Остановившись перед дверью каюты Литтла, Анна скрестила пальцы и прошептала:

— Ради всего святого, Квентин, не спи и будь трезвым. — Она тихо постучала.

— Это ты, Анна? — спросил озабоченный мужской голос.

— Да, открывай.

Замок щелкнул, и дверь отворилась. Мужчина в бесформенной пижаме быстро взглянул на Анну, затем перевел взгляд на Шейна. Глаза за толстыми стеклами очков были живыми и умными.

— Это Майкл Шейн, — сказала Анна. — Он заинтересовался, но, думаю, все еще не верит.

Литтл протянул маленькую сухую ладонь.

— Вы понапрасну потеряете время, но все равно заходите, — сказал он.

— Я слышал, у нас на борту ядерная бомба? — спросил Шейн.

— О, не о чем беспокоиться. Она абсолютно безопасна.

Литтл снял с кресла чемоданчик и жестом предложил Шейну сесть. Маленький физик двигался медленно и чересчур четко выговаривал слова, но в остальном не выказывал признаков опьянения. Шейн наблюдал за его лицом. Оно было покрыто сетью мелких морщин, особенно заметных возле глаз и у рта, под глазами залегли синие тени. Литтл вполне владел собой, но по некоторым неуловимым признакам Шейн понял, что он находится на грани нервного срыва.

— Боюсь, я не смогу предложить вам выпить, — сказал Литтл. — Я опустошил все свои запасы, но голова у меня на удивление ясная. Должно быть, очаровательная Анна сумела передать мне частичку своей воли к жизни. Должен сказать, общение подобного рода действует благотворно на нервную систему и нейтрализует действие алкоголя.

Он выбил трубку. Шейн следил за его движениями.

— Задавайте вопросы, — нервно сказала Анна. — Слышите вибрацию моторов? Мы не стоим на месте.

— У вас заключен контракт с «АМКО»? — спросил Шейн.

— Да, письменное соглашение. Хотите взглянуть?

— Да. И, если можно, дайте посмотреть на страховой полис.

Англичанин открыл чемоданчик и вынул длинный белый конверт. Страховой полис, выписанный лондонской фирмой, включал в себя две статьи, касающиеся выплат в случае внезапной смерти страховщика и специальный раздел, исключающий выплату страховой суммы при самоубийстве, если с момента составления страховки прошло менее двух лет. Страховую сумму наследовали жена Литтла и его дочь. Контракт с «АМКО» был заключен на восемнадцать месяцев с возможностью его возобновления в течение трех лет. Обозначенные в контракте цифры ежегодных выплат заставили Шейна изумленно поднять брови.

— Анна сказала, что у вас есть оружие, — обратился он к Литтлу.

— Разумеется, но оно не заряжено. Гангстер из меня никудышный, так что это лишь предмет сценического реквизита.

— Можно мне взглянуть?

Литтл открыл шкафчик и протянул детективу бельгийский «вальтер» 38-го калибра. Магазин был пуст.

— Пули у меня есть, — добавил Литтл. — Но я намеренно не стал заряжать его, дабы не вводить себя во искушение.

— Если я правильно понял, револьвер однажды выпал у вас из кармана.

— Я размышлял об этом случае, — задумчиво сказал Литтл. — Сделал ли я это намеренно, чтобы привлечь внимание к одинокой, отчаявшейся личности? Или бессознательно? Должен признаться, Шейн, я с самого начала боялся ее. Я боялся, что она разбудит во мне что-то, что заставит меня сожалеть…

Анна нетерпеливо дернула Литтла за рукав.

— Ему нужны только факты, Квентин. Расскажи ему о деньгах.

— Ах, деньги, — Литтл сардонически усмехнулся. — Да, полмиллиона американских долларов. Сумма приличная.

— Полмиллиона долларов за что? — глаза Шейна сузились.

