Прослушка (Виллем и Соня)

В: Пошла отсюда сейчас же. Вали. Пошла отсюда со своей болтливой пастью. Вон отсюда!

С: Так ты же сам сказал…

В: Пошла на хер отсюда, ясно? Или я тебя вышибу. Отвалила.

С: Не уйду.

В: Нет? Слушай, Боксер, не нарывайся. Вот ни хера ты меня не обдуришь. Тварь подзаборная!

С: Я тебя и не собираюсь дурить.

В: Еще раз на меня пасть откроешь, увидишь, что я с тобой сделаю. Шлюха гребаная! Хлебало закрыла, ясно? Ты знаешь, что я сделаю, если не понравится. Знаешь. Все знают. Все ведь очень просто. И так оно и будет.

С: Вим, если мы просто все это обсудим, проблема отпадет.

В: Ты грязная хитрожопая чертова сука, больше никто. Документ подпишешь, шлюха рваная?

С: Что, прямо сейчас?

В: Так, сука драная, значит, мы с тобой бумагу подпишем. Ты чего на себя напускаешь-то, а? Тебе придется заплатить за то, что ты наделала. Не просто так. Я накидаю бумагу для полиции. Или ты, дура, думаешь, тебе на слово поверят?

С: Нет. Но если меня не будет, не будет и кое-кого еще.

В: Да ну? Это как?

С: А я не знаю и знать не хочу.

В: Это что, угроза? Угроза?

С: Нет, это не угроза.

В: Тогда я прямо сейчас прекращу все это.

С: Нет.

В: Прямо сейчас прекращу, слышишь. С концами. Аккуратнее со словами, не все ведь с рук сойдет, поняла? Сейчас ли, потом ли, в далеком будущем — один хер. Слушай сюда: один неверный шаг, всего один шажок… Так что думай, что творишь-то!

С: Я тебя знаю, мне можешь не рассказывать.

В: Одна ошибочка, только одна — и все, поняла? На волоске ведь висишь, на тоненьком. Еще только разочек ошибись у меня, сука драная!

 

Приказ отдан (2014)

Вим велел Сандре позвонить мне и попросить заскочить к ней — то есть к нему. Как только я там появилась, он вытащил меня на улицу. Он хочет знать, как Соня отреагировала на два послания, которые я должна была до нее донести.

Во-первых, он вынужден ездить на скутере в дождь в условиях плохой видимости. Поэтому рискует попасть в аварию. Это из-за нее, потому что она не дает ему машину Ричи. Послание гласило: «Если я навернусь со скутера и поломаюсь, замочу на хер эту тварь Фрэнсис вместе с ее сыном. Я чего, должен вот так ездить? Скажешь ей так. Скажешь, что я очень зол. Что мне плевать на ее „поживем — увидим“, если я навернусь, то шлепну кого-нибудь из ее детей».

В том же разговоре он несколько раз грозился убить и саму Соню. Я донесла до нее все, вместе взятое.

— И? — спрашивает он.

— Она не сможет дать машину. Она ее продала.

Вим расходится не на шутку. Она не делает того, что он велит? Даже когда он угрожает ее детям? Он удивлен. Он-то думал, что Соня не станет рисковать детьми и отдаст машину. Это обычная картина, к которой он привык: она делает все, что ей сказано. Так было бы и сейчас, если бы мы с Соней не решили подначить его, чтобы записать его реакцию.

— Кому она ее продала?

— Она тебе не скажет, потому что ты пойдешь к этому человеку.

Мысли Вима написаны у него на лице: как это, она вообще отказывается повиноваться? Что она замышляет?

Я говорю, что передала ей насчет того, что убьют и детей, и ее саму, и что Соня ответила, что ей уже все равно — ее и так всю жизнь терроризировали.

— Ладно.

Затем я передаю ему реакцию на второе послание — о том, что если из-за разговоров Фрэнсис его привлекут за убийство Кора и посадят, он потянет Соню за собой и скажет Департаменту юстиции, что заказчицей была она.

Соня отреагировала так: «А как ты думаешь, почему Кор так долго в живых оставался? Потому, что я ему все сливала насчет Вима».

Такого братец не ожидал. Некоторое время молчал.

— Ну что за тварь гребаная, а? — наконец проговорил он изумленно.

— Да уж, теперь-то я врубилась. Она все это время двойную игру вела, — отвечаю я.

Он все еще не может в это поверить и тихо бормочет:

— Не может быть!

В его глазах я замечаю тень сомнения. Все эти годы он не понимал, что Соня играет на два фронта. Он в полном смятении, он не может поверить, что всю дорогу у Сони были собственные мотивы и она отнюдь не всегда жила в соответствии с его указаниями. В то же время он лучше, чем кто-либо еще, знает, что такое двойная игра.

— Ну надо же, сука какая!

До Вима внезапно доходит, что он не всегда был у руля, и, вполне возможно, не рулит и сейчас. Раз Соня без его ведома докладывала о его делах Кору, значит, могла докладывать и кому-то еще? По собственному опыту он знал, что когда угрозы становились для его жертв невыносимыми, они шли на крайние меры и обращались в Департамент юстиции. Такое может быть? Соня, которая всю дорогу была тише воды ниже травы?

Вим почувствовал, что утрачивает контроль. Но он хотел избежать любой возможности двойной игры со стороны Сони в будущем.

— Я хочу, чтобы ты передала ей еще вот что: не дай бог, дело коснется моих родных… И скажи еще, что она для меня значит так же много, как и мой младший братишка Герард.

Вим и Герард не встречались уже много лет. Вим списал его со счетов. Обычно он говорил, что его очередь — только вопрос времени и денег, и делал «пистолетный» жест. А теперь он списал со счетов и Соню, и ее участь была определена.

— Скажи ей, что я с этим закончил.

То есть будь начеку и бойся за свою жизнь.

Мысль о том, что Соня все эти годы вела собственную игру, а выяснилось это только сейчас, не дает ему покоя. Это значит, что она может попробовать укрепить свои позиции и сдать его полиции. По лицу Вима заметно, что он мучительно соображает, как быть. Он останавливается, наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Если она заговорит о Коре, у нее будут проблемы.

Это единственный случай, когда он произносит имя Кора. Эти слова передают его страх, что Соня заговорит о Коре, он ведь знает, что ей есть что рассказать. Что убийца Кора — он. Хоть бы моя аппаратура все это записала, думаю я, пока он разглагольствует дальше.

Но на записи мне нужно несколько больше, чем просто его реакция. Ему и мне понятно, что она подразумевает, но этого может быть недостаточно для полиции. Надо сделать так, чтобы всем слушателям было совершенно ясно, о чем идет речь, что сейчас обсуждается. Но я не хочу уточнять сама, чтобы он не мог потом заявить, что его спровоцировали и поэтому в качестве улики эти записи ничтожны. Так что я просто коротко замечаю:

— Проблем из-за нее может прибавиться.

Мы с ним знаем, что эта «проблема» — приговор за убийство Кора, который он рискует в конце концов получить. Этих моих слов достаточно, чтобы вернуть Вима к вопросу о том, как он относится к полицейским стукачам:

— Вот что, Ас, я прямо сейчас начну с этим разбираться.

Он снова сделал «пистолетный» жест. Я более или менее решила вопрос, как приспособить мою аппаратуру к его шепоту, но жесты я записать не могу. Да и значение, которое приписывается жестам, записать нельзя. Поэтому я описываю это словами:

— Нет, Вим, не надо этого делать, ты же потом жить не сможешь с этим.

Его реакция вполне типична:

— Еще как смогу. А вот если не сделаю, жизни у меня не будет.

Для записи мне нужно больше определенности, и я говорю о его шкурном интересе и риске проблем с Департаментом юстиции в связи с очередным заказным убийством.

— Нет. И потом, ты дашь им еще одну зацепку, — говорю я.

— Мне плевать.

— Не надо этого делать, — говорю я, чтобы запись зафиксировала, как я стараюсь отговорить его.

— Мне плевать, Ас.

Вим не спрашивает: «Что значит зацепка?» или «Ты вообще о чем?». Нет, он прямо говорит, что лишний след его не волнует и что он готов рискнуть и нанять киллера, возможно, получив в его лице свидетеля. Его решимость пугает меня, и я хочу попробовать сделать положение Сони не столь угрожающим. Если он добьется своего с машиной, то, возможно, станет к ней несколько снисходительнее.

Но это, похоже, пустая надежда.

— Ты скажешь ей: нет, НЕЛЬЗЯ, ей не разрешается! Все это уже ни к чему. И еще скажи: я знаю, что машину она не продала.

Мне становится страшно, потому что такое же «НЕЛЬЗЯ» я слышала от него в январе 2004 года, когда убили Эндстра. То, что он хочет сказать, для меня совершенно очевидно. Но Вим развивает мысль и подчеркивает параллель с Эндстра. Он считает, что Соня уже говорила с полицией.

— Можешь мне поверить: люди, которые так поступают, стучат полицейским.

— Вряд ли, Вим, зачем ей это? Невозможно. Я не верю.

Он останавливает меня и наклоняется к моему уху:

— А мне без разницы. (шепчет) Я уже отдал приказ.

— Ладно.

— Лично меня вполне устраивает. Сделает так («пистолетный» жест) — и привет.

Я бросилась домой, чтобы понять, записался ли его голос, а еще лучше — шепот. Призвала на помощь Кора, как делала частенько. Он всегда присутствовал где-то за кулисами наших усилий посадить Вима за его убийство. И он всегда придавал нам сил продолжать начатое, посылая какой-нибудь сигнал. Считайте это суеверием, считайте нас ненормальными, но постоянно случалось нечто, заставляющее нас считать, что он рядом и всячески старается помочь.

Это могла быть роза, невесть откуда появившаяся на крыльце Сониного дома в момент жуткого стресса, или песня с намеком, порыв ветра в помещении, или мигающий свет в доме. Так мы убеждались, что Кор где-то рядом.

И сейчас он снова мне страшно нужен.

— Пусть все получится, ну пожалуйста, пусть все получится.

Да! Получилось. Было слышно даже, как Вим произнес имя Кора. Наконец-то произнес. То, что он упомянул его в этом разговоре, — редкая удача. Я была в восторге от результата. Этого, наконец, будет достаточно, чтобы осудить его за убийство Кора?

* * *

Я была в восторге от записи, но очень тревожилась по поводу ее содержания. Он уже отдал приказ по Соне: «Сделает так — и привет».

Сам его вид, взгляд, ледяной тон, шепот.

Надо срочно увидеться с сестрой.

Я стала искать место в доме, где можно было бы спрятать столь важную для меня запись, чтобы никто не смог ее найти. При том, что запись бесценна сама по себе, она еще служила доказательством, что я пытаюсь посадить Вима. С ней надо было проявлять максимум осторожности.

Я решил захватить запись к Соне, чтобы она сама все услышала. «Ты дома?» — написала я эсэмэской. «Да». «Еду».

* * *

— Сестренка, сейчас тебе действительно надо смотреть в оба. Он сказал, что уже отдал приказ по тебе. На случай, если ты заговоришь в полиции.

— Ты шутишь? За что?

— Он боится, что ты можешь стучать в полиции.

— Он что, знает? — спросила Соня с ужасом.

— Нет, не думаю. Но опасается, поэтому усиливает давление на тебя. Он увязывает стук в полицию и вымогательство денег за права на фильм. Или специально пудрит мне мозги, прекрасно зная, что мы уже все им рассказали.

— Да нет, тогда бы он вообще не стал говорить с тобой об этом, — сказала Соня. — И что теперь? Что мне делать? — спросила она, слегка паникуя.

— У него ни в коем случае не должно создаться впечатление, что ты разговариваешь с полицией. Ты же знаешь его — если он так считает, то сам и доказательства придумает.

— Что я должна делать?

— Старайся вести себя самым обычным образом, потому что, если ты вдруг поведешь себя как-то иначе, это послужит для него доказательством твоих разговоров с полицией.

— Ас, я больше так не могу, — тихо заплакала она.

— Я знаю, но однажды все изменится к лучшему. И у меня для тебя есть хорошие новости. — Я изо всех сил старалась, чтобы мой голос звучал оптимистично.

— Какие?

— У меня все это записано. Так что, если с тобой что-то случится, они смогут услышать, кто отдал приказ. — Такая вот грустная шутка, чтобы немного разрядить ситуацию.

— Ну хоть что-то, — безучастно сказала Соня.

 

Яма (2014)

Мы с Соней прибыли на место встречи. Оттуда Вим повез нас в сторону темной части парка.

Соня была напугана. Незадолго до этого он спрашивал у мамы номер Сониного домашнего телефона. Боясь за Соню, мама отказалась его давать. Вим разорался на старушку, обозвал ее гребаной сукой, но она стояла насмерть.

До этого он заезжал к Сандре. Она спала, а когда проснулась, увидела на краю своей постели пристально смотрящего на нее человека в мотоциклетном шлеме. Припугнув ее, Вим потребовал номер Сониного домашнего телефона. Сандра немедленно связалась с нами.

