– И все-таки я не понимаю, почему мы уезжаем, – повторила, наверное, в двадцатый раз Лиззи, пакуя вещи. – Уж если вы решили вернуться в Кезик, то почему бы виконту не отвезти вас туда?

Не обращая на ее протесты ни малейшего внимания, Флоренс распахнула гардероб. По приказу герцогини почти все старые платья девушки были уничтожены, а значит, у нее почти не осталось одежды. С тяжким вздохом она достала самый простенький из новых нарядов, а еще несколько бросила на постель. В случае крайней нужды можно будет продать платья, хотя Флоренс с трудом мирилась с этой мыслью – по правде сказать, она считала эти вещи собственностью Ипатии.

Лиззи, недовольно бурча себе что-то под нос, начала складывать наряд из бледно-желтого муслина. Юбки были пышными, и свернуть платье в небольшой рулон оказалось задачей нелегкой. Флоренс предупредила служанку, что взять придется только то, что они смогут унести в руках, а значит, о вместительных дорожных сундуках не может быть и речи.

– И дался вам этот Кезик! Что вам там делать, мисс?

– Я наймусь к какой-нибудь пожилой леди в качестве компаньонки и пристрою тебя, – ответила Флоренс с уверенностью, которой не чувствовала.

– Ха! Да у этих старых перечниц в Кезике не больше денег, чем у вас!

– Значит, наймусь ко всем сразу. Придется собрать целую коллекцию старых перечниц.

Не ожидавшая подобной шутки, Лиззи прыснула, но быстро посерьезнела.

– Но ведь это глупо – то, как вы расстались с мистером Фредди. Что бы там с ним ни выяснилось, я уверена, ничего страшного. С ним-то вы точно устроились бы получше, чем в захудалом Кезике! И вот еще что! – Лиззи уставилась на хозяйку неподвижным взглядом. – Мне не нравится, что мы собираемся временно остановиться у этой тетки, подруги герцогини. Я слышала, как слуги обсуждали ее. Говорят, она совсем выжила из ума.

– Она вовсе не выжила из ума, – терпеливо сказала Флоренс. – Просто на ее долю выпало много горя, впрочем, как и на нашу с тобой.

– Но...

Флоренс не выдержала. Разочарования дня, боль, терзавшая сердце, горечь от необходимости покидать дом, который уже казался своим, – все вылилось в раздражение и гнев. Еле сдерживая себя, девушка процедила:

– Ты можешь остаться, если хочешь. Уверена, наш добросердечный граф найдет для тебя местечко, тем более что на кухне явная нехватка прислуги.

Кровь бросилась Флоренс в лицо, когда она увидела обиду в глазах Лиз.

– Вот черт! – спохватилась девушка. – Я не хотела, чтобы это прозвучало грубо. Эдвард может найти для тебя занятие получше, чем мытье грязной посуды. Если ты попросишь, он пристроит тебя горничной к герцогине или к одной из ее приятельниц.

– Но я вовсе не хочу быть ничьей горничной – только вашей!

– Видишь ли, – мягко сказала Флоренс, – ситуация сильно изменилась. Теперь мне не нужна горничная, ведь я больше не леди.

– Неправда, мисс! Какая разница, кем вы уродились. В душе вы всегда были леди!

Не в силах слушать это, Флоренс просто распахнула объятия заплаканной служанке. Бедная Лиззи! Она так восторгалась этим домом! Газ и водопровод! Флоренс и сама не поняла, когда приняла решение оставить-таки служанку в Грейстоу. Нужно просто поговорить с Эдвардом и убедить его помочь Лиз. Наверняка он согласится, подумала девушка, сама не понимая, откуда у нее взялась такая уверенность.

– А может, вам стоило бы выйти за графа вместо его брата? – наивно поинтересовалась Лиззи.

«О Боже, – подумала Флоренс с ужасом, – спаси и сохрани от подобной участи!»

