привязался высокий, с большим животом, средних лет техасец. Нет, он не походил на тех богатых хьюстонских свингеров, которых мне приходилось знать. Этот парень был неудачник. Узнав меня, он хотел задать сто один вопрос, начиная с того, где я родилась, и кончая тем, не трахалась ли я в последнее время с толстым, нудным техасцем средних лет.

Я чувствовала, мне следует избавиться от него как можно скорее, иначе я могу сорваться с цепи. Я попыталась спастись от надоеды, расхаживая по залу в поисках человека, который мог в этом помочь, и сразу же приметила высокого привлекательного юношу с приятным лицом. Но он находился в компании приятеля, прыщеватого, в угрях, с бородой и густыми усами, длинными сальными волосами и глазами, как у побитой собаки.

Я остановилась перед ними, тем самым пытаясь положить конец попыткам техасского проходимца увлечь меня разговором. В отчаянии я стала завязывать с ними беседу и тут же получила информацию, что они родом из Торонто и прилетели накануне вечером.

Слава богу, они оба узнали меня. Я прошептала им на ухо, что буду по гроб благодарна, если они проводят меня до самолета и помогут избавиться от приставаний гнусного техасца. Не успела я расслышать – «с удовольствием», как они уже очутились по обе стороны от меня и повели к самолету, где потребовали от стюардессы дать нам места в одном ряду.

Мехико Сити начинало становиться для меня местом, где происходят маленькие приятные сюрпризы, поскольку техасец отказался от дальнейшего преследования и уселся где-то далеко.

Симпатичного, хорошо одетого юношу, звали Марти, а его юного друга, полухиппи – Терри. Оба были евреями и собирались хорошо провести время в Акапулько. Они летели, чтобы отпраздновать там двадцатилетие Марти, а оно приходилось на второе января. Его отец был владельцем преуспевающего клуба в Торонто, и я решила, что он из сынков, находящихся на содержании у богатого родителя.

Однако, это было не так. Марти сказал, что заплатил за поездку сам за счет выигрышей в покер: пять тысяч долларов. Ему так везло в игре, что его партнеры отказались дальше играть с ним.

Он выигрывал такие же крупные суммы и раньше, но всегда просаживал их, если не мог остановиться и продолжал играть. На этот раз он решил употребить деньги с пользой и посмотреть мир. Акапулько был первым шагом на пути к этому.

Марти развлекал меня своей болтовней, но когда дело дошло до Терри, я не могла не чувствовать: этот из тех, кому не везет.

Его отец был одним из богатейших людей в Торонто – городе, где много богачей, – и занимал видное положение на бирже. Кроме глаз, в Терри не было ничего привлекательного. Сквозь расстегнутую рубашку я могла видеть его грудь с готовыми лопнуть прыщами. Они шли вдоль шеи к спине, и это зрелище вызвало во мне тошноту.

Но я не могла не испытывать к нему и жалости. С помощью диеты и советов хорошего дерматолога он мог очистить свой организм и выглядеть прилично. Но в том виде, в каком он находился, мне было противно даже дотронуться до него или приблизиться к нему… несмотря на его чудесные глаза.

Естественно, я стала объектом его внимания, он даже попытался завязать флирт со мной. Я видела, что Марти наблюдает, слушает и улыбается наивности Терри, его глупой самонадеянности.

У меня были планы на Марти… но пока торопиться не стоило. Время еще не подошло.

В конце концов мы добрались до Акапулько и после того, как парни избавили меня от последней и безуспешной атаки техасского зануды, мы взяли такси до моей гостиницы, и они помогли занести в номер багаж. В ответ на эту услугу я дала им адреса трех или четырех недорогих отелей в городе, о которых мне сказали раньше.

Я остановилась в отеле «Пьер Маркес». Не успели мы поставить на пол вещи и распрощаться, как вдруг раздался телефонный звонок. Звонил портье снизу.

– Не будете ли вы так добры попросить находящихся у вас в номере джентльменов немедленно удалиться?

– Не понимаю? – удивилась я.

– Джентльмены в вашем номере. Попросите их удалиться, пожалуйста.

– Я попрошу их удалиться, когда сочту нужным.

– Они должны уйти немедленно.

– Послушайте, – сказала я сердито, – я плачу в сутки за номер шестьдесят пять долларов, и если я хочу, чтобы у меня были в гостях друзья, так и будет. Между прочим, они уже уходили, когда раздался ваш звонок; но если я сочту нужным, чтобы они остались, они останутся;

– Рады услышать, что они уходят, – сказал голос, и телефон замолчал.

– Добро пожаловать в Акапулько, – сказал Марти, выходя из номера вместе с Терри.

Я легко поцеловала в щечку Марти, а с Терри ограничилась рукопожатием. Я знаю, что это было страшно несправедливо по отношению к Терри и очень уязвило его, но, поверьте, ну никак я не могла поцеловать человека с подобной кожей, это для меня равносильно полету на Луну. Слишком тяжкое испытание.

Начав распаковывать вещи, я почувствовала смертельную усталость и свалилась на постель. Я задумалась об отношении ко мне со стороны обслуживающего персонала. Оно должно быть радикально изменено в течение нескольких последующих дней, потому что…

Дальнейшее рассуждение уже не помню, я ухнула в глубокий, темный, восхитительный сон.

На следующее утро, ощущая внутреннее расслабление, которое дает крепкий сон, я выглянула из окна и была поражена картиной расстилавшегося передо мной Акапулько. Вид с моего балкона буквально захватывал дух. До самого горизонта простиралось море, игравшее на солнце тысячами оттенков голубого и синего цветов. За отелем в дымке виднелись силуэты гор, а вдоль берега группировались пальмовые рощи, за которыми можно было видеть тончайший желтого цвета песок. Еще дальше простирались изумрудного цвета поля для игры в гольф. И я простила портье его грубость.

Где-то внутри у меня зрела уверенность, что это путешествие оправдает ожидания.

Гостиница «Пьер Маркес» – владение Дж.П.Гетто – одна из лучших, и, конечно, самых дорогостоящих в Акапулько. Ему же принадлежит и отель «Принцесса», находящийся в десяти минутах ходьбы от моря.

Во время моей первой разведывательной экспедиции по этим отелям я выяснила, что они заполнены в основном американцами еврейского происхождения.

В гигантском отеле «Принцесса» народу было множество. Там были три бассейна, один из них даже с водопадом, под которым находился бар со спуском к воде. Этот бассейн имел огромный песчаный пляж, где не было людно, а песок обжигал ноги… и не только ноги.

Что меня поразило в «Принцессе», так это архитектура отеля, а особенно его фойе. Оно располагалось под открытым небом, а миниатюрные сады, водопад, ручьи и мостики, созданные здесь, отличались великолепным вкусом.

Оба отеля кишели подростками, которых сопровождали лапушки и мамушки, приехавшие на выходные. В большинстве своем они не вылезали из гостиницы, только на пляж. Я сталкивалась с подобным явлением в Майами и в Пуэрто-Рико. Все, что им нужно – парикмахерские, магазины, продукты питания, напитки, аптеки, развлечения – имеется в гостинице, и они не видят смысла шататься по местным лавкам, подвергаясь определенному риску.

Вы знаете, что я люблю проводить время рядом с бассейном, снимая напряжение и наблюдая за происходящим вокруг. И, как вы думаете, кто оказался со мной в первый же день… нет, не Марти, которого я надеялась увидеть, а его друг Терри.

Было бы не очень честно скрыть разочарование, и он мог понять по моему виду, что его не ожидает теплый прием под простынями. Я с трудом сдержала отвращение, когда он сдернул с плеч рубашку и взору предстала его бледная кожа, украшенная красными и желтыми гнойниками.

Это было ужасно, и Терри явно страдал от комплекса неполноценности. Я знала, что нужно быть дипломаткой, потому что он легко раним. Но как вести себя с тем, кто вызывает отвращение? Я прикинула, что если заговорить о его личной жизни, это сделает беседу нейтральной и спасет меня от вынужденного отказа ему.

Выяснилось, что он в последнее время стал баловаться наркотиками и именно это послужило причиной того, что кожа его была в таком бедственном состоянии. И физически он так плохо выглядел именно поэтому.

– Конечно, это не пришлось по нраву моим предкам, – сказал Терри, чьи прекрасные глаза, так разяще отличающиеся от тела, рассказали мне больше о его трагедии, чем любые слова. – Они видели, как я качусь вниз, и все время ждали чего-то непоправимо страшного. Они следили за мной, как цепные собаки, и я знал, что они думают. Это дошло до меня, поверьте. Поэтому я такой нервный и…

Я попыталась вдохнуть в него уверенность и сказала, что он вновь обретет самоуважение и физическую форму, если откажется от наркотиков, выйдет в свет и наладит свою жизнь. Я даже деликатно намекнула, что он смог бы разрешить свои физические проблемы с помощью медицинских консультаций. Думаю, что это помогло.

Я спросила, как они провели вчерашний вечер.

– Мы последовали вашему совету. Одна гостиница показалась нам хорошей и дешевой. Поэтому мы выпили в баре и завалились спать.

– А где Марти? – как бы между прочим спросила я.

– Он спит. Мы гуляли до ночи, явились поздно и ему пришлось использовать все свое обаяние, чтобы получить комнату в отеле. Правда, это просто каморка. Но за десять долларов в сутки за двоих! Я не могу пожаловаться… тем более, что гостиница находится прямо напротив отеля «Хилтон».

– О'кей, – сказала я, – я не против. Чем же вы занимались вчера, если Марти спит до сих пор?

– Да ничем. В самом деле. Он избалован и любит поспать. Не думаю, что он вылезет из своей берлоги и сегодня. Я сказал, что собираюсь увидеться с вами, он только приоткрыл один глаз и хрюкнул. И пожелал мне удачи.

Терри замолк на минутку, а затем спросил:

– А почему вы проявляете такой интерес к Марти?

– Послушай, Терри, не возникай. Вы мне оба нравитесь. Я просто спросила, что произошло. Знаешь, может быть, мы соберемся сегодня вместе и пообедаем? Может быть, ты заставишь Марти позвонить мне, когда он проснется?

Со звуком, который выражал явное недовольство, Терри согласился и отправился в гостиницу.

Я вздремнула и помылась в ванне. Когда раздался телефонный звонок, было семь часов вечера,

– Привет! – это был Марти. Один звук его голоса привел меня в волнение.

– Привет, Марти. Что с тобой случилось?

– Я устал до изнеможения вчера и решил выспаться, чтобы набраться энергии. Может быть, она мне понадобится сегодня вечером.

– А для чего?

– У меня на этот счет нет никаких идей. Но, возможно, мне повезет.

Мы болтали подобным образом несколько минут, сексуально возбуждая друг друга без упоминания самого главного. Затем мы договорились встретиться в уютном маленьком ресторанчике, когда-то рекомендованном мне.

Хотя в оплаченные мною услуги отеля и было включено двухразовое питание в ресторане, мне не очень-то хотелось есть там в первый день пребывания в городе.

Терри, как оказалось, получил сильные солнечные ожоги, пока мы беседовали у бассейна, и испытывал сильные боли. Вот поэтому, кончив обедать, мы остались вдвоем – Марти и я. Он выглядел великолепно в клетчатых брюках, узконосых ботинках и ослепительно белой рубашке. Он как будто вышел из «Великого Гэтсби». Только одно портило этот образ. Как и в самолете, он жевал резинку. Пришлось выступить на этот раз в роли любящей мамы.

