Мужчины с пятого номера по восьмой были так скучны, что, сидя напротив номера девять, я уже не могу вспомнить их имена.

– Значит, вы работаете в области управления природными ресурсами? Надеюсь, это не означает, что вы мусорщик? – Приподнимаю бровь и пристально смотрю на Бадди, расположившегося передо мной за столом. – Я уже с чем-то таким сталкивалась.

Бадди смеется. Не могу не признать: смех у него приятный, вопреки тому факту, что его, несомненно, назвали в честь золотистого ретривера, любимца семьи. Взрослый мужчина по имени Бадди? Я вас умоляю!

Он даже чем-то смахивает на золотистого ретривера – светлые, немного взлохмаченные волосы и большие карие глаза. Как раз то, что мне нравится: предпочитаю блондинов. Никогда не любила мужчин с темно-каштановыми волосами, как у Бэннинга.

Опять. Вот дерьмо!

Бадди заговорил:

– Ага, до меня дошел душок от того мусорщика, когда я входил. Мог бы на худой конец хотя бы переодеться.

Улыбаюсь, слыша собственные мысли, произнесенные вслух. Или ко мне опять вернулись телепатические способности, или у нас с Бадди похожий ход мыслей. Это неплохо.

– Ладно, расскажите мне об управлении природными ресурсами. Чем конкретно вы занимаетесь? Если это, конечно, не связано с мусором.

Он качает головой, продолжая веселиться. На вид ему примерно столько же лет, сколько мне, но вокруг глаз видны милые морщинки, какие обычно бывают от смеха. Если парень часто смеется, он мне должен понравиться – это ведь значит, что у него есть чувство юмора, правда? (К тому же приятно видеть рядом мужчину, у которого хватает ума заиметь морщины раньше меня.)

– Нет, Кирби, пора поговорить о вас. Чем вы зарабатываете на жизнь, когда не стоите у всех на виду и не блистаете красотой, заставляя простых смертных падать ниц и молить о пощаде?

Хм… Красивая фраза. Скорее всего, он уже использовал ее раньше, но мне трудно устоять перед столь откровенной лестью. Впрочем, Бог с ней, с лестью, надо ответить на вопрос на шестьдесят четыре тысячи долларов: «Чем Кирби зарабатывает на жизнь?»

Давайте подумаем. Сегодня я сообщила пяти разным мужчинам, что работаю в «Кнуте и кружеве». Реакция была разной – одни нервно хихикали (не к добру, если взрослый мужчина так делает), другие выдавали грубые шутки (тоже мало приятного) или пускали слюни, тут же начиная перечислять изделия из каталога (эти мне точно не подойдут, пусть отправляются домой, к мамочке).

В правилах ничего не говорится о том, что я должна быть абсолютно… правдивой.

Отлично. Буду бессовестно врать. Продолжу разговор, а тем временем все обдумаю.

– Мне понравилось – «падать ниц», надо же! Вы умеете говорить комплименты. И многие женщины попадаются на эту красивую фразу? Может, я учительница? Это очень серьезная профессия. О нет, все эти мальчишеские фантазии… А вдруг Бадди из тех, кто надевает короткие штанишки и просит, что бы его отшлепали? Фи!

Мой собеседник вновь улыбается, нисколько не обескураженный моим ответом:

– Мне не часто выпадает возможность произнести ее – в наши дни в ночных клубах Сиэтла можно встретить не так уж много богинь. А вы… почти богиня.

– Здорово. Вы обходительны и умеете обосновать сказанное. Люблю, когда мужчина быстро соображает.

А если сказать, что я певица? Брианна, например, очень мила. Но вдруг он попросит спеть что-нибудь? Мое пение подобно воплю посаженной в мешок беспризорной кошки. Певица точно не подойдет.

– Я заметил, что вы избегаете ответа на вопрос о работе. Может, вы тайно занимаетесь сбором мусора? Или танцуете стриптиз? Или и того хуже – работаете страховым агентом? От такого известия у меня бы, пожалуй, случился сердечный приступ. – Бадди смеется и наклоняется в мою сторону.