После мамы он заехал ко мне. Я тоже не знала Сонин домашний номер, я вообще не обращаю внимания на домашние телефоны. Из соображений безопасности Соня дома не ночевала. Мы все были начеку.

Вим попросил меня позвонить ей и сказать, что он хочет уладить конфликт по поводу прав на фильм.

Мы с Соней встретились с ним на оговоренном месте в Ларене, и он жестом показал ехать за ним. Он остановился в жилом квартале на краю торфяника.

С: Куда он нас тащит? Не в этот же жуткий лес, правда?

Вим показал нам, где запарковаться. Мы остановились, вышли и направились к нему. Он, как обычно, справлял малую нужду у обочины. Далее последовала беседа о человеке, арестованном с 80 тысячами евро наличными: может ли это каким-то образом затронуть его самого? Соня шла позади — ей не положено слышать, о чем говорим мы с Вимом.

В: Хорошо здесь, да?

Место мне совсем не по душе, кажется пугающим и небезопасным, но я стараюсь изображать непринужденность.

А: Отличное место, удачный выбор! Здесь хорошо.

Как будто забыв, что все это время Соня шла за нами, как на привязи, и что он сам потребовал ее присутствия, Вим повернулся к ней:

В: А ты откуда здесь взялась?

А: Ха-ха-ха. Вдруг, откуда ни возьмись.

В: Возможно ли это? Внезапно мы встретились вновь.

С: Ага, это снова я, твой головняк.

В: Слышь, а какой у тебя номер дома?

С: Ну 226, а то ты не знаешь.

В: Да я забываю все время. 226.

С: Снова объявишься на моем пороге?

В: Да нет… Я приду тебя забрать.

Это как бы шутка.

С: Хочешь прийти за мной, ага.

А: Ха-ха-ха.

Я пыталась сохранять непринужденность, сама в это не веря. Что здесь произойдет?

С: Ну чего, на этом все?

В: Мне бы надо это знать.

С: Да, хватит мне уже на эту тему размышлять. Ну ладно, так что у нас здесь?

Это никогда не кончится, снова этот фильм. Я продолжала громко смеяться нервным смехом и пыталась изображать непринужденность. В этом жутком месте мне совсем не по себе. Пугая сестру, Вим развлекался. Ему нравилось видеть страх, ему нравилось забавляться со своей добычей. Я не вполне понимала ситуацию, в любой момент она могла стать действительно серьезной.

Затем Вим с улыбкой обратился к Соне:

В: Иди сюда, тут у меня есть одно местечко.

С: Да.

А: Ха-ха-ха.

Я продолжала смеяться, в надежде, что все обойдется. Я в безлюдной местности, и я его больше не контролировала.

С: Этим ты меня не удивишь. Ты же точно ненормальный…

В голосе Сони сквозь наигранную беспечность слышна паника.

А: Ха-ха-ха.

С: Да, правда, так оно и есть…

В: Сечешь.

А: Бокс, только не подумай, что я тоже в эти игры играю.

Я боялась, что Соня решит, будто я ее подставила. На какое-то мгновение она действительно задумалась об этом.

С: Нет, ну я…

В: Обе сечете.

С: Теперь я уже и правда боюсь, что вы на пару…

В: Да ладно, ты и почувствовать-то ничего не успеешь. Делов на пару секунд.

А: Не шути так, ты же моя любимая сестренка.

С: Да мне уже все безразлично.

В: Ага, все уже по барабану. Только когда момент настает, все вдруг становится иначе.

Еще одна угроза. Мы шли дальше. Кругом кромешная тьма, место незнакомое. Вим опять начал ныть про фильм. Место мне не нравилось.

А: Ой, я чуть на твою нору не наступила, Вим!

Я пыталась изображать веселье.

С: Ха-ха-ха.

В: Нет, это подальше.

Все это шуточки, но ситуация меня пугала, а такое бывает со мной нечасто. Что он собрался делать?

А: Может, уже хватит про эти права на кино?

В: А чего это — «хватит»? Почему всегда «хватит», когда вы виноваты?

А: Здрасьте, «вы виноваты» — теперь уже мы обе, что ли? Ха-ха-ха.

Я смеялась, но меня терзала единственная мысль — я себя выдала, он меня раскусил. Он понял, что я целиком и полностью на стороне Сони. Теперь я попала в число его противников, я — персона нон грата. В попытке уйти от этого я сказала:

А: Да идите вы в жопу, я пошла к машине. Сами до чего-нибудь доругаетесь, без меня.

С: Нет, не оставляй тут меня наедине с ним, слышишь?

В: (шутя) Да ладно тебе, у меня и яма-то всего одна.

Уже легче. Я все еще у него в фаворе. А он все продолжал говорить. Теперь уже Питер его шантажировал, и ему пришлось написать на него заявление.

В: Для симметрии.

Он действительно это сделал, а ведь прежде за ним такого никогда не водилось. Меня охватило странное паническое чувство. Я огляделась вокруг.

А: Может, тут какой-то знак есть?

Вим в ответ на это просто рассмеялся.

В: Куда-то эта яма девалась… Ищу-ищу…

Уфф. Мне полегчало.

А: Может, посветить? У меня где-то тут фонарик был. Ты, наверное, не тот лес выбрал, это заколдованный лес.

В: Ну заново рыть яму я не буду. На той неделе еще раз сюда приедем.

С: Я сюда больше точно не поеду.

В: Ну ладно, давай не будем, но только не надо уже себя самой умной считать, ладно?

А: Ну что, все решили?

В: Прекращаем. Давайте попробуем по-человечески. Больше никакого вранья, Боксер. А если я сказал сделать, значит, ты делаешь. Завтра время есть у тебя?

Ну вот, это и был его кот в мешке. Нужно, чтобы Соня что-то для него сделала, что-то такое, чем он не хочет заниматься сам. Страху он нагонял, чтобы она не отказалась. Ее еще можно некоторое время использовать, как он выражается.

Мы отъехали, Вим двигался следом. Я опустила стекло, и он крикнул:

— Боксер, я яму пока не зарываю. Не буду зарывать пока, слышишь?!

Этим финальным аккордом он давал понять, что этим кошмарным вечером наш ужас не ограничится.

 

Контрудар (2014)

В марте 2014 года угрозы в адрес Сони достигли пика, и она снова стала скрываться у Фрэнсис. Мы не придумали ничего другого, как сказать Виму, что, страхуясь, она записывала все их разговоры. И если что-то случится с ней, детьми или Питером, эти записи окажутся в полиции.

Их будет достаточно для пожизненного.

Я передала это Виму. Некоторое время он возмущался. Такого он не ждал. А поскольку в его глазах Соня была полной дурой, то он моментально пришел к выводу, что у нее были соучастники. Ну не могла она сама до такого додуматься, да и техники у нее не было.

Обычно, если что-то не по нему, он взрывается. Но если речь идет действительно о серьезных вещах, о чем-то, грозящем ему неприятностями, он ведет себя по-другому. Он хладнокровен и собран, сразу же анализирует ситуацию и вырабатывает стратегию контрудара.

Вим остановился и посмотрел на меня пронизывающим взглядом. У меня сердце ушло в пятки. Боже, он меня раскусил! Я заигралась — он же прямо сейчас меня обыщет. Просто так, на всякий случай, по принципу «доверяй, но проверяй». И найдет оборудование.

Мне стало дурно, я почувствовала, что меня сейчас стошнит.

Я принялась говорить. Зная, что возражать ему в подобных ситуациях бессмысленно, поскольку это лишь усилит его подозрительность, я сразу же сказал, что он прав. Разумеется, в этом деле не обошлось без соучастников. Соня слишком глупа для такого. Она и деньги-то через Интернет не умеет переводить, куда уж ей со сложной техникой разобраться. Но с кем она этим занималась?

В: С Питером. Они вместе это придумали. Решили в игры со мной играть.

Мне стало стыдно. Питер ни о чем не знал. Этот ход придумали мы с Соней, Питер не имел к этому отношения. А теперь виноват будет он.

А: Нет, не верится. Питер не стал бы этого делать.

В: А Фрэнсис?

А: Точно нет.

Я поняла, что на фоне этих возражений он стал доверять мне больше. Я ведь оставалась единственной, кто мог ей помогать, и нарочно делала вид, что не отвожу подозрения от себя.

Он расслабился.

В: Сделай так, чтобы эти записи оказались у меня. Увидимся вечером.

Слава богу, я в безопасности — пока. До тех пор, пока я могу быть ему полезной, все в порядке. Однако утренний разговор так подействовал мне на нервы, что вечером я не решилась использовать подслушивающее устройство. Но разговор навсегда врезался мне в память.

Мы вышли от Сандры и пошли гулять по восточному Амстердаму.

В: Ну и? Они у тебя?

А: Нет, она говорит — они в надежном месте. И где это, она мне не скажет, потому что если припрет, я окажусь с тобой.

В: Вот ведь тварь гребаная. Я так и знал. А полиции она уже стучит?

А: Кто ее знает. Но зачем бы ей тогда эти записи прятать, если она уже полиции стучит?

В: Точно стучит. Плевать. Ты знаешь, что я делаю с теми, кто стучит полиции. Но с ней я поступлю иначе. Она будет умирать очень долго. Помучается как следует. Сперва ее дети, потом внук, потом она. Стрелять ее не будут. Ее будут пытать. Днями напролет.

А: Но она-то говорит, что если что с ней или с детьми случится, записи окажутся в полиции. Так что толку? Пользы тебе от этого никакой.

В: Без разницы. Она за границей?

А: Зачем ей туда?

В: Не знаю, что она замышляет. Она явно с Питером.

А: Нет, не думаю. Он бы не осмелился.

Теперь надо отвести подозрения от себя.

А: Она говорит, мол, я и тебя записала тоже. Все, что ты мне от него передавала, про то, как он убийство моих детей закажет, и меня с Питером. Все, говорит, у нее есть. И не только это, потому что она уже давно все писала.

В: То есть она и тебя собралась заложить. Вот сука. И тебя ведь втянет.

А: А как? Я ведь просто передаточное звено. Типа, помогала. Да я просто буду отрицать, что ты мне что-то говорил, тогда на мне все и затормозится.

В: Собирается и тебя вложить, тварь продажная. Как давно она писала?

А: Не знаю. Мне не говорит. Но это не суть. Ты думай, что ты ей говорил и что она может с этим сделать. Ты ведь никогда лишнего не скажешь.

В: Бывало, кипятился слегка. Но я ведь не знаю, давно ли она писала и стучит ли она полиции. Что она может им слить. Мне нужны эти записи. И я их получу, обязательно. Просто на улице ее выцеплю и буду пытать, пока не скажет мне, где они. Все кости ей поломаю. По кусочкам буду резать.

А: Утихомирься!

В: Утихомирься? Я ее на хер утихомирю! Знала, на что шла, могла бы догадаться, что с ней будет.

А: Я поищу у нее дома, вдруг найду.

В: Ага, ищи давай. Редкой масти сука. Надо решать вопрос.

Мне показалось, что мы слегка зарвались. Вим был пугающе спокоен, и это было не то, на что мы рассчитывали. Все могло кончиться плохо, надо было разворачивать ситуацию. Но как?

Я снова встретилась с ним.

А: Ну что, я очень долго с ней разговаривала, и считаю, что она блефует: нет у нее ничего. У нее с головой не в порядке. Она просто грозится.

В: Ты так думаешь?

А: Да, уж я-то ее знаю, как никто. Она же совсем бестолковая. Даже компьютер включить не в состоянии. Та еще идиотка.

Чтобы укрепить доверие к себе, приходилось вытирать о сестру ноги.

А: Но я ее понимаю, она боится тебя, боится, что ты убьешь ее детей. Она понятия не имеет, как ей быть дальше. Это был ее прыжок в неизвестность.

В: Напугана, да? Правильно, пусть боится.

А: Думаю, она действительно жалеет о том, что сказала. Она жутко нервничает.

В: Понимаю. Она меня знает. Или они все это с Питером придумали, типа, что у нее есть записи. Решили в игры поиграть.

А: Не понимаю зачем?

В: Правда не понимаешь? Не понимаешь, что они замышляют?

А: Думаю, они блефуют.

В: Правда?

А: Уверена в этом.

В: Ладно, посмотрим.

 

Мы хотим аннулировать свои предварительные показания (2014)

Прошло уже больше года с тех пор, как мы дали показания Департаменту юстиции, но ничего не происходило. Все оставалось по-старому. В то же время я активизировала контакты с Вимом, и это было для меня как удавка на шее. Я буквально задыхалась. Все это время я лелеяла надежду, что Департамент юстиции возьмется наконец за дело, но в итоге почти утратила ее.

Мы вели с этим опасным безумцем смертельную игру. Это было невероятно трудно. Попавшая под шквал угроз Соня была сильно расстроена бездействием Департамента юстиции. А Вим давил все сильнее и сильнее.