– Довольно, Марти, – сказала я, протягивая к нему руку. – Отдай мне жвачку. Ты жуешь эту проклятую дрянь с открытым ртом, а это в обычае янки и губит твой образ славного и хорошего паренька.

Именно так он и выглядел – пареньком – когда вытащил изо рта жвачку и бросил ее в урну. А я отправилась на вечернюю прогулку по городу в сопровождении спутника, который смотрелся в десять раз лучше без активно двигающейся челюсти.

После обеда в фешенебельном ресторане «Карлос и Чарли» мы пошли путешествовать по дискотекам Акапулько – таким заведениям, как «Бокаччио», «Армандос Ле Клуб», где я встретила дюжину знакомых мне по Нью-Йорку людей. Было приятно очутиться среди старых приятелей, я целовала и обнимала их, а Марти ожидал меня.

Наконец мы добрались до танцевального зала и танцевали там на протяжении нескольких часов. Иногда Марти был неловок и наступал на ноги, но он компенсировал свою неуклюжесть нежностью. В конце концов, ему было всего девятнадцать лет, и его юность заставляла чувствовать себя гораздо моложе, чем я была на самом деле. Это чудесно.

Его крепкое, загорелое тело прижималось ко мне, и я могла видеть курчавые волосы на его груди, выбивающиеся из выреза открытой рубашки. Я чувствовала себя способной на большие подвиги.

 

48. МАРТИ УЗНАЕТ, ЧТО И КАК

По дороге в гостиницу я договорилась с Марти, что проберемся ко мне в номер так, чтобы портье у стойки не заметил нас. Уже в номере мы расслабились и стали тихо разговаривать.

– Как ты провел сегодняшний день? – спросила я его.

– В основном, спал.

– Почему? Что же было такого сногсшибательного накануне?

– А мы были в борделе под названием «Каса Ребекка».

– Ага, – сказала я, – так и думала.

– По дороге в город мы спросили у таксиста, есть ли там увеселительные заведения. Он сказал, что есть, и все они находятся под контролем правительства. Два из них были безопасны, а в остальных отсутствовало медицинское наблюдение. Эти два безопасных заведения назывались «Каса Ребекка» и «Каса Элизия».

– Почему же Терри скрыл от меня все это? – спросила я. – Он сказал, что вы просто опрокинули несколько стаканчиков и завалились спать. Почему он солгал? В чем дело?

– Неужели ты не видишь, что Терри обожает тебя? – со смехом спросил Марти. – Он хочет ходить за тобой, как щенок. Самое страшное для него – обидеть тебя, а он считает, что посещение публичного дома огорчило бы тебя.

– Это никак не может огорчить. Никоим образом. На самом деле мне хотелось бы узнать все об этом… сходить туда самой и увидеть все своими глазами.

– Ну, в таком случае, мне, наверное, следует прихватить тебя в следующий раз.

– Но только не сегодня вечером. У нас вся жизнь впереди. Возможно, завтра. Но скажи мне… как все это было?

– Мою малютку звали Магдалена. Она была тощая, как селедка, без титек. В общем, ничего особенного. Но она оказалась весьма умной и интеллигентной и напоминала мне о старой подружке.

– Тебе всего девятнадцать лет. Сколько же девушек у тебя было?

– Ксавьера, пожалуйста, не пытай меня. Я невинен. Может быть, и не полностью, но у меня еще не было настоящей любви. Я спал с девушками, да, с одной, двумя, тремя, была, может быть, и четвертая. Но я не помню никаких подробностей, они прошли мимо.

– Ты когда-нибудь ласкал девушку головой?

– Головой? Что это такое?

– Ты когда-нибудь… «ел» девушку?

– Ел?

– Ел ее киску?

Его загорелое лицо расплылось в широкой улыбке, от чего заиграли ямочки на щеках.

– Нет. Конечно, нет.

– А как тебе понравилась бы «продувка»? Хорошая, старомодная «продувка»? Ты, конечно, знаешь, что это такое?

– Да. Я слышал об этом. Но ни одна девушка не проделывала этого со мной. Не сосала мой член, я имею в виду.

– Да ты шутишь. Ты спал с четырьмя различными девушками, и ни одна из них не облагодетельствовала тебя?

– Об этом и речи никогда не было.

– И речи не было… Боже мой!

– Я слышал, что это великолепно. Кое-кто из моих приятелей советовал мне попробовать. Вот поэтому я и отправился в бордель. Чтобы попробовать. Ты меня хорошо подзавела вчера, и поэтому мне требовалась разрядка. Я даже не пытался намекнуть тебе, потому что ты, можно сказать, леди. Ты была уставшей, и администрация отеля устроила веселую жизнь, когда мы были у тебя в номере. Вот поэтому я и пошел к «Ребекке». Там пять девушек, но выбор не очень велик. Четыре из них были злые, как собаки, а пятая, Магдалена, запросила с меня двадцать долларов, поэтому я и пошел с ней. В спальне я попросил, чтобы она меня пососала; это какое-то странное совпадение, что ты упомянула сейчас об этом.

– Ну и как, она согласилась?

– Никоим образом. Когда она поняла, что я хочу, она заявила, что никто из девушек с клиентами такими делами не занимается. Специализация борделя – «чистое» траханье. У меня не встал член до тех пор, пока я не лег и она не начала играть со мной. Я закрыл глаза и представил, что это ты. И член сразу стал большим и крепким. Я сразу же попал в нее, и знаешь, она просто лежала подо мной, как дохлая рыба… так же, как и все остальные девушки в моей жизни. Я был в экзотическом Мехико, платил двадцать долларов в самом лучшем борделе города и толкался в проститутку, которая изображала из себя холодный труп. И не только это. Она оставалась в лифчике, и когда я попросил снять его, набралась наглости требовать с меня за это еще десять долларов. Пошла она к такой-то матери! Она просто кусок дохлого мяса.

– Успокойся, мальчик, – сказала я. Он все больше ожесточался, а я не хотела, чтобы сегодняшний вечер был испорчен.

– Если бы я был с тобой… – сказал он.

– Ну, сейчас ты со мной, поэтому успокойся. Я покажу тебе, как это делается по-настоящему… Ты не с этой дешевкой проституткой и не с четырьмя дразнилками у себя дома, а с той, кто знает, как это делается на самом деле.

Я видела его стоячий член и поняла, что наступило время для хорошего, честного траханья.

– Прими душ, – сказала я.

– Зачем?

– Потому что я буду мыться с тобой, а потом я хочу, чтобы ты съел меня всю, с ног до головы. Для меня секс неполноценен без языка.

– Но… э… я не знаю, как начать.

– Оставь это мамочка. Я научу тебя всему, что знаю. Ну, не всему, конечно. Пока тебе надо знать, как сделать, чтобы в будущем девушки говорили тебе спасибо.

Я отвела его в ванную, и мы раздели друг друга. Под душем я намылила его, а он меня, покрыв мои груди толстым слоем душистой пены. Соски у меня торчали, как стволы пистолетов.

Затем я старательно намылила его член, добившись хорошей эрекции. Она была настолько хороша, что я с трудом удержалась от того, чтобы прямо тут же не усесться на его член. Я взяла в руку душ-переноску и отрегулировала напор воды до тонкой струи, направив ее под яичники. Вода восхитительно щекотала его. Другой рукой, образовав кольцо из большого и указательного пальцев, я обхватила его напряженный, блестящий от воды член.

Когда уже нельзя было больше сдерживаться, мы еще раз ополоснулись под душем, и пошли в спальню, отряхиваясь, как мокрые щенята, только что выбравшиеся из воды.

Я была мокрой с головы до ног, волосы, как морские водоросли, свисали до плеч, растительность на лобке была сырой и плоской. Когда мы стояли у кровати, он инстинктивно поцеловал меня в губы, и по его стремительному языку я поняла, что смогу научить его многому.

Я сказала, чтобы он встал на колени у края постели. Зеркало было позади его, и я могла видеть каждое его движение. Затем я легла на спину таким образом, чтобы его голова очутилась между моих ног и подложила под ягодицы подушку. Я посмотрела в зеркало и увидела свой высоко поднятый зад, свисающие с края постели ноги и между пучков мокрых волос, розовую, блестящую, широко открытую вагину.

– Поцелуй ее, – приказала я.

– Я… э… э…

– Просто наклонись и поцелуй, как бы ты поцеловал меня в рот.

Я увидела, как он осторожно наклонился и его голова закрыла мою вагину. Теперь все, что я могла видеть, это мои свисающие ноги и большую копну волос между ними.

Затем я почувствовала, как его губы дотронулись до вагины, легко и выжидательно.

– Поцелуй крепче, – велела я.

Он поцеловал еще раз. Его язык с явным удовольствием отправился в исследовательскую экспедицию. Я ощущала мягкую и одновременно грубую жесткость его языка.

Лежа на спине, я могла видеть, как его голова медленно поползла вверх до тех пор, пока он не взглянул мне в лицо.

– Это было…

– Что? – спросила я.

– О'кей.

– О'кей?

– Да… очень приятно.

Ну и дела, подумала я. Вот лежу я, женщина, привыкшая, что мужчины сходили с ума от желания попробовать меня на вкус, обучаю этого начинающего мальчишку тому, чего он никогда не пробовал в жизни, а все, что он может сказать, это «о'кей».

Я села, взяла в руки его голову так, чтобы его глаза глядели в мои.

– Послушай, – сказала я, – знаю, что для тебя это все в новинку и ты немножко нервничаешь. Если ты чувствуешь, что тебе нужно время привыкнуть, я тебя не заставляю, честно.

– Да что ты, нет, мне это нравится. Ты чистенькая, как только что выпавший снег, и я ничего неприятного не почувствовал. В самом деле, я хотел бы еще попробовать…

– В следующий раз. Ты меня разогреешь посильнее и тогда попробуешь на вкус мои соки.

– Я попробую еще…

Его голова опять нырнула вниз, но я вытащила ее.

– Нет, – сказала я. – Для первого урока пока достаточно. Сейчас забирайся на кровать и я покажу тебе, что такое ласкать головой. Я буду указывать, как и что, поэтому не торопись и не пытайся изойти у меня во рту. Жаль будет напрасно потраченных усилий и времени.

Я стал целовать его в шею, затем перешла к соскам, которые, как и у большинства тинейджеров, были очень чувствительны. Я сосала их и ощущала, как они твердеют у меня во рту.

Спускаясь с поцелуями, я добралась до члена, который в готовности ожидал меня.

Я уже готовилась взять его в рот, как вдруг остановилась. У Марти было только одно яичко.

Я поняла, что он почувствовал мое замешательство и знал его причину.

– Ты заметила? – спросил он.

– Да.

– Ну и что ты думаешь об этом?

– Это… О'кей!

Мы затряслись в порыве безудержного смеха. Мы катались по постели в приступе неуправляемого, идиотского веселья, который, казалось, продолжался вечность и грозил нам икотой.

Я прервала смех внезапно и одним движением полностью взяла его член в рот.

От неожиданности Марти чуть не подпрыгнул до потолка. От восхитительной неожиданности, как он позднее признался мне, но все же неожиданности. Я делала с ним, все что знала и умела: обволакивала головку мягкой стороной языка, шершавой поверхностью водила по всей длине, а щеки работали наподобие доильного аппарата.

