Кандида вскинула голову и посмотрела на Шейна. Потом, когда раздался повторный звонок, с её губ слетело выразительное ругательство, сочное англо-саксонское словечко, которое не входит в лексикон благовоспитанных девушек.

— Черт, в самый неподходящий момент!

— Не отвечай.

— Это, должно быть, Хэл. Если я не отвечу, он вернется выяснить, что случилось.

Шейн приподнял загипсованную руку и помог Кандиде встать.

Она легонько чмокнула его в уголок рта.

— Чтобы вы не забыли, на чем мы остановились.

— Почему ты не бросишь его, Кандида?

— Глупый вопрос. С завтрашнего утра я становлюсь полноправным компаньоном, и получаю половину доходов. Не так уж плохо для скромной девушки.

Телефон не унимался. Кандида сняла трубку, зажала её ладонью и договорила Шейну:

— И не уверяйте меня, что, как только наша фирма пойдет ко дну, он тут же прикинется, что меня не знает. Именно поэтому я надеюсь удержать её на плаву.

Она сказала «алло». До ушей Шейна донеслась звонкая скороговорка телефонистки.

— Майкл Шейн? — переспросила Кандида, приподняв брови. — Да, он здесь.

Она передала трубку Шейну. После того, как телефонистка убедилась, что Шейн слушает, в трубке возник мужской голос.

— Говорит Холлэм, — представился он. — Я вас повсюду разыскиваю. Джос дал мне этот номер.

— Лучше я перезвоню вам сам, — ответил Шейн. — Есть кое-что новое.

— Так я и понял. Хорошо, я подожду вашего звонка. Я в «Мейфлауэре». Только хочу, чтобы вы знали, из-за чего я вас искал. Тогда, если у вас возникнут вопросы, вы сможете задать их мне, когда перезвоните. Так вот, я хочу, чтобы вы прекратили расследование.

— Вы уверены, что именно этого хотите, мистер Холлэм? — спокойно переспросил Шейн.

— Конечно, уверен! — Холлэм явно не привык к тому, что его слова подвергают сомнению. — Я только что беседовал с адвокатом, который ведет наше дело с Патентным управлением, и мы пришли к выводу, что в результате разбирательства больше потеряем, чем выиграем.

— Мне кажется, дело не только в этом.

— Вы совершенно правы, — холодно подтвердил Холлэм. — Учитывая все факторы, все «за» и «против», мы решили сократить наши расходы. Ваш гонорар, конечно, будет выплачен вам полностью.

— При условии, что я умываю руки — вы это имеете в виду?

После некоторого молчания Холлэм произнес:

— Мне не нравится ваш тон, Шейн. Я нанял вас выполнить вполне определенную работу и заплатил приличный задаток. Больше я в ваших услугах не нуждаюсь.

Шейн протянул опустевший стакан Кандиде.

— Налей еще, малышка. Мне предстоит долгий разговор.

Кандида замотала головой.

— Я хочу послушать. Чего он хочет — уволить вас?

— Пытается, — ответил Шейн. — Но меня порой непросто уволить.

Он не прикрывал рукой микрофон, и в ухо ворвался голос Холлэма:

— Вы, наверное, хотели, чтобы я услышал это. Вы с мисс Морз разговариваете? Насколько я знаю, именно она организовала ваше избиение.

— Ну и что? Зато она чертовски привлекательная девушка, — ухмыльнулся Шейн.

Кандида благодарно махнула сигаретой, которую только что закурила.

— Пусть она и привлекательная, — резко заговорил Холлэм, — но я считаю неразумным обсуждать этот вопрос в присутствии платного агента «Юнайтед Стейтс Кемикал». Перезвоните мне потом с другого телефона.

— Хорошо. Я не хочу прекращать расследование. Дело как раз набирает самые обороты.