Дверь в дом Кэтрин открыло небесное создание в шелковом платье лавандового цвета. Белокурые волосы были убраны в безупречную прическу. И поза, и жесты были настолько очаровательны и грациозны, что у Флоренс сам собой приоткрылся рот. Что ж, племянница Кэтрин оказалась еще прекраснее, чем на фото.

– Вот это да! – изогнулись красивые губы. – Кажется, передо мной та самая Флоренс Фэрли!

Флоренс, которую и до этого бил озноб, подобное приветствие заставило отшатнуться.

– Прошу прощения, – пробормотала она, пятясь назад. – Кажется, я не вовремя.

Имоджин рассмеялась и потянула Флоренс за руку.

– Чушь! Тетушка ни за что не простит мне, если я отпущу вас без чая! Я вижу, с вами приключилась беда! Простите мою глупую болтовню, на самом деле я рада оказать вам помощь. Проходите!

Продолжая щебетать, Имоджин втащила Флоренс в переднюю. Девушка едва передвигала ноги, с трудом соображая, как реагировать на подобный прием. Впрочем, сопротивляться не хотелось. Лиз встревоженно последовала за хозяйкой.

Кэтрин появилась в гостиной, услышав болтовню племянницы. Завидев Флоренс, она бросилась ей навстречу.

– Бедняжка моя! – провозгласила она горестно. – Я опасалась, что рано или поздно это случится. Ни один мужчина рода Грейстоу не заслуживает любви!

– Не может быть, чтобы Фредди бросил тебя! – пропела Имоджин, делая акцент на имени виконта. На секунду Флоренс взглянула на нее, обеспокоенная странным тоном, но лицо Имоджин выражало только беспредельное сочувствие. Похоже, женщину терзало жестокое любопытство, перемешанное с тревогой, а вовсе не странная радость, которая поначалу послышалась девушке.

Флоренс молчала. Кэтрин и Имоджин, приподнявшие тонкие высокие брови, буравили ее сочувственными взглядами. Даже сейчас девушка не могла заставить себя сказать хоть одно злое слово о семье, с которой почти породнилась.

– Нет, – подвела итог Имоджин, словно прочитав что-то в лице Флоренс. – Фредди Бербрук не мог бросить и обидеть тебя. Возможно, старший брат виной всему?

– Хватит терзать несчастную девочку! – оборвала ее Кэтрин. – Довольно с нее расспросов. Ты правильно поступила, что приехала к нам. Здесь ты в безопасности. – Затем повернулась к Лиззи: – Служанка может разместиться на чердаке вместе с Бертой, думаю, там вполне хватит места.

Флоренс предпочла бы разделить с Лиз свою комнату, но не могла злоупотребить гостеприимством Кэтрин.

– Вы так добры, – пробормотала она сквозь слезы, застилавшие глаза.

Кэтрин, качая головой, отвела Флоренс на второй этаж, показав ей спальню для гостей. Не зная, как выразить свою благодарность, девушка молчала. Быстро раздевшись, она улеглась в постель.

– Отдыхай. – Кэтрин потрепала ее щеку прохладной сухой рукой. – Сон – лучшее лекарство для разбитого сердца.

И хотя время было далеко не позднее, Флоренс чувствовала себя усталой и разбитой. Берта, высокая служанка с печальным лицом, принесла огромный белый плед, укрыла девушку и подоткнула его со всех сторон. Прежде чем заговорить, она украдкой обернулась, чтобы убедиться, что хозяйки поблизости нет.

– Утро вечера мудренее, – сказала она хрипло и торопливо, боясь, что ее услышит Кэтрин. – Но мужчины не столь уж и плохи, как... думают о них некоторые.

Флоренс улыбнулась, тронутая поддержкой. Если бы утро и правда могло принести облегчение! Едва Берта вышла, она свернулась клубочком в гнезде из одеял и пледа. Что ж, по крайней мере теперь она в безопасности. Это не так уж и мало для женщины в ее положении.