— Видите ли, это премия за информацию, способствующую выявлению и разоблачению любого иностранного лица, достаточно спятившего, чтобы попытаться провезти в Соединенные Штаты ядерное оружие.

У Шейна внутри был его собственный счетчик Гейгера, срабатывающий в тех случаях, когда речь шла о крупных деньгах. Сейчас этот счетчик немедленно включился.

— Насколько официальна эта премия? — резко спросил он.

— Настолько, насколько это вообще возможно. Она определена специальным актом, проведенным через Конгресс, и является частью соответствующего федерального закона. Сейчас об этом уже мало кто помнит. Закон был принят в доисторическую эпоху: если не ошибаюсь, 17 мая 1949 года.

— Продолжайте.

— В то время Соединенные Штаты были единственной ядерной державой. Ваша страна была повально заражена ксенофобией. Те, кто отвечал за безопасность, неверно понимали суть процесса ядерного расщепления и как чумы боялись вражеских шпионов. Всех привлекали два аспекта ядерного оружия: во-первых, необычайная мощность, и, во-вторых, относительно небольшой размер заряда. Сегодня размер критической порции действительно очень невелик. Я не слишком вдаюсь в детали?

— Нет, это важно, — сказала Анна. — Но постарайся говорить немного быстрее.

— Когда я говорю быстрее, у меня начинают путаться мысли. Вопросы объема и размера, мистер Шейн, — эти вопросы поставили вашу страну в тупик. Соединенные Штаты обладали стопроцентной монополией на продукцию, имели систему стратегических баз и громадные военно-воздушные силы, способные поразить любую точку земного шара. Я не могу понять, почему американцы были так испуганы, но они были испуганы, это факт. Ясное дело, такая вещь, как технология производства ядерного оружия, не может долго оставаться секретом. Рано или поздно, но вы теряете монополию. А затем… предположим, «пятая колонна», шайка авантюристов или просто какой-нибудь сумасшедший собирает примитивное ядерное устройство и провозит его в Америку в своем чемоданчике! Я читал старые газеты: ядерная бомба в чемоданчике — очень популярное пугало того периода. Сейчас об этом как-то забыли, и я опять же не могу понять, почему.

— Такая возможность все еще реальна? — спросил Шейн.

— Более, чем когда-либо раньше. Размеры устройств уменьшаются, производство их увеличивается. Миллиарды уходят на ракеты, антиракеты и анти-антиракеты — но как, скажите на милость, защититься от сумасшедшего с чемоданчиком? В 1949 году какой-то умный государственный служащий убедил Конгресс назначить премию в полмиллиона долларов. Деньги в те годы стоили больше, чем сейчас. Ваши законоведы, должно быть, рассудили, что столь крупная сумма способна свести на нет любые попытки конспирации. Если человека поставить перед выбором между полумиллионом долларов и верностью какому-то безумному идеалу, то лишь идиот выберет второе. Типично американский подход: назначил цену — получай товар.

— Вы видели текст этого закона? — спросил Шейн.

— Я видел вырезку из «Вашингтон Стар». Пожелтевшую от времени и, несомненно, подлинную. У вас есть какие-то сомнения?

— У меня есть крупные сомнения, — резко сказал Шейн. — Кто-то кого-то дурачит, вот и весь сказ.

— Ты взял с собой вырезку? — спросила Анна.

— Нет, разумеется нет. Если бы ее обнаружили у меня в кармане, то это разрушило бы весь замысел. Уверяю вас, что говорю правду. Федеральный закон N1063, утвержденный в обеих палатах Конгресса и подписанный президентом. Мои слова легко проверить.

— Проверить легко, но не на борту теплохода, — сказал Шейн. — Кто должен получить премию?

Литтл пососал потухшую трубку, отложил ее в сторону и хрустнул пальцами.

