Какой-то безумный день.
Я поднимала по лестнице, ведущей к моей квартире, свою усталую задницу и пакеты с продуктами, размышляя, насколько дороже будет снять квартиру в доме с работающим лифтом. При этом меня грызло чувство вины за отмену вечернего занятия с мадам. Она так ревностно защищала меня перед Ренатой, и мы еще долго разговаривали после того, как эта злобная свиноматка – то есть певица-сопрано – обиженно удалилась. Но в тот вечер мне очень не хотелось ехать туда и обратно под ледяным дождем.
К тому же я совсем вымоталась на работе. У Кирби какие-то странные отношения с неким садомазохистом по имени Стив, продающим горы мяса или еще какой-то жутковатый товар. А затем Злобная Стервятница запустила сплетню, будто Кирби и мистер Стюарт целовались в его кабинете.
Какая несусветная чушь! Он, наверное, по-своему привлекателен, в стиле «я очень важный и очень страшный и могу раздавить тебя, как козявку», но представить их с Кирби вместе? Быть такого не может! Я видела их рядом – она с трудом выносила его присутствие.
Может, это сексуальное напряжение, как в книжках, которые любит читать моя мама. «Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу, давай займемся сексом». Нет, Кирби слишком умна для такого. К тому же мистер Стюарт не носит ни набедренной повязки, ни шотландских доспехов. Насколько я знаю. Я вставила ключ в замок и хихикнула, представив, как мистер Стюарт является в набедренной повязке на ближайшее заседание совета директоров. Хотя в такой компании, как «Кей и кей», все, наверное, просто решили бы, что он демонстрирует модель из новой осенней коллекции. Толкнула дверь, продолжая посмеиваться и, если уж быть до конца откровенной, стараясь избавиться от возникшего перед моим мысленным взором Джейми в набедренной повязке. И тут кто-то открыл дверь изнутри.
Лайл. Опять. Даже не в форме, а в джинсах и старой футболке с надписью «Морская пехота».
Эх, не придется мне поужинать, как планировала, – съев прямо из пакета пончик с шоколадной стружкой.
Я тихонько вздохнула и улыбнулась ему:
– Привет, милый. Э-э… я думала – ты сегодня работаешь.
– Должен был, но нам нужно поговорить.
Я заулыбалась еще лучезарнее:
– Ой, надо же! Как все серьезно! Я-то думала, что это женщины обожают разговоры. Поверь, сегодня я вполне могу обойтись без них. Можем просто посидеть перед телевизором и пожевать что-нибудь вкусненькое. – И прошла мимо Лайла, заметив, что он даже не попытался поцеловать меня.
«Это плохо. Впрочем, разве у него есть повод сердиться? Но ведь именно он доставал меня у своей матери разговорами о детях и «Кей и кей». Именно он никогда не заступается за меня перед Элинор. Кажется, у нас серьезные проблемы».
– Бри, у нас серьезные проблемы. Как только я пытаюсь заговорить о свадьбе, ты уходишь от темы. Ты что – не хочешь выходить за меня?
По-видимому, разговор все же назрел. Прямо здесь и сейчас, и произойдет неизбежно.
Я поставила пакеты на стол и стала вытаскивать из них все, что требовало немедленной отправки в холодильник. Тесто для печенья, молоко и йогурт – проверка завершена. Собрав в охапку «продукты первой необходимости», как я их люблю называть, направилась в кухню, пытаясь тянуть время.
– Бри!
Опять вздохнув, сунула несчастное тесто в почти пустой холодильник и прихватила две бутылки минеральной воды. Я не собиралась предлагать Лайлу пиво в такой момент.
Устраиваясь за столом напротив него, молча протянула воду, открыла свою бутылку и долго пила. Затем мы оба заговорили одновременно:
– Лайл…
– Бри…
– Ты первый, – произнесла я.
– Нет, ты, – сказал он.
Я убрала с лица волосы и сделала глубокий вдох.
– Ладно, дело вот в чем. Я люблю тебя и хочу быть с тобой. – Лайл хотел что-то возразить, но я подняла руку, останавливая его: – Ты хотел поговорить, тогда дай мне закончить. Я даже думаю, что хочу за тебя замуж, хотя мне было бы приятно, если бы ты хоть время от времени принимал мою сторону при спорах с твоей мамой. Ты хороший человек, Лайл. Но как только началась вся эта эпопея со свадьбой, ты стал давить на меня. – Я выпила еще воды и продолжила: – Сильно давить. Мы ведь собирались пожениться осенью, помнишь? Или даже подождать до следующей весны. Но теперь ты хочешь устроить свадьбу как можно раньше, через какие-то пару недель после прослушивания, к которому я готовилась несколько лет. Зачем? Почему мы не можем вернуться к первоначальным планам?
Сделала паузу и подумала – а искренне ли я говорила? Действительно ли я все еще хотела за него выйти?
Лайл начал было отвечать, но осекся и взглянул на меня:
– Ну теперь-то моя очередь? – Его голос звучал не то чтобы язвительно, но не вполне спокойно.
Я лишь кивнула, пораженная ходом собственных мыслей. Он взял меня за руки.
– Я тоже люблю тебя, милая. Потому и хочу, чтобы мы были вместе. Ты ведь не станешь жить со мной, пока мы не поженимся, а я хочу видеть тебя не только три раза в неделю по вечерам. Хочу каждую ночь засыпать и каждое утро просыпаться рядом с тобой. – Мое сердце начало таять, я собиралась ответить, но не успела – Лайл продолжил: – Я хочу быть рядом и оказывать поддержку, если у тебя будет тяжелый день, или когда провалится затея с оперой, или когда тебя замучает предменструальный синдром или другая напасть.