Впервые за долгие годы Эдвард желал напиться до беспамятства. Библиотека, вполне годившаяся для этого занятия, была безмолвна. Тысячи книг, теснившихся на полках и хранивших в себе мудрость поколений, смотрели на него (как казалось Эдварду) осуждающе.

Забыться не удавалось. Выпив одним махом шестой стакан виски, граф покачал головой. Во рту было горько, а на душе по-прежнему гадко, да и сознание было таким же ясным, как в тот момент, когда Эдвард только откупорил бутылку.

Он сказал Флоренс, что их волшебная ночь была для него всего лишь средством утоления похоти!

Мерзавец и негодяй – вот он кто!

Снова пошел дождь, заколотив в окно быстрыми струйками. Звук был до того назойливым, что Эдвард застонал. Ему казалось, что это звук гвоздей, заколачиваемых в крышку его гроба. Проклятие!

Наполнив очередной бокал виски, граф уставился в окно. Как только Флоренс ушла, он понял, что совершил ошибку. Чудовищную, непоправимую ошибку, возможно, самую ужасную в своей жизни. Он думал, что так будет проще – заставить Флоренс ненавидеть и презирать его. Но когда она повернулась и пошла прочь, сердце сжало страшное предчувствие. Он растоптал что-то важное, что-то очень хрупкое, как редкий цветок, и отныне не заслуживает любви своих близких!

Как ему хотелось побежать за ней! Эдварду в какой-то момент даже стало казаться, что он встает и следует за Флоренс, чтобы все объяснить и получить прощение. Он бросался за ней много раз и каждый раз снова обнаруживал себя сидящим на софе с зажатым в руке мятым черным галстуком.

Он так и не пошел за ней. Он не мог бросить в беде родного брата и лишить его шанса реабилитироваться в глазах света. После свадьбы даже самые злые языки должны будут прекратить пересуды и оставить Фредди в покое.

Отец Всевышний, подумал Эдвард с отчаянием, вспоминая разговор с Флоренс. С какой болью смотрела она на него! Она спросила его о кольце, а он не мог думать ни о чем другом, кроме того, как тускло поблескивает рубин на фоне ее светлой кожи. Если бы на самом деле он мог подарить ей кольцо отца в знак любви! Если бы он мог позволить себе роскошь распоряжаться своей судьбой!

Пальцы с силой сдавили подлокотники кресла. Эдвард стиснул зубы. Возможно, его цель вполне оправдывает средства, но он должен поговорить с Флоренс. Нельзя, чтобы она возненавидела его!

Вскочив с кресла, он двинулся прочь из библиотеки. Сначала придется переодеться в свежий костюм и почистить зубы. Он должен выглядеть соответствующим образом, когда будет говорить с Флоренс.

В комнате его ждал Льюис. Вид у него был растерянный.

– В чем дело? – спросил Эдвард, расстегивая манжеты. Льюис вытянулся по струнке.

– Ваш брат уехал, ваша светлость. С ним Найджел Уэст.

– Что значит «уехал»? – Эдвард оставил в покое воротничок.

– Он решил разобраться с проблемами на мельнице.

– Но я планировал сам заняться этим! А Фредди и Флоренс должны были... – Он замолчал, напряженно размышляя. – Говоришь, Найджел с ним?

– Да, сэр. Ваш брат оставил вам письмо. Просил меня передать его лично в руки. – Лицо Льюиса стало тревожнее прежнего, но Эдвард не обратил на это внимания.

Если Найджел сопровождает Фреда, ничего страшного не случится. Граф знал о принципиальности управляющего. Еще в юности тот подавал большие надежды в приходской школе, поэтому и был отправлен старым графом в Оксфорд. Этот достойный человек (несмотря на его незнатное происхождение) – лучшая компания для непутевого Фреда. С ним он вряд ли станет причиной очередного скандала.

Сломав печать, Эдвард погрузился в чтение.

– Боже правый! – воскликнул он с ужасом, дойдя до середины.

– Сэр? – взволнованно спросил Льюис.

Эдвард жестом остановил его и рухнул на край кровати. Не веря своим глазам граф снова перечитал письмо:

«Дорогой Эдвард!