— Да, дух скептицизма заразителен. Я внезапно подумал о… Конечно, он мог подделать вырезку из газеты, но как состарить бумагу? Нет, нет, вырезка подлинная и премия существует. Все совпадает с историческими фактами, сомнений нет, — он наклонился вперед. — Человека зовут Пьер Дессау, он англичанин, несмотря на французское имя. План принадлежит ему. Он довольно умен, хотя и не любит упражнять свой ум, и остер на язык. Я три-четыре раза поймал его на незначительной лжи и преувеличениях, хотя в подлинности газетной вырезки не усомнился ни разу. Если бы она оказалась фальшивой, тогда мне действительно потребовалась бы ваша помощь.

— Квентин, ради Бога, — взмолилась Анна. — Ты расскажешь, наконец, как это случилось? Начни с вашей встречи в пивной. Когда ты прояснишь ситуацию, мы начнем действовать.

— Да, логичнее всего начать с пивной «Три источника». Я регулярно заходил туда последние несколько лет. Атмосфера безмятежного веселья как-то успокаивает. Мы выпили по паре рюмочек джина и через полчаса нашли общих знакомых: такому-то очень понравились слова такого-то, что доктор Квентин Литтл, заведующий лабораторией, где работает ее муж, не даст и ломаного гроша за будущее этого мира. Я основательно запутался, Шейн. У меня есть жена, которая презирает меня. У меня есть двое детей, которые считают меня предателем человечества за разработки в области ядерного оружия. С одной стороны, я работаю над проектом новой бомбы, супербомбы, и, должен сказать, работа уже основательно продвинулась. С другой стороны, я нахожусь в финансовой дыре, одних долгов на десять тысяч фунтов. Семья моей жены — ее отец, ее брат — все безбожные растратчики, и каждая новая финансовая катастрофа ударяет по моему карману. В сексуальном смысле я импотент, настоящий импотент.

— Двенадцать часов назад ты думал совсем по-другому, — мягко сказала Анна.

Шейн взглянул на нее, и она ответила ему холодным, ясным взглядом.

— Вам нужно разобраться в ситуации, а это тоже имеет значение, — сказала она. — Это произошло естественно, как обычно случаются такие вещи.

— Не надо объяснений, — ласково сказал Литтл. — Я так благодарен тебе, дорогая. Это было настолько же прекрасно, насколько и неожиданно. Но не волнуйся, Анна: я не собираюсь висеть у тебя на шее подобно дохлому альбатросу Кольриджа. Случай показал мне, что я еще могу верить в собственные силы. Ты… в тебе много жизни, вот в чем дело, — он повернулся к Шейну. — Я чувствовал себя как в клетке, и вот дверца отворилась. С какой стати мне продолжать отношения с женой? Я не буду их продолжать. Я не обязан платить по счетам моего тестя и его сына. Я могу оставить работу, не заниматься ядерным оружием. Все, что раньше казалось сложным, теперь легко. Спасибо Анне, теперь я могу взглянуть на себя со стороны. Это не значит, что все мои трудности позади, они только начинаются.

— Давайте вернемся к Дессау. Когда все началось?

— Весной. Сначала мы встречались на уик-эндах, когда он приезжал из Лондона. Он представил себя как посредника, который может достать все, что угодно: порнографические фильмы, наркотики, девочек, мальчиков. В общем, тот тип, с которым приятно общаться в пивной. В «Трех источниках» постоянно околачивались три-четыре парня из лаборатории, Пьер их тоже обхаживал. Мы считали его романтиком из тех, что насмотрятся фильмов о Джеймсе Бонде, а потом липнут к физикам в надежде раздобыть какой-нибудь стратегический секрет и продать его русским. Мы не воспринимали его всерьез. Он не скупился на выпивку, а тем, кого это интересовало, предоставлял и другие развлечения. Но, как выяснилось, он охотился вовсе не за стратегическими секретами. Ему нужна была бомба.

— Как вам удалось это узнать?

— Он сам мне сказал об этом.

Литтл замолчал, глядя на свои руки. Морщины в уголках его губ обозначились резче.