На языке движений и жестов это означает явную заинтересованность.

«Думай, Кирби, думай! Сердечный приступ, болезнь, благородная профессия… медсестра. Точно. Я…»

– Медсестра. Я медсестра. Не люблю признаваться в этом, потому что… ну, потому что нередко люди тут же начинают рассказывать о своих больных родственниках, наростах на теле или… э-э… о проблемах с кожей. Но я действительно медсестра.

По-видимому, это произвело на него впечатление. Эх, почему я раньше не догадалась? Тогда не пришлось бы отвечать на вопрос парня номер пять: «Как лучше – с живым мужчиной или с фаллоимитатором?»

– Здорово! Моя сестра тоже работает медсестрой, в Шведском медицинском центре. Вы ей понравитесь.

Похоже на мелодраму, правда? Пойти на свидание с парнем лишь для того, чтобы вытянуть у него хороший отзыв о собственной персоне.

– Раз вы собираетесь познакомить меня с сестрой, значит, мы оба пишем «Да» в списке против имен друг друга? – Приятно улыбаюсь, надеясь, что примерно так улыбаются медсестры.

– О да! Вы спасли сегодняшний вечер. Я уже жалел, что не остался дома, чтобы еще раз посмотреть диск с Дейлом Эрнхардтом, а тут появляетесь вы. Это самый приятный сюрприз за долгое время.

– О, и я обожаю сюрпризы! – Если бы Бадди догадывался насколько.

Но все же готова поспорить, что успею заставить его назвать меня милой до того, как он узнает правду.

– Дейл Эрнхардт – это тот самый джазовый пианист из Чикаго?

Он принимает изумленный вид, затем хохочет, но звонок таймера отсекает все возможности для объяснения. Два кандидата из девяти оказались весьма перспективными – намного лучше, чем я ожидала.

Встаю, потягиваюсь и сажусь обратно, ожидая прибытия кавалера номер десять. Каким бы невменяемым он ни оказался – это уже не важно. Потерплю десять минут и смогу спокойно вернуться в свою тихую, уютную квартирку, где съем пинту шоколадного мороженого «Годива» с трюфелями.

Номер десять явился точно по расписанию. Высокий, симпатичный, хотя и слегка неуклюжий, как какой-нибудь долговязый профессор. И у него потрясающая улыбка. Правда, лучше воздержаться от комментариев на тему оранжевой рубашки. Может, тут принято оставлять лучшее напоследок?

– Привет! Я Стив, и у вас сегодня со мной свидание. Впрочем, для вас это уже десятое свидание, что, наверное, ужасно, и вы, наверное, до смерти устали от светских бесед. Однако с точки зрения психологии и статистики – кстати, я говорил, что преподаю статистику и социальную психологию в Вашингтонском университете? – о последнем кавалере вы будете помнить дольше, чем о других. И это неплохо, если, конечно, я вам хоть немного понравлюсь, но ужасно – если нет. Хотя, что может во мне не понравиться? – Сверкает зубами в широченной улыбке и плюхается на стул. – Я говорил, что учусь на артиста разговорного жанра? Хотите что-нибудь послушать? Пришел парень в бар; ой, нет, на самом деле их было двое. Два парня вошли в бар… хотя это мог быть и ресторан, потому что по сюжету совсем не обязательно, что бы в заведении подавали пиво, но… ах да, сюжет. Позвольте, я начну сначала. Приходят два парня в… скажем, назовем это учреждением общественного питания, и попугай говорит…

Вздыхаю и откидываюсь на спинку стула, сдерживая порыв закрыть руками лицо. Ладно, два из девяти – это не так уж плохо.

Кто знал, что «свидание» с десятью мужчинами в течение двух часов окажется таким изнурительным? Быстро заполняю бланк, выбирая Райана (естественно), Бадди (несомненно) и – после непродолжительного раздумья – Стива. Может, этот парень просто склонен много болтать, когда нервничает? Все-таки он чертовски привлекателен. С другой стороны, если он всегда так разговорчив, то вряд ли у него много поклонниц. Так что на Стива легко будет произвести впечатление: он решит, что если женщина согласилась куда-нибудь с ним пойти, то это очень… мило с ее стороны. (Представьте себе громадную улыбку продавца подержанных автомобилей или какую-нибудь пошлую музычку за кадром, как во второсортном фильме категории «Б», и вы в точности поймете мое настроение.)