Похоже, твоя настойчивость в осуществлении дурацкого плана со свадьбой может всех завести довольно далеко. Мне кажется, ты готов силой толкнуть нас с Флоренс друг к другу в объятия.

Я и Найджел решили сами взять на себя заботы по урегулированию кризиса на мельнице, а поэтому отправляемся в Манчестер. За последние недели мы стали близкими друзьями – и, как заметила наблюдательная Флоренс, более чем близкими...»

– Флоренс! – хрипло воскликнул граф и зажал рот рукой. Что мог Фредди наговорить ей? И как давно у него роман с Найджелом? – Господи, слепец, какой слепец!

Выругавшись, Эдвард продолжил чтение: «В любом случае только время покажет, что за судьба ждет твоего младшего брата.

И заклинаю тебя, будь поласковее с Флоренс. Я знаю, что ты неравнодушен к ней, а она к тебе. Возможно, наше счастье строится на том, чтобы вовремя использовать шансы, которые нам дарит судьба. Не упусти свой шанс».

– Наше счастье! – хмыкнул Эдвард. – Да он не в себе! Он быстро поднялся, скомкав записку.

Ну и черт с ним, черт с ним! Неужели он думает, что его и Найджела – эту сладкую парочку – никто не заметит? Что это не вызовет пересудов? Или Фреду все равно, что будет с его жизнью? А как же он?

– Я столько сделал для тебя, стольким пожертвовал, чтобы спасти тебя! – простонал граф.

Ну и пусть катится! Туда ему и дорога.

Виски подогревало гнев Эдварда.

– Дьявол и вся преисподняя! – Тяжелый кулак с размаху впечатался в стену.

– Сэр! – воскликнул Льюис, бросаясь забинтовать окровавленную руку графа.

– Где Флоренс? – спросил Эдвард, едва скрывая нетерпение. Увидеть ее вдруг стало столь же необходимо, как дышать. Хоть что-то должно быть спасено в этот проклятый день!

– Мисс Фэрли? – удивился Льюис. – Не знаю, сэр. Полагаю, она у себя.

Но Флоренс не было в комнате. Она уехала, захватив часть гардероба. Шкаф, принадлежавший ее горничной, тоже был пуст. Эдвард стоял как соляной столб, не в силах сдвинуться с места, и молча озирался: несколько шпилек брошены на трюмо, летние ботинки валяются у самой двери, маленькая розовая перчатка забыта на кровати. Сердце колотилось в самом горле.

Она уехала. Слишком оскорбленная для того, чтобы проститься. Пока он заливал алкоголем собственную глупость, она осторожно выскользнула за дверь.

Он оттолкнул ее. Оттолкнул их обоих.

Неожиданно голова его запрокинулась назад, и из горла вырвался хриплый, какой-то клокочущий звук, а затем снова и снова.

Впервые в жизни гордый граф Грейстоу плакал. Уже на другое утро дождь перешел в монотонное накрапывание. Воздух был настолько сырым, что мелкие капли, казалось, не падали с неба на землю, а просто висели в воздухе.

Эдварду пришлось приложить немалые усилия, чтобы узнать, куда скрылась Флоренс, но его поиски увенчались успехом. Узнав, кто дал девушке кров, граф пришел в отчаяние. Она была так близко, но при этом была столь же недоступна, как если бы ее забрал к себе сам дьявол.

Кэтрин Эксетер, женщина, давно утратившая искру жизни и превратившаяся в жалкое, озлобленное создание. Надо как можно скорее вырвать Флоренс из этого плена! Старая ведьма вдоволь потешит себя, почерпнув в рассказе девушки новый заряд ненависти.

Облачившись в костюм для верховой езды, Эдвард направил Самсона к дому Кэтрин Эксетер. То ли ему показалось, то ли так было на самом деле, но жеребцу явно не нравилось это место: он начал трясти головой и недовольно ржать. Перекинув вожжи через забор, Эдвард кивнул Самсону:

– Умная лошадь, – и погладил крепкую шею. Приближаясь к входной двери, граф успел подумать, что Самсону невероятно повезло: ему не нужно переступать порог этого дома и общаться с его выжившей из ума хозяйкой.

