Прошло время – и меня снова трясло, но совсем по другой причине. Энни была не в настроении идти на показ, и мы с Беном отправились без нее. Я думала, как лучше начать разговор на скользкую тему о Лиззи, упомянуть ли о совпадении двух Бенов? Или, может быть, со смехом, как бы невзначай, сказать про антисваху. Например, так: «Слушай, ты сейчас умрешь со смеху! Знаешь, кто твоя бывшая девушка?»

Но рев музыки в стиле техно, сотрясавший переоборудованный склад, где проходил показ, сужал возможности общения. Такси тоже не показалось мне подходящим местом – особенно после препирательств с водителем, предлагавшим сходить на иглоукалывание.

Итак, мы вернулись ко мне домой. Поведение Бена было таким же напряженным и скованным, как мое настроение.

Я положила на стол сумочку, глубоко вздохнула, повернулась к нему и сообщила:

– Нам нужно поговорить.

Он взволнованно провел рукой по волосам.

– Да, я хотел предложить то же самое.

«Ну что ж… если я уступлю ему, это ведь не будет проявлением трусости?»

– Давай сначала ты, – сказали мы в один голос.

И оба нервно усмехнулись.

Бен огляделся по сторонам:

– А где Лулу?

– Наверное, дрыхнет у Энни. Она любит спать в обнимку с моей собакой, – ответила я, теребя платье.

Бен окинул мой наряд оценивающим взглядом – так медленно и пристально, что от его взгляда у меня отвердели соски.

– Я, конечно, уже говорил это… но твое платье просто потрясающее, – произнес он неожиданно хриплым голосом.

– Это старье? – Я ухмыльнулась и присела на подлокотник дивана. – Да, потрясающее. Одна из моделей Мишеля.

Изумрудно-зеленое шелковое платье с шифоном сидело на мне как влитое. (Мишелю пришлось потратить двадцать минут на его подгонку – в отличие от манекенщиц, на которых он привык кроить, я не обладала фигурой десятилетнего мальчика.) Мои глаза, оттененные платьем и макияжем, который мне сделала Энни, выглядели еще более зелеными, чем обычно, туманными и таинственными, даже скулы выделялись, хотя раньше я и не подозревала о такой возможности.

– Серьезно? – спросил Бен. – Это платье намного лучше тех, что были на показе.

– Я тоже так считаю, поэтому очень надеюсь на победу Мишеля в конкурсе. – Я сцепила руки и закусила губу, желая выложить всю правду и в то же время боясь. – Бен, мне нужно… кое-что рассказать тебе, – робко начала я.

– И мне тоже, – согласился он, приближаясь ко мне, и взял меня за руки.

Я смотрела на него, стараясь запомнить каждую черточку его лица – на случай если это наша последняя встреча.

«Обман, в особенности серьезный, может испортить отношения. Так говорят».

Бен взглянул мне в глаза – и стон вырвался из его груди.

– Ты не можешь ждать от меня каких-либо разумных действий, глядя на меня так, – сказал он.

– Как же это я на тебя особенно смотрю? – почти шепотом спросила я.

– Будто пожираешь глазами, – ответил Бен и нежно поцеловал меня в лоб. – Будто мечтаешь о близости, – добавил он, поглаживая мои волосы.

Я задрожала – и Бен не мог не ощутить этого. Он улыбнулся – с тревогой и триумфом – и наклонился ко мне.

– Шейн, – прошептал он, почти касаясь моих губ своими.

– М-м-м?

– Может, поговорим попозже? У меня возникла непреодолимая и неотложная потребность поцеловать тебя.

Поднявшись, я мягко обвила руками его шею и произнесла:

– По-моему, идея замечательная.

«Если переспишь с ним – наутро пожалеешь об этом», – заметила моя совесть. К слову, редкостная зануда.

«А если не пересплю, то, возможно, буду жалеть об этом ближайшие десять лет», – мысленно возразила я.

Бен запустил пальцы мне в волосы и пронзил страстным, обжигающим поцелуем, от которого все мое существо затрепетало. Когда он оторвался от моих губ, я с трудом стояла на внезапно ослабевших ногах.

– Моя спальня вон там, – прошептала я.

За всю ночь совесть не проронила ни слова.

Было еще темно, когда меня разбудил жужжащий звук. Я оглянулась по сторонам, с трудом разлепив глаза, и увидела, что сплю поперек кровати, Бен обнимает меня за плечи, а наши ноги переплетены. Покосилась на часы. Четыре часа пятнадцать минут? Утра?