Единственным, что помогало мне сдерживать его, была перспектива получения доли прибылей от фильма, но он был настолько зациклен на Соне, что в любой момент мог сорваться и что-то с ней сделать.

— Ас, нас с тобой просто за дур держат, — сказала Соня. — Просто у него есть кто-то в Департаменте юстиции, кто его крышует. Да пошли они в жопу. Я сдаюсь. С ними еще хуже, чем без них. Каждый божий день я жду, что они что-то сделают, и каждый божий день обманываюсь в этом. Всю душу вымотали.

Она была абсолютно права. Мы были сыты по горло Департаментом юстиции. Они ничего не сделали и толком не объясняли, почему это длится так долго. Мы уже больше года ходили под риском утечки наших показаний, а они продолжали тянуть.

Мы поговорили с Питером, и он согласился с нами: Департамент юстиции тянет время — при том, что риск утечки показаний остается вполне реальным. Он поддержал наше решение аннулировать показания.

Уж лучше мы останемся со всем этим наедине, чем терпеть несерьезное отношение.

С нами провели так называемое «собеседование на выходе». Бетти говорила, что не имеет права рассказывать нам, почему все длится настолько долго. Что она хотела бы «оставить нас в команде», но понимает, что мы потеряли надежду. Она пообещала дать указание аннулировать наши предварительные показания.

Я сразу же начала сомневаться в правильности этого решения. Может, все же лучше было их сохранить? А не увеличится ли риск утечки после официальной аннуляции показаний? Понятно, что, если Департамент юстиции все же рассчитывает сотрудничать с нами в будущем, ответственность за возможную утечку будет нести он.

Помимо всего прочего, эти показания являются защитой на случай, если мне будут вменены интенсивные контакты с Вимом. И я хочу дальше записывать все, что он мне говорит, чтобы Департамент юстиции не счел меня его сообщницей. Так что, кажется, стоит оставить в силе наши предварительные показания и поддерживать контакты с ОУР. Это позволит хотя бы одному правоохранительному органу понимать истинную подоплеку моих встреч с ним. И если меня арестуют из-за Вима, у меня все же будут свидетели.

Если вдуматься, то лучше не аннулировать предварительные показания. Не потому, что мы верим, что Вима в конце концов осудят, а потому, что их существование является для нас своего рода защитой.

Спустя пару дней я позвонила, чтобы узнать, аннулировали ли уже наши показания.

— Нет? Хорошо. Не надо этого делать. Может быть, когда-нибудь они пригодятся, — говорю я Манон.

 

Я убью его

Раздался звонок в дверь. Конечно, это снова был он.

Я ощутила, как меня покидают силы. Я устала. Я хочу выйти из игры, но я так глубоко увязла во всем этом вместе с ним, что это нереально. Это не кончится никогда.

Мы идем по улице Маасстраат, и в ходе своего монолога Вим со смехом вспоминает, как в очередной раз пугал Соню.

— Вот сейчас она напугана так напугана.

Я шла рядом и смотрела на эту его ухмылку. И думала: тот, кто настолько радуется причиненной другим боли, не должен жить.

Сколько можно! Я его убью.

* * *

Соня была в фитнесе. А я приехала туда на прием к мануальному терапевту. Сестра пила кофе, и я подсела к ней.

— Сегодня я ему снесу ему башку. Оружие мне передадут попозже, — сказала я.

— Не говори так. Ты не сделаешь этого. Ты не можешь поступить так с Мил и с малышами. Они же тебя потеряют.

Но даже это не остудило меня. Всем своим существом я стремилась покончить с этим раз и навсегда. Я больше не хотела ни на кого полагаться, я больше не искала других способов остановить его.

— Сделаю это сама. Давно уже пора было.

Убить или пасть жертвой убийства — это давно уже стало важнейшей составляющей наших жизней. Кор был мишенью Вима, Вим был мишенью Миремета, Эндстра, Томаса ван дер Бийла и многих других. Мы с этим жили, и благодаря этому я знала, что нужно делать, чтобы избежать убийства, и что для того, чтобы его осуществить, нужно приблизиться к цели на расстояние, позволяющее произвести смертельный выстрел.

Знать, где человек будет находиться, — важно, а знать когда — абсолютно необходимо. Часами ждать на углу, когда кто-то подойдет к своему дому, нельзя — это слишком подозрительно. А выглядеть подозрительно — означает привлечь внимание полиции или бдительных граждан. Все нужно делать быстро. Узнаёшь, где и когда будет цель, появляешься, делаешь дело и исчезаешь.

Мимоходом, как говорит Вим.

Чтобы приблизиться к цели, надо знать время и место. Знать, где и когда будет цель. Это непросто, и именно поэтому такое количество заказных убийств сопровождается предательством близких знакомых жертвы. Находятся те, кто может рассказать, где живет объект, где и когда он бывает.

В моем случае где и когда — проблемой не было, мы встречались с Вимом, когда ему было нужно. Мне достаточно было лишь прийти на встречу, приблизиться и застать его врасплох. Для такого неопытного стрелка последнее было самым важным.

Я умею обращаться с оружием, но не умею стрелять на поражение с пяти метров. Мне нужно встать максимально близко к нему, незаметно достать пистолет и в упор выстрелить в живот.

Чтобы лишить Вима шансов на сопротивление, необходимо использовать фактор неожиданности. Выстрел в живот необязательно повлечет смертельный исход, но станет для него настолько неожиданным, что я получу возможность сделать контрольный выстрел. Вот так я все продумала и даже немного потренировалась.

— Тебе нельзя это делать, — сказала Соня.

— Даже и знать не хочу почему, — ответила я.

У меня и вправду не было никаких оснований не делать этого, как будто я разом лишилась всех моральных устоев. В точности как он.

Размышляя об этом, я не испытывала отторжения или страха. Я считала это само собой разумеющимся: Вим был злокачественным образованием, которое следует удалить. У него не было никаких моральных устоев. Единственное, что останавливало меня все это время, были слова моей дочери: «Я не хочу, чтобы моя мама была убийцей». Вот у нее явно были моральные устои.

Я искренне стремилась понять ее, но у меня не получалось — ни разумом, ни чувствами. А Соня прекрасно понимала Мильюшку. Хотя в ее положении это выглядело бы вполне логичным, ведь речь шла о ее супруге и детях, Соня не хотела и не смогла бы совершить подобное.

Мы говорили об этом и раньше. Я считала, что она должна стоять за своих детей, невзирая на средства. Но она не могла так.

— Я это сделаю. Дома стоит сумка с одеждой, принесешь мне ее, когда я окажусь в полиции.

Я не буду даже пытаться избежать наказания, я — не он. Я признаю вину и сдамся добровольно. Я понимала, что попаду в тюрьму, но это было намного лучше, чем продолжать сосуществовать с ним.

Я поднялась по лестнице в кабинет мануальщика. Вот уж это меня никак не интересовало в данный момент, но отменять прием нельзя. К этому врачу мне помогла попасть Соня. Его расписание было всегда полностью забито, но Соня объяснила, насколько сильно я нуждаюсь в процедурах, и умудрилась втиснуть меня в график.

После процедур я пойду за пистолетом. Это маленький револьвер, как раз то, что нужно. Надо будет ехать так, чтобы не проезжать мимо постов дорожной полиции. Мало ли, вдруг остановят и найдут пистолет еще до того, как я им воспользуюсь.

Я постучала в дверь кабинета.

— Привет, — сказал загорелый, спортивного вида мужчина. Вы — Астрид?

— Да.

— Меня зовут Винсент. Сядьте, пожалуйста, на процедурный стол.

Я села, и он спросил, что меня беспокоит.

— Колени.

— Колени — наше второе сердце, — улыбнулся он. Ощупав их, он сказал: — Понятно, почему они болят. Они очень напряжены.

Он начал процедуру, и я едва выносила боль.

— Астрид, вы находитесь на перекрестке судеб. Ваши колени пытаются помешать вам стать на определенный путь, и это напряжение создает боль. Может, вам следует идти совершенно иным путем?

Я испугалась. О чем он, он же не может знать, что я собираюсь сделать?!

— Что вы имеете в виду? — с подозрением в голосе спросила я.

— Может, стоит отпустить все, что происходит сейчас в вашей жизни, и посмотреть на это по-другому. Мы представляем собой сгустки энергии. И иногда нашу энергетику искажает воздействие окружающих. Оставайтесь в своем энергетическом поле, не позволяйте его искажать, делать то, что не соответствует вашей энергетике.

Меня зацепило. С чего он начал про все это? Он что, пытается окольными путями донести до меня, что знает про мой замысел и мне следует отказаться от этого? Я задергалась.

— Просто я немного устала. У меня столько дел.

— Вы устаете, потому что окружающие забирают вашу энергию. Вы не обязаны решать проблемы всех и каждого.

Ага, вот это в точку! Я, наверное, ненормальная. Зачем я трачу столько сил на помощь другим? Помогаю Соне, Питеру — а почему? Давайте каждый будет решать свои проблемы самостоятельно. В последний момент Винсент всколыхнул во мне целый рой мыслей, которые помешали мне исполнить задуманное. Я спустилась к Соне.

— Я передумала. Не пойду в тюрьму только из-за того, что ужасно хочу все за всех решить. Ты ничего не делаешь, Департамент юстиции ничего не делает. Это не мои проблемы. Твой муж, твои дети. Ты и решай. Если бы он угрожал моему ребенку, я бы сделала это не задумываясь, ну а если ты так не можешь, значит, таков твой удел.

— Ну и хорошо. Хорошо, что ты не будешь это делать, — вздохнула Соня.

Она была искренне рада. Она готова терпеть этот ужас и дальше, потому что не в состоянии сделать то, что положило бы ему конец. Я не понимала ее. Она была совсем другой по сравнению со мной и Вимом.

Я поехала домой. Я чуть не пошла на убийство собственного брата. Сама мысль об этом должна была казаться мне кошмарной. Но она казалась мне правильной. Око за око, зуб за зуб. Ударите меня — получите сдачи.

Теперь, оглядываясь назад, мне кажется, все-таки нужно было сделать это. Тогда я освободилась бы скорее. Ну дали бы мне лет девять, наверное, потом, за хорошее поведение, скостили бы до шести. И я бы вышла еще не совсем старой, чтобы начать новую жизнь.

А теперь у меня пожизненное, вне зависимости, осудят его или нет.

Жаль.

 

Сандра и женщины (2014)

Женщины играют важную роль в жизни Вима. Мать, сестры и подружки — у каждой из них есть определенная функция.

Я — его референтная группа, Соня делает для него все, что придется, а мама выполняет функцию матери, которая обязана заботиться о нем как о ребенке — если, разумеется, он сочтет это целесообразным. Задачи подружек варьируют в зависимости от того, что ему может понадобиться в определенный момент времени — машина, скутер, жилье или деньги.

У Вима как минимум четыре любовницы, и каждой из них хочется верить, что она — единственная. Он постоянно циркулирует между ними, объясняя, что боится покушения и поэтому не может ночевать в одном и том же месте. В целях безопасности ему нужно уходить. Ты же не будешь скандалить по этому поводу, ты же любящая и понимающая женщина, да? Ты же не желаешь мне зла, верно?

Никому из них даже не приходило в голову, что у него может быть другая женщина. Все эти обманутые, ищущие понимания и симпатизирующие ему женщины являли собой грустное зрелище. Часто это были прекрасные, но совершенно сбитые им с толку девушки.

Даже когда им удавалось уличить его и понять реальное положение вещей, он каким-то образом умудрялся внушить им, что подозревать его глупо.

Как можно было подумать обо мне такую гадость? Ты должна радоваться, что тебе позволено извиниться за это.

Все эти женщины становились частью и нашей жизни тоже. Вим с незапамятных времен использовал нас как подспорье в своем полигамном образе жизни.

* * *

Моя мама была приучена не возбуждать ревность отца своим поведением. В самом начале отношений женщины Вима не представляли, что он от них ждет, но он учил их этому очень быстро.

Первый урок: Вим ревнив. Часто они считали, что не дают к этому никаких оснований, но Вим мыслил иначе. Дело не в ревности — просто они ведут себя как потаскухи, а это для него неприемлемо.

Второй урок: когда Вим ревнует, он становится неуправляемо агрессивным, орет и дерется. Это им не подходило! Но, возможно, Вим прав, а виноваты они. Так что они оставались.

Третий урок: чтобы избегать его агрессивных проявлений, надо стараться не попадать в любые ситуации, могущие возбудить его ревность. Так что с ним они превращались из непосредственных жизнелюбивых девушек в зажатых нервных особ, сконцентрированных только на нем. Идя рядом с ним, они не смотрели прямо — их взгляд был устремлен в землю. В ресторане или баре они садились напротив Вима, чтобы он мог быть уверен, что они смотрят исключительно на него. Смотреть на других мужчин не позволялось, а уж разговаривать с ними и подавно.

Девушкам приходилось обучаться всему этому быстро. Было больно смотреть, как они пугаются, осознав, что сделали что-то не так и за это придется поплатиться.