Одновременно я мастурбировала себя. Я знала, что он скоро кончит, и хотела, чтобы финал был хорошим.

Когда я почувствовала первые признаки наступающего у него оргазма, я позаботилась и о своем.

Как только я приняла сигнал, тут же вытащила член изо рта и уселась на него; член вошел в меня, как промасленный поршень в цилиндр, полностью и без всякой задержки, с первого раза. Глубоко. Я перехватила его как раз, когда он кончал, дала ему несколько резких толчков вверх и вниз и сперма хлынула в меня, а мой собственный оргазм, как током, пронизал с ног до головы. Это было короткое, но чудесное траханье как для Марти, так и для меня, за которым, как я надеялась, последуют еще многие.

Мы лежали на спине усталые и просто наслаждались наступившей тишиной, приходя в чувство. Молчание нарушил Марти.

– Вас, наверное, интересует это? – спросил он.

– Что?

– Ну, почему у меня одно яичко?

– Нет.

– А хотите узнать, почему?

– Только если сам захочешь рассказать.

– Примерно год тому назад одно из яичек стало расти и сделалось в три раза больше нормального. Конечно, я сразу же пошел к доктору. Я был в ужасном состоянии. Врач сказал, что нечего волноваться, это случается, а потом яичко принимает нормальные размеры; иногда, правда, редко, оно полностью рассасывается, исчезает. Он сказал, операция не нужна и, хотя не очень приятно прожить всю жизнь с одним яичком, это не повлияет на потенцию и я смогу стать отцом. Так какого черта… если с одним яичком можно сделать то же самое, что с тремя или четырьмя.

После этого объяснения мы опять потрахались.

Невероятно, но будучи юношей, Марти мог хорошо контролировать себя и трахаться на протяжении нескольких часов, а именно это и было мне нужно. Когда эпопея кончилась, он обмяк и сказал, что выдохся.

Возможно, это было потому, что я использовала его во многих позах. Я поступаю так с мужчинами, у которых члены, как у Марти, не очень велики. Мужчине с большим пенисом не нужны различные позы для получения глубокого проникновения. Но член среднего размера должен немножко покрутиться и поработать, если я хочу получить то, что хочу. Разнообразие поз, кроме того, дает разные виды трения. Помогает подушка под задом; хороши позы по-собачьи или же когда мужчина стоит на коленях, а ноги женщины находятся у него на плечах.

Марти был знаком только с одной, одобренной миссионерами позицией (для тех, кто не знает, что это такое, объясню: женщина лежит на спине, ну а дальше все понятно), и работал так, будто боролся за место в Олимпийской команде по траханью.

Когда он свалился в изнеможении, то искренне извинился.

– Слишком много, Ксавьера, – сказал он, запыхавшись. – Для парня, который трахался в жизни всего четыре раза по минуте, по типу сунул-вынул-и-пошел, это даже слишком много.

В следующие несколько недель я приложила максимум усилий, чтобы сделать мужчину из этого неоперившегося птенца.

 

49. АКАПУЛЬКСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

Незаметно для меня и Марти пролетели две недели. Днем мы загорали или путешествовали в компании Терри, а ночью путешествовали в моей постели, но уже без его приятеля. Марти был более чем готов получить диплом с отличием об окончании Академии Ксавьеры Холландер.

Он заслужил похвальные грамоты за сноровку и заслуги в области изобретательности, стойкости и энтузиазма, а также Большой Специальный Приз за увеличение как артистичности, так и качества эрекции. (Хотя многие люди считают, что эрекция мужчины не может меняться, это не так. Я заметила, что у молодых мужчин, если они регулярно занимаются сексом, после некоторого перерыва увеличивается пенис не столько в длину, сколько в ширину.)

Сейчас он уже мог иметь в среднем около трех оргазмов за два часа и гораздо лучшую эрекцию, чем раньше. Упражняя и разрабатывая его прекрасную вещицу ежедневно, я лелеяла и холила ее, как это делает заботливый садовник со своей любимой летуньей.

Сейчас Марти уже не был неуклюжим, сомневающимся в себе пареньком; это был сильный, веривший в силу своего члена мужчина. И он был готов доказать это в любое время, в любом месте и, подозреваю, с кем угодно.

Мы взяли напрокат лодку-катамаран, такую же как в Нассау, за восемь долларов в час, выходили в море навстречу палящему солнцу и дрейфовали часами, овеваемые прохладным ветром, а над нами в грациозном танце кружились чайки. Вдали виднелась береговая линия Акапулько – скалы, пляжи, отели, играющие дети. Рай земной!

Мы снимали купальные костюмы, ложились на дно и занимались любовью. Марти стал другим человеком. Он мастерски владел собой и реагировал на каждое движение моего тела с опытностью планериста, искусно использующего природные воздушные потоки.

В катамаране на Багамах меня трахали. С Марти же это можно было назвать – занятием любовью. Совершенно различные вещи. За последние недели я привыкла к Марти и привязалась к нему. Мои чувства несколько напоминали те, которые я испытывала к другому тинейджеру, Дэвиду, я его описала в моей ранее выпущенной книге «Ксавьера!».

Однако, Марти не был таким тщеславным, как Дэвид. И в нем было больше невинности, тогда как Дэвид пользовался славой искушенного любовника и гордился этим. Марти все еще оставался начинающим дилетантом, охотно учился и выслушивал советы. В Дэвиде не было ничего волнующего. Он уже все знал. А прелесть моих отношений с Марти заключалась в том, что я учила, а он мне с благодарностью воздавал за это.

Сейчас, на фоне ярко-голубого неба под крик чаек и ритмичный плеск ударяющихся в борт волн, лежа на дне лодки, этот прелестный юноша уже полчаса любил меня. Иногда мимо нас проходили другие лодки – посмотреть, что происходит у нас. Вид голых ягодиц Марти, высовывающихся поверх планшира, моих ног, крепко обхватывающих его, мог возбудить любого Моби Дика.

Потом мы глядели в небо, а солнечное тепло и ветер обсушивали наши тела, придавая им солено-воздушную свежесть.

Мы лежали, взявшись за руки, покусывая друг друга за мочки ушей и иногда втирая кокосовое масло, чтоб не обгореть. Впрочем, было слишком поздно. Ночью у Марти задница будет такого цвета, будто ее вымазали кетчупом.

Вернувшись на пляж, мы обтерлись насухо полотенцами и стали наблюдать за парадом мексиканских коробейников, среди которых было полно подростков, продававших шляпы, сандалии, серебряные колечки, всякого рода сувениры. Мексиканские ребятишки, торгующие этим барахлом, были приятны на вид, с красивыми лицами и большими выразительными глазами. А торговали они всем – от браслетов до кукол.

Независимо от возраста коробейников их жизнью была яростная торговля, и если ты не умел торговаться, тебе нечего было делать на пляже!

Две женщины с сильным польским акцентом, сидевшие рядом с нами, торговались с цыганкой, продававшей одежду, при этом обе дамы наступали на нее во всю. Должно быть, они только что прибыли сюда с варшавской барахолки.

– Слишком дорого, слишком дорого. Мы уже видели это в другом месте. Дешевле на два доллара. Четыре доллара слишком много. Мы даем по два доллара каждая. И весь разговор. Хорошо, два пятьдесят и не больше.

Наконец сошлись на трех долларах. Но они не очень успешно торговались, на следующий день я купила точно такое же платье за два доллара.

Марти и я получали огромное удовольствие, наблюдая за разворачивающимися перед нами представлениями и участвующими в них персонажами.

Был там здоровый, толстый, с зычным голосом мужчина в парике и с отвисшим от пива животом. Он приходил с женой, тоже толстушкой. Вдвоем они несли бумажную сумку, набитую пепельницами, мадоннами из папье-маше, куклами, платьями, сандалиями, шляпами, серебряными браслетами, бикини – скупали у пляжных торговцев все подряд.

И вот это Пивное Брюхо ковыляло к нам, распираемое от гордости за чучело черепахи, которое он только что купил. Он нес его, как статуэтку Оскара.

Чучело выглядело красиво, но меня уже предупреждали местные жители, что эти чучела очень недолговечны: они ломаются – отрывается голова, хвост, нос, лапы или еще что-либо.

Но Пивное Брюхо бы так доволен покупкой, что мы не решились разочаровать его. Мы погладили черепаху по голове и посюсюкали с ней, как с маленьким ребенком. Пока мы восхищались, он придавал ей различные позы, весело при этом приговаривая:

– Эй, смотри-ка, эта чертова черепаха делает все, что я захочу… Совсем как женщина. Прикажу лечь, она ляжет, прикажу встать – встанет. Если я прикажу ей молиться, она встанет на голову и будет заниматься йогой. Самое же приятное то, что она домоседка. Совсем, как моя собака, даже лучше. И знаете, – тут он понизил голос до шепота, – лучше, чем моя жена. Эта сучка не будет лаять на тебя.

Немного позже наш приятель – дрессировщик черепах собрался купить куклу у мексиканского мальчишки за три доллара, когда в разговор вступила его жена.

– Три доллара? – возопила она. – За что? Слишком много.

– Да ну, Герти, брось, – сказал он. – Ты же видишь, что пацану они нужны.

– Ты не должен платить больше, чем половину суммы, Ирвинг.

– Это хорошая кукла. Пусть он подавится этими проклятыми тремя долларами.

– Нет, так не пойдет.

– Я уже выторговал у него один доллар.

– А сколько он просил сначала?

– Четыре доллара.

– Четыре доллара! Парень сошел с ума! Не больше двух долларов.

– Нет, нет, сеньора, – сказал мексиканский парнишка, ввязываясь в игру, которую он, должно быть, знал наизусть, – три доллара.

– У нас уже есть две мужские куклы, Ирвинг, – закричала жена оскорбленным тоном.

Наступила секундная пауза. Когда она снова заговорила, ее голос уже был совсем иным. Сейчас он был мягким, почти гипнотизирующим.

– А как насчет женской куклы, Ирвинг? Мексиканский парнишка взглянул на них вверх, потеряв нить в психологической игре.

– Девочка, девочка, девочка, – несколько раз повторила Герти с сильным бруклинским акцентом.

Парнишка-продавец улыбался и улыбался. Слово «девочка» отсутствовало в его английском запасе слов. Это не была цифра или название валюты.

– Перестань ерундить, Герти. Я дам ему три доллара и возьму эту куклу. Она понравится нашему сынишке.

– А как насчет дочки? Я хочу куклу для дочки. Мы хотим куклу-девочку для нашей доченьки, не правда ли?

При этих словах она вытащила женскую рубашку, сложила ее наподобие юбки, несколько раз потрясла в воздухе и сказала:

– Кукла. Девочка-кукла.

Мексиканский парнишка сообразил, в чем дело и сказал по-испански:

– У меня нет. Только куклы-мужчины. – Ему не поверили и подумали, что он обманывает.

После шумной перебранки одержал верх парнишка, продав американцам две мужские куклы за шесть долларов и поздравив себя со званием лучшего торговца в Мексике. И это с капризными покупателями!

Вскоре появилась беременная мексиканка с ребенком за спиной, которая выпрашивала деньги. Позднее приковылял морщинистый старик лет восьмидесяти, он стучал двумя бутылками и кричал при этом: «Кокосовое масло!». Он продавал за три доллара средство, облегчающее боли от солнечных ожогов, которое представляло собой смесь кокосового масла и уксуса.