— Мне пришлось пройти через унижение, и оно меня добило, — продолжал он. — Я слышал, как мой сын говорит обо мне со своим другом по телефону. Оскорбительно — это не то слово: уничижительно. Я решил, что с меня достаточно. Это было вечером в четверг. Я накачался джином а баре и надел резиновый шланг на выхлопную трубу своего автомобиля. Но оказалось, что Пьер следил за моими приготовлениями.

Литтл встал и принялся ходить по каюте. Его голос звучал более возбужденно, чем прежде.

— Он ждал, пока я проводил шланг в салон, садился в машину и включал зажигание, а потом открыл дверцу и выволок меня наружу. Мы снова принялись пить и пили всю ночь, а потом он раскрыл мне свой фантастический замысел. В самоубийстве, на его взгляд не было ничего дурного. Каждый человек имеет право сделать свой выбор. Но зачем прибегать к такому нелепому способу, как угарный газ? Почему бы не обставить свой уход из жизни достойно? Он хотел знать, что конкретно толкает меня на этот шаг, и я рассказал ему о деньгах, о презрении детей, о сексе — обо всем. По поводу секса он ничего не мог обещать, но он обещал деньги, он обещал мне путь, который оправдает меня морально в глазах детей и позволит к тому же нагреть Национальный Банк США на полмиллиона долларов. Если жизнь для меня — пустой звук, то почему смерть должна быть пустым звуком? Он предложил мне войти в историю.

— Он хоть знал, какую кашу собирается заварить, или придумал этот план той же ночью?

— Думаю, он долго обдумывал свой план, да и газетную вырезку носил с собой неспроста, — озадаченно сказал Литтл.

— У него нет ни малейшего шанса получить премию — это он понимал? Здесь что-то не так.

— Но вы же не верите, что премия существует.

— Я этого не говорил. Конгресс мог утвердить такой закон, но из этого вовсе не следует, что премия автоматически будет выплачена любому человеку. Ни одно правительство без крайней необходимости не отдаст полмиллиона долларов иностранцу, не имеющему серьезного политического веса. Ему придется обратиться в суд. В ход пойдут бесчисленные крючки и увертки. Если будет хоть малейшее подозрение в сговоре — например, если я обращусь в официальные инстанции и расскажу о нашем разговоре — то он не получит ни цента. Ему очень повезет, если через два года он сумеет отсудить себе двадцать пять тысяч, максимум — пятьдесят.

— Вы должны понять, Шейн, что наш план стал для Пьера навязчивой идеей. Он изучал вопрос со всех сторон. Он уверен, что этот закон все еще имеет силу, включая денежную премию. Потом, у меня как-то сложилось впечатление, что плата информаторам в делах о контрабанде является обычной практикой.

— Суд может присудить в пользу информатора до пятидесяти процентов от стоимости изъятого контрабандного имущества, — объяснил Шейн. — Может, но не обязан. Если они рассчитывают на информатора и в дальнейшем, то у них есть все основания ублажить его. Но тут мы имеем дело с единовременной выплатой, получить единовременное вознаграждение куда труднее. Тем, кто имеет дело с контрабандой, это хорошо известно, вот я и хотел узнать у вас: знал ли об этом Пьер Дессау?

— Уверен, что не знал! Неужели вы всерьез утверждаете, что Конгресс США мог назначить премию в полмиллиона долларов, а выплатить по ней лишь двадцать пять тысяч?

— Звучит невероятно, не правда ли? — Литтл поправил очки.