Мы помогали им освоить вимовский учебник как можно быстрее.

— Лучше не надевай эту блузку, Виму она не понравится.

— Свитер чересчур в обтяжку, все на виду.

— Эти мужики на тебя пялятся, пошли отсюда.

Они чувствовали нашу поддержку и доверялись нам.

— Только Виму не говори, ладно? — просили они, случайно встретив знакомого мужчину.

— Конечно, нет! — отвечали мы.

Мы служили им отдушиной на случай проблем.

— Говорю с Вимом по телефону, и вдруг чувствую, как у меня по промежности поползли какие-то жучки. Честное слово, Соня! Смотрю, а они прямо кишмя кишат! — рассказывала Мартина Соне, сидя на кухне.

Я прислушалась.

— Да ну? — удивилась Соня.

— Жучки, ага! — сказала все еще потрясенная Мартина. — Так что я сразу врачу набрала. И знаешь, что это? Вши!

— Вши? — спросила Соня, которая и слова-то такого не слышала.

— Лобковые вши, — уточнила Мартина.

— А что это? — Соня понятия не имела о том, что означает это словосочетание.

— Это такие маленькие вошки, они в лобковых волосах живут, — объяснила Мартина, показав на свой пах.

До Сони наконец дошло, и она взвизгнула в полном отвращении:

— Вши, тьфу! А откуда они у тебя?

— От твоего брата!

— Правда, что ли? А он-то где их подцепил?

— Да он спит с кем попало! — рявкнула Мартина.

Это было то, чего подружки тоже не понимали: им казалось, если Вим не хочет, чтобы у них были случайные связи, то и он сам будет от них воздерживаться. И у него их действительно не было — по крайней мере, он клялся и божился в этом с совершенно невинным видом. Даже когда обнаружились неопровержимые доказательства в паху Мартины, он начал орать, что это она их подцепила. Пусть молится, что она его не заразила, иначе у нее будут проблемы. А он пошел ко врачу проверяться и видеть ее пока не желает.

* * *

Вим встречался с другими и отрицал это, а доказательств его подружки не имели. Они не доверяли собственному чутью, становились неуверенными в себе и, таким образом, превращались в идеальных сожительниц. Готовых к отношениям с Вимом.

В 2003 году Вим привел в нашу жизнь Сандру ден Хартог. Она была вдовой убитого в октябре 2000 года Сэма Клеппера.

В 1999 году Вим навестил Роба Грифхорста и объяснил ему, что надо отказаться от мысли об аренде роскошной квартиры на Ван Лейнберхлаан, поскольку в нее собрались въезжать его друзья Клеппер и Миремет. В том же доме уже жил и сам Вим: бросив Беппи, он поселился там с Майке. Напротив находился полицейский участок — «безопасность гарантирована», шутил Вим.

Клеппер и Миремет, жены которых жили в Бельгии, переехали. По утрам Вим приносил к завтраку своих новых закадычных дружков свежий хлеб и лучшие колбасы и сыры, как он привык делать для Кора. После завтрака они с Миреметом отправлялись осматривать недвижимость, в которую с помощью Эндстра были вложены миллионы.

Вим все больше сближался с Миреметом, тогда как Клеппер тяготел к «Ангелам ада». Это напоминало отличие между Кором и Вимом. Миремета и Вима тянуло к высшим слоям общества, а Клеппер и Кор предпочитали криминальную среду.

В октябре 2000 года Клеппер был убит средь бела дня на выходе из дома. Вим и Миремет в этот момент перекусывали неподалеку в недавно открывшемся выставочном центре.

Соня с Кором были в Дубае. За Фрэнсис и Ричи присматривала мама, переехавшая к Соне. Услышав о случившемся с Клеппером, я мгновенно сообразила, что банда Миремета сочтет это местью Кора за покушение на его жизнь. Действительно, ведь это произошло в разгар распрей, а Кор «удачно оказался за границей». Отсутствие в стране — лучшее алиби.

Но была еще одна причина, заставившая меня думать, что в этом замешан Кор. Соня ужасно боялась, что когда-нибудь они с Кором сядут в машину, а в следующее мгновение их дети останутся сиротами. После первого покушения она хотела формально закрепить мое опекунство над Фрэнсис и Ричи, чтобы на него не претендовали другие родственники.

Завещания у Кора не было — он считал, что его наличие предвещает скорую смерть. Но прямо перед их отъездом в Дубай все изменилось. Кор составил завещание. В нем говорилось, что в случае их с Соней неспособности воспитывать детей опекуном стану я.

Я была удивлена. Кор поборол свой предрассудок. Он поступил вполне разумно, решила я тогда. Но после убийства Клеппера задумалась — а не составил ли он завещание, зная о том, что произойдет, и опасаясь мести?

Все, вместе взятое, заставляло думать, что в этом мог быть замешан Кор.

Я опасалась мести. Я хорошо помнила рассказы Вима о ракете, которая уничтожит всю нашу семью, если они не получат своего. Я ужасно боялась за детей и понимала, что точно так же испугается и Соня, когда узнает о случившемся.

Связаться с Соней, чтобы спросить, как мне со всем этим быть, я не могла, но знала, что когда речь идет о безопасности детей, она рассчитывает на меня. Я поехала к маме, чтобы поговорить с ней об этом.

— Слышала новость? — спросила я.

— Нет, а какую? — ответила она.

— Этого Клеппера убили.

— Что ты, неужели? — испугалась мама. Она тоже понимала, что в свете происходящего последние пару лет это может быть проблемой.

— Да, это так. Поэтому давай-ка я вас отсюда вывезу. Кто их знает, вдруг они решат, что это Кор, и явятся сюда. Будет лучше, если ты поживешь с детьми у себя. К тебе они не сунутся, потому что Вим — их человек. И я к тебе приеду, с Мильюшкой.

Я не хотела, чтобы в этой ситуации Мильюшка оставалась с няней, поэтому собрала ее и привезла к маме.

— Ты уверена, что здесь мы в безопасности? — спросила мама. — А если Вим заедет и увидит, что дети здесь? Он же теперь с этими, верно? Так что лучше бы им здесь не находиться.

— Но он ведь ко мне тоже может заехать, так что и к себе я их забрать не смогу. Поживем-ка мы до поры до времени в гостинице. Давайте-ка, детишки, собирайтесь!

— Асси, мы куда едем? — спросила Фрэнсис.

— Мы едем отдыхать! — пошутила я, и они поняли, что задавать вопросы бесполезно. Едем, и все.

* * *

Я начала поиски убежища с отеля в окрестностях города, в Бадхувердорпе. Но там не было свободных номеров. Та же картина была и в следующем. Мы с детьми мотались от одной гостиницы к другой, потому что звонить я не хотела. Я опасалась полицейской прослушки: мы хотим скрыться, а это выглядит подозрительно. Но все мои попытки найти свободные места оказались безуспешными. Непонятно почему, но именно в этот день все отели были забиты до отказа.

Было уже поздно, и дети ужасно устали. Последнюю попытку я решила предпринять в «Белфорте» — некрасивом, задрипанном отеле на площади Суринамеплейн. Детей я взяла с собой — в Амстердаме оставить их одних в машине я не могла.

— У вас нет номера на четверых? — спросила я человека за стойкой. Он выглядел таким же неряшливым, как и сама гостиница.

— Нет, мисс, остался только один одноместный.

— Отлично, меня устраивает, — сказала я, радуясь, что нашлось хоть что-то.

— Нет, мисс, не положено. Это ведь одноместный, а не четырехместный номер, — заявил человек. Его логика была безупречна.

Перспектива ночевать с детьми в машине меня никак не радовала.

— Но послушайте, на мне трое детей, и нигде нет свободных номеров. Пожалуйста, разрешите нам переночевать! — взмолилась я.

— Как же вы собираетесь там ночевать? В номере всего одна кровать. Он так и называется — одноместный, то есть для одного человека, — безучастно повторил служащий.

От такого бездушия у меня навернулись слезы, и я заплакала навзрыд. Я устала, была напугана и утратила контроль над собой.

— Мне больше некуда идти! — рыдала я, а вслед за мной заплакал и не менее усталый и задерганный Ричи.

Бесчувственного болвана, наконец, проняло.

— Ладно, ладно, но заплатите как за четырехместный!

— Без проблем, — кивнула я и положила на стойку 400 гульденов.

— Второй этаж, последняя дверь, — сказал клерк, засовывая деньги в карман. — Вот ключ.

Обрадовавшись, что у нас есть номер, мы с малышней поднялись, открыли дверь и очутились в натуральной конуре. Хотя, судя по внешнему виду гостиницы, этого можно было ожидать. Грязная каморка размером не больше чем три на два метра, душа нет, только замызганный умывальник.

Рич рухнул на кровать и моментально уснул. Мильюшка попыталась к нему пристроиться, но в результате оказалась на полу вместе со мной и Фрэнсис. Мы улеглись рядком между дверью и кроватью.

Все это время я безуспешно пыталась дозвониться Соне, чтобы узнать, насколько связан со всем этим Кор. Среди ночи она, наконец, перезвонила.

— Рада тебя слышать, сестренка, целый день тебе звонила, — сказала я.

— А у нас было сафари на джипах, — ответила она.

Надо бы мне сменить свой раздраженный тон. Это я вся на нервах, а она веселилась на сафари.

— Хорошо провели время?

— Да, отлично!

По ее тону я сразу поняла, что ей уже известно. Чтобы окончательно убедиться, я спросила, понравилось ли Кору.

— Да, ему особенно!

— А я здесь с детьми развлекаюсь, — сказала я, чтобы Соня поняла, что они со мной и в безопасности.

— Да, мама мне сказала.

— От меня что-то еще нужно?

— Нет, ничего особенного. Сможешь привезти их обратно к маме завтра?

Имелось в виду, что ничего экстраординарного не требуется и можно снова оставить детей у мамы.

— Хорошо, завтра отвезу. Ты уверена?

— Абсолютно.

— А Кор тоже так считает?

— Да, и Кор тоже.

— Ну, ладно, спокойной ночи. Завтра поболтаем.

Не упомянув об убийстве Клеппера, Соня сказала мне, что Кор не имеет к этому отношения и считает, что можно спокойно оставить детей у мамы.

— Мама звонила? — спросила Фрэнсис.

— Да, все хорошо, спи уже. Завтра встанем пораньше, тебе в школу идти.

Мы снова улеглись, Мильюшка была между нами. Фрэнсис перегнулась через нее и тихонько прошептала мне на ухо, чтобы не услыхал Ричи:

— Не хочу домой, Асси. Лучше с тобой. Я так боюсь, что на нас нападут.

— И я. Я тоже не хочу домой, — сказала Мильюшка, услыхавшая, что сказала Фрэнсис.

* * *

Кор дал понять, что не имеет отношения к убийству Клеппера, но это не означало, что миреметовские не возложат вину на него. Миремет потерял лучшего друга и, вероятно, не видел особой нужды в тщательном поиске убийц. Война между Кором, Клеппером и Миреметом не закончилась, и было бы вполне логичным предположить, что это месть за покушение на Кора и его родных четырьмя годами ранее. А чтобы Миремет направил возмездие на кого-то из окружения Кора, вполне хватило бы и предположения.

С учетом всех предыдущих угроз в адрес детей я не была уверена в их безопасности и решила спрятать их подальше. Правда, с Ричи это оказалось невозможным. Он нервничал, и с ним было настолько трудно сладить, что я отвезла его к маме. Фрэнсис и Мильюшка были со мной. После долгих поисков я нашла для нас отель на улице Черчилаан.

Я с ужасом ждала неминуемого момента, когда мне придется встретиться с Вимом. И этот момент настал. Когда он позвонил, я была в нашем номере с Фрэнсис и Мильюшкой.

— Я должна ненадолго отлучиться. Вы остаетесь здесь. Дверь никому не открывать. Я скоро вернусь, — сказала я детям и отправилась на встречу с братцем.

Можно было ожидать, что Вим обвинит Кора в гибели своего друга, и я предполагала услышать кучу ругани в адрес «этого кривого козлины» со всеми последующими угрозами, в том числе и в адрес детей.

Рассчитывая немного умерить его ярость, я сразу же почтила память его убитого друга.

— Очень соболезную тебе, Вим, — сказала я максимально проникновенно.

Реакция Вима совершенно не оправдала моих ожиданий: он был абсолютно бесстрастен. По его словам, Клеппер был гребаный козел и получил по заслугам, поскольку «завалил» кучу народу. Я была совершенно обескуражена. Я всегда считала, что Вим предал нас ради своих новых дружков, а сейчас он говорит такое? Смерть Клеппера была ему полностью безразлична.

— Мне стоит беспокоиться о Сониных детях? — спросила я. Он очень удивился и сказал, что это совершенно лишнее, поскольку «это было от наших».

От наших? Значит, от него, подумала я. А разве он был не на стороне Клеппера и Миремета? Понять его слова можно было только как то, что в убийстве Клеппера замешаны Вим и Миремет. То есть с Клеппером получилось так же, как с Кором? Друг Вим незаметно превратился во врага? Что посеешь, то и пожнешь, решила я.