– Ты бы смог торговать всеми этими вещами на такой жаре, потея как животное? – спросила я у Марти, платя старику три доллара за его смесь, которую совсем не собиралась употреблять. Я знаю, что сочетание кокосового масла с уксусом гарантирует быстрый загар, но попробуй отмыться после пляжа.

Было уже три часа дня, и мы решили, что пора перекусить. Марти принес огромные гамбургеры из кафе и купил фруктовые коктейли у одного из продавцов.

Эти продавцы на пляже кишмя кишели, и у них можно было купить абсолютно все. Один из них, высокий, приятный парень, торговал обувью. Пока Марти доставал пищу, я подошла к продавцу, чтобы получше разглядеть его товар. Рядом с ним стояли две среднего возраста дамы и отчаянно торговались. Они набросились на корзину с туфлями и тапочками, как коршуны.

– Тише, тише, – попросил продавец, обхватив корзину и удерживая, чтобы она не упала.

Я спросила красавчика по-испански, можно ли примерить пару туфель. Они были белого цвета и, казалось, сделаны из кожи; он просил за них шесть долларов. Я предложила ему четыре. Он согласился, и мы уже собирались закончить сделку, как вмешались обе дамы.

– Четыре доллара за это барахло? Вы, должно быть, не в своем уме.

– Это же не настоящая кожа.

– Пощупайте, это пластик. Мы сами торгуем обувью. Эти туфли пластиковые.

– И они сделаны в Филадельфии. Там мы их продаем.

– Они очень быстро сносятся.

– Это хлам.

– Слишком дорого.

Мне надоел этот вздорный разговор и я, сдерживаясь, тихо сказала:

– Они мне нравятся, я считаю, что они стоят четырех долларов, именно эту сумму я и заплачу.

– От силы два доллара.

– И ни пенни больше.

Все-таки они меня достали, и я снизила цену до трех долларов. После долгих стенаний и причитаний о том, что его жена и восемь детей умрут с голода, не получив четвертый доллар, продавец все-таки забрал мои три доллара.

Позднее, надев туфли, я убедилась, что мегеры были правы. Со скрипом и треском туфли развалились. Они и в самом деле были пластиковые.

В короткий срок я познакомилась с жизнью в Акапулько и выяснила, что туристы, прилетавшие из Соединенных Штатов, Англии, Франции, Италии и Канады, ежедневно приходили от четырех до пяти дня в отель «Вилла Вера».

К пяти часам собиралась толпа из международных знаменитостей, степенных политиков, первоклассных шлюх, которых привезли с собой богатые покровители, банкиров, переодетых (скорее раздетых) гомиков… и вообще, кого тут только не было.

По отношению к шлюхам я была настроена нейтрально. Они ощущали себя здесь принцессами на неделю или две, но всегда их преследовала мысль, что они должны будут вернуться в мясорубку большого города. Я даже сочувствовала им. Я начала посещать бар «Вилла Вера» каждый день и встречала там кучу знакомых по старой профессии (понимайте это, как хотите), большинство из которых сразу же начинали интересоваться, когда я собираюсь возвратиться в Нью-Йорк.

Я поняла, что их любознательность не просто проявление вежливости. Они на самом деле были рады снова встретиться со мной, и часы, проведенные вместе за стойкой бара, были восхитительны. Это был акапульский филиал Манхэттена. В основном они говорили одно и то же:

– Ты упускаешь возможность посвинговать в Городе Забав.

– А где здесь центр активности, Ксавьера?

– Ты знаешь стоящих девочек по соседству?

– Чем ты занимаешься сегодня вечером?

Мне все это нравилось. Было весело. Радости от того, что когда-то я была знаменитой мадам, весьма разнообразны и многогранны. Но в основном я держалась за Марти. Он стоял рядом со мной, испытывая гордость, что играет роль любимого пажа знаменитой дамы. Он постигал не только любовную игру, но и встречался с такими людьми, с которыми бы никогда сам не познакомился. Возможно, это были не те люди, которых его семья пригласила бы к себе на обед, но, несомненно, они представляли интерес для молодого человека.

 

50. СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ

Марти и я проводили время в теплом тумане, выходя в море на лодке, занимаясь водными лыжами и траханьем.

Буйный тропический климат почти заставил меня забыть, что стоял декабрь и приближалось Рождество. И вскоре я ждала Ларри, чтобы вместе провести его отпуск.

Я знала, что должна буду целиком посвятить себя Ларри и сказала об этом Марти. Первой его реакцией была вспышка ревности, но вместе с тем он горел желанием познакомиться с Серебряным Лисом. Конечно, секс с Марти отпадал, потому что Ларри никогда не отличался широтой взглядов… особенно, когда это касалось симпатичных девятнадцатилетних юношей. Однако, мы решили, что по крайней мере попытаемся прийти к такому соглашению, которое позволило бы находится втроем как можно больше времени.

Поначалу Ларри без восторга воспринял ситуацию, очень часто раздражался и грозил упаковать чемоданы и вернуться в Нью-Йорк. Но через несколько дней он обнаружил, что Марти ему действительно нравится, и для нас троих наступило приятное время.

Честно говоря, случалось и так, что я не возражала бы, если бы они оба отвязались от меня. Марти был не более, чем временный, хотя и восхитительный сексуальный партнер, а за предыдущие девять месяцев я постоянно пыталась осознать перспективы своих отношений с Ларри. Мне все чаще казалось, что я принимаю за настоящее чувство то, что на самом деле является простым совместным удовлетворением потребностей. У меня было много потребностей в Нью-Йорке – в любви, а не в коммерческом сексе, в безопасности, в привязанности, в спутнике, в менеджере, и все эти обязанности с успехом выполнял Ларри. Точно так же и у Ларри существовали определенные потребности, которые удовлетворяла я. Мы хорошо подходили друг другу, но поскольку наша связь основывалась на текущих потребностях, то сейчас, когда я уже не была мадам, изменился и характер отношений. Сейчас я начинала понимать, что мы никогда по-настоящему не любили друг друга. Мы, вероятно, хотели, чтобы наши отношения были любовью, и поэтому думали, что это любовь. Но к лучшему или худшему, наша связь ею не была. И отношения между мной и Ларри никогда не будут прежними.

Тем не менее мы были вместе, и хотя все еще занимались сексом, уже не с таким удовольствием валялись в постели, любя и обнимая друг друга, как когда-то.

В первый вечер приезда Ларри в Акапулько мы втроем отправились в путешествие по «району красных фонарей».

Такси провезло нас сквозь темноту по узким улочкам, покрытым гравием, в самый слабо освещенный район города – «район красных фонарей».

Как он был живописен! Каждый второй домишко – бордель или бар; шлюхи всех возрастов стояли на улицах, одетые в брюки в обтяжку или мини-юбки. Казалось, все они были безобразны, и жирные, и тощие. Костлявые маленькие создания с длинными черными волосами, толстым слоем грима, темно-карими глазами. И другие, чьи мощные телеса и огромные груди с трудом втискивались в тесные свитера. Выглядели они нечистоплотно.

Тут же находились сутенеры, хорошо различимые в толпе, поскольку были одеты гораздо лучше среднего клиента.

Район производил ужасающе трогательное впечатление. Например, была там громадная, толстая, средних лет шлюха, сидевшая в кресле-качалке в окружении дюжины внуков и внучек, которые зазывали проходящего мимо молодого матроса, предлагая ему оральные услуги своей бабушки за пять песо, что даже меньше, чем пятьдесят центов. Она напомнила беззубую старую матушку Каталину Хименес из скандально прославленного романа Патрика Денниса «Гений», но вместо кудахтанья о том, что «мая дочичка ба-а-льшая звиз-зда», эта развалина трогательно предлагала обслужить клиента наиболее доступным ей способом.

Я не постеснялась заглянуть в окошко одного из домишек и, к своему удивлению, увидела там еще одну старую мексиканскую матушку – ей было по меньшей мере шестьдесят, – которая сосала член у подростка. Она стояла на коленях, а парнишка сидел в кресле-качалке, раскинув ноги на ручках кресла. Она не двигалась, зато вместе с качающимся взад-вперед креслом ездил член юноши в ее старом усталом рту. И все это происходило под статуей Святой Девственницы Гваделупской!

Были и другие бордели, куда я заглядывала, и почти в каждом находилась статуя Девственницы или Иисуса Христа, стоявшая над кроватью или креслом-качалкой, являвшимся стандартной частью обстановки. Какая ирония – эти старые проститутки, стояли на коленях перед своими религиозными идолами, но с членом во рту. Святое траханье!

Мексиканский сутенер, рассказывали мне, коренным образом отличается от североамериканского. Это расположенный к отцовству тип, который обычно живет с одной женщиной. Он часто имеет семью в отличие от нью-йоркского сутенера, который никогда не усыновляет детей от своих шлюх, зная, что это принесет больше проблем, чем доходов.

В Акапулько сутенеры обычно не имеют постоянной работы, хотя некоторые из них подрабатывают таксистами. Это позволяет им заботиться о детишках, пока мать занимается промыслом на улице. Никак не могу представить себе манхэттенских сутенеров, ратующих за создание детского сада для своих отпрысков!

Таксист привез нас в самый большой бордель Акапулько. Это целое поселение: дюжины и дюжины комнатушек окружают огромную террасу под открытым небом с танцзалом, оркестром, большим баром и сотнями столов и кресел, притиснутых вплотную друг к другу.

Бордель расположен прямо в центре «района красных фонарей», и после экскурсии вдоль зловещих построек, шумных ночных клубов и баров, дешевых секс-шоу и десятков витрин с членами различных размеров, суетливый бордель, кипящий жизнью, казался освежающим оазисом.

Такси обвезло нас мимо круглой террасы к огромной стоянке, предназначенной для сотен автомашин. Атмосфера напоминала карнавал – отовсюду гремела музыка – оглушающие, живые ритмы румбы и конга. Общая картина производила впечатление повального сумасбродства и иррациональности, была неистовой, сводящей с ума и одновременно захватывающей.

Бордель занимал площадь не менее пяти тысяч квадратных футов. На полу освещенной террасы находилось не менее двухсот шумливых, пьяных мужчин – американцев, но, главным образом, мексиканцев, и около ста пятидесяти девушек. Было Рождество, поэтому некоторые колонны украшали лампочки, хотя и тусклые, зато цветные и уютные. Девушки, поголовно мексиканки (иностранкам здесь работать не разрешалось), в основном были молоденькими и гораздо более привлекательными, чем уличные шлюхи. Некоторые из них с мечтательным видом сидели на балконе, другие в свободных позах опирались на колонны; они явно не выражали заинтересованности в воспламенении клиентов. Возможно, они дышали свежим воздухом в промежутке между работой. Иногда одна из них перегибалась через стол и просила сигарету или рюмку.

Здесь любой может посетить бордель (мужчины, парочки, дети), и совсем не обязательно трахать женщину или заказывать выпивку. Ларри, Марти и я сидели за столом, потягивая апельсиновый сок, и даже наш таксист присоединился к нам. Относительно привлекательная шлюха подошла к столику. Она была одета в белые короткие обтяжные брюки, а верх костюма был настолько скромен, что открывал полностью ее груди за исключением самих сосков. Она представилась нам – Хуанита, ей было девятнадцать лет и она уехала из родного города Мехико Сити сюда, чтобы работать несколько вечеров в неделю.