— Если это окажется правдой, то Пьер будет очень разочарован в американской демократии. В мечтах, я уверен, он уже положил полмиллиона долларов в швейцарский банк и считает себя обеспеченным до конца жизни. Что касается сговора, то, разумеется, мы не предполагали, что я разболтаю детали нашего плана незнакомому человеку, например, частному детективу, чьи показания могут быть рассмотрены в суде. Пьер собирался действовать следующим образом: он слышал мои антиамериканские рассуждения, более чем странные для человека в моем положении. Я говорил о политическом фуроре, который я произведу, если взорву Капитолий. Он начал наблюдать за мной и заметил, что я приобрел дорогой «бентли», хотя у меня есть приличный автомобиль. По ночам я часто работал в гараже, и он слышал подозрительные звуки. Когда я получил приглашение работать в Америке и погрузился на теплоход вместе с новой машиной, подозрения усилились. Он вылетает в Майами и предупреждает официальных лиц об опасности: «Следите за этим физиком-экстремистом. Проверьте его автомобиль». Сам я нахожу план превосходным.

— Какова мощность бомбы?

— «Бомба» — слишком благородное название для этой штуковины. Плутоний в мелких металлических шариках плюс грубое пусковое устройство типа полевого военного детонатора с часовым механизмом. Если сбросить его с самолета, она не взорвется, но если вставить капсюли и запустить механизм, то может получиться впечатляющая картина. В общепринятых терминах мощность взрыва составит двадцать килотонн. Ну, само собой, и продукты деления: остаточная радиоактивность будет сохраняться долгое время. Поймите меня правильно — никто не собирается взрывать устройство. Моя задача — напугать людей.

— Как вам удалось вынести плутоний из лаборатории? — Литтл пожал плечами.

— Я был ответственным за безопасность лабораторных материалов. Раньше система контроля была очень строгой, но в течение десятилетий никаких прецедентов не возникало, и бдительность постепенно ослабла. Появилась возможность для махинаций с количеством подотчетного материала. Все выходы из здания снабжены счетчиками Гейгера, соединенными с сигнализацией: в мои обязанности входило ежедневно проверять их исправность. Вы знаете принцип действия счетчика: это обычный электрод, укрепленный внутри цилиндра с инертным газом, реагирующий на изменение электрического поля в результате ионизации. Счетчики были подключены к электрической сети, и я попросту отключил один из выходов от источника питания. В течение долгих лет счетчики ни разу не срабатывали, за исключение тех случаев, когда проверяли их исправность. Они не сработали и тогда, когда я выходил наружу, нагрузив плутонием карманы своего пальто.

— Может ли счетчик Гейгера сработать рядом с бензобаком вашего автомобиля? — спросил Шейн.

— Нет, ни в коем случае. Устройство находится в свинцовом ящике.

— Ну хорошо, теперь все ясно, — вмешалась Анна. — Что мы собираемся делать?

— Минутку, — сказал Шейн. — Кто заплатил за страховку?

— Я. Мы посчитали, что сто тысяч долларов будет наиболее разумной суммой. Более крупная цифра могла бы вызвать подозрения. Интересно, можно ли приравнять случайное убийство на таможне к смерти от несчастного случая? Юристам еще предстоит поспорить по этому поводу.

— Квентин, мы же уже решили, что этого не случится! — сказала Анна.

Литтл криво усмехнулся.

— Предположим, Дессау уже обратился в таможенную службу, — сказал Шейн. — Таможенники обыщут ваш автомобиль и обнаружат бомбу. Что дальше?

— Я, как можно понять, буду очень нервничать. Когда они начнут вскрывать крышку бензобака, я выхвачу револьвер, и тогда они меня пристрелят. Дессау будет стоять рядом, и, если потребуется, сам прикончит меня в рамках самообороны. Насколько я могу судить, наказанием за мое преступление в Америке так или иначе является смертная казнь. Я хочу избавиться от судебного разбирательства и выслушивания приговора. Один меткий выстрел — и тебя уже нет.

— Квентин, — умоляюще прошептала Анна.

— Я уже говорил тебе, дорогая: ты поздно спохватилась. Допустим, мистер Шейн действительно так находчив, как ты говоришь. Но что он может сделать? — Литтл развел руками. — Мое положение безнадежно, и когда мистер Шейн осознает проблему во всей ее полноте, то он согласится со мной.

