В ногах убитого глухо скулил красавец лабрадор с грустными смышлеными глазами. На гвозде, вбитом в заднюю стену засидки, свешивалось ружье замечательное, легкое изделие английского образца. Другое ружье, крупнокалиберный дробовик, лежало у ног Лэнгорна. Быстро осмотревшись по сторонам, Шейн заприметил ещё один занимательный предмет — серебряную фляжку, оставленную на скамье.

Стоя за спиной Шейна, Форбс сдавленно охнул, точно ему ударили под ложечку. Шейн повернулся к его отцу. Холлэм-старший весь как-то съежился, и стоял, ссутулившись и уронив руки. В уголке его рта блестела капелька слюны.

— Как это случилось? — спокойно спросил Шейн.

— Не знаю. — Холлэм с горечью уставился на лужу у своих ног. — Понятия не имею.

Он испустил долгий прерывистый вздох. Его глаза медленно поднялись по крепкому мускулистому телу Шейна. Взгляд задержался на рыжей шевелюре сыщика. Встретившись с Шейном глазами, Холлэм слегка тряхнул головой, словно стараясь пробудиться от тяжелого сна.

Сыщик протянул ему собственную фляжку.

— Выпейте немного. Расскажете все немного позже. Прежде придите в себя. После пары глотков вам полегчает.

Холлэм продолжал трясти головой. Рука его потянулась было к бутылке, но он её отдернул.

— Нет. Они могут по запаху подумать, будто я пил. А я трезв как стеклышко. Я вообще весьма воздержан, Шейн. Четыре унции виски перед ужином, ну и иногда ещё стаканчик на сон грядущий. Но до обеда я никогда не притрагиваюсь к спиртному.

— Значит, это фляжка Лэнгорна? — спросил сыщик.

Холлэм замигал и выпрямился. Он начинал приходить в себя, хотя кулаки его были по-прежнему сжаты. Форбс едва успел отойти на пару шагов к зарослям камыша, как его вывернуло наизнанку.

— Фляжка, — повторил Холлэм. — Серебряная фляжка. Да, безусловно, она принадлежит Уолтеру. В Нью-Йорке, в салоне «Тиффани», она стоит сто двадцать пять долларов. Я это случайно узнал. Подумать только — сто двадцать пять зеленых! — Он судорожно дернулся. — Господи, Шейн, он сидел здесь и пил, и отпускал при этом свои едкие замечания! Я знал его с десяти лет. Прекрати! — резко приказал он сыну. — Или отойди подальше!

Со стороны следующей засидки показался его шурин Джос Деспард. Он зашагал по направлению к ним — длинный, неуклюжий, в высоких болотных сапогах, которые к тому же были ему велики. Холлэм зачерпнул пригоршню соленой воды и плеснул себе в лицо. Затем он выпрямился в полный рост. С лица его капала вода.

— Эй, Холлэм! — громко окликнул Деспард. — Что за балаган вы тут устроили? Всю маскировку нам срывает. Особенно вы, Шейн, с вашей огненной шевелюрой.

Голос Холлэма прозвучал ровно, почти обыденно.

— Я только что застрелил Уолтера.

— Что?!

— Ну да, этот болван вдруг выскочил прямо перед моим ружьем.

Деспард, ничего не понимая, ошалело помотал головой и перевел недоумевающий взгляд на Шейна.

Сыщик сказал:

— Придется вызвать шерифа, никуда не денешься. Пойдите и позвоните ему.

Деспард снова взглянул на Холлэма.

— Ты что, застрелил Уолтера Лэнгорна? — тупо переспросил он. — Уолтера?! — Внезапно глаза его сузились. — С чего ты взял, что это он? Может, ты спятил? Или — пьян?

— Это несчастный случай, и только, — холодно ответил Холлэм. — Пусть все хорошенько это усвоят. Иди звони шерифу.

Чуть помедлив, Деспард повернулся и направился к «джипу». Шейн предложил Холлэму сигарету. Тот отказался. Форбс вышел из камышей. Он был бледен и дрожал с ног до головы.

— Шериф знает меня, — сказал Холлэм. — Его фамилия Бэнгарт.

— А зовут как?..

Холлэм на секунду задумался, потом ответил:

— Олли Бэнгарт. Его избрали в прошлом году — кстати, мы оказывали ему на выборах всемерную финансовую поддержку. Господи, как же меня угораздило! Что угодно отдал бы, лишь бы этого не произошло. Я целился в утку. Но слишком низко. А когда поймал её на мушку, прямо передо мной выскочил Уолтер и упал прямо на ружье. Слишком поздно было что-либо предпринимать.