Мы что, спали всего час?

Эта мысль вызвала у меня блаженную улыбку. Да, мне попался очень выносливый мужчина.

Но жужжание продолжалось. И оно явно не принадлежало ничему из моей домашней техники. Я толкнула Бена:

– Эй!

Он что-то сонно промычал и прижал меня к себе. Было, конечно, приятно, что он так на меня реагировал, но это не решало проблему жужжания.

– Бен, проснись. Это не у тебя жужжит?

Он открыл глаза – один за другим, – и на его лице появилась улыбка. Улыбка человека чрезвычайно удовлетворенного.

– А ну-ка поцелуй меня!

– Но…

Его губы не дали мне договорить (впрочем, я не возражала). Но когда пару минут спустя я выбралась из-под него глотнуть воздуха, жужжание не прекратилось.

– Бен!

– Что? Ах да. Наверное, телефон.

Отодвигаясь, он погладил меня по спине, вызвав в моем теле восхитительный трепет. Встал и пошел поднимать с пола брюки; с моего места открывался роскошный вид на его великолепные ягодицы.

– Кто это вдруг решил позвонить мне посреди ночи?

Взглянув на экран, Бен посерьезнел, улыбка сошла с лица.

– Что стряслось? – Другая его рука, не занятая телефоном, сжалась в кулак. – Проклятие. О Господи. Мне так жаль. Как она?

Я села, прикрываясь простыней. Судя по его тону, случилось что-то очень плохое.

Он кивнул, нервно теребя свои волосы.

– Да, конечно. Мама там? Не хочет? Хорошо. Да, уже еду. Держись, приятель. Мне очень жаль… Да, до встречи.

Закончив разговор, Бен остался стоять на месте, зажмурившись и судорожно сжимая в руке телефон, будто от маленького аппарата зависела его жизнь.

– Что случилось? Проблемы в семье? – нерешительно спросила я.

Он взглянул на меня – удивленно, будто успел позабыть о моем существовании.

– Да, да… Большие проблемы.

И, отложив телефон, стал молча натягивать одежду.

«Не хочет обсуждать семейные дела, – подумала я. – А может, это что-то очень личное. Как бы там ни было, не нужно настаивать».

– Я… могу чем-нибудь помочь?

– Нет. Но все равно спасибо. С сестрой беда. Выкидыш, – отрывисто пояснил он, в глазах сквозила нестерпимая боль. – Она не хочет ни с кем разговаривать. Ни с врачами, ни с мамой… Даже с мужем. Он сказал – состояние тяжелое. Все очень обеспокоены.

Я вылезла из постели и стала искать шорты.

– Могу проводить тебя в аэропорт, если хочешь.

Бен покачал головой, засовывая ноги в ботинки:

– Нет, я поеду на поезде. Так на самом деле быстрее. Кто-нибудь встретит меня на станции и отвезет в больницу.

– Да. Конечно… Если что-то понадобится – сообщи мне, ладно? – Я чувствовала себя совершенно беспомощной и не знала, что с этим делать.

Он остановился, перестав лихорадочно одеваться, и взглянул на меня.

– Извини, Шейн. Я совсем не так планировал провести наше первое совместное утро.

– Ну что ты! Поезжай к сестре. Твои родные не знают меня, но все равно передай им, пожалуйста, мои соболезнования. Я буду молиться за твою сестру и ее ребенка.

Бен крепко обнял меня, взял в ладони мое лицо и заглянул в глаза.

– Это было прекрасно. Ночью… мне было очень хорошо с тобой.

Я нежно взяла его за руки.

– И мне. А теперь иди. Найдется свободная минутка – позвони мне, сообщи, как дела, но если не сможешь – не беспокойся. Просто побудь с сестрой.

Он кивнул, небрежно чмокнул меня в губы и пошел прочь. Но, дойдя до двери ванной, остановился и огляулся.

– Шейн, мне все-таки надо кое о чем поговорить с тобой. Когда вернусь. Хорошо?

– Конечно. И мне. Обсудим это потом, – согласилась я, жестом отпуская его.

Бен ушел, а я все стояла, застыв на месте, – и ненавидела себя зато, что при всем моем искреннем сочувствии его сестре и остальным членам семьи где-то в глубине души все же испытала облегчение. Объяснение было отложено.