Закутываюсь в махровый халат и, устроившись на диване, думаю о прошедшем вечере и о том, что, к счастью, не встретила никого из знакомых. Репортер из «Сиэтл таймс» хотел щелкнуть меня с одним из тех ребят, для статьи Си-Джей. Но я зло посмотрела, давая понять: это вмешательство в частную жизнь, а я не являюсь публичной фигурой, и тот сразу отступил и направился к блондинке с пышной прической, похожей на девушку из группы поддержки, которая только рада попозировать. Вероятно, ее звали Фифи или Бинки.

А может, Маффи.

Улыбаюсь и вновь тянусь за мороженым, наслаждаясь, что можно наконец снять маску сестры Грин, спасительницы человечества и очень хорошей девушки, и снова стать вредной и сварливой.

Полагаю, многие сильно переоценивают значение добродетели и любезности. Никто не ждет от мужчины-бизнесмена, что тот будет играть роль Хорошего Парня с большой буквы. Извечный двойной стандарт: агрессивные мужчины – это требовательные начальники, сильные люди, добивающиеся своих целей, и так далее, и тому подобное.

А агрессивные женщины – стервы.

Не скажу, что мне уж очень обидно…

Очередная реклама очередного средства вроде виагры сменяется картинками самодовольных парочек, рука об руку уходящих в закат, и я нажимаю кнопку включения звука на пульте дистанционного управления. Правда, не вовремя – в результате приходится все-таки выслушать длительное нравоучение о побочных эффектах: «Не используйте данное средство совместно с лекарствами от… (бла-бла-бла). Может вызвать повышение кровяного давления, повышенную нервную возбудимость, или ваш Вилли внезапно вскочит и исполнит ирландскую джигу».

Или что-то в этом роде.

Начинается вторая часть записанной на кассету про граммы «Стань поп-звездой!», и я делаю два открытия. Первое: Джули все равно не узнает, посмотрела ли я запись полностью, так что можно переключиться на канал научной фантастики. Второе: можно было перемотать рекламу.

Тьфу!

Нацеливаю пульт на видеомагнитофон и нажимаю кнопку – не без некоторого чувства вины, Джули ведь моя лучшая подруга. Но разве нормальный человек может долго выдержать это шоу? И тут раздается звонок в дверь.

Звонок в дверь в одиннадцать тридцать вечера не предвещает ничего хорошего.

И вообще, единственный человек, когда-либо приходивший ко мне без приглашения поздно вечером, – это… вот дерьмо!

Подпрыгиваю, мчусь к двери и выглядываю в глазок, держа перед собой мороженое, точно щит. Но сама леди Годива не спасет меня, если это хитрая сволочь Дэниел.

Это он, можно не сомневаться. Да еще улыбается.

Я погибла.

Прислоняюсь лбом к двери, думая: почему бывшие любовники не могут испаряться так же быстро и безвозвратно, как делают после первого свидания те, от кого ждешь звонка? Отправить бы их всех разом куда-нибудь, скажем, в сказочную страну под названием «Со мной случилось загадочное происшествие – я сломал палец, которым обычно набираю телефонные номера, поэтому в ближайшие две недели позвонить не смогу». Это здорово облегчило бы мне жизнь. Количество надоедливых мужчин значительно уменьшилось бы.

Дверь сотрясается от ударов, и я отскакиваю назад.

– Кирби, любовь моя, открывай! Я знаю, ты дома. Видел на стоянке твой милый маленький «мерседес». Поменяла машину, красавица? – Должно быть, Дэниел пьян, потому что говорит очень громко.