Он одарил меня своей самой лучшей улыбкой в духе «я пожарный, мэм, и моя задача – спасти вас», но у меня уже выработался иммунитет к этим чарам.
– «Когда провалится затея с оперой»? Что это значит? Хочешь сказать, ты ни капли в меня не веришь? – Я мед ленно высвободила свои руки. – Признаюсь, мне очень обидно, Лайл. Очень, очень тяжело слышать, что человек, которого я люблю, не верит в мои способности. – Я готова была разрыдаться, но решила держаться до последнего.
Лайл покачал головой:
– Нет, дорогая. Дело не в том, что я не верю в тебя. Просто ты… ну… у тебя не слишком твердый характер. А театральный мир очень жесток. У меня ведь двоюродный брат актер, там огромная конкуренция, толпы людей сражаются за место под солнцем. – Внезапно его лицо прояснилось. – Подожди-ка! А разве многие хотят петь в опере? Сейчас ведь никто туда и не ходит, разве что старики. Значит, не будет большой конкуренции.
Я не могла больше этого терпеть. Пыталась, но не вышло. Я взбесилась:
– Лайл, дорогой, свет очей моих, ты сравниваешь меня со своим кузеном, так называемым актером, который на протяжении всей своей карьеры снялся в единственном рекламном ролике, да и то рекламировал мазь от геморроя? И ты считаешь, что мне, возможно, повезет, потому что… постой, как ты сказал? – Я пыталась перевести дух, но безуспешно – такой дикий смех меня разобрал. – Подожди, я вспомнила. «Потому что в оперу ходят одни старики» и «не будет большой конкуренции»? – Тут я уже держалась за бок, потому что в нем закололо.
Хуже всего было то, что он кивал. Более того – с улыбкой. Кивал и улыбался, довольный тем, как хорошо разрешил дилемму с моей «затеей».
Его полная бестолковость мгновенно отрезвила меня.
– Ты и правда не понимаешь, насколько сильно меня обидел?
По озадаченному выражению лица Лайла я поняла, что он действительно не понимал.
– Что? Я пытаюсь поддержать тебя, раз это так важно, но, надо признаться, хотел бы поставить кое-какие условия. Скажем, если тебя возьмут в «Сиэтл-опера», то можешь попеть два года, а потом обсудим перспективу рождения детей. Ты ведь не молодеешь. – Лайл вновь улыбнулся и добавил доверительным шепотом: – Винс и Куки говорят, что не стоит затягивать, – зачем нам проблемы со старыми яйцеклетками?
«Не может быть. Ушам своим не верю…»
– Неужели ты обсуждал… такой интимный вопрос, как мой репродуктивный статус, с Винсом и Куки?! – заорала я, окончательно выведенная из терпения. – Умоляю, скажи, что у вас с Винсом и этой глупой курицей, его женушкой, не было разговора о нашем будущем, где в одном предложении звучали бы слова «Брианна» и «яйцеклетка»! – Я вскочила, оттолкнув стул, выпрямилась во все свои пять футов и четыре дюйма (без обуви) и гневно взглянула на него: – Скажи. Сейчас же. Что. Ты. Не. Обсуждал. С ними. Мои. Яйцеклетки!
Лайл ерзал на стуле, но старался не смотреть на меня. И не произнес ни слова в свое оправдание. Мне пришлось пялиться на его макушку, так как он вдруг обнаружил что-то очень захватывающее на деревянной поверхности стола, и тут мне на ум сам собой пришел четкий и ясный ответ: «Мы не сможем жить вместе. Наши желания не совпадают. Или по крайней мере не совпадает график их осуществления. Мне придется либо отказаться от мечты об опере, раз и навсегда смирившись с этим, либо жить, ненавидя Лайла за то, что он заставил меня бросить карьеру».
Такая семейная жизнь заканчивается озлоблением, разводом и дележкой детей в суде.
– Я не смогу так жить, – заявила я, чувствуя, как в животе пылает огромный огненный шар сожаления.
– Что? – Лайл в недоумении поднял взгляд. – Не сможешь жить со старыми яйцеклетками? О чем вообще раз говор?
Ссутулившись, я села подле него, чтобы объяснить, почему снимаю с руки кольцо. Забавно, раньше я не осознавала тяжести этого бриллианта: кольцо весило, на верное, не меньше пятидесяти фунтов.
Во всяком случае, именно настолько мне стало легче, когда я его наконец сняла.
* * *
После ухода Лайла прошло несколько часов, я все продолжала сидеть на диване, злая и измученная, но способная наконец осознать и принять реальность расставания с ним. Завернувшись в старое одеяло, подумала, что, наверное, выплакала за одну ночь запас слез, рассчитанный на целую жизнь.
Сомнения безжалостно терзали меня, поднимая из глубины души затаенные страхи.
А вдруг я провалюсь на прослушивании? Тогда у меня не будет ни семьи, ни карьеры.
А если никогда больше не найду такого преданного и заботливого мужчину, как Лайл? Тогда я закончу свои дни в тоске и одиночестве.
Неужели я только что совершила самую ужасную ошибку в жизни?
«Не грусти, Бри. Ты еще молода. Еще успеешь наделать более серьезных ошибок».
От этой мысли я загрустила еще сильнее и решила лечь в постель, чтобы хоть немного поспать перед очередным рабочим днем. Направилась в спальню, волоча за собой одеяло, и тут меня осенила самая страшная мысль: «Придется сообщить маме, что свадьбы не будет».
Я застыла, охваченная ужасом: что скажет мама? Но тут крошечная искорка оптимизма, тлевшая где-то в самом даль нем уголке сердца, заявила о себе: «Зато проблема с фиолетовыми платьями подружек невесты полностью решена».
Я разразилась смехом и не могла остановиться, пока не опровергла собственное предположение: у меня еще остались слезы, и немало.