— Так он упал? — переспросил Шейн.

Холлэм потер лоб.

— Нет, не мог он падать. Он надвигался на меня, растопырив руки. Но как он оказался перед засидкой? Он же не слезал со скамейки целое утро. Позвольте, я сяду. — Он шагнул к засидке. — Нет. Не здесь.

Кивком головы Шейн велел младшему Холлэму подойти.

— Проводите его к домику, а я здесь подожду шерифа.

— Мы немного повздорили, — добавил Холлэм. — Он, как всегда, не уступал. Да и я уперся, как баран. Как только ему в голову приходит какая-нибудь мысль — её оттуда уже не выбьешь, разве что динамитом.

Форбс взял отца под руку. Тот отмахнулся.

— Не надо. Я в порядке. Захватите мое ружье, Шейн.

— Хорошо, — ответил тот.

Оба Холлэма направились через болото к дороге. Проводив их взглядом, Шейн снова зашел в засидку и осмотрел тело, пытаясь определить, под каким углом был сделан выстрел. Уже слетелись мухи. Шейн снял свою непромокаемую охотничью фуфайку и накрыл окровавленную голову.

Выйдя наружу, он закурил сигарету. Начинался прилив. Он слышал над головой шелест крыльев, затем со стороны последней засидки, на четверть мили к югу, донесся хлопок выстрела.

Прошло полчаса. Наконец со стороны гравиевой дороги послышался шум автомобиля. Машина подъехала на большой скорости и резко остановилась. Из неё вышли трое мужчин — все как на подбор высокие и крепкие. Издали они казались даже похожими друг на друга, но сразу было видно, что тот, кто посередине, — сам шериф.

Часом позже Шейн вошел в охотничий домик, где царило напряженное молчание. Домик из растрескавшихся кипарисовых бревен был низким, непритязательным с виду, в нем была одна большая гостиная, отделяющая кухню от единственной спальни. Шейн мгновенно подсчитал по головам присутствующих. Бегли все ещё не было.

Перед большим камином сидел в кресле старший Холлэм, погрузившийся в разгадывание кроссворда. Шейн приблизился.

— Будьте любезны, давайте выйдем на минутку.

Холлэм поднял глаза. Помолчав, он дописал начатое слово, скомкал газету и швырнул её в камин.

— А где шериф?

— Подойдет через пару минут.

Они вышли и сели в один из открытых «джипов». Лицо Холлэма приняло свой обычный цвет, но он по-прежнему казался настолько взвинченным, что, казалось, взорвется от малейшего прикосновения.

— Что сказал шериф?

— Немного, — ответил Шейн. — Да он и не торопился что-либо говорить. Много болтать не в его привычках.

— Это точно.

— Он хочет вместе с вами шаг за шагом восстановить, как все это произошло. Но у меня на это времени нет. Скажите, о чем вы повздорили с Лэнгорном?

Холлэм обеими руками вцепился в руль.

— Да так, обычное дело. О том, как я руковожу фирмой. Мы цапаемся по этому поводу каждые две недели вот уже пятнадцать лет.

— А точнее?

Холлэм после некоторого колебания, ответил:

— Ему не понравилось, что расследование кражи Т-239 вынесли за пределы нашей фирмы. И вообще вина целиком моя — из-за того, что мы не внедрили разработку в производство сразу после предварительных испытаний. Ох, как непросто было принять такое решение. Но если бы я поспешил, а потом случилось непоправимое, то правление имело бы все основания требовать моей отставки. Уолтер настолько раскипятился, что перестал себя контролировать. Даже в очередной раз заявил, что уходит. Я ответил уклончиво, и тут откуда-то выпорхнула утка. Я вскинул ружье, а он вдруг очутился прямо перед самым дулом.

— Он не был пьян?

Холлэм покачал головой.

— По его виду судить было нельзя. Он не запинался и говорил вполне связно.

— Не можете ли вы припомнить, что именно вы сказали, перед тем, как выстрелили? Это может быть очень важно.

Холлэм задумался.

— То, что я сказал, касалось вас. Точно, я ответил, что надо подождать до тех пор, пока мы убедимся, оправдаете ли вы свою репутацию. Что-то в этом роде.

— Как вы думаете, это он передал Бегли материалы о краске?

Холлэм нетерпеливо тряхнул головой.

— Конечно, нет!

— А Форбс не считает это невозможным?

— Форбс просто не знает, что говорит! — огрызнулся Холлэм.

— Вы в курсе, что Лэнгорн связался с Кандидой Морз из фирмы Бегли? — спросил Шейн.