Я задала Хуаните вопросы с целью уточнить ряд подробностей в отношениях «сутенер-проститутка». Она сказала, что пока новичок в этой области, ей пока везет, ее еще не взял в оборот сутенер. Но рано или поздно новость о том, что на горизонте появилась новая малышка, распространится по городу, и сутенеры быстро «достанут» ее. Они держат подобных ей девушек под жестким контролем, забирая большую часть заработка и избивая, если те отказываются сотрудничать. Большинство сутенеров везде одинаковы! Девушкам едва-едва хватает денег на «рабочую» одежду, к тому же портнихи, обслуживающие их и знающие каким «порочным» образом они зарабатывают деньги, тоже безжалостно обдирают.

Хуанита рассказала также, что в этом борделе нет медицинского контроля, цены за одну «палку» варьируются от пяти до двадцати долларов. Гораздо дешевле, чем в двух главных публичных домах «Ребекке» и «Каса Элисия», но по сравнению с тем сорокацентным обслуживанием, предлагаемым уличными проститутками, это стоимость двенадцати оральных процедур. Впрочем, каждый платит за то, что ему нужно.

Под завязку вечера таксист решил нам показать фантастическое шоу в «Тропикане». Мы вообразили, что речь идет о секс-шоу, поскольку клуб находился в центре «района красных фонарей». Как оказалось, мы увидели танец фламенко, услышали неплохого певца и посмеялись над выходками забавного клоуна… Этим все и кончилось. Хотя мы сначала были несколько разочарованы, потому что настроились на сексуальное шоу, тем не менее мы получили большое удовольствие от представления.

В конце концов, нет ничего плохого в хорошем, чистом представлении, не правда ли?

Наш помощник, таксист, в этот вечер действительно оказал нам неоценимые услуги, подробно ознакомив с достопримечательностями «района красных фонарей», а также охраняя от назойливых проституток и пьяных прощелыг. Мы, без всякого сомнения, являлись туристами, то есть великолепным объектом для карманников и всяких темных личностей.

Таксист доставил нас в отель, и хотя мы с ним были довольно долгое время, запросил он на удивление умеренную плату. Мы дали большие чаевые, и он разразился благодарственной тирадой, призывая всех святых защитить нас, по крайней мере я поняла это из того, что он говорил на своем быстром мексиканском наречии. С возгласом «Счастливого Рождества» он удалился. Желать веселого, счастливого Рождества двум с половиной евреям было не очень-то пристойно, но сама по себе мысль была правильной, и кроме того, стоит ли заниматься измерением носов в рождественские праздники?

Несмотря на наши сложные отношения в последнее время, Ларри наслаждался отдыхом в Акапулько, потому что контраст с унылой нью-йоркской зимой был поразителен. Большую часть утреннего времени мы проводили на пляжах, загорая, а я тем временем знакомила его со своими приключениями вплоть до сегодняшнего дня.

Наша гостиница находилась в районе пляжа Револкадеро. Он очень красив. Дюны тянутся по всему побережью лагуны до маленькой деревеньки Пуэрто Маркес, расположенной недалеко от гостиницы. Это старая рыбацкая деревушка, окруженная болотами и джунглями, и там были сняты некоторые фильмы о Тарзане с участием Джонни Вайсмюллера. Удивительно симпатичная деревушка. Нам нравилось бывать там и болтать с местными жителями. К несчастью, сам пляж больше годится для загара, чем для купания. Нас предупредили, что купаться опасно, и мы не жаждали лично убедиться в этом. Мы однажды уже видели, как из моря извлекли тело мальчика, на которого напала акула, и тот печальный вечер заставил нас стать более чем осторожными.

В нашем отеле был и олимпийских размеров бассейн, и великолепный пляж. И там можно было заниматься всеми водными видами спорта – водными лыжами, катанием на лодках, подводным плаваньем. Качество обслуживания было великолепным. Единственное неудобство – удаленность от города. Такси до Акапулько обходилось примерно в тридцать пять песо (почти три доллара), и поездка занимала двадцать минут. Ко всему прочему, поймать такси было зачастую очень трудно.

Ларри и я испытывали соблазн попробовать так называемый «парашютный лифт» – десятиминутный полет на буксире у катера, что стоило восемь долларов. Но потом, услышав печальные истории о том, как иногда заканчиваются эти путешествия, мы решили забыть начисто об этой авантюре.

Однажды утром Марти, Ларри и я взяли напрокат катамаран, лодку, в которой достаточно места, чтобы с удобством расположиться всем троим. Не прошло и нескольких минут на воде, как я сняла бюстгалтер – я привыкла загорать нагишом еще в Сен Тропезе – а затем и трусики. Я настолько возбудилась, что стала одновременно заигрывать с обоими мужчинами, и у Марти тут же появилась впечатляющая эрекция. В Ларри взыграло чувство оскорбленного собственника, и он дал волю своим чувствам, когда мы были, примерно, в миле от берега. Уверена, что на пляже было слышно каждое произнесенное им слово.

– Я понимаю, что ты задумала, Ксавьера, так что можешь сразу же выбросить всю эту дурь из головы. Ты хочешь Марти, и ты жаждешь тройного свинга, потому что не трахалась с ним с самого моего приезда, и сейчас прямо с ума сходишь по нему. Так вот, Марти, попробуй только подойти к ней ближе трех футов и я вышвырну тебя из этой проклятой лодки!

Он приказал мне натянуть на себя бикини, продолжая вопить изо всех сил.

– Сегодня не будет этого е…. свинга! Я, как самый последний мудак, позволил Марти крутиться возле нас, но уж точно не позволю ему трахать тебя в моем присутствии посреди моря. Так что выбрось это из головы.

Через полчаса мы причалили к берегу. Марти и я все еще были на взводе и расстроены к тому же. Когда Ларри немножко остыл, я предложила ему, вместо возвращения в отель в таком бешеном состоянии, проехаться на пляж отеля «Малибу» и отдохнуть на песочке. У меня там были кое-какие знакомства, как сказала одна известная актриса епископу, и я знала, что мы сможем пользоваться всеми благами отеля бесплатно. Подобное всегда аппелировало к развитому в Ларри чувству бережливости.

И он, и Марти, оба расслабились, когда мы добрались до отеля и лежали на пляже в лучах палящего солнца, растянувшись на абсолютно новеньких водяных матрасах. Изумительное изобретение эти водяные матрасы: они прохладны на солнце, сохраняют тепло в прохладную погоду, а ощущение сверхприятных движений под тобой вообще трудно передать.

Пока мы отдыхали, мимо нас прошло множество постояльцев, которые здоровались со мной и Марти. Они и раньше были знакомы со мной и знали, что у нас с Марти любовная связь. Но они впервые видели Ларри и здороваясь со мной, имели такой вид, будто спрашивали: «А это что за старый хрыч? Отец Марти?»

Это, должно быть, совсем заставило Ларри почувствовать себя лишним, поэтому он затеял еще одну ссору, совсем взбесился и, наоравшись, удалился.

Только недавно он узнал, что произошло между мной и Марти после его ухода.

Мы пошли в отель, нашли свободную бельевую и трахались так, что казалось, мозги, да и не только мозги вытряхнутся наружу! Вот это я называю «беготней по простыням».

Говоря о причинах возбуждения, не могу не вспомнить маленького индейского мальчика на пляже в Акапулько, который за несколько песо устраивал впечатлительный спектакль с выворачиванием наизнанку своего пупа.

Кто знает, может быть, это когда-нибудь придет на смену битью кнутом в качестве международной причуды?

Тем временем в Акапулько Ларри и Ксавьера, наши неугомонные туристы, которых вы помните по последнему невеселому эпизоду, помирились и решили посмотреть знаменитое ныряние со скал в Ла Кебрада этим вечером.

Юные мексиканцы прыгают с высоты сто тридцать шесть футов в воду. Мы наблюдали это зрелище из ночного клуба «Ла Перла» в отеле «Мирадор». Мы были там на шоу полдвенадцатого, но собралось так много народу, что нас провели на этаж ниже, откуда был даже лучший обзор. За пределами отеля толпилось несколько тысяч человек, чтобы бесплатно наблюдать это зрелище.

Напряжение нарастало; юный ныряльщик встал на колени перед небольшим алтарем, установленным на скале, и помолился, наверно, святому Христофору за счастливый исход. Пока он молился, другие юноши, стоявшие на нижерасположенных скалах, зажгли факелы, чтобы прыгун лучше видел воду внизу.

В точно выбранный момент, когда прилив достиг наивысшей точки, юноша прыгнул; весь прыжок занял тридцать секунд. Все вздохнули с облегчением – малейшая ошибка в расчетах, даже на несколько секунд, могла привести к гибели – и от всего сердца хлопали ему, когда он опять забирался на скалу. Много пьяных туристов, отличных пловцов и отважных дураков нашли свою смерть в последние годы во время попыток прыгнуть отсюда, не осознавая, насколько важен правильный хронометраж и как опасно бросаться с высоты в сотню футов в очень узкую бухточку.

Самым безопасным и, на мой взгляд, наиболее приятным является ныряние в «муфту», хотя, возможно, вы и не завоюете аплодисменты тысяч зрителей, но кому это надо?

Оставалось увидеть еще столько интересного в Акапулько, что мы с Ларри старались, как могли, втиснуть все это в оставшиеся дни – колоритные рыбацкие суда в Лос Хорнос, дюны в Пие де Ла Куэста, соревнование яхт, величественные закаты солнца и дискотеки, открытые всю ночь. Имеется огромное количество прекрасных ресторанов с великолепной и разнообразной кухней. В один из вечеров мы с наслаждением пробовали прекрасное рагу из цыпленка, на следующий ели неподражаемый паштет, а на третий день – огненную мексиканскую пищу. На авеню Мигель Алеман существует даже ресторан с еврейской кухней.

Единственное, что мы никогда не ели, это все, чего касалась вода из крана. Возможно, вам это напомнит наставления старых сварливых жен, но не пейте сырую воду в этих краях! Если только вы не привыкли к ней с детства, ее нельзя употреблять.

Известно, что система водоснабжения напрямую связана со сточными водами, и если вы с раннего детства не приобрели иммунитет к бактериям, то наверняка получите хорошую порцию «возмездия Монтесумы» (или же «дристни», если это вам больше нравится). Местные жители нередко именуют это явление словом «Turista».

Вода выглядит обычной, но лучше всего ее не пить совсем. Даже овощи или фрукты, вымытые в этой воде и не имеющие защитной пленки или кожицы, могут заразить вас. Апельсин, к примеру, безопасен для употребления, однако салат и помидоры не безвредны. Это безобразие, потому что я поклонница салатов, но если придется выбирать между салатом и «местью Монтесумы», то я лучше буду обходиться без салатов.

Время быстро пролетело. Ларри, я, Марти и Терри (чья наружность значительно улучшилась под воздействием акапулькского солнца) довольно скромно встретили Новый год, и в первые ранние его часы Ларри и я, очевидно, смешали и поделили пополам наши годы, потому что обнаружили, что лежим в позе «б9».

В Акапулько на встречу Нового года съехалось много народу. Мы попали на сказочную вечеринку, где было полно всякого рода знаменитостей, – я даже встретила там несколько крошек, которые работали на меня во время моего царствования на Манхэттене. Однако, когда я улыбнулась одной из них в знак признания и собралась сказать ей дружеское «хэлло», эта девушка, аргентинка по национальности, отвела глаза в сторону и полностью проигнорировала меня.