— По-моему, вы ещё и выпили лишнего, — не скрывая неодобрения, сказал его собеседник. — Что ж, если вы не понимаете, попробую объяснить яснее. Так вот, Шейн, я отказываюсь оставаться вашим клиентом. Вполне возможно, что после следующего заседания Совета директоров в управлении нашей фирмы произойдут кое-какие изменения. Тогда это решение могут и отменить, но с данной минуты вы на нас больше не работаете. Это понятно?

— Вполне, — непринужденно отозвался Шейн. — А когда вы возвращаетесь?

— Завтра. Здесь мне больше делать нечего. Но я хотел бы услышать от вас более четкий ответ, Шейн. Вам, кажется, следует выплатить ещё восемь тысяч долларов, не так ли? Посылать вам чек или нет?

Шейн не стал торопиться с ответом.

— Лучше — нет, — сказал он наконец и повесил трубку.

— В чем дело? — полюбопытствовала Кандида.

— Сама знаешь. Давай-ка займемся расписанием.

— Нет, постойте. Я пытаюсь сообразить, как отразится на наших отношениях то, что вы потеряли клиента.

— Ерунда. Мне ничего не стоит найти другого. Сейчас я подумываю об этом… как его… Вспомнил — Перкинсе, из «Юнайтед Стейтс Кемикал».

Кандида насупилась, и в ту же секунду снова зазвонил телефон. Шейн кивнул в его сторону, но Кандида замотала головой:

— Это наверняка вас.

Шейн снял трубку и произнес «алло». Ему ответил голос Джоса Деспарда.

— Номер был занят. Неужто старик добрался до вас?

— Да, только что. Как вам удалось убедить его отозвать меня?

— Что? — насторожился Деспард.

— Он отказался выплатить мой задаток. Впрочем, мы так и договорились. Это вовсе не означает, что я покончу с собой от огорчения.

Деспард присвистнул.

— Ну и дела. Нет, я тут ни при чем. Что же теперь со мной будет?

— Ничего не изменится, — заверил его Шейн. — Правда, теперь негативы, на которых запечатлены вы с Диди, находятся в моих руках.

Шейн услышал, как Деспард судорожно сглотнул.

— Сколько… сколько вы за них хотите?

— Они не продаются, — ответил Шейн. — Я такими делишками не занимаюсь. А зачем вы ему звонили? По поводу его сына?

— Господи, откуда вам все известно? Да, круг, кажется, сужается. Вы велели мне пораскинуть мозгами, и я отправился в бар — дома мне плохо думается. За второй рюмкой бренди я вдруг вспомнил что-то про Форбса. Про его битниковские наклонности. Сомнительные связи с борцами за гражданские права и им подобными. И про одну из его девиц. Сколько я его знаю, он вечно крутит романы. Имени её я не помню, но зато вспомнил, что ему нужны были деньги на аборт.

— В апреле? — быстро спросил Шейн.

— Нет, раньше. В конце прошлого года, кажется. Он пригласил меня на обед и попросил одолжить восемьсот долларов. Девица хотела делать аборт в Пуэрто-Рико. Мне сразу показалось, что восемьсот долларов — это многовато. Я, конечно, сочувствовал ему… я всегда сочувствую согрешившему собрату, но, чтобы набрать такую сумму, мне пришлось бы продать кое-какие акции. Одним словом, миссис Деспард не одобрила бы такую финансовую операцию ради того, чтобы выручить совершенно незнакомого человека, тем более — чтобы оплатить незаконный аборт.

— Вы не дали ему денег?

— Нет. И ещё одно соображение. Он — единственный ребенок в семье. Это, несомненно, сказалось на том, что он так часто влипал в разные неприятные истории.

— Например? — спросил Шейн.

— С машинами, девицами… ничего особенного. Мать его всегда выручала. А потом отец, когда мать заболела. В конце концов, мы решили, что пора ему взяться за ум. Я сказал «мы», потому что это было семейное решение. Зять попросил нас помочь, и мы согласились. С тех пор Форбс уже сам нес ответственность за свои поступки.