Он снова стучит, потом звонит, раз семь под ряд, а я трусливо прячусь за дверью, не зная, что делать. Нельзя оставлять его там, он точно всех соседей разбудит. Раздумываю, не стоит ли вызвать полицию, но боюсь, что любые неприятности могут отразиться на моем участии в программе «Почетные братья и сестры». Снова трезвонит дверной звонок, на этот раз еще громче, если такое возможно. Черт, черт, черт! Что же делать?

– Кирби, у тебя мужчина? А он знает о том, как ты любишь, когда я сую язык тебе в…

Ставлю мороженое на стол и распахиваю дверь, пока вся округа не узнала о моих предпочтениях в отношении его языка. Я убью эту скотину.

– Входи скорей, идиот. Какого черта ты заявился в полночь? Точнее сказать – что ты вообще тут делаешь? – Хватаю его за воротник и втаскиваю в квартиру, надеясь, что мои пожилые соседи ничего не услышали.

Дэниел, спотыкаясь, входит, и каким-то образом одна его рука оказывается у меня на правом плече, а другая – на левой груди. Если бы на его месте оказался кто-то другой, можно было бы подумать, что это случайность, – ну не соображает человек спьяну.

Но только не в случае с этим мерзавцем – он начинает ласкать меня!

Отбрасываю его руки и захлопываю дверь.

– Дэниел, убери свои грязные лапы! Сколько раз нужно сказать, что у нас все кончено, чтобы до тебя наконец дошло? Неужели в тот раз, когда я пришла домой и увидела, как ты трахаешь не одну, а сразу двух обнаженных натурщиц в моей постели, и попыталась проломить мольбертом твою башку тебя не посетила догадка…

Вздрагиваю и пытаюсь отбросить воспоминание об этом прелестном событии назад, в подсознание, где оно может спокойно разлагаться вместе с остальными эмоциональными травмами. Поверьте, такое не скоро забудешь – увидеть своего парня, обвитого четырьмя длинными двадцатилетними ногами, абсолютно лишенными целлюлита и покрытыми золотистым загаром.

Я уже говорила, что он хитрая сволочь?

– О, прелесть моя! Давай не будем об этом снова. Когда ты меня наконец простишь? На самом деле все было не так, как могло показаться. – Он неуверенно приближается, а я опять отступаю.

– Ага. Ну ты и скотина! А как это могло быть? Ты упражнялся с двумя натурщицами – одновременно! – в нашей постели, пока я торчала в офисе, пытаясь заработать денег, чтобы ты мог вести свой дурацкий богемный образ жизни. – Сердито тру глаза, чувствуя, как наворачиваются слезы. – Нет, Дэниел, я просто круглая дура. Думала, ты любил меня. Какая наивность! Ну и ладно. Прекрасно. Теперь выметайся, и никогда больше не приходи сюда, или я позову полицию.

Он уже не кажется настолько пьяным.

– Кирби, любовь моя! Не нужно полиции. Успокойся, любимая, не надо плакать. – Внезапно он хватает меня за руки, резко и неожиданно, но я не боюсь, потому что он все еще улыбается – доброй, приятной улыбкой, которой обворожил меня три года назад.

– Если бы я был тебе безразличен, ты бы не плакала. Знаешь, кто старое помянет… Давай начнем все сначала! Тебе ведь ни с кем не будет так хорошо, как со мной, и ты это прекрасно знаешь. – Он склоняется ко мне и дышит в шею, напоминая, как я заводилась, когда он покусывал меня именно в это место.

Поверите, я прекрасно это помню, но теперь все изменилось.

Свобода! В первый раз я не испытываю рядом с ним возбуждения. Лишь печаль. И легкое отвращение.

Страха пока нет.

Поднимаю руки, высвобождаясь из его объятий, и поворачиваюсь спиной к двери:

– На этот раз не сработает, хитрая… э-э… то есть Дэниел. Твои чары больше не действуют. Я дважды прощала твои «невинные шалости». «Кирби, но мы же недоговаривались хранить верность!» «Кирби, мои чувства к тебе так сильны, что я боюсь этого, вот мне и пришлось трахнуться с владелицей галереи, которая по чистой случайности смогла помочь мне в карьере».