Кэтрин открыла сама. Она не стала притворяться, что не узнала непрошеного гостя, хотя со времени инцидента с маленьким Фредди они не обменялись ни единым словом. Глядя в тусклые глазки в сеточке морщин, Эдвард ощущал смутное чувство брезгливости. Только желание увидеть Флоренс могло заставить его прийти сюда.

Воплощение его неприязни стояло на пороге, явно не имея желания пригласить его внутрь.

– Слишком рано для визитов, – с явной иронией произнесла женщина.

– Вам хорошо известно, зачем я здесь.

– Вообще-то, – тонко улыбаясь, проговорила Кэтрин, – если бы на пороге стоял ваш брат, я бы сочла это уместным. Но вы... хотя я совсем забыла! Племянница предполагает, что у ваших отношений с Флоренс был довольно фривольный характер. Ай-ай-ай, как некрасиво с вашей стороны, граф Грейстоу!

Эдвард так сильно стиснул челюсти, что потемнело в глазах. Усилием воли он заставил себя сказать:

– Мне нужно поговорить с ней!

– Конечно, вам нужно. Вот только едва ли Флоренс нужен этот разговор. Она не желает вас видеть. Пусть это будет вам уроком: нельзя относиться к женщине, словно к игрушке.

– Я не относился к ней... черт! – Быстрое движение на лестнице привлекло его внимание. Флоренс, в старом цветастом платье, спускалась со второго этажа. Наряд был ужасно несовременным, со слишком широкими рукавами, ткань вылиняла и поблекла, но Эдварду показалось, что перед ним предстало неземное создание, одетое в великолепные шелка.

Флоренс робко спустилась по ступеням и приблизилась к Кэтрин, спиной загораживавшей от Эдварда вход.

– Все в порядке, Кэтрин. – Голос звучал твердо и вполне уверенно. – Я поговорю с ним.

– Но, дорогая моя...

– Лучше пройти через это, не откладывая на потом. – Флоренс чуть сжала костлявое плечо пожилой женщины, и та отступила.

– Как пожелаешь. Я буду поблизости, если что.

Теперь Флоренс заняла место у двери. Графу было крайне неловко топтаться на пороге, но выбора не оставалось. Впрочем, он и сам не очень-то хотел войти в дом, внушавший ему брезгливое отвращение своей напыщенной добропорядочностью. Только бы уговорить Флоренс вернуться домой! Несколько долгих мгновений граф смотрел на стоявшую перед ним девушку, любуясь ее изящной фигуркой, длинными пальцами, нежным очертанием щеки.

– Ты даже не знаешь, что за гадкую нору выбрала в качестве убежища, – тихо произнес Эдвард.

Ресницы Флоренс дрогнули.

– Ты не имеешь права порицать Кэтрин! А я не имею желания это выслушивать. Говори, зачем ты пришел, и покончим с этим.

Эдвард попытался проглотить ком, застрявший в горле.

– Я хочу, чтобы ты вернулась в мой дом.

– Об этом не может быть и речи. Да и зачем тебе это? Все еще жаждешь устроить наш с Фредом брак?

Граф молчал. Ему казалось таким странным не уметь облечь в слова все то, что лежало на сердце, и собственная беспомощность изводила его. Он почти уже готов был произнести то, что думал, но снова вспомнил о брате и его погибшей репутации. Даже теперь он не чувствовал себя вправе любить Флоренс.

– Ты не должна ненавидеть меня, – сказал он, зная как пусты и бессмысленны эти слова.

– Я и не ненавижу. Мне просто жаль тебя. Почему-то в ее голосе не было жалости – так же как в глазах Кэтрин Эксетер, ревностной католички, не было доброты и искреннего сочувствия.

