Десять утра, а я уже пять часов торчу на работе. В одиночку заниматься запуском новой линии гораздо сложнее, чем мне казалось. Почти нет времени по учить итальянский перед поездкой. Я, конечно, не считаю себя супербизнес-леди, но, вероятно, действительно не представляла объем работы, который выполняли мои сотрудники в промежутках между перерывами на чашку кофе. Кофе они пили раз двенадцать в день.

Да, кстати о кофе…

Одно из фантастических преимуществ жизни в Сиэтле заключается в том, что здесь через каждые пять ярдов можно наткнуться на заведение, где подают кофе. Мне срочно нужно получить дозу латте. Лучше даже тройную. Едва начинаю со скрипом распрямляться над столом, как звонит телефон. Вздрагиваю, видя слово «Стюарт» на экране дисплея.

Можно притвориться, что меня нет.

Нет, это будет означать, что я струсила. А уж в чем меня точно нельзя упрекнуть, так это в трусости.

Однако телефон звонит снова, а я все продолжаю пристально смотреть на него. Брианна интересуется:

– Кирби, мне ответить?

Заманчиво. Так заманчиво, но…

Поднимаю трубку и корчу перед ней рожу, прежде чем поднести к уху.

– Кирби Грин.

– Где предварительные расчеты по проекту маркетингового плана на четвертый квартал? Ты, кажется, собиралась сдать их вчера? Или работать за троих, не считая выполнения непосредственных обязанностей, – это для тебя слишком круто? – Его слова звучат с легким оттенком сарказма.

Скотина. Может, он и красавчик, но могу поспорить, Хью Джекман никогда не разговаривает с людьми подобным образом.

– Доброе утро, Бэннинг. Только что явился? У нас сегодня короткий день, да? А некоторые сидят здесь с пяти утра, пытаясь все в компании держать под контролем. – Смеюсь фальшивым смехом, означающим «я пошутила», чтобы он меня не уволил прямо сейчас.

– Нет, я был тут. Знаешь ли, усердно работал, думал – где же наш маркетинговый план? Ну, и о прочей ерунде вроде этого. Не подскажешь расчетное время его появления?

Тереблю телефонный провод и, взвешивая аргументы за и против, размышляю – нужно ли говорить, куда ему стоило бы засунуть себе маркетинговый план.

Я должна вести себя как вице-президент и не позволять себе мелочных выпадов, какое бы удовольствие они ни доставляли.

– Он на подходе. Пришлось внести несколько незначительных исправлений.

Например, убрать «демонических верблюдов». Я уже не уверена в деловых качествах новой помощницы. Кажется, она рассеянна.

– … прогресс? – Ой! Бэннинг опять что-то вещает.

Ненавижу постоянный треп. Куда делись сильные и молчали вые мужчины?

– Э-э… извини, я не поняла.

– Я спрашиваю – есть ли прогресс? Относительно того, чтобы кто-нибудь хорошо о тебе отозвался? У тебя осталось всего три недели и шесть дней, и я думаю, потребуется немало усилий. – Он, кажется, очень доволен и уверен в своей правоте.

Проблема в том, что я почти готова с ним согласиться. Выдавливаю смешок:

– А, ты вот о чем! Не волнуйся, это сущая безделица. – Вдруг в голову приходит мрачная мысль, и я судорожно сжимаю шнур телефона. – Что именно ты ожидаешь в качестве доказательства? Письменное показание под присягой или что-нибудь в этом роде?

Бэннинг смеется. Если бы он не был таким придурком, я бы заметила, что у него сексуальный смех. Но не замечаю.

– Нет. Достаточно твоего слова. Ты так амбициозна, что не сможешь простить себе, если не сделаешь все возможное, чтобы выиграть; а твоя честность никогда не подвергалась сомнению. Проблема лишь в твоей вспыльчивости.

Кажется, это был комплимент, хотя и несколько странный? Хм…

– Хорошо. Нет проблем. Маркетинговый план будет у тебя через час. Это все?

– Ну… нет. Еще мне нужны образцы этих… штучек.

– Штучек? Пожалуйста, чуть поконкретнее. Каких штучек?

Молчание. Шелест бумаги.

Покашливание.

– Ну, ты знаешь… эти штучки. С покрытием.

Чертовски забавно. Неужели наш бесстрашный вождь забыл, что именно мы выпускаем? Или… Не может быть. Но…

– Штучки с покрытием? Ты имеешь в виду новую линию дамского белья? – Я специально говорю не то с целью проверки теории, которая все четче вырисовывается и все больше озадачивает меня.

– Нет, – раздосадованным тоном отвечает он. – Я имел в виду… сексуальные игрушки. Э-э… со смазкой.

Мне все труднее и труднее не расхохотаться. Глубоко вздыхаю, дрожа от еле сдерживаемого смеха.