— Что вы имеете в виду под словом «связался»? Ну, видели их вместе на какой-то вечеринке. Мы не знаем, кто из них больше к этому стремился, и не знаем, о чем они беседовали. Я не могу подозревать человека на основании подобных улик.

— Как у него было с деньгами?

Холлэм пожал плечами.

— Платили мы ему неплохо. Тратить деньги ему было не на кого. И мне всегда казалось, что он время от времени получает небольшое наследство от бесчисленных тетушек. О женщинах он никогда не распространялся. Так что, возможно, лить о нем слезы будет некому.

— История с краской тянется вот уже несколько месяцев. Если вы не считаете, что виновен Лэнгорн, то кого вы подозреваете? — спросил Шейн, поедая его глазами.

— Я подозреваю всех, — ответил Холлэм-старший. — И это чертовски противно. И каждый так — подозревает каждого. Наши отношения дали трещину, и пока мы не отыщем истинного предателя, все будут держать камень за пазухой.

— Форбс сказал, что он уже сам себя подозревает. Надо полагать, это не всерьез. И тем не менее — что вы думаете о такой возможности?

При имени сына рука Холлэма резко дернулась и надавила на клаксон. Раздался резкий сигнал.

— Простите. Нет, я и мыслей таких не допускаю. Форбс унаследует половину моих акций. Это противоречило бы здравому смыслу. Я не стану препятствовать вашему расследованию, но, на мой взгляд, тут вы попусту потеряете время. Я думаю, Форбс имел в виду, что ему предоставлялась такая возможность. Но то же самое можно сказать и о пятнадцати, а то и двадцати других людях. Лучше бы вы побеседовали с мисс Мак-Гонигл из нашего секретного отдела.

— Это первое, что я бы сделал, будь у меня время, — ответил Шейн. — Но если надо до понедельника докопаться до чего-нибудь стоящего, мне придется браться за дело с другого конца.

— Вы имеете в виду Бегли? — спросил Холлэм.

— Фирму Бегли. Сам Бегли и по сей день занимался бы всякой ерундой, если бы не Кандида Морз. Она — мозговой центр всей операции. Но сегодня Бегли явно выпал в осадок — возможно, до завтра. Обычно он не теряет над собой контроль, хотя вовсе не дурак выпить. Но на этот уик-энд он явно получил инструкцию как следует надраться и не просыхать — чтобы никто и не вздумал полезть с вопросами.

— Ну, вам виднее, — с сомнением ответил Холлэм. — Но если вы напрямую подкатитесь к этой дамочке Морз и поинтересуетесь, что за шуры-муры у неё с фирмой Деспардов, то с какой стати она вам все выложит?

Глаза Шейна смотрели жестко.

— Я вовсе не так собираюсь действовать. Для начала я слегка на неё надавлю. У нас старые счеты. Мой вариант может и не сработать, но сейчас я не вижу другого способа быстро чего-то достигнуть. Если это не удастся, приеду в понедельник в фирму и начну подряд проверять….

Откуда-то на высокой скорости вынырнул и стремительно приближался черный «шевроле».

— А вот и шериф. Если бы он разговаривал так же быстро, как ездит, я бы, так и быть, подождал конца вашей с ним беседы. Но он может донимать вас целый день. Ваш самолет на взлетной полосе?

— Да. Если нужно, воспользуйтесь им. Может, с вами ещё кто-то захочет вернуться.

«Шевроле» резко притормозил перед домиком.

— Как вы думаете, — спросил Шейн, — возможно ли, чтобы Лэнгорн совершил самоубийство?

— Самоубийство?! — изумился Холлэм.

— Ну да, — сказал Шейн. — Он же буквально бросился под ваше ружье. Ведь далеко не все могут пойти на то, чтобы лишить себя жизни своими же руками.

Холлэм, прищурившись, следил за приближающимся шерифом и не ответил. Шейн продолжил, внимательно наблюдая за ним:

— Есть и третья возможная версия. Преднамеренное убийство.

Пальцы Холлэма на руле побелели.

— Кажется, я понимаю, Шейн, что вы пытаетесь подготовить меня для беседы с шерифом до утра. Но я сомневаюсь, чтобы Олли Бэнгарт был способен взглянуть на дело под таким углом. Вы, должно быть, думаете, не признался ли Уолтер в том, что предал нас, после чего я, потеряв самообладание, застрелил его. Запомните — это не так. Верно, интересы компании — это мои интересы, но вам кто угодно скажет, что меня нелегко вывести из себя.