Вим не то что не угрожал Кору, он и слова о нем не сказал. Было понятно, что он никак не связывает смерть Клеппера с возможной местью со стороны Кора.

Не случилось этого и в последующем. Вим продолжал жаждать смерти Кора по тем же причинам, что и прежде. О мести за убийство Клеппера и речи не было. Это было все то же «убью и все на хрен заберу себе».

Некоторое время спустя я случайно встретилась с Вимом на автомойке в Алсмере.

— У меня только пара минут, — весело заявил Вим. — Я очень занят — надо забрать денежки у клепперовской вдовы, теперь я ее «крышую».

В 2003 году, некоторое время спустя после смерти Кора, Вим предложил мне перекусить в заведении Сала Мейера на улице Скелдестраат. Там он познакомил меня с Сандрой. Ей нужен был новый бухгалтер, и она собиралась нанять того, который обслуживал в том числе и меня. Мне было поручено сходить к нему вместе с ней, за компанию. В 2004 году Вим познакомил меня с ее детьми. В связи с наследством отца у них возникли проблемы с налоговиками и Департаментом юстиции. Из этого наследства они и копейки не увидели.

Сандра была классической жертвой вимовского умения заговаривать зубы. Вим сказал ей, что ее мужа Клеппера убил серьезный бандит югославского происхождения Сретен «Ёца» Ёчич, а он готов постоять за нее, защитить жизни детей и ее собственную, и постараться уладить конфликт. С его слов, уладить конфликт было возможно, только заплатив кучу денег. Но деньги Сандру не интересовали — она была готова отдать все ради спасения жизни детей.

Оказавшаяся беззащитной и тяжело переживавшая гибель мужа женщина стала добычей человека, заявившего, что самоотверженно рискнет своей жизнью и защитит ее и детей от этого ужасно опасного югослава.

Виму представился сказочный случай. Он позаботился и о Сандре, и о ее деньгах. Ее деньги стали его деньгами, а сама она превратилась в его собственность.

Сразу после убийства мужа Сандра считала, что его заказал Вим. Такую же версию выдвигали средства массовой информации. Но Вим ежедневно капал ей на мозги, а в ее окружении не было людей, способных предложить иной взгляд. И Сандра стала относиться к своему рыцарю с благоговейным трепетом. Она и представить не могла, что приводит в семью не светлого рыцаря, а троянского коня. И Вим занял место ее мужа.

Когда за разные вымогательства Виму дали шесть лет, шесть лет получила и она. Это был домашний арест, которому Вим подвергал своих женщин на время своей отсидки. Ее распорядок дня, контакты и любые занятия жестко контролировались им из тюрьмы. Заниматься она могла только Вимом, а контактировать — лишь с немногочисленным очерченным им кругом лиц. В основном этот круг состоял из нас. Нам было приказано навещать Сандру, чтобы она могла иногда побыть среди людей. Он понимал, что мы не осмелимся раскрыть ей глаза на правду. Мы были ее дуэньями.

Через некоторое время я перестала воспринимать ее как часть системы «клепперы-миреметы». Сандра была простоватой, но очень милой женщиной. У нее были очаровательные и хорошо воспитанные дети. Соня уже давно сказала мне — «Она же не виновата в том, что творили Клеппер и Миремет». И сестра была права. Сандра точно так же не виновата в этом, как и мы в том, что творил Вим.

Ситуация была совершенно немыслимая. Наш Ричи, в которого стреляли по совместному указанию Клеппера, Миремета и Холледера, ходил на дни рождения к детям Клеппера, которого, по его же собственным словам, убил Вим.

Меня буквально тошнило от этих праздников. Четверо невинных ребятишек, потерявших отцов. И Вим, который не только остался цел и невредим, но и повелевал обеими семьями.

В доме Сандры не было ни одной фотографии Сэма. Вим бы этого не потерпел. Единственное имевшееся фото было упрятано в кладовку. Как будто человека и не существовало никогда. Мне было любопытно, как она отреагирует, если сказать ей об этом прямо. Но она вообще никогда не давала волю чувствам и в этом случае тоже повела себя совершенно индифферентно. Но я тогда не знала, что она никогда не отзывается негативно о Виме в моем присутствии, считая меня засланным казачком.

Во время отсидки Вима у Сандры начались проблемы с налоговыми органами. Она получила налоговые претензии в связи с многомиллионными инвестициями, которые Сэм делал вместе с Эндстра. Эти средства Эндстра должен был вернуть Сандре, но их забрал Вим. Ей не досталось ничего, кроме задолженности по налогам. Когда она рассказала об этом своему светлому рыцарю во время свидания, ее постигло горькое разочарование. Вим ясно дал понять, что не располагает временем для решения ее проблем.

В то же время он не мог позволить, чтобы какая-то женщина отзывалась о нем «неправильно». Поэтому помогать Сандре отрядили меня. Я получила приказ быть с ней рядом, не спускать глаз, сопровождать на всех встречах с бухгалтером и проследить, чтобы его имя не упоминалось.

Образ светлого рыцаря померк. Разумеется, Сандра понимала, насколько он может быть жесток, но он всегда давал этому логичные объяснения. Она искренне верила, что Вим никогда не поступит жестоко с ней.

Я решила, что будет лучше, если Сандра поймет, наконец, в каком положении оказалась, поэтому сказала ей, что помогаю только для того, чтобы Вим не попал в эту историю.

— Ты что, считаешь, я осмелилась бы сказать о нем хоть слово? — возмутилась она.

Я была удивлена. В первый раз она упомянула Вима в негативном смысле.

После своего освобождения в январе 2012 года Вим жил в загородном доме, который я арендовала для него. На Сандру ему было наплевать. Денег у нее почти не было, а на оставшиеся претендовала налоговая служба. Он стал проводить больше времени с Майке. Там у него была перспектива.

Вим почти не уделял времени Сандре. Он был в основном занят новой подружкой из Утрехта по имени Мэнди и прочими своими женщинами. Главной причиной, по которой он сохранял Сандру, был ее собственный дом на юге Амстердама. Это было удобно — там были сосредоточены его основные связи. Иначе пришлось бы постоянно мотаться между домом в Хейзене и Амстердамом.

В марте 2012 года Сандра спросила, есть ли у меня знакомые по имени Мэнди. Наверное, я не обязана была говорить правду. Нам следовала поддерживать в гареме Вима покой и порядок, а не провоцировать бунт. Но за эти годы Сандра заслужила не только мою симпатию, но и уважение.

Домашний арест, которому подверг ее Вим, на самом деле означал относительную свободу по сравнению с минувшими годами. После смерти Сэма она жила практически в изоляции под полным контролем Вима. Когда он попал в тюрьму, степень его влияния уменьшилась, и Сандре стало понятно, до чего она дошла. Ее деньги стали его деньгами. А поскольку у нее не осталось ничего, рассчитывать на Вима впредь не стоило. Надо было искать работу. Но как и где?

Всю сознательную жизнь Сандра была подружкой гангстеров, и зарабатывать деньги ей было не нужно — их можно было только тратить, причем в огромных количествах. Втайне от всех она пошла на курсы маникюра. Перед их окончанием она сообщила об этом Виму, сказав, что будет работать. Он рассвирепел, но Сандра привела его в чувство, настояв, что ей нужен постоянный заработок. У него-то законных источников дохода нет, как же он сможет обеспечивать ее?

Вим, который отнюдь не горел желанием ее обеспечивать, согласился с этим аргументом. Но при этом он потребовал, чтобы она была на связи круглосуточно. А если он услышит в телефонной трубке звуки, непохожие на обстановку маникюрного кабинета, или она не будет отвечать на звонки, или будет встречаться с другими мужчинами, ее жизнь превратится в ад. Но Сандра твердо стояла на своем.

Оскорбленную и отставленную Сандру было жалко. Для нее было бы намного лучше жить своей жизнью, но с Вимом так не получалось. Женщине невозможно отделаться от него до тех пор, пока он сам не решит от нее отделаться.

Я решила рассказать ей о Мэнди, но при условии, что она не скажет Виму и не даст ему понять, что ей все известно. Ни при каких обстоятельствах — ни в пылу ссоры, ни при примирении. Сандра поклялась детьми, что не скажет, и я рискнула открыть ей правду. Очень немногие обманутые женщины умеют молчать, но Сандра сдержала свое обещание. И это укрепило наше взаимное доверие.

Много позже Сандра попросила меня подтвердить ляпнутое в припадке гнева Вимом — что убийство Сэма заказал он.

— Ты что-то знаешь об этом? — спросила она дрожащим от волнения голосом.

Вопрос был задан прямо, и я поняла, что не могу больше молчать. Но я не собиралась говорить на эту тему в помещении и не обыскав ее на предмет жучков. Я полагала, что Сандре можно верить, но ведь она могла быть в сговоре с Вимом или по минутной слабости захотеть сделать ему любезность.

— Сначала сними свитер и лифчик, — сказала я и обыскала ее на предмет аппаратуры. Похлопала по брюкам, но там ничего не было. — Ладно, пойдем прогуляемся, — сказала я и вывела ее на улицу.

— Ну и? — спросила Сандра.

Я встала перед ней и утвердительно кивнула. Этого было достаточно.

* * *

Мне позвонила Сандра. Вим взбесился по поводу ее младшего сына Митри и выбежал из дома в такой ярости, что даже оставил свои ключи. Голос у нее был встревоженный.

— Мы договорись встретиться с твоим братом в «Кафе де Омвал». Сможешь подъехать?

— Он и мне позвонил, я уже еду. Ты подъезжай чуть позже, сначала я с ним переговорю.

За несколько месяцев до этого Вим уже уходил от Сандры, и тоже из-за Митри.

— Слушай, Асси, у меня с Сандрой проблемы, так что я пока от нее ушел. Все из-за этого гребаного мальчишки. Весь дом яичницей провонял, а я это терпи? Стоит мне только появиться, как он уже торчит в гостиной со своей «Плейстейшн». Чертов мальчишка меня просто достал. Прямо как его папаша.

Но несмотря на весь ор о том, что он не вернется никогда, несколькими днями позже Вим как ни в чем не бывало снова лежал на диване в ее гостиной в ожидании, когда она закончит с делами и помассирует ему ноги. Избавиться от него Сандре никак не удавалось.

Вим ждал меня возле кафе, стоя около своего скутера с грозным выражением лица. Он сразу же принялся рвать и метать.

— Представляешь, что этот ушлепок творит? Он жизни моей угрожает! Только и знает, что врать, сопляк лживый.

— А что случилось?

— Сидит он в гостиной, кум королю прям. А на нем маечка с мечом. Смотрю я на него и думаю — это что-то новенькое. Ты вот знаешь, что это значит? Что он якшается с «Ангелами Ада». А это значит, что они меня вычислят, он им все сольет про меня. Понимаешь, насколько это стремно? И все через этого мальчишку гребаного. С меня точно хватит. Пусть убирается!

— Вим, ну постой. Это же ребенок. Не можешь же ты его просто на улицу вышвырнуть? Куда он пойдет-то?

— Мне без разнице, к тетке своей пусть идет. Или на улице спит. Но он должен убраться.

— Да нет, так нельзя. И потом, он не станет ничего про тебя рассказывать. Этот мальчик знает, о чем говорить нельзя.

— Слушай, да они его спросят, он сболтнет и сам не заметит как. Он уже ихний. Так что пусть валит. Крутого из себя строит.

— Ну ладно, и что дальше?

— А дальше — я сюда Сандру вызвал, она приедет, я скажу, чтоб он убирался.

— Нельзя же матери такое приказывать. Это ведь ее ребенок.

— Как по ночам шляться, так уже не маленький, а тут вдруг ни с того ни с сего — ребенок? Не ребенок он. Нет уж, пусть валит. Я никуда не уйду, еще не хватало, чтобы меня этот мелкий засранец вытурил. Ас, это прекрасный дом. Я могу целыми днями в садике сидеть. Прямо в центре всего нахожусь. Никуда не пойду. Если она его не выкинет, пусть сама живет с ним, где захочет. А этот дом я себе оставлю.

— Ну, Вим, это будет не так-то просто сделать. Как ты арендуешь-то его? Это нереально.

— То есть он победит? А вот и нет. Сама знаешь, что я сделаю.

* * *

К нам подошла Сандра, и Вим сразу принялся орать на нее. Он не давал ей слова вставить, она была буквально задавлена его словесной агрессией. Три раза она пыталась уйти, но Вим окриком заставлял ее вернуться.

— Тише, Вим, поаккуратнее, вон легавые едут, ты что, хочешь, чтобы они остановились? — прошипела я.

— По фиг, пусть останавливаются. С меня хватит, Асси. Я что, на улице должен оказаться из-за этого паршивого сопляка? Ладно, хорош. Подойдет и его очередь. Шлепну его, так же точно, как и его папашу.