— Я еще не все понял, — сказал Шейн. — Что вам известно о Дессау?

— Очень немногое. О нем трудно говорить серьезно. От него больше разговоров, чем дела, а впрочем, позвольте мне привести вам один забавный случай. Одно время я колебался. Мне казалось странным, что столь тщательно продуманный план ведет к такой простой развязке. Пьер не стал спорить со мной, он попросту дал по зубам моей дочери, Сесиль. В буквальном смысле слова: он выбил ей зуб, и она три дня пролежала в госпитале. Это на меня подействовало.

— Как он выглядит?

— Высокий, на дюйм или два выше вас. Я бы сказал, шесть футов четыре дюйма. Бледная кожа, вид немного изможденный. Одевается по последней моде.

— Вы уверены, что его нет на борту?

— Он полетел самолетом. А в чем дело?

— Анну и вас видели вместе. Если люди недавно занимались любовью вдвоем, то это нетрудно угадать по разным мелким признакам. Пытаясь поговорить со мной, Анна вытащила меня из-за покерного стола, а потом лягнула в ногу. — Это произошло на глазах у игроков. Некоторое время спустя, когда я шел к себе в каюту, на меня напади двое. Они явно пытались устранить меня, чтобы я не смог поговорить с Анной и с вами. — Литтл был поражен.

— Этот случай не может иметь отношения к нашему плану, — с трудом сказал он. Пьер все время повторял мне: «Самое замечательное, что мы все сделаем одни, без помощников. Они могут испортить все дело. Только вы и я».

— Остается одно: вынуть бомбу и бросить ее в море, — сказала Анна.

— Даже если предположить, что вам удастся проникнуть в трюм без разрешения, отсоединить бензобак без соответствующих инструментов, поднять его наверх без автопогрузчика и выбросить за борт — что от этого изменится? Таможенный инспектор все равно полезет в автомобиль. Ага, бензобака нет. «Как вы объясните этот факт, доктор Литтл?» Они пошлют запрос в Кемберуэлл, и кража будет обнаружена. Итак, я — физик с левацкими взглядами, укравший плутоний с целью продажи врагам. Представляю, в каком виде я выйду из тюрьмы через двадцать лет. Нет, это невозможно.

Шейн лихорадочно размышлял. История выглядела фантастично и одновременно, как это часто случается в жизни, правдоподобно. Пьеру Дессау был нужен именно такой человек, как Литтл: ядерный физик, способный украсть компоненты для бомбы, человек, имеющий проблемы с женой, с детьми, с финансами, склонный к самоубийству. Все известные случаи контрабанды можно разделить на несколько категорий. Вопрос состоял в том, куда поместить Литтла: был ли он мошенником, или жертвой мошенничества?

— Существует ли возможность того, что бензобак могли поменять?

— Я приехал на этой машине в порт и видел, как ее поставили на стоянку в трюме.

Шейн бросил потухшую сигарету в пепельницу.

— Ну и как вы хотите выпутаться из этой истории? — спросил он.

— Сказки со счастливым концом — это не по моей части, — сказал Литтл. — Да и возможен ли в принципе счастливый конец? Разумеется, вы можете убедить капитана вернуться в Англию, и я верну плутоний на место, пока никто не обнаружил пропажу.

— Вы можете это сделать? — быстро спросила Анна.

— Мои полномочия действительны лишь на территории Соединенных Штатов. А чем в это время будет заниматься Дессау? Как насчет таможни?

— Послушайте, — возбужденно сказала Анна. — Давайте скажем так: Майк обо всем позаботится. Не спрашивайте меня, каким образом. Предположим, Квентин, ты расторгнешь контракт с «АМКО». Ты сможешь вернуться на старую работу?

— Без труда. В Англии не так уж много специалистов моей квалификации.