– Я беспокоюсь о тебе. Знаю, что тебе нелегко в это поверить, но...

– Ради всего святого! – прервала его Флоренс. – Если так ты поступаешь с теми, о ком беспокоишься, то какова же участь несчастных, которых ты ненавидишь?! Знаешь, что ты сделал, Эдвард? Ты взял мою невинность и извалял ее в грязи.

– Это не так... – понизил голос граф, опасаясь любопытных ушей. – Кроме того, ты все еще невинна.

– Ах да, как я могла сказать такую глупость! – горько бросила девушка. – Конечно, я еще девственница. Ведь ты не мог подсунуть в постель своего брата падшую женщину. Как благородно, граф!

Кровь ударила ему в голову при этом упреке. Флоренс заметила его замешательство.

– Нам нечего обсуждать, – почти плюнула девушка ему в лицо. – Я только молю Господа о том, чтобы наши пути никогда больше не пересеклись!

И прежде чем он успел ответить, дверь захлопнулась у него перед носом. Если бы это сделала хозяйка дома, Эдвард просто разнес бы дверь в щепки. Но Флоренс... ее слова до сих пор висели в воздухе, и сам граф поник, словно от пощечины.

Она ненавидит его! Ненавидит так же сильно, как Кэтрин Эксетер ненавидит его покойного отца.

Нужно взять себя в руки! Он должен как следует все обдумать! Эдвард дважды споткнулся, пересекая дворик, но даже не заметил этого. Самсон, терпеливо ожидавший его за оградой, фыркнул, уткнув морду ему в подмышку.

Медленно, словно во сне, Эдвард обернулся. Поначалу он подумал, что ему просто мерещится, что его разгоряченное сознание играет с ним в странную игру. Но чем больше он вглядывался, тем больше понимал, что увиденное не плод воображения. У окна первого этажа стояла Имоджин Харгрив. Губы ее безмятежно улыбались, но глаза выражали триумф, и никакая улыбка не могла этого скрыть.

Господи, нужно срочно спасать Флоренс. Она в еще большей опасности, чем он предполагал!

Флоренс переложила кольцо Эдварда в кармашек юбки, и теперь бессознательно крутила его, перебирая в памяти подробности визита графа. Кэтрин вязала чулок (в помощь бедным, как пояснила она), ее племянница что-то рассказывала, но Флоренс думала о своем, порой кивая Имоджин. По словам леди Харгрив, выходило, что половина мужского населения Лондона валялась у ее ног, а вторая половина вожделела ее, не решаясь выказать свой восторг впрямую. Впрочем, Флоренс вполне верила этим рассказам – да и как было не верить в то, что такая элегантная и красивая женщина с кошачьей грацией может погубить множество сердец.

«Я беспокоюсь о тебе». Так он сказал. «Ты не должна ненавидеть меня».

Почему Эдвард произнес эти слова? Зачем ему эта странная игра? Неужели ему доставляет удовольствие дергать ее за ниточки, словно марионетку, причиняя боль?

«Я беспокоюсь о тебе».

Даже теперь ей хотелось верить. Хотелось до умопомрачения! Ты должна быть осторожнее, напомнила себе Флоренс и тяжело вздохнула.

Кэтрин, привлеченная этим звуком, подняла глаза. В сером чепчике и черном платье, она сидела в глубоком продавленном кресле и вязала чулок. Весь ее вид напоминал Флоренс пожилых леди из Кезика, которых она всегда находила милыми, но ужасно скучными. А еще более того Кэтрин походила на старую высохшую паучиху, заботливо плетущую паутину. Флоренс даже поежилась от сравнения.

– Ты уверена, что не хочешь мне помочь? Это очень благородное занятие для молодой леди. – Кэтрин ткнула пальцем в вязанье. – И это здорово отвлечет тебя!

Флоренс вынула наконец руку из кармана, оставив в покое кольцо, и оправила юбку.

– Боюсь, я наделаю массу ошибок. Сегодня я ужасно рассеянна.