Я оцепенело посмотрела на Сандру. Она развернулась и пошла, не реагируя на окрики.

Сандра стояла на своем, но ей было безумно страшно.

— Я не могу понять, что он затевает, сейчас-то он не со мной. Когда я его каждый день видела, то могла хотя бы по настроению понять, что он замышляет. Он наверняка что-то сделает с Митри, а потом явится со слезами на глазах рассказывать, как он печалится, и спрашивать, надо ли чем помочь. Точно знаю!

— Я прослежу за ним вместо тебя. Он ведь, если соберется что-то делать с Митри, наверняка мне скажет, а я сразу же тебе. — Я пыталась ее хоть как-то успокоить.

Что касается Вима, то я всеми силами старалась внушить ему, что к Сандре лучше не возвращаться. Возобновить отношения уже не получится.

— А знаешь что, Ас? Мы уже не сойдемся. Сандра очень изменилась с тех пор, как я съехал. Все эти годы во главе угла была моя безопасность. Для этого все делалось, а теперь она позволяет этому сопляку якшаться с «Ангелами Ада» за моей спиной? С моими врагами? Ну что это такое, Ас? Раньше она мыслила как блатная, но с тех пор, как работает, разучилась. Думаю, фиг с ним, с ее домом. Найду себе другую сучку, у которой можно в садике отдыхать.

Вим легко смирился с фактом, что больше не будет жить у Сандры, но не забыл, что «ему сделал» Митри. Он свое получит.

— Вим, ты не можешь шлепнуть ребенка Сандры. Не можешь. Женщина чего только для тебя не делала все эти годы. Ты просто не можешь такое сделать.

— Ладно, воздержусь, только из-за Сандры. Но я это так не оставлю, нет. Он меня слишком сильно обидел. Поэтому свое все равно получит. Только не сейчас, а то Сандра подумает на меня. Потом как-нибудь. Нарвется случайно в городе не на тех ребят, и отметелят его до полусмерти.

Я сказала Сандре, что она была права. Вим от своего не отказался, но пока не будет трогать Митри, поскольку это выглядело бы слишком подозрительно. Ее это потрясло.

— Он убил моего мужа, забрал все мои деньги, а теперь ребенку угрожает. Как же блестяще у него получилось втереться ко мне в доверие, и сколько горя он принес!

— Ты не одна такая. За ним тянется длинный след несчастий. И мы думаем, он должен поплатиться за содеянное.

— Я тоже так думаю, — кивнула Сандра.

— И мы постараемся этому помочь, — сказала я.

— В каком смысле?

Я колебалась, говорить или нет, но в конечном итоге рискнула:

— Я дам на него показания.

— Долго не проживешь, — мгновенно отреагировала Сандра.

— Наверное.

— А его «крыс» ты не боишься?

— Боюсь, еще как, но люди, с которыми я разговариваю, производят впечатление порядочных. Я этим давно занимаюсь, и пока утечек не было, так что… — И я очень осторожно задала ей вопрос: — А как ты насчет такого?

— Ты хочешь спросить, не желаю ли я тоже записаться в самоубийцы?

— Типа того, — улыбнулась я.

— Ну а почему нет? Всегда хотела погибнуть молодой и красивой, — горько усмехнулась Сандра.

Она была девчонка своеобразная, но с сильным характером. Когда решала что-то сделать, то делала.

Вечером мы прогуливались с ней и Соней вдоль Босбаана. Увидев нашу дружно шагающую троицу, некий мужчина заулыбался и, поравнявшись с нами, сказал со смехом:

— Три мушкетера!

Мы испуганно посмотрели друг на друга.

— Что это было? Легавый? Нас что, прослушивают? — запаниковала я.

— Да ну, это невозможно, — сказала Соня.

— А он прав, — рассмеялась Сандра и совершила выпад воображаемой шпагой с возгласом: — Один за всех, все за одного!

— Один за всех, все за одного! — подхватили мы с Соней.

Давно мы так не смеялись. Циничный юмор Сандры пришелся нам как нельзя кстати.

 

Вим хочет поселиться у мамы (2014)

К Сандре Вим не вернулся, и ему нужно было где-то жить.

— Звони Соне, пусть заглянет к тебе. Она мне опять нужна. Буду ночевать у нее, так что она еще и стирать мне сможет. Ей крупно повезло. Какое-то время я ее не потревожу. Давай звони.

Ночевать у Сони? Но это невозможно. Я даже представить не могла, чтобы он был в непосредственной близости от Ричи. Мне пришлось сообщать этому мальчику о смерти его отца, а теперь Вим собирается завалиться к ним? Этому не бывать.

Для Сони это было столь же непереносимо. Она боялась, что сдерживать Вима и Ричи будет невозможно. Ричи был как две капли воды похож на Кора, и это, похоже, заставляло Вима постоянно унижать его. Но Ричи походил на своего папу и в том, что всегда давал сдачи.

Как-то раз Вим оскорбил его отца, обозвав Ричи «Ничейным сыном» во время просмотра одноименного фильма. Взбешенный Ричи велел Виму отправляться спать и молиться о том, чтобы проснуться следующим утром целым и невредимым. Вим воспринял сказанное очень серьезно и поинтересовался, не угрожает ли он ему. Соне было велено приструнить Ричи, иначе до совершеннолетия он не доживет.

— Сейчас, только телефон из машины возьму, — ответила я Виму.

Незаметно для него я отправила Соне эсэмэску с просьбой не подходить, когда я позвоню. Я умудрилась сделать это в его присутствии.

— Не берет трубку. Съезжу, выясню, где она. Когда найду, дам тебе знать.

— Ладно.

Я позвонила Соне из машины, сказала, что нужно встретиться.

— Он хочет жить у тебя! Давай сейчас к маме, может быть, она скажет, что он поживет у нее.

Если у Вима будет какая-то альтернатива, может быть, он не станет поднимать шум.

Мама была, разумеется, не рада тому, что ей придется жить с Вимом. Присутствие Вима грозило полным развалом ее круга общения. Но при этом она была категорически против того, чтобы он находился под одной крышей с Ричи. Она тоже боялась, что их взаимная неприязнь пойдет по нарастающей.

Она согласилась, и Вим, к счастью, тоже. Он мог ночевать у нее, если был пьян и не мог сесть за руль. В остальных случаях он отправлялся к одной из многочисленных подружек, как минимум две из которых обитали в Амстердаме. Соня должна была заниматься его стиркой, поскольку он очень беспокоился о своей одежде. С ней нужно было обращаться бережно, а Соня это умела.

Оказалось, что это была одна из моих самых неудачных идей. Среди дня Вим мог появиться у мамы в любое удобное для себя время — зайти в туалет или принять душ. И бедная старушка была вынуждена постоянно убирать за ним. Напившись, он ночевал у нее — вламывался среди ночи и шумел до самого утра. У его кровати должна была стоять бутылка колы, которую обязательно опрокидывала кошка, так что маме приходилось подниматься ночью и драить пол. Вим мог явиться к ней в дом справить нужду, когда она уже легла спать, или принять душ ни свет ни заря поутру.

Права на собственную жизнь мама лишилась — Вим приходил и уходил, когда хотел. В ответ на просьбу хотя бы слегка приспособиться к ее режиму она получила приказ заканчивать с нытьем. Должно же у него быть какое-то месту, где он может в кои-то веки проспаться после пьянки, зайти в сортир или помыться, что, разве не так? Ты меня что, гонишь? Что это за мать такая, сына за дверь выставляет?

У него была отличная квартира в Хейзене, подружка в Йордаане, девица на западе Амстердама, другие подружки, у которых можно было провести время или переночевать, немецкая подружка, с которой они останавливались в отеле. Но всего этого было недостаточно. Ему обязательно надо было попользоваться и маминым домом.

Мама, которой было почти 80, заболела и уже не поправилась. Ей не хватало покоя. А Вим издевался над ней, говоря, что раз она в маразме, то он сдаст ее в приют, чтобы остаться жить в этом доме в свое удовольствие.

Соседи судачили о ее сыне: какой он милый, какой общительный! Но мама не могла больше делать вид, что все в порядке. Она не могла делать вид, что ее сын так мил, зная, что это совсем не так.

Она сохла буквально на глазах. Я убеждена, что его арест в декабре 2014 года спас ей жизнь.

 

Томас (1980)

Томас ван дер Бийл был Кору больше, чем друг. Он был как брат, и поэтому стал членом семьи. Он всегда находился рядом, присутствовал на всех важных семейных событиях — с того момента, как дал Кору и Виму свою машину сбежать после похищения Хайнекена, и до похорон Кора, где он был в числе несущих гроб.

Томас был рядом с Кором в течение всей его преступной карьеры и помогал в его делах в обычной жизни. Они вместе с одним из родственников Кора раскопали спрятанную в Париже часть выкупа за Хайнекена и обменяли меченые купюры, чтобы деньги можно было использовать. Он вел дела в Ахтердаме и присматривал за клубами в амстердамском квартале красных фонарей.

Томасу можно было полностью доверять, он был нем как могила.

В последние пару лет перед смертью Кора их дружба переживала трудные времена. Кор всегда много пил, а после рождения Бо, двух покушений и предательства Вима превратился в настоящего алкоголика. Его прежде легкий характер стал приобретать отталкивающие черты.

Старые друзья, такие как Том, знали Кора с тех времен, когда у него не было ни гроша за душой. Новые друзья знали только Кора, который всегда расплачивался за совместные пьянки и раздавал деньги налево и направо. Он мог просто дать денег, а можно было и заработать на нем.

Кор стал синонимом слова «деньги», и некоторых это привлекало. А самого Кора это устраивало, поскольку «платные» приятели не бросят тебя, когда ты в стельку пьян и омерзителен.

Все это превратило Кора в невыносимого человека. Он мог предложить «друзьям» целовать его ботинки за тысячу гульденов, и они выстраивались в очередь.

Томас не переносил подобного, но Кор не собирался исправляться. Он хотел, но не мог, и терпение Томаса лопнуло. Их четвертьвековая дружба сменилась взаимным охлаждением.

На протяжении двадцати лет Томас был рядом не только с Кором, но и с Соней. Когда Кора и Вима арестовали, Соня осталась без копейки денег. Когда она наскребала гроши на поездки в парижскую тюрьму Санте, Томас приходил на помощь. У нее почти не было денег на бензин, и Томас переливал ей содержимое бака рядом стоящей машины. Он давал объявление о сдаче в аренду дома, собирал с желающих авансы и растворялся в воздухе. Деньги шли на оплату Сониных поездок в Париж.

Именно Томас неизменно отвозил Соню туда, где Кор назначал ей встречи. Он помогал ей со всеми домашними делами, которые обычно выполняет мужчина. Мужчины в Сонином доме практически не бывало, поскольку Кор или сидел, или скрывался. Но в этом смысле и от его присутствия было мало толку — он не умел и лампочку вкрутить. Так что всем этим занимался Томас. Он всегда был готов помочь.

Когда Кор и Вим вышли на свободу, Томас попросил меня заняться счетами его клинингового и столярного бизнесов. Томас был труженик, но терпеть не мог возиться с бумажками.

— Ты хорошо пишешь и считаешь. Можешь с этим разобраться? Я буду тебе платить.

Я получила дополнительный источник заработка, а также источник веселья, которое охватывало меня каждый раз, когда Томас привозил мне полную машину «бумажного бардака», распиханного по пластиковым мешкам. Через некоторое время выписывать инвойсы мне надоело, и я хотела бросить это дело, но чувствовала себя очень неудобно в связи с необходимостью вернуть «бумажный бардак» обратно в руки Томаса.

Он отреагировал на это в своей обычной дружелюбной манере.

— Не переживай. Больше времени на учебу останется.

Вим Томасу не нравился. И вовсе не потому, как всегда говорил Вим, что Кор с шестнадцати лет гулял с сестрой Томаса Аннеке, а потом бросил ее ради Сони. На самом деле Кор изменял Аннеке с Соней, а Соне с Аннеке до тех пор, пока Соня не покончила с этим, забеременев.

Но это были всего лишь проказы молодости. Потом Соня и Аннеке вместе наблюдали за своими детишками на детской площадке. Аннеке пекла блины для Фрэнсис и своей дочери Мелани, когда они приходили к ней домой поиграть во время перерыва в школьных занятиях. Повзрослев, все участники событий поддерживали друг с другом нормальные отношения, и Вим не нравился Томасу вовсе не поэтому.

Вим не нравился Томасу как человек.

В свою очередь, и Виму Томас никогда не нравился. Почему? Может быть, потому что Томас как-то отвозил тогдашнюю подружку Вима Беппи из Амстердама на свидание к нему в отель в Бовэ во Франции? Беппи провела в машине с Томасом несколько часов, и Вим впоследствии заявил, что его дочь Эви на самом деле дочь Томаса. Возможно, конечно, но я подозреваю, что он не любил Томаса, поскольку вообще не любил людей.