Слева от нее шествовал молодой, приятной наружности мужчина, и я сразу поняла ситуацию. Когда она наконец улучила момент и оказалась без него, она шепнула мне:

– Па-ажалуйста, Кса-авьера, не называй меня настоящим именем. Сейчас меня зовут Рахиль Голдберг, и я родом из Нью-Йорка. Так что, па-ажалуйста, не проговорись, что я из Аргентины и работала у тебя девушкой по вызовам… ла-адно?

Так вот, это была очень приятная девушка из Южной Америки, которая не смогла расстаться со своим своеобразным акцентом и, естественно, даже издалека не походила на еврейку, поэтому я никак не могла представить, как она выкрутится из положения, выдавая себя за Рахиль Голдберг. То, что возбуждающе действует на нее, оставляет меня спокойной. Я подозревала, что она охотилась за богатым мужем, и знала, что он не попадется в капкан, узнав, что она была американской шлюхой!

Хотя посмотрите на меня. Я никогда не скрывала своего прошлого и, за исключением моих осложнений с иммиграционными властями, утверждаю, что честность самая лучшая линия поведения. По крайней мере, она не причинила мне никакого вреда.

С началом нового года Ларри должен был вернуться в Манхэттен, и мы с ним не испытывали особого сожаления.

 

51. МОЯ МЕКСИКАНСКАЯ РОЗА

Хаймс и я начали флиртовать друг с другом еще на пляже Пьер Маркес, но поскольку поблизости находились Марти и Ларри, то дело тогда дальше легкого флирта не зашло. Но буквально через несколько часов после отлета Марти в Торонто Хаймс очень вежливо пригласил меня провести несколько дней в компании его друзей в Мехико Сити.

Он был молод, красив и имел хорошие связи в обществе. Ему было около тридцати; его привлекательность заключалась в коротко подстриженных вьющихся волосах, хорошо загоревшем лице, черты которого свидетельствовали о сильном характере, напряженно глядевших карих глазах, которые, казалось, проникали в самую душу, и прекрасных белых зубах.

У него было крепкое и стройное тело, и когда он сопровождал меня по Мехико Сити, девушки и юноши уважительно глядели на него.

Хаймс был довольно известным писателем и находился на короткой ноге со многими мексиканскими знаменитостями и влиятельными людьми, включая членов кабинета министров и других правительственных чиновников. Как мне хотелось, чтобы он был в таких же хороших отношениях с высокопоставленными чиновниками в США и Канаде! Уверена, человек с такими связями мог бы облегчить мои проблемы, связанные с разрешением проживать в этих странах.

Помимо всего, Хаймса знали, как серьезного коллекционера старинных настенных и карманных часов. У него их были дюжины, и он весьма гордился этим, каждый день вытаскивая из кармана новый шедевр своей коллекции.

Что за необыкновенный человек! К нему мгновенно проникаешься симпатией, настолько он приятен и внимателен. Ему от меня не нужно было ничего, и все-таки он постоянно беспокоился, чтобы я чувствовала себя в его родном городе желанной и не знала ни в чем отказа. Это была форма великодушия и дружелюбия, к которой я не привыкла, и она доставляла мне огромное удовольствие.

Он и его приятель Эдуарде – богатый банкир одного с Хаймсом возраста и темперамента – однажды вечером «силком» провезли меня по самому старому городу западного полушария.

Мы начали поездку с Площади Гарибальди, находящейся в тени сорокачетырехэтажного здания «Тарре Латиноамерикано» («Латиноамериканской башни»). Поскольку город располагается на высоте 7200 футов над уровнем моря, мексиканцы утверждают, что это самое высокое здание в мире.

Когда мы подъезжали к площади, воздух был пронизан музыкой. Это были марьячос, сотни их, все в сомбреро, черных, расшитых золотом костюмах, выглядевшие весьма и весьма экстравагантно. Они играли на трубах, скрипках и гитарах – от самых маленьких до самых больших.

Даже сегодня можно нанять ансамбль марьячос, отвезти их к дому вашей возлюбленной, и они, стоя под окном, исполнят в ее честь серенаду. Если она любит вас и ей дорого ваше внимание, она включит свет, а затем выключит его. Если же свет не включился, то ваш знак любви проигнорирован. Впрочем, возможно, она уже лежала в постели с другим мужчиной и даже не удосужилась протянуть руку, чтобы нажать выключатель!

Поскольку это занятие не может дать порядочного заработка марьячос, им приходится заниматься элементарным вымогательством. Они выбирают подходящего туриста или влюбленную парочку независимо от того, путешествуют те пешком или в автомобиле, окружают их, а вожак настоятельно выражает горячее желание усладить их слух серенадой.

От маленького музыкального удовольствия трудно отказаться. Одна песня стоит всего пятнадцать песо (1,2 доллара США), поэтому Хаймс и Эдуарде заказали для меня приветственную серенаду. Это было великолепно!

С самого раннего утра и до поздней ночи площадь Гарибальди заполнена людьми. Вокруг площади располагаются многочисленные кантины – мексиканский эквивалент французских бистро.

Марьячос собираются на площади, чтобы утолить жажду и обменяться последними новостями. Если дела идут плохо, они садятся у кантон и играют просто для себя. Популярными напитками являются текила, пульке и мезкаль.

Моей любимой кантиной стала «Ла Тенампа». Атмосфера была типично мексиканской, а состав клиентов весьма интересным. Старые морщинистые мексиканцы медленно надирались с помощью своего любимого пойла, иногда заскакивали первоклассные манекенщицы, сопровождаемые богатыми молодыми людьми, заваливались на удивление опрятно выглядящие хиппи.

Мы приятно проводили время в «Ла Тенампа» – Хаймс, Эдуарде и я. Особенно привлек наше внимание одноногий старик, передвигавшийся по кафе в коляске. На коленях у него лежала доска для рисования, и он сделал великолепный рисунок с меня и Хаймса. Кроме этого, там был один мексиканский индеец лет шестидесяти, который носил с собой какой-то прибор, вырабатывающий электрические разряды. Он обходил столы и предлагал следующее: кто выдержит разряд тока напряжением в сто вольт, тот докажет, что он настоящий мужчина, и не платит ничего. Если же мужчина будет реагировать на разряд (а кто не среагирует на сто вольт?), то заплатит три песо. Подумать только!

К площади Гарибальди с одной стороны примыкает церковь святой Сесилии, а с другой – огромная рыночная площадь. Хаймс и Эдуарде познакомили меня с разнообразными мексиканскими яствами: тако, яичницей по-мексикански, острыми соусами чили. Там же были мясные блюда (отдавалось предпочтение свинине), овощи и фрукты, но они выглядели не слишком аппетитно, и я бы дважды подумала прежде, чем съесть их. В одном из ларьков мы приметили чувственную, средних лет женщину, которая в молодости была красавицей и весьма известной певицей и актрисой. Она торговала различными сортами кофе и иногда, будучи в настроении, читала псалмы или пела песни. Видеть и слышать ее было истинным наслаждением! Мы уговорили ее спеть несколько песен, сильный голос зазвучал над рынком, и тут же к ней присоединились все окружающие. Великолепный импровизированный концерт среди живописных разноцветных игровых кабинок, стоявших поблизости, напоминал маленький карнавал. Игровая кабина это то место, где можно протыкать стрелами воздушные шары и всякое такое, а призом служат мягкие игрушки или куклы из мультфильмов Диснея.

Были и другие интересные рынки. Подобно знаменитому «чреву Парижа», в Мехико Сити имелся так называемый «Воровской рынок». Профессиональные воры, занимавшиеся кражей серебра, фарфора, белья, драгоценностей и тому подобных вещей, продавали их перекупщикам, которые в свою очередь торговали на этом рынке. Как мне сообщили мои гостеприимные друзья, богатые мексиканцы, которые лишились своих сокровищ, обычно посещали это место, чтобы найти их, а отыскав, просто выкупали.

Карманные кражи широко распространены в столице Мексики. И вообще город полон контрастов: богатые и бедные живут рядом, а ужасающие трущобы соседствуют с шикарными торговыми улицами. Воздух в городе сильно загрязнен, и в плохую погоду на такой большой высоте почти невозможно дышать.

Если туристы не знали десяток-другой испанских слов, с ними обращались как с «сифилитиками гринго». Но тех, кто пытался объясниться по-испански, если даже у них не получалось, с энтузиазмом приветствовали. Мексиканцы дружелюбные и щедрые хозяева.

Однажды, гуляя по улицам, Хаймс обратил мое внимание на группу крестьян. Это типичные новички в городе, объяснил он, они прибыли из провинции; у крестьян был пришибленный вид, они на все глядели широко открытыми, как у детей, глазами, не веря тому богатству и изобилию, которое предстало перед ними. Я почувствовала себя виноватой, когда Хаймс сказал, что на пятнадцать песо, которые я потратила утром на завтрак, можно было купить воскресный обед для целой крестьянской семьи.

И все же я хотела посмотреть торговые заведения, поэтому мы направились в «район Роз» (прошу не путать с «районом красных фонарей» в Акапулько), один из самых фешенебельных торговых и жилых районов столицы Мексики. Цены здесь баснословные, а качество товаров, особенно одежды, низкое. Наиболее предприимчивые мексиканцы шили одежду в Нью-Йорке или в Европе. По этой же причине многие богатые молодые мексиканцы покупают за границей не только костюмы. Большинство друзей Хаймса были женаты на девушках из Швеции, Дании, Германии, Голландии или США. В Мексике блондинки котируются очень высоко!

Хаймс свозил меня в клуб «LE CLUB POLO», дискотеку на окраинах Мехико, рассчитанную на извращенную молодежь. Поскольку, как я упомянула, мы не были физически близки, Хаймс вел себя очень сдержанно, когда мне понравился Педро, и вежливо удалился.

Я приметила Педро еще раньше на дискотеке в Акапулько, и мы иногда здоровались, но в эту ночь в Мехико Сити магическая обстановка сделала свое дело, и мы по-настоящему втрескались друг в друга, танцуя часами и возбуждаясь.

Он был красивым восемнадцатилетним юношей с фантастическим телом, мягким выражением глаз и почти детскими чертами лица. Его грудь была твердой, живот плоским, а зад поджарым.

Когда мы вернулись в мой номер в гостинице, то начали страстно целоваться и обниматься, а затем я натерла его широкую спину душистой туалетной водой, одновременно целуя шею и мочки ушей. Педро лежал на животе, расслабившись под моими руками, и хотя я не касалась еще его хозяйства, внезапно почувствовала, как он напрягся, поднял в воздух свой зад и судорожно дернулся раз шесть. Он был настолько возбужден, что уже начал пачкать простыню!

Его ягодицы были теплыми и тугими, и я начала осторожно сжимать его яички одной рукой, одновременно массажируя и возвращая к жизни его пенис другой. Ох уж эти восемнадцатилетние! Они просто милые, робкие кролики, спускающие даже от звука упавшей на пол шляпы. Но в этом возрасте они могут кончать бесконечно.

Именно это он и сделал. Мы трижды трахнулись, страстно и по всем правилам, прежде чем он оделся и ушел домой. Он все еще посещал университет и не хотел, чтобы его матушка заподозрила, как он проводит вечера.

С запахом спермы, которым была пропитана кровать, я заснула, крепко обхватив подушку руками и воображая, что это Педро, мой прекрасный юный любовник.