– Четырехскоростные фаллоимитаторы интенсивного действия с переменным давлением и стимулятором клитора, к которым прилагается съедобная согревающая смазка? – спрашиваю весьма невинно.

По крайней мере с той степенью невинности, с которой вообще можно произнести слова «фаллоимитатор» и «стимулятор клитора». Со «смазкой» я еще как-то справляюсь.

Похоже, это удается и Бэннингу.

– Да, правильно… Э-э… смазка и все такое.

Не могу сдержаться и заливаюсь смехом:

– Бэннинг, тебе что – трудно произносить названия наших изделий? – Сканирую данные своей памяти и вспоминаю, что на собраниях он всегда говорит что-то вроде «изделие» или «предмет».

Хм… Интересно. Он взбешен.

– Конечно, нет! Просто я… м-м… не считаю нужным болтать о таких вещах на работе.

– Это и есть наша работа, забыл? Тебе кто-нибудь говорил, чем занимается «Кнут и кружево»? – Наверное, в меня вселился злой, но очень веселый чертенок, иначе ничего подобного я себе не позволила бы. – Бэннинг? Если тебе неловко говорить о сексуальных игрушках, потому что, к примеру, ты никогда ими не пользовался, то… знаешь, в этом нет ничего плохого.

– Я не…

– О, не пользовался! Я должна была сразу понять. Но тебе нечего стыдиться. Даже в наши дни не возбраняется быть девственником. Если честно, я прониклась уважением. Какая у тебя должна быть потрясающая сила воли!

– Что?! Девственником?! Да что ты… Нет, я не… – Он почти переходит на крик.

Вкладываю в интонацию своего голоса нотки мудрости и искушенности.

– Ты не обладаешь большой силой воли? Ой, прости. Наверное, просто не представилось возможности, а это еще обиднее. Зато здесь, в «Кнуте и кружеве», у всех сотрудников равные возможности, если верить тому, что мне наговорили в отделе кадров. Никто не будет презирать тебя за то, что ты… целомудренный и… не можешь произносить названия изделий.

Слыша, как он брызжет слюной от злости, я удваиваю усилия в попытке не разразиться диким хохотом. Хорошо, что разговор происходит по телефону.

– Я не девственник! К тому же это вообще не твое дело! И я могу произносить названия наших изделий! Фаллоимитатор! Вибратор! Смазка! Зажимы для сосков! Соски, соски, соски!

– Успокойся, Бэннинг. Нет необходимости так яростно отпираться. Я сохраню твою тайну. – Аккуратно вешаю трубку, едва не упав со стула.

По крайней мере, если меня и уволят, мой уход будет ярким.

Очень ярким. Господи, я сейчас лопну от смеха!

Сжимая в руке огромный стакан латте, по пути из «Старбакса» останавливаюсь у стола Брианны:

– Ты отнесла Бэннингу окончательный вариант маркетингового плана?

Она отрывает взгляд от компьютера, и я замечаю темные круги под ее глазами. Похоже, Брианна спала меньше меня. Еще только вторник, так что вряд ли это результат вчерашней попойки. Красный свитер должен прекрасно подходить к ее темным, вьющимся волосам (которым я втайне завидую – всегда хотела иметь копну кудряшек, а мне достались от мамы абсолютно прямые волосы, на которых завивка не держится дольше пяти секунд), но изможденная бледность портит вид.

Пребываю в нерешительности, напоминая себе о собственном правиле: «Никогда не задавай вопросов о личной жизни».

А, к черту правила!

– У тебя все в порядке? Выглядишь ужасно.

Она выдавливает беспомощную улыбку:

– Кирби, не ходите вокруг да около. Просто скажите прямо. Не считайте, что обязаны подсластить пилюлю.

Я немного смущена. Эта девушка так мила и застенчива, что иногда при общении с ней я чувствую себя Аттилой.

– Извини. Я просто заметила, что у тебя усталый вид. Ты здорова?

– Да, и спасибо, что спросили. Просто поздно легла спать. – Брианна внезапно выпрямляется. – Но на качестве работы это не отразится, не волнуйтесь. Я отдала отчет лично мистеру Стюарту, а не его секретарше. – Ее голос превращается в заговорщицкий шепот. – Вам стоит знать – она иногда теряет документы. На всякий случай, если вдруг надо будет что-то срочно ему передать, а меня не будет на месте.

– Спасибо. Полезная информация. Я…

Глаза Брианны внезапно округляются.

– То есть это, конечно, маловероятно, что меня не будет! Я всегда на месте. Я редко хожу пить кофе. Да и вообще почти не пью кофе – он вреден для связок. Но если я простужена, он очищает носовые пазухи, а это уже полезно для связок. – Она хлопает себя по лбу и бормочет: – Молодец, Бри. Болтай больше. Можно подумать, вице-президента по маркетингу очень интересуют твои носовые пазухи. Просто великолепно.