Томас был искренним другом Кора. Он был очень независим, самостоятелен, у него был свой бизнес и свой жизненный путь. Кор, который пил, гулял и позволял другим жить за свой счет, его не интересовал. Ему была интересна настоящая дружба, и лучшего друга Кор не мог бы и пожелать. Даже после убийства Кора Томас остался его другом и выступил против тех, кого считал виновниками его смерти.

Вечный молчун Томас заговорил. А Вим затыкал рот всем, кто разговаривает с полицейскими. Томаса убили 20 апреля 2006 года. В этот момент Вим был в тюрьме, но он организовал убийство еще до посадки.

В 2014 году в ходе так называемого «процесса о Пассаже» в убийстве Томаса был признан виновным Фред Рос.

 

Фред Рос (2014)

Мне позвонила Мишель и спросила, есть ли у нас время побеседовать с Бетти. Она хотела бы принять нас завтра, но у меня есть планы, а кроме того, я не хочу мчаться по первому их свистку. Я делала так уже много раз, полностью перекраивая свой рабочий график, и это ничего нам не дало.

— Нет, в пятницу у меня не получится. Возможно, в какой-то из дней на следующей неделе.

— А если в понедельник? Нам действительно очень нужно встретиться с вами.

Я удивлена — с чего бы вдруг такая срочность? Полтора года прошло, и до сих пор никакой спешки я за ними не замечала.

— Ладно, в понедельник нормально, — сказала я, и мы договорились на понедельник, 15 сентября.

Пятница, 12 сентября

Утром пятницы 12 сентября я прочитала в Интернете, что на процессе Пассажа появился новый свидетель обвинения: Фред Рос. Он дал показания в том числе и об убийстве Томаса ван дер Бийла. В качестве непосредственного заказчика он указал на Дино Сорела, но добавил, что за убийством стоял Виллем Холледер.

Теперь мне понятно, почему нас хочет видеть Бетти и чем вызвана такая срочность. Эта история — одна из главных новостей дня, но от Вима ничего не слышно.

Он позвонил мне только во второй половине дня и назначил встречу в «Перекрестке» в Винкевене. Я решила, что он уже знает о показаниях Роса. Села в машину и поехала с ним встречаться. Диктофон был спрятан у меня под одеждой — я хотела записать, что он скажет об этом.

О Росе мы с ним уже говорили. Это было 17 октября 2003 года, когда мы вместе просматривали книгу Хендрика Яна Кортеринка о Коре на предмет компромата на Вима.

В: В этой книге фиговой, он, это… ну… он же меня ни разу не обвиняет.

А: Нет, не обвиняет.

В: И в последней части тоже не станет. Я поручил Ферри с ним созвониться. Кортеринк говорит, книга еще не закончена. Я говорю, пусть шлет мне, что есть. Он говорит… (шепчет, неразборчиво)… Так что не думаю, что в последнем куске что-то будет.

А: Ты раньше читал, что Рос ездил на мотоцикле?

В: Да. Во всех этих книжках, так ведь? Суд, все такое.

А: Я и представления не имела.

В: А я имел. (шепчет, затем нарочито громко) Это не так. Понимаешь, Ас? (шепчет)

А: Ну да, конечно, это плохо.

В: (жестом показывает — что тебя зря обвиняют) Но вот так оно и есть.

А: И это тоже плохо.

В: Почему?

А: Ладно, но его же за это не осудили, так?

Памятуя об этом, я предположила, что на встрече можно будет записать очень полезные вещи. Увидев Вима, я поняла, что он в прекрасном расположении духа, и спросила:

А: Ты уже в курсе?

В: В курсе чего?

А: Что Рос дал показания.

В: Твою мать. Что за херня! Черт, это очень плохо. Я этого парня даже и не знаю.

Его слова о том, что он не знаком с Росом, означают, что с этим я пролетела. В то же время понятно, что новость его не обрадовала. Он интересуется, откуда я это взяла.

А: Это и в Интернете, и вообще везде.

В: И что говорят?

А: Что он свидетель обвинения и дал показания против тебя. Он свидетельствовал против Сореля, Акчуна. Рассказал о заказных убийствах — Кора, Немича и этого, как его… Томаса.

В: Кор, Немич, Томас.

А: Да.

В: А что он про меня говорит? Я ведь с ним не пересекался ни разу.

Он захотел узнать, что пишут в Интернете, но мой сотовый выключен, как я всегда делаю на встречах с ним. Он разрешил его включить, и я прочитала ему с экрана.

А: «Кроме того, он дал показания об убийствах, не относящихся к делу „Пассаж“, и упомянул Виллема Холледера. По его утверждениям, Холледер замешан в убийстве своего бывшего подельника Кора ван Хаута в 2003 году. Холледера связывали как минимум с тремя заказными убийствами, но он всегда избегал предъявления обвинений».

В: Значит, он про Кора? Они собираются это на меня повесить?

А: Судя по всему. Я выключаю телефон?

В: Ни разу с ним не пересекался.

А: Ну и хорошо.

В: В тюрьме я сказал, что не хочу, чтобы он был в соседней камере…

Когда Вим отбывал срок за вымогательство у Эндстра в роттердамской тюрьме, Фреда Роса поместили в соседнюю камеру. Рос находился под следствием по делу «Пассаж», тому же самому, в рамках которого он затем стал свидетелем обвинения. Вим сразу же потребовал перевода в другую тюрьму.

В: Когда он заехал в соседнюю камеру, я сразу сказал — я с этим человеком никогда не разговаривал, а уж сейчас и подавно не собираюсь.

Вим очень хороший стратег. С самого начала он избегал Роса, понимая, какую опасность тот для него представляет. Он сразу же заподозрил в нем информатора Департамента юстиции. Он любой ценой стремился избежать разговоров с Росом и с момента появления того в соседней камере просто перестал выходить из своей.

В: Завтра в три встречаюсь со Стином. Он получил кое-что из этих показаний.

Теперь Виму стало ясно, зачем Стин просил заехать к нему, и он разозлился, что Стин не сказал об этом сразу же. Стин просто упомянул, что получил пачку показаний, но ничего не говорил, что это показания Роса. Откладывать это было никак нельзя! Надо было срочно встречаться с ним. И мы кинулись к машине.

Мы поехали, хотя дозвониться Стину, чтобы предупредить об этом, не смогли. Время было уже позднее, и очень возможно, он уже уехал из офиса.

Так и оказалось.

Позвонили его коллеге, Крисье Зуур, — может быть, она знает, где он или номер, по которому с ним можно связаться. Она ничем не могла помочь. Виму пришлось подождать, а в подобных случаях он начинал сильно нервничать.

Чтобы слегка разрядить напряжение, мы стали прочесывать Интернет в поисках дополнительной информации. Он захотел узнать побольше о том, что сказал Рос, но мы не нашли ничего, кроме самых общих описаний.

Поехали в сторону моего дома и в итоге оказались в Беатрикс-парке. Вим опасался ареста. Наш разговор вертелся вокруг убийства Кора. Все эти годы было множество домыслов начет того, кто вел мотоцикл.

Я сказала, что, насколько помню, Вим говорил, что это был не Рос. Вим подтвердил это. Я пыталась приободрить его. Если Рос не был тем мотоциклистом, то как он может давать свидетельские показания об убийстве? Его же там не было? И как тогда он может инкриминировать это Виму?

Вим продолжал упирать на то, что никогда не говорил с ним.

В: Говорю как-то им, хочу разговаривать с начальником тюрьмы. Мы с ним встретились, и я сказал: вы сюда Фреда Роса поселили, так я с ним никогда не разговаривал и впредь не собираюсь.

А: Тогда у тебя все нормально. Мало ли что о тебе другие могут придумать.

Он верил мне как юристу, но беспокойство по поводу возможного ареста не оставляло его.

Суббота, 13 сентября

История с Росом стала для Вима чрезвычайной ситуацией, так что на следующий день он объявился снова.

— Увидимся все там же.

Он попросил меня присутствовать на его встрече со Стином Франкеном. Судя по всему, Стин получил первое представление о содержании показаний Роса. На встрече в его офисе Стин проявил меньше оптимизма, чем я, и, по понятным причинам, был весьма осторожен в своих оценках.

Ему требовалось время, чтобы внимательно перечитать показания.

Воскресенье, 14 сентября

На следующий день мы — Стин, Крисье, Вим и я — встретились в больнице где-то в окрестностях Хой. Там можно говорить, не опасаясь прослушки.

Мы прогуливались. Вим разговаривал со Стином, я — с Крисье.

— Ему опять везет, вся эта история с Росом на самом деле ни о чем, — сказала я.

Внимательно изучивший показания Стин считал так же, но Вим пребывал в напряжении. Он попросил одну из девушек забронировать ему отель, чтобы он мог спокойно выспаться. Я посоветовала ему не рисковать, но сказала при этом, что ареста ждать не стоит. Если бы у них были более серьезные основания, они бы уже сделали это. Тянуть не стали бы.

Понедельник, 15 сентября

Мы встретились в ресторане «Гуммбар».

А: Невероятно, но это тебе только в плюс.

В: Да.

А: Разве не так?

В: Бог уберег.

А: Бог ли, черт ли, кто его знает, но все равно поразительно, да?

Теперь Вим был убежден, что выйдет сухим из воды и что показания Роса только помогут этому. Он перестал паниковать, и теперь история с Росом — «ровно то, что мне нужно». У меня создалось четкое ощущение, что он заключил сделку с дьяволом.

В тот же день мы встретились с Бетти. Она спросила, известно ли нам, что Рос свидетельствует против Вима. Разумеется, известно.

— Но этого недостаточно. Вим никогда с ним не говорил, так что ничего не получится.

Я пересказала Бетти содержание своих разговоров с Вимом в минувший уик-энд, в том числе и причину, по которой Рос превратился в свидетеля обвинения: ему перестали платить. Она была ошарашена, но взяла себя в руки.

— Я хотела спросить, не вернулись ли вы на сторону Вима?

— Нет, все по-прежнему, мы не за него. Мы вам понадобимся, если соберетесь его привлечь, — ответила я.

— Я по-прежнему думаю, что это слишком опасно, — сказала Бетти озабоченно.

— Тем не менее мы готовы.

— Рада это слышать, — произнесла она, и на этом разговор закончился.

 

Первая встреча Сандры с ОУР (2014)

Сандра не могла прийти на допрос, пока Вим на свободе. Он круглосуточно проверял, где она, и сразу бы заметил, если бы она отлучилась на пару часов. Это вызвало бы подозрения. Хотя он уже и не жил с ней, но по-прежнему жестко контролировал. Тем не менее Сандра решила рискнуть. На случай, если бы Вим спросил, где она была, у нее оказалась заготовлена правдоподобная история.

Мы договорились встретиться в 10 утра в ресторане на Босбане. Оттуда мы должны поехать знакомить Сандру с Бетти и ее сотрудниками. Мы с Соней ждали Сандру за столиком на веранде. Она появилась, и ее волнение ощущалось буквально физически.

— Ну что, все-таки поедешь? — спросила я.

— Да, поеду.

Представив Сандру нашим знакомым, мы с Соней уехали. А через пару часов вновь ждали ее в ресторане.

Вернувшись к ресторану на Босбане, Сандра подошла к своему скутеру и застряла около него.

— Что она там делает? — спросила я Соню.

— В каком смысле?

— Что она там зависла, кофе стынет. Ты уверена, что на ней нет аппаратуры?

— Ас, ты рехнулась или как? Она только что от легавых! Ты о чем вообще?

— Так-то оно так, но от Носяры можно чего угодно ждать. Вдруг он решил поиграть с нами? И заслал ее. Я не настолько ей доверяю.

— Да нет, ей можно верить. Это из-за него мы такие накрученные, никому не доверяем.

Сандра подошла к нам, и я сразу спросила ее:

— Ты что там делала?

— Нужно было хоть немного одной побыть, денек сегодня уж больно тяжелый.

— Ладно. Честно тебе скажу, Сан, когда я вижу такие вещи, то сразу думаю — а что это она там делает, а можно ли ей доверять? Надеюсь, ты не обижаешься?

— Нет, я очень хорошо тебя понимаю. У меня же по отношению к вам ровно та же история. Приходилось подозревать всех подряд, он же людей лбами сталкивает.

— И мне тоже. Считай, что у меня паранойя, но я до смерти боюсь — вдруг ты все-таки за него.

— Прямо мои мысли читаешь. Ты не представляешь, что я чувствовала сегодня утром, когда сюда ехала. Я так боялась — а вдруг здесь он окажется? Вдруг вы с ним в сговоре и приедете все вместе? Думала, если это случится, я тут же со страха и помру.

— Кошмар, да? Что он сделал с нашей верой в людей, — вздохнула я.

— Да ладно, это наша жизнь. Какая уж есть, — сказала всегда прозаичная Сандра.

 

Завещание (2014)

Прошло два месяца с тех пор, как нас спросили, по-прежнему ли мы готовы свидетельствовать против Вима в суде. После этого никто из Департамента юстиции с нами не связывался. А Вим разгуливал на свободе и, как всегда, чувствовал себя совершенно неуязвимым. У Роса на него ничего не было, и то, что он до сих пор не арестован, лишний раз подтверждает это.