Через два дня позвонила его мать – к моему огромному удивлению – и пригласила меня отобедать вместе с нею, ее другом и Педро. Ее сын тактично упомянул, что познакомился с автором «Счастливой Шлюхи», зная, что мать читала эту книгу и была моей поклонницей. Уверена, она и не подозревала, что в один прекрасный день ее сын появится на страницах одной из моих книг!

Назову ее Анна. Была она чрезвычайно элегантной женщиной лет сорока. Ее. дом отличался вкусом, а стены комнат были украшены великолепными картинами. Ее приятель был молодым преуспевающим бизнесменом, и мы все вместе поехали в один из самых фешенебельных мексиканских ресторанов, устроенный в прекрасной усадьбе XVIII века.

За мясом с острым чилийским соусом, овощами и фаршированным перцем мы разговаривали о той громадной пропасти, которая разделяет аристократию и крестьянство в Мексике.

– Сегодня правительство, – сказала мне Анна, – наконец что-то делает в этом направлении – как официально, так и неофициально. После сорока лет политической стабильности страна процветает. Валовой национальный продукт значительно вырос, и в землю, и в людей, ее обрабатывающих, вкладываются большие средства.

Она также объяснила, что многие богатые и влиятельные семейства активно участвуют в кампаниях по борьбе с бедностью, собирая деньги по подписным листам. Но бедность все еще ужасающая, и, несмотря на оптимизм, требуется нечто большее, чем дилетантская благотворительность. Надо создать приличный уровень жизни для большинства населения страны, составляющего пятьдесят миллионов человек.

Анна была очень заботливой матерью, и хотя наш вечер прошел замечательно, я предпочла бы наслаждаться с ее сыном «десертом для двоих». Она сделала так, что Педро стал недосягаемым. Когда после ресторана меня отвезли в отель, Педро в безопасности сидел в машине рядом со своей мамочкой.

 

52. САЛОН МАССАЖА

На следующий день Хаймс и Эдуарде повезли меня избавлять от обволакивающей ленью, расслабляющей мексиканской жары в китайскую баню. В отличие от «голубых» бань с паром и причудливых массажных салонов, которые можно найти повсюду, это был просто минеральный источник в старом доме на окраине города.

Обычно мужчины и женщины купались отдельно, но взятка, кажется, является неотъемлемой частью образа жизни в Мехико, и служителя удалось очень легко склонить к тому, чтобы он дал нам отдельную сауну, душ и парилку. Мы разделись и, вооруженные полотенцами, вошли в насыщенное паром помещение.

Нас приветствовал огромный мужчина, словно вышедший из мексиканского фильма о кунг-фу, если такое можно вообразить, одетый в шорты и тапочки. Его звали Эмилио, он был весьма немногословен, но этот недостаток вполне компенсировался горой мускулов. Он массажировал мужчин, и я была у него первой клиенткой женского пола. Взгляд, которым он меня наградил, свидетельствовал, что он более чем доволен такой переменой.

Однако, первым на массаж попал Хаймс. Он лег на спину, и когда Эмилио начал массажировать живот, я в шутку стала дразнить член Хаймса. Член моментально встал, и Эмилио не знал, куда глядеть – на одеревеневший член своего клиента или на мои голые груди.

Чтобы спасти Эмилио от необходимости делать выбор, я решила пойти под душ вместе с Эдуарде. Под горячей струёй мы намылили друг друга и стали целоваться в струях воды. Он крепко прижал меня к себе, и я почувствовала, как дрожь пробегает по его телу. Его член к этому времени уже был тверд и велик. Когда он старательно мыл меня, мыло выскользнуло у него из рук, а я, естественно, нагнулась поднять его. И тут Эдуарде обхватил меня сзади за бедра и, приподняв вверх мой зад, проскользнул в мою сочную «кисеньку».

В потоке воды, льющейся в глаза, уши и рты, мы великолепно потрахались!

Горячая вода смешалась с его семенем, и тогда мы пустили прохладную, чтобы немного остыть.

Затем наступило время моего массажа. Эмилио никак не мог дождаться, когда доберется до меня. От массажного стола были хорошо видны душевые кабинки, поэтому он наблюдал мою маленькую авантюру с Эдуарде и здорово распалился.

Было очень приятно лежать и позволять пальцам этого гиганта делать свое дело! Он смазал кремом тело и стал растирать меня с ног до головы, и, хотя временами казалось, что он переломает мне все кости, было приятно. Когда его сильные руки начали мять ноги и бедра, их движения несколько замедлились, а затем он стал очень нежно гладить внутреннюю поверхность бедер, почти ласкать их.

Хаймс и Эдуарде с удовольствием наблюдали за похотливым выражением глаз Эмилио. Массажист прекрасно видел мою мокрую промежность и с трудом владел собой. На его шортах возникла большая выпуклость, а изо рта буквально текли слюни.

В нем просыпался зверь, дыхание учащалось. Его лицо почти погрузилось в мою вагину, и он терся пахом о край стола. Простодушное сладострастие еще раз распалило меня, и я подстрекнула Эмилио снять шорты. Хотя все остальные уже были голыми, он виновато посмотрел на обоих мужчин, опасаясь, что они не одобрят этот поступок. Но они быстро поговорили с ним по-испански, обещая поддержку.

Затем они тихонько удалились и стали дежурить у дверей, чтобы управляющий не застал массажиста со спущенными штанами. Это конечно, разительным образом отличалось от порядков в массажном заведении Андреаса.

Его руки были огромны; примерно таким же я представляла себе и его член, но действительность превзошла все ожидания. Пенис был так велик, что Эмилио с трудом стащил штаны!

Прибор Эмилио, как и все его тело, оказался оливкового цвета, а головка была темной и блестящей. Она уставилась на меня с очень зовущим видом, и я даже представила, что она вот-вот подмигнет мне. Так как член Эмилио не был обрезан, хотя от напряжения крайняя плоть сдвинулась, я пригласила массажиста в душ. Пока он стоял под струёй, я втерла крем в свои ноги и груди, а затем в лобок.

Этот великолепный образчик мужской породы, намыливающий себя под душем, по-настоящему распалил меня. То, как он растирал пену в волосатых подмышках, по широкой, заросшей волосами груди и затем дошел до могучего члена и крепких ягодиц, почти вызвало во мне оргазм. Мой клитор разбух в два раза больше обычного, но я удержала себя в руках.

Эмилио подошел, отряхиваясь и выглядя еще более похотливо. Он положил меня спиной на массажный стол, затем, расставив ноги, наклонился и всунул член мне в рот. Я всосала головку и начала двигать взад-вперед крайнюю плоть. Вены на стволе напряглись и налились кровью, а в мошонке прощупывались два огромных, твердых, будто сваренных вкрутую, яйца.

Какая огромная разница между Эдуарде или Педро и этим суперменом! Они были напыщенными невеждами с миниатюрными приборами в сравнении с этим мужчиной. Та женщина, которая говорит, что размер члена не имеет значения, не знает, чего она лишена. Я согласна, что величина члена это еще не все, и физически это не может так уж сильно влиять на результат, но ухххх!… только один вид громадного толстого члена, не говоря уже о физическом ощущении его, заставляет меня дрожать от вожделения.

Я не была тогда в состоянии замерить этот великолепный член, но уверена, что в нем было не менее девяти дюймов. Я легко могла поместить на него три ладони. (Сравните:

длина обычного формата страницы равна семи дюймам, и это порядочная длина по любым стандартам). Я знаю, некоторые утверждают: все, что не умещается во рту или в руках является ненужным, но если правильно использовать такой член – он восхитителен. Я никогда не говорю «нет» большим пенисам.

Эмилио потер свой могучий член в ложбинке между моими грудями, и прикосновение его темной тугой плоти к моим слегка розовым напряженным соскам заставило меня содрогнуться, а по всему телу побежали мурашки. Я почувствовала, как закипает моя вагина и не могла дождаться, когда же он ворвется в меня.

Эмилио трахнул меня иначе, чем Эдуарде. Он положил меня животом вниз, широко расставив мои ноги, чтобы вагина находилась на краешке стола. Затем он встал у меня между ног, глубоко вонзил свое орудие и трахал меня так, что посыпались звезды из глаз. Он с силой вколачивался в меня, левой рукой снизу теребил клитор, а пальцами обрабатывал анус.

Но он совсем не был заинтересован в скором окончании акта. Вся забава была еще впереди!

Эмилио перевернул меня на спину, но так, чтобы я. по-прежнему свисала со стола, и немножко потрахал меня спереди. Открыв глаза, я могла наблюдать на его лице выражение крайнего наслаждения.

Потом он вспрыгнул ко мне на стол, лег на спину и, подняв меня, усадил на свой огромный вертикально торчащий член. Я расставила ноги и начала летать вверх и вниз, в результате чего похудела, наверное, на десять фунтов.

Все это время я держалась за его сильные, как у быка, плечи, и с удовольствием видела его закатившиеся глаза, искаженный от страсти рот, капли пота, выступившие на лбу и стекавшие по волосатой груди струйками. Вот это мужчина! Я закрыла глаза и стала двигаться не только сверху вниз, но взад и вперед, стимулируя клитор. Все еще сидя на его громадном члене, я наклонилась и поцеловала его в жаждущие губы, не теряя при этом фантастического ритма.

Эмилио ломился в меня с невероятной силой, и мы по-настоящему трахались, когда он внезапно закричал что-то по-испански и так сильно дернулся, что я соскочила с него. Верьте или не верьте, подпрыгнув, я приземлилась точно на цель, и член снова вонзился в меня. Мы повторили этот трюк еще несколько раз до тех пор, пока не изошли потом от этой неистовой работы и возбуждения. У меня достаточный опыт, поэтому я могу регулировать свои оргазмы, и нам обоим удалось продержаться еще какое-то время. Но когда я почувствовала приближение грозы в его чреслах, то поняла: настало время. И мы выжали из оргазма все, что было можно. Я теснее прижалась к нему лобковой костью, и он начал закачивать в меня сперму. Это было такое длительное траханье, что мне уже казалось, будто мы поменялись ролями: я была мужчиной и это был мой член. Все смешалось, все перепугалось.

Когда я глядела вниз, между наших ног, его двигающийся член и в самом деле казался продолжением моего тела.

У-ф-ф! Что за сексуальная фантазия! Иногда я сожалею, что это не реальность.

Мы с Эмилио здорово устали и, поддерживая друг друга, пошли в душ. Потом Эмилио стал готовиться к приему нового клиента, но я уверена, что он долго еще не получит такого удовольствия от своей работы, как со мной.

Хаймс и Эдуарде отвезли меня обратно в гостиницу, и я сразу же заснула, только дотронувшись до кровати. Мне нужно было отдохнуть, потому что это был последний вечер в Мехико Сити.

Мы начали мое прощание с городом с «Вилла Флоренсия», изумительного, похожего на дворец заведения в «районе Роз», где за вкусными закусками делились планами на будущее. И Хаймс, и Эдуарде были великодушны и щедры, их общество было приятно, но я так и не добралась до их сути – мне не было позволено заглянуть им в душу и узнать, чем они живут на самом деле. И наша беседа носила довольно легкий характер.

Мы бросили прощальный взгляд на Гапультепский лесопарк. Это оазис буйно растущей зелени в центре города, где находилась резиденция правителей этого края, начиная с ацтеков. Тут расположены официальный дом – резиденция президента страны, а также несколько музеев, один из которых находится в замке XVIII века. В этом замке жил во время своего кратковременного правления император Максимилиан из династии Габсбургов.