В голосе Деспарда вдруг послышались смущенные нотки:

— Я знаю, как вы можете воспринять мои слова, но тем не менее я всегда крайне серьезно относился к своим родительским обязанностям. У меня трое чудесных детишек. Учителя их очень хвалят.

— Кто же оплатил аборт? — нетерпеливо прервал его разглагольствования Шейн. — Его отец?

— Я и звонил ему сегодня, чтобы это выяснить. Он отнекивается. Но это ничего не значит. У них уж так повелось — старший Холлэм клянется сыну, что выручает его в самый последний раз, но после очередной передряги все повторяется. Впрочем, с выводами я бы спешить не стал. С другой стороны, если в декабре его девице понадобилось восемьсот долларов, не исключено, что потом её запросы выросли.

Слушая Деспарда, Шейн рассеянно следил, как Кандида подправляет макияж перед трюмо. Отложив в сторону кисточки, она взяла помаду.

— Где вы находитесь, Деспард? — спросил Шейн. — Похоже, вы взяли верный след.

Деспард назвал бар и согласился подождать.

— И ещё один вопрос, — сказал сыщик. — Сколько времени вы были знакомы с Уолтером Лэнгорном?

— Всю жизнь, — ответил Деспард. — Правда, мои сестры знали его гораздо лучше, но встречались мы достаточно часто — на пикниках, вечеринках и тому подобное. Только не переключайтесь снова на меня, Шейн. Займитесь Форбсом. Уолтер Лэнгорн не продавал секрет краски.

— Об этом мы ещё потолкуем, — устало произнес Шейн.

— Так вы, похоже, не собираетесь умывать руки? — поинтересовалась Кандида, когда он положил трубку.

— Угу, — задумчиво пробормотал Шейн, потирая подбородок.

— А я-то слышала, что Майкл Шейн и шагу не ступит, если ему не заплатят.

— А мне заплатят.

Кандида бросила помаду в сумочку.

— Страшно подумать — я едва не разболтала вам все, что знала. Вы меня так запутали, что я забыла, на каком я свете. Кстати, мы занимаемся чрезвычайно полезным и благородным делом. У крупных корпораций, вроде деспардовской, есть огромное и несправедливое преимущество — несметное богатство позволяет им контролировать рынок. Мы же с Хэлом помогаем выжить и удержаться на плаву мелким сошкам… что же в этом дурного? Так вот, за последние пять минут я раз пять меняла свое мнение, но теперь пришла к окончательному выводу: мы с вами играем за разные команды. Давайте так и оставим.

— Если ты имеешь в виду секс, то инициатива была не моя.

— О, я такая ужасная! Соблазнять мужчину, который может отбиваться от меня лишь одной рукой! Ничего, за это выглажу вашу рубашку.

Она отправилась в ванную, и тут же вернулась, держа в руках мокрую рубашку Шейна. Потом установила гладильную доску и тихонько добавила, глядя в сторону:

— Хотя целоваться было вполне приятно.

— Черта с два! — расхохотался Шейн. — Ты думала совсем о другом. Кстати, где тебя искать, если что-то случится?

— Здесь. Я должна дождаться звонка от Хэла. А что может случиться? Вы предлагаете нам безоговорочную капитуляцию, а я хочу ещё побороться.

Несколько раз проведя утюгом по рубашке, Кандида вдруг отложила её в сторону.

— Почему-то вы меня нервируете, Майкл. Придется вашей рубашечке досохнуть на вас.

С этими словами она швырнула ему рубашку. Потом, увидев, каких трудов стоит сыщику влезть в мокрую рубашку, она пришла к нему на помощь. Разгладив на нем рубашку и поправив повязку для гипса, девушка быстро отступила.

— Вы, кажется, спешите. Уходите, прошу вас. Не то, если вы задержитесь ещё на тридцать секунд, я снова передумаю, а это будет совсем нелепо, верно?