Мимоходом удивляюсь, почему все меня так боятся, потом вспоминаю эпопею с «хорошим человеком». Вздыхаю. Внезапно мысленно возвращаюсь на шаг назад.

– Связки? Что значит – вредно для связок? Каких связок? И пожалуйста, не вздумай рассказывать мне о проблемах с внутренними органами или что-нибудь в этом роде – это лишняя информация. Ненавижу такие подробности. – Улыбаясь, даю понять, что это лишь шутка.

Брианна начинает перекладывать на столе бумаги.

– Ой, надо же! Да нет, ничего такого. Я имела в виду голосовые связки. Я пою.

– Правда? А где? В церкви? В группе? – В голову лезет нехорошая мысль. – Ты не из тех, кто мечтает стать поп-звездой? Моя лучшая подруга работает в программе «Стань поп-звездой», она говорит, там все сумасшедшие. – Эх! Опять забыла, что нужно быть милой. – Ну, я, конечно, не считаю тебя сумасшедшей. Ты, наверное, абсолютно нормальная певица, правда? – Идиотка, тоже мне, выкрутилась!

Но видимо, ничего плохого я не сказала, потому что на этот раз она смеется по-настоящему.

– Нет, я не мечтаю стать поп-звездой. Я хочу стать оперной певицей, а это еще более сумасшедшая идея. Так что вряд ли меня можно назвать нормальной. Но спасибо, что поинтересовались.

Опера?

– Оперной? Правда? Знаешь, я думала, что все оперные певицы – это женщины в странной одежде, весящие по триста фунтов. Как ты собираешься носить костюм Брунгильды? У тебя какой размер, четвертый?

– Шестой, и мне придется набрать дополнительный вес перед прослушиванием. Не хватает примерно тридцати пяти фунтов. Но до этого, наверное, еще далеко. Я пока не готова. – Внезапно Брианна вновь начинает беспокоиться. – Я никуда не ухожу, если вы об этом. Меня вполне устраивает моя работа. Я не собираюсь вас покидать.

– Рада, что тебе здесь нравится, – улыбаюсь я. – Ты хорошо работаешь, за исключением редких случаев, когда упоминаешь демонических верблюдов. – На этот раз мы смеемся вместе.

Мне почему-то не хочется возвращаться к работе. Раз говаривать с секретаршей оказалось довольно весело. Я окидываю взглядом ее кабинку, замечаю фотографию темноволосой красавицы и наклоняюсь, чтобы взять ее.

– Это твоя мама?

Брианна смеется:

– Нет, хотя я бы не прочь унаследовать ее гены. Это Мария Каллас. Она…

– Я знаю, кто такая Каллас. У нас в Вашингтонском университете, кроме бизнес-курса, были занятия по истории музыки. Она, наверное, самая знаменитая оперная дива двадцатого века, правда? «Кармен», «Богема» и все такое? – Копаясь в глубинах памяти, вспоминаю, что кое-что из классики мне даже нравилось.

Только не Вагнер. Терпеть не могла Вагнера. Содрогаюсь от одного воспоминания о том, как приходилось от начала до конца слушать «Кольцо нибелунга».

Этой музыкой можно пытать заключенных, вытаскивая из них государственные тайны.

Брианна пристально смотрит на меня. Наверное, с самого ее появления здесь я так долго не говорила с ней о том, что не касалось работы. Превосходно. Теперь она подумает, что я превращаюсь в душку или…

Хм-м…

Широко улыбаюсь, даже демонстрирую зубы, играя роль доброй начальницы. Можно и поболтать. Это даже забавно.

– Ты ведь не поешь Вагнера? Это было бы преступлением. Знаешь Вагнера? Этого пижона с расистскими взглядами, который любил шелковое белье? – Именно такую ерунду обычно и запоминают из курса истории музыки.

Моя секретарша улыбается:

– Нет, я не поклонница Вагнера и ничего не слышала о его шелковом белье. Надо будет рассказать преподавательнице по вокалу.

Я смотрю на часы и понимаю, что если хочу встретиться с моей новоиспеченной сестрой, то мне предстоит до середины завтрашнего дня выполнить работу, которой хватило бы на целую неделю.

– Мне пора возвращаться к делам. Давай как-нибудь пообедаем вместе, и ты расскажешь о своем увлечении оперой. Я почему-то думала, что опера – это для снобов. Хотя это, наверное, здорово – иметь работу, для которой нужно набирать вес.

Отправляюсь в кабинет, едва сдерживая порыв тихо напеть что-нибудь. Не так уж и трудно быть доброй. Нужно говорить с людьми, проявлять интерес к их жизни. А жизнь Брианны действительно интересна, так что мне далее не пришлось притворяться, в отличие от оргазма в прошлом месяце, с этим, как там его…

О-ох! Соберись! Будь милой!

У меня получится. Я выиграю пари. Нужен лишь план.