– Как пожелаешь, дорогая, – кивнула Кэтрин и снова защелкала спицами. – Может, я смогу отвлечь тебя от грустных мыслей иначе, чем вязанием? В былые времена благотворительность доставляла куда больше удовольствия. Когда папа еще был жив, мы устраивали бесплатные обеды для бедных, и там порой подавали такие блюда, каких теперь даже на моем столе не увидишь. Мой отец был достаточно богат, чтобы позволить себе это – ну, не столь богат, как эти Грей-стоу, и не столь знатного происхождения, конечно! Но так устроен мир – Бог дал, Бог и взял. Вот только порой задумаешься, почему он так много дал этим Грейстоу, и даже моему отцу, хотя они ничем не заслужили подобной милости – тогда как мы, женщины, легко можем быть растоптаны и брошены просто потому, что наша роль считается второстепенной? Тех, кому удается хорошо выйти замуж, называют счастливыми. Но что это за счастье? Бог создал женщин сильнее духом, чем мужчин, но при этом щедро отвалил на их долю испытаний. Посуди сама: там, где мужчина, словно тяжеловесный дуб, сломается под ураганным ветром невзгод, женщина – эта тонкая ива – лишь пригнется к земле с тем, чтобы позднее выпрямиться как ни в чем не бывало. Женщины сильнее мужчин, дорогая. И вот что я думаю: уж лучше иметь недостаточно шикарную крышу над головой, но свою, чем жить на средства мужчины, рискуя каждый день положением и душевным спокойствием.

– В самом деле, – кивнула Имоджин, барабаня пальцами по подлокотнику зеленой софы. – Мужчин надо либо держать на коротком поводке, либо избегать. Те из них, что не поддаются дрессировке, могут причинить невероятные страдания.

Флоренс уже не впервые выслушивала подобные сентенции, и поэтому отвечать не было нужды. Она просто кивнула. Рассеянно отвернувшись к окну, она уставилась сквозь пыльное стекло на улицу. С тех пор как она торопливо покинула особняк, ее не оставляло ощущение, что она – пленник, таскающий за собой толстую цепь с тяжелым ядром. Неизбывная тоска владела ею, и общество Кэтрин и ее племянницы не облегчало положения. Все мечты рухнули в один миг, все надежды пошли прахом. Унылая жизнь миссис Эксетер казалась призраком ее будущего, тяжелого, безнадежного, в то время как она, Флоренс, видела другую жизнь, яркую, пеструю, полную впечатлений, и теперь ей всегда будет недоставать этого.

Девушка коснулась пальцем стекла. Серый туманный воздух висел за окном, сгущались сумерки. В комнате тоже было полутемно: Кэтрин экономила свечи и даже вязала во мраке. А теперь ей еще приходится тратить жалкие пенни на содержание Флоренс. Только бескорыстная помощь Лиз, взявшей на себя обязанности наравне с мрачной Бертой, чуть улучшала положение.

– Жаль, что Фред уехал, – посетовала девушка. – Он отвез бы меня в Кезик, я знаю.

– Не беспокойся об этом, – улыбнулась Кэтрин. – Для одинокой женщины вроде меня ты стала отличной компанией. Да и Имоджин есть с кем обсудить лондонские сплетни, не так ли?

Имоджин что-то мурлыкнула в ответ. Флоренс вздохнула. Она понимала, что едва ли племянница Кэтрин заинтересована в ней: они принадлежали к слишком разным слоям общества и были слишком непохожи. Флоренс никогда не стать такой красивой и удивительной женщиной, как Имоджин. Она неинтересная и бесхитростная, ее легко забыть, ей нечем увлечь мужчину.

Девушка снова тяжко вздохнула.

– Ну-ну, милая, – покачала головой Кэтрин, считая петли. – Крепись. Время лечит. Ты и сама не заметишь, как позабудешь те ужасные дни, что провела в семействе Бербруков.

Правда? Почему тогда ей кажется, что тяжелая цепь тянется прямо к особняку Грейстоу?