История Мексики весьма колоритна, и Хаймс познакомил меня с некоторыми фактами из нее, которые мне раньше не довелось знать.

– Можешь себе представить, Ксавьера, что американский штат Техас находился в составе Мексики, пока его население не восстало и не выразило желание присоединиться к Соединенным Штатам… помалу, в 1846 году. Мексика, естественно, негодовала, и это привело к вторжению североамериканцев. Вот так мы потеряли земли в Аризоне, Нью-Мексико и Калифорнии. Они даже построили крепость-форт прямо здесь, в Чапультепеке!

Максимилиан сделал особенно много, чтобы столица стала прекрасной. В 1858 году .президент Мексики насмерть поссорился с консервативными силами в стране. Те запросили помощь у императора Франции Наполеона III, который и послал им в правители Максимилиана, брата австрийского императора Франца Иосифа. Максимилиан продержался у власти всего три года, однако за это время он хорошо потрудился для планового градостроительства и архитектуры столицы. В конце концов его казнили, а президент, которого он сменил, вернулся к власти.

Мы продолжали нашу последнюю экскурсию по городу, проезжая мимо десятков памятников, ацтекских развалин, впечатляющих дворцов и храмов. Эдуарде показал мне площадь, где проходили самые крупные в мире корриды. Зима является наиболее активным временем для боя быков, но Эдуарде и Хаймс не были фанатиками этого спорта. Меня это развлечение тоже не очень вдохновляет.

Что касается проституции в Мексике Сити, то она находится на таком же уровне, как и в большинстве городов США.

Последний час до моего отъезда мы провели в номере Хаймса, слушая музыку под вино и закуску. Затем мужчины подвезли меня к моему отелю, и мы распрощались. Их гостеприимство было на высшем уровне, и просто «спасибо» не могло выразить мою признательность. Они оценили мое состояние, поэтому мы сердечно обнялись и расцеловались.

 

53. КСАВЬЕРА СТАНОВИТСЯ КАНАДКОЙ

Из двадцатиградусной жары в Мексике я сразу же окунулась в морозную погоду Торонто. Я уже забыла холодные и снежные зимы в Нью-Йорке, а климат в Торонто еще более суров. Однако ни на минуту не верьте басням, что Канада это снежная пустыня, где на каждом шагу иглу, а лайки свободно бегают по улицам.

В восточной Канаде в самом холодном месяце года выпадает около пятнадцати дюймов снега, тогда как в Монреале снега в два раза больше. Последний снег сходит где-то в середине апреля, а новый выпадает в конце октября. На западе Канады, в Ванкувере, снега гораздо меньше, однако там более обильны дожди, особенно в декабре. Летом температура от 25 до 35 градусов.

Канада большая приятная страна, а Торонто необычайно дружелюбный город с населением свыше двух миллионов человек.

Торонто – столица страны во всех смыслах этого слова, кроме политического (официально столицей является Оттава). Англоязычные радио– и телевизионные сети, журналы, издательства и т.д. этой двуязычной страны находятся в Торонто. Центром франкоязычной части страны является Монреаль, но подавляющее большинство населения говорит все-таки на английском языке, а не на французском.

Дополнительным преимуществом для меня было то, что отсюда до Нью-Йорка всего час полета, а прямая телефонная связь с моими американскими издателями, адвокатом и другими деловыми людьми избавляла меня от дорогостоящих счетов за международные разговоры.

И вот я снова в Торонто. Я готовилась обосноваться здесь на длительный срок (месяц? год? всю жизнь?). Прошло ровно девять месяцев с того дня, как я покинула Нью-Йорк, и эта цифра показалась мне символичной. Не был ли мой девятимесячный вояж по Европе некоторой формой беременности; не должна ли я вновь родиться для новой жизни?

В некотором смысле, да.

В мой предыдущий визит в Торонто для выступления на ТВ я встретилась с очень занятным тридцатидевятилетним канадским евреем, который во многом напомнил мне отца, когда тот был молод. С этого момента я буду называть его Полем.

Мы, должно быть, произвели благоприятное впечатление друг на друга, потому что встретились еще раз – и не случайно. Что-то новое, необычное происходило со мной. Я влюбилась. Я уже рассталась с надеждой встретить мужчину, с которым могла бы разделить любовь и взаимопонимание.

Ларри, Серебряный Лис, так же, как и я, хорошо знал, что наша трехлетняя связь подошла к концу, но он не собирался завершить ее достойно.

Он все еще был моим менеджером и, как я догадываюсь, прикинул, что без меня многое потеряет. Взглянем правде в глаза, я стала для него большим, чем просто подруга – я была золотым дном, источником огромных доходов, престижа и внимания.

Так что Ларри временами наведывался в Торонто по законным поводам и ожидал, что будет проводить со мной уик-энды. Должна признаться, что хотя мое сердце не лежало к этому, я действительно провела с ним несколько субботних полдников и даже несколько раз занималась с ним сексом. Глядя в прошлое, я догадываюсь, что все это подтверждало пословицу «Старые привычки умирают трудно».

Вскоре я полностью отказалась от услуг Ларри как менеджера, так и партнера по постели. Особенно, когда он наконец узнал о моих подлинных чувствах к Полю, которого встречал только однажды и никогда не подозревал нас в любовной связи. Я скрывала это, пока наш общий знакомый не рассказал Ларри о моих с Полем отношениях. Ларри во время объяснения потерял самообладание, и дело закончилось безобразной крикливой дракой.

Хотя годы, которые связывали меня и Ларри, полны хороших воспоминаний самое мягкое чувство, которое я сейчас испытываю по отношению к нему – безразличие.

Если вам когда-нибудь удастся прихватить меня в плохом настроении – б-ррр, я вам не позавидую! И когда я вспоминаю о том, как Ларри имел меня – говорю не только о сексе – меня охватывает недоброе чувство.

Я могу злиться и на себя за то, что одурачивала себя же все эти годы, что уверяла себя, будто люблю его, не осознавая, что мы просто два человека, которые неистово нуждались друг в друге. Я заблуждалась, нам нечего было предложить друг другу. Я думала, что это любовь, потому что я воображала, что это любовь.

До тех пор, пока не пришла настоящая любовь…

Поэтому я просто скажу, что между мной и Ларри сейчас нет ничего общего. Я всегда буду благодарна за все хорошее и постараюсь забыть все плохое; надеюсь, что его книга будет пользоваться успехом и в будущем он сможет забыть меня и станет счастливым.

Но как же здорово чувствовать себя свободной от Ларри после трех лет… и быть снова влюбленной.

Самое большое удовлетворение, которое я получаю от отношений с Полем, заключается в том, что наши совместные уик-энды и ночи обеспечивают убежище от тошной обыденности с ее постоянно трезвонящим телефоном, лекциями, писанием, награждениями и интервью, которые отбирают столько времени в моей жизни.

Другими словами, я обожаю нашу уютную обособленность, наш роман расцветает, и мы испытываем друг к другу огромное доверие, уважение, привязанность, стабильность, уверенность и страсть.

Очень удивительно и восхитительно снова ощущать себя уважаемой и любимой просто за то, что ты человек, а не секс-символ. Что касается моих чувств: мне нравится, чтобы во мне нуждались, а я нуждаюсь в том, чтобы быть любимой. Все эти требования были в конце концов полностью удовлетворены Полем.

 

ЭПИЛОГ

Книжка закончена. Последний вклад в приключения Ксавьеры Холландер. И написана эта книга не только обо мне, но и мною! Я очень много читала о себе в различных изданиях за последнее время и не совсем уверена, льстят они мне или раздражают. Самым худшим образчиком из этой литературы является опус Робина Мура «Сотворение „Счастливой Шлюхи"“.

Книжонка Робина Мура носит явно оскорбительный характер. Три четверти переписано из рукописи моей первой книги, которую я ему дала. По той или иной причине редактор сократил рукопись, изъяв из нее большие куски, а Мур ухитрился переработать их в соответствии со своим вкусом и воровски продать издателю. Было там сто восемьдесят страниц, проданных за 1,9 доллара за страницу. И хотя, я должна признать, что все это мне отвратительно, при появлении этой книги придется сделать вид – «Ну и пусть».

В недавней рецензии на книгу заявлялось: «Мур освещает те же самые проблемы, что и в „Счастливой Шлюхе“, но не так искусно».

Так что поверьте Ксавьере, и вы получите надежную информацию из первых рук.

Ну, а сейчас вернемся к реальностям жизни: кажется, я завершила полный круг, и наступило самое время снова собирать чемоданы. И это не мое желание, просто правительство Канады не хочет видеть меня здесь, потому что я публично и честно призналась, что была «мадам». Сие делает меня преступницей в глазах канадского правосудия; таким образом оказывается, что я не могу дольше оставаться в стране.

Что же случилось со свободой слова? Я, естественно, опротестовала это решение, я не считала, что представляю угрозу миру, свободе или морали в Канаде… и я искренне хотела жить там. Это чудесная страна как в природном отношении, так и в смысле населения. Каким-то образом здесь сочетаются североамериканский образ жизни с гражданственностью и свободой европейских традиций. И по мере того, как уотергейт раскрывает все больше и больше степень деградации нравов в национальном масштабе, Канада оказывается изумительно чистой и добропорядочной в сравнении…

Говоря о уотергейте… это ведь то же самое правительство, которое так неодобрительно отнеслось к моей деятельности в роли проститутки. Они думали, что Америка станет лучше без меня. Они даже осмелились назвать меня блядью! Нет, я была честной. И я платила налоги!

К сожалению, Канада тоже не желает принимать меня, хотя канадская общественность и встала на мою защиту. Я даже немного надеюсь, что в конечном счете правительство Канады изменит решение, и я смогу стать гражданкой Канады. Если нет, то буду следовать своей судьбе и блуждать по миру, пока не обрету родины.

Как я уже ранее упоминала, я завершила круг… эта книга является как концом, так и началом. Я стою на пороге нового жизненного цикла, другой эры. И пока я могу с гордостью оглядываться на свое прошлое и глядеть с надеждой в будущее, я не собираюсь прекращать жить… А это, считаю, самое главное… удерживать в себе любовь к жизни. Любым способом.

Спасибо вам от всего сердца за ваши письма, поддержку и благие пожелания… В этом мире много любви, но иногда у некоторых из нас нет никого, с кем бы можно было разделить ее. Я признательна, что нашлось так много людей, выбравших меня, чтобы поделиться интимными моментами своей жизни. Если я не была в состоянии ответить на ваши письма, это не значит, что мне это безразлично, надеюсь, вы это поймете.

Не важно, где я нахожусь, вы всегда можете адресовать мне ваши письма с вопросами, где и как можно приобрести мои книги, последние записи, снимки, или просто прислать дружественное «хэлло» в новообразовавшийся клуб поклонников Ксавьеры Холландер – «Xaviera Hollander's Special Collection, Postal Box 175, Station A, Scarborough, Ontario, Canada». Вы всегда можете написать мне пару строк, адресовав открытку моим издателям по адресу: Warner Paperback Library, 75, Rockfeller Plaza, New York 10019, и я уверена, что они с радостью доставят ваше послание мне.

Ну, а сейчас пора и честь знать! Впереди еще целый мир приключений, а я всегда расположена к ним. Спасибо за компанию в нашем совместном путешествии вокруг мира, и давайте не терять связь. До следующей встречи!

С любовью,

Ксавьера Холландер

Торонто