Проклятие! Я и впрямь была круглой дурой.

Качаю головой, поражаясь собственной глупости. На протяжении долгих лет изо всех сил стараться не уподобляться матери – ив итоге влюбиться в этакого мерзавца. «Мам, представляешь? Мы с тобой, оказывается, очень похожи».

Дэниел заходит сзади и хватает меня за плечи. Я ощущаю, как его пальцы впиваются в кожу, даже сквозь ткань пижамы.

– Да, я знаю, – произносит он нетерпеливо, будто возмущаясь, что я смею напоминать об этом.

Пытаюсь вырваться, но тщетно. Вот теперь я немного напугана. Он ведь на шесть дюймов выше и на восемьдесят фунтов тяжелее меня. Крупный мужчина, и это нравилось мне и даже возбуждало, когда он катал меня на своем «харлее» или нес на руках в спальню.

Теперь его сила вызывает лишь страх. Сопротивляюсь, пытаясь освободиться, но притворяюсь спокойной.

– Дэниел, тебе лучше уйти. Ты начинаешь действовать мне на нервы, а мне не хотелось бы вызывать полицию. Ты ведь понимаешь, что я могу это сделать?

Он бросает меня к стене, и я уже не просто напугана – я в ужасе. Только бы не начать задыхаться. Если он только попробует что-нибудь сделать, я так дам ему коленом по яйцам, что…

Дэниел придвигается ближе и рычит мне в лицо:

– Хорошо, я уйду! Ты всегда была хладнокровной сукой. Но не думай, что все кончено. Ты самое лучшее, что у меня когда-либо было, и я не отпущу тебя. Тебе придется с этим смириться.

В следующее мгновение он, овладев собой, отпускает меня и отступает. Маска Дэниела-обаяшки снова появляется на его лице, и я осознаю, что человек, которого, как казалось, я любила, на самом деле лишь опасный лицемер.

Хочу, чтобы он убрался. Прямо сейчас.

Снова превращаюсь в деловую Кирби, в кабинете которой на видном месте стоит книга «Как поступил бы Макиавелли?», и изображаю деланное спокойствие:

– Хорошо, мы обсудим это позже. Может, поужинаем вместе или выпьем что-нибудь? Позвони в понедельник, и мы договоримся о встрече.

«Скорее в аду откроют ледовый каток, чем мы увидимся снова, мерзавец».

Улыбаюсь и иду к двери. На этот раз Дэниел позволяет мне открыть ее. На его лице отражаются сомнение и самодовольство одновременно. Он достаточно хитер, чтобы удивиться столь быстрой капитуляции, но непомерно раздутое эго заставляет его поверить, что я вновь во власти его чар.

Это же Дэниел.

– Ладно. Сделаем по-твоему, дорогая. Ты уверена, что не хочешь, чтобы я остался и доставил тебе удовольствие? Кстати, о том фокусе с языком, про который я говорил… ты ведь не зря звала меня Королем Оргазма? – Он бросает на меня плотоядный взгляд, и мне стоит больших усилий сдержать тошноту и не разразиться истерическим хохотом.

Но все же это победа. Я сильнее. К черту мягкость и доброту! Я сильная женщина. Сейчас я просто обязана быть такой.

Улыбаюсь и даже касаюсь его руки:

– Конечно, не зря. Просто сегодня я слишком устала, чтобы представлять для тебя интерес, а в пять утра вставать на работу. Поговорим на днях.

У меня даже хватает присутствия духа подождать, пока Дэниел дойдет до конца лестничной клетки и обернется, улыбнуться вслед и лишь после этого закрыть дверь. Я захлопываю ее, поспешно задвигаю засов и бросаюсь в ванную комнату, боясь, что меня все же стошнит.

Страх, злость и облегчение неистово бурлят в животе, и я падаю на колени перед унитазом. Смываю нечто, сильно смахивающее на желудочный сок, и с трудом поднимаюсь, чтобы вымыть руки, умыться и почистить зубы. В голове одна мысль: «На помощь! Мне нужна Джули».