— Майк, я понимаю, что это почти невозможно, но можешь ли ты придумать какой-нибудь способ…

— Если все, что я слышал — правда, то не могу. С другой стороны, я думаю, что услышал не всю правду, — Шейн испытующе взглянул на физика. — Сколько у вас с собой имеется денег?

— Вы хотите сказать, в качестве платы за работу? Для вас, я думаю, недостаточно. Я бы мог дать вам расписку.

— Я не прибегаю к такой форме договора с незнакомым клиентом, если мне не платят аванса. У меня сложилось впечатление, что единственной гарантией вашей кредитоспособности является страховой полис. Выделите мне одну треть страховой суммы, и я посмотрю, что можно сделать.

— Но это значит, что вы получите деньги лишь в случае моей смерти, — изумленно сказал Литтл.

— Судя по вашему рассказу, вы можете считать себя счастливчиком, если проживете еще хотя бы сорок восемь часов. Если вы останетесь живы, то выплатите мне пять тысяч долларов с рассрочкой в два года.

— Отлично. Я согласен, — без колебания сказал Литтл. Несколько минут ушло на заполнение документов.

Литтл вписал имя и фамилию Шейна в свободную графу, где перечислялись наследники страховой суммы, и Анна заверила его подпись. Затем физик написал письмо в лондонскую страховую компанию и отдал копию письма Шейну. Странным образом эта рутинная работа заметно улучшила его настроение.

— Ну вот, ставки сделаны, — удовлетворенно сказал он. — Если получите деньги по страховому полису, не заботьтесь о доставке моего тела в Англию. Я хочу, чтобы меня кремировали, а пепел спустили в канализационную систему города Майами.

— Вы просто вампиры! — в сердцах сказал Анна.

— Давайте не будем касаться профессиональных вопросов, — шутливо предложил Литтл. — Если Шейн может что-нибудь сделать, он это сделает, а я больше не хочу ни о чем думать. Ты останешься со мной, дорогая? Меня нужно приготовить к похоронному обряду.

— Наверное, — неуверенно сказала она. — Майк, можно я минутку поговорю с вами наедине? Меня не нужно посвящать в ваши планы, я хочу лишь узнать ваше мнение о возможности благоприятного исхода.

— Ты вернешься? — тихо спросил Литтл.

Она подошла к физику и поцеловала его в щеку.

— Через минуту или даже раньше.

Они вышли в коридор. К удивлению Шейна, Анна сразу же начала плакать.

Он позволил ей упасть ему на грудь, хотя мысли его были заняты совсем другим предметом.

— Я и подумать не могла, что впуталась в такую историю, — прошептала она. Слова звучали неразборчиво, приглушенные тканью рубашки. — Я ведь… ведь я всего лишь хотела немного развлечься. Я чувствовала себя сестрой милосердия, — она резко отодвинулась. — Как школьница, вся душа нараспашку.

— Мне не нужно ничего объяснять.

— Я объясняю не вам, а себе. Я никогда… никогда не воспринимала секс так серьезно, как другие люди. А теперь… он храбрится, но что с ним будет, когда я его оставлю? А ведь мне придется это сделать. Проклятое любопытство! Я хотела понять, что его угнетает. Ну вот, теперь я поняла. Мне нужно идти к нему, Майк. Он по-прежнему хочет, чтобы его застрелили.

— Почему вы так думаете?

— Сейчас скажу. Секс — это не лекарство. Он остался таким же, каким был, но пытается убедить меня в обратном. Полагаю, из вежливости. Он говорит, что может вернуться на старую работу, прекрасно понимая, что это невозможно. Вдобавок ко всему, он очень испуган.

— Значит, вы поверили ему.

— Я всегда верю тому, что говорят мужчины после оргазма, это мое правило. Господи, он пытается изобразить из себя радикала, но политически он невинный младенец, Майк. Он просидел все эти годы внутри атомного ядра. Кто может сказать, какие беды нас еще ждут впереди?