Я старалась придумать для них какие-то другие причины для ареста, возможно, по совершенно другим эпизодам. А как только Вим оказался бы в тюрьме, мы смогли бы выступить со своими показаниями.

Я точно знала, что Вим собирался получить деньги от продажи наркотиков, и хотела сообщить об этом Департаменту юстиции. Своему человеку я не дозвонилась, поэтому отправила его коллеге сообщение, что хочу попить с ним кофейку.

Очевидно, там решили, что это я так развлекаюсь, потому что в ответ мне сообщили, что у них очень много работы. Я чуть не озверела и написала, что они, видимо, спятили. Последовал обмен еще несколькими раздраженными посланиями, и в конце концов они согласились встретиться со мной через пару дней.

Я рассказала, как обстоят дела, и объяснила, что они могут арестовать Вима за торговлю наркотиками, раз не собираются делать этого в связи с заказными убийствами. Мне ответили, что все происходит из-за общей несогласованности в действиях. Все это и так меня бесило, но затем я вообще чуть не упала в обморок. В ответ на мой вопрос, собираются ли они использовать наши показания, мне сказали, что я могу смотреть на них как на свое завещание.

То есть?

— Два месяца назад вы спрашивали, можно ли воспользоваться моими показаниями, а теперь вы предлагаете мне считать их завещанием? То есть вы не будете его арестовывать?

Ответить на это они не смогли. Я была просто ошеломлена. Эти люди полностью выводили меня из себя.

 

Покушение в Амстелвене (2014)

Соня только что ушла от меня, и я прилегла на диван вздремнуть, как вдруг раздался телефонный звонок. Звонила моя секретарша — она рыдала и была явно не в себе.

— Я думала, это вы, — сквозь слезы прокричала она. — Мне позвонила сестра и спросила, смотрю ли я телевизор. В новостях сказали, что сестру Холледера убили. Вы не представляете, что я почувствовала, ведь я сразу решила, что это вас убили. Телевизор чертов!

И далее в том же духе.

Еще до ухода Сони мне звонила Фрэнсис. Она сказала, что в Амстелвене убита женщина, и спрашивала, где Соня. Но сестра была у меня, так что речь шла не о ней. И не о Фрэнсис, и не обо мне, и не о Мильюшке, которой я сразу позвонила. Так что я уже знала, что все целы и невредимы.

Каждый раз, услышав полицейские сирены, увидев в воздухе санитарные вертолеты или узнав из новостей про очередное убийство, мы удостоверяемся, что это не кто-то из наших.

Мы привыкли делать это еще со времен первого покушения на Кора. Но если раньше мы думали, что это может случиться с кем-то из наших мужчин, то сейчас понимаем, что та уже участь может ждать и кого-то из нас, женщин. Особенно после того, что произошло у Вима с Хиллегерсом.

Люди действительно перепугались, и я получила множество сообщений и звонков с вопросом, все ли со мной в порядке. Ощущение было странное — в какой-то момент мне показалось, что я заглянула в будущее. Как будто я своими глазами увидела новость о своей или Сониной смерти. Я убедилась, что моя смерть опечалила бы очень многих.

Для нас с Соней это была совершенно дурацкая ситуация, причем в период, когда мы вполне допускали такую возможность. Мы прекрасно отдавали себе отчет, что, если всплывут наши показания на Вима, нас может постичь именно такая участь.

А потом позвонил и он.

— Ха-ха-ха. Журналюги решили, что это Соня, да? А чего, вполне могло быть и так, — веселился он.

— Тебе смешно? — спросила я.

— Ну так ведь смешно же, правда? Могло и с ней случиться.

Законченный идиот. Псих ненормальный. Какую же наглость нужно иметь, чтобы вот так, в открытую об этом говорить, да еще и по телефону.

Не помню, о чем еще шел разговор, настолько я была зла. Зато помню, что он и Соне позвонил с вопросом, не труп ли она.

Не перестаю удивляться, сколько в этом человеке злобы.

9 декабря 2014 года

Следующим утром Вим был у моих дверей ни свет ни заря.

— Звони Соне, пусть приедет.

Я позвонила и спросила, не хочет ли она попить кофейку.

Вим решил прибавить обороты своему вымогательству, и это было кстати. Мы ждали Соню у меня дома.

С: Доброе утро. Удобно устроились тут, в такую-то рань.

В: Потом пойдем тебе бронежилет покупать.

С: Ой, да ну тебя. Правда, что ли?

В: Точняк.

С: Дурак ты какой-то, не можешь без своих шуточек.

В: Ну а сама-то как думаешь?

С: О чем?

В: Думаешь, с тобой так не случится, что ли? Вон этот псих, Беллаард, вообще со стволом не расстается. А чего, не задастся у него день, плохое настроение будет, что бы ему тебя не замочить? Вон таможенника-то он шлепнул. Ну дурачок он, что с него взять, да? Для тебя с твоим дружком Питером все легко и просто. А на самом деле ты в очень большой опасности. И вот поэтому я должен тебе броник купить.

Это был его обычный трюк: нет, я был только посредником между Миреметом и Эндстра; а Эндстра я только хотел защитить. Или: я только хотел предупредить Кора насчет Клеппера и Миремета. Они дурное задумали, вот я и хотел Кору помочь.

На этот раз он придумал Майера с Беллаардом. Он не знал, что с ними мы уже все решили на встрече в кафе «т’Калфье». Им тоже захотелось денег за фильм, и они пытались получить их с нас. Мы открытым текстом сказали, что ничего, кроме долгов Кора, у нас нет, и эти долги они должны бы принять на себя как соучастники похищения Хайнекена.

Это говорилось настолько громко и открыто, что на нас смотрел весь ресторан, и желание продолжать у этих ребят мгновенно пропало.

Все это меня действительно достало. Тянуть деньги из беззащитной женщины и ее детей, прикрываясь при этом горячей дружбой с Кором? Какой же ты друг, если поступаешь так с его женой и детьми? Прими на себя долг Кора из тех времен, когда вы вместе зарабатывали, как настоящий друг или просто как мужчина.

С: Встречусь-ка я, пожалуй, с этим парнем.

В: С кем?

С: С Беллаардом.

В: И что сделаешь? Ты у нас крутая, что ли?

С: Нет, я не крутая.

В: А похоже, крутая. Думаешь, и он тоже с этим согласится?

С: Да нет, не крутая я. Ну а ему-то зачем мне вредить?

В: Потому что ты загребла бабло за фильм, Бокс. И потому что они чувствуют, что их кинули, и на фильм им тоже насрать. Мы раз сто на эту тему говорили. А ты можешь и дальше тут жесткач включать, типа «Пойду-ка я встречусь с ним…»

С: Я не включаю жесткач!

В: Если ты пошла по-жесткому, то ты за это и отвечаешь, и что может дальше случиться, тоже твои проблемы. Потому что я не стану за тебя вписываться, если по-жесткому пойдешь.

С: Я не иду по-жесткому!

В: Классно быть крутой, только вчера за тобой крутизны не наблюдалось почему-то.

С: Но я…

В: А если завтра они к тебе явятся и башку размозжат, тогда что? Придется мне разбираться. За тебя и Питера твоего. А такое может случиться, говорю тебе. Потом, ты чего, действительно думаешь… Знаешь, эти меня боятся… Или ты думаешь, что это два дебила, ни на что не способных? Правда, Сонь, они и в полицейских стреляли, и все такое. Таможенника шлепнули. Думаешь, они дураки? Что будут делать, как ты им скажешь, потому что ты типа…

Вот так он и делает свои дела. Я радовалась, что у нас есть эти записи: по ним можно составить точное представление о его методах и понять, почему Департамент юстиции никак не может его уличить.

Он говорит только о других людях, чтобы иметь впоследствии возможность оправдываться, что всего лишь предостерегал. Нет, он не вымогатель и не убийца. Он всегда лишь предупреждает об опасностях, исходящих от кого-то еще — людей, которые даже не догадываются, что их используют для отговорки.

С: Делать, что я скажу?

В: Типа, ты им говоришь — отвалите, я — Соня Холледер.

С: Ничего подобного. Я так не говорю.

В: Нет? А что же ты тогда скажешь?

С: Что скажу?

В: Да, как ты вообще себе все представляешь? Ведь если тебя шлепнут, мне придется что-то делать. С какого хрена я должен себе жизнь ломать из-за тебя с твоим Питером? За что мне такое счастье? Под статью попаду. Сяду, потому что вы с Питером так решили. Заставили меня подписать чего-то, сам не знаю чего. Правда, не знаю. Да и хрен бы с ним… Но не строй из себя крутую, типа «Пойду-ка я с ним поговорю», трепло ты.

С: Нет, я в смысле…

В: Не надо, потому что ничего ты не можешь.

С: Да нет, я…

В: Потому что ты не представляешь, что устроила. Просто все пока затихарились. А так всякое может случиться. Так что давай-давай, строй из себя крутую и дальше…

С: Я из себя крутую не строю. Но и не думаю, что они собираются мне вредить.

В: Знаешь, дружки они коровские или нет, без разницы. Ты устроила всем один сплошной гимор. Все понимают, что их кинули, и наезжают на меня — из-за тебя и дружка твоего Питера с вашим фильмом. Все ждали, когда его снимут, надеялись денежку получить. А ты теперь барыней ходишь…

С: Да не хожу я барыней…

Разговор продолжался на улице, и теперь Вим выговаривал Соне уже прилюдно. Она упомянула человека, который навлек на себя его гнев, одного из приятелей Черного Лена. По его словам, он этого человека уже приговорил.

С: Да он тебя действительно любит.

В: Знаешь, Сонь, из ста человек, которые говорят, что меня любят, реально-то ко мне относятся хорошо, может, только человека три.

А: Ну три — явный перебор.

В: Ладно, пусть один. И этот один тоже просто боится по-честному сказать, что меня не любит.

Самокритично, скажем прямо, и абсолютная правда. Самого себя Вим знал отлично. Он знал, когда стоит надавить, а когда ослабить давление, когда натянуть повод, а когда отпустить. Он никогда не срывался на людей просто так, он делал это только для достижения своих целей. Ведь уже потом, когда мы ушли от безжалостно обруганной Сони, в ответ на мое замечание о юридическом статусе прав на экранизацию он сказал:

— Ас, дело не в юридическом аспекте, с этим все совершенно нормально. Главное, люди понимают, что их поимели.

Он просто вымогал деньги, а печальный случай с убийством женщины в Амстелвене использовал для устрашения своей жертвы — Сони.

 

Арест Вима на основе показаний Роса (2014)

Мы с Соней ходили по торговому центру в Амстелвене, когда зазвонил мой телефон.

— Вим арестован на основе показаний Роса, — сказал голос в трубке.

Это новость подействовала столь оглушительно, что я не помню, ни кто именно мне позвонил, ни что еще было сказано. Я услышала только одно — «Вим арестован».

Наконец-то!

С момента моей последней встречи 27 ноября 2014 года новостей от Департамента юстиции не было, и я вновь утратила надежду, что его когда-нибудь арестуют.

Хорошо, а что дальше?

Будут ли они использовать наши показания, а самое главное, знает ли он уже, что мы свидетельствовали против него?

Мы очень нервничали и беспокоились, когда я позвонила Мишель с предложением встретиться 17 декабря, чтобы обсудить возможность использования наших показаний.

Нам пора принимать решение. Будем мы выступать со свидетельскими показаниями публично или нет? Если мы решимся на это, то возврата к прошлому уже не будет.

Теперь, когда все приобрело реальные очертания, я засомневалась. Могу ли я так поступить с ним, ведь перспективы выйти на свободу у него не будет. Он состарится и умрет в заключении. В одиночестве, без родных и друзей.

И я решила посоветоваться со своим психотерапевтом.

— Ты с ума сошла, — воскликнула она. — Зачем тебе это? Ты же окончательно испортишь себе жизнь! Погубишь все, ради чего ты так упорно трудилась. Не стоит этого делать, ты не сможешь с этим жить.

Эта последняя фраза запала мне в душу — не знаю, смогу ли я жить в мире с собой, если отправлю Вима сидеть пожизненно. В последний момент я отменила встречу. Я в сомнениях. Почти два года я ждала этого — и вот теперь не уверена.

Вечером я рассказала лучшему другу, очевидцу двух десятков лет моей жизни, о своем разговоре с психотерапевтом и о том, что в результате отменила встречу.

— Эта женщина не в теме, — отозвался он. — Она просто не понимает, в каком страдании ты прожила столько лет. Ей легко рассуждать. Я не говорю, надо или не надо, это тебе решать. Но я знаю, как ты живешь, я все это видел своими глазами и должен сказать, что твоя жизнь — полное дерьмо. Хуже уже некуда. А если почувствуешь вину за того, что ты сделаешь, просто переслушай свои записи. Тебе сразу станет понятно, почему ты так поступаешь.